Всё не так

  И Франко протянул Фиделю руку.

 

* * *

 

— Я до сих пор помню то рукопожатие, — сказал Фидель. — Что ни говори, а не уважать такого человека невозможно.

  — Это верно, — кивнул Пауль, снова невольно понизив голос.

  — А больше мы с ним, конечно, так и не увиделись, — задумчиво произнес Кастро. — И теперь уже не увидимся. А жаль.

  — Ну, я думаю, — усмехнулся Зонненберг, — вы часто видели друг друга по телевизору.

  — Да, конечно, — пожал плечами Фидель, — но это ведь не то же самое...

  — А помнишь наш разговор на корабле? — попытался Пауль отвлечь друга от грустных мыслей, переведя разговор на другую тему. — Через два дня после отплытия?

  — А как же! — ответил Кастро. — В тот день я многое понял...

 

* * *

 

— Я не буду тебе врать, Пауль, — сказал Фидель Зонненбергу, с которым уже успел перейти на "ты". — Да, мы хотели совершить революцию без всякой иностранной поддержки. И все же я не понимаю, почему вы так и не пришли нам на подмогу.

  Больше в кают-компании теплохода "Август Бебель" не было никого.

  — А почему ты, Фидель, думаешь, — не сразу ответил Пауль, — что мы были в силах оказать вам весомую поддержку?

  — То есть как?! — возмутился Кастро. — Да ведь мир социализма простирается от Атлантики до Сибири! Да ведь у вас громадная территория с населением! Да ведь вермахт — самая большая в мире армия! И после этого ты еще будешь утверждать, что у вас не хватает сил?!

  — Да, Фидель, я утверждаю именно это, — грустно сказал Зонненберг. — Ты совершенно прав — мы занимаем громадную территорию. Взять хотя бы Европу — а ведь есть еще огромная Россия! Однако все эти миллионы квадратных километров вермахту приходится контролировать, охранять, защищать — как от внешних врагов, так и от внутренних. Ты можешь себе представить, сколько для всего этого нужно солдат? а техники? а миллионов рейхсмарок, идущих на военные нужды? Уже после войны Тельман понял, что Германия, образно говоря, откусила больше, чем может прожевать.

  — Но ведь у вас есть союзники! — возразил Фидель. — Почти вся Европа! Десятка два стран, не меньше!

  — Какие же это союзники? — печально усмехнулся Пауль. — На кого из них мы можем рассчитывать? Ну, на итальянцев, на испанцев. Еще на финнов. А остальные наши "друзья", Фидель, союзниками только называются. Мы ведь их к "дружбе" принудили силой. Потому-то и армии у них крошечные — да и ненадежные к тому же. Возьми хотя бы Россию. Помнишь, как пару лет назад Берия хотел Сталина из Мавзолея выбросить? А ведь потом бы и нас послал подальше, это уж точно. Хорошо еще, мы приняли меры и поставили этого предателя к стенке. Авось Хрущев поумнее окажется.

  — Да, помню, — кивнул Кастро. — Но ведь Хрущев осудил Берию...

  — Пока что осудил, да, — пожал плечами Зонненберг. — Все они до поры до времени ведут себя тихо и клянутся в вечной дружбе. Но верить им нельзя ни на грош. Все эти русские, французы, норвежцы, греки — союзники со знаком "минус", если можно так выразиться. За ними глаз да глаз нужен, так что вреда от таких союзников куда больше, чем пользы. А ведь есть еще Индонезия, доставшаяся нам в 40-м году в наследство от "освобожденных" голландцев. Пришлось и там основать Народную Республику. А ведь обстановка в Индонезии сейчас неспокойна — они того и гляди взбунтуются, тем более что их япошки с американцами подстрекают. Вот и держим там большой гарнизон. Как будто нам мало Европы и России! Так что лишних корпусов, Фидель, у нас нет. И даже дивизий.

  — Вот как оно, значит... — протянул Фидель.

  Предводитель кубинских революционеров был похож на маленького ребенка, который только что случайно узнал, что Санта-Клауса не существует.

  — Подожди! — вдруг встрепенулся Кастро. — Так что же это получается? Выходит, в холодной войне вот-вот победит Запад?

  — Да не победит Запад, не бойся, — усмехнулся Пауль. — Во-первых, военный конфликт между Западом и нами практически исключен, ибо и у нас, и у них есть атомное оружие. Во-вторых, силы Запада тоже отнюдь не велики. Как известно, в НАТО входят только шесть стран. Конечно, к этому можно добавить Дальний Восток и Австралию с Новой Зеландией, но все равно пушечного мяса у Запада не так уж много. Не забывай, что армия в Америке добровольная. И в Канаде с Англией тоже, равно как и в ДВР. Поэтому и у них сил едва хватает на то, чтобы защищаться от нас. Надо ведь держать войска на всех "прифронтовых" границах — и на португальско-испанской, и на турецко-болгарской, и на турецко-советской. И, конечно, на дальневосточно-советской. Так что победа в холодной войне не светит никому. Можно сказать, в мире существует паритет — наша планета, по сути, поделена на сферы влияния.

  — И как же именно она поделена? — спросил Фидель.

  — Европа с Россией наши, — ответил Зонненберг. — Восточная Азия — ну, это япошки. С ними никто ссориться не хочет — ни мы, ни Запад. Ведь у Японии тоже есть атомная бомба. Да и какой смысл иметь двух врагов вместо одного? Так что Сфера однозначно японская, тут спору нет. Ну, а Западу принадлежат Северная Америка, европейские члены НАТО, Австралия с Новой Зеландией, ДВР — и, конечно, Западное полушарие. Доктрина Монро и теперь живее всех живых.

  — Значит, вся Латинская Америка... — побледнел Кастро.

  — Да, Фидель, вся Латинская Америка является зоной американских интересов. Уверяю тебя, ЦРУ пристально следит за всеми южноамериканскими и центральноамериканскими странами. И как только в одной из них придет к власти левое правительство, которое потом пожелает дружить с Германией — все, через неделю-другую этому правительству конец. Тут же найдется мощная оппозиция, которую Штаты всемерно поддержат. В конце концов, Германия далеко, а Америка под боком.

  — Но ведь нам янки не мешали... — недоуменно сказал Фидель.

  — Это потому, что до сих пор им было все равно, кто у вас там на Кубе победит — Батиста или Кастро. Американцам давно уже надоели авторитарность и коррумпированность батистовского режима. Они вполне могли ожидать, что из тебя получится более приличный президент. Но как только бы ты после победы заговорил о социализме и о союзе с Рейхом... Нет, этого Америка бы не допустила.

  — Ясно... — грустно кивнул головой Кастро. — Получается, что вся холодная война состоит в том, что и вы, и Запад охраняете свои сферы влияния? А о наступлении обе стороны уже давно позабыли?

  — Ну почему же? — усмехнулся Пауль. — Есть ведь еще Африка, Ближний Восток, Индостан, наконец. Вот там действительно можно повоевать — чужими руками, конечно. Скажем, мы можем поддержать Египет и Сирию против Израиля, а Запад — Пакистан против Индии. Естественно, поддержать не войсками, а оружием — в крайнем случае, еще и военными советниками. Ну, а в Африке и вовсе раздолье — как только новая страна получает независимость, так сразу находятся местные претенденты на власть — один прогерманский, другой прозападный. Вот тут баланс сил может иногда меняться. Но на общий паритет это практически не влияет.

  — Стало быть, — вздохнул Фидель, — у африканских стран еще есть какой-то шанс хоть что-нибудь изменить. А моя Куба всегда будет стонать под гнетом американских империалистов. Так?

  — Я не очень люблю слово "всегда", — задумчиво ответил Зонненберг. — Однако в ближайшее время, боюсь, изменений к лучшему ждать не приходится...

  

* * *

 

  — А ведь я был прав, — заметил Пауль. — Ты же знаешь, что произошло в Чили, в Венесуэле, в Панаме. В каждой из этих стран правые мятежники быстро добились успеха. А вот левые восстания — как в Никарагуа, так и в Сальвадоре — были, напротив, подавлены в считанные дни. В своем полушарии Вашингтон не дремлет.

  — Да, баланс сил остался практически тем же, — признал Кастро. — Если не считать...

  — Ну да, если не считать Индонезии, где мы долго воевали, а в итоге все равно оттуда ушли, — сказал Зонненберг без особого сожаления в голосе. — Хорошо еще, она переметнулась к япошкам, а не к Западу.

  — Товарищ президент! — в кабинет снова вошел секретарь. — Извините, что перебиваю, но там на площади собрался народ.

  — Демонстрация протеста? — удивленно спросил Фидель.

  — Нет-нет, товарищ президент, что вы! — усмехнулся Мигель. — Протесты обычно на окраинах бывают. А ко дворцу люди приходят, чтобы на вас посмотреть. И послушать. Тем более что завтра юбилей.

  — Ладно, ладно, товарищ Эрнандес, — скромно потупился Кастро, немного покраснев. — Через пару минут буду. Скажу народу небольшую речь.

  — Через пару минут?! — изумился вслух Пауль, когда секретарь вышел. — А когда же ты будешь свою речь готовить?

  — А зачем ее готовить? — пожал плечами Фидель. — Придумаю что-нибудь на ходу.

  — И ты, что... всегда так делаешь? Всегда произносишь речи без подготовки?

  — Конечно, — немного недоуменно сказал Кастро. — А ваш Хонеккер разве делает по-другому? Или он вроде этого русского с бровями... как его там... ну, который без бумажки слова сказать не в силах?

  — Ну, фюрер, конечно, не чета Брежневу, — ответил Зонненберг, — но все же речи следует писать заранее, чтобы не нарушать торжественности момента.

  — Ладно, пошли на балкон, — поднялся с места Фидель.

  — Вместе? — удивился Пауль. — Лучше я тебя здесь подожду.

  — Нет, ты мне понадобишься, — сказал Кастро. — Спрячешься за занавеской — я тебе покажу, где именно — а потом, когда я скажу "вот этот человек!" — выйдешь на балкон и станешь рядом со мной. Понял?

  — Нет, не понял, — честно ответил Зонненберг, но за Фиделем все же последовал.

 

* * *

 

— Значит, ты уверен? — спросил Пауль.

  — Да, — коротко ответил Фидель.

  Опираясь на перила палубы, Кастро задумчиво смотрел за борт теплохода.

  — И твои товарищи тоже? — задал новый вопрос Зонненберг.

  — И они тоже. Мы еще утром все окончательно решили.

  — Хорошо, — кивнул головой Пауль. — Тогда я сейчас пойду и передам приказ о смене курса.

  — Передавай, — ответил Фидель, по-прежнему любуясь морскими волнами.

  Пожав плечами, Зонненберг зашагал прочь — но тут же остановился и вернулся обратно.

  — Послушай, Фидель... — спросил Пауль нового друга. — А что вы там собираетесь делать?

  — Там видно будет, — флегматичным тоном сказал Кастро. — Может быть, залижем раны, наберем новых ребят, снарядим корабли — и через пару лет вернемся домой. Высадимся где-нибудь... ну, хотя бы в Плайя-Хирон. И на этот раз все же победим.

  — Ты сказал "может быть", — заметил Зонненберг. — То есть возможно и другое развитие событий?

  — Посмотрим... — уклончиво ответил Фидель.

 

* * *

 

Как и всегда, народ на площади перед дворцом приветствовал своего президента рукоплесканиями и радостными криками, местами переходящими в восторженные вопли.

  — Товарищи! — обратился к собравшимся Фидель Кастро. — Друзья! Сограждане!

  Народ зааплодировал еще сильнее, но крики понемногу прекратились — в конце концов, невежливо перебивать человека, произносящего речь. А уж тем более любимого президента.

  — Я очень рад вас всех здесь приветствовать! — продолжил Фидель. — Я несказанно счастлив видеть людей, пришедших поздравить меня с завтрашним юбилеем. Не буду скрывать, юбилей выдался приятный — пятнадцать лет назад вы избрали меня главой нашего государства. Однако сегодня я хотел бы упомянуть о других событиях, которые произошли не пятнадцать, а двадцать лет назад.

  Собравшиеся снова зааплодировали — хотя и не все из них поняли, что именно президент имеет в виду.

  — Двадцать лет назад, — сказал Кастро, — в 1959 году, я и мои товарищи были близки к тому, чтобы освободить Кубу от гнета помещиков, капиталистов и американцев. Увы, мы потерпели поражение — нам помешали победить вооруженные до зубов фалангисты во главе с Франко!

  Народ снова зашумел, но теперь уже недовольно.

  Что и говорить, подумал Фидель, Франко здесь не любят. Очень не любят.

  А вот на Кубе ему повезло больше, мелькнула у Кастро новая мысль. Победив нас, он с триумфом вернулся в Гавану и занял опустевшее президентское кресло. Так и управлял потом Кубой до самой смерти.

  — И вот в ту суровую минуту, — продолжил Фидель, дождавшись, когда шум утихнет, — к нам, кубинским повстанцам, пришел на помощь вот этот человек!

  И Кастро театральным жестом указал на балконную дверь. Откуда тут же вышел Пауль, до сих пор прятавшийся за занавеской.

  — Позвольте мне, товарищи, — сказал Фидель, стараясь перекричать новые аплодисменты, — представить вам моего лучшего друга Пауля Зонненберга. Это он приехал тогда за нами, погрузил нас на транспортные суда и привез сюда, в эту замечательную страну!

  Народ зааплодировал еще громче. Каждому человеку приятно, когда его страну называют замечательной.

  — И потому, друзья мои, — торжественным тоном произнес Кастро, — я хочу сегодня поблагодарить всех. И моего друга Пауля, который не оставил нас тогда в беде. И эту прекрасную страну, в которой нас встретили как героев. И этот славный народ, который через пять лет оказал мне величайшую честь, избрав меня своим президентом. Да здравствует испанский народ! Да здравствует Испанская Федеративная Республика!! Да здравствует социалистическая демократия!!!

  На этом речь Фиделя была окончена. Можно было помахать народу рукой — и уйти восвояси. Но уходить Кастро не хотелось.

  Он по-прежнему стоял и смотрел на площадь. Он видел людей, которые совершенно искренне рукоплескали, кричали и размахивали плакатами. Причем надписи на плакатах были не только испанскими — похоже было, что некоторые из гостей столицы приехали из Каталонии с Басконией. А уж в этих полунезависимых автономиях президента Кастро любили не меньше, чем в самом Мадриде.

  И чем дольше Фидель стоял и смотрел на все это великолепие, тем больше он понимал, как же ему все-таки несказанно повезло. Подобно европейскому еврею, отправляющемуся в Израиль, он приехал двадцать лет назад на историческую родину, откуда некогда отправились на каравеллах в Новый Свет его далекие предки. И вот он, Фидель Кастро Рус, потомок конкистадоров, вернулся домой, в Испанию. Которая теперь лежит у его ног.

  А все потому, что на пути кубинской революции встал Франко. Тоже, кстати, испанец.

  Что ж, подумал Фидель, что ни делается, все к лучшему.

 

К О Н Е Ц

 

Октябрь 2004 — март 2005 года, Сент-Луис — Альтерштадт