Маршал Конфедерации. Эпизод 4.

— Что там происходит, Ролик?

— Понятия не имею. Отсюда не видать! — он повернулся к собеседнице. — Ты где это, оченно мне интересно, уму-разуму-то поднабралась, а? Да ещё в столь... хм... специфическом вопросе? Хе-хе! Никак в школьной библиотеке?

— Вы крещёный, Роланд?

Гм! Вопрос на вопрос. Старая испытанная уловка, дабы слегка огорошить собеседника. Прокатывает всегда, каким бы очевидным ни был ответ.

— М-м-м-м... У нас не принято. Мы, атеисты — народ мускулистый! Нас не заманишь опиумом каким-нибудь для народа... Но в самого Создателя верю и буквально на днях ещё более уверился. После посещения мной...

— Да наслышана, наслышана я о ваших околобиблейских психоходах! Именно там, кстати, уму-разуму и поднабралась.

— Где это: "там"? — фон Штауфен задрал нос и погрозил пальцем, точно Кролик из мультика о Винни-Пухе. — "Там", знаете ли, бывают разные!

— Учите матчасть, господин хороший! Читайте "Ветхий Завет"!

— Только-только оттуда, ничего подобного не приметил.

— Значит, не в том месте тусили и не в то время, батенька! Трактовка, возможно, отличается.

— Так, подскажи! Где тусить-то? Тусить где?!

— Знаешь, что, котёнок, я тебе Пятикнижие по памяти пересказывать не подписывалась. Возьми, да прочти! Весьма, кстати, полезное чтиво. И не то, чтобы шибко сложное. Нормальный текст, вполне читабельный.

— Вот ещё, была нужда! — скривился бош пренебрежительно. — Мне только того по жизни и не хватало, что легендами, да мифами Древней Иудеи голову себе забивать! Шайссе! Сплю и вижу, когда б почитать?!

Короткая пикировка закончилась, воцарилась неловкая тишина. Лишь потрескивала, живя своей внутренней жизнью, остывающая пыжилка, да Ширяев мерно сопел в безмятежно-дремотном забытьи.

— Тут такая штуковина, значит... Не хотелось бы никого огорчать, Ролик, но косностью своей железотевтонской... ты, змеёныш подколодный, всё ж таки... слегка достать меня измудрился, — задумчиво смотря куда-то сквозь него, растягивая слова, медленно вполголоса, но очень внятно проговорила, притихшая вдруг, Жанна Сергеевна, — и я тебя, дружок, сейчас в хлам порву, точно самка богомола после тёплого... влажного... ритуально-животворного спаривания... Хоть и не было его... Пока... Готов? Ну, бандерлог красножопый, цепляйся хвостом за поручень. Поехали...

И разверзлись уста ея, будто хляби небесные, и грянул гром, и понеслись клочки, да по закоулочкам:

— Грхм! Хорошо начал, солдат! Ежели мне память не изменяет, с обладания кого-то кем-то на праве неприкосновенной частной собственности. Ха! И какая нам забота, если у межи целовался с кем-то кто-то вечером во ржи! Так, что ли?! Думаешь, никакой?! Чёрта лысого! Довольно циничные рассуждения, котёнок, в русле, чуть ранее анонсированной тобою же, Кантовской этики. Не находишь? Сейчас поясню. Для начала, позволю себе, напомнить всем присутствующим вторую формулировку, любезно упомянутого вами, дорогой штандартенфюрер...

— Чего уж там! Давай сразу обергруппенфюрера присвоим!

— Пускай будет по-вашему, мон женераль! Я всё ж напомню формулировку упомянутого вами в качестве некоего нравственного регулятора, так называемой, свободы — триумфа воли в реализации эгоцентричных побуждений, того самого Категорического императива под редакцией товарища Канта, а именно: "поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству". Знакомо? Что сие означает? Каждый человек, есть в высшей степени свободное создание божье, и нет ни у кого, кроме, разумеется, Создателя, никаких вещных, иных прав на него! Вот, что!

Засим госпожа Назарова решительным движением свернула голову последней, стоящей у изголовья, бутылочке "Боржома" и находясь, по-видимому, в состоянии лёгкого ража, одним махом бессовестно выдула почти всё её прохладное, освежающее веселящими газиками, содержимое. Прыти, прыти-то откуда столько? Хм! Только-только вроде чаёвничали... Словно услышав, притормозила, конфузливо стёрла помаду с горлышка, пускай и несколько запоздало, но предложила-таки собеседнику глотнуть. Молодчинка! Не забыла старого тевтона. Получив, вполне прогнозируемый вежливый отказ, с облегчением пожала плечами, вроде того: "Ну, не хотите, дяденька, как хотите!" — быстренько заглотала остатки и понеслась душа по нарастающей:

— А потому болезненные фантазии, Роланд Йозефович, на тему мелкобуржуазных частнособственнических амбиций, всенепременно возникающих, по вашему мнению, между людьми в процессе становления их матримониальных отношений, мягко говоря, — несостоятельны. В моём случае, так и вовсе — абсурдны! Плохой солдат! Ты хорошо начал, а кончил скверно. Твои, помнится, слова: колхоз — дело добровольное, я ничего путаю? А ещё: "Назвались груздями! Ведите себя прилично! Неча на сторону глядеть!". Продолжим словоблудие? — короткие юбки запретить, губы не красить, не улыбаться, с мужчинами не разговаривать, чулки исключительно синие шерстяные и волосы в пучок! Любое самое благое начинание запросто ведь до хиджаба нивелировать можно, была б на то воля политическая! Что же это, получается, за добровольность така интересная в твоём колхозе, ась? Это и есть ваше хвалёное единение... хм... "душой и телом"? Зато — она! Любоффь! Так следует понимать? А ничего, что вы тут все перетрахались, словно течные опоссумы, будто по жизни и всего-то пару раз погадить осталось вам?! Апокалипсис ждёте? Абкакен, да, минхерц? Не дождётесь, суки, бл*ди, проститутки!

Самое бы время притормозить, обдумать сказанное и, главное, услышанное. Перекурить, в конце-концов! Хоть и не очень-то для здоровья пользительно. Куда, там! Словно с цепи сорвались!

— Передёргиваете, милейшая Д"Жаннэт! Никто и не утверждал, что здесь всё сплошь завзятые праведники собрались. Хе-хе! И речь вовсе не о повальном нынешнем эпикурействе, если хотите, даже гедонизме, типа: что под себя имеем... извините — под собой... то есть, конечно же, — у себя! — то вроде того, и хаваем благополучно, фикен нас всех! Свинотное, какое-то, мировоззрение, тебе не кажется? Разговор, на самом деле, об эволюции отношений, от свинского промискуитета к м-м-м-м... высоким и чистым отношениям, как, собственно, вскорости и должно стать. Человечество ведь неуклонно движется к светлому будущему. Согласна? Вот и в песне народной поётся: "Время летит вперед, и мы летим вместе с ним. Время бежит вперед, и мы бежим вместе с ним" — тру-ту-ту-ту-ту! Семимильными шагами, ёпрст! Разумеется, от идеала далековато ещё, кое-какие отклонения, шероховатости имеются. Но мы о них знаем, помним и будем всячески усердно исправлять в рабочем порядке. На сей счёт не извольте беспокоиться, доннерветтер! Что нынче посеешь, так сказать, то в будущем и пожнёшь!

— Кто тут передёргивает, мазафака?! Я те покажу кузькину мать! Светлое будущее ему, видите ли, подавай! Гедонист-кондомист! Кое-какие отклонения, говоришь?! Что ж это вы такое несуразное вслух-то себе позволяете, а? Совсем одичали, барин? Ослепли, что ль?! Отклонения-то, прошу пардону, по-все-мест-ны-е! — слишком, однако, эмоционально вышло, надо бы уже поуспокоиться. — Практически все ведь примерные мужья и большинство их верных жёнушек... это... знай себе, отклоняются, когда без догляду-то. Коли страха нет. На себя оборотиться не желаете? — на меня, доцента биологических наук, жену его, на Наталью — подружку нашу, как только что выяснилось, девушку хм... общего пользования. Обычные люди — как раз-таки рядовые среднестатистические "отклонисты". И никакое мы не исключение из правила. Мы, ежели хочешь знать, и есть это самое правило! А теперь вопросик на засыпку: что это вы, уважаемый, интересно знать, там сеять-то собрались, чтобы, значится, высокое и чистое пожинать, а? Семя, что ли, свое лукавое живучее повсюду без зазрения совести разбрасывать? Ха-ха! Лукавое и пожнёте, не иначе! Хотя... Глядишь, чего поинтереснее... трёхголовое народится...

Заминка образовалась. Фу-у-у! Наконец-то, притормозили. Улеглись страсти болтологические. Может, сеять передумал? Вряд ли... Бош, он ведь такой упертый, спасу нет!

— Э-э-эх, мать! Запутала ты меня вконец, Сергеевна. Я ж образно выступил о колхозе-то! Ясное дело, большинство людей добровольно с какой-то там переляки эволюционировать вряд ли будут. Зачем им вообще напрягаться, ежели и так сойдёт? Даже за деньги. Даже за большие деньги! За большущие! За туеву хучу денег! Холи ш-ш-шит! Приписками заниматься станут, отчёты кропать о постоянном и неуклонном росте человеческого самосознания. Всё, что угодно, кроме налаживания, собственно, процесса этого самого роста. Только бы бабла срубить! Гм... Стимула-то нет! Кто придумает — тому сразу десять Нобелевских премий не мешало б отсыпать! И, что нам остаётся? Что остаётся, я тебя спрашиваю, дабы подвигнуть граждан, расти хоть бы в чьих-нибудь глазах, лучше становиться, а? Отвечать не хочешь или не знаешь?

Роланд в ту минуту ужасно был похож на сельского учителя-педанта, выспрашивающего домашнее задание с хорошенькой нерадивой ученицы. И невдомёк старому перечнику, что отнюдь не все вверенные ему чада в погожие радостные выходные дома над учебниками корпят. Есть и такие, кто прогуляться любит! Хм... До университетской библиотеки. Хе-хе! Странное дело, не находите?

— Во-о-о-от! А я — знаю! — искренне радовался он своему знанию. — И я тебе скажу: страх! — вот, что необходимо нашему человеку разумному боле всего. Страх потери близких, родных, имущества, медицинской страховки, работы, имиджа, репутации, лица, страх показаться смешным невежей, глупым и неловким. Страх заболеть и однажды умереть, в конце-концов! Да-а-а-а! Желание жить вечно — патологический страх смерти вот что зачастую движет людьми. И чужая воля. Твёрдая рука, если хочешь! По всему выходит, страх и принуждение — истинный двигатель прогресса!

Хорошенькую ученицу, однако, как выяснилось, голой, пусть и твёрдою, рукой не особо-то возьмёшь! Дудки! Жанна — девушка ищущая, натура творческая, беспокойная и как знать, возможно, именно в тот самый момент маршрут её неустанных душевных поисков и метаний пролегал по узенькой, довольно замусоренной, но страшно притягательной улочке, зазывающей вывесками невиданных удовольствий, подъездами таинственных соблазнов, окнами манящих силуэтов, уютными двориками милых забав, галереями излишеств, парками чувственных увеселений, кафешками новых ярких вкусов, будоражащих мимолётных касаний и случайных удивительных встреч, кричащей всеми цветами радуги, петляющей меж унылых, зато очень-очень-очень правильных величественных зданий — строгих, без каких-либо радующих глаз излишеств, стандартного, пятидесяти оттенков серого, идеально подогнанного камня, жилищ с единообразными скучными воздухо-свето-радости-непроницаемыми жалюзи на окнах, пылящимися пустоглазыми иконами по тёмным углам, балконами, захламлёнными велосипедами, старыми лыжами и благими намерениями, сваленными в кучи на чердаках, теперь совсем уж никому не нужными, умными добрыми книжками, мертвенно-бледными энергосберегающими лампочками на неряшливых кухнях и в одинаково обрыдло пропахших "утренней свежестью морского бриза" карцерах-уборных. Ух, ты! Почти сто сорок слов! Неслабо выступили, внушаеть! Кстати, а вам доводилось бывать на той улочке? ...Нет? ...Так одевайтесь же скорее и бегите! Скоро сказке конец, а, кто слушал, тот — молодец, успеет ещё добежать. Ближе, небось, чем до канадской границы-то, а?

— Гм... Заключительный твой демарш, малыш, честно говоря, как-то не особо вдохновляет. Мда-а-а-а... Точнее, вызывает полнейшее недоумение! Страх? Причём здесь страх, милый мой?! Когда ж это под его воздействием создавалось что-либо нужное, позитивное?

— Как же, как же? А лекарства, к примеру, вакцины? Не перед лицом ли ужаса эпидемий, мора, уносящего тысячи, десятки, сотни тысяч человеческих жизней созданы они?

— Никак, нет, мон женераль! — в непримиримой борьбе! Пионеры от медицины на себе множество лекарств, противоядий, да и самих ядов испытали, болезни прививали, причём зачастую с плачевным исходом. Сифилис, бубонную чуму, лепру, прочую страшную заразу. Их и сейчас-то не больно хорошо лечат. Хочешь попробовать? Думаешь, не осознавали люди возможные последствия? Прекрасно осознавали, смею тебя уверить! Это ж какой силой духа, смелостью нужно обладать, дабы на муки мученические добровольно себя обречь?! Прошу учесть, не из каких-то эгоцентрических позывов, а из высших, да, что там — высочайших устремлений! Во имя науки, спасения жизней миллионов и миллионов людей!

— Уау! Жанин, милочка, да вам впору с высочайших трибун ораторствовать. Несмотря на молодость-то! Может, стезю не ту избрали? Подумайте хорошенько! На кой ляд вам далась эта феррюкнутая Академия? Двигали бы прямиком в политику! С такими... хм... я бы сказал, исключительными внешними данными и способностями, м-м-м-м! — цены бы вам не было! Опять же телевизор значительно интереснее смотрелся бы.

Но Жанна Сергеевна, как водится, шуток не понимала:

"Слова твои, потомок алеманнов славных

Пусты как старый жбан рассохшийся.

Худой.

Затем лишь стерпится огласка логосов тщеславных

Воеже быть отвергнутыми твёрдою рукой.

Моей.

Той самой, что противна всяческому понужденью

в угоду блажи фарисействующих царьков.

Сильней!

И ярче буду дуть в фанфары просвещения

Что б скинуть мракобесия поповского оков, и водки жахнуть с целью очищенья загаженных фекальями мозгов!"

— О-о-о-о! Зер гут! Дас ист фантастиш! Это есть бессмертный строки какой-нибудь великий поэт? Мастер Цветик?

— Нет, бляха муха! Это — экспромт!

— О-о-о-о! Какой интересный имя у великий поэт: Экспромт! Дрек мит Пфеффер! Брависсимо, бл*дь!

— Мой экспромт! И хватит уже, в конце-концов, фиглярствовать, накушались, мазафака! Хотелось бы мне, кстати, мысль свою закончить.

— Давай, давай, холи шит! Заканчивай что-нибудь! Хоть бы и мысль, какую. Самому интересно. Гм! Шайссе!

Бытует мнение, согласно которому некоторые йоги, достигшие определённой стадии просветления и, скажем так, успешно медитирующие на аджну-чакру, при желании могут взглядом разрушить, к примеру, луну. Взять, вот так, запросто и разрушить всеми любимое небесное светило к бениной маме! Ни с того, ни с сего. Спорно, конечно, но всё ж не бесспорно, опасения-то имеются кое-какие. К счастью для господина фон Штауфена, подобными навыками Жанна Сергеевна, судя по всему, не обладала, иначе совсем худо потомку алеманнов славных бы пришлось, столь красноречиво свиреп был её взгляд. Между тем не стоит забывать и о коронном лоу кике в исполнении девушки. Ноги отсушит будьте-нате! А ежели в голову зарядит? Гм... Тогда точно кердык, сливай воду! Однако обошлось, как обычно, без эксцессов. Страсти поутихли, градус эмоций снизился, разговор вернулся в привычное дискуссионное русло. После краткого раздумья, решилась госпожа Назарова всё-таки продолжать:

— Ролик, я имею вам сказать буквально следующее... Тут такая штуковина, значит... Страх, чтобы ты понимал, котёнок, всегда, заметь, всегда! — порождает лишь жгучую ненависть, трусливое лицемерие и ложь. Причём ложь гнусную! Наигнуснейшую! Самую, что ни на есть — правдивую! И потому — самую страшную. Ибо, в таком случае, отличить невооружённым глазом правду от вымысла, становится практически невозможно. А со временем уже и не нужно. Да, и неважно в большинстве случаев. Ко всему привыкаешь ведь, сживаешься. Пингвины, вон, всю жизнь на льдине живут, и ничего, не жалуются, уверены, что рай именно там! Зачем, спрашивается, силы попусту тратить, с ветряными мельницами сражаться? Правильно, незачем. Лучше денежку украсть, рюмочку махнуть, курнуть или девку трахнуть! Предпочтительней — чужую. Так спортивнее. Какой уж тут прогресс, пожить бы нормально годика два — три, надышаться...