| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А тут, вместо славы КПСС:
— Вован! По мозгам захотел? Ур-р-род, тля!!!
И эхо — гулко:
— От, тля... от, тля... от, тля...
И над всем этим безоблачное и бездонное ярко-синее небо и в нём летают красные шарики и белоснежные голуби.
Ну, ладно, пока суд да дело, кто-то ментов вызывает зачем-то... кто-то побежал вверх по лестнице, сообщать и сигнализировать хоть кому-нибудь... а большинство, конечно, стоит и откровенно ржёт.
— Ну, ребята... никакого Райкина не надо!
Народу — толпа! Место культовое, как сейчас модно говорить, почти все колонны предприятий здесь формируются и после демонстрации сдают флаги-транспаранты именно здесь. А это, считай, под тысячу человек, как минимум. Короче, бенефис.
И вот проходит довольно долгое время и слышны в динамиках-колоколах такие речи, произносимые заплетающимся языком:
— О, блин, это к-кто там в дверь бар... барабанит?
— Тихо, Вован, тихо. Нас. Тут. Нету. Понял?
— Нету?
— Нету! В натуре!
И довольное хихикание.
— Тс-с-с-с!
— Блин, пописать охота...
— Не, я не понял, урод, куда ты там прис... строился, а?
— Да ладно, чё ты... высохнет... тут уже Петровича стошнило.
— Коз-з-з-зёл!!! Сам потом мыть будешь!
И разные нелицеприятные, но меткие характеристики ректората, партии и правительства, пролетариев всех стран и всех людей доброй воли, наславших на отдыхающих 1-го мая лаборантов каких-то придурков, которые по-дурному ломятся в закрытую дверь радиорубки.
И нежно так... лёгким звуковым фоном... Кобзон на задворках этого радиоспектакля:
— ... в коммунисти-чес-кой бри-га-де
с нами люди
всей Земли!
— Вован!!! Выключи ты этого пидора нах!!!
Кошма-а-ар!
Шуму было много, но недолго.
Замяли.
* * *
Московский инженерно-физический институт — заведение солидное, и до недавнего времени, шибко засекреченное. Как, впрочем, и сам город Озёрск, каковой и на картах-то не рисовали до середины 90-х. Соответственно, народ, имеющий в научном багаже много чего такого, чем можно было бы похвастать на международных симпозиумах, тихо роптал. Не пускали же никуда!
Например, когда автор работал в науке, у него был так называемый "московский адрес". То есть, ежели какой паразит пристанет к младшему научному сотруднику с просьбой — черкни адресок, спишемся, — молодой Кот важно давал адрес какого-то проспекта Мира в Москве... ну, там и номер дома-квартиры... Письма приходили с задержками и в первом отделе тотчас настораживали уши и внимательно читали — а что это там Большая Земля нашему Коту пишет?
Соответственно и на редких научных тусовках наши несчастненькие присутствовали не то чтобы анонимно, а под какими-то левыми фамилиями... тоска!
Бывало, после официальной части московского симпозиума все учёные на автобусах с табличками валят пировать в большой ресторан и неформально там общаться, а наши, пряча глаза, со словами: "Сейчас-сейчас, мы вас догоним!" — бегут за угол и лезут в отдельный автобусик... и везут их, родимых, в ведомственную гостиницу типа Дом Колхозника, под присмотром усталых, но добрых глаз парторга и людей в штатском.
И вот, случилось чудо! Нашего ректора приглашают на международный московский научный конгресс! Было это где-то после Хельсинских соглашений и прочего потепления... но до полёта "Союз-Аполлон".
Ошарашенный ректор всю ночь не мог уснуть. Под утро у него разболелась голова, но одну классную штуку он всё-таки придумал...
Под его личным патронажем в институте шарашился странный мужик Лёша Пупов. Огромный амбал, матершинник и выпивоха, бабник, холостяк и мастер на все свои воистину золотые руки.
У него было отдельное помещение, уставленное разнообразными прецизионными станками. Лёха мастерски дул стекло, резал малахит и яшму, паял серебро и дул филигрань, вытачивал удивительной красоты мельхиоровые блестящие штучки — словом был незаменим на предмет изготовления разнообразной подарочно-сувенирной продукции, каковая дарилась во всякие министерства, тресты, комиссии и прочие изобретения неутомимой совковой бюрократии.
Короче — вызывают Лёшу Пупова и дают ему творческий импульс: так, мол, и так, чтоб через месяц было чего-нибудь оригинальное, небольших размеров, в количестве... э-э-э... ну, штук пятьдесят. Но чтобы всё влезло в чемодан. А теперь иди и не греши. Работай!
Лёха напился креативной жидкости (кроме водки он ничего не признавал, а туше его одна бутылка, как иному — рюмочка) и начал размышлять.
Размыслил, тяпнул родименькой ещё сто грамм и начал.
Итогом его месячной деятельности стали пятьдесят сувенирчиков в любовно склеенных коробочках на манер ювелирных: земной шар из мельхиора на подставке из яшмы. Вокруг земного шара тоненькая проволочка-орбита и на ней — спутник а-ля Первый образца 1957 года.
Щёлкнешь по спутнику и он весело носится по орбите... прелесть!
Ректор обласкал Лёху соответствующими рублями премии и собрался в дорогу.
В самолёте он беспрестанно раскрывал чемодан и радостно любовался коробочками. А некоторые даже открывал, читал гравировку на камне подставки, щёлкал пальцем по спутнику и представлял, как он будет осчастливливать делегатов международного конгресса... о! руссишь уральский Левша! колоссаль! о, майн готт!..
И вот мерещится ему, что внутри земного шарика что-то шуршит, ежели его потрясти. Стал наш ректор крутить сувенир и так, и этак... а он, собака, развинчивается по экватору!
Развинтил... внутри бумажка, любовно сложенная вчетверо.
Раскрыл... и стал задыхаться...
На бумажке корявым Лёхиным почерком было тщательно написано химическим карандашом: "Граждане делигаты! Боритес за Мир! Привет от ЛЁШИ ПУПОВА!"
И весь оставшийся полёт в небесных высях, находясь намного ближе к Богу, чем оставшийся внизу сукин сын уральский Левша, потный ректор перебирал коробочки, тряс и развинчивал, развинчивал и тряс. Хитрый Лёха, оказывается, не во все земные шарики записки вложил... искать требовалось.
Текст записок, кстати, был везде абсолютно идентичен и вполне тянул на суровую статью о незаконной переписке с вражьим станом... откуда уже маячила свинцовая статья о предательстве Родины проклятым буржуям.
Вернувшись, ректор орал на Пупова до посинения.
А потом дал ему очередное сувенирное задание.
Так и пропал втуне благородный 'Пуповский Призыв Ко Всем Людям Доброй Воли'...
А жаль — очень уж изящным было решение.
К слову... о переходе из закрытого мира в открытый. В 1989 или 1990-м одна модельерша из Свердловска получила в Париже специальный приз за оригинальность... Зовут её Лариса и её модный дом широко известен в узких кругах состоятельных людей.
Так вот, она мне рассказывала, что готовилась она к Парижу со страшной силой... первая её международная поездка, всё-таки. Коллекция у неё была посвящена, естественно, чему-то русскому... ну, босиком в сарафанах и прочих цветастых платках, под музыку Свиридова... плавно помахивая букетами из жёлтых осенних листьев. В общем, всё так национально, сентиментально и трогательно. Мол, русские люди — это не только бомбы и ракеты, а красота и стиль нежного, но страстного сердца. И билась она над этой страстью года полтора. Похудела, бедная, одни глаза остались.
А муж Ларисы, человек решительный и соображающий, ещё накануне поездки, ещё даже не потолкавшись среди модельеров и прочей художественной толпы, уже уловил недюжинный интерес забугорников к такому истинно русскому явлению, как "perestroyka".
Посему, аккурат перед поездкой, накупил он обложек для паспортов, военных билетов, партбилетов и прочего... чистая кожа, тиснение, всё такое солидное, кондовое.
'Ну, — думает, — толкну всё это среди буржуев, как сувениры!'
Однако, покрутившись среди конкурсантов, накануне Ларискиного дефиле, он раздобыл картон, вырезал из него серп и молот, оклеил всё это красной материей... а потом сшил на живую нитку из обложек нечто вроде накидочки, едва-едва прикрывающей прелести молоденькой голой модели.
Модель выскочила на подиум и в стеснении стала по нему ходить, пытаясь как-то прикрыться геральдическими символами... и делая жуткие телодвижения, чтобы не показать зрителям всё, что только может быть у хорошенькой русской девочки.
Номер (или 'проход'? как правильно?) естественно, назывался 'glasnost i perestroyka'...
Народ просто ревел от восторга и помимо всего прочего непрестанно орал: 'Gorbachyov!!! Gorbachyov!!!' — причём с искренним доброжелательным настроем.
Ну, и отхватили ПЕРВЫЙ приз!..
Лариска вначале поревела... с тоски. Потом отошла, плюнула.
И стала рассказывать эту историю, как анекдот.
Ставим подмигивающий смайлик.
* * *
Как-то раз Кота менты замели... дело шили.
Прекрасным весенним днём принимали кандидатом в члены КПСС молодого заведующего лабораторией механики (что-то полумистическое, бронтозавровое... сгиб-кручение-разрыв — сплошной сопромат) тридцатилетнего Сашу. Этакий интеллигентный парнишка в очках. На Аль Бано похож, только субтильного телосложения.
— Я, — говорит, — в партию хочу вступить, потому что у меня в семье все партийные — и мама, и папа, и бабушка... а жены у меня пока нет, но вполне допускаю, что и она захочет встать в передовые ряды строителей коммунизма.
Принимали... и приняли... и Бог с ними обоими — и с КПСС и с Сашей. Речь не об этом. А речь у нас пойдёт о том, как появилась в те же дни в МИФИ очаровательная, нереально аккуратная и красивая куколка.
Фамилией её Кот никогда не обременял свою память... а имя позабыл по причине давности лет. Ну, допустим, звали её Маша или Катя. И должность у неё была какая-то странная... сейчас, поди, обозвали бы это 'связью с общественностью'. А мы с лаборантами звали её 'массовичка-затейница, неутомимый организатор праздничных масс и культурных групп населения'... или просто 'групповушечка'.
Эта самая Маша-Катя выделялась на общем фоне МИФИ средним музыкальным образованием и недюжинной тягой к Искусству. Целыми днями она донимала нашего ректора проектами и прожектами: созданием рок-группы (впрочем, ректору говорили, что это будет ВИА — вокально-инструментальный ансамбль); проведением какого-то 'фестиваля молодёжных талантов'; открытием разнообразных кружков по интересам... и так далее. Словом, Катенька раскрепощено бредила наяву... вплоть до организации русского народного хора "Нуклон" с классически-патриотическим идеологически выдержанным репертуаром.
О последнем давно мечталось одному человеку из АХЧ... глухому, кстати. На оба уха.
Нет, ректора он слышал прекрасно... А всем остальным приходилось дико орать. Забавно было слышать, как из его кабинета, несмотря на тамбур, доносилось:
— И тряпки у меня уже кончаются, и мыло, и порошок! — это старушка-уборщица очередная жалуется.
— А?!
— Я говорю и тряпки, и...
— А?!! Чё ты там, тля старая, шепчешь?!!
— ТРЯПКИ!!! — надсажается бедная бабка. — И по-ро-шок!!!
Звонок телефона. Начальство снимает трубку.
— Слушаю! — и шипит осипшей бабке, зажав трубку.— Хрена ли ты мне в ухо орёшь? Не слышу из-за тебя ничего!
На свою беду он был головы на полторы выше ректора. Поэтому, когда они вдвоём вышагивали по коридору, садистский ректор говорил почти шёпотом (и это в гулкой сутолоке институтских коридоров в момент большого перерыва!) Несчастный зам походил в этот момент на гуттаперчевого мальчика — извивался, сгибался почти пополам, почти приникая ухом к губам ректора... но слышал абсолютно всё!
Итак, куколка "внедряла культурку"... точнее — пыталась; ректор терпел её бредни; институт гадал — чья она всё-таки протеже?
Самого? Его родственника?? Кого-то из городского начальства???
Боже! Что за мучительное неведение!
И по сию пору для Кота это загадка...
Местные "ухари-перехватчики" выписывали вокруг Катюшки замысловатые круги. Кот тоже поддался общей похоти и влюбился... но Катя была вся в прожектах!.. Девушка в прелестях.
Постепенно всё отгорело и перегорело. За каких-нибудь две-три недели всё устаканилось... и Катя прочно вошла в институтский быт. Ректор перестал принимать её по десять раз на дню; перехватчики решили, что "у Катьки фигура хорошая, хоть с головой не всё в порядке — много культуры, а то бы мы... ух!.." — в общем, потекла нормальная будничная и скучная жизнь.
Незадолго до защиты диплома Кот получил устное приглашение от лаборанта Александра Щ. Выяснилось, что через него приглашает Кота 'до кучи' вечно занятая непонятно чем, а посему делегировавшая свои полномочия товарищу Щ., не кто-нибудь иная, как сама Маша-Катя. К слову, группу (ВИА) она к тому времени почти что сколотила — три гитары, ударный, синтезатор и прочее.
Кот сел на попу от изумления. Выяснилось, что Катя зовёт всех в пятницу вечерком к себе на квартиру на собственный день рождения. И живёт-то она, оказывается, где-то недалеко!
Кот, — увы! — от приглашения был вынужден вежливо отказаться, поскольку в субботу рано утром он обязан был быть на консультации у дипломного руководителя, а после заступить на своё лаборантское дежурство аж до 23-00. И быть похмельным ему совсем не улыбалось... Плавали-знаем!
Итак, весь вечер пятницы Кот страдал...
Там, недалече, без него звучат огненные мелодии и ритмы зарубежной эстрады... и кто-то ушлый уже обнимает хмельную Катюшу шаловливыми руками за тёплые плечи... и смеётся она, и хохочет... а бедный Кот в это время, как раб на галерах, тычет паяльником в олово и поднимает густые канифольные дымы.
Вот она, страсть-то... что творит, а!?
В субботу, как честный человек, невыспавшийся Кот посетил все преддипломные консультации, пообедал и вприпрыжку поднялся на 4-й этаж к родной двери лаборантской, чтобы переодеться и заступить на вахту... благо, что вот-вот должны были начаться лабораторные работы у студентов-вечерников.
Но не успел он накинуть на себя синий лаборантский халат, как в дверь вошёл настоящий живой мент неприятной наружности.
Вид у мента был торжествующий.
Кот слегка опешил...
Однако... кого только не заносило в МИФИ получать высшее образование! Среди вечерников не менее половины составляли пузатые, потные лысеющие дядьки "за сорок". Ну, сами понимаете — человеку светит должность какого-нибудь замначцеха... а высшего образования у него нет!
Дура лекс — сед лекс!
А в этом самом лексе прописано: "...или учащийся не менее, чем на 3-м курсе ВУЗа..."
Вот и тащится такой Иван Иванович Сквозняк-Дмухановский и, сопя, выписывает в тетрадочках непонятные закорючки. И так шесть (шесть!) лет подряд вечернего обучения...
— Вы такой-то? — спросил неприятный милиционер и в глаза Коту блеснул лучиком заходящего солнца свеженький лейтенантский погон.
— Й-я! — на всякий случай по-военному отчеканил Кот.
— Проследуем за мной! — строго сказал лейтенант.
Тут Кот растерялся и залепетал что-то невнятное о том, что у него, мол, лабораторные работы вот-вот... а без лаборанта их проводить нельзя... а то кто-нибудь из вечерников опять попытается хлебнуть затхлой воды из здоровенного бака мутного оргстекла, — был такой дурацкий слух, что "уровнемер, мужики, в этом баке меряет уровень только спирта!", а посему, мол, и бак наглухо закрыт крышкой.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
