Наверху рушились города...

— Вроде как очнулся, — ответил он неуверенно.

Удерживать вес туловища на одном локте показалось тяжело, и Костя снова прилёг. Услышал, как скрипнуло кресло. С кряхтением старик поднялся. Прошаркал к двери.

— Сейчас позову, — сказал он перед тем, как покинуть палату.

Костя лежал и пытался вспомнить, из-за чего очутился в больнице. Дверь открылась, в палату вошла женщина с добрыми зелёными глазами. Костик почувствовал, как на несколько мгновений прекратило биться сердце.

— Не рад меня видеть? — она нависла над пациентом. Пощупала ему лоб, проверила приборы в изголовье.

Костя смотрел на её редкие волосы, на новенький белый халат, на цепочку, видневшуюся на шее, и не мог сам для себя ответить, рад или нет.

— Где я? — задал вопрос, показавшийся резонным, если учитывать, что предпоследнее его воспоминание о том, как выезжал с рабочей парковки.

— В безопасности, — женщина что-то внимательно изучала на мониторе. — Скоро будешь как огурчик.

— А в безопасности это где? — Костя внимательно наблюдал за её мимикой. — Какая больница?

Женщина немного замешкалась, пытаясь за деятельностью скрыть неловкость. Пощёлкала тумблеры на непонятном устройстве, немного прижала регулировочный зажим на капельнице.

— Это не больница, — наконец сказала она. — Отдохни. Завтра начнём с тобой лечебную физкультуру.

— Послушайте... — начал Костик.

— Отдохни, — настойчиво повторила женщина и положила ему прохладную ладонь на лоб. Это движение неожиданно возымело успокаивающий эффект. Костя даже закрыл глаза от удовольствия.

Скрипнула дверь. В палату вернулся старик. Прошёл к своему креслу и с кряхтением уселся. Взял учебник истории, но тот выпал из старческих непослушных пальцев. Звонко шлёпнулся обложкой на линолеум. Тогда он нагнулся и поднял книгу. Быстро нашёл необходимую страницу и вернулся к чтению. Костик заметил, что старик принялся читать без очков, хотя на вид ему около семидесяти.

Глаза начали слипаться. Женщина стояла рядом и по-прежнему держала прохладную ладонь на лбу.

— Что хоть произошло? — заплетающимся языком поинтересовался Костя.

— Не знаю, — со вздохом призналась женщина. — И никто не знает, — добавила чуть тише.

* * *

Ночью умер один из соседей по палате. Костя проснулся от противного писка. Поначалу, сквозь сон, ему показалась, что рядом с кроватью пищит большущая мышь. В следующий миг Костик выбрался из объятий Морфея и понял, что разрывается один из приборов возле противоположной стены. Помимо писка он ещё и мигал, как новогодняя ёлка. В кресле встрепенулся старик, книга соскользнула с его колен и вновь шлёпнулась на линолеум. Он достаточно прытко, для своего возраста, вскочил и бросился к двери. Впотьмах да спросони не сразу нащупал ручку. Костик услышал его удаляющиеся шаркающие шаги.

Вскоре в палату заскочила женщина с зелёными глазами. Она щёлкнула выключателем, комнату залил яркий белый свет люминесцентных ламп. Её короткие русые волосы всклокочены, на заспанном лице отпечатался след от подушки. Под наспех запахнутым халатом мелькнуло обнажённое тело. Костик с сонным равнодушием подумал, что неплохо бы узнать её имя. А ещё сказать, что у неё красивые глаза. В полусонном состоянии он наблюдал, как женщина и старик совершали какие-то манипуляции рядом с телом. Вроде делали непрямой массаж сердца, искусственное дыхание. Потом кто-то из них, наконец, отключил противное пищание и Костик уснул. Сквозь сон чувствовал, что чуть позже и возле него совершали какие-то манипуляции: пискнул прибор в изголовье, вытащили иглу из вены, грюкнуло судно.

* * *

Утром койка возле противоположной стены оказалась пуста. На смятых простынях остался отпечаток человеческого тела и пота. Костик лежал, смотрел на пустующую койку, а в голове крутились невесёлые мысли, о том, что всё, совершённое тобой абсолютно бессмысленно. Когда-нибудь, обязательно, и тебя попытаются спасти и не смогут. Мир продолжит жить, будто и не было тебя никогда. Причём неважно, какой ты занимал пост, сколько у тебя денег, сколько ты совершил добра, или даже зла. Миру на всё это глубоко плевать.

Костик чуть повернул голову и обнаружил на прикроватной тумбочке сложенную пижаму в чёрно-синюю полоску. Старика в кресле не оказалось. Костик поднялся. Кровь отхлынула от головы, перед глазами ненадолго почернело. Он немного посидел на кровати. Пошевелил пальцами на ногах. Худые бёдра показались смешными. Из открытого окна доносилось многоголосое чирикание воробьёв. Пахло лесом.

Вначале Костик натянул футболку. Ткань приятно прилегала к телу. Затем опустил ноги на прохладный линолеум. Опираясь копчиком на кушетку, надел штаны. Заодно разглядел человека на соседней койке. Мужчина лет пятидесяти с правильными чертами лица и копной седых волос.

Костик сел на койке. Собрался лечь, когда скрипнула дверь. В палату, с подносом, вошёл старик. Сегодня он выглядел бодро, словно и не было ночью пробуждения. Костя ещё раз взглянул на пустую койку.

— Ешь, задохлик, — старик поставил поднос рядом с Костиком. — Вкусно, — похвалил он. — Сам только что уплёл три таких миски.

На маленьком красном подносе стояла тарелка с супом. Завёрнутая в салфетку лежала ложка. Одурманивающий запах опьянил. Только теперь Костя понял, насколько голоден. Хотелось схватить тарелку и залпом осушить. Он даже попытался так сделать, но старик придержал его руки.

— Не спеши, торопыга, — усмехнулся он. — Никто у тебя не заберёт. Надо — ещё принесу, только не устраивай мне дополнительной работы, не заставляй после твоей жрачки убирать здесь всё.

Костик почувствовал, что краснеет. Взялся за поднос, примостил его на колени. Развернул ложку, салфетку отложил на край подноса. Старик уселся в кресло. Взял учебник истории, но открывать не спешил. Наблюдал за Костиком.

Суп оказался божественным. Через пять минут пустая тарелка стояла на подносе. Костя вытер рот салфеткой. Сквозь тонкую бумагу почувствовал ощутимо отросшую бороду.

— Ни фига себе! — пощупал собственный подбородок и шею. В шелковистых волосах ладонь утопала, усы щекотали нос. Бывший редактор никогда не отращивал себе такой растительности на лице.

— А ты думал столько валяться?! — хмыкнул старик. — Тебя как звать-то, дикобраз?

— Константин.

— А меня можешь Фёдорычем называть. Меня здесь все так кличут, — произнёс старик с какой-то гордостью.

— А "здесь" это где? — Костик погладил заурчавший живот. Блаженное тепло разлилось по телу. Во рту осталось приятное послевкусие.

— В Бору. Сосновом.

— А разве в Сосновом Бору есть больница? — Костик приподнял левую бровь.

— А мы и не в больнице, а в лагере выживших.

— А можно с этого места поподробнее?

После еды новости подобного толка показались не такими и страшными. Так всегда, когда ты сыт, а за окном не стреляют, то кажется, что все сыты и счастливы.

— Поподробнее с тобой Пётр Валерьевич поговорит. Он здесь со всеми очнувшимися проводит... как бы это сказать... вступительную беседу. Назначает место, фронт работ. В общем, он тут главный.

— Скажите мне, хоть что произошло, — попросил Костик.

— А я почём знаю? — пожал плечами Фёдорыч. — Ляг, полежи. Сил наберись. Скоро они тебе понадобятся.

Костик хотел сказать, что его пугают заявления подобного рода, но в последний момент передумал. Он переставил поднос на пустующую прикроватную тумбочку и, по совету старика, лёг. Смотрел в потолок, оклеенный обоями с розовыми цветочками, и ни о чём не думал.

Сколько прошло времени, он бы не решился сказать. Скрипнула дверь и в комнату вошла женщина с зелёными глазами, под которыми сегодня набухли мешки. Она в первую очередь подошла к очнувшемуся пациенту.

— Привет, — устало улыбнулась.

— Доброе утро, — посмотрел на неё Костик. Вспомнил, что хотел узнать её имя. — А как вас зовут?

— Марина. И можно на "ты".

— Хорошо, — Костя смотрел в её зелёные глаза и не мог оторваться. Даже неловко стало. Он никогда не видел такой красивой радужки. Казалось, она сделана из самого дорогого изумруда.

— Идти сможешь? — Марина приложила прохладную ладонь к его лбу.

— Не знаю, — честно признался Костик. — Судя по тому, что вы меня нашли...

Он замолчал. А действительно ли его нашли или это всё ему приснилось?

— Ладно, давай попробуем, — сказала Марина.

Она помогла ему подняться. На ногах он стоял более-менее уверенно, даже первые три шага сделал сам, затем почувствовал, что колени начали подгибаться. Марина подставила плечо.

— А можно побриться? — Костик посмотрел в её изумрудные глаза. — Мешает очень, — провёл по шее и подбородку.

— Я думаю, что даже нужно, — сказала Марина.

Фёдорыч отложил книжку и наблюдал за первыми шагами очнувшегося пациента. Когда они вышли, снова углубился в чтение.

В коротком коридоре расположились три двери и одно большое окно, от пола до потолка. За ним виднелся ряд аккуратных деревьев и кусочек красивого голубого неба. Марина провела Костика к однопролётной лестнице, спрятавшейся в тёмной нише. Помогла спуститься на первый этаж. Теперь Костик уверился, что находится не в больнице. В просторной гостиной висел огромный плазменный телевизор с панорамным экраном, на полу лежала шкура белого медведя, одна из стен была стеклянной. За домом раскинулся сад с дорожками, выложенными цветным гравием. В одном из белых кресел, рядом с вычищенным камином, сидел мужчина лет сорока в дорогом синем костюме. Его кожа на шее и щеках пообвисла, словно совсем недавно он был тяжелее килограмм на тридцать.

Марина подвела Костика к противоположному креслу и помогла в него опуститься.

— Я пойду, — робко произнесла она, обращаясь к мужчине. — У меня там дела...

— Конечно-конечно, — кивнул тот.

Марина как-то слишком поспешно ушла. Костик тоже не отказался бы скрыться от колючего взгляда, направленного ему в лицо. Несколько минут прошло в абсолютной тишине. Где-то неподалёку застучал молоток.

— Рад приветствовать на этом свете. Меня зовут Пётр Валерьевич Власов, — представился мужчина. — В прошлом я депутат Московской думы, ну а сейчас... директор лагеря выживших. Если можно так выразиться.

— Константин. Назаров, — в свою очередь представился Костя. Хотел подняться и протянуть руку, как полагается у мужчин, но собеседник ни одним движением не намекнул, что желает соблюсти ритуал.

— Хорошо, Константин, — кивнул Власов. — Теперь скажи мне, пожалуйста, что ты знаешь.

— О чём?

— О том, что произошло.

— Ничего. Я даже не понимаю, где нахожусь и почему я здесь.

— Понятно, — разочарованно произнёс Пётр Валерьевич.

Он несколько мгновений молчал и смотрел в пол, словно собирался с мыслями.

— Попытаюсь объяснить, — наконец сказал он. — Пока ты находился в коме, в мире произошло что-то страшное, — Пётр Валерьевич сцепил руки в замок и поиграл большими пальцами, наблюдал, какую реакцию произвели его слова.

Костик остался сидеть с каменным выражением. Перед глазами появилось женское лицо с окровавленной крысой в зубах. После такого зрелища даже сторонник эволюции поверит в теорию божественного начала.

— Мира, каким ты его знаешь, больше не существует. Скорее всего не выжили твои родственники и друзья... Всех кого ты знаешь и...

— Что произошло? — перебил Костя.

Пётр Валерьевич замолчал, затем кисло улыбнулся.

— Не знаю. И никто не знает. Мои предположения, что всему виною вирус, который оглупляет людей, делает их похожими на животных. Города заполнены дикими людьми. От животных они мало отличаются. И по поведению, и по умственному развитию.

Костик смотрел в глаза собеседника и пытался понять, правду ли ему говорят. Если бы он не видел выпрыгнувшего из окна мужчину, не видел девушку с окровавленной крысой в зубах, то непременно бы подумал, что над ним нагло стебутся.

— Как я понимаю, у нас с вами иммунитет? — предположил Костя.

— Я очень на это надеюсь, — сказал Пётр Валерьевич. — Я пока не могу сказать ничего конкретного, но... Пока мы находим адекватных людей лишь после состояния комы. Все, кто был в коме, сохранили разум...

— Странный какой-то вирус, — хмыкнул Костик.

— Согласен, — кивнул Власов. — Вирус странный. Но пока мы располагаем лишь такими фактами. А ещё... Как ты понимаешь, людей осталось крайне мало. Еды, конечно, в Москве много, но ведь её надо ещё достать и привезти. Электричества нет, поэтому скоропортящиеся продукты уже пропали. Плюс защитные сооружения не мешает возвести. Мало ли... — посмотрел в сад. — Нам сейчас очень тяжело, поэтому лишние руки не помешают, — недвусмысленно намекнул он. — Кем работал до всего этого?

— Редактором в издательстве, — сказал Костик.

Пётр Валерьевич скривил такую физиономию, будто ему в рот целиком засунули очищенный лимон. Вероятно надеялся, что Костя какой-нибудь рукастый инженер, как в "Таинственном острове" Верна, например. Да откуда ж такому взяться в стране, где все производства похерили, а дипломы продаются?

— А учился на кого? — не терял надежды бывший депутат Мосгордумы.

— На учителя русского и немецкого языка.

— Немецкого языка... — пробормотал Пётр Валерьевич. Он отвернулся к окну, всмотрелся в гравийную дорожку, словно пытался среди камешков разглядеть золотой слиток. — Восстанавливай силы, — буркнул, наконец, Власов. — А я пока подумаю, куда тебя пристроить.

— Хорошо, — произнёс Костик.

Он ещё некоторое время просидел, чего-то ожидая. Пётр Валерьевич как-то странно на него посмотрел. Затем поднялся и отечески похлопал по плечу.

— Ничего, выкрутимся, — сказал он.

И ушёл. Костя обернулся, посмотрел ему вслед. Разговор утомил. Сейчас казалось вообще удивительным, что сумел спуститься в больнице с третьего этажа, выйти во двор и доплестись к вагончику охранников. Нельзя это объяснить ничем кроме шока.

Из кухни долетал вкусный запах поджаренного хлеба, но Костика от него начало подташнивать. В гостиную вошла Марина. Помогла бывшему редактору подняться.

— А теперь бриться, — сказала она.

Просторная ванная комната располагалась в нише, между спуском в подвал и кухней, где Костик увидел склонившегося над сковородой светловолосого парня с правильными чертами лица. Совмещённый санузел блестел чистотой, пахло лавандой. Костику пришлось подождать в темноте, пока Марина принесла бритвенные принадлежности и зажжённую свечу. Вода из крана текла лишь холодная и тонкой струйкой, но бывшему редактору этого хватало. Он поначалу даже не узнал бледного бородача, пялившегося на него из зеркала. Постепенно волос на лице становилось меньше, оно приобретало привычные очертания, только выглядело настолько худым, будто Костя сбежал из концлагеря.

Наконец он закончил. Холодная вода освежила, но общение и бритьё забрали все силы. Марины нигде не было. Обратно в палату пришлось подниматься самому. Путь до лестницы Костя преодолел без опоры. А вот втащить собственное тело на семь ступеней оказалось героическим подвигом. По маленькому коридору к заветной двери пришлось пробираться по стеночке.