Выход есть всегда 2

Аргонавт был и мощнее, и лучше вооружен, чем жадно глотающий воду и быстро оседающий "Бонавентура". А главное, уклониться от удара у "Хай-Чи" не было никакой возможности. Все же четыре тысячи тонн разгоняются отнюдь не мгновенно. Пять кабельтовых — мелочь, британским артиллеристам не требовалось даже целиться, и девять шестидюймовок обрушили на русский корабль всю свою мощь. Пять стадвадцатимиллиметровых и два восьмидюймовых орудия оказались совершенно неадекватным ответом летящему в русских граду снарядов, и единственным, пожалуй, утешением оставался тот факт, что на такой дистанции защита "Аргонавта" не выдерживала даже ударов болванок противоминного калибра. Русским оставалось только отвечать — и терпеть, благо одним-двумя залпами корабль не потопишь, а крейсер быстро набирал ход и выходил из зоны поражения. Уже третий залп британцев оказался заметно слабей двух первых — для носовых орудий "Хай-Чи" оказался в мертвой зоне. Правда, его еще попытались остановить отважно ринувшиеся на перехват миноносцы, но и они попросту не успели набрать ход. В боевой рубке крейсера лейтенант Иванов, поминутно вытирая успевшим насквозь промокнуть рукавом кровоточащий лоб (несколько осколков от близкого взрыва залетели через смотровые щели боевой рубки, и один нашел-таки свою цель, наградив лейтенанта раной, которая в будущем грозилась стать брутального вида шрамом) злобно оскалился и, отпихнув рулевого, сам довернул штурвал. Таранный форштевень крейсера со всей дури врубился в борт не успевшего уклониться миноносца и буквально разрубил его пополам. Злобно скрежетнули по бортам корабля обрывки железа, но повреждения крейсера ограничились содранной краской. Густо дымя развороченной трубой (в кормовую попал британский снаряд, но не взорвался — очевидно, преграда оказалась слишком слабой, и взрыватель не сработал, так что дело ограничилось сквозной дыркой), крейсер набирал ход, перенося огонь на уцелевшие миноносцы. Один из них взорвался через секунду — русский снаряд пробил котел и разорвался прямо внутри него. Половину корабля водоизмещением в несчастные три сотни тонн размолотило в клочья, и он ушел на дно почти вертикально прежде, чем кто-либо успел сообразить, что произошло. Два других оказались потоплены не столь впечатляюще, но не менее эффективно. Русские моряки развили бешенную, на грани технически возможной, скорострельность, понимая, что именно от этого сейчас зависит их жизнь. В результате дырок в миноносцах наделали больше, чем в голландском сыре, и то, что с них хотя бы частично успели спастись команды, можно было считать удачей британских моряков.

Пожалуй, "Хай-Чи" сейчас мог бы уйти, но бой еще только начинался. Увлеченные азартной перестрелкой с головным кораблем, британцы совершенно упустили из виду "Нью-Орлеан", чем немедленно воспользовался Севастьяненко. Его корабль затрясся от быстро выходящей на форсаж машины, и пошел вперед, быстро набирая ход. Его курс лежал почти точно вслед за головным крейсером с той лишь разницей, что пройти он должен был впритирку к борту "Аргонавта".

Впритирку — это значит впритирку, пара саженей, не более. А перед этим сокрушительным продольным залпом смести все с палубы так и не успевшего отреагировать на новую угрозу британца. И град осколков еще не успел отстучать по броне, а крейсера уже вставали борт о борт, и "Нью-Орлеан" содрогался, реверсируя машины. И бросившиеся к орудиям уцелевшие британские моряки просто не могли стрелять, поскольку на такой дистанции взрывы снарядов на вражеском корабле были не менее опасны для них самих. А с "Нью-Орлеана" уже вовсю, как заведенные, молотили по ним пулеметы и малокалиберные орудия, выкашивая любого, пытавшегося выйти на открытое место.

Менее всего британцы ожидали, что их возьмут за жабры, используя приемы, давным-давно не только признанные устаревшими, но и успешно забытые. То, что считалось нормой еще менее века назад, сейчас, как полагали, в принципе не может быть использовано. Давным-давно умерли участники последних абордажей, и никто не ожидал, что они могут возродиться в эпоху быстроходных стальных судов...

Два десятка матросов с кошками в руках, подбадривая сами себя воплями, выскочили из-за надстроек. Десять человек на носу, столько же на корме, разом метнули стальные крючья, намертво соединяя корабли. Полетели за борт кранцы, чтобы не смять металл при столкновении, и русские, не теряя времени, начали подтягивать корабли друг к другу.

Конечно, одно дело стягивать фрегаты, водоизмещение которых даже в эпоху их расцвета не превышало тысячи тонн, и совсем другое — крейсера, один из которых имел четыре, а второй целых одиннадцать тысяч тонн водоизмещения. Но корабли из совсем иной эпохи и возможности имели другие, и русские использовали их вполне умело. Глухо зарокотали лебедки, натянулись, дымясь, канаты... Половину кошек, зацепившихся за что-либо непрочное вроде лееров, вырвало моментально, однако и оставшихся хватило, чтобы подтянуть "Нью-Орлеан" к борту вражеского корабля. Они еще не успели соприкоснуться, а на палубу британца уже горохом посыпались русские матросы.

Экипаж "Аргонавта" более чем вдвое превосходил команду русского крейсера, и даже удачный огонь русских в первые минуты боя мало изменил соотношение, особенно учитывая неполный комплект людей на "Нью-Орлеане". Вот только в бою, помимо численности, играют роль и многие другие факторы. Один из главных — управление, а вот его-то у британцев сейчас и не было. Командира крейсера разорвало на куски в момент, когда шестидюймовый снаряд угодил в мостик, большая часть офицеров, находившихся на открытых местах, разделила его участь и оказалась или убита, или ранена. Те же матросы и офицеры, которые находились внизу, отрезанные друг от друга переборками, просто не могли знать, что происходит, и продолжали делать свое дело. Личного оружия не было ни у кого, что логично — зачем кочегару винтовка? Словом, в этот момент многочисленный и, без сомнения, храбрый экипаж британского крейсера представлял из себя не более чем беспорядочную и дезорганизованную толпу, совершенно не ожидавшую, что сейчас их будут убивать.

В противоположность им, русские оказались готовы к бою. В первой волне атакующих было почти две сотни человек, и на помощь им сразу же ринулись матросы из машинного отделения. Вдобавок, это были не только моряки, но и казаки, привычные к рукопашной. Да и многие из матросов участвовали в десантах и захватах транспортов, а остальные успели кое-чему научиться у тех же казаков — Севастьяненко на отдыхе не давал спуску своим людям, проводя учения регулярно. Вот и пригодилось, и пускай бой разгорелся не на песчаном пляже, а в стальных переходах чужого корабля, разница оказалась невеликая.

Люди были разбиты на группы, каждой командовал офицер, и потому управление ими сохранялось до последнего. Вдобавок, и вооружены матросы "Нью-Орлеана" оказались на совесть. Никаких тяжелых винтовок, зато у каждого револьвер, а то и два, длинные и тяжелые ножи, словом, то, что и требовалось в узких коридорах и на лестницах. Ошеломить, засыпать ливнем пуль и смять — эта мысль была донесена до каждого матроса, равно как и тот факт, что отступать им некуда. Сзади неудержимо накатывался "Сатлидж", где сообразили, что происходит что-то не то, и опять раскочегаривали котлы — густой дым от сгоревшего угля поднимался в небеса. Но сейчас большая масса крейсера мешала ему рывком набрать ход, что, опять же, давало русским несколько лишних минут. Вот только если британцы все же успеют, все пойдет прахом, так что спасение было только в скорости.

Севастьяненко, выйдя на мостик, с минуту наблюдал за боем. Он сделал все, что мог, и сейчас от него уже мало что зависело. Палуба "Аргонавта" была затянута дымом, снаряды русского крейсера успели вызвать несколько пожаров, а обилие дерева (британцы еще не успели оценить русский опыт этой злосчастной войны и сообразить, чем оно может обернуться) давало богатую пищу огню. Слышался треск револьверных выстрелов, кто-то истошно вопил, не поймешь, свой или чужой — раненые кричат одинаково. Что же, раз командовать уже некем, то следовало хотя бы не отставать от своих людей в бою — авторитет пиратского капитана держится, в том числе, и на личной храбрости. Да и вообще, деятельной натуре Севастьяненко претило находиться в стороне, когда его люди сражаются.

Усмехнувшись, лейтенант вытащил из ножен палаш — память о морском корпусе, элемент парадной формы... Таскал с корабля на корабль как память, чем вызывал массу смешков от товарищей. Ну что же, как говорит Трамп, хорошо смеется тот, кто стреляет первым. Посмотрим, так ли устарела Златоустовская сталь во времена дальнобойной артиллерии. Все это Севастьяненко обдумывал уже на бегу, сжимая в правой руке клинок, а в левой неожиданно удобную рукоять тяжелого револьвера.

Надо сказать, применить оружие ему пришлось лишь дважды. В первый раз, когда на него откуда-то выскочил, раскрыв рот в беззвучном крике, весь перемазанный угольной пылью человек с огромной лопатой в руках. Шагнув в сторону и пропустив мимо себя богатырский удар, он с удивительным прежде всего для самого себя хладнокровием рубанул наискось клинком и, переступив через медленно оседающий труп (уже труп!) двинулся дальше. Второй раз он наскочил на небольшую группу своих матросов, сошедшихся врукопашную с выбравшимися откуда-то из низов британцами. Тех было раза в два больше, но после того, как им начали стрелять в спины, боевой пыл британцев разом сошел на нет, и они побросали оружие. А больше Севастьяненко не пришлось ни стрелять, ни драться. Уже позже он сообразил, что позади него неотступно следовали пятеро матросов, прикрывая излишне горячего командира от неприятностей. И это радовало — теперь лейтенант точно знал, что, случись нужда, его люди не только пойдут за ним куда угодно, но и прикроют ему спину, если надо жертвуя собой.

Пока Севастьяненко геройствовал на "Аргонавте", "Хай-Чи" развернулся по широкой дуге и аккуратно сблизился к сцепившимся кораблям. Ловко (все же Иванов был куда опытнее своего молодого напарника) пришвартовавшись к борту "Нью-Орлеана", он высадил десантную партию, но к тому моменту все уже заканчивалось. Русские могли гордиться блестяще проведенной операцией, захват британского корабля занял не более пятнадцати минут. В схватке полегло более половины его экипажа, русские отделались легче. Два десятка убитых и около полусотни раненых, часть из которых уже не сможет воевать, а некоторые не встанут никогда. Не так и много, кажется, и в то же время слишком серьезные потери для них. Впрочем, сейчас не было времени предаваться унынию — третий британский корабль приближался, и наверняка весь его экипаж, от командира до юнги, пылал сейчас жаждой мщения. И было их там почти восемьсот человек, больше, чем на обоих русских кораблях вместе взятых.

По счастью, "Сатлидж" не мог сейчас обрушить на русских свою внушительную огневую мощь. Да, его девятидюймовые орудия, швыряющий стасемидесятькилограммовые снаряды на дальность более семи с половиной миль, способны были наделать дырок в обоих русских кораблях, даже не входя в зону поражения их орудий, но то глубокая теория. На практике же для британцев дело обстояло несколько хуже. Даже если не учитывать тот факт, что на предельных дистанциях точность огня безобразно падает, имелся фактор, связывающий британцам руки. Между броненосным крейсером и русскими высился почти не уступающий "Сатлиджу" размерами корпус "Аргонавта", и попытка достать своей артиллерией наглые крейсера привела бы к тому, что британцы расстреляли бы собственный корабль.

Возможно, знай командир "Сатлиджа", что "Аргонавт" уже захвачен русскими, он приказал бы все-таки открыть огонь, и жертвы среди пленных его не остановили бы. Однако с мостика броненосного крейсера можно было различить лишь клубы густого, жирного дыма, заволакивающие палубу "Аргонавта" и постепенно закрывающие все вокруг не хуже, чем специально поставленная дымовая завеса. К тому моменту пожары на крейсере успели хорошенько разгореться, и их тушили буквально всем миром, припахав к этому богоугодному занятию даже пленных британцев. Те, правда, вначале попытались заартачиться, но им максимально доступно объяснили, что спасать их и даже просто предоставлять место на немногочисленных шлюпках пленным британцам никто не собирается. Тут своих бы спасти... В результате сейчас остатки экипажа "Аргонавта" безо всякого принуждения (ну, почти, пара выбитых зубов и синяк под глазом у особо горластого боцмана не в счет) активно заливали пламя. К счастью, оно не успело добраться ни до чего жизненно важного, и пострадал, в основном, экстерьер крейсера. Ну а дым и пар оказались неприятным, но весьма полезным в этой ситуации дополнением.

Действия командира "Сатлиджа" оказались сколь логичными, столь и непродуманными. В первую очередь он хотел понять, идет ли еще бой на борту взятого на абордаж "Аргонавта", или все уже закончилось, а потому направил свой крейсер на сближение, тем самым невольно повторяя ошибку слишком близко подпустивших противника командиров уже попавших в русскую ловушку крейсеров. В известной степени, логика в том имелась — как ему мешал вести огонь корпус "Аргонавта", так и русским крейсерам он полностью закрывал секторы обстрела. Соответственно, теоретически, противник (а с кем он столкнулся, британец уже догадывался — несмотря на то, что спустить китайские флаги никто не озаботился, все офицеры "Сатлиджа" не сомневались, что узкоглазыми здесь не пахнет, слишком уж решительно и храбро действовали крейсера) до британского корабля дотянуться не мог. Однако, как оказалось, британцы вновь ошиблись, совершив, таким образом, в этом бою все мыслимые и немыслимые ошибки.

Между тем русские времени зря не теряли. В коротком и жестоком бою захватив британский крейсер, они тут же постарались оценить его боеспособность, моментально определив, что ничего фатального с "Аргонавтом" не произошло. Все же бить старались по палубам, и потому серьезных повреждений корпуса избежать удалось. В клочья изорванные небронированные надстройки, выгоревший командирский салон и разбитая посуда в кают-компании — это, разумеется, неприятно, но отнюдь не смертельно. Пара сбитых шестидюймовок и потери в противоминном калибре — это уже хуже, но серьезного урона боевым возможностям большого, втрое больше русских, крейсеру, несущему соответствующее вооружение, это не наносило. Вот если бы шальной снаряд влетел в минный аппарат (а все три восемнадцатидюймовых аппарата британцы, что характерно, зарядили), то и разрушения могли оказаться соответствующими. Правда, само такое попадание выглядело бы как отчаянная удача, но, технически, ничего совсем уж невероятного в нем не было бы, особенно при стрельбе в упор.

Теоретически крейсер уже сейчас можно было использовать в бою. Орудия на нем были тех же систем, что и на русских кораблях (благо все они строились в Британии), и у Севастьяненко хватало людей для их обслуживания. Снять их хотя бы с того же противоминного калибра своих крейсеров, все равно в бою от них толку мало. Конечно, баллистика шестидюймовок совсем иная, чем у семидесятипяти— и сорокасемимиллиметровых орудий, но при стрельбе практически в упор особой разницы нет, хоть по стволу наводись. И даже если не удастся пробить броневой пояс "Сатлиджа", дырок в нем можно наделать изрядно, перевесив его калибры количеством орудий на трех крейсерах и засыпав противника шестидюймовыми снарядами. Да и то сказать, дистанция минимальная, может, и броню при некоторой удаче проломить удастся.