Не будите Гаурдака (одним файлом)

— Рагнарок Светоносный — бог войны, — с видом миссионера, читающего лекцию племени мумбо-юмбо, проговорил сын конунга. — Но еще он бог мудрости, музыки и поэзии.

— Таланты его вельми разнообразны еси, — предусмотрительно отвернулась в сторону Адалета и скроила ироническую мину царевна.

Отряг насупился, и в ожидании подвоха покосился на нее.

— Ты издеваешься?

— Да что ты, как я могу! — с гипертрофированным ужасом воззрилась на него Серафима. — Рагнарок — бог мудрости. Натурально. Ясен пень. Чего же еще. Смотришь на отрягов, и понимаешь, что их верховный бог — главный по мудрости, поэзии и музыке. Сомневающегося да поразит фортепьяно с чистого неба. Тамам.

— У нас есть скальды, — так и не решив, насмешничает над ним иноземная царевна или нет, на всякий случай осторожно сообщил рыжекудрый королевич. — Они играют на гуслях и сочиняют всякие там оды, песни... сказания...

— Про войну? — предположила Сенька.

— А как ты додумалась? — удивился он.

— Вот такая я догада... — ехидно усмехнулась та. — Тебе-то бы не в жизнь не сообразить. У вашего-то брата все мозги хранятся в одной голове, и та — на том конце радуги.

— Че-го?!..

— Олаф?.. — торопливо постучал по плечу королевича Иван, начавший не без причины опасаться за направление развития разговора со всеми вытекающими последствиями. — Олаф!..

— Чего еще тебе?

— А-а... ты, случайно, не в курсе... э-э-э... кто такой Ульг? — нашелся Иванушка.

— Ульг? — в один миг позабыл про язвительную спутницу и подозрительно вперился в лукоморца юный отряг. — А ты откуда про него знаешь?

Царевич прикусил язык и быстро бросил вопрошающий взгляд на супругу. Она в ответ поджала губы и пожала плечами.

— Мы обета молчания Сутулому не давали.

— Сутулому? — еще больше насторожился королевич. — Какие у вас с ним делишки?

— Делишки бывают у мышки, — отрезала Серафима, и готовый выложить всё начистоту Иванушка предусмотрительно захлопнул рот.

Сын конунга вскочил, гневно сжимая кулаки и раздувая ноздри, но Масдай как бы невзначай заложил крутой вираж, и рыжий здоровяк, не удержавшись, повалился боком на мешки с припасами, продемонстрировав затянутому заплатками туч небу полусбитые подковки на подметках.

— Эй!.. Это еще что такое?!.. — просвистевшая мимо уха нога пятьдесят второго размера пробудила от послеобеденной дремы мага-хранителя. — Лукоморцы, немедленно поставьте отряга на место!

Обрадованная высочайшей индульгенцией на применение крайних мер, Сенька схватилась было за рукоятку ножа, но, к ее разочарованию, волшебник не вовремя углядел ее телодвижение и с пронзительной ноткой паники в сиплом со сна голосе торопливо заверещал:

— На ноги поставьте его, на ноги!!!.. Совсем без меня с ума тут посходили!.. Время идет, радугу искать надо, во все глаза глядеть по сторонам, а они тут распетушились, как конокрады на базаре!

Напомнив, кто тут главный, чародей отвернулся, изображая высшую степень недовольства, а сам украдкой протер рукавом слипшиеся глаза, делая вид, будто он просто размышлял о непреходящем и вечном, а вовсе не спал посреди белого дня, как самый обычный пенсионер.

— Пусть они мне скажут, откуда они знают про Ульга, и что он имеет общего с моим дядей! — стиснув зубы, прорычал отряг, самостоятельно, хоть и не слишком ловко принимая вертикальное положение на выписывающей горки и волны упругой спине Масдая.

Рука его как бы невзначай легла на рукоять широкого тяжелого меча, да там и прилипла.

— А волшебное слово? — язвительно вопросила Сенька, демонстративно пренебрегая плохо скрытой угрозой.

— Ч... что?.. — опешил Олаф, непроизвольно разжал кулаки и смущенно уставился на единственного специалиста по волшебным словам в их компании в ожидании подсказки.

Пока озадаченный Адалет раздумывал, не вздумал ли единственный отпрыск Гуннара подшутить над ним, "Пожалуйста" Ивана и "Криббль-Краббле-Круббле" Масдая прозвучали почти одновременно.

Олаф дернул плечами, фыркнул: "Ты меня за дурака принимаешь?", повернулся к Сеньке и уверенно повторил:

— Криббль-Краббле-Круббле! Скажи мне...

После такого вступления злиться дальше на исполненного собственной важности и значимости королевича не смогла даже Серафима.

Отхохотав положенное под сердито-сконфуженным взором рыжего парня, она выложила ему всё, как на духу.

— То есть, он это всё это заранее спланировал, получается, что ли?.. — жалко хлопая рыжими ресницами, позабыв сердиться на лукоморскую парочку, болезненно скривился отряг.

— Ты так доверял своему дядюшке? — удивился Иван.

— Нет, конечно! — вскинулся Олаф, словно его снова заподозрили в менее чем потрясающих умственных возможностях. — Да я лучше гада подколодного себе за пазуху засуну, чем ему доверюсь! Но Светоносный... Ну, Рагнарок... Повелитель всех богов Хеймдалла... Я про него говорю... Получается, что он хотел, чтобы дядя стал конунгом после смерти отца... но вместо того, чтобы прямо сказать... вместо этого он посылает Ульга... чтобы тот тайно сговорился с Сутулым... Зачем?..

Королевич мыслил вслух, старательно шевеля губами, хмуря брови и морща лоб, словно читал неизвестный текст на малознакомом языке. Дойдя же до первого вопросительного слова в потоке своего сознания, он замолк недоуменно, и огненно-рыжие брови его взлетели домиком да так и застыли — будто мимическое воплощение идеи вопросительного знака.

— А, может, это вовсе и не Рагнарок затеял? — отбросив на время вражду по отношению к представителю народа грабителей и пиратов, заработал изощренный в каверзах и хитростях ум Серафимы.

— Но это был его ворон!.. — в мучительных поисках ускользающей истины Олаф поскреб грязной пятерней квадратный подбородок, покрытый рыжим пушком как забытый в буфете хлеб — плесенью, пародией на модные среди его соплеменников бороды.

— Это и веслу понятно! — убеждая то собеседников, то ли себя, продолжил он. — Кого же еще, как не Рагнарока?.. Имя этого ворона — Хугинн, что означает "Мысль". Хугинн и Мунинн — два посланника Светоносного...

— А что означает "Мунинн"? — не сдержала любопытства царевна.

— Что?.. А, Мунинн... "Память", — недоверчиво, в ожидании подвоха, глянул на нее отряг, но, не дождавшись, немного расслабился и продолжил. — Что я хотел сказать?..

— Про птичек, — любезно подсказал Масдай.

— А, ну да... Я хотел сказать, что оба священных ворона — вестники Светоносного, это известно каждому ребенку... Но если Рагнарок сначала посылает Ульга...

— Так кто такой всё-таки этот ваш Ульг? — и без того не слишком стройные и стойкие ряды умозаключений потерянного и удрученного отряга снова были рассеяны — на это раз Адалетом.

— Что?.. — снова вынырнул из омута уныния и насторожился королевич, — А-а... Ульг... Ульг — это дух раздора и предательства. От него все шарахаются, как от прокаженного. И боги, и люди. И... и... Что я хотел сказать?

— Про Ульга и Рагнарока, — напомнил Иван.

— И про птичек, — прошелестел Масдай.

— Да. Вообще-то, я хотел сказать, что сказать, будто посланцы Рагнарока могут сказать... сказать, будто сказать, что сказать... Хель и преисподняя!!! — взорвался, не выдержав непривычных умственных усилий, молодой воин. — Сказать, будто Рагнарок попросил Ульга выполнить его поручение — это всё равно, что сказать... сказать... сказать... что вон это — кривое коромысло, а не радуга!..

— Где?!..

— Где коромысло?!..

— Где радуга?..

— Вон!..

— Точно!..

— Радуга!..

— Скорей туда!..

— Масдай!..

— Уже лечу-у-у-у-у!!!..

Путь вдоль дифракционного оптического явления, ведущего в горнюю обитель отряжских богов, занял меньше, чем они предполагали.

Через два часа ускоренного лета сквозь возникшую на полдороги пелену перламутрового тумана — в ушах только воздух свистел, да разъяренные вопли оставленного не у дел стража многоцветного моста звенели — великолепная пятерка вырвалась метеором на белый свет и оказалась...

Оказалась...

Оказалась...

— Где это мы?..

— Н-не знаю... — недоуменно покрутил головой сын конунга и почесал в железном затылке рогатого шлема. — Если я ничего не путаю, то это — Стеклянное1 озеро... а там, налево, тогда Затерянный лес ... наверное... а к югу, значит, днях в двух пешего пути, Хольмстадт...

— — — — — — — — — — — — — — — — —

1 — Нация с более развитой промышленностью и торговлей назвала бы аналогичный водоем Хрустальным.

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

— То есть, ты хочешь сказать, что мы всего лишь оказались там, откуда пришли? — недовольно сдвинул кустистые брови и скрестил руки на пухлой груди маг-хранитель.

— Н-ну да... — нерешительно, словно чувствуя себя по какой-то непонятной причине виноватым, пробормотал Олаф. — Вроде...

— А вон те горы как у вас называются? — даже столкнувшись с полной и безоговорочной неудачей, Иванушка рассчитывал выжать из нее максимум новых знаний.

— Горы? — переспросил отряг и снова закрутил головой. — Какие горы?

— Вон те, — услужливо развернул за плечи сотоварища по экспедиции царевич и ткнул пальцем во вздымающуюся на горизонте и растворяющуюся в облаках зазубренную серую вершину.

Рыжий воин прищурился, потом приложил ко лбу козырьком ладонь размером с ротную походную сковородку, потом вторую...

— Там не должно быть никаких гор, — уверенно изрек, наконец, он и решительно отвернулся, будто с географией принцип "с глаз долой — из карты вон" срабатывал в ста случаях из ста. — Там лес. Без названия. А за ним — еще одно озеро. Гусиное. Мы там в прошлом году охотились. А еще дальше — холмы. Тоже сами по себе. И фьорды. Безымянные.

— То есть, ты имеешь в виду, что с прошлого года ваши сами по себе холмы сами по себе же и подросли, или что мы всё-таки не в Отрягии? — терпеливо, словно разговаривая с маленьким ребенком, уточнила Серафима.

— Слушайте, пассажиры, а, может, вам лучше на эти глупые горы своими глазами посмотреть? — ворчливо предложил шершавый шерстяной голос. — А то пока вы разберетесь, где гора, а где нора, тут до следующего дождя провисишь как проклятый между небом и землей... Если не до второго Эксперимента...

И, не дожидаясь согласия или возражений, ковер взял инициативу в собственные кисти и резво устремился к заоблачной цели.

Чем ближе подлетал маленький отряд Адалета, тем яснее становилось, что ни одному холму в мире, старайся он хоть тысячу лет, за год так не вырасти.

Эта гора была образцом того, чем хотел бы стать любой добропорядочный холм в последующей жизни.

Чтобы приобщиться к недостижимому идеалу в настоящем, заурядной выпуклой неровности земной коры пришлось бы для начала провести эпиляцию всей поселившейся на ней растительности, выдворить различных мышек, ящерок и прочих барсуков, одеться в серый гладкий стильный каменный костюм, а также вытянуться метров эдак на тысячу-другую вверх.

Последним штрихом совершенства стало бы огромное строение неизвестного назначения, заменившее неопознанной горе вершину, срезанную словно исполинским ножом чуть повыше облаков.

— Что это?.. — благоговейным шепотом вопросил царевич, когда до огромного сооружения безвестных архитекторов-альпинистов оставалось не больше ста метров.

— П-по-моему... п-по-моему... п-по-моему...

Рыжий воин попытался одновременно побледнеть и покраснеть.

Эффект получился психоделический.

— Ну же, говори! — нетерпеливо потребовал маг, сердито пристукнув при этом посохом к вящему неудовольствию Масдая.

— П-по-моему... это С-с-старкад... д-дворец Р-Рагнарока... — выговорил, наконец, отряг дрожащими, как осенний лист, губами.

И вдруг он всхлипнул еле слышно и торопливо отвернулся.

— Б-бедный... бедный отец...

Сердце Сеньки дрогнуло.

— Мне жаль... что он так серьезно болен... — намеренно не разбираясь в чувствах и мыслях, чтобы ненароком не прийти к заключению, что не так уж ей этого и жаль, проговорила в знак утешения и сочувствия царевна.

— Мне тоже... жаль... что его не убили в том рейде... — еле слышно пробормотал отряг.

— Что-о?!..

— Ведь если он умрет в своей постели, он никогда не попадет во дворец павших героев!.. — жалобно воззрился на нее Олаф затуманенным голубым взором. — А ты представляешь, какое это счастье! Павших смертью героя воинов привозят туда с поля битвы на своих крылатых конях могучие брунгильды! Такое ж выпадает раз в жизни! Ты только подумай!.. Погляди на эту красоту хорошенько!.. Старкад не просто огромный — он гигантский! Ты представляешь — в нем пятьсот сорок дверей, в каждую из которых могут войти шеренгой восемьсот воинов в полном снаряжении! А в каждом очаге можно зажарить одновременно тысячу быков! А крыша его сделана из щитов, принадлежащих тем самым павшим героям, что обитают теперь в нем1!.. Жизнь избранников Светоносного наполнена счастьем и радостью каждый миг! Весь день они сражаются друг с другом, а вечером раны их заживают, появляются накрытые столы, и они пируют без устали всю ночь!..

— — — — — — — — — — — — — — — — — — —

1 — Насколько пробитый и порубленный в бою щит пригоден к использованию в качестве защиты от дождя и снега — второй вопрос.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— А утром? — тупо уточнила Серафима в ожидании описания ежесекундного отряжского радостного счастья.

— Утром сражаются.

— До вечера?

— До вечера.

— А вечером?

— Пируют.

— А следующим утром?..

— Опять сражаются, — несколько раздраженнее, чем хотел, повторил королевич.

— До вечера?

— До вечера.

— А вечером пируют?

— Ну, да! А что же еще им еще там делать, по-твоему?..

— Вот счастье-то-о-о... — сжала щеки ладошками царевна.

— Ага, теперь ты тоже поняла! — искренне обрадовался он.

— А чего тут не понять-то? — вздохнула она, отвернулась и задрала голову на приближающуюся махину так, что шапка едва не свалилась.

Вблизи дворец Рагнарока был еще огромнее, чем она предполагала, даже после брызжущих восклицательными знаками описаний восторженного сына конунга. При внимательном рассмотрении становилось ясно, что он был даже не построен — выращен из или вместо отсутствующей вершины скалы. Угрюмый гладкий серый камень, влажно поблескивающий даже при полном отсутствии дождя, черные провалы окон, куда как мошка залетали в наивной надежде на вечернюю поживу стервятники и прочие Хугинны, черепица дырявых щитов, нависшая над ними... Архитектурными излишествами вроде колонн, балконов и прочих карнизов зодчий верховного бога северного края своего клиента явно не побаловал, и назвать обиталище бога поэзии и мудрости "сараем" не позволяли только размеры.

— Ну, что, в двери или в окно? — ворчливо прервал ее созерцание Масдай.

— А-а-а-а-а-а-а!!!!!!!..

— Хель и преисподняя!!!!!!!..

— У-у-у-у-у-у-у!!!!!!..

Как бы в ответ на его вопрос в зияющую чернотой в предзакатный сумерках дверь — ту самую, пропускной способностью в батальон — вылетел кувырком, яростно изрыгая проклятия и теряя меч, щит и сапоги, человек в рогатом шлеме отряга, за ним другой, третий... Но не успел ковер и помыслить о последовательности перехвата будущих жертв гравитации, как рогатые летуны, словно мячики на резиночках, достигнув точки максимального удаления и осыпав изумленных путников остатками отделяющегося снаряжения, с такой же скоростью влетели обратно.