С.Арсеньев. Расист.

Кстати, когда русские девчонки увидели, в каком состоянии пришли сёстры, Макса на самом деле чуть не расстреляли. Хорошо, за него вступились сами Роджерс, которые рассказали, откуда и как он их вытащил. Когда же русские узнали, что Макс почти всю дорогу тащил девчонок по очереди на собственной шее, то соизволили даже извиниться. Близняшек же старшие сразу уволокли мыться и есть. И одежда для них нашлась тоже (включая женское бельё), у русских сменная была с собой. Одежда сёстрам всё равно была велика, но всё-таки это было много лучше тех драных обносков, в которых они пришли сюда.

Елена же продолжала рассказывать:

— Да, обращались хорошо, кормили досыта. Не выпускали только никуда, а так у нас даже вещи наши не отобрали. И осмотр медицинский был. Полный осмотр, включая стоматолога и даже гинеколога. Вот после гинеколога-то мы и поняли, куда загремели. Хотя, если честно, и раньше догадывались.

— Понятно. В бордель.

— Не-а, не в бордель, точно не в бордель. Нас, вообще-то, изначально, когда автобус остановили, пятнадцать человек было. Вообще, всё как-то внезапно началось, неожиданно. Никто и не понял ничего. Конечно, не нужно нам было вообще никуда ехать в тот день, но у нас график, всё распланировано давно, вот и поехали, хотя уже видно было, что в стране чёрти что творится. На "Динамо" мы ездили, стрельбище такое под Москвой есть. Ну, приехали, отстрелялись, всё как обычно. А обратно едем — на въезде в Москву уже пост натовский. Солдат дофига, даже два танка было, не знаю как они называются, я в них не разбираюсь. Вот там нас и тормознули.

— И чего?

— И того. Тренер наш, Егор Кузьмич, вылез, да какому-то офицеру начал объяснять, что внутри дети, оружия, наркотиков или ещё чего такого нет, пропустите, мол. А офицер в автобус заглянул, посмотрел на нас, а потом вылез, отвёл Егора Кузьмича чуть в сторону и... застрелил. Просто так застрелил, ни за что. Даже не сказал ничего, просто молча пистолет достал и застрелил. Сука.

— Что просто так взял и застрелил?

— Да, просто взял и застрелил, без разговоров. Мы все это видели из автобуса, кого хочешь спроси.

— Дальше что было?

— Дальше, если честно, мы думали, что нас там изнасилуют всех, а потом тоже перестреляют. Даже готовиться начали.

— В смысле? Как готовиться? К изнасилованию? Раздеваться, что ли?

— Дурак. Цели распределять мы стали, кто что делает. Нам бы хоть какое оружие захватить, дальше мы бы там шороху навели. У нас ведь в группе ниже второго разряда ни у кого нет, а у меня и у Воробьёвой и вовсе КМС.

— Чего у вас есть? — не понял Макс.

— КМС по стрельбе. Я кандидат в мастера спорта, звание такое. И M16 эти ваши мы тоже в секции проходили, и стрелять из них пробовали, пусть и мало.

— Так. И что?

— А ничего. Никто нас насиловать не стал. Водителя своего посадили нам в автобус и увезли. Охрана ещё была, два БТР с солдатами. Наверное, ценный товар мы.

— Товар?

— А ты как думал? Вот после гинеколога всё ясно и стало. Нас же пятнадцать было, а осталось после осмотра двенадцать. Те же трое... не знаю, вот они могли и правда в бордель загреметь. Из тех, кого не хватало, про двух я точно знала, что у них мальчики были, а про одну догадывалась. Вообще, я и про Воробьёву подозревала, но её с нами оставили. Так я потом подошла к ней и прямо спросила: как ты? А она говорит, что хоть у неё с Серёжкой и шуры-муры, но до постели они пока так и не добрались. Тоже девственница она. Вот и понятно всё. Кому-то девственницы нужны. Потому и обращались с нами так и насиловать не пытались. Товар попортить опасались.

— Погоди, вы с тренировки ехали, что ли?

— Ну да, я ведь говорила.

— И у вас был женский отряд стрелков?

— Угу. Женское отделение, если правильно.

— Так. А Алёшка тут при чём? Он как в ваше женское отделение попал?

— Алёшка — отдельный случай. Он вообще не с нами.

— Как это?

— А вот так. Он нас всего три дня назад нашёл.

— Не с вами?

— Не с нами. Мы ведь все тут москвички или из Подмосковья ближнего. А Алёшка из Тамбова. И сравни теперь, где Москва, а где Тамбов.

— Далеко?

— Тьфу, всё забываю, кто ты есть. Да, далеко. Россия большая.

— И как он с вами встретился?

— Да это уже тут случилось, после того, как всё началось. Понимаешь, везли нас куда-то в фургоне. А в охране какие-то личности непонятные, мутные. Не военные, какая-то частная фирма охранная. Все — белые. И по дороге на нас напали. Ну, на фургон напали наш. Наверное, поживиться чем думали. Охрану нашу перебили (от, лохи), да нас всех и "освободили". Блин. Я бы предпочла дальше с той охраной ехать, чем к этим попасть. Негры нас "освободили". И вот тут уже нас без всяких "кажется" собирались изнасиловать. Точно. Этим девственницы были не нужны.

— Сбежали?

— Ага, щазз. Сбежишь от них, как же. Перебили и освободились.

— Это как?

— А вот так. Видим же, что терять нечего, эти уроды надругаются сначала, а потом убьют всё равно. Вот и решили первыми атаковать. Верка Маслаченко говорит, я, мол, отвлеку их, а вы пнями не стойте, атакуйте. Ну, и раздеваться начала, стриптиз показывать.

— Стриптиз?

— Угу. А чего терять-то? Вот она раздевается, а эти козлы слюни распустили, смотрят на неё. А их всего-то четверо и было. Трое в очередь выстроились, даже штаны расстегнули, а четвёртый нас под прицелом держит, охраняет, ага. Только мы-то видим, что он винтовку с предохранителя не снял, да и палец от переключателя у него далеко. А просто стволом нас не напугать, мы-то знаем, что в таком положении винтовка не выстрелит всё равно. Верка танцует, под нос мурлычет, сиськами да задом перед обезьянами этими вертит, ну а мы все на последнего черножопого кучей да навалились. Извини.

— Ничего. Всё правильно. Это действительно черножопый и был, я согласен.

— В общем, завалили мы их всех. Как трофей нам четыре M16 достались, два калаша да патронов с пол цинка. И плюс ещё с белых охранников поснимали кое-что.

— Постой. А Алёшка-то тут как оказался, каким боком?

— Он на выстрелы забрёл. Думал, раз стреляют, так может свои победят. А как он услышал, что мы по-русски говорим между собой, так сразу и вышел из кустов. Он, оказывается, из Тамбова, из детдома. Из приюта, если по-вашему.

— Как из приюта? Он говорил, что у него дома есть собака, кошка и попугай. То есть, дом есть.

— По-английски говорил? Да верь ты ему больше. Это из учебника Алёшка фразы заучил готовые. Так-то он по-английски двух слов сам связать не сможет. По-немецки болтает кое-как, а по-английски ноль полный.

— И как вы тогда послали в разведку человека, который не то что говорить, понимать не может на языке противной стороны?

— А кто его посылал? Сам сбежал, поросёнок такой. Я, мол, мужчина. Я должен! Моя обязанность! Идиот. Вот и допрыгался. И что бы он там разведал без знания языка? Не, осёл однозначно. Хорошо ещё, хоть дорогу назад нашёл. Ногу сломал по дороге. Дурачок.

— Как он её сломал-то?

— Да по дурости. В темноте в кроличью нору провалился. Придурок.

Тут из темноты, с той стороны костра, до Макса стали доноситься какие-то возбуждённые звуки. Судя по всему, Алёшка о чём-то спорил с девчонками, наконец, они как-то пришли к согласию, Алёшка громко прокашлялся и запел песню. Елена громко хмыкнула, но всё равно стала переводить для Макса слова:

— Если б я был султан, я б имел трёх жен

И тройной красотой был бы окружён

Но с другой стороны при таких делах

Столько бед и забот, ах, спаси аллах!

Девчонки, видимо, песню эту знали, так как дружно подтянули хором:

— Не очень плохо иметь три жены

Но очень плохо с другой стороны.

Дальше Алёшка поёт уже один:

— Зульфия мой халат гладит у доски

Шьет Гюли, а Фатьма штопает носки

Три жены красота, что ни говори

Но с другой стороны тещи тоже три.

Макс догадался, что это какая-то шуточная песня, да и девчонки вокруг улыбались когда подпевали:

— Не очень плохо иметь три жены

Но очень плохо с другой стороны

А Алёшка красиво поёт. Макс даже пожалел, что не понимает слов песни. В переводе же Елены песня была уже не песней, а просто текстом:

— Если даст мне жена каждая по сто,

Итого триста грамм — это кое-что!

Но когда на бровях прихожу домой

Мне скандал предстоит с каждою женой!

Этот кусок Макс, если честно, вообще не понял. Похоже, какой-то чисто русский юмор. Про какие триста грамм пел Алёшка? Триста грамм чего? Золота? И как можно ходить на бровях?

— Не очень плохо иметь три жены

Но очень плохо с другой стороны.

Последний куплет Алёшка спел с какими-то странными интонациями, не как предыдущие:

— Как быть нам, султанам, ясность тут нужна

Сколько жен в самый раз? Три или одна?

На вопрос на такой есть ответ простой -

Если б я был султан... был бы холостой!

И припев к последнему куплету чуть отличался от других:

— Не очень плохо совсем без жены

Гораздо лучше с любой стороны!

Песня закончилась, раздались смешки, и даже жидкие аплодисменты. Алёшка что-то сказал, девчонки вокруг прыснули, а Елена перевела Максу:

— Алёшка говорит, что он совсем как султан. Возлежит на ложе, а прекрасные девушки подносят ему пищу и питьё, ему же остаётся только распевать песни и принимать различные мужественные позы, дабы поразить окружающих его красавиц. Говорит, у нас тут почти гарем, даже кандидат в евнухи есть. Спрашивает тебя, не хочешь ли стать евнухом в его гареме.

Хрясь! Палка, которую вертел в руках Макс развалилась на две половинки.

— Скажи этому умнику, — тихо и злобно прошипел Макс, — скажи ему, что ещё одна шутка в таком духе, и я не посмотрю на то, что у него сломана нога, а просто выбью ему половину зубов.

Елена перевела, смех вокруг костра мгновенно утих. Через полминуты наступившую вдруг тишину нарушил голос Алёшки.

— Он говорит, — начала Елена, — что не боится тебя и ещё неизвестно, кто лишится зубов. Но признаёт, что шутка была неудачной. Алексей просит у тебя прощения за свой болтливый язык.

— Прощаю. Неделю назад у меня умер лучший друг. Его тоже звали Максом, как и меня. Мы с ним ещё с младшей школы дружили, всегда в одном классе были, вместе. А теперь его нет, его убили. И знаешь, кто его убил? Наша собственная одноклассница. Одноклассница! Когда всё началось, я на второй день в нашу школу ходил. Это было ужасно, как путешествие в ад. Впечатление, будто город накрыла волна безумия. Они повесили всех учителей, директора школы распяли. Во дворе школы стоят столы, к ним белые девчонки привязаны. В том числе и мои одноклассницы. Все голые. И ими может пользоваться кто угодно. Мне тоже предлагали. А ещё я видел Макса, моего друга. Он уже умер к тому времени. И Джессику видел, которая убила его. Она ходила по школьному двору с окровавленными садовыми ножницами и хвасталась, что этими ножницами уже кастрировала больше тридцати парней. Максу тоже она... отрезала. И он от этого умер. Скажи, разве можно считать людьми тех, кто такое творит? Можно?

— Это были не люди, Максимка. Это были негры, в самом худшем смысле этого слова.

— Ненавижу негров.

— Знаешь, честно говоря, слышать такое от... чернокожего несколько странно.

— Я не негр. Да, я чернокожий, но я не негр! Я американец. Я американец с чёрной кожей. И я люблю свою страну, я люблю Америку, люблю этот лес, этот воздух. Я люблю свою Родину. И ненавижу негров!

— Можно я расскажу всем то, что ты мне рассказал?

— Расскажи, я не против.

Макс задумчиво смотрел в огонь, пока Елена по-русски повторяла его историю. После окончания рассказа первым опять заговорил Алёшка.

— Он ещё раз просит у тебя прощения, Максимка. Ему жаль твоего друга, но история твоя его не удивила. Алёшка уже видел похожее. Говорит, что в ангар, в котором держали вывезённых силой из России ребят, однажды такая вот банда отмороженных негров ворвалась. Алёшке чудом удалось спрятаться в каком-то техническом колодце и его не нашли. Что происходило наверху, он сам не видел, но говорит, что едва не поседел там от криков. С наступлением темноты банда убралась, и Алёшка смог вылезти. Живых никого уже не было. Алёшка старался по сторонам не смотреть особо, но всё равно заметил, что многих мальчишек кастрировали, а девчонок... сам понимаешь. Причём там совсем какие-то дикие негры были, потому что кое-кого из ребят даже частично съели.

В этом месте рассказа Верка Маслаченко резко вскочила на ноги и бегом удалилась в темноту. Вскоре с той стороны, куда она убежала, послышались характерные звуки, её тошнило.

— Тебе ещё положить бобов, Максимка?

— Не, не нужно, у меня и те, что я уже съел, наружу просятся. Как вспомню нашу школу, директора на стене, миссис Браун, мёртвого Макса... Брр.

— Ну, спать, что ли, ложись тогда. Чего сидеть-то, Максимка?

— Почему вы все меня Максимкой называете? Я Макс. Понятно было бы, если бы вы мне имя сократили как-то, но вы же удлинили его. Зачем?

— А, ты не знаешь ведь! Это не обидно совсем, но если хочешь, я скажу всем, и мы станем звать тебя Максом.

— Да мне не жалко, просто непонятно.

— Это из одного старого фильма. Очень хороший фильм, только старый, ещё советский. Там так главного героя звали, мальчишку, он на нашем корабле юнгой стал и спас боцмана. Вот его Максимкой и звали.

— А я тут каким боком?

— Так тот Максимка, что из фильма, он негритёнком был.

— Кем был?

— Негри... Ой, прости, пожалуйста. Глупость сказала. Конечно, не был он никаким негритёнком. Он наш был, русский. Просто кожа у него была чёрного цвета, как у тебя, а так это был наш, русский мальчишка. Наш...

* * *

Алёшку несли на самодельных носилках. Спереди носилки были прикреплены у Макса за спиной, а сзади их, периодически меняя друг друга, тащила пара девчонок. Все по очереди. Макса никто не менял, он сильный.

Позади Макса раздался слабый голос Алёшки, он что-то сказал. Прямо на ходу к носилкам сбоку подошла Света Воронова, приподняла мальчишке голову и дала напиться воды из пластиковой бутылки из-под кока-колы. Алёшка опять что-то тихо сказал, а Светка что-то вдруг громко и радостно завопила. Девчонки вокруг засмеялись, но как-то не слишком радостно, вроде как через силу.

— Что там случилось? — спросил Макс у шедшей рядом с ним Елены.

— Алёшка пить захотел и Светка его напоила.

— А чего смеялись?

— Он ей спасибо сказал, а ещё заявил, что Светка — лучше всех. Та же возьми и закричи: "Господин назначил меня любимой женой!"

— ?

— Да тебе не понять. Это из одного известного фильма фраза, наш национальный юмор.

— Ясно.

Алёшке на второй день после перелома стало худо. Его тошнило, поднялась температура. Ногу ему размотали, осмотрели ещё раз. Нога опухла и была какая-то неправильная. В медицине дальше йода с зелёнкой да пакетиков колдракса никто из ребят не понимал, да и не было у них лекарств почти. Только то, что Макс взял с собой из дома, а там как раз и были лишь йод да жаропонижающее (оно же, обезболивающее). Алёшке скормили жаропонижающее, помыли ему раненую ногу тёплой кипячёной водой и обратно забинтовали со свежей корой. Нужен нормальный врач, это понимали все.