После посадки часть экипажа занимается переоборудованием лежанок верхней палубы в сидячие места, а остальные, на вездеходах, съезжают по грузовому трапу и движутся к монастырским стенам. Редко, дальше пары километров от точки приземления. Монастыри обычно окружены широкими полями. Не чета полоскам земли частных владельцев. В головной машине — едет дозор, в замыкающей — охрана, а посередине — я сама. На нижнюю палубу "Гиганта" влезает три транспортера. Два маленьких и один длинный, восьмиколесный... К местным извозчикам за помощью не обращаемся принципиально. Да их обычно и нет. Гражданская война жадна до чужих лошадей... Перепутать нашу процессию с кем-то ещё совершенно невозможно. Тоже важно...
Дальше — самая нудная часть процедуры. Представление настоятелю монастыря и переговоры о выдаче спасенных. Именно так! Переговоры... Хорошо, что стараниями иезуитов половина Польши знает меня в лицо. Не надо представляться. Плохо, что каждый хочет составить обо мне личное впечатление. Святой водой не обливаются, зато вопросики задают... Почти каждого приходится возить показывать самолет. Не знаю, зачем попам это надо. Может быть — оттого, что с распахнутым входом грузового трюма "Гигант" выглядит жутко. Смахивает на огромное хищное насекомое. И туда — людей? Надо бы проверить... С другой стороны — на борту с ними общаться легче, "дома и стены помогают".
А может — это "церковная форма вежливости". Пускать подозрительную нечисть (меня) в освященное место — чревато. Мало ли? Зато самому появиться в её логове — почти "подвиг во славу веры". Фиг поймешь... Наверное, с религиозной точки зрения, хоть какие-то кресты на бортах намалевать таки стоит. Хотя бы красные... Потом... Когда-нибудь... До сих пор обходимся. А это уже примета. В авиации к приметам относятся серьезно.
Тонкий момент — заманить каноника внутрь самолета. Опытным путем установлено, что погрузка проходит без эксцессов, если, поднимаясь по ступенькам трапа, местные видят перед собой знакомое лицо. Иначе — хоть их палками бей. Боятся... (справедливости ради замечу, что на Земле-1 даже бывалые немецкие солдаты так же боялись летать на "Гигантах", называя их "тряпичными бомбардировщиками") Что делать? Приходится пускаться на хитрости — загонять вездеход сразу в трюм, на полном газу, без остановки, (иначе могут выскочить). А там — столик. С закусочкой (пришлось завести таблицу, в какие дни какая вера что позволяет есть). С выпивкой. Политес, блин...
Если верить Барону, такие "личные встречи" — важнейшая часть современной XVII веку дипломатии. Когда первые лица не могут себе позволить внятно выразить мнение или принять участие в событиях, выдвигаются фигуры второго плана. Вроде меня... Очень странное ощущение — наблюдать за поведением крупных католических администраторов в непосредственном контакте с собой любимой... Какой вес имеет беременная молодуха, непонятного вероисповедания, буквально свалившаяся с неба? Ещё полгода назад — никакого... Католическая Польша даже со славянской Россией разговаривала через губу, а уж к неведомым "сибирским отщепенцам" (по официальной легенде мы — потомки беглых) относилась вообще никак... В Дании (почтенная европейская страна!) нас больше уважают, чем здесь.
Однако, времена изменились. Всесильных магнатов унесло на северо-запад ветром перемен, бунтующая чернь не разбирает правого и виноватого...Казаки... татары... бродячие банды самого невероятного состава... Поневоле ухватишься за любую соломинку, даже ощутимо несущую чертовщиной (что характерно, иезуитов тут не особенно любят даже формальные единоверцы). А куда деваться? Тем более, что война — "сепаратор" почище эзельского карантина. Грех смеяться, но на охваченной смутой территории остались только реально "крепкие в вере" персонажи. И они действительно верят в бога! Из последних сил... Кроме этой веры надежд у украинских католиков (положа руку на сердце) — никаких. В истории Земли-1, по ходу "хмельничины", их изводили подчистую. Наравне с евреями и панскими управляющими... Похоже, что хитрые иезуиты, руками повстанцев, одновременно с участием в нашем проекте проводят "чистку рядов". М-да... Грязная штука политика!
Мне-то что? Потусовалась несколько часов, да и улетела. А им — тут жить... Через день отвечать всяким проходимцам на один и тот же вопрос: "Кто покровительствует данной обители?". Скажешь "Король" — убьют. Скажешь "Папа Римский" — убьют. Ссылаться на бога — моветон. На него тут все подряд ссылаются, аргумент затерт до дыр и уже "не внушает". Поэтому, совершенно неожиданным элементом выглядят висящие над монастырскими воротами и торчащие по углам явно самодельные красные флаги с тонким белым крестом династии Оттонов. Наверняка, ветераны подсуетились. Черный армейский юмор... Сразу вспомнила папин анекдот про иностранца в советской Одессе, которому объясняли сигнальный смысл красных флагов, там и сям плещущих над городом — "опасное место, от которого надо держаться подальше". Надо бы про этот идеологический феномен заметку в прессе тиснуть... И Фрицу понравится. Боятся — значит уважают... Нет, ему это не скажу... У него хватит ума присоветовать шалым от растерянности попам — установить в воротах табличку с моим фото. Ради пущего нагнетания ужаса... А про меня здесь такие слухи ходят — что разбегутся не только разбойники, но и прихожане.
Понятно, что одними красными флажками и ссылками на божью волю от налетчиков не отбиться. Каждый настоятель, обязательно, рассыпается в благодарностях за чудесным образом присланную помощь... Причем, попутно косится в открытое декольте моего халатика (ну, местная мода, чо?), где никакого намека на крест. Раньше задевало... Теперь — стало безразлично. Сами должны понимать, что это такое бесплатное приложение к отделению обвешанных Наганами трезвых отморозков (я не придавала значения обещанию уходящих на задание бросить пить, а вот на тебе — держат слово) и волшебному артефакту "пулемет на колокольне". Как мало, оказывается, надо для подавления в любом месте Гражданской войны — честный отставной унтер, пяток понимающих мужиков с оружием, да толпа баб с ребятишками за спиной.
Но, главный довод "за сотрудничество" с нами, это, конечно — самолет. Трудно спорить с убедительным доказательством чужого могущества. Хочется к нему приобщиться. Совершенно обезьянья подсознательная реакция... Забавно всякий раз наблюдать, как очередной "христианский пастырь", стараясь сохранять гордый вид, ступает по стальной палубе (хотя крылья и стенки фюзеляжа фанерные) в гулкие недра грузового трюма "Гиганта". Поднимается по лестнице на ярко освещенный электричеством, сияющий никелем и снежно-белой титановой эмалью "пассажирский второй этаж" (никто не знает, что "в девичестве", на Земле-1, это был "эрзац одноразового применения", который сотнями клепали "восточные рабочие" и увечные солдаты из штрафных батальонов)... Садится за сервированный со скромной роскошью столик... После второй стопки (непьющих служителей культа что-то мне не попадалось, наверное, на них кино действует, всем гостям мы "для аппетита" показываем коротенький звуковой фильм о Кронахе, о Розенберге, о совместном с иезуитами проекте Университета, а они, почему-то, сразу начинают квасить...) начинаются осторожные расспросы. Что характерно — абсолютно светские и нейтральные. На латыни, блин... Как со своей...
Нет, черная окраска самолета ничего не означает, зато она полезна для маскировки ночью и "впитывает" солнечное тепло днем... Да, высоко в небе — холодно... Нет, такой овощ в Европе не растет... Да, взрослых на борту всего четверо — я, пилоты и дежурный пулеметчик. Остальные, самые настоящие дети. Даже крещеные. Можете поговорить... Почему-почему? Взлетный вес меньше! Экономим буквально на всем... Как правило, трапеза затягивается на пару часов и больше. Умеют служители культа покушать на халяву. Что православные, что наши... Мне — это на руку. Первая партия беженцев, привезенная грузовым вездеходом, должна видеть наше застолье. Так надо...
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Сильнее всего пугает неизвестное. Всех... Людей, зверей и потусторонние сущности (это я опять про себя). Достаточно нарисовать (а лучше — показать обнадеживающую перспективу), как страх улетучивается... тут главное — не переборщить и не затягивать. Иначе успевают придуматься новые страхи, а с перепуганным контингентом я иметь дело отказываюсь. У меня тоже, знаете ли, нервы не железные. Поэтому представление Фриц заранее расписал по минутам. Сроки корректируются радиообменом. Plan! Для священников он звучит:
— Sattigen und trosten (накормить и утешить), — что-либо обещать глупо. Давать какие-либо гарантии — не своевременно. О судьбе принадлежащих монастырю земель и недвижимости даже сам бог, вероятно, ничего внятного не скажет. Но, самый минимум — вывезти людей и ценности — попам обещать можно. Сами видят, за нами не заржавеет. Знаю, что этого им мало, но зато — честно. Veritas odium parit, obsequium amicos (истина порождает ненависть, а лесть друзей). Кто хотел "сохранить всё", давно по округе на кольях сидят. Verstehen?
Нехорошо грубо обращаться с пожилыми людьми, но обманывать их тоже непорядочно. Faciant meliora potentes (Кто может, пусть сделает лучше). Это тоже часть плана, кстати... Если бы появился властный мужик (каким они, вероятно, представляют Фрица), то можно было ждать всяких хитростей и провокаций. "Брать на слабо" сильных мира сего, святоши умеют отлично. Тем живут... А жаловаться на житейскую неустроенность "демонической сущности" (мне) — добрым католикам дико. Всё равно, что самим вызывать в церкви дьявола... Оказывается (строго по канону!), говорить с дьяволом христианину не зазорно. Мало ли, как судьба повернется? Зато звать его специально нельзя. И сделки заключать — нельзя. Погубишь душу. А у иезуитов души нет — пусть отдуваются... Постоянно подмывает спросить — зачем было в мирное время доводить население до последней крайности? С большим трудом сдерживаюсь... Когда по округе несет сладким запахом горелой человечины — поднимать тему поздно. Сами доигрались — сами и расхлебывают. Главные виновники, один черт, давно сбежали в Краков и Варшаву.
Пока я развожу политесы, в монастыре бурлит невидимая работа. Там реализуется параллельный план:
— Anziehen und fortbringen (одеть и увезти), — на самом-то деле — дорога каждая минутка. Это выполнять планы трудно. А нарушить их способна любая случайность. И тут уж — кто успеет раньше. До сих пор никому тут не приходит в голову, что простых людей можно возить на моторном транспорте, по 50-60 человек разом. Поэтому, мы укладываемся. Даже отправляем монастырское начальство обратно. Чего людям ноги ломать? Пока соглядатай добежит (доскачет) до ближайшего воинского лагеря (а нам совершенно безразлично, чьего именно), да поднимет там шум, да убедит командиров, что он не пьян — проходит драгоценная пара часов...
При скорости транспортера 30-40 км/час, доставка пассажиров "от двери до двери" занимает минуты. Главное, не забывать укрыть кузов от посторонних глаз брезентом. Хоть и мелкое "ноу-хау", да важное. Как и смена старой одежды на новую, прямо перед выездом. Так гораздо вернее, чем возиться с завшивленным шмотьем. А заодно — фантастически поднимает дух эвакуируемых. Требование "перед дорогой не есть" у них обычно ассоциируется с подготовкой к забою крупной домашней живности. Вывод напрашивается сам — "нас будут есть" (слухи-то какие про меня тут распускают, у самой волосы на голове дыбом встают!). А вот когда перед выездом всех переодевают в чистое и новое — паническое настроение спадает. Что и требуется...
Много хуже с требованием "не брать ручную кладь". Некоторые попадают на сборный пункт буквально нагишом, но у большинства обязательно имеется узелок-другой. И отнять его, перед посадкой, практически невозможно... Приходится каждому выдавать прозрачный целлофановый мешок, для упаковки. Вот оно, твоё добро — рядом! Многие и старую одежду туда суют. По человечески понятно. Трудно расстаться с последним, что связывало тебя с семьей и родиной. Тихо радуюсь, что мешки герметичные, живность не расползется. Им одна дорога — в камеру вошебойку. А чумазому контингенту — на стрижку и в баню. Но, сначала надо усадить, успокоить, пристегнуть (на нижней палубе в это время крепят технику, а я прощаюсь с местными кадрами)... Для лучшей усидчивости — поперек выхода с пассажирской палубы натягивают экран и крутят мультики. Это старый надежный трюк, его ещё Дарья Витальевна придумала. Действует на людей и на взрослых. Готовы? На взлет! Кормим уже в воздухе. А я — прячусь на верхней огневой точке и там загораю, что бы не смущать. От моего присутствия у поциентов аппетит пропадает.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
К сожалению, иногда вылеты протекают не настолько благостно... Не мы одни здесь по полям сражений беспризорников собираем... "Кому война, а кому и мать родна..." Татар, от театра военных действий, отвадить удалось. Зато, оживились компрачикосы. Скупка детей, как выяснилось, тут и в мирное время процветала, а в бардаке гражданской смуты — буквально переживает ренессанс. И ладно бы этим занимались заезжие злодеи. Так ведь нет же! Свои же, украинские "добрые селяне" промышляют. Твари! Лозунг дня — "Моя хата с краю — ничего не знаю". Особенно там, где хуторская система расселения. Взаимовыручки — ноль. Взрослых беженцев и погорельцев обижать ещё опасаются, а вот с обездоленной малышней — не церемонятся. Кого буквально обращают в рабство. Кого — на сторону продают. Целые обозы формируют! Кстати, казаки кинднепингом тоже не брезгуют. Живые деньги...
— Fangen und bestrafen (поймать и наказать), — обычно командует в подобных случаях Фриц. Не любит он компрачикосов, но отчего и почему — никогда мне не рассказывал. Тактика простая — авиаразведка засекает место стоянки, а ночью, на УПП-35, туда сбрасывают 2-3 ребят, с рациями и фальшфаерами. Они изучают оперативную обстановку и дают наводку. К рассвету, по пеленгу, прилетаем мы. Ну, и... "Живой товар" обычно держат связанным. Они бы и рады спрятаться от грозно прыгающего по кочкам, седого от утренней росы "Гиганта", да не убежать. А кто бежит — тот цель. Пленных мы не берем, патронов не жалеем. Вот...
Лист сорок третий. Бабий бунт.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Лето настало... Блин... Даже не знаю, как начать... Сегодня я публично убила женщину... Безоружную... Шлюху... До сих пор изнутри трясет. Эта продажная сука... Эта сифилисная тварь... Не могу писать. Пока всё.
(бледно-зеленый лист рисовой бумаги, с серпом и молотом под короной и монограммой "N" сверху)
Теперь я знаю, что такое меланхолия. Это — когда хочется забиться в дальний тихий уголок и никого не видеть. Сроду не думала, что подобная "шиза" накроет. Вот что значит — "баба на сносях". Настроение скачет, как резиновый мячик. Вверх-вниз... А ещё, теперь я знаю, что такое мизантропия... Это когда понимаешь, что тихого уголка мне не найти. Даже на верхушке дальней башни (в подвал лезть не охота, может я и истеричка, но не до такой степени). На солнышке сидеть лучше. Совсем было, ощутила себя одинокой, но заметила, как на соседней башне бликует оптический прицел. Следят! Вычислили... Показала невидимому наблюдателю язык. Из рации вынула батарейку — не хочу общаться... Вообще! Нашла какие-то корзины, доски которыми крепились бывшие ящики для зарядов к сигнальной пушке. Соорудила из них насест поверх люка (что б никто не влез) и предалась мрачной медитации... Ближе к обеду — озверела окончательно. Особенно, когда представила, что надо опять спускаться вниз и через всю крепость шагать к столовой. Хоть застрелись... От злости вставила в рацию батарейку и начала настукивать текст. Как горькое лекарство. Не то, что б помогло, скорее отвлекает...
