Изгой: По стезе Номана

Пока я разглядывал "солдатиков", парни успели дружно приподнять телегу и поставить колесо на место. Наш храмовник тут же заорал на бедного мужичка, заставляя того убрать телегу с дороги. Мужичок в ответ что-то лепетал, но его никто не слушал. Двое парней, видимо, не понаслышке знавшие, как управляться с подобным транспортом, быстренько свели логов вправо, освобождая нам проход.

— Всё! Гвидо, поехали! — крикнул Артуно и, легонько толкнув меня в плечо, протиснулся обратно в карету. — Мне ещё вас нужно успеть сдать, — пробормотал он недовольно. — Да и о тебе доложить. "Стул правды" тебе всё же придётся пройти, извини. Здесь не игрушки.

Ну и зачем сейчас напоминать? Мне и так стало сильно не по себе от увиденного.

Когда наши парни вернулись к телегам, карета двинулась дальше. Теперь уже с каждой секундой я слышал, как нарастает гул. Гул человеческих голосов, крики, рёв и прочие животные звуки. Через минут десять слева показались первые повозки. Они стояли прямо на лугу, сначала две-три, потом десять — двадцать, а потом вдруг я перестал даже понимать сколько их. Потому что их было море. Возле повозок крутились люди — мужчины, женщины, бегали дети. Артуно подался вперёд и выглянул в окно.

— Обозники, — проговорил он и зевнул. — Ты в другое окно глянь, военный лагерь там.

Но глянуть я не успел. Карета снова остановилась, сквозь гул я услышал крик того храмовника, что не стал рубить голову тавманте в зале.

— Так, Ант, слушай, — громко проговорил Артуно, — на сегодня твой непосредственный командир — Гвидо. Держись своих новобранцев. Завтра вас распределят, а пока вы будете в "отстойнике". Вечером я найду тебя. И не делай глупостей. Иди.

Он открыл правую дверцу, и я, поднявшись, занёс ногу для шага в новую жизнь, но викариус остановил меня, мягко ухватив за локоть.

— Что? — обернувшись, спросил я удивлённо.

— Меч возьми, — с улыбкой проговорил он и подмигнул. — Не боись, прорвёмся.

Знакомое выражение, земное. Удивляясь ему, я выбрался из кареты с прижатыми к груди ножнами.

Наши новобранцы уже выстроились в шеренгу у края дороги, а рядом с ними стояли спешившийся Гвидо и ещё два незнакомых храмовника в синих плащах, наверное, местные. Они придирчиво оглядывали парней, иногда тыкали пальцем в сторону кого-нибудь и что-то спрашивали у Гвидо.

Я подскочил к шеренге, пристроился с краю. Один из храмовников с толстой бульдожьей мордой посмотрел на меня недовольно, а я в ответ только сделал лицо ещё непроницаемей. Карета с викариусом и телеги двинулись дальше к самому городу, стены которого виднелись в риге отсюда. В окошке я увидел Артуно. Он высунул руку и показал мне здешний жест — всё нормально. Указательный и средний палец, поднятые вверх. Я кивнул.

— Двадцать два! — крикнул толстомордый своему напарнику, хотя тот и был от него всего в нескольких шагах, и что-то записал на куске пергамента. Потом указал на меня и обратился к Гвидо: — Это кто?

— Обычный новобранец, просто у него дела с викариусом.

— Понятно, — кивнул толстомордый и обвёл нас взглядом. — Так, воины. Сегодня вы можете отдыхать, а завтра готовьтесь к суровой, но необходимой муштре. Вам, как "последкам", придётся попотеть, — он криво улыбнулся, повернулся к Гвидо и протянул ему пергамент. — Всё, веди их в "отстойник".

— Парни! — тут же прокричал наш временный командир. — Спина!

Он запнулся.

— В смысле, развернулись и за мной. Сегодня вам ещё разрешается ходить как стадо крог, — он коротко хохотнул и направился в глубь луга, усеянного серыми палатками, ведя за поводья своего поджарого скакуна. Двадцать два напряжённых, обеспокоенных и взволнованных рыла направились следом, беззастенчиво пялясь по сторонам.

Но ничего сверхинтересного в пределах видимости не наблюдалось. Судя по всему, здесь везде был "отстойник". Несколько сотен таких же, как мы, разношёрстных парней, стоящих кучками у палаток, редкие крикливые аржанты, которые всё время кого-то пытались собрать и построить.

Я плёлся чуть позади остальных. Моя поездка в карете уже проявляла себя не лучшим образом — никто особенно не спешил заводить со мной знакомства. Сами же парни между собой, судя по коротким фразам, которыми они время от времени перебрасывались, — успели перезнакомиться в пути. По крайней мере, ехавшие на одной телеге — сто процентов.

Через минуты две мы подошли к большой серой палатке, и Гвидо, выстроив нас в шеренгу, куда-то исчез, слава Номану, не скомандовав что-то вроде — "смирно". Потому что вернулся он только минут через двадцать. Мы едва успели подорваться с земли и выстроиться заново, когда он неожиданно вынырнул из-за нашего, как я понял, будущего жилища. По крайней мере, на ближайшую ночь точно.

— Так, — тут же громко заговорил он, — сейчас идём к реке, купаемся и назад. Придут два цирюльника, обстригут вас коротко. Чтобы "животные" лишние не заводились. Так же рекомендую самим побрить в срамных местах.

По шеренге тут же прокатилась волна смешков, а мне, лично, почему-то, наоборот, стало грустно. Нет, девушек, с которыми я встречался более-менее постоянно, то есть больше недели, иногда просил выбрить там, не люблю заросли, но чтобы сделать это с собой...

— Отставить смешки! — прикрикнул Гвидо. — Лекарей в этот раз мало, на всех не напасёшься. И если у вас там всё до крови будет расчесано, то это уже ваша личная проблема. Понятно?

Двадцать два будущих доблестных воина что-то невнятно и нестройно промычали в ответ.

— Так! — взревел наш командир. — Вы что, бабы смазливые? Чего там гундосите так нежно? Отвечать по "ряду" следует так: "Ясно, мин лег-аржант. Или — ясно, мин арх-лег". В зависимости, кто перед вами по званию. Не слышу.

— Ясно, мин лег арх... А кто вы по званию-то? — запутались мы, и Гвидо, махнув рукой, повёл нас к реке. Понятное дело, научить салаг чётко, бешено и правильно орать в ответ на каждое слово командира по этому их "ряду" не его забота.

Река оказалась метрах в трёхстах от того места, где военный лагерь заканчивался, а так как мы находились почти с самого края этого лагеря, то и идти долго не пришлось. Однако же с другой стороны дороги лагерь обозников продолжал тянуться ещё как минимум на ригу.

На берегу было много народу, никак не меньше двух тысяч. Как я понял, тоже "последки". Светило уже почти коснулось горизонта, и на широкой речной глади красиво сверкали красноватые блики. Новобранцы купались шумно, гоготали, плескались друг в друга, веселились на полную катушку, словно предчувствуя, что с завтрашнего дня веселиться времени не будет.

Гвидо остановился, осмотрел "пляж", и ничего не придумав особенного, повёл нас прямо к основной толпе. Правда, шагов за двадцать взял чуть левее, и мы оказались всего метрах в пяти от толпы человек в сто. Они уже, видимо, помылись и теперь скакали и прыгали, кто для сугрева, а кто для того, чтобы вылить воду из ушей. Глянув на них, я сразу сообразил, что водичка не "парное молоко", потому как просто сидевших были единицы, да и те дрожащие, с посиневшими губами и покрытой пупырышками кожей.

— Песком тритесь хорошо, — стал громко и торопливо объяснять Гвидо. — Раз натёрлись, окунулись, ещё раз натёрлись, ещё окунулись. Три раза самое то. На всё про всё у вас полчаса. Приступили! После помывки не расходиться, я вернусь ровно к сроку.

Наши парни тут же принялись скидывать с себя одежду, поглядывая на соседей. Большинство из тех были голяком. Мало кто хотел щеголять потом с мокрым пятном на штанах, поэтому все без проблем стали скидывать подштанники.

Я посмотрел на удаляющегося командира, подумал о своих сапогах и мошне и осмотрел берег. Справа яблоку негде упасть, а вот слева никого. Шагах в двухстах пышный кустарник и пара деревцов, сильно похожих на наши плакучие ивы, наклонились к реке, свесив сотни тонких желтоватых веточек.

— Эй, — я осторожно хлопнул по плечу ближайшего ко мне парня. Тот обернулся. На лице ни одной эмоции. — У меня с животом что-то, — я ткнул себя пальцем в район пупка. — Отойду по нужде. Если вдруг командир наш раньше появится, объясни. Хорошо?

— Ладно, — буркнул парень, и тут же развернувшись, бросился к речке, а я торопливо зашагал в сторону кустов. Конечно, не лучший вариант, ведь и так в коллектив не влился, но по дороге к реке я успел оглядеть всех наших. Простолюдины от двадцати до тридцати пяти лет, без особых излишеств в одежде и, скорее всего, без монеты в кармане. Наверное, многие и решились на это дело из-за нужды. А насчёт того, как приватизируют в армиях оставленное без присмотра, я успел наслышаться от старших отслуживших знакомых. На Земле, разумеется.

Профукать свои удобные сапоги и потом натирать мозоли в казённых не очень-то хотелось, да и деньжата пригодятся. Какое тут довольствие — это ещё посмотреть надо, а "чепки"... вон их полно по ту сторону дороги. С деньгами голодать не будешь.

Нырнув за кусты, я быстро всё с себя сбросил и подошёл к воде. Попробовал ногой. Охренеть! Как в этом можно купаться?

Но делать было нечего. За последние дни я успел здорово пропотеть и провонять. Проведённые здесь два года, конечно, приучили меня к подобному, но всё равно при любом удобном случае я старался привести себя в приличное состояние.

Быстро натеревшись холодным песком, я с разбегу плюхнулся в воду. Дыхание и сердце на секунду остановились, тело обожгло. Я вынырнул, развернулся и сделал пару мощных гребков. Метрах в трёх от берега самое то, примерно по грудь. Пару раз присев, поелозил руками в волосах, жалея, что нету хотя бы щёлока. Но тут же вспомнил, что горевать по этому поводу не стоит, буквально через час-два всё равно обстригут. Фыркая и отряхивая с волос воду, я поплёлся к берегу, высоко поднимая ноги, и вдруг замер. То ли глюк, то ли действительно тоненький смех. Резко вскинув голову, я уставился на стройную молоденькую девушку, стоявшую на берегу. Тут же резко прикрыл то место, куда она смотрела, со стыдом представив, как он мог скукожиться от холода. Девушка снова хихикнула.

— Привет, — глупо ляпнул я, бросив мимолётный взгляд на свою одежду, потом снова перевёл его на девчонку. Она была очень красива. Личико овальное, с лёгким подбородком, большие задорные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, чёрные и прямые, до плеч, волосы, изящный тонкий носик и пухлые губки почти идеальной формы. Лёгкое платьице в горошек на тесёмках, на ладонь не доходящее до колен, подчёркивало эту красоту. Я на секунду застыл глазами на загорелых ножках, сглотнул набежавшую слюну и снова посмотрел ей в лицо. — Тебе это... не холодно в таком платьице? Не лето вроде.

— Нет, — девчонка улыбнулась и мотнула головой. — А тебе точно холодно. Дрожишь вон весь. Хочешь, я тебя согрею?

Взгляд девчонки из задорного тут же стал томным, и я снова тяжело сглотнул.

— В смысле?

Хотя примерный смысл был мною уже уловлен.

— Четыре кирама всего, — с ужимкой проговорила девчонка таким бархатным и волнительным голоском, что мне пришлось сглотнуть слюну в третий раз, а руки стали медленно, но уверенно отодвигаться от тела.

— Ну что? Если денег нет, я могу так, а потом отдашь. Попросишь часть довольствия деньгами выдать, тут так можно. У тебя лицо честное, я знаю, ты отдашь. Или я тебе не нравлюсь?

Девчонка вдруг скинула петельки с плеч и оголила грудь.

Чревлова слюна! Да сколько ж можно тебя глотать!

Я уставился на маленькие тёмные соски и, повинуясь животному инстинкту, двинулся вперёд. Девчонка не сводила с меня глаз. Я приблизился, обнял её и притянул к себе. Жадно впился в губы. Девчонка ответила на поцелуй, обняла мою шею, задышала тяжело. Моя левая рука скользнула ниже, сжала упругую ягодицу. В висках и пахе запульсировало со страшной силой.

— Давай в ольшаник отойдём, — почти беззвучно выдохнула она, обдавая моё ухо тёплой струёй воздуха.

Я подхватил этот внезапно свалившийся на меня подарок судьбы, не отрывая своих губ от её, перенёс к этому их ольшанику, пышному, высотой в полтора моих роста, с пожелтевшей, но не опавшей листвой. Скроет нас идеально.

Девчонка тут же повисла на моей шее, обвила ногами. Я поспешил войти в неё, но она вдруг дёрнулась легонько.

— Подожди, подожди чуть-чуть, совсем немножко.

Моя рука скользнула ей между ног, тронула мягко, принялась гладить.

Девчонка задышала тяжелее, и уже через несколько секунд я приступил к делу, больше не в силах ждать.

Глава 6

— А что у тебя со спиной? — изумлённо спросила девчонка, когда я выбрался из воды. После непродолжительного, но изнуряющего секса я решил окунуться. Первое было из-за двухлетнего воздержания, не совсем полного, конечно, но это не важно. Второе... второе из-за того, как я это сделал. Так мне ещё не приходилось ни разу. Довольно тяжёлый способ получить удовольствие.

— О ветки поцарапался, — зло буркнул я в ответ, и девчонка слегка испугалась резкой перемены моего настроения. Поэтому, пока я одевался, она стояла молча. Застегнув пояс и удобней поправив ножны, я посмотрел на неё. Глаза девчонки были всё ещё немного испуганными, но где-то в глубине их мелькал прежний задорный огонёк. И ещё в них было какое-то ожидание.

— А, деньги, — понял я и полез в мошну.

— Нет, нет, — залепетала девчонка. — Потом принесёшь, хорошо?

— Куда принесу?

— Через дорогу тут, напротив прямо. Где последние палатки вашего лагеря. Перейдёшь, и спроси там дядьку Адулино. Его все знают. Он там таверну маленькую устроил — "Сложенные крылья виара" называется. Огородил пятью повозками вот так, — девушка тонкими ручками нарисовала в воздухе букву "п". — И столики поставил. А у него спроси про меня. Меня Журбинкой зовут. Он тебе скажет, где наша с мамкой повозка. Придёшь?

— Хорошо, — кивнул я, в общем-то, довольный таким исходом. В мошне у меня были только золотые монеты, и ни одного кирама.

Девчонка радостно улыбнулась и бросилась к ольшанику справа. Через несколько секунд она появилась из-за него, неся в руках большую корзину, в которой горкой лежало влажное выжатое бельё. Улыбнувшись мне ещё раз, она зашагала прочь. Я проводил её взглядом, и когда платье в горошек скрылось за одной из серых палаток, бросился обратно к своим.

Мне повезло, опоздать я не успел, как бы это глупо ни звучало. Как раз вернулся к построению. Гвидо посмотрел на меня с лёгким подозрением, но допроса устраивать не стал. Хотя в том, что о моей отлучке он донесёт Артуно, я не сомневался. Что ж, будем придерживаться той же версии — расстройство желудка. Логов на переправе не меняют, особенно если тот парень успел передать командиру мои слова.

Поискав парня глазами, я неожиданно наткнулся на его дружелюбный взгляд. Вдобавок он кивнул и улыбнулся. Хм. То ли это так самоволка действует, автоматически повышая авторитет, то ли он видел Журбинку. Журбинка... Смешное имя. На какое-то время я снова ощутил внутри благостное удовлетворение, расплылся в улыбке.