Тилира Джейн Камара

Ivan Mak

Тилира Джейн Камара

− Определенно, она не понимает наших слов, − возникла фраза. Что-то шевельнулось и дрогнуло. Сознание женщины словно включилось после долгого сна. − Мы не можем заставить ее сказать ни одного слова, − продолжал говорить голос. Женщина повернулась к источнику звука и взглянула на двух человек. Один из них все еще продолжал говорить, а затем замолчал, увидев взгляд женщины. Человек взглянул на второго, затем вновь на женщину. − Ты понимаешь меня? − спросил он медленно. Она попыталась что-то сказать, но не смогла. Она взглянула на себя, на свои руки и некоторое время рассматривала их, медленно двигая пальцами и пытаясь понять, кто она есть.

Два человека в какой-то момент ушли, а женщина продолжала смотреть на свои руки, затем поднялась с постели.

Ее называли Джейн. Она не знала почему. Но она поняла, что так звали именно ее. Время шло невидимо и незаметно. Джейн понимала слова, но все еще не говорила. Она слушала слова, делала так, как ей говорили, и продолжала свой странный мысленый бег, в котором не было слов, а было только осознание бытия и осознание, что она не такая как все люди, что она... больна. Болезнь почему-то казалась смешной, и Джейн чувствовала, что она отступает. Но отступает очень медленно.

В какой-то момент ей дали бумагу и карандаши, чтобы она могла что-то нарисовать. Джейн долгое время не рисовала ничего, а затем до сознания дошло, что это необходимо для лечения, и она взяла бумагу и взяла карандаш. Не первый попавшийся, а тот, что ей понравился по цвету.

Джейн медленно провела линию на бумаге и взглянула на человека, следившего за ней.

− Продолжай, Джейн, − сказал он.

Она несколько мгновений раздумывала, как продолжать, затем взяла второй лист и приложив его к первому продолжила линию.

Он воспринял это по-своему, затем ушел, вернулся через минуту с рисунками. Он показал их Джейн. Изображения были просты, но понятны. Джейн несколько минут рассматривала рисунки, затем взглянула на человека.

− Попробуй нарисовать так же, − сказал он.

Джейн вновь взяла бумагу и карандаш. Взглянула на различные рисунки и начала рисовать. Линии, круги, кусочки линий. Линии под разными углами. Весь ее лист оказался изрисованым, но в рисунке не было чего-то. Джейн пыталась понять, чего и, наконец, смысл дошел до нее.

Она взяла другой лист, взглянула на человека и начала рисовать. линия, одна, другая, третья. Другой цвет, новые линии, новые кривые. Джейн остановилась, когда решила, что этого достаточно. На бумаге была ее комната, стол, кровать, человек, сидевший на стуле.

Это было странное изображение из множества линий, но они сливались в картину, которая была похожа на реальность.

Человек долго смотрел на рисунок, потом на Джейн.

− Очень хорошо, Джейн. На сегодня достаточно, но если захочешь рисовать, бери и рисуй. Я оставлю карандаши и бумагу у тебя.

Сначала она рисовала то что видела вокруг, то что видела в окно, то что видела, выходя в коридор. Теперь ее выпускали туда, и она встретила не мало других людей, которые тоже были больны.

Джейн продолжала идти по пути выздоровления, и это отмечал врач. Она шла вперед, не оглядываясь назад. Она не хотела смотреть туда, в черноту, в бездну, за которой скрывалось что-то страшное. Хотелось забыть обо всем, уничтожить эту дыру. Закрасить ее...

Она не говорила, но слова были в ее рисунках. Врач каждый день приходил к ней. Говорил о разных вещах, рассказывал о мире. Не редко приносил картины. В очередной день он принес целый набор картинок и положил их перед Джейн.

− Выбери ту, которая тебе больше всех нравится, − сказал он.

Джейн смотрела на картинки и несколько мгновений думала о них. Город, деревня, море, солнечное небо, звездное небо, степь, лес...

Лес. Вот, самое лучшее. Джейн взяла картинку и показала ее человеку. Он принял картинку, затем взглянул на Джейн.

− А теперь покажи, какая картинка тебе больше всех не нравится.

Джейн продолжала смотреть. Все картинки были, как будто одинаковы, но одна вызывала страшную ассоциацию. Ассоциацию с прошлым, черным и ужасным прошлым. Это была картинка с черным небом, только звезд на ней не должно было быть.

Джейн еще долго смотрела, пытаясь понять, что же ей показать.

− Ты не можешь выбрать?

Джейн показала знак отрицания, затем взяла бумагу, черный карандаш и нарисовала черный-черный квадрат без единого просвета.

− А это? − Спросил он, показывая на черное небо со звездами.

"Нет." − показала Джейн знаком.

Дни проходили. У Джейн появился учитель, который показывал знаки и учил ее говорить на языке жестов. Это получилось достаточно просто, и вскоре разговоры с врачом приняли новый характер.

Теперь Джейн могла отвечать словами на языке жестов. Учитель был рядом и переводил слова на нормальный язык, если врач что-то не понимал.

"Я не помню, где родилась. Я не помню, как оказалась здесь. Я не помню свое имя. Я не помню сколько мне лет. Я не помню... Я не помню... Я не помню..."

Джейн продолжала учиться говорить. Она легко воспринимала и запоминала все. Ей не составило труда научиться читать и писать. И она смогла сесть за книги.

Она читала днями и ночами. Перед ней пролетали жизни десятков героев. Она узнавала историю. Она познавала мир, лежа в постели с книгой в руках.

Она не помнила, сколько пробыла в больнице для душевнобольных, но ей объяснили это. Джейн находилась на лечении уже четвертый год, а с того момента, как она начала подавать признаки понимания, прошло почти два года.

А черная бездна позади оставалась так же близко, как и раньше. Джейн лишь ощущала, что отошла от нее на несколько шагов. Один год − один шаг. Четыре шага до бездны. Она боялась оборачиваться. Боялась даже пытаться вспоминать, и требования врача вспомнить что-то воспринимала в штыки. Человек понимал это. Он понял, что Джейн видит позади себя пропасть и не хочет туда провалиться. Он понимал, что эта пропасть могла и убить Джейн, но с другой стороны, он хотел ей помочь. Помочь преодолеть. Сделать так, чтобы пропасть перестала быть пропастью.

Иногда Джейн просыпалась от кошмара. Ей казалось, что она летит сквозь черную бездну, которая вот-вот проглотит ее. Она пыталась выбраться из нее, просыпалась с криком и вновь оборачивалась, глядя на черноту, зиявшую позади.

Ее надо было уничтожить. Закрасить, Превратить черное в белое и Джейн попыталась это сделать на бумаге. Она вновь рисовала черный квадрат и пыталась его закрасить другим цветом, но этого не выходило.

− Что ты делаешь? − послышался голос. Джейн обернулась и увидела учителя языка немых.

"Пытаюсь закрасить черный квадрат. Не получается. Черный с другим цветом остается черным."

Человек прошел к Джейн, сел рядом и несколько мгновений смотрел на рисунок с квадратом.

− Можно рисовать не карандашами, а красками, − сказал он. − Тогда, закрасится.

Он не понял, что сказал для Джейн. Не понял, что Джейн воспользуется его советом не на бумаге, а в жизни. Через несколько дней у нее появились краски, и Джейн начала рисовать. Сначала обычные картины, которые она видела вокруг. Все становилось на много ярче и, почти как настоящим, а затем взяла черный квадрат и нарисовала внутри него каркас тоннеля, уходящего в даль. Жизнь, бесконечная жизнь. На стенах тоннеля лес. На полу трава, вверху голубое небо и солнце. А там вдали, два человека, отец и мать...

Она придумывала свою жизнь. Продумывала шаг за шагом, каждый кусочек, почти каждый день. Она могла сказать, что в какой день делала, могла рассказать о своих придуманных родителях. Вокруг только не было других людей, но так и было задумано. Они "жили" в лесу и встречались с людьми только иногда. Джейн придумала и эти встречи.

Она не рассказывала ни о чем, продолжая говорить о том, что видит черноту позади. А в ее рисунках, где был лес, трава и силуэты людей вдали, никто не видел закрашеную черную бездну.

Прошел почти год с тех пор, и теперь оставалось лишь сказать: "Я вспомнила". Джейн не знала, когда и как это сказать. Она не знала, что может стать этим толчком к воспоминанию и ждала момента, надеясь, что он найдется.

Ее подняли посреди ночи крики. В палате появились санитары.

− Вставай, Джейн. Бери одежду и бегом на выход! − сказал человек.

"Что случилось?" − спросила она языком жестом.

− Я не понимаю тебя. У нас пожар. Быстрее, Джейн!

Здание больницы горело. Пламя вырывалось из окон нескольких этажей. Рядом появились пожарные и начали тушение. Кто-то из больных кричал, их пытались успокоить. Джейн все еще смотрела на огонь, и в нее внезапно вошло воспоминание. Дикое и безжалостное. Боль пронзила сознание, и Джейн вскочив закричала и завыла. Она побежала прочь от огня. Прочь от боли и мчалась как ветер. Огонь преследовал ее в кошмаре, и теперь ее черная стена превратилась в красную пелену огня.

Кто-то ее поймал. Несколько санитаров едва справились в женщиной, пытавшейся вырваться, и Джейн перестала сопротивляться только когда ей ввели успокоительное.

Наступило утро. Боль еще гуляла в глубине, но Джейн сама уничтожила ее, закрыв бушевавший огонь черным полотном. Нет. Ей туда лучше не соваться. Пусть все будет так, как есть. И Джейн знает что и как говорить.

− Ты вчера кричала Джейн, − сказал врач, появляясь рядом. − Ты кричала. Ты что-то вспомнила.

Джейн сжалась в комок и попыталась все забыть, а затем ее осенила мысль. Да, конечно же. Ей нужно нарисовать огонь. Не такой страшный, какой она видела, а простой огонь. Обыкновенный пожар. Пожар в лесу...

− Скажи Джейн. Что ты увидела. Только одно слово, Джейн. Всего одно слово, и я уйду.

"Огонь" − показала Джейн знаком.

Человек несколько мгновений стоял рядом. Он понял знак, потому что и сам выучил язык немых за это время.

− Хорошо, Джейн. Я ухожу. А завтра мы поговорим еще. Если будет плохо, зови меня.

Джейн не ответила. Она подумала лишь, что завтра все будет иначе. Все. Она приведет себя в порядок. Она уничтожит в себе ту боль окончательно и придумает вместо нее новую, ту, которая будет соответствовать ее выдуманной жизни.

Ей дали разрешение на прогулки. После пожара больных перевели в соседнее здание. Их разместили среди других больных. Джейн оказалась на этот раз в палате с несколькими людьми, и они, поняв что Джейн не умеет говорить, потеряли к ней интерес.

Она вышла на улицу в полдень. Рядом с главным зданием все еще находились машины пожарных. А само здание чернело обожженными каменными стенами. Кто-то работал наверху, выкидывая обгоревшие останки мебели.

А Джейн смотрела на черный корпус здания и придумывала свою историю с огнем. Боль ушла. Чтобы ее не было надо было просто не вспоминать про тот огонь. Надо было вспоминать только этот и тогда боли не было.

Джейн думала. Она искала как связать свою боль с огнем и, наконец, поняла как. Это было жестоко с ее стороны. Жестоко по отношению к придуманым персонажам, но эта жестокость могла объяснить боль. Два человека. Два силуэта, тех самых родителей. Джейн смотрела на них в своем сознании и говорила им "прощайте".

"Я вспомнила." − сказала Джейн знаками, когда вновь оказалась с доктором.

− Ты можешь рассказать?

− Да, − ответила она и вздрогнула.

− Джейн, ты это сказала словами.

− Да. Да. Да, − повторила Джейн. − Ййй Йаа...

− Продолжай, Джейн. Спокойно. Ты умела говорить всегда. Просто говори и все.

− Ййа.. Ввсспооммнниииллааа... − протянула она едва сумев выговорить слова.

− Не волнуйся. Все нормально, Джейн, − сказал врач. − Достаточно слов, говори знаками.

"Мои мама и папа." − сказала она. − "Я вспомнила их. Они умерли."

− Расскажи о них.

"Огонь. Они попали в огонь."

Она продолжала рассказывать. Не сначала и не с конца. Она вырывала куски из середины и говорила то о лесах, то об отце, то о матери, то вспоминала огонь, тот "страшный" огонь, пожар, в котором погибли ее отец и мать. Она плакала, говоря эти слова и, в то же время, держала себя, чтобы не провалиться в бездну, чтобы выстроеный ею мир не сломался. Он не должен был сломаться. Джейн придумала все так, чтобы не было никаких сомнений.

Прошло два месяца. Джейн рассказала свою историю, рассказала о том, что жила в лесу, что ее родители ушли туда по каким-то своим причинам и не желали уходить в город. Она рассказывала о людях, которых встречала в лесу, об охотниках и собирателях. Она говорила о лесном пожаре, о том, как они бежали через пожар, о том, как отец бросил Джейн с обрыва в реку, а сам убежал за матерью, попавшей под упавшее дерево. Джейн рассказала о том, как вернулась на то место после пожара и о том, как нашла в золе предметы, принадлежавшие ее отцу и матери. Там же были и обгоревшие останки людей... На вопрос, куда делись предметы, Джейн ответила, что потеряла их, и не знает где.

Теперь она умела говорить. Она все еще заикалась, еще тянула слова, и с ней работал другой человек, который помогал Джейн избавиться от дефектов речи. Но теперь все было иначе. В один из дней врач пришел к Джейн и объявил:

− Я пришел сказать, что ты больше не больна, Джейн.

− Не больна? − протянула она с удивлением.

− Ты вспомнила все. Смогла преодолеть боль, значит, ты уже не больна. В тебе остались только последствия болезни, но они пройдут, Джейн. Этому нет сомнений. И, поэтому, я решил направить тебя в другое место.

− В какое?

− Там живут и работают такие же как ты, Джейн. Люди, которые серьезно болели, их болезнь прошла, но остались последствия. Это учреждение называется − реабелитационный центр. Там тебе будет лучше чем здесь, Джейн. Ну, а если тебе не понравится, то ты сможешь меня найти, и я что-нибудь придумаю. Ты согласна, Джейн?

Она не могла быть не согласной, хотя и понимала, что ее болезнь никуда не делась. Но Джейн была сильна. Она могла справиться со своей болезнью сама. Она могла.

− Я согласна...

Она вступала в новую жизнь. В общество людей. Теперь у Джейн появились документы и полное имя − Джейн Камара. Сначала она жила в общежитии, позже получила отдельную квартиру. У нее была работа, которая стала основой для жизни в обществе. Она работала на небольшой швейной фабрике, где производилась одежда. Люди небольшого городка покупали ее у своих, а иначе фабрика давно раззорилась бы, потому что развитая промышленная индустрия выпускала одежду на много более дешевую.

Боль иногда приходила, но Джейн убивала ее, вновь загоняла в угол, за ширму, которую она сама сотворила для себя.

Год пролетел так же незаметно, как и предыдущие. Уже никто не видел в Джейн старую больную. Она говорила не хуже любого человека. Ее заикания давно пропали, а знание языка немых помогало в общении с людьми, которые действительно не умели говорить и слышать.