Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Русский Медведь. Том 1


Опубликован:
27.09.2014 — 12.05.2015
Читателей:
3
Аннотация:
Оценки отключены. Хотите оценить - комментируйте. Причина проста - мне нужны не обезличенные клики, а обратная связь с читателями.
Согласно договору с издательством я оставил только часть текста (для ознакомления читателей).

Книга вышла на бумаге в мае 2015 года. Коммерческое название "Русский медведь. Цесаревич"
Купить в интерент-магазине Лабиринт

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
  Следующая глава
 
 

Россия Молодая. Том 1 Начал писать 27.09.2014. Выкладка текста завершена — 07.03.2015. Оглавление: — Пролог — Часть 1 — Primo Victoria      — Глава 1      — Глава 2      — Глава 3 . . .      — Глава 7      — Глава 8      — Глава 9      — Глава 10 . . . . . — Часть 4 — Reise, reise...      — Глава 1      — Глава 2      — Глава 3 . . .      — Глава 7      — Глава 8      — Глава 9      — Глава 10 — Эпилог Пролог Май 2081 года. Москва. Небоскреб транснациональной корпорации 'Феникс' Александр стоял около окна и смотрел куда-то вдаль. Огромная прозрачная панель в высоту этажа была кристально чистой, а погода стояла такая ясная, так что лежащий перед ним вечно бурлящий город был весь как на ладони. Но мысли мужчины были где-то далеко от этих мест. Он ждал очень важных новостей, но его мерное дыхание и холодный взгляд выражали колоссальное внутреннее спокойствие. Он стоял словно ожившая статуя, выражая всем своим видом могущество и монументальность. Но вот тишину нарушила легкая трель, и раздался мелодичный голос секретарши: — Александр Петрович, к вам профессор Самойлов. — Хорошо, пусть войдет. И снова наступила тишина. Медленно утекали секунды. Он привык спокойно ждать, когда это было нужно. Шутка ли — сто семьдесят первый год недавно отметил в узком кругу... За спиной послышался легкий, чуть заметный шелест от сдвигающейся створки дверного проема. — Здравствуйте, Александр Петрович. — И вам доброго дня, Игорь Сергеевич. Чем порадуете? — Есть определенные успехи... — он слегка замялся. — Я вас внимательно слушаю. — Мы завершили сканирование выявленного нами пространственно-временного кармана и смогли получить возвратный импульс. Один-единственный, но даже он был очень слабый, так что прямой перенос сознания невозможен. — Как я понимаю, вопрос не решится увеличением мощности излучателя. — Вы правы, — кивнул Самойлов. — Сколько времени займет поиск нового кармана? — Сложно сказать, — пожал плечами профессор. — Мы натолкнулись на этот совершенно случайно. Новый карман мы может обнаружить уже завтра, а можем потратить еще несколько десятилетий. При том, что в новом кармане совершенно не обязательно будет подходящий, даже условно, объект для переноса. — Какие могут быть последствия переноса в обнаруженный объект? — У вас частичная совместимость, что повлечет за собой утрату многих функций и аспектов сознания, а также искажение их. Грубо говоря, на выходе вы можете получить обширные повреждения психики, вплоть до нежизнеспособных вариантов. — Понятно, — кивнул Александр, никак не выражая своего отношения к происходящему, хотя внутри у него все бушевало из-за едва сдерживаемых эмоций. — Что вы предлагаете? — Мы можем попробовать уже сейчас установить между двумя объектами информационный канал и начать синхронизацию... — произнес Игорь Сергеевич, настороженно глядя на собеседника. — И в чем загвоздка? — Есть два способа синхронизации: альфа и бета. Альфа-метод в нашем случае не очень приемлем, так как вас мы в состоянии подключить к средствам жизнеобеспечения и продержать предстоящие две недели без сознания. А вот объект, с которым начнется слияние, вряд ли обладает такими возможностями. — То есть, вы полагаете, что он погибнет? — Скорее всего. Две недели без еды и питья выжить нереально, а если он и выживет, уйдя в летаргический сон, то вы имеете все шансы очнуться уже погребенным. Думаю, что это немного не то, что нам нужно. — Не пересказать, — усмехнулся Александр. — Хорошо. Что там за второй способ? — Вам потребуется имплантировать небольшой датчик и жить дальше, ни о чем, не думая. Как и объекту, который, вместо потери сознания и гибели, продолжить жить, как ни в чем, ни бывало. Матрица симбиотического сознания будет у него накапливаться на подсознательном уровне и активируется только при сигнале. То есть, мы аккуратно и не спеша проведем синхронизацию, после чего улучив момент... — Я понял, — прервал его Александр Петрович. — Я буду знать все, что знает он в нагрузку к своим знаниям и навыкам? — Безусловно. — Отлично. Что за объект? Пол? Возраст? Социальное положение? И вообще, что там за мир? — Сканирование показало, что там фактически дубликат нашего пространственно-временного кармана, отличающееся только смещением по времени. Там сейчас 1681 год. Объект вам должен быть очень хорошо знаком — это Петр Алексеевич Романов. — Будущий Император?! — Удивился глава корпорации. — Да, — кивнул профессор. — Мне показалось, что нам очень повезло с ним. Отличная кандидатура для создания симбиотического сознания. — Любопытно... — задумался Александр Петрович, борясь с волнами воспоминаний из глубокого прошлого. Как-никак, одну жизнь за представителя рода Романовых он уже прожил. Сложившееся же совершенно невероятное совпадение наводило его на мысли и нехорошие ассоциации. — Хорошо, Игорь Сергеевич. Подготовьте мне подробный отчет по срокам, рискам и затратам. И, кстати, важный вопрос, как вы считаете, транспортный коридор получится организовать? — С транспортным коридором могут быть очень большие проблемы. Он возможен, но крайне ущербен. Во-первых, по нему не получиться передать ничего из живого. Оно банально должно погибнуть вплоть до последней клетки. Во-вторых, это все очень дорого — один грамм материи ориентировочно будет расходовать до ста тераджоулей энергии. Хотя это оптимистичные прогнозы. Может и больше. — Какие затраты на постоянное поддержание канала? — Довольно скромные, мы их даже не заметим. Почти весь расход энергии идет на формирование канала. Пробой. — Отлично, — с довольным видом произнес Александр. — Тогда жду вас через десять часов с отчетом. Всего хорошего. Спустя год. Там же Лаборатория всегда удивляла его своим видом. Вот и сейчас, глава одной из самых могущественных транснациональных корпорации 'Феникс' завороженным взглядом рассматривал все это чудное оборудование, что размещалось в комнате. — Доброе время суток, профессор, — с довольной улыбкой произнес Александр. — Здравствуйте, — кивнул в ответ Игорь Сергеевич. — Вы были так встревожены. Что-то случилось? — У меня для вас несколько новостей: есть и как хорошие, так и чудовищные. С какой начать? — Заметно нервничая, произнес ученый. — С чудовищной. — Найденный нами пространственно-временной карман не является параллельным миром, как мы считали. — И что же это тогда? — Не знаю. Но наблюдения наводят на очень странные мысли. — Не тяните. — После проведенного анализа, нам кажется, что этот пространственно-временной карман является чем-то вроде резервной копии. Он смещен до минуты... до секунды ровно на четыре сотни лет. — То есть, вы предполагаете, что это наш мир? — Возможно. Мы ничего толком ответить не можем. Но меня это очень сильно пугает. Ведь, неизвестно как отреагирует контролирующий механизм на попытку установить прямую связь между этими мирами. Тут может произойти все, что угодно, вплоть до отката нашего пространственно-временного кармана к стабильной версии. — То есть... — Да. В том случае, если своим вмешательством мы спровоцируем откат, то все мы умрем, а этот мир прекратит свое существование. — Но проверить это, мы не можем. Ведь так? — Верно. — И теперь вы не уверены в том, что хотите во всем этом участвовать? — Не нужно так говорить, — прищурив глаза, произнес Игорь Сергеевич. — Вы же знаете, что я готов отдать свою жизнь не задумываясь, ради той цели, что мы с вами пытаемся добиться. — Тогда что вас смущает? — Но... все эти люди... вы разве готовы забрать их жизни? — Мы не уверены в этом. — Но все-таки. — Послушайте, — самым серьезным тоном произнес Александр, — я вас не заставляю и не подгоняю. Время у нас есть. И я, также, как и вы, не хочу затереть несколько миллиардов ни в чем не повинных людей. Поэтому давайте сначала разберемся с тем, что там происходит и как нам поступить. Вы поняли меня? — Да-да... конечно, — несколько растеряно произнес ученый, выбитый из колеи тем, что его работодатель не стал спорить по столь важному вопросу. — Мы синхронизируем ваши сознания в реальном времени, так что, если все разрешится, активацию можно провести в любой момент. — Вот и славно. Кстати, а в чем заключались хорошие новости, которые вы хотели мне сообщить? — Мы смогли подготовить контейнер весом всего тридцать пять грамм. Шприц с хост-генераторами м-роботов и w-pc класса 'Septon'. — Вы уверены, что они успешно переживут перенос? — Вполне, — кивнул профессор. — Ни хост-генераторы, ни w-pc не содержат никакой живой органики. — Даже биоактивная линза? — Да. Нам с ней пришлось очень серьезно повозиться, прежде чем она стала нормально инициироваться и приживаться. Впрочем, не без побочных эффектов — после ее установки с неделю глаза слезятся и немного голова болит. — А что делать с головным модулем? — Сказал Александр, рассматривая чрезвычайно странную форму базового компонента w-pc. — Базовый 'Septon' мы переработали, удалив все внешние коммуникативные модули. Они ведь вам там совершенно не пригодятся... — Кто мне будет делать операцию? — Перебил его глава корпорации. — Судя по форме, он интегрируемого типа. А это, значит ... — Мы его переделали, — с нажимом произнес профессор. — Серьезно усилили .... — Ладно. Усилили так усилили. Вы гарантируете, что все это нормально там сработает в случае чего? — Этого никто не сможет гарантировать, — развел руками профессор. — Да уж... новости... Как скоро мы сможем накопить энергию для переброски контейнера? — Уже. Можем хоть сейчас. — Отлично, — тяжело вздохнул Александр и, попрощавшись, вышел. Радужный настрой развеивался стремительно. Спустя час — Как ваши дела, любезный друг? — Спросил смутно знакомый голос задремавшего в персональном самолете Александра. — Что? — Машинально спросил тот. Открыл глаза. И мгновенно проснулся от сильного выброса адреналина в кровь. Ведь перед ним сидело то самое странное существо, что в свое время забросило его на более чем шестьдесят лет в параллельный мир, обещая, что даст шанс ему изменить его родной мир. — Полагаю, вы догадываетесь, зачем я пришел? — Вряд ли, — хмуро ответил Александр, уже окончательно проснувшись и подтянувшись. — Я предложил вам поиграть в большую игру, а вы жульничаете, — самым милым образом улыбнулся старый знакомый. — Нехорошо. Я не люблю, когда нас пытаются обмануть. — Не понимаю, о чем вы, — пожал плечами Александр с невозмутимым видом. — Что конкретно вам не нравится? — Ваша попытка залезть в резервную сборку четвертого порядка. Кроме того, ты пытаешься меня обхитрить и создать симбиотический разум. Это тоже слегка не то, что я бы хотел видеть. — Так вас волнует только это? — Усмехнулся Александр. — Не переживайте, мои ученые уже сами поняли, что с тем пространственно-временным карманом что-то не так и ни я, ни они не рвутся туда. Ведь угроза человечеству совсем не эфемерна, а брать на себя жизни миллиардов людей я не хочу. — Это замечательно, — очень гадко улыбнулся собеседник, — но вы узнали слишком опасную для вас информацию. Для нас это неприемлемо. — Так сотрите у нас память, — пожал плечами, недоумевая Александр Петрович. — Увы, после той выходки, что совершил ваш ученый по твоей милости, мы не можем этого сделать. Уже поздно, да и бесполезно. Умышленное искажение стабильной сборки четвертого порядка... это уму непостижимо! Ни у кого в здравом рассудке не хватило бы на это наглости. А вот ты — умудрился. Даже мне строго запрещено вмешиваться и изменять стабильные сборки, тем более такие.... — Да что там такого, что вы так переживаете? — Твой ученый был прав. Это своего рода архив. А активация симбиотического сознания приведет к ошибкам в ... в общем не суть. Главное, это то, что Адонай откатит этот мир к состоянию измененной сборки. И накажет виновных. То есть, меня. — А заранее вы не могли предупредить? — Предупредить, о чем? — Со злостью спросил гость. — Не пытаться жульничать и не лезть в стабильные сборки мира со своим свиным рылом?! — Спокойнее. Тише. Я тоже не хочу смерти миллиарда людей. Что нужно сделать, чтобы отката не произошло? — Да причем тут люди? Пусть хоть все сдохнут! Из-за твоей выходки пострадаю я. И очень серьезно. Адонай не прощает подобных ошибок... — буквально прошептал гость. — Что же вы не контролировали меня, раз это все так важно? — Ты думаешь один у меня такой? Я даже раз в десятилетие не могу толком к тебе заглядывать! Кто же знал, что ты такой псих? В любом случае, я пришел к тебе сообщить, что контракт расторгнут. Меня более не интересует твое участие. Прощай. — Сказал он и в воздухе послышался какой-то непонятный щелчок, едва уловимый на слух. Сразу после этого гость исчез, заглохли оба двигателя и самолет начал терять высоту. Александр Петрович холодно усмехнулся. Достал спутниковый телефон и набрал хорошо знакомый номер. — Игорь Сергеевич? Извините что отвлекаю. У меня самолет падает. Да. Жить мне осталось пару минут. Вмешались пауки. Действуйте на свое усмотрение. Да. Думаю, что они вас тоже зачистят. Может быть уже на месте. Прощайте. Он выключил трубку и аккуратно поставил ее в держатель. Самолет в пологом разгоне уже практически достиг флаттера и жутко дрожал, норовя развалиться. Но страха не было. Сто шестьдесят лет. Мало кто на планете столько жил. Александр Петрович двинулся в кабину пилота. Он понимал, что 'паук' не оставил ему шансов на спасение, но опустить руки и не попробовать он не мог. Поэтому отстегнув сидящего без сознания пилота, он врубил тормозные закрылки, стараясь сбросить скорость и потянул штурвал на себя. Ведь энергию самолет набрал неплохую и ее нужно было сбрасывать. Но ничего не получилось. Попытка выполнить петлю закончилась лишь оторванными плоскостями крыльев от перегрузки. Да и могло бы быть иначе, после 'паука'? Последние секунды Александр с холодным прищуром смотрел на приближающуюся землю. Но вопреки расхожему мнению, в его голове не пролетала история всей его жизни. Нет. В голове и на душе было тихо, пусто и на удивление спокойно. Темнота... Спустя какой-то время Александр открыл глаза и поморщился от головной боли. — Активация прошла примерно так, как и ожидалось. — Недовольно проворчал подростковый голос. И замер, так как на него нахлынули воспоминания последних минут жизни. Ему стало душно и очень нехорошо. — Какого черта... — тихо произнес подросток, озираясь по сторонам. Спустя несколько секунд он увидел небольшой контейнер того самого комплекта, что держал в своих руках в лаборатории. На нем было написано хорошо знакомым почерком одно слово: 'Прости'. Подросток аккуратно взял контейнер в руку. Побледнел. И как-то сжался. Что и не удивительно. Не каждый день на твои плечи ложится ответственность за гибель нескольких миллиардов людей... одним махом... — Доволен? — Раздался рядом незнакомый мужской голос. Александр поднял глаза и увидел уже немолодого мужчину с густыми седыми волосами и невероятно пронзительным взглядом. — Ты кто такой? — С вызовом произнес резко подобравшийся мужчина, лишь по недоразумению выглядевший подростком. — Не догадываешься? — Спросил старик, у которого от реакции собеседника явно повысилось настроение. — Адонай? — После недолгого размышления предположил Александр. — Хм. Верно. — Ответил, чуть кивнув, старик. — Может быть, ты еще и знаешь, зачем я пришел? — Не велика сложность, — спокойно и уверенно глядя в глаза собеседнику, произнес Александр Петрович. — Пообщаться хочешь или я тебе зачем-то нужен. — Наглец... ох и наглец! — Покачал головой старик. — Но ты прав. Ты первый человек, который смог учудить что-то подобное. Теперь придется озаботиться вопросами безопасности от вашего вмешательства в стабильные сборки. — Старик, ты хочешь предложить мне сделку? — Ха! Сделка между мной и тобой попросту исключена. Не та весовая категория. А понаблюдать за тобой, я понаблюдаю. — Александр невольно поежился от таких слов и как-то рефлекторно попытался убрать руку с контейнером за спину. — И вот это я заберу. Не стоит превращать историю в фарс. — Но... — попытался воспротивиться мужчина, однако, контейнер осыпался на постель мелкой пылью. — Теперь все. Не прощаюсь. После окончания игры мы еще встретимся. Надеюсь, ты не разочаруешь меня. — Старик коротко кивнул и исчез. А спустя несколько секунд около дверей кто-то упал на пол. 'Вот сволочь! Только свидетелей мне не хватало...' Часть 1 — Primo Victoria — В честном бою я бы тебя победил! — Тогда нет смысла драться честно! к/ф 'Пираты Карибского поря' Глава 1 27 июня 1682 года. Москва. Кремль Петр обернулся на звук упавшего тела и застал немую картину — его любезная матушка Наталья Кирилловна стояла с совершенно белым лицом, украшенным вытаращенными глазами, а одна из нянек лежала словно куль из тряпок и телес подле ее ног. — Доброе утро, — как можно более невозмутимо произнес Петр. — Доброе, — только спустя минуту смогла выдавить из себя царица. — Кто это был? — Но юный царь не ответил, лишь вопросительно выгнул бровь и молча ждал уточнения. — Седовласый старец, — продолжила царица-мать, — с благообразным лицом и в светлых одеждах. Наступила пауза. Петр не знал, что говорить и обдумывал обстановку. 'Говорить правду? А нужно ли? Тем более в столь темные времена. На костер, конечно, не отправят, но... чем все это закончится, неизвестно. А если Софья узнает неправильную трактовку, то ему точно не избежать стрелецких бердышей'. 'Ладно. Будем стрелять от бедра' — подумал царь и внутренне усмехнулся, вспоминая буквально вылитый облик Архитектора из 'Матрицы', который в глазах матери показался 'благообразным старцем'. — Это был Петр, — наконец ответил юный царь. — Как? Кто... — как-то растерянно переспросила Наталья Кирилловна, потеряв разом всю напускную строгость. — Святой это был, мой небесный покровитель — апостол Петр, — повторил сын, тяжело вздохнув и глядя на матушку так, словно малому ребенку втолковывал очевидные вещи. — И приходил он милостью Божьей наставлять меня на путь истинный, учить и вразумлять. Мать юного царя, Наталья Кирилловна Нарышкина больше не сказала ни слова. Лишь постояла несколько минут, смотря на своего сына каким-то странным взглядом, смешавшим в себе ужас с удивлением и уважением, после чего молча ушла... — Дочь моя, ты понимаешь, что говоришь? — Спросил патриарх Иоаким, удивленный не только неожиданным визитом царицы-матери, но и ее в высшей степени странными речами. — Владыко, своими глазами видела... две девки, тоже видели. Да и Петя изменился. Ложился спать ребенком, а с утра... встречаюсь с его глазами, а там нет ни робости, ни волнения. — Может быть его распирает от гордости? На днях ведь венчали на царство, вот и оценил наконец да возгордился. — Нет, Владыко. Там была не гордость, а скорее уверенность, спокойная такая. — Хорошо, я поговорю с ним. Но дочь моя, держи эту новость в тайне. Ежели кто узнает из недругов, быть беде... Спустя час. Покои Петра — Государь, — поклонился смутно знакомый слуга, 'Видимо уже успели заменить, дабы странностей старые не заметили' — пронеслось в голове у царя, — к тебе Владыко ! — Так зови его, дурень! Нечего старого человека заставлять ждать, — буркнул Петр, ожидавший прихода кого-то подобного. Не могли они оставить без последствий подобное событие. Под довольно грустные мысли, впрочем, никак не отражающиеся на лице юного царя, Иоаким и вошел в палаты, стараясь всем своим видом являть монументальность и величественность. — Доброго здравия тебе Владыко , — произнес подросток, стоявший до того возле стола и листавший Евангелие. — И тебе крепкого здоровья, Государь, — едва кивнул головой патриарх, демонстрируя не более чем формальную вежливость, а также свой высокий статус. — Полагаю, моя любимая матушка тебе уже наговорила всяких страстей. — Скорее очень странных вещей, — поправил царя патриарх, внимательно и с особым интересом рассматривающий явно и решительно изменившегося подростка. — Это правда? — Что именно? — Сохраняя полное спокойствие и самообладание, уточнил тот. — То, что ты беседовал с апостолом Петром. — Ты ведь в это не веришь и вряд ли поверишь, — улыбнулся царь, уходя от ответа. — Ведь так? — Государь, в это сложно поверить, — развел руками Иоаким. — И я тебя отлично понимаю, — покладисто кивнул Петр. — Но давай перейдем сразу к делу. Мы ведь с тобой оба понимаем, что ситуация... хм... патовая. — На лице Иоакима выразилось непонимание и удивление совершенно незнакомым словом от юного царя. — Это из шахмат, — поправился Петр. — Поясню. Если я скажу, что все это правда, то ты посчитаешь мои слова ложью. Посчитаешь. Не кривись. Предположив желание наше с матушкой использовать церковных иерархов в борьбе за трон. Согласись, царь, до общения с которым нисходит сам апостол, имеет много больше шансов усидеть на троне, чем иной. Поправь меня, если я где ошибся в своих размышлениях, — произнес подросток и уставился на патриарха спокойным, внимательным и умным взглядом. — Ты сильно изменились, Государь, — после практически минутного молчания тихо произнес Иоаким. В его создании только что услышанное совершенно не укладывалось. Не мог этот юный отрок такого сказать. А даже если мать его научила, то откуда такая уверенность и твердость? — Удивлен? — Не то слово, Государь, — с куда большим почтением кивнул патриарх. — Ты совершенно не походишь на отрока. Такие речи и от взрослого мужа не часто услышишь. — За все нужно платить, Владыко. — Что ты имеешь в виду? — Напрягся патриарх. — Когда человек постигает мир, на это уходят годы и познание он завершает не беззаботным ребенком, но уже взрослым мужем, а мудрость та и вообще приходит, зачастую, вместе с сединами. Если же тебя наставляет на путь истинный посланец Его, это занимает мгновения. Для тела это остается совершенно незаметным, а вот душа... она вынуждена пройти всю дорогу, шаг за шагом, и не может не повзрослеть. Да, Владыко, за какие-то жалкие минуты мое беззаботное детство осталось в прошлом. — Мудрость? Познание? Взросление? — С некоторым недоумением переспросил Иоаким. — Но разве общение с Его посланником не должно наполнять, прежде всего, радостью и благодатью? — Радостью и благодатью? Хм. — Так говорят святые отцы и их словам есть вера. — Если так думать, то вино и есть главное средство познания Всевышнего, ибо оно дает именно радость и благодать. На время. Но разве разница столь важна? А далеко на юге с теми же устремлениями вдыхают дым некоторых растений. — Ваше Величество, — нахмурился Иоаким. — Полагаю, что радость и благодать, это если и есть следы общения с Всевышним, то далеко не основные. Ключевым делом же я почитаю утоление жажды того, кто стремиться к этому. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят . — И в чем же заключалась ваша жажда? — Я жаждал знаний, почитая невежество за тьму и прозябание. Вот Всевышний и послал ко мне апостола своего, дабы наставить на путь истинный и обучить наукам разным. Кто-то ведь должен был помочь самодержцу Всероссийскому не остаться без достойного образования, коли уж его так обложили интригами, что даже грамоте толком обучиться не выходило. — Что?! — Слегка опешил от такой постановки вопроса Иоаким. — Сильвестр, конечно, вор по которому дыба давно льет горькие слезы, но и Никитка ведь совсем дурной, хотя и преданный. Даже письмом толком не владеет, а уж что касается алгебры, философии и прочих наук, то он о подобном даже и не слышал. — Ваше Величество! Что же вы такое говорите? — Владыко, я вас и не виню. Знаю, что это все происки Милославских. И понять их было несложно. Федор слаб от рожденья, Иван тоже. Уже давно им стало ясно, что ни Федор, ни Иван долго не протянут, и править, в конечном счете, буду я. Вот и подсуетились, постаравшись вырастить меня невеждой, дабы можно было крутить как куклой фарфоровой. Болванчиком. Не удивлюсь, что даже вас попытались привлечь к этому делу, хитростью или обманом каким. Иоаким молча смотрел на царственного отрока. Переваривал. В его голове творился полный бедлам. Шок. Бардак. И какая-то вакханалия. Не мог сказанного произнести десятилетний мальчик, но он произнес. Причем очевидно, что не по научению, а сам. Вон — не сбивается, тверд в словах. И как ему поступать? Какие выводы делать? А глаза юного царя смотрят на него с таким добрым укором... словно дед взирает на шаловливого внука... — Владыко, — нарушил тишину Петр. — Вот видите, как неудобно и неприятно объяснение с людьми, относительно той беседы. И мне и вам сейчас хочется все взвесить, обдумать, сопоставить. Поэтому полагаю, что увиденного и услышанного на сегодня вполне достаточно. Особенно мне. А посему я вас более не задерживаю. Однако жду вас в гости. Мне всегда будет нужен совет такого мудрого человека, как вы. Сами же знаете, насколько важно благословление пастырское. С этими словами Петр кивнул, прощаясь, и отвернулся от патриарха, вернувшись к изучению Евангелия. Иоаким с минуту постоял, продолжая переваривать и обтекать, после чего поклонился царственной спине и молча вышел. Оставив юного царя в покое. — Поговорили? — Спросила Наталья Кирилловна, встретив патриарха, вышедшего от сына. — Поговорил. — Кивнул он с задумчивым видом. — Дочь моя, я должен все обдумать. Слишком уж сильны изменения. — И как же нам быть? — Живите как жили. Просто помните, что сын ваш более не дитя неразумное, а взрослый муж. — Неужели все так серьезно? — Более чем, — буркнул патриарх и пошел далее. Вести разговоры ему было совсем не с руки. В своей бы голове порядок навести... Вечером того же дня Петр же, дождавшись ухода патриарха, направился к матушке держать с ней совет, стараясь, как говорил герой в исполнении Папанова, ковать железо не отходя от кассы. Ведь на войне что главное? Правильно, инициатива. Упустишь и все — тебя обошли и разбили. — Матушка, можем ли мы незамедлительно переехать в Преображенское? — В Преображенское? — Удивилась царица-мать. — Но зачем? — Вам понравилось, что творилось месяц назад? Хотите снова увидеть озверевших, пьяных стрельцов, которые будут решать кому из бояр жить, а кого растерзать? — Твердо, даже с некоторым нажимом сказал Петр. — Государь, — с волнением произнес Федор Юрьевич Ромодановский, присутствующий тут же. — У вас есть известия о готовящемся заговоре? — Сведений нет, но есть опасения, — кивнул ему царь. — Матушка? — Да, сынок, я ему рассказала о том, что случилось утром. — Кому еще? — Ему и патриарху. — Хорошо. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше. — Что вызывает в вас опасения? — Повторил свой вопрос Федор Юрьевич. — Патриарх. Я не могу поручиться за то, какую сторону он выберет. Ведь церкви намного удобнее, когда святые давно упокоились и про них можно говорить все, что угодно, в зависимости от сиюминутных интересов. — Петя! — Попыталась одернуть сына Наталья Кирилловна. — Патриарх Иоаким уже показал, что ради собственных интересов готов растоптать интересы веры, закрывая глаза на чудеса. Взять хотя бы дела с Анной Кашинской. Чудо ведь нетленное тело. Без попустительства Всевышнего такое произойти не могло. Однако он закрыл глаза на сие лишь потому, что у ее мощей пальцы были сложены двоеперстно. Как, впрочем, и на всех старых иконах, что византийского образца, что римского. Поэтому я не доверяю ему, ибо не известно, что в нем победит — страсть к укреплению личной власти, для которой лучше бы Бога и не было вовсе, или вера христова. И если что, он сможет дать замечательный повод для Софьи вновь поднять стрельцов. — Если она их поднимет, то Преображенское нас не спасет. — Отнюдь. Во-первых, оно не так и близко. А значит о том, что в Москве начались волнения мы сможем узнать загодя и, если ситуация будет трагичной, то спастись бегством, хотя бы в Троицкий монастырь. Полагаю, что стрельцы хоть и легко поддаются на смущение лукавым, но не до такой степени обнаглели, а потому святое место штурмовать не полезут. Во-вторых, мы и сами в Преображенском будем делом заняты, а не просто сидеть без дела. — И каким же? — Царь изволит потеху чинить. — С некоей долей торжественности начал Петр. — Собрать потешный полк из отроков, обрядить их в форму воинскую и играть. И прочими делами заниматься. — Вы желаете собрать армию из отроков? Но выстоят ли они супротив стрельцов? — Молодость, это такой недостаток, что с годами проходит сам собой. И за эти годы я вполне смогу подготовить из них подходящих крепких вояк. Под видом потех, разумеется. — Петенька, а ну как Софья что заподозрит? — Именно поэтому я и хочу, чтобы вы никому о том, что случилось утром не рассказывали. Пускай думает, что ее братец шалить изволил, вступая в тот возраст, когда самое озорство. Полагаю, если вы будете достаточно ловки в общении с ней, то Софья легко закроет глаза на мои игрища. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы на трон не претендовало. А мы будем сидеть тихо. Спокойно. Готовить войска и укреплять свои позиции, выражая внешнюю беспечность. По крайней мере попробуем. Как говаривал один древний мудрец, если мы хотим победить сестрицу и всех тех, кто стоит за ней, то должны ее удивить, введя в заблуждение относительно меня и моих намерений. Буйный и непослушный отрок, который только и грезит что будущими военными походами и даже не помышляющий ни о чем ином. Разве должен ее пугать такой брат? — Произнес Петр, смотря спокойным взглядом на задумчивые лица матери и ближнего стольника своего отца.  Глава 2 10 августа 1682 года. Москва. Кремль Софья вышагивала по своим палатам и напряженно думала, пытаясь понять, зачем Нарышкины увезли ее малолетнего братца в Преображенское. — Софья, душа моя, — раздался от двери голос Василия Голицына, фаворита царевны. — Я вся извелась! Что они там устроили? — Игрища там, большие и чудные, — пожал плечами боярин — Милый, отчего из тебя слова не вытянешь? Неужто что совсем непотребное творится? — Душа моя, я просто не знаю, как все это осмыслить да в голову уложить. Понимаешь, юный братец твой, вроде бы и шалостью занимается, да только странно очень. И, что особенно меня смущает, с удивительной расторопностью. Сама посуди, решил он значит, собрать полсотни охочих ребятишек из окрестных деревень на кошт казенный. Поди плохо? Там отбоя от желающих не было. Крестьяне-то бедно живут. Детей много. Кормить тяжело. Так вот. Пришло там сотни три, как сказывают, не меньше. И что ты думаешь? Петр им экзамен устроил похлеще, чем капитаны иным охочим до ратного дела по-новому из числа многоопытных стрельцов. Расспрашивал так, словно не потешных отроков для развлечения набирает, но ближних помощников. — Чудно, — кивнула Софья. — Но то его мать могла научить. — Слышал я, что Наталья Кирилловна тут ни при чем, и сама дивилась от такой причуды. — И каких же отроков он набирал? — Живых умом да крепких здоровьем. Вопросы хитрые задавал и слушал не то, что ответит, а как думать станет, что предпринять захочет. Те слушанья четыре дня длились. На них большая часть дворовых приходили. Очень уж чудно, да и любопытно все выходило. — Действительно, — покачала головой Софья. — А что он с ними делает нынче? Ряжеными с барабанами водит? — Заказал платья странные, поделил да звания необычные присвоил и занялся совершенной, на мой взгляд, дуростью. Утренние занятия я не застал, но поговаривают, что также любопытны. Зато поглядел на то, как после обеда он водил их на странную площадку, где всякого понатыкано. И канавы, и щиты деревянные стоящие торчком, и какие-то перекладины подвешенные, и бревна над землей поднятые, и многое другое. Такое даже удумать — и то сложно. Вот по этой всей куче странностей они и скачут, бегают да лазают. И Петр вместе с ними. Причем видно, что не в шутку, а всерьез занимаются. Пот в три ручья с них льется. — Хм. А по утрам что? — То не ведаю. По рассказам не менее удивительное действо. Хотя больше всего забавляют людей пробежки трусцой всего этого малого отряда. Встанут строем по двое или еще как, и побежали, а сами песенку распевают. На бегу и весьма странную. — И много ли бегают? — Да почитай по несколько верст в день отмахивают. А бывает Петр, их выводит в так называемый марш-бросок. В те дни занятия иные идут сокращенно, а трусцой они проходят по пятнадцать-двадцать верст. — Мнится мне, что это на воинскую подготовку похоже. — Так ведь ни строем ходить не учит их, ни оружием пользоваться. Что же это за воинская подготовка такая? Известно же, что той же сабле нужно много лет учить, иначе без толку будет. А то, что ловкими да крепкими после нескольких лет такой кутерьмы они станут, то и что с того? Я беседовал с капитанами нашими и иностранными. Те только посмеялись, заявив, что это все пустое. — Будем надеяться, — улыбнулась Софья. — Он с этими отроками только как скоморох по палкам скачет или еще чем занимается? — Всех ежедневно загоняет в учебные классы, где чтению, письму и счету учит. — Всех?! — Да. Наталья Кирилловна даже возмущалась поначалу, но потом махнула рукой. В конце концов Петру и самому не мешало бы грамоту подучить. — А вот это уже очень странно... и, я бы сказала, опасно, — почесав мочку уха, произнесла царевна. — Интерес братца к наукам нам совсем не нужен. Поди сам то не только чтением да письмом занимается? — Да куда там, — махнул рукой Голицын. — Полдня проводит с отроками, а остальное время еще большими глупостями занимается. Тяга у него, видите ли, к плотницкому делу и прочему возникла. С простыми мужиками топором машет, а потом по всяким сараем что-то мастерит. Я поговорил с Натальей Кирилловной, так она сокрушалась, так сокрушалась... — То есть, ей это все не по душе? — Жаловалась она, плакалась. Говорила, что братец твой совсем от рук отбился. Грезит военными походами, мечтает Царьград из рук мусульман взять, а то и Иерусалим. Оттого все какие-то задумки, да выдумки сооружает. С простыми мужиками возится. И ничего поперек не скажи. — Неужели она совладать с сыном не может? — Буйный он какой-то стал совершенно и кипучий по ее словам. Ни минуты покоя не знает. Утром встает ни свет, ни заря. Сразу 'водные процедуры' вместе с потешными своими проводит или с мужичьем. И дальше — весь день на ногах. Никакого подобающего достоинства и основательности. Кипит, бурлит, покоя не зная и не признавая, и никому рядом его не давая, почитая его за леность и праздность и называя не иначе, как грехом. — Очень интересно... А что патриарх? Мне доносили, месяца полтора назад, что ходил он к брату, беседовал о чем-то и вышел очень задумчивый. — Про то он мне не сказывал. Но о Петре отзывается спокойно. Ездил к нему в Преображенское две недели назад. Службу в местном храме служил по просьбе братца вашего. — По просьбе? — Сказывают, что он в отличие от прошлых лет стал много больше святых отцов почитать. — Иоаким подтвердил про Царьград и Иерусалим? — Он ответил уклончиво, что, дескать, разговоров о том между ними не было. Да и рано им быть — мал Петр еще. Софья тяжело вздохнула и снова начала вышагивать. Василий же молча наблюдал, ожидая ее реакции. — Нам нужно иметь своего человека среди этих потешных, чтобы знать, к чему же на самом деле он их готовит, а главное — какие разговоры ведет промеж них. — Но он ограничился полусотней, — пожал плечами фаворит царевны. — Царство не обеднеет, если мы, милостью нашей поможем братцу ратное дело осваивать и возьмем его расходы на казну. Благо, что они невеликие, если судить по твоим речам. Заодно и человечка нашего приставим, смотреть за делами в Преображенском. Через него и деньги отпускать. Но подробные донесения о тратах и делах на стол мне должны ложиться регулярно. — А что с мастеровыми делать? Плотниками да прочими? — Ничего. Он вряд ли их в свои задумки посвящает. Наемные ведь люди. Поэтому постарайся подобрать человек тридцать-сорок среди отроков, которые согласятся докладывать нам. Да гляди, чтобы подходили они под требования, что Петька предъявлял при первом отборе. Сколько тебе на это да на прочую подготовку дней нужно? — Пару седмиц. Может и скорее, но вряд ли. — Вот и хорошо. Как будешь готов — скажи, я Наталье Кирилловне письмо отпишу. Человечек, что за деньги отвечать станет при Петре, с письмом поедет, да там и останется. А отроки, как братец новый набор начнет, пойдут. — А не заподозрит? Мало ли расспрашивать начнет, откуда, да что? — Василий, милый, ты ли это мне говоришь? — Прыснула руками Софья. — Ему десять лет! Я до сих пор не верю, что это он сам учудил со странными причудами для укрепления тела. Мнится мне, что из Кукуя, что рядом совсем, к нему какой советчик прибился. Мало ли среди них всяких чудных да дивных. — Пожалуй, — кивнул Голицын. — А как быть, ежели Петр возжелает оружие закупать? — Так выделим ему из наших запасов старые пищали, али изношенные мушкеты иноземные. — Велики они для отроков будут. Не согласится Петр на них, ибо не приставить их к делу. Но рядом с Преображенским, как ты, душа моя, верно заметила, Кукуй стоит. А значит и купцы заморские да связи. А ну как он через них, что купить надумает? Ведь во Франции да Голландии, поговаривают, оружие будет лучше нашего. Да и под заказ можно сделать. Как раз для отроков. Я слышал, что и такое тоже делают. — У него не велика армия, — чуть подумав, сказала Софья, — казна от того не опустеет. — Кстати, по поводу армии. Сколько ты хочешь взять на содержание потешных? — Нам нужно, чтобы вновь прибывших было больше, чем уже набранных. Иначе наши люди окажутся на виду. У него сейчас полсотни. Вот два раза по столько и возьмем. Полторы сотни отроков, я полагаю, даже при хорошем оружии нам никакой угрозы не представят. Или не устоим? — Устоим, конечно. Любым полком их раздавим. Да что полком — ротой единой. — Хорошо, тогда так и поступим. И еще, будь очень осторожен с патриархом. — Думаешь, он что-то задумал? — Не знаю. Может глупости все это, но мнится мне: его поведение имеет какой-то умысел. Глава 3 17 ноябре 1682 года. Преображенское Петр стоял в свеженьком сарае, поставленном едва ли пару месяцев назад, и любовался на работу ткацкого станка. Нет, конечно, ничего особенно удивительного в нем не было. Да, по правде сказать, даже напротив — убогая копия, механического ткацкого станка Роберте , вся прелесть которой заключалась только в одном — никакого аналога ей пока еще не было. Вообще. К огромному удовольствию юного царя в текущей обстановке даже в Англии и то не знали даже станка с челноком-самолетом , а уж о механизированных станках так и речи не шло даже в проекте, тем более таких, что позволили бы ткать что-то сложнее примитивного полотна. А у Петра получилось. Безусловно, он изначально знал устройство и принципы, но ведь это не исключает немалых сложностей в реализации проекта местными силами. Ведь кроме нескольких пусть и толковых, но практически необразованных плотников у него ничего не было под рукой. Однако вот уже вторые сутки с механического ткацкого станка экспериментальной модели выходила ткань. Практически непрерывно. Останавливаясь лишь на то, чтобы заправиться шерстяными нитями. И хотя ни к паровой машине, ни к водяному колесу его так и не удалось подключить в силу непреодолимых обстоятельств, это не мешало ему работать, поражая всех посвященных скоростью и качеством. Тем более что ткань станок выдавал качественного саржевого плетения, которого в те годы еще никто и не знал. — Чудно, — только и выдавил из себя Федор Юрьевич, смотрящий как несколько мужчин, что ходили по кругу, вращая за ручки корабельный шпиль, приводили в движение многие части ткацкого станка. — Да шустро то как... — Это еще что, — с явной гордостью произнес Петр. — Вот по весне начнем ткацкую мануфактуру ставить, там водяное колесо к делу приспособим. И дело пойдет намного лучше. Ведь мужики-то вон — выдыхаются часто. Четыре смены поставили. А вода усталости не знает. И это пока. — А потом что? — Паровую машину поставим. Ей вода речная для дела не нужна, то есть можно ставить удобнее, а не берегов держаться. Да и зимой или в половодье никаких бед с ней не приключится. Правда, вот работает на дровах или угле каменном. Или на горючей земле — торфе, сланцах и прочем. Мощные машины. Десятки, сотни станков можно к ним приставить. Но то дело будущего. — Паровая машина... — произнес Ромодановский, скептически пробуя название на вкус. — Англичане да итальянцы уже ставят их. Но за этими механизмами будущее. Их ведь и на корабль можно поставить, позволив ему идти словно на веслах, но без устали, выгребая легко против речного течения. И на повозки. Но то совсем малые машины. Однако выйдет и без лошади ехать. Впрочем, не будем спешить. Всему свое время. Пока нам и такой ткацкий станок большая подмога. — Это верно, — кивнул Федор Юрьевич. — Я ведь до конца не верил, что выйдет толк. Одним станком за пару дней переработали столько пряжи, что и за месяц десяток мастериц не изведет. — Да не просто, а особым образом. Ткань-то такую и не найти более нигде. — Хорошее полотно. — Саржа. — Как? — Говорю, что такое плетение называется саржевым или попросту — саржа. — Ну да. Саржа так саржа. Эх. Жаль, что пряжа так быстро разошлась. На сутки работы еще от силы. — Ничего страшного, — хмыкнул Петр. — Как закончится пряжа, так мы станок осмотрим. Разберем. Где что нужно поправим. Мы же его-то вон — на коленке из деревяшек срубили. А там по-хорошему из железа или бронзы многое делать надобно. Да много чего усовершенствовать. Кроме того, нужно будет шпиль под лошадь или быка какого приспособить, дабы не мучать мужиков. Им и другая работа найдется. — И то верно, — согласился Федор Юрьевич. — Лошадь, ежели ее не сильно гнать, а спокойным шагом водить, по много часов кряду станок приводить в действие станет. — Вот. А пока мы его до ума доводить будем и чертежи править, нужно купцов подыскать ухватистых, да ловких. Не самому же мне торговать тряпьем с людом. А им почет и уважение. Продадим уже готовую ткань. Закупим шерсти да подрядим девиц сельских на приработки. Прясть-то, поди все умеют, а лишняя копеечка крестьянину очень пригодиться. Жители Преображенского нам еще спасибо скажут. А может и соседей подрядим из Семеновского, а то и Измайлово. — Хочешь заплатить меньше? — И это тоже, — кивнул Петр. — Нам нужны деньги для наших дел, да не от Софьи, а свои. Не подконтрольные. Поэтому, чем выгоднее станет предпринятое нами дело, тем лучше. Но не только в этом причина. Если мы развернемся шире, то где столько нитей возьмем? Для Москвы этот товар далеко не самый ходовой. И если на шерсть калмыцкую мы еще можем надеяться, ибо ее немало, да увеличивать сборы могут, то откуда нити столько брать? — Не сильно ли мы размахиваемся? Не помешает ли Софья? — Чего же ей мешать? — Удивленно пожал плечами Петр. — Она наоборот привечает иностранцев, готовых на Руси развернуть производство редких тканей, что возят к нам. А тут брат родной. Не посмеет. Да я и сам открыто к ней обратимся, уведомив, о моем желании потешную мануфактуру ставить, дабы ткани редкие выпускать на пользу Отечества и для своих нужд. — Так она и содержание после того урежет, после того как прознает о доходах. — Во-первых, ей еще прознать нужно. А во-вторых, то не пойдет она на это. Полагаю, что даже увеличит его. Не убирать же, в конце концов ей своего человечка от нас. Кстати, как он там поживает? — Сокрушается, что, дескать, казна деньги выделила, а Петр Алексеевич тянет и не набирает новых потешных. — Вот им неймется! — Усмехнулся Петр. — Думаешь, подсадные будут? — Нахмурился Ромодановский. — Не думаю, а уверен. Поэтому сделаем так. Ты человечку этому скажи, что Петр Алексеевич отроков по весне набирать станет. Какие же потехи зимой? Где ходить с барабаном по дорогам, да песни дурные горланить? Вот. Так и скажи. Да еще больше пренебрежения добавь. Для большей красоты. А сам тем временем начни мне разных отроков по Москве да округе подыскивать. И показывай мне потихоньку. Я так и отсеивать станут. Потом же в четыре подхода по весне набор учиним. Кинем клич по Москве да округе о наборе в потешные, чтобы целые тучи сбежались. Но отобранных мне незадолго до того показать — дабы в лицо запомнил. Учитывая особый наплыв людей выбирать придется быстро. Вот я по лицу да взгляду отбирать и стану сразу своих. Только смотри, чтобы лишние глаза чего не увидели. — Добре. Завтра же займусь. — Особо не спеши. Делай все аккуратно. А то еще люди Софьи или Васьки заподозрят чего. Ладно. Это вроде как уладили. Хм. А что там этот человечек про меня выпытывает? Несколько раз я видел его за странными разговорами с мастеровыми да потешными. — Выпытывать-то он выпытывает, да только ему никто особо не рассказывает. Васька-то уже дважды приезжал, вроде как навестить. Но я его к тебе не веду, как и условились, ссылаясь на какую-нибудь очередную забаву: то топором машешь, то с потешными скачешь. Но он не сильно серчает, видно и сам не горит желанием с тобой видеться. Потому просто чаем попоим, поплачемся, дескать, Петр Алексеевич совсем голову потерял от дел ратных, да с миром отпускаем. — Хорошо. Очень хорошо, — с легкой улыбкой произнес молодой царь. — Но человечек-то Софьин видимо все одно исправно доносы пишет. Потому в последний приезд Васька расспрашивал про палату мер и весов, что мы месяц назад поставили, про травматологическую и химическую избы да прочее. Но мы отшучивались, дескать, детские шалости. — Но он не поверил... — Отчего же? — Удивился Федор Юрьевич. — Поверил. Ему и самому этот надзор над нами в тягость. Все больше дружбу с немцами с Кукуя водит да вздыхает, сожалея, что Россия не Франция какая али Саксония. — Ну и хорошо. А к тому человечку продолжайте искать подход. Негоже, чтобы он доносы свои сестрице слал со мной не посовещавшись. Это просто невежливо с его стороны. В крайней случае, посмотрите, что можно сделать, дабы получить на него компромат. — От этого слова Федор Юрьевич слегка поморщился. — Не кривитесь. Хорошее слово. Но пока мы его на крючок не посадим, причем не перед своим лицом, а перед Софьиным, то покоя нам не будет. — Постараюсь Петр Алексеевич, — кивнул Ромодановский. — Кстати, как там дела с Иоганном Монсом? — Сговорились. Обо всем сговорились. Два десятка зрительных труб английских, лучшего качества, да фузей две сотни специального заказа под уменьшенный калибр. Кроме того, он обещался к весне поставить несколько возов картофеля на посадку. Точные объемы не говорит, так как сам не знает, сколько получится. — Ну и ладно. Даже одного воза доброй картошки нам должно хватить. — А также пару мешков семян подсолнечника и этой... как ее... — Земляной груши? — Ее. Да. — Совсем хорошо. Ты, кстати, Федор Юрьевич, людишек-то присматриваешь для учреждения сельской мануфактуры? А то ведь кой-чему все одно учить нужно. Совсем ведь темные. — Присматриваю, — кивнул Ромодановский, — только ведь ты просил не спешить. — И не спеши. Как Рождество справим, ими и займемся. Сейчас не до них. Глава 7 5 мая 1685 года. Плещеево озеро. Учебно-тренировочный центр 'Заря' Утро выдалось морозным. Даже немного прихватило лужи легкой корочкой льда. Поэтому волей-неволей бодрило любого, кто в этот ранний час решал выбраться из жилых помещений. Никому этого не хотелось, но приходилось. Сроки и неустанный контроль, установленные Петром Алексеевичем вынуждали действовать без волокиты. Вот и командующий всем окрестным сумасшествием, Федор Матвеевич Апраксин ни свет, ни заря стоял на крыльце довольно скромной избы и смотрел на берег озера, где уже начали оживать дела, развернутые еще прошлым годом. — Ну как, Федь, любуешься? — Спросил, вышедший за ним следом Головкин. — Никак привыкнуть ко всему этому не могу. Особенно к этой башне, — кивнул он на сорокаметровую вышку оптического телеграфа, — и тому сараю. Зачем их строили? Ладно. Эти вон, как птицы сидят на этакой верхотуре круглые сутки и перемигиваются лампами. Иногда и польза бывает. Но сарай-то зачем? Вон, приглашенный корабельный плотник, отработавший всю жизнь на верфях Амстердама, глаза только и округлил, подивившись нашей дикости, да неумелости. — А что, у них не так? — Не так, конечно. Он говорит, что даже не слышал, чтобы большие корабли в сараях строили. Да и зачем? И чем Петру Алексеевичу не нравится по-голландски корабли рубить? Люди-то недурно в таких делах понимают. Всяко лучше нашего, — махнул рукой Федор Матвеевич. — Это ты зря, — хлопнул его по плечу Гавриил Иванович. — Государь наш — голова! Видел, какие станки сделал для выделки нитей да ткачества? Вот! — Так-то станки! — Возразил Апраксин. — И как он их измыслил? Помнишь? Продумал все, на бумаге изобразил, а потом плотников подрядил выполнять. Да и потом, со слов тех, кто с ним трудился, отладку проводил быстро и толково. И не на глазок, а расчеты какие-то вел, да такие, что многоопытные плотники не поняли ничего. Цифры, буквы, да значки какие-то. Но все делал споро и точно. Ни одной ошибки не было. По крайней мере такой, чтобы все переделывать надобно было. Неточности — то да, но незначительные. Но кто же от них может уберечься? — И что с того? — Чуть прищурившись, спросил Апраксин, пытаясь понять мысль своего сотоварища. — Помнишь ли ты, как тот корабел голландский сказывал про дела свои и работы? — Хорошо помню. Не раз, поди, беседовали. — Так ведь не ты один. Забыл разве, как я пытался прознать о том, как они расчеты делают? И что он мне каждый раз отвечал? — Что настоящий мастер пропорции добрым глазом видит и в расчетах не нуждается . — Вот то-то и оно, что не нуждается. — Усмехнулся Головкин. — Меня тогда думки и взяли. Отчего их мастера, что на глазок все способны оценить да измерить, станков, что Петр Алексеевич измыслил, первыми не соорудили? Ведь добрые станки. Их любой заводчик с руками оторвет, предложи мы их на продажу. Столько ткани делаем, что вся остальная Москва не угонится, а всего сотня душ при мануфактуре состоит. Вон — всех наших служилых добро одели, да рванья более не терпим, даже у простых крестьян, что Государю служат. И торг держим. Да так, что даже в Англию увозили нашу ткань из Кукуя. Немного, но то важно само по себе. Раньше ведь они нам везли и никак иначе. И денег станки приносят изрядно. Без них, почитай ни этой затеи не было, ни дороги, да вообще практически ничего из начинаний Государя нашего. — Ткацкие да прядильные станки у Петра Алексеевича действительно добрые получились, — кивнул Апраксин. — Против ничего и не скажешь, даже если захочешь. — И с махиной швейной дела обстоят точно также, — улыбнулся Гавриил Иванович, — той, что с февраля в малом цеху мануфактуры работает. Приводится в действие от одной ножной педали, но шьет так быстро да ровно — ни одна девица не угонится. Стежок к стежку. Ведь тоже его поделка? И тоже — сначала с бумагами возился, да считывал что-то, а потом с мастеровыми сел и соорудил чудо-механизм. — Верно, — задумчиво подтвердил Федор Матвеевич. — И ежели пойдет в дело, то эта швейная махина очень нам поможет и с пошивом формы, да и прочим, ускорив дела, да упростив. Хм. Ты знаешь, — чуть подумав, заметил Апраксин. — А ведь у него действительно очень много уже странных поделок. И эта палата мер и весов, и химическая изба, и картографическая и так далее.... — Причем, нужно отметить, что все работает, — подмигнул ему Головкин. — Помнишь, как мы с тобой перешучивались по поводу той затеи с пережиганием извести при большом жаре ? Глупости, дескать. А потом от удивления глазами хлопали как телки, когда Петр Алексеевич металл резать стал своей лампой да сваривать воедино. А теперь вон, на каждой этой каланче фонари на тех камешках работают и ярко светят. — Да уж, — хмыкнул Апраксин. — У него на удивление работает все за что ни возьмется. Да делает все так, словно он не новое измышляет, а что старое вспоминает, виденное не раз и не два. — Так неужто ты думаешь, что он без ума и это все задумано? Да, Петру Алексеевичу всего тринадцать годиков, но выглядит он уже на все восемнадцать, а умом и нас с тобой, вместе взятых, обойдет не вспотев. Послушал я тогда голландца, что отказался с нами работать, так как не желаем выполнять его указания, и сел разбираться над чертежами да рисунками, что нам Государь передал. Чтобы не бездумно выполнить, а понять, что к чему. Да письма ему писать, дескать, объясни, сделай милость. Он не ломался. Объяснял, да подробно, с уточнениями и пояснениями к деталям и расчетами. Так что, уже через пару месяцев проникся я и понял, что голландец тот неуч и шарлатан. — И как же тогда этот неуч корабли в Амстердаме строил? — Скептически уточнил Апраксин. — А я почем знаю? — Улыбнулся Головкин. — Может он их вообще и не строил, а доски где в сторонке тесал. — Что же ты такого понял с этим сараем? — Ежели по основным местам, то сам посуди — вот зачем нам этот огромный сарай для строительства корпуса корабля? В принципе — дурость. Ведь можно и под открытым небом. Верно? Верно. Но так, да не так. Какая у нас погода в здешних местах? Много ли дождей? А зимой? Полагаешь, что по пояс в снегу под пронизывающим ветром дела пойдут у корабелов споро? — Да никак не пойдут. Только зачем нам в такую погоду корабли строить? Переждем и продолжим. — Османы тоже будут ждать, пока ты тут нежишься на печи? — Вряд ли, — хмыкнул Апраксин. — Если так, то согласен, дело хорошее. Я же не думал, что Государь гонится за спорой стройкой, невзирая ни на что. — А мог бы и спросить, — лукаво улыбнулся Головкин. — То не секрет великий. Он во всех делах время ценит превыше всего. Однако Петр Алексеевич не только для этих целей сарай корабельный ставить удумал. Помнишь те могучие балки? Так вот — вскорости нам привезут механизмы: лебедки, поворотные стрелы и прочее. Туда и закрепим, дабы можно было много проще обычного тяжести поднимать да на верхотуру заносить. Да и даже обычный шпангоут, что весит немало, с такой стрелой и лебедкой сподручнее ставить, а не мужичкам надрываться, рискуя быть придавленными. А помнишь ты про фонари на вытяжке из земляного масла, которых только сейчас уже три десятка привезли для нужд хозяйства? Ведь если их по стенам развесить, то можно в несколько смен, как на ткацкой мануфактуре работать. То есть, и днем и ночью, круглый год. И погода нам не помеха. Зимой огромные ворота закрыл, костры в глубине амбара разложил, да отапливай. Холодно, конечно, но не так. И ветер огонь не задувает, да снег не засыпает. А через пару лет Государь обещает прислать железные печки, которые и греют сильнее, и от пожара защищают . — Но нужно ли сие? Дельно, не спорю. Однако куда отсюда корабли девать? Озеро малое. Водного пути никуда нет. Разве что здесь баловать. Ведь с таким подходом, мнится мне, мы устраиваемся словно и не на временной делянке. — Резонно. Я тоже это у Петра Алексеевича спрашивал. И он ответил, что ставиться тут все если и не на века, то очень надолго. Полагает он в Переславле держать начальную школу для моряков, для которых кораблики и потребны. Да не разово, а из года в год, причем весьма добрые. Кроме того, местным рыболовам тоже не откажут в помощи и снабдят хорошими баркасами. Всяко лучше местных. Помимо этого, нам и сами нужно учиться корабли строить. Тут все опробуем, а после, на новом месте куда шустрее развернемся, зная, что к чему, почем и как. Вон, Государь с тем же Яшкой Брюсом и прочими иной раз по полдня за расчетами просиживает. Бумаги изводят — жуть. Даже несмотря на то, что большую часть мыслей чиркают на черной доске мелом. Но оно ведь и расчеты тоже на деле проверять нужно. Вот и проверим. Или ты думаешь, этим сараем флот Российский ограничится? Мнится мне друг сердечный, что это только первые шаги большого дела. — Но как же мы научимся строить? Ведь одними расчетами, как ты верно сказал, толку не получишь. Нужны мастера, что помогут да подсобят. Своих если растить, да без помощи, очень много шишек набьем. — Так не только тот голландец к нам захаживал, — усмехнулся Головкин. — Не им одним живы. Насколько я знаю, Иоганн развернулся во всю ширину своей торговой души и по Англии, Франции да Испании кинул клич, дескать, можно пристроиться под крылышком у Петра Алексеевича. Полагаешь, только такие пеньки дубовые придут, что чертежей и расчетов не ведают и знать не хотят? — Может и не только, но их большинство будет. — Верно. От того Монс и передавал в своих письмах, что просто так никого пристраивать не станут, требуя прежде всего мастерства и живого разумения. Те, кто таковым не владеет, как приедут, так и уедут. Останутся лишь толковые. — Уедут и ославят нас, — тяжело вздохнул Федор Матвеевич. — Да и пусть, — улыбнулся Гавриил Иванович. — Государь после года работ попросит тех, кто остался, отписать родственникам да друзьям верным, что у них все в порядке и дела идут хорошо. Вот и окажутся эти пустоголовые клеветники скоморохами освистанными. По крайней мере Петр Алексеевич мне так сказывал. Кто знает, как оно на самом деле выйдет. Но, по-моему, неплохо должно сложиться. Толковые расчеты — великое дело. А если к ним еще мастеров корабельных рукастых, да головастых приставить, то совсем замечательно. — Неужто такие поедут к нам? Поди и у себя нарасхват. — Жизнь штука не простая. Да и где мастерам с живым разумением трудиться, если вот такие пеньки дубовые по верфям сидят? Не поверишь — по всему Амстердаму корабли без чертежей до сих пор строят. А те, что рисуют в той же Франции и Испании, ни в какое сравнение с нашими не идут. Эскизы, как называет их Петр Алексеевич, а не чертежи. Без особых деталей, размеров да пояснений. — Да уж, — тяжело вздохнул Апраксин. — Будем надеяться. Хотя мне, конечно, боязно. — Глаза боятся, Федь, а руки делают... ежели с головой, конечно, дружат.  Глава 8 17 июля 1685 года. Петровская дорога, к северу от Троицкого монастыря, недалеко от опорного форта номер 5 Петр ехал, ритмично покачиваясь в седле и разглядывая мотающийся личный штандарт, что чуть впереди гордо тащила знаменная группа. Черный косой лапчатый крест, окаймленный белым на сочном красном фоне. А в центре черный круг с изображенным на нем белым медведем, вставшим на дыбы. И все бы ничего, только вместо традиционно оскала у мишки хитрая улыбка, да фаллос вполне человеческого вида. В общем — нехарактерный такой штандарт ни для Императора, ни для царя, ни даже для барона какого, напоминающий озорную сатиру на полковое знамя. Однако Петр настоял на нем, так как настроение поднимало ему одна только эта хитрая ухмылка белого топтыгина в сочетании с доброй эрекцией. — Государь, — обратился к нему Александр Меньшиков, привлеченный, несмотря на его тотальную клептоманию и сомнения Петра к его делам из-за уверенности в абсолютной личной преданности. — А что там такое творится? — Где? — Да вон, возле форта, — махнул он рукой в сторону деревянной постройки в духе Дикого Запада. В этот момент из ближайшей башни кто-то выстрелил, привлекая внимание. — Боевая тревога! — Крикнул Петр и кивнул Меньшикову, дескать, командуй, не царю же лично солдат в атаку вести. А сам достал из чехла английскую зрительную трубу и принялся рассматривать диспозицию, пока Алексашка подготавливает роту сопровождения к бою. Впрочем, особой сложности в том не было, так как маршевую систему для хороших дорог царь 'слегка' доработал, привязав отделение пехоты из двух звеньев к специально построенному фургону-транспортеру. Очень, кстати, интересная конструкция у этой повозки получилась. Спереди, на облучке сидят двое: один правит, второй за компанию. Еще по четыре человека размещается с каждого борта лицом к обочине, размещаясь на продольных лавках с глубокой посадкой да при спинках и подставках под ноги, позволяющих спокойно покемарить. С кормы устроено багажное отделение с пожитками, куда можно ранцы сгрузить и прочее. А сверху вся эта 'городуха' укрыта небольшим навесом из ткани, пропитанной вулканизированной гуттаперчей, для защиты от дождя и прочей мокрой гадости. Причем тащится такой пехотный транспортер всего парой беспородных кляч, которые спокойным шагом могли совершенно спокойно отмахивать по сорок километров в день, вместо стандартного пешего марша в двадцать. Вот и все нехитрое хозяйство, которое значительно повышало мобильность обычной пехоты при движении по даже плохоньким дорогам. Так и сейчас — стрелки высыпали с насиженных мест вполне свежего и бодрого вида, несмотря на то, что отряд завершал сорокакилометровый переход. — Государь, — козырнул Меньшиков спустя пару минут. — Рота построена и ждет твоих указаний. — Отменно, — кивнул Петр. — Форт, по всей видимости, пытаются взять какие-то разбойники. Вон — перестреливаться стали. Так что, выходи на две сотни и залпами их причеши, благо, что пули мы прихватили новые . Задача ясна? — Так точно! — Действуй, — снова кивнул Петр и вернулся к наблюдению за группой бандитов, которые заметили их и стали готовиться к приему.... В тоже время в опорном форте номер 5 — Господи, — тихо причитал Дэвид Росс, испуганно посматривая на весьма приличную толпу матерых разбойников, вооруженных, преимущественно холодным оружием, — куда же меня черти занесли? Сгину как в болоте... даже могилы никто не найдет. — Государь! — Крикнул телеграфист, что, наравне с остальными членами опорного форта были вооружены, стояли на угловых башнях форта и готовились к отражению штурма. — Что?! — Рассеянно спросил Дэвид. — Государь! Видишь вон там, — махнул он в сторону шоссе . — Личный штандарт Петра Алексеевича. Только он такого озорного топтыгина себе в друзья взял. Дэвид Росс попытался проморгаться и разглядеть животное, что вздыбилось на знамени вдали, но три километра слишком большая дистанция, тем более для старых, слабых глаз. Все-таки шотландцу было уже сорок три, что по тем временам было очень немало. — А ты разве видишь, что на том знамени? Далеко ведь. — Если честно, не вижу, — ответил уже сильно повеселевший телеграфист, — но таких цветов и узора в наших краях ни у кого нет. Да и форма на стрелках новая, петровская. Ее только потешные носят. — Хм... А ты что, тоже из потешных? Форма-то ведь вроде такая же. — Так телеграфист же! — С гордостью произнес Фома. — Мы все проходили обучение в Преображенском. — И что, вас всех английскому языку учат? — Удивился Дэвид Росс. — Отчего же всех? Только будущих командиров, я ведь над местным телеграфом начальствую. Я вот, хоть и из боярского рода, а все одно — проходил через строгий отбор и баллотировку. Абы кого в командиры не выдвигают. Но учат языкам изрядно, благо, что учителей в Немецкой слободе живет много. И не только английскому. У нас всех делят на несколько групп по способностью да желанию, а потом только начинают занятия. Там и немецкий, и французский, и испанский, и итальянский, и вот ваш — английский изучаем. Устный, правда, для разговоров только. Ежели по потешным порыться, то поди со всей Европой переговорить сможем. А некоторые, самые толковые, второй берутся изучать, только в этот раз либо османский, либо персидский, либо арабский. — О! — Одобрительно отреагировал Дэвид. — Похвально! И кто у вас это удумал? — Так Государь. Силком. Поначалу-то никто не горел особым желанием. Это только через пару лет, как у Петра Алексеевича дела стали налаживаться удивительным образом, к его словам стали прислушиваться с особым вниманием. Кстати, обратите внимание, — кивнул Фома на приближающуюся пехотную роту. — Это первая пехотная рота. Серьезные ребята. На плацу они по три выстрела в минуту дают. Да и штыковые приемы знают неплохо. — А что они так далеко стали? Не добьют же... О! — Удивился Дэвид, не успев развить мысль, так как Меньшиков дал отмашку и вся рота, развернутая в двойную шеренгу, дала первый залп и почти сразу за ним второй с двухсот метров. Расстояние большое, но пули Нейслера оправдали себя полностью, так что спустя несколько мгновений после открытия огня, среди весьма немалой толпы разбойников стали раздавать вскрики с матами и попадали некоторые люди. Разбойники замешкались. Колыхнулись было, спустя секунд десять, в сторону стрелков, но поймав второй сдвоенный залп, бросились бежать. Уж больно нажористыми им показались почти две с половиной сотни пуль, отсыпанные им с барского плеча так споро и задорно. А пехотная рота, прибывшая вместе с Петром, перезарядила фузеи и ринулась преследовать супостата с громогласным криком 'Ура'. Дэвид тоже кричал, переполняемый эмоциями и махал своей треуголкой, радуясь этой победе как ребенок. Велика ли честь побить бандитов? Да какая ему в тот момент была разница? Он выжил. Его спасли. Хотя ни он, ни прочие обитатели опорного форта уже и не ожидали выжить, потихоньку молясь и готовясь предстать перед Создателем. — Победа! Победа! — Доносилось со всех сторон, резко оживившейся мини-крепости.... Впрочем, Государь сразу в форт не пошел, отрядив один взвод убрать с дороги транспортеры и прочее ротное имущество, а сам с остальными войсками отправился по следам бандитов. — Их нельзя так отпускать! — Крикнул, махнув рукой молодой парень, залихватского вида, когда стрелки проходили мимо ворот, походя добивая раненных супостатов штыками. — Мы скоро! — И то верно, — кивнул трактирщик. — Слышал я уже о трех нападениях. Откуда только эти тати тут берутся в таком числе? Так после второго не стали посылать погоню и добивать. Так они ночью пришли и подпалили форт, а потом всех, кто в нем стоял или служил перебили. — Оу... — удивился Дэвид, после того, как ему перевел Фома. — А что случилось в первом случае? — Взяли форт, людей перебили ... потом, как все ценное вынесли, сожгли. — Коротко и неохотно ответил трактирщик. — И ведь раньше в здешних местах татей-то особенно и не было. Явно чьи-то происки. — Так невеликого ума нужно быть, чтобы прознать, кто гадит, — усмехнулся Фома. — Ты говори, да не заговаривайся! — Одернул совершенно ненужные крамолы на Софью при иностранцах и прочих, случайных свидетелях. — Ты думаешь, Петр Алексеевич всех их побьет сходу? Ой ли? Я был с ним во время проказы на ткацкой мануфактуре. Те, кого сразу не убьют, все расскажут. — О чем вы говорите? — Перебил попытку трактирщика угомонить телеграфиста Дэвид. — О том, как в позапрошлом году, на ткацкую мануфактуру, что поставил Государь, совершили нападение да подожгли. Я тогда с ним в Немецкую слободу ходил и присутствовал при допросе бедолаги. Уверен — что Петр Алексеевич этих разбойников догонит, возьмет языка и все узнает. — Кого возьмет? — Удивленно переспросил Росс. — Языка, — улыбнулся Фома, — то есть, пленного для допроса. — А что он должен узнать? Имя того, кто организовал это нападение? — Очень на то надеюсь, — задумчиво покачал головой телеграфист. — А то ведь так и будут гадить... Спустя три часа, там же Петр въезжал в опорный форт королем, несмотря на то, что уже был венчан на царство. Бандитское гнездо перебито и выжжено. Поймано два мутных 'кадра', что поведали много интересного... перед смертью, дабы не смущать супостатов своих слишком опасными пленными. Ведь место стоянки их кто-то снабжал, а значит вскорости узнают о полном разгроме. — Государь! — Буквально в воротах его встречала делегация всех местных служащих и постояльцев во главе с трактирщиком, который оказался самым расторопным в сложившейся ситуации. — Всем фортом благодарим вас за спасение! Вечно молиться за ваше здравие будем! Если бы не вы... — Полно! — Прервал его слова Петр Алексеевич. — Мы с дороги. Устали. Пригляди, чтобы разместили всех нормально. — Так больше сотни... — ахнул трактирщик. — Где же я всех размещу? У меня столько и спальных мест нет. — Это не проблема. Палатки поставим. Обеспечь водные процедуры да за лошадьми пригляди. — Все будет исполнено, Государь! — Истово закивал головой трактирщик. — Проходите. Пожалуйста, проходите. Пока царь и его ближнее окружение размещались на постоялом дворе, Дэвид наблюдал за пехотной ротой, что готовилась к ночевке. Споро доставались палатки из багажных отделений фургонов-транспортеров и умело да слажено ставились. Благо, что для этого все необходимое имелось с собой, да не простое, а с толком сделанное. И опорные столбы, и металлические колья с крючками и многое другое. Так что, уже спустя четверть часа рота не только аккуратно 'припарковала' свои транспортеры вдоль стены, чтобы никому не мешать, и сдала лошадей в местную конюшню для ухода, но и поставила опрятный палаточный лагерь, развернутый чуть ли не по линейке. Дэвид стоял и в полном удивлении смотрел на все это. — Что, друг, поражен? — Спросил с довольным видом Фома. — Совершенно непривычно, — кивнул шотландец. — Ребенком я видел Гражданскую войну и войска как короля Карла I, так и парламента. Разные. И спешно собранные, и профессиональных наемников. Но такого еще ни разу не встречалось. Все так слажено... — Это еще что, — усмехнулся Фома. — Сейчас капитан распределит наряды да дежурства, и рота приступит к ужину. Вон, смотри, первое отделение пошло. — Да-а-а... уж... — со вздохом произнес Дэвид, смотря за тем, как каждый солдат достает из поясного чехла странной формы небольшой котелок с крышкой и идет к странной повозке с железной печкой и парой котлов. — Не армия, а одно сплошное удивление... — Это вы еще не видели батальонные или полковые маневры, — со знанием дела отметил Фома. — Такого порядка да слаженности нигде больше не увидеть. — Кстати, я перед тем, как ехать сюда, пообщался с обывателями из Немецкой слободы. Они все как один говорят, что войска Петра совершенно не похожи на те, какими командует Голицын. Отчего так? — Так-то дело не хитро, — усмехнулся Фома. — Петр Алексеевич все сам выдумывает, а Василий Васильевич только на иноземное равняется. А в каком виде оно до нас доходит? Правильно, перетоптанное, да с отставанием. И если во Франции тридцать-сорок лет назад все было налажено по уму и вполне на достойном уровне, то у Василия сейчас выходит вкривь да вкось и с сильным отставанием. Государь про то не раз говорил, да на примерах разбирал, дескать, подражать лучшим образцам глупо, на них нужно учиться и делать свое, да не по образцу, а внося все возможные улучшения да правки с замечаниями. И тот, кто лишь подражает, всегда отстает от того, кто сам выковывает собственное будущее. — Оу... — удивился Дэвид. — Но ведь Петру Алексеевичу всего пятнадцать лет. Откуда он такое мог измыслить или узнать? Может его научил кто? — Ходят слухи, что лет пять назад, его посещал сам апостол Петр — его небесный покровитель. Вон он его уму-разуму и научил. Но о том Государю не сказывайте. Не любит он этот вопрос обсуждать. Злится. Поговаривают, что сразу после того, у него долгий разговор с патриархом был. Вымучил он его невероятно. С тех пор старается пересекать такие речи. — А что патриарх? — Заинтересованно спросил шотландец. — Неужели просто ушел и оставил все в покое? Наши бы клирики не отстали бы. — Никто не знает, о чем они там говорили, да только с тех пор Владыко сидит тише воды и ниже травы, стараясь с Петром Алексеевичем не ругаться. Но и не помогает особенно. Хотя на дорогу денег дал, после того, как узнал, что ее от Москвы до Троицкого монастыря поведут, да не просто для богомолья, а и дело собираются там поставить — мануфактуру лесопильную под прикрытием монахов да с отчислением им небольшой доли. Оживился сразу. — Что же там за лесопильная мануфактура, что монахи так оживились? — Петр Алексеевич выдумал махину такую, чтобы за один проход бревно на доски разбирало. И сушильный сарай толком устроил, да не простой, а с подогревом. Так что, уже второй год пошел, как лучшие доски и брусья во всей России там делают, причем очень много. Монастырь, что первоначально кривил нос от отступления им половины единого процента, ныне доволен и не ропщет. Ведь весьма немало досок и брусков выходит. Да и сам Государь на той мануфактуре денег заработал изрядно. Поменьше, чем на тканях, но для потех его вполне хватает. — Потех? — Удивленно переспросил Дэвид. — Отчего же так? По мне дела весьма дельные и разумные. — Так он сам так просит. И нас именовать себя не иначе как потешными. В шутку. А пошутить он любит. Иной раз такое скажет, что стоишь и не знаешь, что делать, то ли смеяться, то ли с постной мордой нос воротить, дескать, как можно такое сказывать. Язык у него уж больно точен и остер, коли ему надобно. В самую суть бьет, промеж прикрас и условностей. Впрочем, заболтались мы. Пойдемте в дом. Скоро Петр Алексеевич приведет себя в порядок с дороги, да сам в зал спустится. Вот и познакомитесь. Негоже о человеке только по слухам мнение складывать, когда он вот, рядом стоит. Спустя полчаса. Главный зал постоялого двора Петр спустился в зал, где помимо его офицеров, свободных от вахты, находились постояльцы и обыватели этого опорного форта, что имел массу функциональных назначений. Тут была и таверна с внушительного размера постоялым двором. И телеграфная вышка, высотой сорок метров, позволяющая с помощью ацетиленового фонаря с подвижными шторками, напоминающего некий ратьер, передавать сообщения вдоль дороги между точками, удаленными друг от друга на двадцать километров. Кроме того, здесь же находился магазин типа универмаг, занимающийся, также скупкой разного от жителей округи, травмпункт, конюшня почтовой службы, склады, баня, напорная башня с водой и почтовое отделение. Суммарно — около сорока сотрудников. Ну и до десятка постояльцев. — Ваше Величество! — Поклонился, отмахнув треуголкой, рыжеволосый крепыш в годах, одетый в довольно скромное, но крепкое и опрятное платье. Да и вообще — выглядящий пусть и не очень состоятельным, но чтящим чистоту и порядок человеком, что не могло не радовать. Петр вежливо кивнул в ответ. — Проездом? — Осведомился у него царь на чистом английском языке с явными интонациями Лондонских аристократических традиций в произношении, что подивило Дэвида — 'Откуда в Немецкой слободе лондонские аристократы?' — Да, Ваше Величество. Еду к Плещееву озеру. — По приглашению? — Так, — ответил Дэвид чуть настороженно, но все же твердо смотря в глаза необычному царю Московитов. — Как зовут? — Дэвид, Дэвид Росс, Ваше Величество. — Что умеешь? — Корабельный плотник. Работал на Чатемской верфи последние двадцать лет. Имел честь, строить большой корабль первого ранга 'Британия' о ста пушках. На тот момент — самый мощный корабль Королевского флота. — Дельный навык, — согласился царь. — Чего из Англии уехал? Или там добрые корабелы не нужны? — Ваше Величество, — вперед замявшегося мужчины выступила достаточно миниатюрная, стройная девушка с пронзительно голубыми глазами и густыми кудряшками насыщенного рыжего цвета. — Отцу неловко о таком говорить. — Анна! — Остановил ее Дэвид. — Я сам. Ваше Величество, моя жена и оба сына умерли. А я уже не молод и в полную силу работать на верфи не могу. Я всего лишь плотник, пусть и опытный да имевший под своей рукой подмастерьев. Денег на безбедную жизнь скопить не удалось, а что было — болезнь унесла. Вот я и рискнул. Здесь же, по слухам, я смогу не столько сам махать топором, сколько учить молодежь этому делу. А в Англии кому я нужен стану после того, как рука твердость да силу потеряет? Голодать с дочерью будем. — Доброе желание, — кивнул царь. — Для того ветеранов и собирал. Не ты один стал лицом перед старостью и опасаешься за свое будущее. На озере я соорудил учебную верфь, где корабелов готовить хочу да моряков. Моей державе их нужно изрядно, так как больно ценный товар и нам его весьма недостает. — Сказал Петр и совершенно по-доброму улыбнулся. Да и Дэвис с остальными гостями, прибывшими с той же целью, лицом посветлели да заулыбались. — Прошу к столу! — Махнул рукой Государь и как бы ненароком встретился глазами с Анной Росс. Внимательный, живой и сильный взгляд небесно-голубых глаз на миловидном личике окаймленном густыми ярко-рыжими кудряшками. Ничего особенно в ней не было. И даже напротив, по меркам тех лет, грацильный вид у женщины не приветствовался из-за сложностей с родами. Да и вообще — любили и ценили, почитая за красавиц более пышек. Но Петр, проживший больше полутора веков в совсем других временах, был буквально сражен ее видом. 'Проклятье! — Выругался про себя Петр. — Не Монс, так Росс. Это, наверное, судьба... Надеюсь, что эта хотя бы не такой дурой окажется...' Их слегка затянувшийся взгляд, полный взаимного интереса, не остался без внимания окружающих. — Ну, друг, поздравляю, — шепнул на ухо, хлопнув по плечу Дэвида Фома. — Петру Алексеевичу твоя дочка приглянулась. Да ты не тушуйся. У нас половина Немецкой слободы пыталась его увлечь. Даже юную Анну Монс, что почитали первой красавицей среди ваших, предлагали. Так и от той он нос воротил. Отшучивался, дескать, мал еще. А тут такой взгляд... Да не только у Государя, но и у дочки твоей. — И что со всем этим делать? — Растерянно спросил Дэвид. — Ничего не делать. Коли Петр Алексеевич надумает, то приблизит к себе твою дочь. А значит и ты при деле будешь, и она уж точно бедствовать не станет. — Так ведь кто она, а кто он? — Так же тихо и слегка перепугано, шепнул Дэвид. — В жены-то ее взять не сможет даже если захочет. — Он своих не бросает. Если будет с ней жить, то хоть в браке, хоть без него, она окажется под его опекой. Особенно если детишек народят. Тем временем затянувшаяся пауза из-за встретившихся взглядов юной пары стала просто звенящей. — Кхе! Кхе! — Нарочито громко кашлянул Меньшиков. — Сударыня, позвольте, — обратился он к Анне, приглашая ее пройти к столу. На что Петр чуть усмехнулся и не отводя глаз от девицы кивнул ей, дождался книксена и двинулся дальше. Ранним утром следующего дня — Ты чего? — Поглаживая рыжие кудряшки Анны спросил царь, когда почувствовал слезы, капающие на его грудь. — Я тебя обидел? — Нет, что ты... — резко оживилась девица, полезшая сразу целоваться. — Я просто боюсь... жутко боюсь, что ты поедешь дальше, оставишь, забудешь меня... — Глупости, — взяв ее лицо в свои ладони произнес Петр. — Вместе доедем до озера. Все там осмотрим. А потом я заберу тебя в Преображенское. Если сама захочешь, конечно. — Да как же я могу не захотеть? — Вскинулась Анна. — Но сразу говорю — про женитьбу ни слова. Я царь, и себе не принадлежу. Если интересы державы потребуют, возьму в жены ту, которую потребуется для дела. Пусть она трижды ненавистна и уродина. — От таких слов, Анна поджала губки и слегка напряглась. — Впрочем, это не будет мешать нашим чувствам. Даже взяв себе жену, никуда тебя не погоню. Готова ли ты к этому? — Быть рядом, но не иметь на тебя никаких прав? — Чуть подумав спросила она. — Да, — по-доброму улыбнулся Петр. Ему нравилась ее смышленость. — Ты разве оставил мне выбор? — Ответила Анна и, обняв Петра за шею впилась в него поцелуем. Глава 9 5 февраля 1686 года. Москва. Кремль Софья с задумчивым видом сидела в кресле и смотрела в окно, за которым кружил снег. — Душа моя, — Василий с печальным видом смотрел на задумчивую возлюбленную, — посланцы Австрии и Венеции требуют от нас не затягивать с выступлением против османов. Я у них выторговал год на подготовку, ссылаясь на нехватку денег, но даже это их сильно раздражало. — То есть, на подготовку у нас не только год, — все также задумчиво произнесла Софья, выстукивая какую-то мелодию пальцами по столу. — Тебя тревожит Петр? — Наконец не выдержал Голицын, подняв нелюбимую тему царевны. — И с каждым годом все больше... — Но стрельцов и полки нового строя мы крепко держим в своих руках. А вернувшись с победой, так и вообще — получим их преданность на многие годы. Я обещаю — мы официально венчаем тебя на царство! — Сколько у Петра сейчас войск? — Как будто не услышав его, спросила царевна. — Сложно сказать, — с легким раздражением хмыкнул Василий. — Официально — девять рот: шесть пехотных, две конные и одна артиллерийская. То есть, около пятнадцати сотен человек. Однако кроме них у него есть еще люди вооруженные и при деле. — И сколько же на него работает человек? — Без малого пять тысяч, с учетом ткацкой, лесопильной, корабельной и двух сельских мануфактур, а также двух десятков мастерских и десяти придорожных фортов. Сама видишь — не так и много. У иного боярина больше. — Но Петр — не боярин. — Отрезала Софья. — Ты все узнал о его планах на ближайший год? — Их много, но все они связаны с деньгами. Государственные дела он как будто бы полностью игнорирует, по крайней мере, напрямую. Даже воинства уже мог держать много больше. — Больше? — Доходов от ткацкой, лесопильной и двух сельских мануфактур ему хватит, чтобы сытно содержать тысяч двадцать, а то и двадцать пять. Однако он не спешит нанимать и вооружать людей. Сейчас их не более чем нужно для защиты от разбойников его торговых и заводских дел. — Ты уверен? — Скептически глянув на Василия, переспросила царевна. — Да, душа моя, — кивнул Голицын. — Не царевич, а купец какой-то или заводчик. Все помыслы лишь о прибыли да производстве. — Хорошо бы, — усмехнулась Софья. — Он помешает нам в этих походах? — Напротив, — улыбнулся фаворит. — Мне стало известно, что свою дорогу, проложенную от Преображенского до Переславля, Петр решил тянуть дальше не только на север до Ярославля через Ростов, но и на юг до Тулы. Для чего сейчас проводит сбор средств. Впрочем, своих сил ему и без помощников хватит. — А зачем ему Ярославль и Тула? — Про Ярославль толком не знаю, слухов много, но по делу никто ничего не говорит. В Туле же его заинтересовали железоделательные заводики. Вон, один заводчик из числа бывших государевых крестьян, к нему уже три раза приезжал. — Кто таков? — Никитка Ануфриев сын Демидов. Ничем особым не отметился и почему выбор Петра пал на него мне неведомо. Полагаю, что случайно. — У братика и случайно? — Все может быть, — пожал плечами Василий. — В конце концов, несмотря на всю его разумность, ему всего шестнадцатый год идет. Так что, все возможно. Нам же эта затея только на руку. До Тулы он может дорогу и не дотянет за нынешний год, а вот с мостом через Оку может успеть. Он ведь его хочет деревянным поначалу делать, а потом рядом не спеша каменный строить. А без даже деревянного моста нам много возиться придется — наплавную переправу делать. — Это да, это хорошо, — кивнул Софья. — Ты только смотри да подгадывай так, чтобы все войска с собой не прихватить. — Опасаешься, что попытается силой власть взять? — Опасаюсь, — кивнул царевна. — Вон и шалаву себе рыжую завел. В постель затащил. Как бы намекая, что в любой момент жениться может. А значит заявить о себе как о взрослом муже, которому регент не нужен. — Так безродная же девица! — Возмутился Василий. — Не посмеет он на ней жениться. Держит для утех, да и только. — Так открыто? — Улыбнулась Софья. — Мы вон с тобой людям не открываемся, чтобы лишнего чего говорить не стали, а братик взял себе эту рыжую бестию и живет с ней, ничего не стыдясь. Зачем? Он ведь ничего просто так не делает. — Влюбился он. Вот страсти голову и морочат. — Возможно... — кивнула царевна. — Но если влюбился, то отчего в жены ее не берет? Мне доносили, что она уже от него понесла, из-за чего братик мой развел беготню. Все это неспроста. Чую — дразнит он меня. — Душа моя, — улыбнулся Василий, — я говорил с Натальей Кирилловной по этому вопросу. Она ведь и сама переживает из-за этой безродной кошки. — И что она сказала? — Что у нее с Петром был разговор и он де, чуть ли не грубым манером ей ответил, ссылаясь на то, что с возрастом ума лишаться стала. — Вот как? — Удивилась Софья. — Именно. Петр ей пообещал, что никаких намерений жениться на Анне у него нет, и та об этом знает. У них просто любовь, которой ему не хочется стыдиться. Вероятно, лавры Людовика XIV Французского прельщают. Уверен, что Франц Лефорт, ныне служащий ему, поведал вашему брату о Париже не меньше, чем мне. А там много изысканных и утонченных отношений вне банального и пошлого брака. — То Петр, а эта рыжая шалава? Ведь если родить, да ребенок выживет, может и уломать братика. Особенно если мальчика. — Наталья Кирилловна и с ней беседовала, после чего успокоилась, — усмехнулся Василий. — Твой братец, как оказалось, еще в первую ночь все доходчиво объяснил. — И она согласилась? — А чего ей не согласиться? Царевич ведь. Прижить от него детей — благое дело. Тем более что он ее полностью на содержание взял и пылинки сдувает. — Да уж... — покачала головой Софья. — А что еще, кроме дороги он затевает в нынешнем году? — Ничего особенного. Затевает новую лесопильную мануфактуру в Переславле, купил пороховые мельницы и бумагоделательную мануфактуру на Яузе, стекольный заводик в Измайлово и так далее. Какая-то совершенно безобидная возня. — Погоди, — напряглась Софья. — Ведь завод стекольный в Измайлово был казне приписан. Как он его купил? — Он предложил за него хорошие деньги. А они нам нужны в предстоящем деле. Тем более что заводик был захудалым. Чего бы и не продать? Пусть лучше заводами занимается да дороги с мостами сооружает, чем с нами бодается за право сидеть на престоле. И нам польза и ему занятие. — Что правда, то правда, — усмехнулась Софья. — Только не нравится мне это все. Не знаю, почему, но не нравиться. Вроде делом хорошим занимается и со мной он вежлив, но... что-то во всем этом не так. Взгляд у него совершенно не детский. Пугающий. — Душа моя, так и что с того? Пока он слишком слаб. Бояре на нашей стороне, даже те, что хотели бы Нарышкиных поддержать. Ведь мал еще братик твой, мал. Да вон, с рыжей учудил. Даже союзники Нарышкиных обиделись, так как надеялись, что кого из их рода Петр возьмет в жены. А потом, воинская слава да надежные войска позволят венчать тебя на царство и никто этому уже помешать не сможет. — Твои уста да Богу в уши, — тяжело вздохнув, произнесла Софья. — Ты уверен, что братец эту рыжую шалаву в жены не возьмет? — В таком деле нельзя быть абсолютно уверенным, — уклончиво ответил Василий. — Но... — Тогда вот что, — потерев переносицу, перебила его Софья. — Поговори с боярами. Расскажи им, по секрету, что Петр собирается на этой рыжей жениться, да католичество принять. — Так она же протестантка, — поправил возлюбленную Василий. — Скажи, что протестантка. А потом попугай о том, как их веру и интересы будут после этого ущемлять. — Душа моя, — насторожено спросил Василий. — А ты уверена, что нам нужно все это затевать? Вдруг бояре начнут переживать и сделают чего Анне. Петр ведь не простит. Это он с мануфактурой, да фортами закрыл глаза на то, что мы слегка шалим. Ему и допрашивать не нужно было — так все понял. А с этой рыжей у него любовь. Погоди пару лет. Вот вернусь с победой — тогда и видно будет. А после твоей коронации и подавно. Не спеши. Мы еще свое возьмем. Негоже так рисковать в канун великого дела.   Глава 10 7 ноября 1687 года. Преображенское Для обеспечения определенного удобства работы Петру уже на второго год своей обновленной жизни потребовалась личная резиденция. И деревянный дворец, выстроенный еще при Алексее Михайловиче, его отце, был совершенно для такого непригоден. Посему уже в начале лета 1684 года, получив источник стабильных доходов в лице действующей ткацкой мануфактуры, юный царь принялся строить Малый дворец в Преображенском. Мощные кирпичные стены довольно компактной постройки терялись за внешней эстетикой, близкой к неопалладинизму лорда Берлингтона, напоминая во многом его виллу в Чизвике, которую он должен будет построить только спустя четыре десятилетия. Не копия, конечно, но общий вид и пропорции вполне выдержаны. Разве что использование для покрытия крыши красной глиняной черепицы и внешней облицовки стен из песчаника слегка контрастировало с идеями Берлингтона. Впрочем, при внешней схожести, отличий было немало, но крылись они, прежде всего, в совершенно иной внутренней планировке и обширном подвале с помещениями самого функционального характера. В общем и в целом, к лету 1687 года строительные работы в целом были завершены, и оставалась только мелочевка внутренней отделки, так что Петр со своей фавориткой и слугами смог съехать в свою новую резиденцию — Малый дворец, стоящий буквально на берегу Яузы. Освободив старый дворец Алексея Михайловича в Преображенском, передавая его полностью в распоряжение мамы. Да и для Федора Юрьевича Ромодановского, проживавшего с ними, тоже места выделили больше. Чай не мальчик в трех комнатах ютиться. — Поражаюсь я тебе, — произнесла Анна, томно развалившись на мягком диване в комнате отдыха Малого дворца. — Столько всего знаешь, умеешь... — на этом слове она слегка осеклась и покраснела, — а лет меньше, чем мне. — Хочешь поговорить о легенде, что блуждает по Москве? — Усмехнулся Петр. — Разве в ней не говорится, что я не горю желанием общаться на эту тему? — Говорится, — кивнула Анна. — Но мне безумно любопытно. Понимаешь, я всегда рядом и вижу, что ты совсем не такой, как все. Совсем. Ты словно из иного мира. — Тебя распирает любопытство и желание приоткрыть завесу священной тайны? — Спросил Петр, внимательно смотря в глаза своей возлюбленной. — Мне просто хочется лучше понять тебя, — совершенно серьезно произнесла Анна, твердо и спокойно смотря в глаза. — Ведь я всегда рядом. И чем лучше я тебя знаю, понимаю, тем больше будет пользы от моей помощи. — Разумно, — кивнул царь и взял долгую паузу, рассматривая свою фаворитку. Можно ли ей доверять? Да, их сильная страсть перешла в крепкую любовь, причем сильную и обоюдную. Общий ребенок. Но что дальше? — Ты помнишь, как поступила моя мама, разболтавшая по секрету всему свету про апостола Петра? Хотя я просил ее помалкивать. — То есть, то, что я за два года, что мы вместе, ничего лишнего на сторону не сболтнула, для тебя не важна? Или ты не со мной несколько недель перебирал серебро и золото в подвале, не доверяя никому вокруг? А может быть, это не я была в курсе всех твоих сделок и их подноготных? Неужели такая верность для тебя ничего не значит? — Поверь — все это для меня очень важно. У меня мало верных и преданных людей... тем более таких прекрасных и безукоризненных как ты. — Тогда что тебя останавливает? — Надула губки Анна. — Ты пойми, я же вижу, что с тобой что-то не так. Днем и ночью вот уже на протяжении двух лет я рядом. Делю с тобой ложе, дела, жизнь. Я даже жизни без тебя не мыслю и делаю все, чтобы помочь тебе в твоих начинаниях. А потому прекрасно замечаю просто кричащие отличие тебя от всех остальных людей. Ты как будто... я не знаю даже.... Помнишь, ты мне рассказывал легенду о Фаэтоне? Вот. Ты как будто с Фаэтона пришел. Иногда мне кажется, что ты знаешь если не все, то практически все. Совершенно иначе думаешь, причем эта особенность приводит тебя неуклонно к успеху и правильным выводам. — Она тяжело вздохнула и как-то осела. — Я уже не знаю, что думать. И если ты боишься, что я сболтну чего лишнего, то не говори мне ничего. Если, конечно, считаешь, что будет лучше мне самой все придумать. — Ну что ты так завелась? — Ты думаешь, я не знаю, что этот вопрос тебе не хочется обсуждать? Но я уже совершенно извелась, выдумывая себе какие-то бредни... — Дело в том, моя любимая и ненаглядная Анечка, что принятие на себя этого секрета возлагает на тебя бремя ответственности совершенно иного порядка. Это мне ты можешь пообещать, а потом по секрету сболтнуть кому в надежде, что я не узнаю. Данная же тайна связана с самыми сокровенными основами мироздания и взыскивать за нее буду не я, совсем не я. — Апостол Петр? — С серьезным видом спросила Анна. — Ты все-таки хочешь все узнать? Готова к тому, что из просто возлюбленной ты окажешься обязана до самого своего вздоха следовать за мной и помогать мне в той миссии, ради которой я тут? И если изменишь, предашь или дашь слабину, то держать ответ будешь перед Всевышним в самом прямом смысле этого слова. Готова? — Петь, я и так уже это делаю и не мыслю свою жизнь без тебя. Ни сейчас, ни в будущем. Ты меня хочешь испугать уже сделанным мной выбором? — Царь внимательно на нее посмотрел. Глаза в глаза. Сильная, энергичная натура его 'рыжей кудряшки' был полна твердости и уверенности. Да и вела она себя эти два года словно дворняжка, подобранная на улице, по сути такой и являясь. Простолюдинка, получившая шанс оказаться рядом с правителем огромной и могущественной державы, которой откровенно завидовали 'записные красавицы' тех лет, не понимая, что Петр в ней нашел. Ведь по местным меркам Анна был слишком худа и изящна для красотки. И что удивительно — она все отлично все понимала, отчетливо осознавая, что ее жизнь будет идти буквально на часы после гибели или свержения ее Пети. Хотя, к слову сказать, образование она получила неплохое, так как выросла в семье пусть и не очень состоятельного, но толкового корабела. То есть, и питалась нормально, и поучиться удалось. Чтение, письмо, счет, основы физики, химии и навигации. Для юной девицы столь низкого происхождение в те времена — весьма солидный багаж знаний. Да еще и Петр ее непрестанно учил последние два года математике и финансам, к которым она питала слабость и особый интерес. Пауза затягивалась. Но Анна и не думала сдаваться — стойко перенося взгляд своего возлюбленного. Лишь слегка подрагивая от напряжения и, возможно, страха. 'В конце концов, кто ей поверит, если она постарается разболтать легенду?' — Пронеслось у Петра в голове. — 'Тем более, что ее можно немного подкорректировать. Заодно и проверку еще одну моей 'кудряшке' сделаю'. — Тот мужчина, которого видела моя мама, — после пяти минут таких гляделок произнес царь, — был не апостол Петр. Его имя — Адонай. В этом мире никого могущественней его нет. Именно его в христианстве называют Богом-отцом. — То есть, Святая троица... — Ань, — перебил ее Петр. — Ему абсолютно все равно, поклоняются ли ему люди или нет. И уж тем более, плевать на то, какие для этого они себе выдумывают ритуалы. Абсолютно. Мы для него муравьи. Один из многих видов живых существ и далеко не единственный вариант разумных. И вся эта возня разных церковных иерархов — это просто возня простых людей и ни на йоту больше. — Но как же тогда быть с Раем и Адом? — Понятия не имею, — пожал плечами Петр. — Несмотря на то, что я дважды умирал, каждый раз я продолжать жить в новом месте. — Анна подвисла. Серьезно. Качественно. Надолго. Впрочем, юный царь этого и ожидал, зная, что, несмотря на все его усилия по раскрепощению и развитию и без того не по эпохе продвинутой девушки, она все же оставалось дитем своего века. А потому Анне требовалось время и весьма солидные умственные усилия, чтобы услышанную информацию переварить и осознать, приняв как данность. Так что, Петр, оценив возникшую перегрузку сознания у своей возлюбленной, решил ей не мешать, а потому налил себя чая и развалился с пиалой в руке на мягком диване — ждать возвращения девушки на землю. — Три жизни, — медленно, буквально по слогам произнесла Анна, минут через пятнадцать тяжелого раздумья. — А я-то гадала, от чего чувствовала себя рядом с тобой так, словно не я старше, а ты. Причем сильно. Будто юная девица с опытным мужем.... Сколько же тебе лет? — В общей сложности? — Да, — сказала девушка, уже совсем ожив и буквально заблестев глазами. — Совокупно сто восемьдесят семь. — Сколько?! — Дико округлив глаза, переспросила Анна. — Почти два века. И, полагаю, что в этой жизни, если не наделаю ошибок, отметку в двести лет я пересеку. — Боже! Это просто невозможно! Как?! — Она вскочила с дивана и забегала по комнате, пытаясь дать выход пошедшим из нее эмоциям. — Невероятно! — Анют, любимая, иди ко мне, — поманил он девушку, помня о том, что в теплых объятьях она намного спокойнее воспринимает многие вещи, да и успокаивается скорее. Так оно и вышло. Хотя первые минуты две она продолжала подрагивать от возбуждения и переполнявших ее эмоций. — Сто восемьдесят семь лет... получается, что ты меня старше больше чем в десять раз.... Боже! Да даже мой отец тебе в праправнуки годится! — Разве тебя не устраивает мое старческое тело? — Шепнул Петр и чуть прикусил ей мочку, да сильнее прижав к себе. — Нет... конечно, нет. Ты же и сам об этом знаешь... — Ты сама хотела все узнать, — произнес, чуть дернув плечом, Петр. — Не обижайся, милый, — почувствовав, что она сказала что-то не то, Анна вывернулась всем телом у него в руках и, заглянув в глаза, принялась его покрывать поцелуями. — Ань, — взял ее за плечи Петр. — Успокойся. Я понимаю, что тебя все эти сведения приложили и неслабо, но, поверь, их лучше принять как есть, как данность, а не пытаться придумать объяснение. — Хорошо, любимый, — покладисто кивнула головой Анна. — А ты расскажешь мне о том, как ты жил в прошлом? Кем был, чем занимался? — Хочешь послушать о моих женщинах? — Усмехнулся Петр, а девушка чуть поджала губки и смутилась. — Мы не будем об этом говорить. Ты поняла? Потому что все это осталось в других жизнях. И уверяю тебя, ты не сможешь встретиться ни с одной из моих женщин просто потому, что они еще не родились. — То есть? — Опешила от такого заявления Анна. — Сейчас на дворе, если верить Григорианскому календарю, 1687 год. Верно? — Да. — Так вот. Первый раз я умер в 1909 году после шестидесяти четырех лет жизни, а второй — в 2082, прожив сто восемь лет. — Так это же будущее... — Верно, — улыбнулся Петр. — Будущее. Причем весьма далекое. — Расскажешь?! — Спросила Анна с каким-то особым жаром, а ее глаза загорелись, словно у маленького ребенка, увидевшего любимую конфетку. — Конечно, расскажу, — ласково улыбнулся царь. — Затем и поддержал этот разговор. — Кстати... — замерла Анна. — А как же твои изобретения? — В основной массе — это воспоминания о том, как делали в далеком прошлом... для тех жизней. Кроме всего прочего, я за год до своей смерти узнал о том, в каких временах и местности буду жить в дальнейшем. Так что смог немного подготовиться. Помнишь, как ты удивлялась моему решению выкупить пару сотен десятин земли под Можайском? Дескать, бурьян, неудобья да лес сплошной. — Это где ты клад нашел? — Именно. На самом деле я просто знал, что он там, — улыбнулся Петр. — Во второй половине двадцать первого века уровень человеческих возможностей был уже таким, что спрятать что-то металлическое под землей оказалось просто нереально. Поэтому незадолго до моей второй смерти мир услышал сотни удивительных новостей о том, что находились один за другим давно забытые легендарные сокровища. Так, например, мне было хорошо известно, где зарыл свой клад Сигизмунд III . А еще я знаю, где хранится золото последнего хана Казани, оба золотых коня Батыя, клады тверских князей и так далее. Все самые вкусные 'кубышки'. Даже более того, знаю, где через тридцать лет один испанец закопает восемьсот тонн золота... — Но как ты это все помнишь? — Удивилась Анна. — Очень просто. Я готовился. Изучал все материалы, что могут пригодиться и тщательно их запоминал, используя методики конца двадцать первого века. Получалось, конечно, не очень хорошо, но лучше чем у многих. По крайней мере, обычным способом так не запомнишь. — Поразительно... — покачала головой Анна. — Получается, — продолжила она, сменив тему, — что все эти бюстгальтеры, трусики, прокладки и прочие безумно полезные вещи ты просто вспомнил? — Да, — важно кивнул Петр. — И постарался воплотить в жизни в нашей исторической местности. Мне хотелось сделать тебе приятно, вот я и вспомнил приспособления для облегчения жизни женщинам. А то, что теперь их продаю, так... эм... сама виновата. Уж не знаю, где ты демонстрировала эти предметы дамского туалета своим подругам, но шуму наделала изрядно. Я тебе не рассказывал, но меня моя собственная мама отчитывала за то, что я забыл про нее. Ну и сестра, само собой. — Да чего уж тут верить? Слухи о тех разговорах до сих пор пересказывают по углам на приемах... — Улыбнулась Анна. — Кстати, а одежда... — Что, одежда? — Напрягся царь. — Ты ведь видел много новых, интересных фасонов одежды, которые в наши дни еще даже не придумали. — Видел. — И ты, я полагаю, хочешь, чтобы я их надела? — Хитро улыбнувшись, прижалась к нему Анна. — А ты рискнешь? — Усмехнулся Петр. — Ты ведь даже не видела, как они выглядят. По нашим временам многие из них станут почитаться слишком откровенными. Пошлыми. Развязными. — Слушай, я видела, как ты одел своих солдат и рабочих. Ничего такого в их одежде нет. — Ань, рано еще... потерпи. Потом будем вместе вводить новую моду. И красивую женскую одежду тоже. — Чего потерпеть? — Спросила она, демонстративно надув губки. — Оформления моей победы над Софьей. — Когда она еще будет... — махнула рукой девушка. — Вон — за нее все полки и бояре. Победи такую. — Любимая, — улыбнулся Петр. — Это хорошо, что ты так оцениваешь. Значит и остальные ничего не подозревают. — Чего? — Того, что я уже выиграл, — еще шире улыбнулся Петр. — Не понимаю, — покачала головой Анна, хмуря лобик. — Вот ты говоришь, что бояре за Софью. Но давай посмотрим на ситуацию по-другому. Помнишь, ты возмущалась, когда я набирал долгов, держа в подвале клад серебра, золота да каменьев? Помнишь? — Как такое забыть? — Так вот. Я смог взять в долг на десять лет у примерно семидесяти процентов бояр, стоящих в Думе или имеющих вес в Москве. Да не просто так, а под солидные проценты. К исходу этих десяти лет они получат не только свои деньги обратно, но и процентами еще три раза по столько. Причем, что важно, проценты я им выплачиваю каждый год. Как ты думаешь, выгодно ли им такое дело? — Выгодно, конечно, — уверенно кивнул Анна. — Даже за десять лет такой доход — солидный прибыток. Не каждый удачливый торговец так приумножает свои деньги. — Вот, — демонстративно поднял Петр палец. — Я им нужен, чтобы вернуть деньги. И о кладе они не знают, я ведь все специально тайком делал. Поэтому считают, что я их зарабатываю. А Софья, если решится выйти против меня, обязательно от меня избавиться: или убьет, или в монастырь посадит. В любом случае — деньги свои они не получат. А потому будут поддерживать меня до тех пор, пока я, во-первых, выплачиваю им проценты, а во-вторых, не иду сам против них. Так что, бояре, конечно, идут за Софьей как официальным регентом и лидером. Но ровно до того момента, как она против меня рот не откроет. Ведь для бояр — я источник дохода, а она — головная боль и убытки. Вывод, как говорится, очевиден. Не уверен, что сестрица вообще успеет что-то предпринять, как ее холодным молочком напоят. — А армия? — А что армия? — Усмехнулся Петр. — Все мало-мальски толковые и уважаемые офицеры оттуда уволились по здоровью и теперь в значительной степени работают на меня. То есть, сама по себе армия уже сейчас совершенно не способна к военным делам. Нет, конечно, формально Василий Голицын держит ее в повиновении и почитании Государыни Софьи Алексеевны. Только в скором времени они пойдут в поход. Из самого Васьки полководец, как из говна пуля. И организовать толком марш да обоз он не сможет. А это значит, что к Крыму войска подойдут с сильными потерями от болезней и усталости. И хорошо если этот воевода, догадается ничего не брать приступом или штурмом. В любом случае — авторитет в глазах солдат он потеряет просто невероятно. И, как следствие, Софья. Солдаты ведь не любят неудачливых командиров. — Хм... и то верно, — кивнула Анна. — Тем более, что все офицеры, которых они уважали, тебе служат. — Вот видишь, — Петр улыбнулся, словно кот, объевшийся сметаны. — Я уже победил. Кто такая будет Софья после возвращения Голицына? Впрочем, я спешить не буду, и дожму ее, постаравшись обойтись без лишней крови. — Если честно, то в таком разрезе я о проблеме не думала. Паутину вроде как не плетешь, а опутал ее так, что и дернуться уже никуда не может. Вроде живет человек, дышит, радуется, строит планы. А все потому, что еще не знает о том, что уже умер. Сказать ему о том позабыли. Хм... И что ты с ней делать будешь после победы? Казнишь? — Помнишь пару месяцев назад ко мне приезжали монахи из монастыря Михаила Архангела, что на Северной Двине стоит? Так вот — я им тогда пожертвовал деньги под обещание основать на острове, что лежит к северу от Белого моря две пустыни монашеские. Мужскую и женскую. Да не позднее ближайшего лета. А потом поддерживать их молитвой и материальной помощью, шепнув, что буду отправлять им туда на исправление заблудших овец и баранов. Да пояснил, что в южной части того острова есть свинец, цинк, марганец и прочие очень полезные для всего православного люда металлы. Да не просто так, а карту нарисовал и договорился о закупочной цене на концентрат руды. — Ты настолько ее ненавидишь? — Спросила Анна после небольшой паузы. — А как ты думаешь? — Грустно улыбнулся Петр. — Представь, что она впустила в твой дом пьяных до беспамятства, опустившихся людей с оружием, которые с криками и улюлюканьем вытаскивают за ноги твоих родичей на улицу, чтобы кровью ее любимый ковер не залить. А она стоит и улыбается, наслаждаясь тем, как их унижают, как над ними измывается толпа пьяных, озверевших животных, чтобы после того убить в мучениях. Можно ли такое простить? — Петр замолчал на несколько секунд, перебирая, доставшиеся ему от мальчика чувства к сестре. — Если бы Софья не стала устраивать ту кровавую феерию, то я бы просто сместил ее, аккуратно отстранив от власти, обеспечив спокойной жизнью до самой старости. Ей нравится писать стихи и пьесы? К чему ей мешать в столь благом деле? Но... так могло бы случиться, если бы она сама не оказалась.... — Тогда почему ты ее не хочешь казнить? Четвертовать. Сварить заживо в котле. На кол посадить, в конце концов. — Пожала плечами Анна. — У нас в Шотландии и за меньшие обиды пускают кровь. — Брат, убивающий собственную сестру, пусть и трижды заслуживающую смерти, не может выглядеть в глазах простых крестьян и мещан милостивым царем, который защищает простых людей от ненасытной алчности и произвола боярства, — произнес Петр и с наигранной скромностью потупил глаза. — Или ты думаешь, что я собираюсь им платить за лояльность до второго пришествия? После смещения Софьи, мне предстоит большая битва с боярами, дабы облегчить участь своего народа. Я ведь хочу отменить крепостное право, почитая его за страшный грех. Но прекрасно понимаю, что бояре, пока они в силе, никогда не пойдут на это. Кроме того, убить сестру, даже самым жестоким способом — недостаточное наказание за то, что она сделала. Я хочу заставить ее страдать. Мучиться. Испытывать чувства бессилия и унижения. Как-никак царевна, практически государыня, а кайлом машет под присмотром надзирателей. Кхм. То есть, совершает подвиг во имя Господа нашего Иисуса Христа в женской пустоши. Ну и холодно там. Что, как ты понимаешь, приятных ощущений вряд ли добавит. Часть 4 — Reise, reise... Reise, Reise Seemann Reise Jeder tut`s auf seine Weise Der eine stößt den Speer zum Mann Der andere zum Fische dann Глава 1 17 августа 1693 года. Новодевичий монастырь Мария задумчиво смотрела на лампадку, перебирая в руках четки. Еще весной этого года она не могла и подумать, что примет постриг, а теперь вот — новая жизнь, лишенная многих прелестей прежней. Но жизнь. А ведь прошла по самому краю. Она закрыла глаза, вспоминая в очередной раз взгляд своей умирающей сестры, решившей откушать из ее блюда в отчем доме. 'Ужас и удивление. Софья все поняла.... Как же больно и стыдно...' — Не помешаю? — Раздался от двери голос супруга... уже бывшего. — Ну что ты... — грустно улыбнулась юная монашка. — Когда ты мог мне помешать? Ты уже две недели меня не навещал. Я соскучилась... — произнесла она как-то убито. — Все переживаешь из-за сестры? — Спросил Петр, присаживаясь рядом. — Да, — тяжело вздохнув, ответила она. — Кроме того, я не понимаю, зачем мне дальше жить... я... — Маш, — Петр обнял ее за плечи и прижал к себе. — Я понимаю, что все это тебе чуждо, но мы не придумали иного способа сохранить тебе жизнь. В том хитросплетении интриг даже я с трудом разбирался и едва удерживал ситуацию под контролем. Ты должна жить. Ради наших дочек. Им нужна мать. — Ты не понимаешь, — тоскливо взглянув ему в глаза, произнесла Мария. — Я хочу, как и раньше, наслаждаться жизнью. Все вокруг вгоняет меня в тоску. Молитвы. Посты. Воздержание.... Господи! Даже сейчас, я просто хочу, чтобы ты овладел мною! Прямо здесь. Чтобы я стонала от наслажденья, наполняя жизнью эти мертвые стены! Это какое-то безумие.... Безумие.... Петь, я не выдержу. Или с ума сойду, или руки наложу на себя. — Маш, нам нужно просто немного выждать. После чего мы сможем вернуть все на круги своя. — А как же церковь? — Да чего ей станется? Если хочешь, дам почитать донесения моих разведчиков. Пожалуй, дам, и потребую прочитать! Ты должна понимать с кем тебе предстоит работать. В стенах церкви творится такое, что не пересказать. И пользование маленьких мальчиков умудренными опытом святыми отцами — далеко не самое страшное. Другой вопрос, что это все остается вдали от лишних глаз. Вот и я предлагаю тебе такой же подход. Выждем годик-другой, само собой, не забывая друг о друге. — Произнес Петр, глубокомысленно улыбаясь. — Я сделаю тебя настоятельницей монастыря. Ты все тут облагородишь... — Это замечательно! — Воскликнула Маша, радостно сверкая глазами и прижимаясь к Петру. — А к делам театра и музыки я смогу вернуться? — Зачем? Ты же видишь, насколько тяжелая и удушливая атмосфера в церкви. Общая подавленность. Раскаяние во всем, в чем только можно. В самой жизни! Самобичевание. И какое-то чудовищное уныние. В ней нет радости, света и позитива. Она не располагает к себе людей, у которых все хорошо, привлекая лишь тех, у которых все плохо. Поэтому ты можешь реально помочь и себе и людям, став моей рукой и верной соратницей в этом деле. — А это реально? — Чуть подумав, спросила Маша. — Найти что-то светлое и позитивное? Да и старые клюшки меня заклюют. — Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее. Главное тщательнее обыскивать, — с улыбкой произнес Петр. — Что же до старых клюшек, то не переживай. Царицу, добровольно посвятившую себя церкви, да еще и сохраняющую хорошие, доверительные отношения с царем они не тронут. Испугаются моего гнева. — И как это будет выглядеть? Признаться, я не понимаю, что можно сделать с этим царством тоски и скорби... — Для начала провести ротацию. Потом все украсить, чтобы выглядело все свежо, светло и позитивно. Что еще? Ну, можно создать хор и оркестр для публичных выступлений. Подобрать песни. Музыку. Открыть типографию, где не перепечатывать унылые и грустные тексты, а постараться преподнести православие с его доброй, светлой стороны. Наверняка же такая имеется. Да не просто, а в картинках. Много что можно придумать. Не переживай, я помогу. — Меня точно отравят, — усмехнулась Мария, явно ожившая от слов бывшего супруга. — Патриарх Иов мой союзник. Без него я бы не смог отменить законы, ущемляющие права раскольников. Да и диалог с ними не получился бы. Думаю, если у тебя что-то начнет получаться, я подключу его, и мы постараемся вывести эти процессы на общероссийский уровень. Церковь должна нести позитив и свет, а не угрюмую тоску. Тем более что сейчас уже идет тихая чистка в церкви, отправляющая наиболее реакционно и радикально настроенных иерархов обоих полов в лучший мир. Глава 2 5 ноябрь 1693 года. Стамбул Умиротворенный летний вечер одного из неприметных особняков на окраине Стамбула был нарушен тихой беседой двух старых знакомых. — ... к сожалению, политическая обстановка в Европе складывается непросто. Успехи Имперских войск, выкупе с успешными кампаниями русских, ставит разумность продолжения этой войны под большой вопрос. — Но ведь Франция вторглась в Пфальц... — Да, — кивнул француз, — мы попытались помочь вам, согласно договоренностям. Однако удача не сопутствует нашим полководцам. Уже сейчас можно уверенно сказать — битва за Пфальц проиграна. Будет неплохо, если получиться свести ее к положению статус-кво. — У нас еще есть силы для наступления. — Возможно, но успеха вам добиться не получится. Даже если вы сможете разбить имперскую армию, оставшуюся прикрывать границу, вам в тыл ударят русские. И наоборот. К чему это приведет — не берусь даже гадать. Вплоть до осады Стамбула. — Русские... — покачал головой уже немолодой осман с усталым лицом и умными глазами, — неужели армия Петра действительно так хороша? — Три пехотные бригады и сводный полк конных егерей — да, очень хороши. Все остальное, как и раньше — отвратительно. — Но ведь это жалкие крохи... — Двадцать тысяч, превосходно вооруженных и обученных. Против той армии, что вы сможете выставить, справятся и при трехкратном численном превосходстве. Полагаю, что и больше, но тут все от полководца все будет зависеть. Считайте, что он выставляет против вас не двадцать, а шестьдесят тысяч. Кроме того, не забывайте, что время идет и у Петра есть время на увеличение армии. По крайней мере, наши люди в Москве говорят о напряженной работе, связанной с обновлением старой армии. — Может попробовать его отравить? — Задумчиво произнес осман. — Мы полагаем, что это крайне затруднительно. — Почему же? — Так вы не в курсе последних событий? — Улыбнулся француз. — Сейчас идет большая игра за Петра. Первоначально его пытались просто отравить. Не получилось. Потом решили привлекать как союзника. В итоге, умереть должна была его супруга, но тоже не получилось. Причем так, что даже в Париже с определенным волнением стали смотреть в сторону Москвы. Возможно это случайность, а возможно и нет. Но, по всей видимости, он с самого начала отслеживал, как все попытки его отравить, так и желание устранить его супругу. — Мне кажется, мой друг, вы его демонизируете. Разве так может вести себя мужчина двадцати одного года от роду? — По нашим сведениям, за ним стоит орден иезуитов. И уж поверьте, они могут намного больше. Это искушенные интриганы. Скорее всего, именно они и оберегали своего сторонника от попыток отравления. — Но ведь они католики! — Мы не знаем условий их дружбы. — Иезуиты.... Да уж, не самая радостная новость. Я думал, что они играют значительно меньшую роль в этой игре. — Не только вы, мой друг. — Если началась борьба за Петра, то ради чего? Надеетесь, что он выступит против Священной Римской Империи? — Насколько мы смогли его узнать — нет. Это исключено. А вот вывести его из игры на какое-то время попытаться стоит. Буквально месяц назад мы смогли завершить первый раунд переговоров и добиться обручения Петра с дочерью Яна Терезой. Первоначальное приданое этой девушки составляло пятьсот тысяч талеров, что, согласитесь, немало. Однако царь стал хоть как-то нас слушать, только когда сумма перевалила за миллион, а согласился жениться лишь при обязательстве уплаты ему двух. — Сколько?! — Ошалело переспросил осман. — Двух миллиона талеров? — Именно. Само собой у Яна таких денег не было и нам пришлось ему помочь. Однако мы нащупали слабое место Петра. Он, как оказалось, очень жаден и любит деньги, ради которых пойдет на многое. Даже на настолько неудобный и совершенно ненужный ему брак. — Когда намечена свадьба? — В следующем году. Тереза уже переехала в Москву, и сейчас готовится к принятию православия. — Я так понимаю, вы хотите Петра втравить в борьбу за престол Речи Посполитой? — С улыбкой произнес осман. — Именно, — ответил француз. — Главное, чтобы он завяз в этом гнилом болоте как можно глубже, лишив Вену сразу двух союзников. И вот тогда мы с вами сможем отыграться и разбить Священную Римскую Империю. — А вы не думаете, что Петр может справиться? — С чем? С наведением порядка в Речи Посполитой? Это исключено! — Хм... возможно вы и правы. Но если так, то Петр может и отказаться от дележа. Свои два миллиона талеров он уже получил. — В Речи Посполитой довольно сильны позиции ордена иезуитов. А в Москве, как мне кажется, решение принимает совсем не Петр. — Вот как? — Усмехнулся осман. — Тогда да, у нас есть шансы. Но Порте не хватит нескольких лет, чтобы привести армию и флот в порядок. — Мы это прекрасно понимаем, — кивнул француз. — Поэтому мой король уполномочил меня пообещать вам много французского оружия и пару сотен офицеров, которые подтянут ваших бойцов. — Это будет замечательно... Тем же вечером, в другом особняке — О чем сказал наш французский друг? — На визитера уставилось два десятка умных глаз. — Он просил нас поскорее завершать войну. — Значит Ахмед... — Да. Потому как его брат не успокоится, пока не обожжется. — Что еще он сказал? — Порадовал нас тем, что Франция постарается вывести из игры Россию и Речь Посполитую, а также пообещал много хороших фузей, пушек и офицеров для подготовки нашей армии. Ведь скоро новая война... — Ты веришь ему? — Им нужно, чтобы в подходящий момент мы атаковали Вену с юга. Поэтому да, до этого момента — верю. Но как они поступят дальше — не представляю. Все слишком неопределенно. Глава 3 1 май 1694 года. Москва. Красная площадь Петр прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки музыки Большого сводного оркестра. Играли 'Прощание славянки', которую в этом мире знали под скромным названием 'Пехотный марш'. Совершенно резонирующая и непохожая на все современные концу XVII века военно-музыкальные композиции, она оставалась такой же сильной и мощной, несмотря ни на что. Сколько раз он ее уже слышал в столь разных ситуациях, что и не перечесть, но запомнился больше всего тот, по радио, в мае девяносто шестого... в своей первой жизни, когда лежал с тяжелым ранением в больнице... — Государь, — обратился к нему Меньшиков, — тебе плохо? — А? — Очнулся Петр, скользнув взглядом на крепкую, рослую фигуру князя, не в пример тех образов, что рисовались в фильмах. — Просто воспоминания. Они иногда тяжелы. Что у нас тут? Я ничего не пропустил? — Вошли первая и вторая пехотные бригады, третья втягивается, — кивнул он на последние аккуратные ряды в темно-синих мундирах и черных лакированных шлемах при латунной оправе. — Хорошо, — кивнул Петр, уже оправившийся от приступа неуместных воспоминаний. Прошло еще несколько минут, и 'Пехотный марш' сменился 'кавалерийским'. За ними последовали 'артиллерийский' и 'военно-морской'. Петр покосился на трибуну, забитую европейскими гостями из Франции, Дании, Речи Посполитой, Австрии, Саксонии и прочих государств. Очень неоднозначная реакция. С одной стороны они не привыкли видеть такую тусклую армию без пышных украшений и невнятной, но пафосной одежды. Войска Петра не производили впечатления успешных солдат. Где кружева? Перья? Леопардовые шкуры? Золотое шитье и пышные шляпы? С другой стороны — аккуратная, добротно пошитая крепкая форма, сидящая на каждом бойце безукоризненно. Хорошие сапоги единого образца. Каски из черненого чепрака с латунным убором. Ремни, ранцы, портупея и прочее снаряжение, вызывающее интерес. Превосходное оружие самого современного вида. Гости находились в смешанных чувствах... — Видишь Сашка, как напряженно лоб морщат, — усмехнулся Петр. — Все никак не отойдут от мысли, что армия может быть не только лишь пугалами ряжеными, но и дельным чем выглядеть. — Но поймут ли? — Поймут. Красоту формы делают не кружева с леопардовыми шкурами, а победы. Первая уже легла к нашим ногам. Не за горами и иные. Раз, другой, третий, а потом уже и посмотрим. — Так что же? Мы теперь после завершения каждой войны будем такое торжество учинять? — А почему нет? Народ должен знать своих героев. Вон, глянь, сколько обывателей уже набилось по краям площади. Да на крышах сидит. И по ходу частей стояло. Такие торжества нравятся людям. Так они чувствуют некую причастность к великим ратным делам, которые хоть и творятся где-то вдали, но так становятся ближе, наполняя их сердца радостью и гордостью. — Если так, то отчего мы каждый год подобным горожан не балуем? — Думаешь? А что, дело хорошее, — кивнул Петр, вспоминая в какой замечательный культ обратилось 'Девятое мая' для всех здоровых сил советского и постсоветского общества. — Так и порешу. Каждый год первого мая праздновать в честь армии и флота России. Жаль, что не девятого... хотя, не суть. — Девятого? — Удивился Меньшиков. — Да не обращай внимания, — улыбнулся Петр, — просто захотелось мне вдруг, чтобы праздник был девятого мая, а не первого. Но чего уж тут менять. И первого хорошо. А армия тем временем завершила втягиваться, выстраиваясь, согласно заранее размеченным участкам на брусчатке. Музыка утихла. И генерал-полковник Патрик Гордон на белом скакуне, приблизился к главной трибуне — к Петру, дабы рапортовать о том, что его приказ выполнен, Крымское ханство разгромлено и так далее. Коротко. Лаконично. С общей сводкой потерь убитыми и ранеными, а также нанесенного ущерба противнику в аналогичном выражении. Причем без особенной спешки, дабы переводчики успели донести его слова до послов европейских держав. Глава 7 9 мая 1696 года. Москва. Петр, неспешно и торжественно шел на кафедру, возвышавшуюся в наспех построенном здании-зале Земского собора. В сущности — гигантских размеров сарай с двухсегментной ступенчатой трибуной, имеющей по центру большой проход. Каждое место делегата было оборудовано небольшим откидным столиком дабы легче было читать и писать, а само помещение освещалось большими свечами Яблочкова со множеством стержней, позволяющих без замены работать по восемнадцать часов. Земский собор созывался царем полного состава, да без спешки и суеты аж с 1694 года, то есть, сразу после закрепления побед над Крымским ханством мирным договором. Две тысячи восемьсот двадцать три человека вышло. Важным моментом стало то, что в Земском соборе участвовали все сословия Российского царства (исключая крепостных), однако, весьма хитрым образом, благодаря чему при формальном и внешнем благоволении дворянам и боярам они оказались на соборе в меньшинстве и легко могли быть блокированы иными сословиями даже без создания коалиции. Единственным ограничением для делегата было установлено умение читать и писать. То есть, если сын боярский грамотой не владел, то и прав избираться не имел, в то время как крестьянский староста, разумеющий письмо и чтение, вполне имел шансы попасть в Москву выборным. Поначалу бояре возмутились, понимая, что многие дворяне и бояре разом отсекаются таким решением, но удалось все решить полюбовно, сославшись на большой объем работы с текстами, которые станут раздаваться выборным для осмысления. А как их прочесть, если выборный читать не умеет? В общем — собрались. Петр занял место за кафедрой и оглядел ступени трибуны, уходящие практически под потолок. Вздохнул и начал свое выступление. 'Здравствуйте друзья! Я собрал всех вас, дабы совет держать по многим, накопившимся за минувшие годы вопросам. Вступив на престол, я обнаружил совершенный бардак в делах судебных и государственных. Нету порядка в нашей земле. Каждое дело тонет в ворохе указов и прочих бумажек самого разного вида. И не поймешь, так ли нужно поступать, либо все совсем наоборот, ибо упустили мы из вида какую малость, меняющую все самым решительным образом. Это неправильно. Путей решения этого затруднения я вижу два. Первый — по французскому манеру насаждать абсолютную власть царя, не ведающую ни законов, ни традиций, но живущую лишь по своей собственной прихоти. Не самый добрый путь. Но он позволит легко и непринужденно преодолеть хитросплетения бумажных нагромождений и косноязычной велеречивости. Второй — совершенно новый и никем не изведанный. Его смысл заключается в создании единой, простой и взаимосвязанной системы законов начиная с Конституции — главного документа государства Российского, объясняющего основные постулаты устройства нашего царства, и кончая кодексами, на откуп которым даны различные области такие как земельное устройство, сословное, судебное и прочее. Лично мне первый путь не нравится. Одно дело я и сейчас, вроде бы, слава Богу, по уму все делать стараюсь. А ну как в маразм впаду? Никто от этого не огражден. Или наследники мои вместо дел государственных охотой, балами, пирами или какой еще праздностью займутся. А то и вовсе — дуростью. Бывало ведь так, что царь на престоле государственными делами занимается без должного радения и трудолюбия? Бывало. И не только в наших владениях, но и в других государствах. Или может наследник больным каким уродиться. Вон, в Испанском королевстве как раз — беда такого рода. Выиграет ли Россия от того, что балбес или болезный станет на престоле с абсолютной властью в бирюльки играть? Или проиграет? Я полагаю, что проиграет. И хотя укрепление моей личной власти здесь и сейчас намного проще, благо, что за мной стоят громкие успехи, но заглядывая вперед, я считаю, что это слишком опасно — ломать ведь не строить. За десять лет дурости несложно развалить и вековые стены. Россия и ее благополучие для меня стоит выше всего. Поэтому я предлагаю вам идти дорогой, позволяющей выстраивать открытые, законные и честные отношения...' В этот момент царь сделал паузу, дабы отхлебнуть воды, а зал, пораженный и потрясенный услышанным, разразился бурными овациями. Притом каждое сословие думало о своем. Бояре сразу представили себе Речь Посполитую, с ее обширной шляхетской вольницей. Купцы и промышленники стали прикидывать варианты в духе Голландии. И так далее. Одобрительные крики раздавались минут пять, пока, наконец, аудитория не утихла из уважения к царю, дабы он продолжил свое выступление. Но речь не продлилась долго, так как царь основные мысли уже сказал, сделав нужный 'вброс', совершенно взбудораживший всех выборных и позволивший их в дальнейшим легко дожимать в нужную сторону. В общем и целом, Земский собор продлился всего двое суток — девятого и десятого мая, приняв за это время все, что от него хотел Петр. А именно Конституцию России и двенадцать кодексов и прочих решений, и постановлений, заранее заготовленных царем. Вечером одиннадцатого числа, Преображенское, Малый дворец — Только у меня осталось ощущение, что ты не давал Земскому собору опомниться от свалившегося на него счастья? — С улыбкой произнесла Анна, прижимаясь к царю на диване в комнате отдыха. — Надеюсь, что да, — усмехнулся тот. — Хотя ты права. Давать им время на размышления было глупо. Я более чем уверен, что они передрались бы из-за каждого пункта. Выборные даже прочитать толком все тексты за эти дни не могли. Тем более, что кодексы и конституцию уже напечатали на особо качественной бумаге и переплели в дорогие, подарочные обложки. Жалко такой тираж сжигать. — А они не взбунтуются? — С какой стати? Как Земский собор порешил, так я и сделал. Именно об этом наши люди уже сейчас стали кричать на каждом углу, в том числе провокационные вещи. Кто же поверит, что я сам решился ограничивать свою власть? Значит собор заставил меня принять конституцию. И так далее. Сейчас — главное, донести содержание кодексов и конституции до широких масс. Чтобы, если кто и попытался что вернуть назад, то натыкался на глухую стену непонимания и неодобрения. Особенно это касается дворян и бояр. Купцы свои привилегии никому не отдадут без боя. — Ты же отдал, — подмигнула Анна. — Ну что ты, — улыбнулся Петр. — Я просто оформил их законодательно. И теперь, если что не так, будем тыкать пальцем в какой-либо кодекс, принятый Земским собором, то есть, выборными от всей земли Российской. Как же так? Всем миром решили так, а ты против? Против народа идешь? — Нахмурив брови произнес царь. — Но ведь ты спешил неспроста. — Верно. Там было очень много вещей, который вызвали бы как минимум дискуссии. Например, я знаю, что в будущем будет такая замечательная наука — генетика, которая докажет, что близкородственные браки очень вредны и способствуют вырождению рода. Но сейчас ведь этого нет. Как я это докажу? Никак. И Земский собор такое положение скорее всего не принял бы. Однако теперь, в спешке и суете, взбудораженные правильными речами и призывами, люди банально не заметили такой малости. Ты же сама говорила о том, что семейный кодекс практически никто так и не открыл. Вероятно, посчитали пересказом Домостроя . А ведь там стоит прямо — ограничение на заключение брака между родичами ближе третьего колена включительно и буквально 'кары небесные' за нарушение. Им всем лучше почитать потом... когда остынут. Благо, что кодексы по всем спорным вопросам снабжены обширными справками и пояснениями. — И все равно, я не верю, что внедрение кодексов пройдет без возмущений. Взять тот же семейный кодекс. Ведь купцам и боярам с дворянами теперь придется многие свои планы пересматривать. — Конечно, — кивнул Петр. — Недовольных будет много. Однако, главное — мы сделали — все эти кодексы приняли, как и конституцию. Так что дальше мы с тобой уже находимся в куда как выгодном положении и можем совершенно законно и справедливо подвергать гонению недовольных. Ведь мы — стоим за волю всего народа Российского царства, а они, поганые отщепенцы, идут против царя и его верноподданных. Ату их! Негодяев! — Думаешь? — Уверен. Этим активно начнут пользоваться в политической и экономической борьбе. Сама же знаешь, как оживились купцы и промышленники, получив возможность брать в банке России дешевые целевые кредиты. Иногда и до драк доходит. Денег не так и много. Убежден, что любой из числа уважаемых людей, кто начнет выступать против царя, конституции и кодексов будет быстро заплеван и сдан в заботливые руки правосудия. Купцам и промышленникам выгодно со мной дружить. Так что ничего страшного... — усмехнулся Петр. — Прорвемся.  Глава 8 5 августа 1696 года. Вена — Вчера прибыл наш посол в России с подробным отчетом, — произнес Леопольд, обращаясь к жене. — По всей видимости, мы зря опасались горячих амбиций Петра. Военные успехи не вскружили ему голову. — Но ведь на Терезе он женился. — Два миллиона талеров, — пожал плечами Леопольд. — Это очень весомый довод. Тем более, что судя по всему он обо всем знал. — То есть? — По мнению иезуитов он прекрасно представлял и наши интересы, и французские, а потому смог вывернуть ситуацию в свою сторону. В итоге теперь у него есть женщина, мать его детей, которой он спас жизнь в практически безысходной ситуации. Сейчас она еще слишком юна, чтобы это понять, но в будущем оценит. — И что с того? Она ведь стала монашкой. — Уже настоятельница монастыря, устроившая в нем большую чистку и большие преобразования. Не понятно, что Петр задумал, но явно это как-то связано с церковью. — Ха! А ведь получается, что он нами просто воспользовался, — усмехнулась императрица. — Я тоже так думаю, — печально улыбнувшись, кивнул Леопольд. — Этот юнец обошел опытных дипломатов Империи и Франции, практически не затратив усилий. Единственный вопрос — это Тереза. Что он с ней собирается делать? Вряд ли он не понимает, что пока она жива, его будут вполне резонно втягивать в борьбу за польский престол. Ян умер. Сейм избрал Лещинского. И не без помощи Петра. — То есть, ты считаешь, что он помогал нам посадить на польский трон своего врага? — Конечно, — все так же печально улыбнулся Леопольд. — Он хоть и молод, но отлично представляет, какое 'счастье' — править Речью Посполитой. Кроме того, судя по тому, что он учудил летом, царь Петр задумал очень серьезные реформы в России. Мне пока еще переводят законы, принятые на Земском соборе в этом году, но уже сейчас я вижу, что дел у него будет в излишке. — Почему? Что он такое принял? — Конституцию, — покачал головой Леопольд. — Сам себя, дурачок, решил ограничить. Похоже мы переоценили его. — Сам?! — В том то и дело. Причем в тот момент, когда самое подходящее время для укрепления трона было. Не понимаю, просто не понимаю зачем он это сделал... — Погоди, не спеши с выводами. Скоро законы эти переведут? — Обещают через две недели закончить. — Пришли мне копии. Сдается мне, что мы что-то очень важное упустили из вида. — Ты думаешь? — Помнишь, мы пришли к выводу, что за ним стоят иезуиты? Уж не их ли это проказы? Я слышала, что в Южной Америке на реке Парана они творят черти-что. — Вот ты о чем... — тихо произнес Леопольд. — Но в этом случае получается, что Петр — заложник обстоятельств. Может и вообще не самостоятельная фигура. — Заложник — может быть, а вот то, что он не самостоятельная фигура — вряд ли. Просто заключил сделку с дьяволом по неопытности, да никак выпутаться не может. — И как это проверить? Нам важно знать, с кем стоит вести переговоры. — Не спеши. Если Петр действительно самостоятелен, то он должен выкинуть какое-нибудь коленце. Но далеко не сразу. В любом случае, ни союзником, ни противником нам он пока стать не может. А с османами как поступать мы теперь знаем — у него научились. — И как долго это положение продлится? — Думаю, до начала войны за Испанское наследство. Есть у меня сильное подозрение, что Петр снова притворяется слабым и неспособным на быстрые и решительные шаги. Дескать — повязали по рукам и ногам. Конституцию ввели. И так далее. Ради чего? Неужели он не мог этого предотвратить? Думаю, что мог. Тогда что он хотел с помощью этого всего добиться? — Чтобы и мы и Людовик отстали от него? — Возможно... — кивнула Элеонора. — Поторопи переводчиков. Не исключено, что в этих законах таится разгадка... Глава 9 2 сентября 1696 года. Версаль Людовик XIV сидел в кресле и задумчиво смотрел в окно. Чистое голубое небо было завораживающим и манящим, наводящим на мысли о вечном. Рядом с унылым видом стояли несколько человек из посольства, отправленного несколько лет назад в Москву. Все не вернулись — продолжали работать. То есть, испугались предстать перед королем. — Сумасшествие... Как вы допустили, чтобы иезуиты вынудили принять Петра конституцию?! Это же уму непостижимо! — Они опирались на послов Священной Римской Империи и московских дворян, опасавшихся того усиления Петра, которое наблюдалось последние годы. Мы уверены, что сам царь следовал вашему примеру, но... — Понятно... — покачал головой Людовик, — опять оправдание. — Ваше Величество... — Не желаю слушать! Во сколько обошлась свадьба? — С учетом взяток и подарков — в два с половиной миллиона талеров. Иезуиты опутали царя и его ближайших родичей сетью своих людей, понимая, что зависят от них. — Безумие! Проклятье! Как они вообще туда пробрались?! — Не могу знать, Ваше Величество. Но очевидно, это проделки Леопольда Австрийского. Всем известно, что его воспитывали иезуиты. А значит, сохраняют с ним тесные связи. Это их традиционная практика. — Значит вы считаете, что Леопольд взял Петра под свой контроль с помощью иезуитов? — На это намекает он сам. В Москве существует легенда, распущенная царем, будто бы к нему явился его святой — апостол Петр и научил многому, вложив в его голову великие знания. Конечно, никакой апостол к царю не приходил. Это очевидно. Но если рассматривать эту легенду как аллегорию, то можно предположить, что иезуиты стали олицетворением апостола Петра, который, как известно, покровитель Римской католической церкви. И именно они обучали его, так как иных учителей нам не ведомо. Скорее всего, тайно, дабы не вызвать гнев патриарха и ортодоксального духовенства. — Тогда Петр должен быть католиком. — Или тайным католиком. Ведь он правит православной страной, в которой царь может быть исключительно православным. Но это не мешает иезуитам опираться на Петра и посредством него править. Скорее всего в Москве находится намного больше иезуитов, чем мы можем предположить, но они остаются в тени. — Значит все зря? — С досадой спросил Людовик. — Польша, как и Испания — два королевства, в которых традиционно сильны иезуиты. Мы не исключаем, что Петр все же вступит в борьбу за престол Речи Посполитой, но тогда, когда ордену это станет удобно. — Или вообще не вступит, выжидая начала войны, дабы помочь Габсбургам удержать влияние в Испании и положение там иезуитов. Не исключаю того, что Леопольд смог что-то интересное им пообещать. Может расширение полномочий или земли. — В этом случае Петр не помогал бы Лещинскому занять престол Речи Посполитой. Он ведь его враг, о чем Станислав не раз говорил, называя русских варварами и дикарями. Намного удобнее царю было помочь Августу Саксонскому избраться на Сейме. Кроме того, насколько нам стало известно, у Петра завязалась весьма обширная переписка с наиболее влиятельными представителями русской партии в Речи Посполитой. Совершенно нейтральная деловая переписка. Кроме того, Тереза родила ему уже вторую девочку. Если бы он хотел просто взять деньги и держаться подальше от Речи Посполитой, то она умерла бы уже первыми родами или еще раньше. — Иезуиты... вот ведь змеи... — с раздражением и нескрываемой злобой произнес Людовик. — Хорошо. Вы свободны. — Ваше Величество, — чуть замявшись произнес старший делегации. — Посольство очень сильно поистратилось. Мы хотели бы просить у вас денег...  Глава 10 12 декабря 1696 года. София — Идут! Идут! — Вбежал с криком вестовой парнишка. — Чего ты кричишь? Кто идет? — Одернула его баронесса Голицына. — Корабли, Софья Алексеевна. Корабли идут. Да не один-два как в былые годы, а целая эскадра! — Хорошо, ступай, — произнесла она, выдержав марку спокойствия. После чего без малейшей спешки направилась вместе с супругом на смотровую башню, стоящую возле двухэтажного сруба, в котором они жили. Суетящийся правитель не к добру — это во все времена хорошо знали. — Странно, очень странно, — отметил Василий, наблюдая в большую зрительную трубу на треноге. — Действительно эскадра. Но два флейта, как и приличествует идут под голландскими флагами, а еще пять — под красными полотнами с золотым орлом. — Чего?! — Удивилась Софья, оттеснив мужа от зрительной трубы. — Кто это вообще такие? — Очень напоминает старый византийский стяг, как его описывали летописцы... но откуда ему здесь взяться? Померли все давно. А Царьград под магометанами. — Действительно, странно, — согласилась Софья. Спустя четыре часа Бывшую царевну просто разрывало от любопытства, чтобы узнать кто и зачем прибыл под древними знаменами, но нормы приличия нужно было блюсти. Она же не девка дворовая, чтобы бежать встречать гостей, а владычица местная, да еще и благородного происхождения. Оттого и сидела как на иголках в своих покоях, создавая вид нарочитого пренебрежения. Петр Павлович Шафиров же не спешил, аккуратно сгрузившись основным людом, он построил своих людей и только через час, после того, как его нога ступила на землю Сахалина, направился к царскому наместнику представляться честь по чести. Само собой, развернув государственное знамя, которое надлежало вручить Софье и Василию. — Барон Петр Павлович Шафиров со свитой! — Торжественно объявил слуга, пропуская всю процессию внутрь просторного деревянного особняка... то есть, просто большого сруба, первый этаж которого имел зал для приемов в половину площади. Спустя некоторое время, там же — Так зачем брат тебя послал? — Внимательно смотря Шафирову в глаза, поинтересовалась Софья, когда формальная часть уже завершилась окончательно и все сели за стол праздновать удачный переход по морям 'чем Бог послал'. — Я же говорю — посмотреть, как тут дела, да с тобой побеседовать. Одно дело получить бумажку, и совсем другое — подробный и красочный рассказ. — О том, как протекает моя ссылка? — Усмехнулась Софья. — Какая ссылка? Бог с тобой! Петр ведь не сослал тебя сюда, а дело важное поручил. — Серьезно? — С максимально возможным сарказмом произнесла сестра царя. — Что это, как не ссылка? — Зря ты так думаешь. Ты знаешь, что через десять-двенадцать лет царю будет нужен тут большой порт? Вот. Сообщаю. Да и какая может быть ссылка, когда он тебе шлет все необходимое на грани своих возможностей? Поселенцы каждый год прибывают по полторы-две сотни? Прибывают. А в этот раз за один раз триста человек на поселение, сто солдат да не просто, а при полном параде и шести полковых пушках! Кроме того, со мной прибыло полсотни специалистов: плотники, каменщики, кузнецы и прочее. Одних фузей, сверх штата доставил пять сотен. Да картечь железная, порох, свинец и прочее. Бумагу, чернила, стальные перья для письма, книги, ткани, топоры, пилы, ножи, сверла, долота и многое другое. Денег, опять же, немало — тысяч двести талеров в пересчете. Скажи — посылают ли такое ссыльным? — Нет... — несколько неуверенно ответила Софья. — Вот и я о том же, — кивнул удовлетворенный Шафиров. — Говорю же тебе — у Петра большие планы и на этот остров, и на окрестные земли. Ты не ссыльная, а первопроходец. Конкистадор! Так что, не дуй губки и не обижайся. Никого другого он послать не мог. Ты ведь сестра ему, да не простая, а толковая. Он тебя ценит и доверяет большую и сложную задачу. — Ты действительно привез то, что перечислил? — Уточнил Василий. — Конечно. Кроме того, мне надлежит вам вручить государственное знамя России, дабы в официальных церемониях участвовало, и сотню знамен попроще, на корабли вешать или еще куда. Да и флейты, на которых я пришел не все вернутся — три тут останутся с экипажами, действовать в интересах колонии. — Кстати, скажи, а откуда у Петра флейты? С Черного моря ему не выйти — османы крепко блокируют проливы. На Балтику не попасть — Орешек надежно закрывает Неву. Неужели в Холмогорах построил? — Так зачем самим строить? — Улыбнулся Шафиров. — У Петра очень добрые отношения с голландцами. В минувшем году он вошел долей в триста тысяч талеров в Голландскую Ост-Индскую компанию и теперь на правах совладельца может пользоваться их верфями. Холмогоры слишком далеко и неудобно расположены. Туда добраться сложнее, чем к вам сюда. Шоссе ведь еще не протянули. — Голландская Ост-Индская компания? А чего тогда на них российский флаг? — Если внимательно посмотрите, то и знамя компании флейты несут. Российский флаг — одна из привилегий. Все-таки триста тысяч талеров — это очень серьезная сумма, причем, по всей видимости, не последняя. А голландская Ост-Индская компания из-за конкуренции с английской и конфликтов с Францией сейчас испытывает определенные затруднения. Там не шуточная борьба и лишние деньги, как и лишнее влияние им совершенно не стало излишним. Все-таки держать в пайщиках целого царя, да не простого, а при деньгах и с серьезной армией — это вам не мелочь какая. После Крымской кампании о нем слухи по всей Европе пошли. — Понятно, — кивнул Василий. — Голландцам это выгодно. Но зачем оно Петру? Они ведь и так все, что ему требуется сюда возят. — Так я уже какой раз говорю, что ему все это очень важно? Он готов на это тратить деньги. И не малые. — Но откуда он их взял? Ведь вроде был в долгах как в шелках. Помню бояре похвалялись расписками. — Петр довольно мудрый человек и долги взял целенаправленно. Грубо говоря — обвел бояр вокруг носа, купив за дешево. Сейчас, когда это все стало не нужно, он, конечно, уже никому ничего не должен. Для него эти суммы — слезы. После учреждения Торгово-промышленной палаты он был единогласно избран ее предводителем, потому как, только объявленный капитал у него такой, что половина золотой сотни едва ли рядом сможет стать вся разом. А что на самом деле хранится у него в тайниках мало кому ведомо. — Но откуда все это? — А вы думаете почему голландцы позволили ему войти в компанию долей? — Усмехнулся Шафиров. — Он поставляет уникальные товары, которые раскупают быстро и за приличные деньги не только в Европе, но во всем остальном мире. Одно листовое стекло, оного он отгружает уже по десятку флейтов в год, стоит чего? Или совершенно уникальная, нержавеющая серебряная сталь? Да и с тканями у него все хорошо — уже почитай конкурентов в России и нету. Разве что сукном не занимается. А деревянные мануфактуры? Уже сейчас они не только почти полностью перекрывает все потребности в досках и брусе по центральным землям России, но и на продажу иноземную идут немалыми объемами. Качественные доски и брус, добро просушенный, пиленый и струганый — весьма ходовой товар. Тем более, царь стандарт держит изрядно. — Но на все это были нужны деньги... — А вы думаете, он в свои десять лет уехал в Преображенское в бирюльки играть? Он ведь практически в первый же год придумал и построил весьма совершенный ткацкий станок. И пошло-поехало... — Невероятно, — покачала головой Софья. — Так это он сам уехал в Преображенское? — Насколько я знаю — да. Лично уговаривал маму и дядю. — Десять лет! Ему ведь всего было десять лет! — Да, царь наш не по возрасту умен и хитер. Видимо правду говорят о том, что его посетил сам апостол Петр. Ведь кроме того, ходят слухи, что не только мастерскими и фабриками крепится мошна Петра. История год назад случилась, когда при нем зашел разговор очередной о кладе Сигизмунда III, дескать, неплохо было бы его отыскать. Ну и предположения строили, сколько там чего должно быть. — И что с того? — Так ведь Петр в то время был немного занят, отвлечен, и разговор слушал вполуха. Ну и ляпнул машинально, о том, сколько там серебра и сколько золота. Понятное дело, сразу поправился, дескать, он так полагает. Но все уже все поняли. Ведь предположения были какие? В возах или, в крайнем случае — в тоннах. А царь наш с точность до килограмма назвал, причем так, словно это хорошо известный факт. В общем — больше клад Сигизмунда на Москве никому не интересен, всем и так ясно, что он вскрыт царем. — Так вон оно что.... И много там было? — Если верить оговорке царя, то золотом и серебром — примерно на восемь миллионов талеров . — Ого! — Хором произнесли Софья с Василием. — Но зачем он их скрывает? Какой в этом смысл? — Петр вообще довольно скрытный человек. У него много тайн. Да и служб тайных. Анна ведь не так проста, как может показаться. Она не только за мошной царя приглядывает, но и, как я случайно узнал, руководит какой-то странной службой, на которую берут только женщин да с амбициями и красивых. Поначалу шутили, что Петр решил себе гарем завести, как османский султан, вот и набирает шлюх. Но уже сейчас так говорить опасаются. Да и вообще — к Анне даже Голицыны только уважительно обращаются. — Однако... — Да, дела в Москве творятся очень интересные. Но, в общем — это все не к спеху. Я же не завтра уезжаю. Теперь же лучше о вас давайте поговорим. Чем можете похвастаться? С какими проблемами столкнулись? — Да чем тут хвастаться? — Вздохнув, произнесла Софья. — Городок отстроили крошечный. Пять сотен жителей от силы. В ополчение можно две сотни выставить, благо, что фузеи для того имеются и люди обучены приемам обращения с ними. Причал... то есть, порт, ты и сам видел. Слезы. Пять малых рыболовных шхун. Ужасно не хватает рабочих рук. То, что ты привез триста поселенцев и сотню солдат — это просто замечательно. Особенно солдат. — Вот как? Что — были нападения? — Пару раз. Но залп из фузей остужал пыл туземцев. Теперь мы с ними дружим и торгуем. Они нам каменный уголь возят, благо его несложно добывать. Им и топимся, да запасы потихоньку делаем. А в нынешнем году нанимали полсотни для сельскохозяйственных работ за долю в урожае. Три фактории постоянные держим. — На большой остров, что южнее не ходили? — Не стали рисковать. Мало нас. Хотя с него приплывали к нам. Тоже немного торговали. — С толмачами все нормально? — Уже два десятка из местных держим, да наших десятка три потихоньку учит их язык. Чтобы хотя бы по-простому объясняться. — Я насчет южного острова не зря спрашивал. Петр прознал, что там, почитай, те же жители, что и на вашем Сахалине, но под рукой небольшого княжества. Флейты вам оставлены в том числе для того, чтобы все разузнать и присмотреться. Как я уже говорил — через десять-двенадцать лет Петру здесь понадобится большой порт, казармы, склады и прочее. В его планах — переброска сюда пехотной бригады при сильной артиллерии. А ее кормить нужно, да фуражом обеспечивать. Шутка ли — почитай шесть тысяч воинского люда. — Сюда? — Удивилась Софья. — Но зачем? Чтобы гонять туземцев хватит двух-трех сотен стрелков или егерей. — Все и проще, и сложнее. Дело в том, что рядом с островом находятся владения империи Цин, с которой Россия семь лет назад в Нерчинске заключила очень невыгодный договор . Вынужденный, безусловно. Да и без взяток там не обошлось. Но мириться с таким положением дел совершенно нельзя. Кто мы — великая держава или 'дикая Московия'? Поэтому Петр начал в привычной ему манере готовиться к серьезному пересмотру этого договора, который ущемляет наши интересы. Например, от Москвы на восток со всей возможной скоростью строится шоссе, достигшее уже Уфы. То есть, пятая часть доброго и быстрого пути до Нерчинска уже построена. В саму Империю Цин направлена постоянная дипломатическая миссия, которая официально там занялась изучением культуры великой державы. Нам нужно знать, чем они живут и куда бить так, чтобы было больнее. Это было непросто, но удалось. Все-таки слишком закрыта для иностранцев Империя Цин. Ну и вы, то есть Сахалин. Это одно из важнейших направлений, потому что столица Империи Цин находится на берегу моря. Очень недальновидно с их стороны. — А вы не боитесь того, что я по секрету разболтаю нашим врагам эти весьма полезные сведения? — С хитрым выражением лица, поинтересовалась Софья — Я ведь все же обижена на брата. — Нет, — улыбнулся Шафиров. — Вы умная женщина, а потому не станете принимать порывистых, эмоциональных решений. А значит будете просчитывать выгоды. Если все хорошо сделаете, то Петр пожалует вам титул герцогини... и герцога, — поправился Шафиров, кивнув Василию. — Серьезно поддержит финансами. Переведет в более интересное место. Ближе к цивилизации и деньгам. А что вы получите в результате предательства? Ну, кроме очень больших проблем. Ведь Петр все равно получит то, что хочет. Вопрос лишь в том, что при этом получите вы? Не нужно дергать тигра за усы — это может закончиться плачевно. — Разумеется, — кивнула Софья с грустной усмешкой. — Один раз я уже попыталась это сделать. — Только не тигра, а медведя, — уточнил Василий. — Медведя? — Ты же видела, какой родовой герб Романовым он утвердил, — от этого замечания Софья поморщилась как от зубной боли. — Да и по характеру медведь ему больше подходит. Ведь это только кажется, что он медленный и неповоротливый... до тех пор, пока не становится слишком поздно. — Действительно... — с печальным видом кивнула Софья. — Зря вы грустите. Сейчас, глядя на события тех лет без эмоций и так ясно, что вы не смогли бы удержаться на царстве. Так что, вы должны благодарить Петра за то, как он поступил. Редкий правитель в такой обстановке не жаждет крови. Я был в Европе и уверяю вас — там за меньшее на эшафот отправляют. А вы не только живете, но и с надеждой на будущее, вон и детей даже народили.  Эпилог 1 января 1697 года. Москва. Преображенское. Малый дворец Несмотря на должное внимание, уделяемое Рождеству, Петр в малой компании продолжал упорно праздновать Новый год. Без особого шума и пафоса. Просто приятный вечер с музыкой и беседами. Причем без алкоголя, ибо пост. Но с весьма вкусными вещами к терпкому, ароматному чаю и хорошо сваренному кофе. Вот и сейчас — часы пробили полночь, а в зале Малого дворца продолжался вечер, посвященный Новому году, на котором кроме его супруги, Анны и Марии присутствовала его матушка, сестра Наталья, патриарх Иов, Франсуа Овен, Александр Меньшиков, Яков Федорович Долгоруков, Федор Юрьевич Ромодановский, Патрик Гордон, Яков Брюс и другие. Всего — полсотни человек. Только свои или близкие компаньоны. Царь слушал приятные звуки полноценного оркестра, оснащенного очень неплохо даже для конца XX века. Даже парочка электронных 'примочек' имелось, изготовленных в лаборатории в опытном порядке. Слушал и смотрел на своих женщин. Рыжая, блондинка и брюнетка. Все кудрявые и хорошо ладят между собой. 'Главное, чтобы колдовать не научились', — усмехнулся мысленно царь, в который раз поминая кинофильм 'Иствикские ведьмы'. — Государь, — вырвал его из задумчивости Франсуа Овен. — Ты позволишь мне неловкий вопрос? — Который напрашивался уже давно? — Да, — с улыбкой кивнул француз. — От тебя ничего не скрыть. — Я знаю его содержание, но озвучьте его для всех. Мне хотелось бы, чтобы эту беседу послушали все мои ближние люди. — Как тебе будет угодно, — кивнул иезуит. — Ты давно ведешь с нами дела и вполне лояльно относишься к католикам. Значит ли это, что в будущем мы сможем рассчитывать на право проповедовать католичество в землях России? — Зайду издалека. Ты слышал такую фразу: 'Блаженны нищие духом, ибо их будет царствие небесное'? — Конечно. — Согласись — довольно непростая в понимании фраза. Трудно представить, чтобы Создатель привечал не удачные свои творенья, а — напротив, те, что вышли неудачным или по тем или иным обстоятельствам не смог раскрыться. Это не логично и противоречит здравому смыслу. Если из посева пшеницы отбирать дурные колосья для посадки, то через несколько циклов пшеница совершенно выродится, станет слабой. Ее начнет легко задавливать бурьян. Но к таким выводам можно прийти, только если пытаться понять текст прямо. — А ты предлагаешь использовать трактовку через образцы и аллегории? — Именно. — Что же, это вполне разумно, но не ново. — Разумеется. Но тут нужно помнить о том, что любой сложный образ или синтетическое понятие тесно связано с уровнем образования и кругозора того, кто его пытается понять. Да и умственные способности тоже окажутся совершенно не лишними. Если же эту же сложную мысль попытаться донести до плохо образованного человека, то что мы получим? Например, возьмем логарифмическую линейку. Вам она известна. А теперь возьмите ее и пойдите в глухую деревню, где едва ли один человек умеет читать, писать и считать. И попытайтесь ему втолковать что это и для чего нужно. — То есть, ты, Государь, намекаешь, на то, что многие церковные авторитеты... — начал делать замечание иезуит, но царь его перебил. — Я намекаю на то, церковные авторитеты — дети своего времени. И воспринимать их нужно сообразно. Они были наиболее образованными людьми тех лет, но ничто не стоит на месте. Прошли годы. Мир изменился под влиянием людей. Мы стали знать и уметь больше. Кругозор и образование расширился. Сложные синтетические задачи, без которых невозможна тренировка и развитие ума, стали разнообразнее и многочисленнее. И теперь нам стал доступен новый уровень понимания аллегорий. Единственная досада в том, что святые отцы писали тексты не как есть, а стараясь максимально приблизить их к пониманию простыми людьми. Из-за чего искажали. — И как бы вы трактовали упомянутую выше цитату? — Задумчиво спросил иезуит, время от времени поглядывая на сосредоточенного и внимательного патриарха Иова, который наравне со всеми остальными внимательно следил за беседой. — Кто есть нищий? В сущности, этот не тот, у кого чего нет, а тот, кому этого не хватает. Это человек, который алчет, жаждет. — Блаженны жаждущие духа... — медленно произнес иезуит. — Как-то так. А если уж совсем переводить на русский язык, то получается, что блаженны те, кто постоянно стремятся к стяжанию духа. И в этой связи очень много аллегорий Святого писания получают совершенно иную окраску. Например, знаменитая антитеза между нищим и богачом. Как по мне, так я полагаю, что Всевышний привечает тех, кто постоянно стремится к развитию, самосовершенствованию, двигая и себя, и все человечество вперед. У всех это развитие разное. Кто-то двигает науку, кто-то торговлю, кто-то производство, кто-то совершенствуется в области войны.... Вариантов масса. Но главное — если с этой точки зрения смотреть на христианство, то многие проблемы, с которыми столкнулись католики в Европе становятся очевидны. Как и успех иезуитов. — Да, пожалуй, здесь есть над чем подумать. Но вы не ответили мне на мой вопрос. — Для него и я давал эту прелюдию. Мне нужно католичество в России, которая безусловно останется православной. Это нужда взаимовыгодна. Конкуренция двух, наиболее могущественных ветвей христианства поможет им поддерживать друг друга в хорошей форме и не расслабляться. Оформит эту духовную нищету, которая заставит их развиваться и совершенствоваться. Мы ведь все христиане и должны помогать друг другу. Я из-за того и старообрядцев прекратил преследовать, дабы православие оживилось и прекратило уже затекать жиром. Огнем и мечом можно людям дать не веру, а страх. Сами понимаете, ничем хорошим это не закончится. Поэтому духовенство нужно выводить из покоя и благоденствия, ставя перед сложными задачами, требующими как-минимум ума, а то и находчивости. Сможет ли воин стать великим без битв? Впрочем, я сразу предупреждаю — я в несколько отдаленном будущем позволю вести обращение в католичество с учетом двух важных нюансов. Во-первых, аккуратно и без фанатизма. Любой фанатизм зло, ибо есть форма одержимости, а нам она не нужна. Во-вторых, вся деятельность католического духовенства должна быть направлена на укреплении позиции России. Если же какие католики станут вредить и пакостить, то их вероисповедание станет отягощающим вину обстоятельством, особенно если это будут не простые прихожане, а клирики. Так что вам нужно очень внимательно следить за использованием католических священников врагами России и стараться не доводить до моего вмешательства. Я ответил на ваш вопрос? — Вполне, — кивнул иезуит, переглянувшись с патриархом, выглядевшим явно озадаченным. — Государь, — произнес Иов. — Ты сказал, что единственный путь достигнуть царствия Небесного самосовершенствование. Но возможности человека довольно скудны... — Отнюдь, друг мой. Отнюдь. Что было сказано по этому вопросу в Бытие? Правильно. Господь наш сотворил человека по своему образу и подобию. А потому нет пределам совершенству. В этом деле главное — устремление. — Но человеческая жизнь коротка! — Так в этом и кроется главный секрет — развиваться нужно не в одиночку, а сообща. Помогая друг другу и правильно воспитывая детей с внуками, дабы они становились лучше нас. Ближе к совершенному образу, эталону. Наступила тишина — все переваривали услышанное. Петр же улыбнулся, встал и направился к роялю. За столь долгую жизнь у него была возможность научиться довольно сносно играть на этом инструменте. А так как он готовился к этому разговору, узнав через Анну о намерении Франсуа побеседовать с ним, то весь оркестр уже разучил мелодию одной песни, которая в свое время зацепила самого царя. Он сел. Кивнул музыкантам. И заиграл первый перебор, что вывело всех гостей из задумчивости, вновь приковав все внимание к своему царю: Когда-то давно, в древней глуши, Среди ярких звёзд и вечерней тиши Стоял человек и мечты возводил: Себя среди звёзд он вообразил. И тихо проговорил: И может быть ветер сильнее меня, А звёзды хранят мудрость столетий, Может быть кровь холоднее огня, Спокойствие льда царит на планете... Но! Я вижу, как горы падут на равнины Под тяжестью силы ручного труда И где жаркий зной, там стоять будут льдины, А там, где пустыня — прольётся вода. Раз и навсегда! По прихоти ума! Сильнее сжимались смерти тиски: Люди — фигуры игральной доски — Забава богов, но кто воевал, Тот смерти оковы с себя гневно сорвал И с дерзостью сказал: И может быть ветер сильнее меня, А звёзды хранят мудрость столетий, Может быть кровь холоднее огня, Спокойствие льда царит на планете... Но! На лицах богов воцарилось смятенье, И то, что творилось на этот раз... Никто не мог скрыть своего удивленья, Как пешка не выполняла приказ. Среди разгневанных лиц Боги падали ниц! И может быть ветер сильнее меня, А звёзды хранят мудрость столетий, Может быть кровь холоднее огня, Спокойствие льда царит на планете... Но! Я вижу, как звёзды, падая градом, Открыли нам хитросплетенье миров, Небесная гладь приветствует взглядом Эпоху бессмертия наших сынов. Космических даров. Людей — богов?.. Сноски: — — (1) М-робот — молекулярный наноробот. — — (2) W-pc вариация носимых компьютеров с беспроводным интерфейсом коммуникации — управление синтетическое, основанное на отслеживания движения зрачков с помощью специальных линз, которые, по совместимости, являются дисплеями, и активности мозга. Каждый w-pc настраивается и калибруется после установки персонально, под индивидуальные особенности пользователя. — — (3) В переводе с латинского 'Первая победа' — — (4) Автор в курсе, что именование 'Владыко' ввели в 18 веке, но применил, ибо до того никакого толком именования не было. — — (5) Цитата из Евангелие от Матфея — — "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят." — — (6) На самом деле ткацкий станок Ричарда Роберте был создан в 1822 году и стал первым полноценным механическим станком современного типа, который смог добиться полной и окончательной победы над ручным ткачеством к 30-40-х годов XIX века. Однако изучив его устройство за то время, пока шла синхронизация сознаний Александр-Петр смог его с определенным трудом, но воспроизвести в 1682 году с помощью местных плотников и какой-то матери... безусловно благословенной. — — (7) Челнок-самолет изобрел Джон Кей только в 1733 году. — — (8) Петр по собственноручным эскизам и устным объяснениям смог начать выпускать в недавно открытой Амуниционной мастерской вполне годные германские маршевые сапоги времен Первой мировой войны. — — (9) Петр запустил в Амуниционной мастерской производство поздних касок — пикхельмов из кожи самого компактного и аккуратного вида. Разве что двуглавого орла, отливаемого из латуни сохранил, однако и его сделал не современного по тем годам вида, а образца XXI века. — — (10) Учебно-тренировочный центр 'Заря' расположен на Юго-Западном берегу озера возле реки Еглевка. — — (11) В Голландии тех лет действительно строили 'на глазок' и никаких расчетов практически не вели. Да и вообще по миру максимум что имелось — пара пространных эскизов общего толка для понимания общего замысла. — — (12) Махинами в те времена нередко называли станки. — — (13) Имеется в виду технология получения карбида кальция и, как следствие, введение для своих нужд воздушно-ацетиленов сварки, автогена и ацетиленового фонаря, работающих от простого водного реактора с водяным же затвором. — — (14) Петр с 1684 года организовал в Преображенском чертежную избу и ввел нормы черчения второй половины 20 века с легендой и прочим. Конечно, чертежник из Петра-Александра был неважный, но основные принципы он смог донести, зато документация получилась просто загляденье на фоне местной. — — (15) Имеются в виду отопительные печи Бренеран. Но печи пока не делали, так как Петр не спешил заниматься сталью, чтобы не провоцировать сестру раньше времени. — — (16) Имеется в виду пуля Нейслера. — — (17) Новый тип дороги с водоотводами и гравийным покрытием, отсыпаемым на грунтовой подушке, Петр повелел называть шоссированными дорогами или шоссе, если попросту. — — (18) Петр повелел называть пехотных солдат нового строя, которых он воспитывал в потешных ротах, стрелками, а не солдатами или стрельцами, дабы сохранить определенную российскую традицию, но противопоставить их отмирающей эпохе. — — (19) Имеются в виду корабль HMS Britannia (1682) строившийся по программе '30-ти больших кораблей линии'. — — (20) Клад Сигизмунда III включал 973 подводы с разным добром: золотом, серебром, драгоценными камнями, жемчугом и мехами. Общий вес добра около 380 тонн из которых примерно половина — золото и серебро в виде монет, слитков, посуды, окладов икон, церковной утвари и прочего. — — (21) Имеется в виду архипелаг Новая Земля. — — (22) Si vis pacem, para bellum — (лат.) хочешь мира — готовься к войне. — — (23) Имеется в виду эпизод из фильма 'Эквилибриум'. — — (24) Имеется в виду генератор постоянного тока с параллельной обмоткой возбуждения. — — (25) В те времена не было технологии очистки меди, из-за чего из нее было очень нежелательно делать обмотку для любой электротехники — неоднородная проводимость, создавала массу проблем. Золото — это единственный металл, который можно использовать для электропроводки без специальной очистки. — — (26) Для оценки покупательной стоимости, пуд ржи стоил 5 копеек, топор — 7 копеек, замок — 5-10 копеек, корова или лошадь шли по рублю. Довольно дорого стоила одежда (как и ткань в целом). Простая сермяга обходилась крестьянину в 20-40 копеек. — — (27) Самые большие копейки в ходу на указанный момент были Елены Глинской — 0,96 грамма, но их было очень мало, хоть и встречались, время от времени. Самые маленькие — Софьи — 0,38 грамма. Деньга составляла ½ массы копейки. Полушка ¼ массы копейки. Иными словами — основная масса ходовых денег представляла собой совершенно невероятную кашу из миниатюрных чешуек массой меньше 0,5 грамма серебра. — — (28) Даниэль Монбар — 1645-1707, более известен как Монбар Истребитель. Искренне ненавидел испанцев и прославился тем, что грабил их и убивал успешно, много и беспощадно. В 1688 году ему уже 43 года. — — (29) Подразумевается 160 км, которые были установлены как стандарт для суточного перехода дилижанса, с восемью остановками в опорных фортах, отдаленных друг от друга на 20 км. — — (30) Запущенный в 1687 году конверторный передел (по схеме Сидни Томаса) чугуна в сталь на заводе Демидова в Туле очень серьезно расширил возможности Петра. В частности, он решил начинать осваивать строительство кораблей с цельнометаллическим набором и стальным такелажем со шхун, которые предполагалось использовать в качестве легких крейсеров в предстоящей через несколько лет большой Османской кампании. — — (31) 5000 серебряных рублей образца 1689 года — это примерно 22 млн. рублей образца 2011 года. — — (32) Яков Федорович Долгоруков (1659-1720) близкий соратник Петра. Отличался чудовищной честностью и ответственностью, за что Петром и был любим. Хотя спорили они нередко и бурно. С 1687 года возглавляет счетную палату, занимающейся ревизионной деятельностью и общим аудитом. — — (33) Мария Михайловна Голицына Старшая — 1673-1728, старшая дочь Михаила Андреевича Голицына. В реальности стала супругой Алексея Петровича Хованского (1685-1735). В 1689 году ей 16 лет. Петру — 17. — — (34) Полки в Российском царстве до Петра состояли из рот, а не из батальонов и по своему функционалу и численности обычно батальону и соответствовали. — — (35) Григорий Косагов был генералом в войсках 'нового строя', которые к 1689 году составляли большую часть армии. В 1687 году командовал 'генеральством' из нескольких полков отдельно от армии Голицына и достиг определенного успеха. — — (36) В данном случае подразумеваются орудия класса 'Parrott Rifle' середины 19 века. Заряжаемые с дула пушки с глубокими нарезами ствола и готовыми нарезами на донном пояске снаряда, а также примитивный инерционный взрыватель. — — (37) Ак-мечеть — тюркское название Симферополя. — — (38) В этой истории Давлет Герай не стал выступать против Саадет III Герая, так как оказался успокоен известиями из Стамбула о полной готовности Москвы к продолжению войны. А потому остался его калгой. — — (39) Ахмед II — (25 февраля 1643 — 6 февраля 1695), османский султан, правивший с 22 июня 1691 года по 6 февраля 1695 года. — — (40) См. приложение Указ 'О Благородстве'. — — (41) Петр постарался сделать посадки смешанных типов, применяя, прежде всего, деревья тех видов, что хорошо переживаю засушливость. Тем более что Крымская степь еще не была изуродована интенсивным сельским хозяйством, превратившим ее практически в солончаки. — — (42) Элеонора Магдалена Нойбургская — (1655-1720) была 3-ей супругой Леопольда I, Императора Священной Римской Империи. Активно занималась политикой при муже и после его смерти. Именно она была автором Священной Лиги вообще и вовлечения в нее России в частности. И вообще была весьма благожелательно настроена по отношению к Российскому царству, видя в нем союзника. — — (43) Тереза Кунегунда Собеская — (4 марта 1676 — 10 марта 1730), дочь Яна III Собеского. Со 2 января 1695 года супруга курфюста Баварии Максимилиана II. В браке родила десять детей, шестеро из которых дожили до взрослого возраста. — — (44) Reise, reise... — отсылка к одноименной песне группы Rammstein. — — (45) В отличие от реальной истории в 1690 году патриархом стал не Адриан, а Иов (ум. 3 февраля 1716), который являлся последовательным сторонником Петра и его начинаний. — — (46) Талер — крупная серебряная монета. 2 млн. талеров равнялись примерно 131,5 млн. старых копеек Софьи или 12,5 млн. кун. Для сравнения в 60-е годы XVII века доходная часть бюджета России составляла около 1,3 млн. счетных рублей, в то время как Франция при Кольбере имела 40-50 млн. талеров доходной части бюджета (в 20-25 раз больше). — — (47) Татьяна Федоровна — имя данное при крещении Терезе Кунегинде Собесской. — — (48) Петр сразу внедрил мокрый коллодионный метод фотографии. К лету 1695 года в Москве уже существовало две мастерские, пять мобильных бригад для съемок местности и одна фотошкола для всех желающих. — — (49) Петровские чернила — стало коммерческим названием анилиновых чернил, производство которых малыми партиями наладили на небольшом подмосковном заводике. — — (50) Домострой — памятник русской литературы 16 века, регламентирующий в том числе и отношения в семье. — — (51) София — столица русской колонии на острове Сахалин — — (52) Петр Павлович Шафиров — (1669-01.03.1739), один из дипломатов Петра, происходит из польских евреев, переехавших в Смоленск. За успехи в заключение мира 1694 году пожалован в бароны России. — — (53) Голландская Ост-Индская компания явилась по сути первой акционерной фирмой в мире. — — (54) 8 млн. талеров это примерно 5,9 млн. счетных рублей (копейка 0,38 грамма) или 56 млн. серебряных кун, введенных в обиход с 1690 года. — — (55) Нерчинский договор заключен в 1689 году у Нерчинска. Первый договор между Россией и Китаем. По договору Россия лишалась крепости Албазин и теряла освоенное ею Приамурье. — — (56) Петр использует формулу, выведенную в свое время Серафимом Саровский (1753-1833) и доводит ее до ума, обрабатывая более подходящим логическим и аналитическим инструментарием. Но собеседникам, разумеется, она не знакома. На дворе то 1697 год только. — — (57) Песня Павла Пламенева 'Когда-то давно' — http://www.youtube.com/watch?v=WATqxc49eZc Начал писать 27.09.2014. Выкладка текста завершена — 07.03.2015.

12
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
  Следующая глава



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх