— Да что это за игра! — взвизгивает Тэцуро. Потом берет себя в руки. Говорит, тщательно произнося каждое слово. — Послушайте, э-э... Танабе-сан. Наэко мертва и похоронена, и я сомневаюсь, чтоб она могла нанять себе адвоката!

— В случае Тэцуро-сан адвокат post-mortem не нанимается, а предоставляется Комиссией по погребальным правам. Впрочем, это не важно...

Тэцуро вздыхает:

— Я ничего не имею против сумасшедших, пока они тихие. Но если вы продолжите мне угрожать, я вызову полицию.

— Не хотелось бы вас пугать, — размеренно говорит Айтару, — но угроза действительно существует. Если претензии покойной не будут удовлетворены в течение шести дней, ваше дело будет передано в менее благоволящие инстанции...

— Все! С меня хватит бреда.

Тэцуро с силой отталкивает Айтару и почти бежит к своей машине.

— Да, Тэцуро-сан! Ваш брат здесь совершенно не причем.

Вечером Тэцуро отпускает шофера и идет к своему дому пешком по длинной аллее. Но он устал и на полдороге вынужден присесть на скамейку. Вокруг ни души. Он сидит, прикрыв глаза ладонью, прислушиваясь к редким вечерним звукам. В воздухе разливаются запахи весны — далекий, южный аромат ветра и запах свежих цветов.

— Лишь ради дня желанного, поверь,

Когда придешь ты,

Возвратясь домой...

— М-м? — Тэцуро открывает глаза и видит Садако, которая прыгает по оставленным на асфальте "классикам", пинает камешек и напевает:

...Я остаюсь еще на свете жить,

Не забывай об этом никогда...

— Еще не поздно играть? — спрашивает он. — Тебя разве не ждут дома?

Девочка перестает прыгать и подходит к Тэцуро.

— Откуда ты? Ты здесь живешь?

Садако качает головой:

— Глупый! Как же я могу здесь жить, когда я умерла?

— Что за глупости, — бормочет Тэцуро.

Он приглядывается и видит безобразные синяки на ее коже.

— Эй! Кто это тебя так?

Девочка морщит носик:

— Мне уже не больно. У Наэко-сан были красивые похороны, мне понравились. Когда меня хоронили, никто не приезжал на черной машине. И цветов было меньше.

Тэцуро встает. Ему не по себе. Он идет дальше по аллее, чувствуя, как девочка смотрит ему в спину.

— Почему ты не сделал так, как она просила? — доносится до него детский голос. — Почему не позвал Рю-куна?

Тэцуро резко разворачивается; но позади никого нет.

Очень прямой Айтару шагает по коридору морга. За ним семенит инспектор Накано — молодая, но очень усталая женщина в плаще, который ей велик.

— Все началось с банальной домашней сцены... Отец бил ребенка, соседи в конце концов нам позвонили. А потом... Вы говорите, Шиничи-сан был социальным работником? Тогда все логично. Как показали свидетели, он пытался защитить девочку. И получил ножом в сердце. Что за мир...

— Что с ребенком? — резко спрашивает Айтару.

— У нее множественные травмы... Врачи борются за нее, но... прогноз плохой, скажу вам честно. Последний звонок на мобильном Шиничи-сан — с ее телефона. Видимо, девочка пыталась позвать на помощь. Прошу прощения... вы знали эту семью?

— Да, — ровно говорит Айтару. — Мы с Шиничи-сан пытались добиться, чтобы отца лишили родительских прав. К сожалению, суд нас не послушал.

Инспектор замолкает.

В эту ночь Тэцуро спит один. Вернее — не спит. Он ворочается в постели; встает, идет в рабочий кабинет и смотрит почту в компьютере; пытается перебирать бумаги, но скоро забывает об этом занятии и начинает бродить по опустевшему дому в поисках сигареты.

В больнице Тэцуро сидит у постели жены. Медсестры время от времени заходят в палату, возятся с приборами и капельницами; они привыкли к Тэцуро и уже не замечают его.

Он всматривается в лицо Наэко.

Она выглядит так, будто уже умерла.

И ее забыли похоронить...

Мумия на постели открывает глаза. Пальцы мумии трогают его руку.

— Каору... — шелестит Наэко. — Каору... Пожалуйста... Позвони Рю-куну... Я хочу его видеть...

— Так тебе не хватило Рю-куна, — говорит он. — Тебе нужно еще...

Наэко в таком состоянии, что уже не слышит его. Или не придает значения его словам.

— Пожалуйста... Позвони ему. Пусть придет...

— Наэко, не надо разговаривать, — просит он. — Отдыхай.

Обессилев, она закрывает глаза.

Тэцуро сидит в конторе. Видно, что ему здесь нехорошо и неудобно; он ерзает и не прикасается к поставленной перед ним чашке чая. Айтару пьет кофе.

— Я очень рад, что вы нашли время встретиться, Тэцуро-сан, — оглядывается на часы, которые громко, почти вызывающе тикают. — Поверьте, это в ваших интересах...

— Я нанял частного детектива, — обрывает его Тэцуро.

— Ах вот как? — удивления Айтару не выказывает.

— Он сообщил мне, что в детстве вы жили рядом с семьей моей жены. Вы дружили.

— И теперь вы думаете, что я маньяк, сохранивший любовь к ней с детского сада? — ухмыляется Айтару. — Нет, все не так, Тэцуро сан. Но она в самом деле была моим лучшим другом в пять лет.

Тэцуро молчит, смотрит в чашку с остывающим чаем, будто надеясь прочесть там предсказание.

— В Праздник девочек она была в кимоно с узором из хризантем, с подкрашенными бровями. Лучше любой О-Хими-сама. Простите меня, я отвлекся.

Каору по-прежнему смотрит в чашку.

— Но как, объясните мне, как я могу оправдаться перед... перед мертвой? Ведь уже поздно! Ничего не вернуть.

— Это в самом деле очень сложно. Именно поэтому просьбам умирающих и обряду их погребения придается такое значение. Чтобы избежать неувязок в посмертии.

— Если вы ее адвокат, Танабэ-сан, значит, она сказала вам, как это можно исправить!

— Она не скажет, — говорит девочка, вдруг возникшая посреди комнаты. — Мертвые не говорят с живыми. Если это обычные мертвые.

— От... откуда она здесь? — заикается Тэцуро. — Это... ваш ребенок?

Девочка выжидающе смотрит на Айтару.

— Мой, — говорит тот. — Дакко-тян, ты прекрасно знаешь, что тебе не разрешается играть здесь, когда я встречаюсь с клиентами.

— Это вы нанесли ей такие травмы? Я обращусь в полицию! Вы ответите по закону!

— Здесь другой закон, — тихо отвечает Айтару. Девочка вскарабкивается к нему на колени, втискивает мордочку в его плечо. Айтару обнимает ее, рассеянно гладит по растрепанным волосам.

— Наэко-сан сейчас очень грустная, — говорит она, оторвавшись от адвоката. — А когда эти часы опять остановятся, она будет мертвая. И тогда будет поздно.

— Она права.У мертвых другая логика, — говорит Айтару. — Наказание с того света непредсказуемо и необъяснимо. Вам лучше исправить ошибку, пока ваша покойная супруга еще не спустилась окончательно в царство мертвых.

— Да что ж мне ее, раскопать и второй раз похоронить?! — срывается Тэцуро.

Садако громко хохочет.

— Вам следует подумать, зачем она звала вашего брата? Что между ними было? Может быть, она хотела его о чем-то попросить?

Тэцуро вскакивает:

— Это возмутительно! Вы влезаете в чужую личную жизнь!

— Тэцуро-сан, — говорит ему в спину Айтару. — Осталось всего четыре дня...

— Как я и думал, это была не пневмония, а СПИД, — говорит Айтару. — Но в ее истории болезни — ничего похожего. Хорошо, Садако у нее спросила...

— Ага, — говорит девочка. Она танцует с куклой посреди конторы, кружится, так что школьная юбка взлетает и опадает. — СПИД. Так Наэко-сан сказала. А чего это такое?

— Этого тебе знать не надо.

Юкихито тепло улыбается:

— Видите, Айтару-сан. Вы справляетесь все лучше. Скоро я стану вам не нужен.

— Что это еще — не нужен? Дакко-тян! У меня голова от тебя кружится. Лучше бы игрушки убрала. И откуда у тебя их столько?

— Девочки из школы приносят на могилу, — объясняет Юкихито.

— М-м... У тебя хорошие подружки.

— Хорошие! — фыркает девочка и послушно лезет под стол за медведем. — А когда я была живая, никто со мной не играл!

— Этот Тэцуро... Мне его жаль.

Праздник ханами. Импровизированная эстрада в парке под цветущей сакурой. На эстраде — человек, одетый щеголевато и необычно: красная кожаная куртка, рваные джинсы, темные очки с фиолетовыми стеклами. Волосы его собраны в не очень аккуратный хвост. Он поет:

— Лишь ради дня желанного, поверь,

Когда придешь ты,

возвратясь домой...-

— Мне нравится твой брат, Каору, — говорит нарядная Наэко. Она во все глаза смотрит на эстраду. — От него будто пахнет дальними ветрами...

— В основном от него пахнет травой, — поджимает губы Тэцуро. — Сумасшедшая панда, одним словом.

— Каору... Почему ты так плохо умеешь радоваться? Почему ты так плохо умеешь жить?

Ночью Тэцуро просыпается от кошмара, вскакивает, путаясь в простынях. Диким взглядом смотрит в темноту, не узнавая комнаты. Он ночует не у себя дома — в гораздо более скромной квартирке. Рядом с ним — женщина, с которой он обедал.

— Каору... что...

Обнимает его:

— Тише. Тише, это сон...

— Я все для нее сделал, — глухо говорит Тэцуро. -. Она разваливалась у меня на глазах, разрушалась... А я оставался с ней до последнего. Хотя и все знал. Всегда все знал.

Женщина молчит.

— Разве я не выполнил свой долг? Разве ей есть, за что на меня злиться? Ты знаешь, что это такое — когда человек разрушается у тебя на глазах?

— Каору, — говорит женщина. — Я знаю.

— Да, верно, — он поднимается, наливает себе воды.

— У тебя жар, — мягко укоряет женщина. — Ты совсем себя довел, Каору. Давай я запишу тебя на консультацию?

— Забудь, — бормочет он. — Все это нервное.

— Ты уверен? — она смотрит на него так, будто хочет что-то сказать, но в конце концов не решается.

Его взгляд становится жестким:

— Уверен.

Городской парк. Весна, солнце перемешано с ветром; кто-то еще в куртке, кто-то уже в майке. Айтару сидит на скамейке с ноутбуком, бросив пальто рядом.

— Экран отсвечивает, — морщится он.

— Все равно здесь лучше, чем в конторе, — говорит Юкихито. — Вам надо дышать воздухом, Айтару-сан. Будете сидеть там все время — станете совсем таким, как мы...

Он стоит, склонившись, за спиной Айтару. Время от времени его взгляд уходит вдаль, с ностальгией пролистывает страницы чужой жизни: бегущие по дороге дети, парочка, которая остановилась посреди тропинки, чтоб поцеловаться, усевшиеся кружком работники какой-то фирмы.

— Посмотри только на этого Тэцуро. Первый в своем выпуске, один из первых в университете, вовремя женился, вовремя сделал карьеру... Все так правильно. И тут такое... унижение. Как он только сумел скрыть это от прессы... А появись брат на похоронах — еще как бы все заговорили.

— Айтару-сан. Не забывайте, кого вы защищаете.

— Я не забываю. ...Конечно, любовницы в этой схеме быть не должно.Значит, Араши Мицуко... Из тебя выходит хороший частный детектив, Юкихито, когда ты не артачишься...

— Просто иногда нам в самом деле больше видно, — говорит юноша без улыбки.

— Тридцать три года, врач "Скорой помощи". Странный выбор... Такие, как он, обычно просто ходят в чайные дома. Для завершения портрета, так сказать.

— Шиничи-сан! — доносится до них вдруг. Девчушка-подросток слегка готического вида бежит к ним со всех ног. — Шиничи-сан! Ой, как я рада вас видеть! А нам сказали, что вас убили! Ой, как я рада!

Тормозит, стеснительно зыркает на Айтару.

— Здравствуй, Ри-тян, — мягко улыбается Юкихито. Он стоит за спиной Айтару, и девчушка не видит пятна на его рубашке.— Давно не виделись, правда.

— Ой, а я все хотела вам спасибо сказать, — тараторит Ри-тян. — Вы тогда все правильно говорили, новые родители, они такие классные!

Внезапно она замирает. Несколько нерешительных шагов назад.

— Ну... Я пойду... Меня ждут, Шиничи-сан...

Он кланяется. Девочка отступает, пятясь; потом разворачивается и быстро уходит — почти убегает.

— Она...

— Завтра, — говорит Юкихито. Он зябко втягивает голову в плечи. Прихватывает у горла воротник рубашки. — Или... уже сегодня. Можно, я пойду, Айтару-сан?

— Подожди, — адвокат складывает ноутбук, поднимается. — Я с тобой. Хоть проводишь меня до конторы.

Они выходят из парка, Идут, постепенно углубляясь в узкие, не слишком оживленные улочки.

— Юки-тян, — говорит Айтару. — Она видела тебя потому, что скоро умрет. А не наоборот.

— Я знаю. Зачем вы мне это говорите?

— Затем, что ты расстроен.

На переходе через улицу красный свет, но дорога пуста. Айтару собирается перейти, но Юкихито хватает его за рукав:

— Стойте.

— Так никого же... — начинает адвокат. В это мгновение из-за угла вырываются несколько мотоциклов и на дикой скорости проносятся по улице.

Айтару оглядывается на Юкихито. Тот баюкает руку и морщится.

Женщина в белом халате идет, опустив голову, по коридору больницы. Вздыхает, остановившись перед дверью. Медлит некоторое время, потом заходит.

— Как же так получилось, Араши-сенсей ? — профессионально-мягкий голос.

— Я не знаю... Это было... года три назад. К нам поступил пациент со СПИДом, я взяла пробирку с его кровью, хотела отдать на анализ... И она... она лопнула у меня в руках.

— Араши-сенсей, ради Бога! Вы же врач, почему вы не обратились к нам сразу? Вы прекрасно знаете инструкцию...

— Я... сперва было некогда — очень занятое дежурство. Потом я подумала, что подожду... А потом... У меня ведь не было симптомов. Никаких.

— Нет, в самом деле...

— Я знаю. — Мицуко поднимает глаза и смотрит прямо.— Я боялась.

Вздох:

— Как оказалось, не зря...

Тэцуро возвращается домой с работы. Услышав, как он кашляет, служанка торопится приготовить ему чаю.

— Подхватили вы грипп, Тэцуро-сан... Кажется, идет эпидемия. Уже пол-города болеет...

Тэцуро выпивает чай и смотрит на часы.

— Почему они так громко тикают?

Служанка смотрит странно. Потом спохватывается:

— Да это у вас голова разболелась от гриппа! Вот и кажется, что громко...

"Тэцуро-сан. Осталось всего четыре дня..."

"Почему ты не сделал так, как она просила? Почему не позвал Рю-куна?"

" Вам следует подумать, зачем она звала вашего брата? Что между ними было? Может быть, она хотела его о чем-то попросить?

В гостиной темно. Тэцуро не включает свет, он проходит к алтарю Наэко и зажигает свечу, Перебирает положенные на алтарь цветы. Он смотрит в глаза фотографии, почти ожившие от отблесков неровного света.

Зачем ты звала его, Наэко?

— Тэцуро-сан... Ваш брат вас спрашивает.

— Легок на помине... — Тэцуро машинально берет трубку.

— Каору?

— Что тебе нужно?

— У тебя какой-то больной голос. Слушай, я не хочу ссориться.

— Рю, мы ссорились в детстве. Детство прошло.

— Это... Ты... один сейчас, брат. Прошу, забудем старое. Я бы хотел приехать.

Каору смотрит на часы.

Щелк.

Щелк..

"Если компенсация не будет произведена в течение семи календарных дней..."