"Бирюк"

Пролог

По многим причинам маленький провинциальный городок, со смешным названием Пырьев, уже давно должен был прекратить свое существование. От многих стран остались только одни названия на довоенных картах, громадные мегаполисы превратились в безжизненные радиоактивные развалины, сотни тысяч людей просто перестали жить, а он все еще продолжал здравствовать.

Надо сказать, расположенный недалеко от границы с Эстонией и Латвией, Пырьев никогда не процветал, даже в благополучные мирные времена. До войны в нем поддерживал жизнь едва сводивший концы с концами леспромхоз, ремонтные мастерские, несколько фермерских хозяйств, да пограничный отряд с парой воинских частей разбросанных в окрестных лесах, ну а после...

Ну, а после, он тоже выжил, но, скорее всего, только при божьем попустительстве, по-другому такое везение и не объяснишь. Да и вообще, Пырьеву очень часто везло в его непродолжительной истории.

Для начала, сравнительно недалеко от него разразилась какая-то техногенная катастрофа с последующей непонятной эпидемией и только благодаря капризу розы ветров, Пырьев не вошел в так называемую Зону-31, возникшую на месте зараженных территорий. А зона возникла немаленькая, захватив в себя даже часть территории сопредельного государства.

Дальше везение продолжилось; взрыв ядерного фугаса, произошедший на границе зоны, тоже никак не затронул городок: шлейф радиоактивного заражения и прочие прелести прошли стороной.

Уцелел он и во время последовавшей после этого ядерной войны, хотя народишко большей частью разбежался в поисках лучшей доли. Не добила его даже жестокая битва, случившаяся в городе после того, как остатки американской бронекавалерийской дивизии, расположенной в Эстонии, после ответного удара со стороны России, вздумали уйти из зоны радиоактивного заражения и натолкнулись в Пырьеве на российских военных, по понятным причинам, воспринявших такие намерения как личное оскорбление.

Технику гостей старательно пожгли, личный состав безжалостно вырезали, среди наших потери были несоизмеримо меньше, но, почти всех выживших, все-таки прикончила на редкость свирепая зима, разразившаяся в аккурат после последних ядерных ударов.

В общем, вроде бы на этом история Пырьева закончилась, но уже через три года после окончания войны, из него вышел первый торговый караван. А еще через год, город стал самой известной в этих местах барахолкой, на котором можно было найти все, что душе угодно, даже неимоверно редкостный дефицит. Однако, его прежнее название как-то не прижилось, и городок походя переименовали в Яму.

Посетители не переводились, правда, поодиночке никто не являлся, больно уж опасным был сюда путь.

Но сегодня утром случилось исключение, возле въездного КПП, больше похожего на небольшую крепость, внезапно появился одинокий мужик с потертым АКМ-ом на плече и тощим РД за спиной. Высокий, широкоплечий и худой, в длиннополом брезентовом пыльнике с капюшоном, — он ничем не отличался от большинства местного народа, разве что лицом, словно вырубленным из камня и не отражающим никаких эмоций. Оно вообще казалось мертвым. А рваный, неровно зарубцевавшийся шрам, спускавшийся от скулы к подбородку и пустые глаза, только усиливали это впечатление.

Впрочем, народишко здесь встречался всякий, с мордами даже пострашней, поэтому, стоявшие сегодня на посту парни из бригады Электролита, державшего в Яме весь аккумуляторный бизнес, ничего подозрительного в госте не нашли. Почему один? Да что с того, мало ли на свете сумасшедших.

Гость минуту постоял возле контрольно-пропускного пункта, не испытывая никакого видимого пиетета поглазел на пару броневиков, явно западного происхождения, стоявших в капитальных капонирах, перевел взгляд на до зубов вооруженных постовых и решительно переступил порог КПП.

— Магазины из стволов долой, — буднично приказал Пеца, старший наряда. — Увидим с примкнутым, штраф в полсотни и месячная отсидка в холодной. Правила жизни простые; кто первый шмальнул, тот и виноват. Наказание за это тоже немудреное; завалим и всех делов. Или пойдешь в рабы навечно. Понятно? Вижу, что понятно. Документ есть какой?

Мужик молча достал из внутреннего кармана потертый паспорт завернутый в целлофан и положил его на стол. Потом разрядил автомат с пистолетом Макарова и отправил их магазины в ранец.

— Ага... Олег Михайлович... — удовлетворенно пробурчал Пеца, карябая каракули в ведомости. — Цель посещения?

— Поглядеть... — тихо ответил гость. Голос у него оказался хриплым и напрочь лишенным каких либо интонаций.

— Пойдет. Надолго к нам?

— Не знаю пока...

— Понятно, — старший подвинул к нему ведомость. — Распишись вот здесь и здесь. Значит, знакомлю под подпись тебя с правилами. Теперь, если что, спросим с тебя как с понимающего. Во-от, молодца. Держи пропуск. Итак, с приехалом тебя. Остановиться советую в 'Колхозной', там дешево и клопов нет. В Нахаловку даже днем не забредай. Ну... это райончик самостроя на месте бывшего частного сектора. Пожалеешь и справедливости не сыщешь. За нее никто из наших ответ не держит. Пока не держит. Лучший хавчик, пойло и девки в 'Жмене', рынок работает с восьми утра до шести вечера, но по понедельникам и средам он закрыт. Лабазы работают ежедневно — до семи. Пропуск действителен неделю, потом придется продлить, но уже за лаве — два рубля день. Вроде все. Проходи...

После чего потерял к визитеру всякий интерес.

Тоже не обращая внимания на дежурного, гость закинул за плечо ранец и вышел из КПП. Некоторое время он шел по центральной улице, цепко всматриваясь в лица немногих встречавшихся ему жителей города, потом свернул и уверенно выбирая путь, стал удаляться в сторону частного сектора.

Вскоре, мужчина остановился возле остова некогда добротного кирпичного дома, от которого сейчас остался только заросший бурьяном фундамент и большая груда мусора.

Не отрывая невидящего взгляда от развалин, гость вытащил из кармана портсигар и скрутив подрагивающими руками самокрутку, глубоко затянулся. Лицо так и осталось каменным, но в глазах заплескалась обида пополам с жуткой тоской.

— Дядя, дяденька! — из-за заваленного сарайчика неожиданно выскочила опрятно одетая девчушка лет семи-восьми. — Дяденька, миленький, помоги... — жалобно запищала она и сходу бухнувшись на колени, схватилась за ноги мужчины. — Ой, ой... там мамка, мамка... мамка помирает! Мы заплатим, есть чем, только помоги... Надо ее в больничку отнести...

— Как тебя кличут, кроха? Не Лидией? — мужчина резко отбросил самокрутку и осторожно взяв девочку за руки, внимательно заглянул ей в лицо. — Как мать зовут? А сестричка у тебя есть?

— Меня — да, Лидкой... — затараторила девочка и потащила его за собой. — Ну идем же, идем... Сестры уже нет — померла. А мамку — Валентиной...

— Что? Где?!! — обрадованно заревел он. — Где она? Веди же скорей!

— Да вот же... Здесь в переулке... — девочка заведя мужчину в глухой тупик, неожиданно вырвала свою руку из его ладони и отскочила в сторону.

— Где? — гость недоуменно оглянулся и в то же мгновение, выступившая из-за угла невысокая и худенькая девушка, в большой не по размеру, выцветшей камуфляжной теплой куртке и вязаной шапочке, обрушила на его голову увесистый молоток.

Мужчина тихо охнул и медленно осел на землю. Звонко брякнул об кусок кирпича автомат.

— Может еще разочек, Машка? — Лидка осторожно подошла и толкнула ножкой в красном резиновом сапожке неподвижное тело. — Вроде еще трепыхается.

— Можно... — Маша, удивительно похожая чертами лица на свою юную подельницу, быстро примерилась и коротко размахнувшись, ударила еще раз. — Все, теперь шмон и на хату...

А еще через несколько минут, в тупичке не осталось никого, кроме раздетого до исподнего и окровавленного человека...

* * *

Ленинградская область. Пырьев. 15 апреля 2024 года.

Сильно исхудавший мужчина неожиданно сел на продавленном диване. На его наголо бритом черепе отчетливо выделялся багровый шрам с хорошо заметными следами снятых швов. На лице проступала страшная растерянность. Недоуменно проведя взглядом по сторонам, он попытался встать, но тут же, со стоном схватившись за голову, повалился обратно.

— Очнулся, наконец... — маленький сухенький старичок, удивительно похожий на Айболита, выключил примус, на котором тихонько скворчала сковородка и прихватив с тумбочки стетоскоп, подошел к дивану. — Это радует. Тихо, тихо... да не жмурься, мне надо проверить рефлексы. Так... так... Очень хорошо... Голова сильно болит?

— Почти не болит. Кружится... — тихо прохрипел мужик. — Где я?

— В Пырьеве, ѓѓ— лаконично ответил старик. — А теперь, моя очередь задавать вопросы. Как тебя зовут?

— Олег... — после короткого раздумья ответил мужчина. — Вроде как...

— Сколько тебе лет?

Олег опять ненадолго задумался и недоуменно прошептал:

— Не знаю...

— Откуда ты?

— Откуда? Да не помню я... — на лице мужчины проявилось отчаяние. — Нихрена не помню.

— М-да... — кивнул сам себе старик. — Типичный случай ретроградной амнезии налицо. Ну что же, на фоне случившегося, будем считать, что ты хорошо отделался. А память со временем вернется.

— Да что случилось-то? — уже зло спросил Олег. — Ты вообще кто такой? Доктор? Как я здесь оказался?

— Он самый, — вежливо ответил старик. — Доктор, но звериный. То бишь — ветеринар. Правда, продвинутый, как это говорили раньше. Сейчас, в этом городе употребляют термин 'прошаренный'. Добавляя эпитет 'лепила'. А еще меня здесь называют Айболитом. Но немного погодим с вопросами и ответами. Так сказать, совместим приятное с полезным.

Он встал и подал Олегу алюминиевую помятую миску, наполовину заполненную жидкой кашицей, а себе навалил жаренной с салом картошки из сковородки. В точно такую же емкость. А потом спокойно пояснил:

— Ты две недели провалялся в беспамятстве, и все эти дни сидел на жесткой диете. В дальнейшем рацион улучшим, а пока только так.

— Спасибо, — буркнул Олег и зачерпнув кашку ложкой, осторожно отправил ее в рот. — И все-таки...

— Твоя фамилия Деев, по имени отчеству — Олег Михайлович. По крайне мере, так указанно в паспорте, — быстро расправляясь со своей порцией, сообщил старик. — Кстати, можешь меня называть Генрихом Львовичем. Так вот, отроду тебе тридцать девять лет, а родился в городе Калининграде. Вот, пожалуй, и все, что я знаю. Заглянул по случаю в книгу регистрации прибывших. Все остальное — только догадки.

— Можно и догадки, — Олег тщательно выскреб кашу из тарелки и отставил ее в сторону. — Все в кассу пойдет.

— У тебя давно зажившие касательные пулевые ранения бедра и предплечья... — стал перечислять Генрих Львович. — Следовательно, ты успел поучаствовать в боевых действиях, но еще до большой войны. А вот осколочное лицевое — сравнительно недавнее, я его соотношу уже к началу этого конфликта. Помимо этого, у тебя довольно хорошо развита мускулатура, причем, специфическим образом, к тяжелой работе не имеющем никакого отношения. Следовательно, исходя из всего перечисленного, скорее всего, ты военный. Возможно, из какого-нибудь спецподразделения, хотя тут я не уверен.

Олег прислушался к себе и с ужасом осознал, что ничего не помнит из своей биографии, хотя, при упоминании ветеринаром армии, все-таки почувствовал некое знакомое, но неопределенное чувство.

— Первого апреля сего года и месяца, в одиннадцать ноль-ноль, ты переступил черту этого города... — я явным сарказмом начал рассказ ветеринар. — Помнишь хоть какого?

Деев молча кивнул. Как ни странно, название этого города из памяти никуда не делось.

— И то хлеб, значит и остальное всплывет со временем, — продолжил Генрих Львович. — В общем, ты явился не с торговым конвоем, как все умные люди делают, а в одиночку. И даже, вроде как, без какого-нибудь транспортного средства. Ничего определенного о своих намерениях на КПП не сообщил, был пропущен, после чего, уже в тринадцать тридцать, был обнаружен мной в Нахаловке, в одном белье, и с тяжелейшим сотрясением мозга, наступившим вследствие удара тупым предметом по голове. Верней, нескольких ударов. К счастью, череп уцелел, но вот без рассечения не обошлось. Допускаю, что тебя просто-напросто ограбили, предварительно шарахнув по башке, что для того района более чем обычное дело. А вот, для чего ты туда поперся, я, увы, даже не догадываюсь.

— Я тоже... — тихо буркнул Олег и провел взглядом по помещению, в котором находился.

Наблюдения быстро трансформировались в вывод, что доктор свел себе гнездышко в каком-то полуподвале. И довольно комфортабельное гнездышко; с маленькой кухонькой, холодильником, спальней, и даже санузлом с дровяным титаном, скрытыми дощатой перегородкой. Вот только женской руки здесь не наблюдалось от слова совсем. Скажем так: порядок присутствовал, но мужской, сугубо относительный.

'Зажмут, хрен выберешься... — неожиданно стеганула Олега мысль. — Окошки маленькие, зашиты железным листом, да еще под потолком. Дверь как в бункер. И нахрена он меня спас, спрашивается? Добрые самаритяне еще семь лет назад закончились. Как пиздануло, так сразу и начали вымирать, как мамонты...'.

— Зачем...

— Зачем я тебя подобрал? — перебил Олега Генрих Львович, ставя на примус кофейную турку. — Хороший вопрос. Ну-у... — протянул он, явно забавляясь, — даже не знаю. Спас и все. Могу я хоть раз в жизни сделать доброе дело?

— Сколько я вам должен? — угрюмо поинтересовался Олег.

— Да полноте, Олег Михайлович, — отмахнулся ветеринар. — Платить тебе сейчас нечем. Да и не в деньгах дело. Но если настаиваешь, придумаем что-нибудь. Но потом, когда на ноги станешь. Кофе тебе не предлагаю. Увы, пока нельзя. А вот это можно. Даже нужно... — он наполнил маленькую мензурку из большой стеклянной бутыли без этикетки. — Давай, давай, залпом...

Олег покорно глотнул зеленоватую жидкость, подивился, что она очень похожа вкусом на довоенный 'Тархун' и внезапно вырубился.

'Сука, ведь распотрошит на органы, хренов лепила...' — успел он подумать, перед тем как провалился в мягкую обволакивающую темноту.

Очнулся Олег так же внезапно. Быстро ощупал себя руками и с облегчением сделал вывод, что все органы, как внешние, так и внутренние вроде на месте. Полежал пару минут с закрытыми глазами, послушал тишину, разбавленную тиканьем древних ходиков с кукушкой, криво висевших на стене, потом спустил ноги с дивана на пол.

В комнате никого не было, верхний свет был выключен, горела только тусклая лампочка в светильнике на столе. Часы показывали половину восьмого вечера, но судя по хрипам, которые они издавали, надежды на точность не было никакой

— Генрих Львович... — тихо позвал Олег, не дождался ответа, немного поколебался и упираясь руками в спинку дивана, попробовал встать.

И сильно обрадовался, когда это получилось. Голова еще кружилась, но уже не так сильно, а тело, хотя и с некоторым сопротивлением, все же слушалось.

— Поживу еще... — пробормотал он и медленно, придерживаясь руками за мебель, добрел до входной двери, оказавшейся запертой.