Зверь Лютый. Книга 17. Пристрелочник

— Да, — шептал Остап. — Мы надеемся с вашей помощью поразить врага. Я дам вам парабеллум".

* * *

Про подарки "друзьям эмира" перед Бряхимовским походом — я уже... Были среди этих "друзей" и персонажи из-под Мурома.

Подданные Муромского князя, в массе своей, на бредни "засланных эмировых казачков" не поддались — помнили ещё как булгаре в начале столетия выжгли Муром, и чего хорошенького мусульмане делали с местными всех наличных конфессий. Маразм идеи разрушения нынешнего приличного бытия ради восстановления странно понимаемой "исторической справедливости" — не вдохновлял. На Бряхимовском поле муромцы дрались честно. Не только княжеская дружина и городовой полк, но и отряды лесовиков-охотников.

Эмира побили, землю свою от разорения отстояли, войско русское ушло далеко. Живи себе спокойно. Но "подарки" же надо отрабатывать! А то больше не дадут.

"Мастера муромской самостийности в булгарском понимании для русских" втянули соседей с востока — эрзя. Там полным ходом идёт кораническая проповедь. "Бабы" (баба — религиозный бродячий проповедник, тюрск.), распространившиеся там в последнее время, дружно призывали новообращённых туземных правоверных, а особенно — упорствующих в языческих заблуждениях, поддержать соседей-язычников в их стремлении загубить свои души поклонением идолам. И в прочей, для всякого внявшего учению пророка, мерзости.

Эти "бабы", на мой взгляд — очень разумные люди. Побить неверных (муромских христиан) неверными же (муромскими и мордовскими язычниками) — очень конструктивная идея. Эдак можно не только Бряхимов удержать, но и Муром под себя подмять. Что, при разумном налогообложении, даст весьма приличные деньги.

В муромско-мордовском пограничье звучали фантастические обещания типа: "Запад нам поможет!". В смысле: Восток. В смысле: мордва. Братский народ, скорбя об унижении муромской древней отеческой исконно-посконной веры, готов..., все как один..., проливая свою кровь, не щадя живота своего...

Туфта, конечно. Пробулгарская мордва пошла на Бряхимовское полчище — эмиру нужно много воинов, и он хорошо платит. Их там сильно побили. Они дружно попрятались по своим селищам, и больше всего мечтали, чтобы продолжение войны в виде русского войска — к ним не пришло.

Но несколько групп, в главе с "агитаторами и пропагандистами великой муромской независимости от всего", а прежде всего — от проклятого христианства и здравого смысла, успели войти на земли княжества. Задавить их было бы не трудно: любому здравомыслящему человеку понятна эта глупость. Но князя, большей части бояр и войска — не было на месте.

Проповедники "конских захоронений" успели обрасти людьми, заняли несколько окраинных селений и устроили кучу гадостей.

Типа: убили двух попов, сожгли пяток селений и множество хлебных полей. Поскольку: раз пашут, значит — русские. В смысле: православные. "Бей! Их всех!". То, что сами славяне, по сути своей, остаются в значительной мере язычниками, что языческие святилища от Карпат до Стрелки будут функционировать вплоть до Батыя, что и в 20 в. русское православие — двоеверие... "Друзьям эмира" это не интересно, за это — не платят.

На самом деле всё просто — хлебное поле, когда колос вымахал и наливается, наиболее удобная цель для диверсии. Жильё запалить труднее.

Дальше, как обычно, объективные законы социально-общественного развития сработали персонально: нагадил? — Получай.

Живчик вернулся — стал пакостников... прямо скажу — истреблять. Я уже говорил: он человек позитивный, но мягкотелостью не страдает.

Всё это я понял чуть позднее. А тогда я сидел возле голого Ильи Муромца, которого обрабатывала негромко матерящаяся на своих подручных Марана, поглаживал по плечику прижавшегося к моему боку мальчишку. Накаченный успокоительным, он, однако, никак не мог выключиться. Остановившимся, расфокусированным взглядом смотрел на раны Ильи, и, изредка всхлипывая, без эмоций, монотонно, отвечал на мои вопросы. Преимущественно: "не знаю". Или: "господь ведает".

* * *

Я восхищаюсь коллегами-попандопулами! Нет, я от них просто балдю! И — обалдеваю! Они же, мать их, не ругавшись, всё знают! Не только про законы физики или, там, даты солнечных затмений, но и где, когда, сколько, как... вооружённых врагов, откуда явятся.

"Сюда не ходи, снег башка попадёт! Туда ходи" — им какой-то абориген всё заранее точно рассказывает!

Коллеги, подавляющая часть исторических событий — в историю не попала. Точнее — в известную нам историю. Вот сплавляется по Оке какой-то отряд каких-то национально-религиозных психов. Их нет ни в одной летописи! Ничтожный эпизод, недостойный внимания потомков. Но я-то, здесь и сейчас — совсем не потомок, я-то — этим придуркам современник! И резать меня будут — вполне по современному — здесь, сейчас, насмерть. И — весь мировой прогресс всего человечества в моём лице.

В 21 в. мы даже названий богов этих людей не знаем. А здесь придурки, во имя каких-то сущностей... чиркнут-тыркнут и...

"И над могилою моей

Гори-сияй моя звезда".

Горючими слезами умывается скорбящая душа моя в глубокой печали о тяжкой судьбе непрогресснутого человечества!

Человечество! Не бойся! Ты можешь на меня надеяться! Я не сдохну! Фиг вам — не дождётесь! Я выживу, и всех вас, хомнутых сапиенсов, неоднократно... хомну и сапну! Всеми известными мне средствами и способами. И ещё придумаю!

А пока уточним оперативно-разведывательную информацию.

* * *

Наконец, малёк вырубился, у Ильи перестала кровь на губах пузыриться, и я пошёл собирать своих... военачальников.

— Итак, господа-товарищи. Живчик... Виноват — князь Муромский Юрий побил мятежников. Часть из них убежала на восток, в мордву, часть на запад, в мещеру. Самые упёртые — бегут по Оке. Численность беглецов... от полусотни до полутысячи. Вооруженность... разная. Есть удальцы из эрзя, есть, кажется, мастера из сувашей и булгар. Есть свои — подготовленные и обученные. Остальные — местные смерды и разнородные придурки. Кого сколько — неизвестно. Когда придут — неизвестно. Будут ли высаживаться — неизвестно. Предполагается, что беглецы постараются прорваться в Волгу и уйти вниз. Но это — "вилами по воде". Князь идёт следом. Просит задержать крамольников. Какие будут предложения?

— Князя — нахрен.

Мда... История с Любавой и последующие... приключения, принёсшие мне прозвище "Княжья Смерть", сильно подействовали на мировоззрение Чарджи. Он до сих пор казнит себя за то, что я — осмелился прирезать обкорзнённого пакостника, а он... табу не позволило. Не смелости не хватило, а просто не подумал о такой возможности. А теперь это выглядит как... как трусость?

— Чарджи, нам здесь жить. Муромский князь — сосед. Не уважить...

— У нас три... ну, четыре десятка бойцов. Отроков. Недорослей. Против полтыщи... Побойся бога, воевода.

Вот уж чего никогда не делал, так это — "побойся бога". Чего его бояться? "Даже волос не упадёт с головы без божьего соизволения". Если всё — и хорошее и плохое в мире — божий промысел, то "будет что будет". "И что положено кому — пусть каждый совершит". А страх — только мешает.

— Ивашко, запомни накрепко: готт мит унс. С нами бог. И Пресвятая Богородица. Их не надо бояться, им надо помогать. Поэтому...

Сказанное — ересь. Русское народное пожелание — обратное: "Бог — в помощь". Но при нашем русском исконно-посконном языческом христианстве... если очень хочется, то можно.

"Ближники" мои молчат. Николай открыл, было, рот, но передумал. И это правильно — твоё время придёт, когда трофеи собирать будем. Гражданские помалкивают — дела воинские. Яков — молчун "лаоконический", Любим и Ольбег — молоды ещё. Тогда — сам.

Собственно говоря — выбора-то нет.

— Первое: поднять бойцов. И — охотников. Кто своей охотой надумает. Терентий, желающих — вооружить. Ивашко — годность проверить. Второе: Чарджи — дозорных на верхний край Дятловых гор. Третье: гражданских поднять, всё майно с берега убрать. Лодки — от воды под обрыв. Прибраться на пляжу. Спешно. Терентий, Николай — присмотреть. Четвёртое... сам бой... Факеншит... Сколько ворогов — неизвестно. Если с полтысячи — сидим на горах, смотрим на проходящих. Улыбаемся и машем. Храбростью — не хвастать. Если они лезут на берег — бьём сверху. Держимся до подхода муромских. Если сотня-две... Тремя-четырьмя лодками идём навстречу, бьём издалека стрелами, близко не подходим — перестреляют. Клинки в бою — признак поражения. Отжимаем их к Гребнёвским пескам. Потом придёт Живчик — пусть сам с ними разбирается. Лодки — проверить.

Я внимательно оглядел свой совет. Наиболее полное согласие с моими умственными построениями видно в обожающем взгляде Курта. А, сходно смотрят Алу и Ольбег. Остальные... А куда они денутся? С этой "подводной лодки типа Всеволжск".

— Вопросы? Тогда начали.

Снова — фактор времени. И "повешенное прежде на стену ружьё" — обученные сигнальщики. Едва самый дальний пост выскочил на Соколову гору, едва сыскали там подходящую высокую сосну и проверили связь с соседями, как мимо по Оке, в предрассветном сумраке пошёл караван мятежников.

Связь — великая вещь! Часа за два до подхода противника я уже довольно чётко знал — с чем нам предстоит иметь дело. Они ещё не видели Стрелки, а я уже представлял себе эту... толпу плавсредств.

Два десятка ботников с парой-тройкой человек в каждом. Десяток разнокалиберных лодок покрупнее. И три здоровенных плота-дощаника. В которых нет досок.

Россия, итить ять! "У меня на сарае написано — х..., а там — дрова".

Плоты, с обозначенными носами и бортами из брёвнышек. Каждый из которых тянет пара лодок.

Мы довольно долго скрытно поджидали пришельцев на берегу. Наконец, их вынесло на гладь реки перед нами. Навскидку первая оценка подтверждается: до трёх сотен, большинство — гражданские.

По команде бойцы попрыгали в лодки, нас выпихнули в реку, и мы пошли.

"На бой кровавый, святой и правый...".

В смысле: по просьбе уважаемого человека.

Глава 362

Моя лодейка стояла выше всех по Оке. Когда мы начали — передовой ботник противника уже дошёл до уровня самой дальней моей лодии. Так что наш удар был не столько встречным, сколько фланговым.

Ока сразу выше Гребнёвских песков — больше километра шириной. Но противник двигался по стрежню — ближе к нашему, к горному берегу.

Всё едино — метров 200 пришлось просто грести. За это время нас заметили, завопили, показывая на нас пальцами, начали перестраиваться. Ботники и другие свободные лодки пошли к нам навстречу, на "буксирах" приналегли на весла.

Тут я скомандовал:

— Вёсла — сушить. Стрелкам — по выбору. Бой.

Я уже объяснял: у моих луков 120-150 метров — зона уверенного поражения. У лесных луков — 30-50, навесом. О чём тут говорить?

А, да, ещё. Попадание в любого гребца в этих душегубках приводит к переворачиванию долблёнки. Человек в момент ранения — судорожно дёргается. Падает на борт или за борт, лодка теряет баланс. Стрельнул — бздынь. Вражий кораблик показал дно.

Вот там, где реально плоскодонки, где дно плоское, сама — широкая...

Ботники мы довольно быстро... оверкильнули. И плоскодонок оказалось четыре. Потому что остальные попарно тянут дощаники.

Тут пришлось напрячься: важно не подпускать их на дистанцию их уверенного выстрела. Снова: у меня лодочка — штатная "рязаночка". В пустой "рязаночке" при 12 гребцах и рулевом — вполне можно поставить ещё столько же стрелков. Как они при этом стрелять будут, тетиву натягивать — другой вопрос. У них стрелков — 7-8. Против моих 5. При отсутствии у противника внятных средств бронирования и защиты...

Это ж самостийники! Для них же старославянские щиты в 8-12 см толщиной — дьявольщина! Или кто там у них за "плохое" отвечает. Братья-мордвины такого не носят и нам не надь...

Короткая дуэль. В которой они недостреливают, а мы выбиваем их лучников. Их лодия спешно разворачивается и пытается уйти вниз по реке. Где через полста метров попадает под удар стрелков следующей лодки моего отряда. Но уже без собственных средств противодействия. И плывёт дальше уже — "без руля и без ветрил". И — без действующих вёсел.

А мы — гребём. К "буксирам" первого дощаника. На одном, самом умном — сбрасывают канат и пытаются уйти. И — уходят. От меня. Попадая под стрелы соседней лодки.

Там Любим командует. Для него всякий шевелящийся враг — удивление. Ошибочное явление природы, которое необходимо тщательно исправить.

"После нас хоть потоп" — пусть такими афоризмами всякие Помпадурши разбрасываются. У серьёзного стрелка не так мокро: "после меня — только мёртвые".

Дальше Салман командует. Тоже... фактор. Молодёжь уже в курсе. Что он — "чёрт магометанский". И о делах наших с ушкуйниками — наслышаны. "Чёрный ужас" рвётся в прямой бой. Но я ему мозги промыл нехило. А стреляет он хорошо. Ребятам при нём ошибаться... стрёмно.

Последней лодкой Чарджи руководит. Мастерски. Ему, пожалуй, тяжелее всех: река широкая, беглецы пытаются прорваться по краям. Там и грести много приходится — гоняться за выжившими и удирающими.

Сильно близко к нашему берегу — мятежники не подходят: там Ивашка с ополченцами по пляжу разгуливает. Там одиноко стоит чуть ссутулившийся Яков. Скучает. Со своим "молниеносным" полуторником на плече. Надо быть полным идиотом, чтобы подойти к нему на дистанцию удара: я видел как он бьёт, шансов выжить — нет.

Ещё куча народа на берегу обретается. Что все мужики похватали всякое острое и тяжёлое и пошли воевать — само собой. Иначе — не мужик. Но там и Домна в ватничке, с секачом, которым она мясо рубит... Ей что лосятина, что муромятина — покрошит.

Там и Могутка со своим выводком. У них-то луки слабые. Но навесом запулить для испуга смогут. А тут и Чарджи подгребёт.

Тем временем, левый "буксир" первого дощаника принял влево. Ещё влево. Ещё... И "выбросился" на мель. Мы дали по ним залп, экипаж выскочил с лодочки и кинулся в хмыжник, растущий пятнами по этим Гребнёвским пескам. Следом, содрогаясь и скрипя, на ту же мель влез и замер, накренившись, дощаник. Этим и навесного залпа не потребовалось: толпа народа, включая, судя по одежде, женщин и коров (коров — судя по количеству ног) кинулась по мелководью к ближайшей дюне.

Во! А интересные там беленькие ляжечки мелькают... тёлочкинские...

Ванька! Не сейчас!

Мы двинулись вверх, навстречу "буксирам" второго дощаника. Там и так всё прекрасно поняли: быстренько начали выгребать к твёрдому. И убегать туда же.

Третья группа попыталась проявить героизм. Закончившийся, после удачного залпа моих стрелков, переворотом их лодки.

А я и не знал, что бывают такие большие душегубки. Нельзя так корабли строить. Это "Фраму" было полезно, чтобы вылезать на лёд при сдавливании. Но здесь-то — не Севморпуть.

Вот и последние "припарковались".

— Сигнальщик. Запрашиваю потери.

Как здорово! Как, всё-таки, хорошо работать по продуманному, подготовленному, обеспеченному. Когда не приходится судорожно, в последний момент, выдумывать, изобретать, лепить и прилаживать. Пришпандоривать слюнями, жвачкой, "честным словом". Дёргаться и переживать от неопределённости.