И нет конца паломничеству

Пролог

Они всегда приходят незваными. Посреди бешеной скачки по залитой лунным светом равнине; рано поутру на охоте, когда звук рога далеко разносится над туманом; в чаду пиршественного зала; в ровном свете восковых свечей. Не обращают внимания на призывы к Господу, на усталость и мозоли, на раны, голод, холод или жажду. Они сводят судорогой каждый мускул, натягивают каждую жилу — и оставляют за собой лишь бессилие и одиночество.

Они — это видения. Правда. Божья Истина.

* * *

Деревянную церковь на дальней от порта окраине Ипсвича построили вскладчину гильдии каменщиков и плотников; моряков, наемников и прочий случайный люд тут не любили.

Но этого наемника, заявившегося между службами и застывшего закопченной статуей у колонны, никто не посмел выставить, хотя выглядел он страшно и дико: чего стоил его темный загар, клочковатая борода и непривычный меч на поясе — оружие неверных!

Одежда, сабля, кольчуга, в которой незваный гость не постыдился прийти в дом божий — все выдавало человека, располагающего деньгами, а может быть, даже и знатного: немало благородных рыцарей и младших сыновей возвращалось после Святого паломничества слегка не в себе или отвыкшими от родины. Служитель даже подойти к нему не решался.

Квадраты оконного света ползли по полу, грозя забраться на стены, церковь пустела и наполнялась снова, а пришелец все стоял и молча смотрел на алтарь, держа левую руку на эфесе сабли. Иногда только губы его шевелились, а правая рука перебирала четки из пальмовых косточек.

На крае правого рукава запеклась бурая кровь, будто выплеснутая волной. Человек этого, казалось, вовсе не замечал.

Пришелец не посторонился и к вечерней службе, когда окна закрыли ставнями от сырости; служитель несмело попробовал увести его добром — не сошел с места; кто-то из прихожан возмутился; другой припомнил, что недавно по дороге на Колчестер был зарезан почтенный каменщик, Питер-германец, и как знать — не этим ли незнакомцем, явно тронутым умом?

Слово за слово, расхрабрившийся задира схватил пришельца за локоть, собираясь тащить вон из церкви. Тот только улыбнулся, да так страшно, что руки задиры разжались сами собой, и очень тихим, хриплым голосом проговорил:

— Я молюсь. Был у вас такой случай недавно: человек забил ногами жену, а после отбыл епитимью, пожертвовал церкви денег и получил прощение. Как знать, может, и мне недолго ждать благодати?

Слова эти, хоть и произнесенные едва слышно, разобрали все, и почти все немедленно вспомнили историю полугодовой уже давности. Мутное было дело, нехорошее: женщина, и верно, умерла, когда была не больна и не в тягости — значит, и верно, от побоев. Ее муж, каменщик Питер, тот самый, кого позже нашли по дороге на Колчестер, утверждал, что жена его еще в девичестве начала блудить с наемником-кнехтом. Будто быПитер нашел какие-то послания, прочитать которые не мог, потому что был неграмотен, потому и решил жену проучить. Вдовая мать жены протестовала, гильдия ее поддерживала, но каменщик от них откупился. И уж точно теперь ничего не разберешь, спаси Господь их души.

Прихожане взволновались. Кто-то предложил быстренько вытолкать нечестивого убийцу во двор и разобраться по-свойски, другие возражали — мол, надо сдать в магистрат. Смуглые пальцы пришельца сомкнулись на рукояти сабли, и неизвестно, чем бы кончилась дело, но тут еще раз заскрипела солидная, окованая медью дверь, впустив в душный по вечернему времени зал богато одетого иностранца со слугой.

Шедшего впереди господина, грузного, с тяжелым, квадратным лицом, окружал ореол собственной значимости, и толпа расступилась беспрекословно. Подойдя к пришельцу, он наклонился к нему и тихо произнес с тосканским акцентом: 1

— Сэр Джон Риз?

Смуглые пальцы на эфесе сжались до белизны, человек с подозрением посмотрел на вошедшего и спросил на вульгарной латыни:

— Почему вы зовете меня сэром?

— Потому что вы рыцарь, пусть ваши грамоты и пропали в Святой Земле. Мой господин знает это. Вы очень его интересуете. Прошу вас пройти с нами.

— С чего бы это? — хмуро поинтересовался пилигрим (никакого сомнения уже не оставалось, что он был именно пилигримом). 2

— С того, что вы очень пожалеете об отказе.

— Меня не смогла запугать вся армия Саладдина. У вас, думаете, получится?

— Я не запугиваю, а говорю, как есть, — отвечал его собеседник. — Впрочем, если желаете вступать в драку с этим сбродом...

Пилигрим приподнял брови, развернулся и направился к выходу. Тосканец со слугою отправились за ним.

А пальмовые четки, запачканные кровью, остались валяться на полу в церкви, и кто-то наступил на них почти сразу.

Интерлюдия 1. О природе видений

Мальчик проснулся в темноте узкой и длинной спальни, выстуженной сквозняком вдоль каменных стен. Посмотрел вверх. Днем там видны были прокопченные потолочные балки; ночью все равно, куда смотреть — вверх, вбок или просто закрыть глаза. И казалось, что того, с синим лицом, с багровой шеей и с выкаченными глазами, душат и топят в бочке прямо вот здесь, за стеною кельи. Может быть, и страшная мельница эта, с непривычными широкими крыльями, выросла прямо на склоне холма, ведущего к монастырю...

Слева храпели другие послушники. Справа, сквозь вытертое шерстяное одеяло, холодила бок стена. В монастыре царили тишина и покой; скоро, наверное, позвонит колокол, и нужно будет, сонно моргая, тащиться в часовню, чтобы там на молитве тихо посопеть еще, затверженно отвечая "Амен!" в нужных местах. Можно закрыть глаза...

Но стоило закрыть их — и два человека продолжали бороться возле беленой стены, и малиновый закат все так же догорал позади расставленных в безумном объятии крыльев.

Пытаясь утихомирить бьющееся сердце, мальчик забормотал то ли про себя, то ли вслух:

"Конфитеор део омнипотенти, бете Мариэ семпер виргин, бето Микэли Аркангело, бето Иоанни Баптисте, санктис апостолис..."3

"Заткнись, Гарольд!" — сонно долетело сбоку.

Ага, значит, все спокойно в мире. Можно спать дальше.

...Только, он был уверен, там был закат следующего дня. Он еще не случился.

"Меа кульпа, — прошептал он одними губами, глядя в невидимый потолок. — Меа максима кульпа".

Глава 1. Юноша в голубом

Когда Риз уезжал наемником в Святую Землю, было пасмурно, но светло. Сквозь комковатые облака пробивалось бледное солнце, и с ним сквозь тоску пробивалось в душе убеждение: он поступает правильно. Лучше пусть улыбка Джессики навсегда останется с ним чистой памятью, чем погаснет под тяготами бегства от семьи и брака с бродягой-головорезом.

Джессика все боялась прикоснуться к нему. Один раз осмелилась: положила дрожащую руку на его запястье. Сказала: "Только позови — я брошу все и уйду с тобой".

Он думал, что вспомнит об этом, когда будет умирать где-нибудь под кипарисами.

Только Господь зачем-то сохранил его. Риз думал — надеялся — что, может быть, ради Джессики. Но нет.

Даже месть за нее казалась теперь бессмысленной — как не было смысла в Святой Земле для тех, кто его искал. А комковатые облака над Саффолком остались теми же, и вечернее солнце так же слало сквозь них рассеянный прощальный свет.

Для встречи с загадочным "господином" Риза вывезли на пару миль из Ипсвича, к небольшому шатру, разбитому на берегу серой и ленивой речки. 4

Коновязь и еще пара палаток для слуг были устроены неподалку от шатра. На самом же берегу обрыва, заложив руки за спину, стоял невысокий бледный человек в дорогом наряде. Несмотря на меч на боку, он казался скорее разбогатевшим писарем или монахом в мирском платье, чем лицом благородного происхождения. Риз подошел и остановился от него в нескольких шагах, но поклониться и не подумал.

— Сэр, — сказал он, — это с вами они привезли меня поговорить?

Человек обернулся и посмотрел на него невыразительными водянистыми глазами. Из-за большого породистого носа он не только в профиль походил на какую-то птицу, он и анфас больше всего напоминал подслеповато прищуренную сову.

— Да, — сказал он. — Я хочу предложить вам работу, сэр Джон.

— Я уже понял, что вы знаете о моем посвящении, — хмыкнул Риз. — Не то чтобы это что-то значило. Можете не расшаркиваться.

— Я знаю многое. Я знаю, что вы отправлялись в Святую Землю не за почестями и славой, не за богатством и даже не за битвами, как многие. Но того, что вы искали, вы там не нашли. И здесь, у вас дома, этого тоже не оказалось.

— У меня больше нет дома. И господина у меня больше нет, — после того, как предыдущий предал. — Служить я теперь никому не собираюсь.

— Я не предлагаю вам службу, сэр Джон. Я предлагаю вам работу за плату и не требую присягать мне на верность. Разумеется, я обеспечу вас оружием и защитой.

— А вот как делаются эти дела вы точно не знаете, — протянул Риз с некоторым разочарованием, — перво-наперво, если вам нужно нанять кого-то, чтобы человека пристукнули в темном переулке, вы поручаете наем своим слугам. Встречаться с громилой лично — не по чину.

Водянистые глаза смотрели так же, без всякого выражения и уж тем более без гнева.

— Завтра, — проговорил незнакомец, — после мессы на пороге городского собора в Ипсвиче убьют юношу из хорошей семьи, одетого в голубую мантию с цветочным узором. Юноша не будет знать нападающего. Удар будет нанесен ножом в живот, со знанием дела. Жертва истечет кровью быстрее, чем в церкви семь раз пропоют "Отче наш". 5

— Я не буду никого убивать для вас, тем более на ступенях собора, — с отвращением произнес Риз, прикидывая про себя, надолго ли задержат его слуги богатея.

— Я вовсе не приказываю вам никого убить, — чуть наклонил голову набок человек и даже слегка улыбнулся. — Я прошу вас этого юношу спасти.

Риз нахмурился. Что-то кольнуло в сердце; это уже становилось интересным.

— Как его зовут? — спросил он. — За что его хотят прикончить?

— Этого я не знаю, — покачал головой человек. — Ни имени его, ни звания, ни чем занимается его отец. Знаю только, что он будет на ступенях собора завтра, в голубой мантии с цветочным узором. Это все.

— Ну вы и задачки задаете, сэр, — Риз оскалился.

— Да, — на сей раз таинственный наниматель не улыбался. — Поэтому мне нужны вы.

* * *

Работодатель, фальшиво назвавшийся Грачом, немногое мог сообщить Ризу о юноше, которого предстояло найти и защитить. Зато он показал ему некий дом на окраине Ипсвича — на вид в нем как будто много лет никто не жил, даже ставни были заложены. На деле же, как выяснилось, там остановился на ночлег сам сэр Гарольд, его доверенный тосканец и глухонемой слуга. Этот малый с туповатым лицом ходил за лошадьми, но больше ничего ему не доверялось.

Ризу были предложены одежда и оружие на выбор. Он остановился на платье небогатого, но и не бедствующего мелкого землевладельца, добавив несколько деталей, говоривших о том, что он недавно приехал с Континента, — так никто не обратит внимания на загар. Заодно Риз сбрил бороду и заменил верную саблю обыкновенным, хоть и хорошим прямым мечом. Саблю было жаль, но выделяться не хотелось.

Грач отказался рассказать ему больше о предстоящем деле. Риз не стал спорить: так интереснее. Давненько ему не было интересно жить.

Было ясно, что, раз сэр Грач знал об убийстве заранее, гибель юноши будет не случайной — не ограблением, к примеру. Дело странное: в городах убивают часто, но больше в темных переулках, во время драки за честь, женщину или кошелек, и почти всегда с пьяных глаз. Но среди бела дня, на пороге церкви... Чем так насолил кому-то случайный парнишка, не король и не вельможа?

Риз потратил вечер и следующее утро, чтобы разузнать, не остановился ли в Ипсвиче инкогнито кто из королевской семьи и не лежит ли на смертном одре какой-нибудь богатей: может быть, это родственники так делят наследство? Но ни городские сплетни и слухи около колодцев, ни расспрос нищих особой пользы не принесли: в Ипсвиче все было тихо и спокойно.

Оставалось одно: дождаться момента, о котором говорил Грач.

Риз зашел на службу вместе со всеми — сегодня его внешний вид не вызывал вопроса, да и центральный собор Святой Троицы был многолюднее гильдейской церквушки. Но парня в голубой накидке Риз даже в этой толпе высмотрел довольно быстро. Красивый такой цвет, насыщенный: может быть, в Лондоне красили, а то и на континенте. И цветочный узор — виноградная лоза по краю — был тут как тут.

Вот что же крутит-играет его наниматель? Ну да видно будет.

Отряхнув пыль со старых навыков, Риз без особого труда смешался с толпой. Как там его учил старый маэстро Франко? Смотрим на мишень только искоса, придумываем себе дело...

Юноша в голубой мантии вел себя открыто, приветливо, хоть и не слишком благочестиво — болтал с двумя друзьями и, казалось, не подозревал дурного. Риз делал вид, что дремлет, слушая проповедь, сам же глядел вполглаза. Вроде бы, никто к юноше, кроме него, не приглядывался.

Служба закончилась, и первой из церкви повалила беднота, толпившаяся вдоль стен. Люди знатные задержались подольше, ждали, пока рассосется толпа. Риз, все еще делая вид, что не проснулся, съехал ниже по лавке; какой-то купчина ругнулся, перешагивая через его вытянутые ноги, но вполголоса — ссориться ему не хотелось. Приметная же его мишень по-прежнему болталась в боковом проходе, все еще продолжая разговор, хотя уже можно было пройти спокойно. Да чего же он тянет?..

Тут краем глаза Риз увидел другое голубое пятно, редкое среди довольно однообразной красновато-коричневой, серой, черной и темно-синей одежды прихожан. Наплевав на маскировку, он резко сел прямо. Да что же это, во имя всех святых! Какой-то молодой, очень высокий и очень мускулистый юноша, ранее сидевший без плаща, теперь, очевидно, решил щегольнуть: подхватил сюрко, что был перекинут через спинку скамьи, развернул его, и...

Был он такого же точно небесно-голубого оттенка — небось, из одного рулона кроили! — расшитый белым ромбическим узором, и в центре каждого ромбика сиял четырехлепестковый цветок. Вроде бы с намеком на лилию Пресвятой Девы, но и в присвоении гербовой символики не обвинишь. Мимолетная растерянность сменилась здоровой, веселой злостью: ну, сэр Грач, ну удружил! И кого же из них ты имел в виду?

Сжав зубы, Риз вновь кинул взгляд на предыдущего юношу — все так же смеется о чем-то с друзьями, видимо, специально, чтобы позлить служку, который убирает алтарь и кидает на него укоризненные взгляды. Вновь замеченный же мускулистый щеголь, напротив, благочестиво крестит лоб и, накинув короткий плащ, помогает подняться немолодому, некрасиво распухшему человеку, сидевшему рядом; судя по одинаковой форме ушей — отцу. Торговцы, богатые, связи с какой-то благородной фамилией... может быть, по матери? Или даже сам торговец — младший сын? Нет, скорее, по матери: у юноши на боку меч, у отца ничего подобного... впрочем, может быть, он настолько плох здоровьем, что носить железку на боку ему тяжело.

Неважно. Приняв решение, Риз последовал из церкви за франтом и его отцом.

Выскочив на ступени церкви (это деревянное крыльцо едва заслуживало называться ступенями), он было подумал, что потерял их, но нет, обоих удалось быстро засечь вновь — старик, отдуваясь и крепко сжимая пальцами трость, остановился поговорить еще с кем-то из состоятельных горожан. Почтительный сын преданно скучал рядом, разглядывал обычную для Ипсвича картину: голубей, копошащихся в крошках, хряка, прилегшего отдохнуть под дальним забором... И совершенно не видел молодчика в рваном плаще, что довольно целеустремленно, почти не таясь, пересекал узкую площадь перед церковью.

Риз кинулся наперерез. Успел вовремя: перехватил плохонький нож с зазубринами, вывернул руку. Молодчик (действительно молодой, лет шестнадцать) испуганно уставился на Риза, и пару ударов сердца они топтались в неловком танце совсем рядом с человеком, которого один из них пытался убить, другой защитить. А потом Риз таки положил воришку лицом в грязь и зарычал на ухо:

— По чьему приказу ты хотел убить этого человека?

Ведь должен был быть приказ, непременно должен был быть приказ — откуда Грачу было знать об убийстве, не будь оно заказано заранее?

— Никто не приказал! — застонал мальчишка с сильнейшим окситанским акцентом. — На спор! Я здесь новичок! Должен был сорвать кошелек и бежать!6

— Кто тебе его показал?! — Риз сказал это по-окситански и еще раз ткнул мальчишку лицом в грязь. — Почему именно он?!

— Никто не показывал, я сам!.. Мантия у него приметная.

Шестым чувством Риз понял: не врет.

Вздернул мальчишку с земли за шкирняк. Зрелище он теперь, после полоскания в грязи, являл самое жалкое. Нож — как теперь ясно видел Риз, и впрямь заточка для срезания кошельков, — шлепнулся им под ноги.

Как это можно было знать наперед? Или... мальчишку все-таки талантливо подвели к ограблению франта? Старый Франко, помнится, рассказывал ему, как намеками увести человека в сторону от цели и заставить делать нечто, что он вовсе и не собирался поначалу. Но сам Риз этим искусством так и не овладел.

— О! — воскликнул молодой щеголь, и глаза его загорелись. — Добрый сэр! Спасибо, что поймали этого грабителя! Не поможете ли отвести его чуть в сторону от церкви — я его шикарнейше вспорю!

Перед внутренним взором Риза как наяву развернулось: вот мальчишка пытается срезать кошелек, вот щеголь, который действительно ловок и силен, разворачивается всем корпусом, пытаясь его поймать, и паренек со страху действительно всаживает эти несколько дюймов плохого железа в нутро несостоявшейся жертвы ограбления.

Или имело место чудовищное совпадение, и вот прямо сейчас готовится покушение на второго юношу в голубом плаще, того, на кого Риз нацелился с самого начала?

Бессмыслица. Полная бессмыслица.

Бешено, торопливо он оглянулся. Но их уже обступила небольшая толпа: кто-то советовал, как получше "вспороть" молодого бандита, кто-то призывал покаяться, кто-то ругал за безобразие, учиненное рядом с церковью.

Ну и что теперь делать? Про это ни слова не было сказано.

— Расступись! — гаркнул Риз и протащил юнца за шиворот через узкое кольцо людей.

Чрево собора, просматриваемое из открытых дверей насквозь, уже опустело. Второго юноши в голубом плаще нигде не было, и никого больше не убили на ступенях церкви Святой Троицы. Грач сказал точно.

Риз отпустил шкирняк парня да еще наподдал ему сапогом в зад, чтобы бежал побыстрее. Тот не заставил себя упрашивать: припустил так, что скрылся в переулке прежде чем хоть кто-то из толпы даже дернуться успел за ним.

Сам же Риз развернулся, сплюнул под ноги и направился прочь, не слушая возмущенные вопли.

Тревожно звенело внутри казалось бы уже почти полностью забытое, похороненное, теребила мысль: могло ли случившееся быть чудом? Или... чем-то, противоположным по своей природе?

...В детстве смотрел на закатные облака, и виделся ему там чудесный град Иерусалим с облачными башнями и голубыми складками улиц. Настоящий Священный Град оказался грязен, прожарен солнцем и пахуч, как любой азиатский город. И вот теперь Ризу показалось: те облачные шпили опять показались вдали.

Грачу придется ответить ему на пару вопросов, это как пить дать.