| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И вдруг резким толчком кинул тело метров на пять вперед, навстречу бегущему мужчине, обрадованному появлением спасательной команды. Удар в грудь, быстрый, неуловимый и вот уже тот замер, жадно ловя воздух открытым ртом. Харон же всего лишь присел, сделал несколько плавных шагов влево и снова впал в неподвижность, наблюдая, как наскочивший на обрадованного было мужчину рубер рвет свою жертву. Долго ждал, Улиссу показалось, что пролетел добрый десяток секунд, прежде чем отчаянный женский крик 'Петяяя' откуда-то справа не заставил зараженную тварь повернуть все свое туловище в том направлении.
— Вот сукин сын, он же этого вместо себя подставил, — протянул наблюдающий за происходящим Улисс. — Хотя, в этой мясорубке все равно труп. Оба трупы.
Набежавшего бегуна Харон вовремя успокоил ударом в затылок, успев пропустить его себе за спину. Двадцать — двадцать пять метров спокойного, очень неторопливого шага заставили Улисса покрыться холодным потом: Харона не видели! Нет, не так, на него не обращали внимания! Все действующие лица были заняты исполнением своих ролей — жертвы спасались, преследователи, гораздо меньшим числом, ловили самых шумных, самых испуганных, ломали их, в меру своих сил, приданных изменением и, либо начинали отрывать кровавые куски, либо же отвлекались на самых крикливых.
А Харон просто был позабыт сценаристом, писавшим эту сцену! Для него не нашлось даже эпизода! Выделывая замысловатые па, он исполнял свой, собственный танец — медленный, спокойный, причудливый и замысловатый, и, как уже успел понять единственный зритель, имеющий целью самого большого артиста из труппы. В своем движении Харон следовал одному ему видимому узору, раскинутому на пологом склоне — знал, куда и как шагнуть, где присесть, где и вовсе отдернуть вовремя ногу, когда пролетающий мимо лотерейщик даже немного перепрыгнул через нее, чтобы не сбиться со скорости...
— Завораживает, — прошептал Улисс. — Даже начинаю верить, что он вернется.
Вернулся Харон минут через двадцать. Большую часть этого времени заняли совсем небольшие перемещения вдоль траектории поедавшего своих жертв элитника. Выбирал момент, как догадался Улисс, выбирал расстояние, выбирал даже самую удачную позу своей четырехметровой жертвы, которая все еще считала себя хищником, даже не догадываясь, что в ее песочных часах падает последняя крупица. Финальный бросок Улисс едва не прозевал: тварь наклонилась подбирать растерзанный труп, стоя спиной к притаившемуся охотнику, последовало смазанное движение и вот уже Харон летит над ее почти горизонтальной спиной, вытянув руку вперед.
Хлопка ломаемой кости спорового отсека на таком расстоянии не услышать, зато прощальный всхрап зараженного донесся и до броневика. Умер он резко, сразу, едва только опустился всей тушей на песчаный берег. Не было ни агонии, ни судорог, ничего, только этот последний полувздох-полувсхрап. Трофеи Харон не взял...
Обратную дорогу он вообще сократил:
— Ко мне, все ко мне, тут выход! — этот вскрик привлек к себе оставшиеся сотни полторы — две все еще пытающихся найти какое-то спасение обезумевших жертв переноса.
Исполнив еще один неспешный танец среди разрываемых на части доверчивых людей, добрался до лодки, осмотрелся и... и теперь уже на нормальной скорости, в десять-двенадцать гребков причалил к броневику.
Закурил, стоя рядом с молчаливым Улиссом, как бы оправдываясь, протянул:
— Вот так...
— Спасибо. Я понял, что тут за жизнь.
— Ну и молодец. Неси свой коньяк, так и быть, сегодня только стреляем. Кисляк через... минут сорок.
Посидели еще, потягивая коньяк.
— Харон, а тебе их совсем не жалко?
Их? — Харон не переспрашивал, просто кивнул в сторону берега. — Был бы у них хоть самый маленький, призрачный шанс спастись, я бы не полез. А так... Да и кроме того, кого именно мне жалеть? Вот-вот кластер перезагрузится и сюда попадут те же самые люди. И совсем не факт, что какой-нибудь Вася Пупкин в образе твари не будет пожирать Васю Пупкина, только что переместившегося к нам с обновленным кластером.
— То есть... Не понял... Так это выходит...
— Ну да...
— Веселая тут жизнь получается. А все равно, хорошо, что женщины внутри, не видели твоей выходки. Могли бы и не оценить, могли бы и возненавидеть до конца дней. Особенно, когда ты... ну тех...
— А ты?
— А я проникся. И задумался, очень крепко задумался. Походу, тут самый опасный зверь — не те твари, а такой же иммунный, да?
— Так ведь и там, в том, прежнем мире разве иначе было? Ну как, справишься?
— А есть выбор? Раз уж посмотрел твои пляски... Это ты так опасность чувствуешь, да? Видишь что-то?
— Вижу. Все вижу, что будет, где соломки подстелить, где драпать. Но не в этом суть — твари туповаты, вот что главное. С иммунными такое ни при каких условиях не прошло бы. Выходит... понимаешь?
— Выходит, — продолжил после глотка Улисс. — Их не стоит бояться. Опасаться — да, иметь в виду — конечно, но не бояться. А они адреналин могут унюхать?
— Почти как собаки. Еще на резкие движения реагируют. Слух отличный. И тупые далеко не все, но когда врагов... вернее, еды так много, им сложно концентрироваться, глаза разбегаются, хватают то, что громче, шумнее, быстрее пытается убежать. Почти всегда. Бывают исключения, так что ты не торопись с выводами.
— Хочу такой же Дар! Это перед тобой как бы карта была?
— Цветовая схема. Всех оттенков красного. Привык, ориентируюсь, знаю, где хуже всего станет. Как-то так.
— Дела... Хочу такое!
— Ну так завязывай бухать, бери лодку и...
— Гонишь! Сожрут сразу!
— И вперед за камышами. Сушняк тоже сгодится. Сейчас кисляк уйдет, я тут стрельбу открою — на этот раз перебью всех. А нам надо постепенно БТР в плавающий островок превращать.
— Нафига? Они же не плавают.
— Плавают, когда голодные. Но прятаться будем от беспилотников.
— Так... Стоп... Хватит меня грузить. Уже верю, что они есть и они опасны, но остальное потом, а то мозг взорвется. Тут есть что-нибудь не опасное? Стоп, не отвечай. Не разрушай мои последние иллюзии, я пошел. А ты стреляй погромче!
Сказано — сделано. Наверное, именно этим отличаются настоящие мужчины, способные построить дом, посадить дерево... что там еще? Одним словом — решение принято — незачем переливать из пустого в порожнее.
Берег Харон полностью очистил минут за двадцать, быстро установил на броне машины генератор, залил бензина, приготовил болгарку, переноску. К этому же времени подгреб и Улисс в доверху груженой лодке. Камыш, ветки, плавающий у берега мусор был перекинут на броню, мужчины переправились на берег и занялись разделкой трупов. Пока Харон сосредоточенно отпиливал голову самому матерому элитнику, завалившемуся на спину, Улисс успел пробежаться по пляжу, собирая урожай спор и гороха с тварей поменьше. Постоянная оглядка на туман — вот самый лучший стимул быстрой работы.
— Пора! — скомандовал Харон.
Махнув рукой на валяющегося вдалеке лотерейщика, Улисс, послушный команде, придерживая увесистую сумку, бросился к лодке. Несколько мощных гребков и вся команда машины-крепости снова в сборе.
— Кофе? Чай? Я забыла спросить, кто что любит... — слегка виновато обратилась к вернувшимся мужчинам Дита.
— Кофе.
— И мне, покрепче и сахара побольше! Харон, мы много натаскали по местным ценам?
— Прилично. Хочешь почувствовать себя богатым?
— Да ну нафиг. Просто считаю — сейчас почти килограмм, если почистить от всякого мусора, вечером еще столько же настреляем. Кто тащить будет, если мы машину бросать собрались?
— Правильно мыслишь. Теперь стрелять будем реже. Пусть созревают.
— Реже — это насколько? Раз в день? В два?
— По моим прикидкам, да и другие говорят о похожих цифрах, чтобы в нормальных условиях вырос приличный урожайный элитник, ему надо съесть около семидесяти тонн мяса...
— Ну тысяча человек, да?
— Примерно. Дело во времени. Топтунам и руберам меньше... Здесь... Горох тоже полезная штука — ускоряет рост Дара.
— Погоди, погоди, они ведь и гадят столько же? А берег почти чистый.
— Зато город не очень. Хорошо, что он очищается дважды в сутки, а то сюда не подплыть было бы. Снова ты перебил... О чем я? А, ну, одним словом, будем в неделю отстреливать тридцать-сорок отъевшихся тварей, которые в периоды между перезагрузками попадают на нашу сторону. Только самых подрощенных, самых крепких! Этих сейчас набили для собственных нужд — споры, горох...
— А, точно, ты говорил. Ну, тогда ясно, должно хватить.
— Ну вы и даете! — внезапно ожила Гера. — Семьдесят тонн мяса... Вы же о людях! О живых людях, которые совсем не хотели стать 'мясом'. Которые еще недавно нормально жили, работали, ходили в кино...
— Гера, Гера, остынь. Не горячись, — протянул успокаивающим тоном Харон. — Одна из теорий, объясняющих Человеческий Улей и его существование — все мы всего лишь копии. Копии, понимаешь, девочка. И имена эти придумываем, чтобы однажды не встретились два Иванова Ивана Ивановича в одном месте и не стали выяснять, у кого из них... хм... кто из них более настоящий, понимаешь? И все эти люди, что сегодня погибли — они живы, они по-прежнему ходят, как ты говоришь, на работу, в кино, едят от пуза, щупают... хм, ну кто кого хочет, тот того и щупает. Понимаешь? Это копии!
— Да? — неуверенно протянула девушка. — И я копия?
Улисс изобразил озадаченность на своем лице, но Харона так просто смутить было сложно.
— И ты копия, которая с каждой секундой все больше отдаляется от своего оригинала. Пишет свою историю, становится новой личностью. Заводит новых друзей, новые привычки... А все те, — Харон махнул рукой за спину, — этого не успели. Погибли при рождении. Они не успели стать личностью, новой, живой, они так и остались калькой с самих себя. Ненужной, бракованной. Ты выжила, к тебе удача повернулась лицом, подарила еще один шанс. Так к чему переживать о тоннах кальки, которые одним фактом своего короткого существования повернули статистику в твою пользу? Выживают не все! Ты там, дома, сильно переживала о голодающих в Африке? О гибнущих на войнах? Да что там войны, простые ДТП на дорогах! Или нет, вернее сравнить с абортом. Вот и думай, что на берегу лежат останки еще не успевших родиться личностей, подвергшихся аборту самим его величеством Случаем!
— Болтун ты, Харон, — Дита вернулась с чашками и прислушивалась к его речи. — Точно, болтун. Гера, не слушай его, он тебе так голову заморочит! Садись лучше, посидим. Расскажешь о себе? Пора ведь знакомиться, правда?
Глава 5
— Харон, ну хоть что-то подсказал бы? Ну там левую руку прямее или ногу развернуть, а?
— Один раз подсказал, ты не слушаешь...
— Это ты считаешь подсказкой? 'Завязывал бы, все равно ничего не выйдет' — это, по-твоему, добрый совет?
— Купишь приличный арбалет и забавляйся с ним, сколько хочешь. Лук — не твое. Корову к седлу надо с раннего возраста приучать!
— Какую корову?
— На лошадь ты пока не тянешь. Ну не лень — стреляй.
— Да у меня уже все получается!
— Ага, ага. Попадаешь восемь раз из десяти. В берег.
— Ну и что? Зверь же все равно стрелы достает!
Действительно, мощному, матерому Зверю новая забава Улисса доставляла истинное удовольствие — плавал, бегал, иногда нырял на мелководье, доставляя выпушенные стрелы для новых попыток. Пока... гм... не слишком удачных.
— Не в твоем возрасте начинать! Тебе домино пора осваивать или нарды, а ты за лук схватился.
— Ну ты же сам говорил, что тут, в Стиксе, можно жить практически вечно! Что многие молодеют, что все еще впереди у нас.
— У нас впереди выживание на местности, а если ты запуляешь стрелу в задницу руберу, то это выживание будет у тебя позади. Лучше бы чем-то полезным занялся, третий день дурака валяешь! Вон женщинам с хворостом бы помог, что ли?
— Дита! Гера! — проорал Улисс. — Вам помочь?
В ответ они лишь отрицательно закачали головами, подплывая на лодке, груженой всяким хламом — ветками, корягами, камышом. Дита, а под ее руководством и Гера стремились доказать свою полезность отряду, поэтому будущий камуфляж плавающего БТР взяли полностью в свои руки. С чем Улисс ни минуты не спорил, тут же выпросив лук у Харона для тренировок.
Харон же попросту бдил третий день. Следил за обстановкой на берегу, изредка постреливая из пушки за приближающимися к берегу элитниками, не трогая остальных зараженных. Следил за порядком в отсеках — женщины все время стремились его переиначить, устроить по-своему, но тут уж Харон, следуя какой-то своей логике, жестко пресекал все их поползновения. Следил за экипажем, втягивая в ничего не значащие разговоры то одного спутника, то другого.
— Эй, Робин Гуд, не устал? Кофе будешь?
— Колчан достреляю и можно...
Харон молча пожал плечами и отправился за посудой. Когда через несколько минут к нему подсел Улисс, немаленькие чашки уже исходили горячим ароматом.
— Начальник, а сам-то долго стрелять учился?
— Порядочно.
— А поподробней?
— Я же тебя не спрашиваю, за что из института выперли?
— Тоже мне, тайна. Папаша удружил, не придумал ничего лучшего, чем сесть за хищения в особо крупных размерах. Ну не поделил что-то с подельниками или наверх мало отправил, вот из него и сделали козла отпущения. А меня сразу того...
— Бывает.
— Да я ни о чем и не жалею. Квартиру он заранее успел мне неплохую оформить, а остальное... Не калека же.
— А за что сидел? Не понятно как-то, ни одной наколки, а под урку косишь.
— Будешь смеяться, все за ту же квартиру и сидел. Меня больше года в стране не было, жена из-за алиментов в суд подала, ну и... Там смеялись — едва ли не последний алиментщик попал в истории!
— Бывает.
— Да ерунда. Квартиру отсудила, так что больше ко мне претензий никаких.
— А где пропадал-то в то время? Ну, ты сказал — больше года где-то болтался.
— А... это... Ну, тут тоже никаких секретов. Меня же, когда из института Востока попросили, чекисты пытались к делу пристроить. Доучивался на погранца, потом Амур, лейтенантом, а потом стажировался... На войне, которой не было. Так что справку предоставить не смог.
— А свои чего не заступились?
— Да там одна история. Короче, долгая. Не прижился я там, не мое. И они мне не глянулись, и я им. Расплевались, одним словом.
— Бывает.
— Вот ты заладил. Ну так скажи, сколько сам стрелять-то учился?
— Да всю жизнь. И сейчас учусь. С самого детства, так получилось.
— Понятно. Спортсмен, значит, — на последние слова Харон лишь добродушно усмехнулся. — А у меня со вторым Даром надолго тормоза?
— Черт его знает. Ты хоть что-то толком-то хочешь? Да ладно, можешь не отвечать, сам вижу: ни рыба, ни мясо — все есть, живешь на всем готовом, ничего не происходит. Может, тебе камень на шею и в речку?
— Шутишь так?
— Ничуть. Научишься задерживать дыхание, станешь подводным диверсантом.
— Не. Лениво. Там мутное все. И холодно. Я не водоплавающий, я — птица гордая!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
