Кровавый Гримуар: Господство Мрака

Глава 1: Дом на болотах

Кристоф Боше был занят тем, что сажал розы в саду. Он вообще любил свой сад. Сам процесс посадки растений и ухода за ними приносил ему удовольствие. Он мог часами пропадать под сенью яблонь, облагораживая свой приусадебный участок.

Кристоф любил работать руками. Самостоятельно изготавливал скамьи, выкладывал извилистые дорожки камнем, сколачивал аккуратную и красивую изгородь. Эта созидательная деятельность умиротворяла пожилого ветерана многочисленных войн начала девятнадцатого века.

Многократно пройдя путь разрушения и отняв множество жизней, Кристоф стал больше прежнего ценить собственную жизнь. Принудительное участие в бойнях, устраиваемых ради личных интересов политиков, травмировало его. Вчера такие же нищие и ободранные, как все, но сегодня уже стоящие над всеми, они забывали о собственной смертности. Добившись вожделенной власти правдой и неправдой, ядом и кинжалом, изменой и предательством, они вели своих сородичей как скот на бойню. Немыслимое количество людей становилось рабами безграничной алчности всего одной смертной твари. Твари, которая абсолютно ничем не отличалась от тех, кого гнала на убой ради своих интересов.

Ради выгоды власть имущих умирали не тысячи, не миллионы, а к текущему девятнадцатому веку, миллиарды людей. Живых, стремящихся к собственным простым и земным желаниям. Дорогих своим близким. Дорожащих своими близкими. Все упали на истоптанную сапогами сырую землю, истекая кровью. Они умирали, раненные такими же рабами, поневоле гонимыми на убой. Кровь миллиардов всегда была и будет на руках единиц.

Стараясь не вспоминать все то, что он пережил, Кристоф отвлекался на работу. Совершенствуя свое жилище и большой сад, он решал сразу две проблемы — радовал душу красотой своих творений, и одновременно оберегал ее от кошмаров прошлого.

Конечно, воспоминания иногда вырывались на свободу, заставляя снова и снова возвращаться в самые страшные моменты его жизни. Однако с годами, проводимыми в созидательном и приятном труде, кошмары посещали его все реже.

Взлелеянные заботливыми руками Кристофа, яблони приносили щедрый урожай. Изрядное количество яблок он съедал вместе со своей женой Жоржет. Они ели их прямо с веток, либо варили компот, ставший популярным в прошлом столетии благодаря французским поварам. Жоржет также любила баловать своего мужа выпечкой с яблоками.

Но сколько бы они их не ели, яблок все равно оставалось слишком много, поэтому Кристоф и его жена продавали основную часть урожая жителям деревни, которая находилась неподалеку, и к которой они были причислены. Благодаря изумительному вкусу этих яблок, пожилой садовник был у соседей на хорошем счету.

Сажая в землю очередной покрытый шипами росток нежного цветка, Кристоф почувствовал смутную тревогу. Ничто явное не могло вызвать беспокойство, но он огляделся. Жоржет развешивала по веревкам постиранное белье. Калитка была закрыта, за забором он никого не увидел. Большой двухэтажный дом, в котором он жил с женой, тоже не вызывал подозрений.

Но на всякий случай садовник отряхнул руки и пошел внутрь. Двухэтажное деревянное здание, как и все хозяйство Кристофа, было ухоженным. Для удобства он пристроил мастерскую прямо к дому, от чего строение казалось очень большим.

Дверь открылась без скрипа. Внутри было тихо. Он обошел гостиную, спальни и пристройку. Нигде не было ничего подозрительного. Вернувшись на улицу, он обошел весь двор и сад. Все было в порядке, но тревога нарастала. Разум заполнял страх. Липкой, холодной жижей он обволакивал все его мысли.

Накатывающая дрожь стала настолько явной, что думать о чем-либо, кроме страха, было невозможно. Руки вспотели и задрожали. Он побежал к жене. Она застыла перед бельевыми веревками с мокрой рубашкой в руках. Жоржет растерянно озиралась. Похоже, ее охватило то же самое чувство. Кристоф подбежал к ней.

— Ты что-то видела? — спросил он.

— Н-н-нет, — ответила она, чуть заикнувшись. Ее глаза судорожно бегали. Она все хуже контролировала себя под натиском нарастающего ужаса.

— Зайди, пожалуйста, в дом и закрой все окна и двери, — сказал он. Кристоф постарался побороть страх и придать голосу спокойный тон.

Жоржет не стала с ним спорить. Она положила мокрую рубашку обратно в корзину и быстро пошла к крыльцу. Кристоф осмотрелся еще раз. Ничего и никого он не увидел. Но страх становился все сильнее. Старого ветерана пробил холодный пот. Он вбежал в дом вместе с женой. Тщательно закрыл дверь. Отвел Жоржет в спальню наверху.

Она села на большую двуспальную кровать, стоящую напротив двери. Кристоф подбежал к старому железному шкафу. Вставил большой ключ в замок, повернул несколько раз и открыл. Внутри лежал револьвер и двуствольное ружье. Сначала Кристоф извлек револьвер. Он регулярно ухаживал за своим оружием, и оно было готово к действию в любой момент. Кристоф откинул барабан. Не без усилий поместил в каморы шесть патронов, руки его не слушались. Захлопнул барабан и подбежал к жене. Протянул ей рукоять офицерского оружия. Ее глаза расширились, когда она увидела протянутый ей пистолет.

— Но Крис... — начала она.

— Ты знаешь, как этим пользоваться. Я много раз тебе показывал, и ты не раз стреляла. Ты все помнишь? — муж настойчиво перебил ее.

— Д-д-да, — снова чуть заикнулась пожилая женщина. Она была уже в почтенном возрасте и в глубине души надеялась, что ей никогда не пригодятся привитые мужем навыки.

Жоржет взяла револьвер. Кристоф достал из ящика патроны и вернулся к жене.

— Держи их при себе. Заряжай тогда, когда нет прямого контакта с противником. Помнишь?

— Помню, — сказала Жоржет. Она стала чуть более собранной, ей удалось взять себя в руки. "Какая молодец..." — подумал Крис. Он всегда был рад, что рядом с ним именно эта женщина. Она не только помогала ему бороться с призраками прошлого, умела вкусно готовить и стирать вещи, но и прицельно стреляла. Кристоф не без удовольствия учил жену этому. А она не без удовольствия внимала.

Старый офицер достал ружье и патронаж. Не поместившиеся в ремень патроны разложил по карманам. Переломил ружье, вставил первую пару патронов. Закрыл переломный механизм.

— Сиди здесь. Я проверю, все ли закрыто, — сказал он своей жене.

Кристоф обошел все комнаты. Окна и двери были закрыты. Он поднялся обратно к Жоржет. Сел рядом с ней, положил ружье на колени и стал вслушиваться.

Было тихо. Абсолютно тихо. Крис не слышал ни одного звука. За исключением собственного дыхания и дыхания Жоржет. Долго ничего не происходило, но страх не отступал.

И вдруг он услышал женский крик. Истошный, душераздирающий вопль резанул слух. На памяти офицера так кричали только умирающие. Сердце заколотилось еще сильнее, он схватился за ружье. Жоржет готова была заплакать от ужаса и бессилия. Крик раздался еще раз.

— Это со стороны болот, — сказал Кристоф.

Жоржет, казалось, не могла говорить. Она нервно стискивала рукоять револьвера. Ее глаза были полны парализующего ужаса. А еще — мольбы. Она знала, что кому-то нужна помощь. Но помощь нужна была и ей. Она хотела, чтобы он остался с ней. Чтобы он был рядом, если то, что добралось до одинокой женщины возле лесных топей, доберется и до нее.

Она знала характер своего мужа. Отставной офицер не может бросить человека, попавшего в беду. Особенно, если в беду попала женщина. Он — военный старой закалки. Проповедник старых принципов, всегда спасавший стариков и детей первыми. Она боялась его решения. Больше всего она хотела, чтобы он оставался здесь, вместе с ней. Ей было бы не страшно даже умереть рядом с ним. Только бы он не уходил.

Кристоф смотрел на свою перепуганную жену. Все его нутро бунтовало и требовало немедленно бежать к болотам. Он просто обязан помочь, если сможет. Хотя чутье подсказывало ему, что помогать там уже некому. Но он не может не пойти на крик. Как можно бросить человека на погибель. Разум снова услужливо подсказал, что человек, попавший в беду, уже погиб.

Тот, кто может хотя бы убегать, кричит по-другому. Такой вопль вырывается из глотки человека, который уже не может спастись. Не кричат так отчаянно и те, кто может драться. Что бы ни случилось с одинокой женщиной, зашедшей в лесные болота, она мертва.

Глаза Жоржет, исходящие слезами, умоляли его. Он видел это и не мог оторваться от них. Она не рыдала, не всхлипывала. Она молчала, и слезы катились по ее щекам. А он разрывался надвое. Он знал, что их дом достаточно далеко от деревни. Там крик женщины едва ли услышали. Значит, кроме него пойти на помощь некому.

Лошадей Кристоф не держал, идти в деревню за помощью пришлось бы пешком. На это уйдет много времени. Но ведь женщина все равно уже мертва. А если с ней есть еще кто-то? Вдруг кто-то бежит, из последних сил спасаясь от волков. "А может, с ней был ребенок?" — подумал Кристоф — "Что если они так неудачно пошли за ягодами или грибами, что наткнулись на стаю голодных зверей? Может быть, я еще смогу помочь. Но ведь Жоржет сильно напугана. Лучше остаться с ней. А что будет, если после моего ухода сюда доберется тот, кто убил ту женщину? Что будет с моей женой? Но ведь я, скорее всего, встречу опасность лицом к лицу. И тогда никто не доберется до Жоржет".

— Жоржет, я должен идти, — сказал он.

Жоржет медленно завертела головой, безмолвно отрицая его слова. Потом сказала:

— Пожалуйста, останься со мной, ведь ты там уже не поможешь, — дрожащим от слез голосом сказала его жена.

— С той женщиной мог быть кто-то еще. Я должен помочь им, если смогу, — сказал Крис.

— А что, если сюда доберется то, что убило ее? — женщина снова теряла контроль над собой.

— Что значит "что убило ее"? Убить может только "кто-то", — сказал пожилой офицер. Своим сварливым тоном он больше пытался успокоить себя, чем жену. Ему очень не понравилось то, как оговорилась его жена. Ощущать необъяснимый ужас вдвоем было очень странно. Особенно без очевидного источника опасности. Было во всем этом что-то зловещее. Зловещее настолько, что он едва мог убедить себя в том, что ему нужно идти. Мольбы Жоржет нагнетали еще больше сомнений. Но он решил, что если кто-то и сможет помочь тому, кто мог выжить, так это он.

— Жди меня здесь, в этой комнате. Здесь безопаснее всего, поэтому не уходи отсюда. Револьвер держи наготове. Не кричи, чтобы не выдать своего присутствия. И не бойся. Я только проверю и приду.

Жоржет молчала. Она уже сказала все, что могла, остальное было бессмысленно. Она молча смотрела вслед мужу, выходящему из комнаты. Слушала, как он спускается по лестнице, как выходит за дверь и поворачивает ключ в замке.

Жоржет поежилась, сидя на огромной кровати. На нее навалилась тишина. Звенящая, вязкая, заполнившая все пространство. Казалось, что она изолировала Жоржет от всего мира, поглощая даже самые слабые звуки. Как будто женщина попала в вакуум.

Вместе с тишиной появилось особенное, всепоглощающее чувство одиночества. Как никогда сильное и болезненное, оно будто резало ее тупым лезвием. В самых глубинах ее съежившейся души, о которых она всю свою жизнь даже не подозревала, начинало рождаться нечто новое.

Разум, разрываемый на части самыми темными, мрачными чувствами, начинал изменяться. Страх усиливался, нарастая с каждой минутой. Всепожирающий, убивающий разум ужас смешивался с одиночеством. Безмерным и всеобъемлющим. Переплетаясь друг с другом, эти два чувства порождали еще одно. Самое мрачное и опасное для живых — отчаяние.

Бездна, полная маячащих во мраке кошмаров. Потаенных страхов, дремавшей ненависти к собственному бытию и желания умереть, чтобы перестать ощущать бесконечное страдание. Ничто не уничтожает человека более мучительно, медленно и неотвратимо, чем отчаяние.

Чувствуя, как ее мир разваливается на части, Жоржет подняла револьвер. Вся смесь обуявших ее чувств уже не вызывала желания бежать и спасаться. Парализованный отчаянием ее рассудок медленно разрушался. Она впала в оцепенение. Жизнь больше никогда не вернется в прежнее русло. Страшное случится. И оно будет гораздо более страшным, чем она могла себе представить. Путаясь в своих кошмарах, Жоржет взвела курок.

Закрыв дверной замок, Кристоф побежал к лесу. Он был далеко не в отличной форме, но все же он не давал своему телу окончательно потерять тонус. Несмотря на возраст, он чувствовал себя хорошо, и у него было немало сил. Легким бегом он приближался к полосе леса. Криков больше не было слышно. Тишину нарушал только его топот. Подойдя к лесу, он поправил патронаж, снял с плеча ружье. На случай, если опасность появится внезапно, нужно быть готовым выстрелить.

Кристоф бежал трусцой между деревьями, постоянно оглядываясь. Он не видел ничего необычного. Только деревья и шелестящую под ногами траву. Но вдруг он насторожился, остановился и прислушался.

В воздухе висела абсолютная, тревожная тишина. За все время, в течение которого Кристоф здесь жил, этот лес всегда был шумным. Ветер шевелил деревья и траву, взъерошивая зеленые ростки. Маленькие обитатели охотились на еще более мелких животных, летали и пели птицы, стрекотали насекомые. Можно было часто встретить белок и бурундуков. Крупных зверей здесь ни разу не было видно, но и совсем их сбрасывать со счетов не стоило. Лес всегда жил своей жизнью и течение этой жизни можно было услышать.

Теперь же было настолько тихо, что в ушах стоял монотонный звон. Не было видно ни одного животного или насекомого. Не шелестели травы и деревья, потому что стоял полный штиль. Тишина была абсолютной. И это было страшно, потому что такой мертвой тишины здесь никогда не было.

Стискивая ружье все сильнее, он приближался к болоту. В воздухе появился запах затхлой сырости. Он добежал до места, где деревья росли гораздо реже, и остановился. Перед ним были лесные топи.

Кристоф упер приклад ружья в плечо. Осмотрелся. Ничего не было видно. И опять же никакой живности. Даже мух. Он медленно двинулся вперед, осторожно переступая с кочки на кочку, и осматривался. Он надеялся обнаружить женщину, которая кричала.

Островки твердой почвы перемежались глубокими, затянутыми тиной топкими участками. Осторожно переступая с одного островка на другой, Кристоф чуть не упал в трясину, от неожиданности потеряв равновесие. Ступая на очередную кочку, он увидел в воде кровавое пятно. Чуть дальше, на небольшой глубине, лежала женщина.

Сомневаться в ее смерти не приходилось. Широко распахнутые безжизненные глаза смотрели сквозь мутный слой воды. Невысокая, средних лет женщина была одета в простое красно-синее платье. В воде рядом с ней лежала корзинка, а вокруг плавали свежесрезанные грибы. Из ее шеи сочилась кровь.

Осмотревшись, Кристоф никого не увидел. Набросил ружье на плечо. Присел у кромки воды и потянул женщину за руки. Она выскользнула из воды с тихим плеском, нагнавшим на пожилого офицера невыразимую тоску. Когда ее тело оказалось на суше, он склонился и осмотрел шею погибшей. В ней было два глубоких отверстия. Он убедился в том, что подметил, как только увидел ее. Крови было совсем немного, учитывая то, что повреждения шеи всегда оборачиваются обильными кровотечениями. Она не утопленница. Ее убили эти раны.