Эликсир

Elixir

Алхимия есть наука, указывающая, как приготовлять

и получать некоторое средство (Эликсир), которое, брошенное

на металл или на несовершенное вещество,

делают их совершенными в момент прикосновения.

Роджер Бэкон

Алхимию постигнуть каждый рад:

Безмозглый идиот, старик и юный фат,

Портной, старуха, юркий адвокат,

Монах плешивый, пастырь и солдат

Неизвестный автор

I

Ночь была очень тиха. В воздухе медленно кружились большие бесформенные снежинки и аккуратно ложились в грязь. Стражник неожиданно проснулся и оглядел с испугом свою каморку, устроенную в башне над воротами замка. В недоумении он даже выглянул в крошечное окошко, но ничего, кроме пролетающего снега и мокрых кустов, растущих далеко внизу из-под крепостной стены, не увидал.

Он зевнул, почесал спутанную бороду, закутался опять в ещё тёплый плед, и начал думать о поджаристой свиной отбивной, о кружке доброго пива... Веки привратника сделались тяжёлыми, а мысли туманными, когда в тишину его ещё неокрепшего сна ворвался нетерпеливый высокий тон колокольчика, привязанного снизу возле ворот. Страж чертыхнулся, выбрался из-под одеяла, натянул сапоги, надел "для порядка" кольчугу, и начал разжигать лампу.

Колокольчик непрерывно звонил.

Наконец лампа разгорелась, и он, спустившись по узкой выложенной из камня лестнице внутри башни, подошёл к воротам.

— Кто здесь? — зычно крикнул стражник, стараясь придать себе смелости.

— Да открывайте же! — послышался раздражённый мужской голос. — Меня ожидает барон Жиль!

Выговор пришельца выдавал в нём выходца из сфер более благородных, чем обитатели окрестных деревень.

Привратник приблизился к узкому окну, и попробовал высунуть из него вначале лампу, а потом и голову. Добился он этим только того, что не увидел ничего вообще, потому что сам себя ослепил светом лампы. Поняв бессмысленность своих действий, он пробубнил что-то вроде "сейчас, господин!" и начал отодвигать засовы.

Получить нагоняй не хотелось — а такая вероятность существовала вне зависимости от принятого решения впустить или не впустить пришельца. О ночном визите его никто не предупреждал, следовательно гость был незваным, а следовательно он сейчас собирался впустить в замок чужака... С другой же стороны барон Жиль славился своим радушием, и оставить господина на ночь без крова, да ещё и по всей видимости благородного господина... хм, тоже могло нехорошо для стража закончиться. Размышляя таким образом, привратник запустил механизм, подымающий решётку.

Давно пора его смазать, подумал он, услышав особенно выделяющийся в ночной тишине скрип.

Ворота отворились и впустили господина закутанного в тёплый дорожный плащ с капюшоном. Как оказалось, он был не один. За ним следовала вторая, более изящная фигура, в таком же плаще.

Баба! — подумал было стражник, но ошибся. Изящный пришелец отбросил капюшон, и оказалось, что это юноша с живым любопытным взглядом и копной светлых волос. Господин, который вошёл первым, не спешил снимать свой капюшон, поэтому в неровном свете лампы показались только острый подбородок и сжатые губы под тонкими чёрными усиками.

— Мы хотели бы видеться с бароном, — тут же заявил незнакомец.

- Так спят же они, недавно легли! Спят — утомились возлиянием... Нельзя будить, осерчают! Я провожу вас...

Добрый страж действовал по методу "и волки сыты, и овцы целы" — старался не обидеть ни прибывших незваных гостей, ни причинить беспокойства барону.

Страж не соврал насчёт "утомились возлиянием".

Вечер накануне выдался весёлый. Барон страдал от одиночества в этой глуши, и, помня столичные забавы в молодости, иногда приглашал к себе деревенских девок покрасивей, и устраивал с ними попойки. Живущий в замке священник весьма не одобрял подобных встреч — и не скрывал своего на этот счёт мнения. Так как барон Жиль уважал и слушался святого отца, то обычно несколько дней после попойки были отведены покаянию и посту.

Но проходила неделя — и всё повторялось опять.

К подобной цикличности сюзерена обитатели замка и деревни давно привыкли.

Привратник повёл прибывших по направлению к "кухонному" крылу, где располагались также комнаты слуг. Следуя за ним, гости пересекли двор, оставляя мокрые следы на тонком слое снега.

Придётся будить мажордома... Страж чуствовал себя из-за этого неловко. Старик мажордом недолюбливал людей своего сословия, он скорее чувствовал себя сродни аристократии, и давал всем это ясно понять.

— Сейчас, сейчас, дорогие господа... — успокаивающе бубнил страж. — Устроим вас на ночь, а утром увидитесь с бароном. — Он всё время искоса поглядывал на пришельцев.

И отметил по крайней мере две странные вещи. Во-первых, отсутствие повозки или хотя бы верховых лошадей. Судя по всему, благородные господа, откуда бы они ни прибыли, преодолели весь неблизкий путь до замка пешком. Во-вторых, вид их обуви не свидетельствовал о длинной прогулке по непроходимой грязи, которая со всех сторон окружала замок в эту пору года, — оба были обуты в очень приличного вида только слегка запачканные башмаки.

Как будто только что вышли из дому, — подумал привратник.

Господин с усиками нёс тяжёлый кожаный саквояж, а за плечами у юноши висел узел с вещами.

Они вошли в кухонное крыло и подошли к двустворчатым дверям, из-за которых доносился храп мажордома. Стражник тяжёлым размеренным стуком попытался его разбудить, что после некоторого времени удалось.

Вначале прекратился храп, потом дверь резко бесшумно отворилась, и оттуда высунулось бесцветное пухлое лицо в криво сидящих очках, в которых отразился огонь лампы стражника.

— Что стряслось? — высоким недовольным голосом вопросил мажордом.

— Путники... Господа прибыли к барону Жилю, надо бы комнату — заночевать, — заискивающе ответил привратник и кивнул в сторону гостей.

Таинственный господин откинул капюшон. Его бледное лицо обрамляли тёмные прямые волосы, он пренебрежительно уставился на старого слугу холодным взглядом серых глаз и сказал бархатным голосом:

— Мы скромные учёные. Прибыли к барону в поисках обещанного содействия

и покровительства.

Махордом кивнул, без лишних слов метнулся к двери напротив и взвизгнул:

— Любаша! Помощь нужна твоя!

Любаша появилась немедленно, и всем стало ясно, что она не спала, а прислушивалась к происходящему с момента появления в коридоре неожиданных гостей. Это была дородная, по виду очень порядочная девушка с двумя длинными тугими русыми косами, одетая в ночную сорочку. Она быстро окинула взглядом гостей и улыбнулась мажордому:

— А как же! Сичас всё устроим! Комнаты чистые есть, я недавно прибиралася. Только камин затопить!

* * *

Вернониус бережно положил саквояж на кресло, швырнул в угол промокший плащ, и с видимым облегчением упал на широкую кровать.

— Итак, Лука, первый шаг на нашем пути сделан! — сказал он.

— Я надеюсь, sir, что ваш план принесёт ожидаемые плоды, — отвечал юноша. Он поставил оставленную Любашей свечу на ночной столик.

Они уже поблагодарили и отослали девушку, а растопкой камина Лука занялся сам.

— Конечно! Он уже работает, мой дорогой Лука! Но расслабляться тем не менее

не стоит! — несмотря на это энергичное заявление, Вернониус замолчал и уставился в потолок. Правой рукой он подкручивал усик, а лицо его выражало полное отсутствие мыслей.

— Надо отдохнуть! — в конце концов заявил он.

— Да, мастер, — согласился Лука, — Раз вы уже улеглись тут, то я займу ту вторую комнату.

Камин разгорелся и тепло стало медленно расползаться по комнате. Вернониус потянулся.

— Завтра тяжёлый и ответственный день, Лука, — разбуди меня на этот раз пораньше. Любезный страж был настолько откровенен, что мы знаем, чего ожидать завтра: похмельный барон проснётся не ранее полудня. Мучимый совестью, он возжаждет альтернативы распутным гулянкам, — и найдёт её ...в науке!

— Хотелось бы верить, мой мастер! — улыбнулся Лука и тихонько затворил свою дверь.

* * *

Утро выдалось холодным. Привратник проснулся, и тут же вспомнил о ночных гостях. Он растопил печурку, съел ломоть хлеба со смальцем, запивая ледяной водой. В обязанности привратника входило ещё до восхода солнца поднять решётку и открыть ворота. С раннего утра приходили из деревни торговки свежайшей живностью, а так же те из слуг, которые не жили постоянно в замке.

Страж открыл ворота и вышел наружу. Небо уже серело. Утренний холод в сочетании с влагой пронизывал до костей, несмотря на отсутствие ветра. Падавший ночью снег успел почти полностью растаять, но взамен утренний заморозок украсил лужи хрупкой корочкой льда.

Мысли о прибывших не давали стражнику покоя.

По направлению к деревне вела вымощенная камнем дорога, а от неё сразу же возле замка ответвлялась на запад грунтовая тропа. Он заметил на тропе следы, и от нечего делать пошёл в сторону, с которой они вели.

Стражник спустился в небольшую рощицу у подножия холма, на котором стоял замок. На земле отпечатались два неглубоких, но чётких следа. Стражник всё шёл, пока деревья полностью не заслонили виднеющийся на фоне рассветного неба силуэт крепости.

Птицы в рощице первыми чуяли приближающуюся весну. Стражнику, как и многим другим одиноким людям, не чуждо было любование природой, он заслушался пением птиц, и только опять взглянув на лесную тропу, обратил внимание, что следов больше нет.

Страж вернулся — несколько саженей назад следы были.

А потом сразу обрывались.

Он хмыкнул и принялся изучать место, где обрывались следы. От этого места тропа, а вернее слой грязи на ней был девственно гладок. Не было ни следов лошадей, ни повозки. Причём следы башмаков начинались на самой середине тропы, так что версия, что пришельцы ступили на тропу, выйдя из зарослей, тоже была неправдоподобна. Стражник не допускал мысли, что кто-то мог бы длинным прыжком из леса на середину тропы нарочно создать для него такую загадку. Гниющие листья по краям тропы тоже лежали нетронуты и выглядели так, как будто ни одна стопа не побеспокоила их слой со времён листопада.

Как с луны свалились, — подумал страж.

Он поднялся с корточек, погладил бороду, и отправился назад в замок, размышляя о странном явлении. Своими наблюдениями привратник решил на всякий случай ни с кем пока не делиться.

* * *

— Мастер Вернониус, доброе утро. — Лука стоял над кроватью. — Любаша принесла чашки и воду, и я сварил нам кофий в камине.

— Лука, только пять минут! — Вернониус прикрыл голову одеялом.

— Так кофий же остынет... — настаивал Лука.

Он знал, что если мастера не поднять сейчас, то потом он будет зол и сорвется на ученике. За те несколько лет, что они пропутешествовали вместе, Лука успел хорошо изучить характер и слабости Вернониуса.

— Неудобно будет идти к барону (хоть он и похмельной), только что выбравшись из кровати. Вставайте, sir.

Вернониус решительным рывком стащил с головы одеяло, сел на кровати и уставился на Луку.

— Доброе утро, Лука. — пробурчал он — Да, пора подыматься, — подавай сюда кофий!

Вернониус был горячим приверженцем прогресса. Он всегда пробовал что-то новое — будь то еда, напитки, изобретения или книги — важно, чтобы вещь была настолько свежа и оригинальна, чтобы её можно было упомянуть в беседе, поразив собеседника: "Ах, вы ещё не в курсе?".

Сейчас Вернониус переживал период кофия. Он был в восторге от напитка, и пил его очень помногу, ни капли не волнуясь из-за пожелтевших зубов и дурного запаха изо рта. Среди немногих вещей, которые они забрали с собой в замок барона Жиля, было два фунта кофию.

Лука налил дымящийся напиток в чашку, и мастер пересел поближе к столику.

— Барон ещё спит, вероятно.

- Спит. — подтвердил Лука. — Любаша обещала нам тут же дать знать. Да и мажордом, наверное, первым делом побежит доложить барону о нашем приезде.

Лука понюхал свой кофий, отпил и чуть сморщился от горечи, но тут же сделал хорошую мину. Злить мастера не стоило. Вернониус был достаточно корректен, чтобы не давать понять, что он недоволен несогласием со своими вкусами, но недовольство его могло принять другие формы — если с ним не соглашались, он мог даже признать чью-то правоту, но потом становился обиженным и раздражительным, пока ему не удавалось отомстить оппоненту — сказать колкость или высмеять.

Он иногда совсем как ребёнок, — подумал Лука. Но с другой стороны, он очень привык к Вернониусу и к его удивительным, кажущимся на первый взгляд сумасшедшими, замыслам, которые зачастую просто спасали им жизнь.

Поэтому Лука покорно смаковал свой кофий.

— Пора принять Эликсир, — сказал Вернониус.

Лука встал и, порывшись в своём ещё нераспакованном узле, достал небольшую флягу, и, отхлебнув из неё, передал мастеру.

Вернониус тоже сделал пару глотков и запил кофием.

— Теперь можно и шторы отворить, — повернулся он к окнам.

Лука отдернул шторы, и стало видно, что за окном бесцветный пасмурный день.

Вернониус отставил свою чашку и поднялся с кресла.

Он открыл саквояж и вытащил оттуда следующие предметы: несколько склянок с химическими субстанциями, деревянную отполированную палку длиной примерно в полтора локтя, и, наконец, банку ртути, которую он осторожно поставил на жалобно скрипнувший под тяжестью столик. Ещё Вернониус достал из саквояжа маленькую вычурно украшенную шкатулку, в которой находился кусок белой шёлковой ткани. Он развернул ткань, открыл одну из склянок и пересыпал часть содержащегося в ней красного порошка на шёлк, после чего тщательно завернул его и спрятал назад в шкатулку. Шкатулка переместилась в нагрудный карман Вернониуса.

Лука ещё раз залез в свой узел, чтобы вытащить из него небольшой грязноватый сверток.

— Вот уголь, sir.

Вернониус задумался на мгновение.

— Так как будет выглядеть ужасно странным, что мы привезли с собой свой уголь... Я бы даже сказал, что это сразу навлечёт подозрения, ... то твоим заданием, Лука, будет незаметно подложить наш уголь сверху в мешок угля, доставленного слугами барона. Может даже целесообразным будет создать дымовую завесу, как часть ритуала. А я постараюсь весь этот уголь использовать, чтобы не оставить улик.

— Значит надо его пометить, мастер.

— Из двух зол... — Вернониус опять задумался — мы выберем менее трудоёмкое. Я думаю, что угля пойдёт много, следовательно весь "наш" уголь мы используем, а кроме него понадобится ещё много дополнительного. Завернём всё в мешки, и будем ждать.

Вернониус потянулся в кресле.

— Ещё кофию?

— Сейчас, мастер, — вздохнул Лука.

Прошло ещё не менее часа, когда наконец раздался осторожный стук в дверь.

— Прошу! — сказал Вернониус, и в комнату заглянула Любаша.