|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Февраль 2015
Зря говорят, что "Понедельник — день тяжелый". Нет. Тяжелый день не понедельник, а пятница. И ощущается это с самого утра.
Опять с самого утра болит бок, тянут мышцы ног и, нет никакого желания вставать. Но приходится.
Встаю. Пусть даже через силу. Иду в ванную, откашливаюсь, усаживаюсь на унитаз и оперевшись руками в подбородок, пытаюсь окончательно проснуться, параллельно освобождаясь от накопившейся за ночь влаги. Вновь встаю, подхожу к умывальнику, беру щетку и с минуту отдраиваю остатки своих зубов, поглядывая в зеркало. Прополоскав рот ощупываю свое лицо. Нет. Сегодня не буду. Лень, да и не так много там выросло. Умываюсь и выхожу на кухню. Пока умывался, жена приготовила бутерброд и чашку кофе. Неторопливо выпиваю его, закусывая бутербродом, и иду одеваться.
Уже одетый, перебрасываюсь несколькими словами с женой:
— В магазин пойдешь?
— А, что надо?
— Сигарет купи.
— Ладно.
Снимаю телефон с зарядки, смотрю время и иду в прихожую. Обуваюсь, одеваю куртку, вешаю на плечо сумку с приготовленным обедом и достав из кармана пригоршню мелочи, отсчитываю пятнадцать рублей, на проезд в маршрутке. Поцеловав жену, выхожу из дома.
Погода. Раньше помню, обращал на нее внимание. Нет, не так, что бы смотреть какая температура и что меня ожидает. Скорее на нее саму. Радовался свежему ветерку, солнцу, листочкам распускающимся на деревьях, соседскому коту, спрятавшемуся в кустах, выслеживающему зазевавшуюся пичугу и косящемуся, на проходящего меня. Сейчас же все как то побоку. Скорее думаю о том, что нужно поплотнее запахнуть куртку, поправить сбившийся шарф на шее, что бы не продуло, вжимаюсь в поднятый воротник и не обращая внимания на окружающее меня, иду поглядывая лишь на дорогу, что бы ненароком, не поскользнуться на покрытом тонким слоем выпавшего ночью снега льду, покрывающему дорогу.
Пока иду к остановке, нужный мне автобус обгоняет меня. Это хорошо, значит, что я могу спокойно дойти, пока подойдет следующий. Иногда этого не происходит, и приходится напрягая, уже не такие здоровые ноги, бежать последние пару десятков метров, что бы догнать подошедший к остановке автобус. Нет, можно конечно и плюнуть на все, но стоять под пронизывающим ветром, на остановке лишние пять-десять минут, тоже не слишком приятное удовольствие. Да и кто знает, насколько полной будет следующая маршрутка. А ехать больше двадцати минут стоя в набитом салоне, при этом удерживаясь при резких поворотах и обгонах наших Шумахеров-водителей, уж лучше пробежаться.
Через пять минут ожидания, подходит следующий автобус. Врываюсь в салон, кидаю на полку возле водителя деньги, одновременно оглядываясь в поиске свободного места и, быстренько занимаю его. Теперь в моем распоряжение двадцать четыре минуты, спокойно подремать. Прячу лицо в поднятый воротник, что бы хоть немного отречься от наполняющих автобус ароматов чеснока, вчерашнего перегара, пота входящих в салон пассажиров, закрываю глаза и погружаюсь в нечто похожее на сон. Иногда удается даже его и увидеть. Но чаще просто сижу с закрытыми глазами в полудреме, воспринимая покачивание автобуса на поворотах и точно, не хуже самого совершенного навигатора, представляя место, где мы сейчас проезжаем.
За пару остановок до выхода просыпаюсь. Все уже отработано годами. Подъехав к нужной поднимаюсь и прохожу к выходу.
Закуриваю, и не торопясь иду к проходной завода. Какое-то время стою у входа, докуривая сигарету и попутно здороваясь с проходящими мимо знакомыми. Затушив бычок бросаю его в урну и, пройдя через проходную направляюсь в цех.
Одни и те же лица, одни и те же разговоры. Ни о чем. Каждый день.
Плавка слив, плавка слив. Сегодня три. Значит, после обеда будет еще одна.
Надоело, тяжело, но нужно работать, а как иначе? Пенсия есть, но прожить на одну пенсию, не реально.
Обед. Быстренько перекусив, достаю телефон, и спрятавшись в укромный уголок, вхожу в интернет. "Флибуста". Так, что тут у нас? Вот эту ругают больше всего, значит стоит попробовать. Неожиданно для себя, увлекаюсь изредка поглядывая на часы. Без пяти час, пора приниматься за работу. Последняя плавка самая тяжелая. И вовсе не потому, что приходится загружать железяки и стоять возле горячей печи, а скорее потому, что она последняя.
Но и она когда-то заканчивается. Все, полтора часа прошло, слив. Можно немного отдохнуть.
Навожу кофе и вновь открываю "Флибусту". У меня есть минут сорок.
Пятнадцать двадцать. Все пора закругляться. Ставлю закладку, удаляю "недавние файлы" и иду в раздевалку. Душ, короткие сборы, и направляюсь на выход. Рабочий день окончен. Впереди короткие, всего на два дня выходные. "Бс, что ли написать?" — думаю про себя. — "Да, нет не стоит".
Все повторяется в обратном порядке. Переполненный автобус, с его ароматами, противный ветер, скользкая, уже подтаявшая за день дорога и вот я вхожу в дом.
Переодеваюсь в домашнее, мою руки включаю комп. Редкими словами перебрасываюсь с женой, терпеливо выслушивая последние новости, ем и погружаюсь в бесконечную сеть интернета.
На часах 23-00. День закончен, пора спать.
Некоторое время ворочаюсь, пытаясь поудобнее устроиться и отрешиться от храпа жены. И произношу в очередной раз, свою вечернюю молитву, мысленно, про себя; " Боже, если ты есть. Дай мне шанс. Один единственный. Дай возможность вернуться назад и исправить, те ошибки, которые я совершил. Назад. В юность". Повторяю, даже зная, что это никогда не произойдет, но где-то в глубине души надеясь, что буду услышан.
Понемногу сон приходит ко мне, и я засыпаю...
* * *
29 августа 1970 г.
... Просыпаюсь. Некоторое время лежу, не открывая глаз и прислушиваясь к себе. Странно. Ничего не болит, нет даже позывов к обычному утреннему кашлю, который будит меня каждое утро, заставляя вскакивать и бежать в ванную, чтобы откашлявшись и освободив горло от скопившейся за ночь гадости, окончательно проснуться. Нет тянущих болей справа, внизу живота, из-за больной почки. Нащупываю под одеялом свой живот, и слегка подогнув колени, проминаю его, боясь ощутить боль. Даже удивительно. Видимо сегодня очень счастливый день, к тому же суббота, и у меня ничего не болит.
Улыбнувшись, про себя, поворачиваюсь на левый бок и подоткнув, поудобнее подушку, пытаюсь раствориться в неге сна. Протягиваю, правую руку вперед, проверить, спит ли жена. Рука проваливается вниз, и я, не удержавшись, лечу вслед за рукой, падая с дивана.
В изумлении, открываю глаза, и услышав детский смех оглядываюсь вокруг себя.
В это время слышится голос матери:
— Что там случилось?
— Сашка с кровати упал! — сквозь смех, раздается голос сестры.
— Не убился? — с тревогой вопрошает мать, и я слышу торопливые шаги.
Я сижу на полу, запутавшись в скомканной простыне, которую утянул с собою и с ошалелым видом оглядываюсь вокруг себя. В комнате появляется мама, а следом за ней, крадучись выглядывает из-за притолоки, веселое лицо сестры.
— Что с тобой? — слышу такой родной и давно потерянный голос. С удивлением поворачиваю голову и вглядываюсь, в такое родное, лицо матери. Увидев мой ошалелый взгляд, сестра оглушительно хохочет. Мать поворачивается к ней и строго взглянув произносит:
— Ничего смешного не вижу! Брат чуть не разбился, а ей смешно! И вообще марш одеваться, нечего бегать по дому в ночнушке.
Сестра, стараясь принять серьезный вид и почти сдерживая прорывающиеся звуки смеха, уходит. Мама вновь поворачивается ко мне. Я очумленно разглядываю ее, не в силах произнести ни единого слова.
— Александр, что случилось?
— Мама. — Пробую слово на вкус, боже как давно я не произносил его. — Мамочка. Как хорошо, что ты у меня есть.
С глупой улыбкой я выпутываюсь из простыни и встав на ноги обнимаю, наверное единственно любимого мной человека, за всю прожитую жизнь.
— Ты не представляешь, как я люблю, тебя! — страстно говорю я и прижимаюсь к ней. — Как же давно, я тебя не видел!
Мать с удивлением, отстраняет меня от себя и вглядываясь в моё счастливое лицо, некоторое время разглядывает меня. Потом прикоснувшись губами к моему лбу, как бы сама себе произносит.
— Да, нет. Лоб не горячий. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. — Шепчу я, вновь прижимаясь к ней.
Какое-то время мы стоим, после чего мать вновь отстраняет меня:
— Ты не расшибся?
— Нет, все хорошо, просто сон приснился.
— Ну хватит обниматься, марш чистить зубы и умываться.
Оставив меня, мать разворачивается и уходит. Я проводив ее взглядом, оглядываюсь вокруг себя.
Моя комната. Именно такой я ее и запомнил. Ничего не изменилось, или просто моя память, что-то забыла. Тот же белый дощатый письменный стол, сколоченный отцом, стул с полупродавленным сиденьем и брошенными на нем моими вещами. Разложенный диван, заменяющий мне кровать, небольшая тумбочка возле него со стоящим на ней светильником с металлическим абажуром. На потолке пластиковая бело-зелёная люстра. На полу, часть когда то большого, серо-зеленого паласа, теперь разрезанного на две половины, одна из которых лежит в комнате сестры, а вторая здесь, у меня. Окно, задернутое атласными шторами светло-коричневого цвета.
Подхожу к окну и отдергиваю штору.
В комнату врываются яркие лучи, жаркого летнего Ташкентского солнца. Дергаю за шпингалет и распахиваю окно. Чуть застоявшийся за ночь воздух тут же наполняется запахами цветов и зелени, находящегося за окном сада. Легкий, но уже достаточно горячий ветерок, проникает в комнату, навевая давно забытые чувства и воспоминания. С удовольствием вдыхаю это благоухание полной грудью.
Хорошо-то как! Неужели все это правда?!
Прижавшись лбом к декоративной решетке, вставленной в раму окна, пытаюсь вспомнить прожитые годы и принять случившееся. Шанс. Второй шанс. Неужели сбылось? Некоторое время стою ни о чем не думая, просто наслаждаясь минутами счастья. Мысли о том, что я буду отличаться от себя прежнего, даже не возникают в моей голове. Пусть все идет, как идет, решаю я. В крайнем случае, найду, на что списать изменения. В конце концов, я в своей семье, да и память еще не отказывает.
— Алекс, ты, что опять уснул? Иди умываться.
— Он, в решетку воткнулся и что-то разглядывает, — слышится голос сестры.
— Ябеда, Машка! — бросаю я, и натянув тонкое, с растянутыми коленками трико иду в ванную.
Закрывшись в ванной, бросаю взгляд на давно забытые, но такие знакомые предметы и подхожу к умывальнику. Интересно, а какая из этих щеток моя? Беру зубную пасту и перекладываю на угол ванны.
— Мам! — кричу, открыв дверь, а где моя щетка? Опять Машка тут похозяйничала, ничего найти не могу.
— Да вот же она, — мама указывает на щетку стоящую в стакане.
— И пасты нет, — продолжаю я.
Мама оглядывается и спустя мгновение, находит тюбик, лежащий на краю ванны.
— Опять Машка все пораскидала, ничего найти невозможно, — ворчу я, закрывая дверь на шпингалет.
— Это он сам, — доносится до меня, я пасту на месте оставляла.
Вглядываюсь в небольшое зеркало, висящее над умывальником. Зубы, это моя слабость. К пятидесяти пяти годам у меня, почти не осталось своих зубов. Поэтому если в первой жизни, я предпочитал полоскание рта чистке, то сейчас нужно сделать как раз наоборот. Тем более, что нынешние садисты-дантисты, очень уважают, поиздеваться над своими подопечными. Так что чистить и еще раз чистить, дважды в день, как положено. Открываю тюбик "поморина" и щедро накладываю на щетку валик зубной пасты. После чего с минуту, тщательно шоркаю по всему рту. Сполоснув водой рот, умываюсь, и еще раз взглянув в зеркало, выхожу из ванны.
В столовой уже накрыт стол. Кружка горячего чая с молоком, как я люблю и целое блюдо, только что нажаренных пирожков с картошкой. "Боже, как давно это было! Неужели все правда и все повторяется!". Подхожу к маме, обнимаю ее и целуя говорю:
— Мои любимые! Спасибо мам! — сажусь за стол и с удовольствием, вгрызаюсь еще в горячий, лоснящийся жиром, с зажаристой корочкой пирожок, запивая его горячим сладким чаем. Мечтательное выражение, не сходит с моего лица. Мама, сидящая напротив меня, тоже завтракает и несколько удивленно поглядывает на меня. Спустя несколько минут, видимо так и не разглядев во мне причину изменений, произошедших во мне, спрашивает:
— Что случилось, Алекс? Сегодня ты, какой-то не такой, как обычно.
— Просто я, — на мгновение задумываюсь, — видел сон. Страшный сон. И очень не хочу, что бы было так, как я видел. — Говорю я ей, делаясь серьезным.
— Расскажешь?
— Да. Но только тебе.
— А мне?! — раздается голос сестры, стоящей в проеме двери.
— Тебе нельзя. Ты еще маленькая, — поворачиваюсь к ней с улыбкой.
— Сам ты маленький! Вон даже с кровати еще падаешь! — она показывает мне язык и уносится в дом, как только я порываюсь встать. Тут же оттуда доносится хлопок закрывшейся двери и слышится ее голос:
— Мам, Сашка меня обижает!
Мы с мамой переглядываемся и обмениваемся улыбками.
— Мария, не выдумывай и иди завтракать, — притворно строго говорит мать.
— Сашка дверь закрыл и не пускает меня!
— Не выдумывай, иди есть!
— Ну правда, мам!
Слышится скрип, тихонько открываемой двери, из-за которой высовывается любопытная с хитринкой рожица сестры, замечающая, что я все так же сижу за столом. Она тут же принимает серьезный вид и задрав нос, горделивой походкой, вплывает в столовую. Обойдя вокруг меня и мамы, показывает мне язык и занимает свое место за столом, напротив меня.
— Некрасиво, показывать свой язык. Тем более за столом, — произносит мать. Сестра, уже готовясь дать отпор, открывает рот, как я большим пальцем показываю ей на зеркало, висящее за моей спиной. Смуглое от рождения лицо сестры, наливается краской смущения, делая его почти шоколадным.
Завтрак проходит в полном молчании.
Наевшись, я приподнимаюсь из-за стола и поблагодарив маму, за вкусный завтрак, отчего та, вновь удивленно приподнимает брови, тянусь к отрывному календарю, висящему на стене. Взявшись за листок, уже готовлюсь сорвать его, как врывается голос сестры:
— Я уже отрывала сегодня. — Бросив на нее взгляд, вижу на мгновение показавшийся язычек и ехидное лицо.
Переведя взгляд на календарь, замечаю сегодняшнюю дату. 29 августа, 1970 года. Осталось два дня до школы.
Вдруг вспомнив, поворачиваюсь к сестре и говорю:
— Все. Кончилась твоя спокойная жизнь. Теперь и ты школьница. Двоек нахватаеш-ш-шь! Особенно по поведению.
— Что это я их нахватаю?
— А как язык покажешь учителю, так и нахватаешь! — с улыбкой говорю ей.
— А, что это я ему язык буду показывать?
— А, что ты еще-то можешь показать, у тебя и нет больше ничего, только язык длинный. Розовый и мокрый.
— И вовсе он не мокрый. — На глазах сестры, начинают наворачиваться слезы.
— Значит с тем, что он длинный ты согласна. — Констатирую я.
— Сам ты длинный! — уже почти ревет сестра.
Мама, вначале с улыбкой наблюдавшая за нашей пикировкой, принимает строгий вид и приобняв сестру:
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
