Всё могут короли

* * *

А на следующий день в резиденции императора зазвенел звонок. Сам он, впрочем, всё ещё находился в кровати.

— На проводе Лондон, сир, — доложил слуга Жакоб.

— Лондон? Мэгги?

Наполеон в два счёта выскочил из постели и добежал до телефона:

— Слушаю!

Но это была не Мэгги. На другом конце провода находился Аткинс, министр иностранных дел Британии:

— Я хотел бы проинформировать вас о событии, которое вчера произошло в Швейцарских Альпах.

— Что? — удивился Наполеон. — Каких ещё Альпах? Что там могло произойти?

— Вчера в Швейцарских Альпах, — пояснил Аткинс, — прошла конференция территориальных образований, входящих в состав Французской Империи. Вернее, входивших.

— То есть как "входивших"? — не понял Наполеон.

— Руководители Франции, Швейцарии, Голландии, Италии, Испании и Рейнского Союза, — перечислил Аткинс, — приняли решение о разделе Империи на независимые самостоятельные государства.

— Простите, — переспросил Наполеон, — вы упомянули в этом списке также и Францию?

— Да, да, — подтвердил Аткинс, — мистер Бориэль также подписал Альпийские Соглашения.

— Но почему же они, — беспомощно произнёс Наполеон, — хотя бы не сообщили...

— Они сообщили об этом событии в Лондон. А я как раз и сообщаю вам.

— Чёрт возьми, — попробовал возразить Наполеон, — но как же такое возможно? Неужели вы, британцы, можете признать подобное беззаконие? В конце концов, я — император Франции, и только я один имею право решать такие вопросы.

— К сожалению, — немного замялся Аткинс, — это не совсем так. Франция больше не является Империей.

— То есть как? Меня опять низложили?

— Я рекомедую вам включить телевизор.

Как и полгода назад в Англии, картинка на телеэкране оказалась весьма информативной. Нажав на кнопку пульта, Наполеон увидел зал заседаний парламента — и всё того же Бориэля на трибуне:

— Поскольку Наполеон Бонапарт, — говорил первый министр, пытаясь перекричать радостный шум и аплодисменты, — в последнее время совершенно отошёл от дел, а наследников у него нет и не предвидится, мы можем с уверенностью заявить, что династия Бонапартов подходит к концу, а империя совершенно изжила себя как форма государственного устройства. Теперь, когда испанцы и итальянцы, голландцы и швейцарцы получили наконец свободу и независимость, необходимость в империи просто-напросто отпала сама собой. А потому Франция, свободная среди свободных, равная среди равных, не может не вернуться к своим славным корням, заложенным ещё двести лет назад. Да здравствует Французская Республика!!!

Услышав последовавшие за этими словами новые аплодисменты, Наполеон почувствовал страшную головную боль. Собрав последние силы, он дотянулся до пульта и выключил телевизор.

После чего повесил телефонную трубку.

* * *

— Признаюсь вам честно, — смущённо улыбнулся обозреватель BBC Джек Спенсер, — когда я узнал, что именно мне предстоит взять у вас первое интервью после вашего выхода в отставку, то был необычайно польщён. Ведь именно вы, мадам, согласно всем опросам общественного мнения, являетесь самым лучшим премьер-министром Британии за всю её историю. Что и немудрено — ведь именно под вашим мудрым руководством Британская Империя выиграла Прохладную Войну!

— По правде говоря, — также смущённо улыбнулась Железная Мэгги, — во многом мне просто повезло. Я всего лишь оказалась в нужном месте в нужное время. Хотя, не спорю, кое-какие усилия мне приложить всё-таки пришлось.

— Нет никакого сомнения, — продолжил Спенсер, — что сейчас, уйдя на заслуженный отдых, вы будете вспоминать об этих славных днях с гордостью и чувством глубокого удовлетворения...

— Вы знаете, Джек, я бы так не сказала, — лицо Мэгги неожиданно погрустнело. — Дело в том, что... бывали и такие случаи, когда мне приходилось... участвовать в весьма грязных... скажем так, комбинациях.

— О да, конечно, — кивнул Спенсер, — мы все знаем, что политика чистыми руками не делается. И всем нам, увы, иногда волей-неволей приходится идти на компромисс с собственной совестью. Такова жизнь.

— В том-то и дело, — покачала головой Мэгги, — что мне пришлось так поступить не столько "волей", сколько "неволей". Возникли некоторые... обстоятельства, из-за которых мне пришлось... жестоко обидеть... некоторых из людей, которые были мне... очень дороги.

— В самом деле? — заинтересовался Спенсер. — Не будете ли вы так любезны рассказать телезрителям более подробно об этих... спорных моментах вашей блистательной карьеры?

— Нет, это невозможно, — твёрдо сказала Мэгги. — Я не могу назвать никаких конкретных имён, равно как и обстоятельств.

— В таком случае, — недоумённым и вместе с тем сочувственным тоном сказал Спенсер, — может быть, у вас есть возможность... помириться с этими дорогими вам людьми, объяснив им — разумеется, в частном порядке, а не на телеэкране — что же именно произошло?

— Нет, Джек, — ответила Мэгги грустно, чуть не плача, — я боюсь, что это делать уже поздно. Есть вещи, которые не прощают. Несмотря ни на какие обстоятельства.

* * *

Как громом поражённый, бывший император безмолвно сидел в гостиной своей виллы на португальском побережье. Уставившись на телеэкран.

"Боже мой, какой же я был идиот! О ком же ещё она может говорить, как не обо мне?

Как же я не понимал? Да ведь если люди из "Ми-5" так обращались со мной, то почему же они не могли повлиять и на Мэгги? Почему бы им не вести свою собственную игру? Ведь подчинить себе Мэгги они могли довольно простым способом — всё тем же старым добрым шантажом! Если тот глупый one-night stand мог стоить ей карьеры, то что же могла натворить информация о нашем романе?

Теперь-то понятно, что произошло. Пока я плыл в Англию на лодке "Бородино", агенты "Ми-5" наконец-то вышли из тени и приказали Мэгги сидеть тихо и не мешать. После чего они вернули меня во Францию. Вернули в состоянии шока, чтобы я не смог помешать Бориэлю...

Стоит ли удивляться, что она и не надеется на моё прощение? Но чем же является это интервью, как не завуалированной мольбой?

О, Мэгги, любовь моя, конечно же, я тебя прощаю!

Да, я потерял корону — но могу вернуть возлюбленную!

Но как? Как именно сказать Мэгги: "вернись, я всё прощу"?

Дозвониться до неё отсюда мне не удастся. Найти её — тоже: местонахождение бывших премьер-министров обычно тщательно скрывается от любопытной публики. Будь у меня в распоряжении "Секюрите"... но это осталось в той, прошлой жизни.

Тогда что же делать? Не давать же объявление в газеты?

А что, если..."

* * *

Оторвав взгляд от текста, редактор выразительно посмотрел на автора. Автор сидел, откинувшись на спинку стула. Глаза его были прикрыты.

"Неужели уснул?" — подумал редактор. — "Впрочем, такое чтиво погрузит в сон кого угодно. Кашлянуть, что ли, погромче? А может, просто тихо подняться и уйти...".

Идея редактору понравилась. Однако в этот момент Пол Корси открыл глаза.

— Вы что-то сказали? — спросил он так, как будто бы и не засыпал.

— Хм... — Редактор укоризненно покачал головой. И демонстративно снова раскрыл рукопись.

— "Тогда что же делать? Не давать же объявление в газеты? А что, если..." — прочёл он демонстративно громко последние фразы и выжидательно посмотрел на автора. В ответ автор посмотрел мистеру Хиллу в глаза, сохраняя поистине олимпийское спокойствие. Эта молчаливая дуэль продолжалась секунд десять, после чего редактор наконец сдался.

— "А что, если..."? — прочитал мистер Хилл эту фразу ещё раз, но уже вопросительным тоном. — "А что, если..." что?

— Это конец книги, — спокойно ответил автор.

— Вот как? А я, признаться, думал, что последние несколько страниц где-то затерялись, — сказал редактор, даже не пытаясь скрыть в своём голосе ехидства. Автор лишь поджал губы, явно предпочитая на этот выпад не отвечать. Выждав несколько секунд, редактор подумал, что пора переходить в решительную атаку.

— Ладно, мистер Корси. Я, может быть, старомодный дурак, помешанный на классической литературе — и потому наивно думающий, что у художественного произведения должны быть пролог, завязка и кульминация сюжета. Однако, по моему скромному мнению, большинство читателей — по крайней мере, те, что читают книги нашего издательства — также согласятся с тем, что любая книга должна иметь как минимум начало и конец. А вы с этим не согласны?

Автор неопределённо мотнул головой.

— Если вы согласны, то будьте добры, объясните — где тут конец? Или вы хотите вскорости написать продолжение — и потому следуете примеру авторов дешёвых бульварных детективов, прерывая первую книгу на самом интересном месте?

Глаза автора гневно блеснули. Его кулаки сжались.

"Всё-таки я его достал!" — подумал редактор. — "Не дошло бы до рукоприкладства".

— Нет, — произнес автор неожиданно спокойным тоном. — Вся моя книга целиком перед вами — и я даю вам слово, что никаких продолжений не будет.

"Уже хорошо!" — подумал редактор, а вслух произнёс:

— Простите, мистер Корси, но в таком случае я, признаться, не могу не заметить, что в законченном произведении автору следует хоть как-то довести до конца все сюжетные линии.

— Что вы имеете в виду? — пожал плечами автор.

— Ну, например, — ответил мистер Хилл, — я так и не понял, что же произошло с Пьером Фуше — секретарём главного героя.

— К сожалению, Наполеон об этом так и не узнал, — с некоторой грустью ответил мистер Корси.

— Но читателю-то всё равно интересно, — немного раздражённо заметил редактор, — куда же этот Пьер подевался. Почему он так и не вернулся из Англии? И даже не дал о себе знать...

— Я полагаю, — сказал автор, почему-то вздохнув, — что Пьер с самого начала работал на "Ми-5". Потому-то он в итоге и остался у своих настоящих хозяев.

— Ну вот, вполне правдоподобно, — кивнул мистер Хилл. — Почему бы вам так и не написать?

— Потому что со стопроцентной уверенностью этого не знает никто, — спокойно ответил мистер Корси. — Ни я, ни вы, ни сам Наполеон.

— Простите, но какая тут может быть "стопроцентная уверенность"? — несколько удивился редактор. — Ведь этот Пьер Фуше — не более чем плод фантазии автора... не так ли?

— Не так, — покачал головой автор. — Конечно, имена и фамилии секретарей глав государств не очень-то известны широкой публике. Но если провести некоторые исследования, то можно установить, что последнего секретаря Наполеона Восьмого звали именно так.

— Ладно, — махнул рукой мистер Хилл. — Бог с ним, с Пьером. В конце концов, его судьба на развитие сюжета не больно-то влияет. Действительно, пусть читатели сами ломают головы — был Пьер верным другом или коварным шпионом. Но как всё-таки быть с главными героями вашего повествования? Может быть, вы всё-таки прислушаетесь к совету старого редактора — и соблаговолите написать внятную концовку? Скажем, лично мне очень хотелось бы увидеть у вашей книги хороший конец.

— Это какой же? — с интересом спросил автор.

— Что-то в стиле "и они жили долго и счастливо". — быстро ответил редактор, широко улыбнувшись.

— "И умерли в один день"?

— Ну, в этом-то как раз нет необходимости. Пусть просто "жили долго и счастливо", — улыбнулся редактор ещё шире.

— Я бы, наверное, написал такой конец... — начал автор после некоторой паузы — ...но судьбы Мэгги... простите, Маргарет, и Наполеона Восьмого достаточно хорошо известны широкой публике. Она по-прежнему живёт где-то в Англии, а он находится в изгнании в приютившей его Португалии. И я бы не рискнул настолько искажать...

— Да полноте! — редактор замахал на автора руками. — Какая разница? По сравнению со всем тем, что вы уже "исказили", это будет сущей мелочью, вряд ли достойной даже внимания критиков.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил автор надменным тоном.

— А что я такого сказал? — изобразил редактор на лице выражение оскорблённой добродетели.

— Если я вас правильно понял, вы только что назвали меня лжецом. Я требую объяснений!

Редактор обратил внимание, что правая рука автора нервно сжимается в районе пояса. Ему был знаком этот жест. Во времена Французской Империи дуэли хоть и были запрещены, но иногда всё же случались. Британские авторы часто использовали этот пережиток прошлого в своих сюжетах. А некоторые недальновидные британцы, в основном из числа студентов Университетов Красного Кирпича, даже пытались ввести его в обиход на Острове.

"Только этого не хватало!" — подумал редактор. Перед его глазами возникли заголовки газет полугодовой давности: "Кровавая баня в лондонском пабе! Три трупа и 16 пострадавших!". Тогда какой-то гасконский дворянин решил, что группа подвыпивших британских офицеров своими насмешками затронула его честь — и обнажил клинок...

— Что вы, что вы! — поспешил успокоить автора редактор. — Ни в коей мере! Как только вы могли подумать? — вскочил он со стула, прижимая руки к груди в искреннем раскаяньи.

— Я всего лишь имел в виду то, что ваше художественное произведение не всегда... согласуется с новейшей историей. Что абсолютно нормально. Не будем же мы требовать стопроцентной точности, например, от Шекспира?

Лесть, похоже, подействовала. Автор перестал шарить у пояса и положил обе руки на подлокотники стула.

— Я все-таки настаиваю... — медленно проговорил он. — Где именно вы видите неточности? Признаться, я потратил определённое время на изучение предмета.

— Знаете, это замечательно! — редактор был готов на всё, лишь бы уйти от опасной темы и перевести разговор в более конструктивное русло. — Я тоже увлекаюсь историей. Нет, не новейшей, а в основном античной. Но и политическими новостями я тоже интересуюсь. Поэтому я рискну напомнить вам...

Редактор зашелестел страницами.

— Давайте начнем по порядку. Так и быть, не будем касаться сложной подоплёки ливийско-египетских отношений. Равно как и Гималайского кризиса. Хотя, честно говоря, меня несколько удивила сцена, в которой Наполеон добивается любви Железной Мэгги — а потом тут же спокойно и деловито обсуждает с ней объединение Китая. Вот уж где, простите, правдоподобия просто ни на грош.

— Вы так полагаете? — неожиданно усмехнулся мистер Корси. — А разве на самом деле так не бывает? Посмотрите, скажем, на типичную семейную пару. Допустим, муж приходит домой, целует жену, говорит "я тебя люблю!" — а она, поцеловав его в ответ и сказав то же самое, тут же начинает скучный разговор о том, что надо бы покрасить забор. Или отремонтировать входную дверь. Или подстричь газон у дома.