Развилка

Тем временем класс опустел, и преподаватель обратил на меня внимание:

— Погиба? Вы что-то хотели?

— Разрешите задать вопрос, Иван Сергеевич?

Преподаватель, чья фамилия для курсантов была секретом, присел за стол и милостиво кивнул:

— Спрашивайте.

— Я вот одного не пойму. Вы постоянно говорите — казачий народ. Но разве мы не русские?

Он улыбнулся, а затем ответил:

— Скажу словами царского историка и генерала Ригельмана: 'Казаки не считают себя выходцами из Московии: кто же москалями их назовет, то отвечают: Я не москаль, а русский, и то по закону и вере православной, но не по природе'.

— И что это значит?

— Это значит, что русскими при царях были все славяне, кроме поляков. Мы в основе славяне. Не великороссы, как думают русские националисты, и не остготы, как считал Адольф Гитлер. Следовательно, для нас все остается, как было при царе-батюшке, покойся он с миром. Мы часть России и русские, если считать таковыми великороссов-москалей, украинцев, белорусов и казаков. Но мы отдельный народ, если русские только великороссы.

— А как же произошло разделение?

— Во время переписи 1926 года, которую провели большевики. Украинцы, белорусы и казаки могли указать себя как отдельную национальность, а русскими стали называть одних великороссов. Вы еще молоды, Погиба, не помните этого.

— А разве вы в это время не заграницей были?

— Я в эмиграции оказался только в двадцать восьмом, когда понял, что смысла оставаться на территории СССР уже нет. Впрочем, это вам знать не обязательно.

— Понял, — я кивнул.

— Очень хорошо, что вы такой понятливый, Погиба. А к чему вообще про казачий народ спросили?

— Хочу определиться, кто есть кто.

— И мой ответ как-то повлиял на вас?

— Пока не знаю, — я пожал плечами. — Разрешите идти?

— Ступайте.

Я направился к выходу, но преподаватель окликнул меня:

— Погиба?

— Я! — четкий поворот назад.

— А есаул Кондрат Погиба вам не родственник?

— Не могу знать.

— Ладно, это я так, для себя поинтересовался.

Он махнул рукой и я вышел. Остановился в коридоре и мимо меня пробежал знакомый курсант, бывший сержант-танкист Костя Федоров. Он выглядел взволнованным и я его окликнул:

— Ты куда?

Федоров ответил на ходу:

— К радио! Там свежая сводка! Немцы ворвались на окраину Москвы!

'Москва — как много в этом звуке'... — вспомнил я слова поэта и побежал за Костей.

Спустя минуту я был на плацу, где находился практически весь личный состав школы. Подвешенный на столб раструб радиоточки передавал немецкую сводку на русском языке. И если верить диктору, сегодня ночью 10-й танковый полк 8-й танковой дивизии немцев захватил Волоколамск, совершил марш-бросок по Волоколамскому шоссе и ворвался на окраину Москвы. Идут бои в районе Сходненского водохранилища и Тушино. Против регулярных германских частей бьются ополченцы. Долго они не выстоят и захват Москвы дело двух-трех дней. Иосиф Сталин, Ставка Верховного Главнокомандующего и партийные работники, прихватив труп Ленина и награбленные у русского народа богатства, на специальном поезде бежали в Куйбышев...

Сводка закончилась. Заиграл бравурный немецкий марш. А среди курсантов и преподавателей царила тишина. Как ни странно, никто не радовался. Почему? Думаю, причины были разными. Кто-то считал, что если немцы быстро возьмут столицу, Сталин пойдет на мирные переговоры, сдаст западные районы страны и мы германцам уже ни к чему. А кто-то тайно сочувствовал красноармейцам и ополченцам, которые сейчас грудью встречали немецкие танки и погибали. Какие ни есть советские граждане, но они не чужие люди, в конце концов. В одной стране жили, одни и те же радости-горести делили, один хлебушек кушали.

Впрочем, вскоре все разошлись. Обед. А после него курсантов построили на плацу, и начальник школы Карл Бушенгаген прошелся вдоль строя и лично вручил каждому по два шеврона РОА. После чего произнес небольшую бодрую речь, в которой главная мысль была проста — арийцы одолели славян и это потому, что они сверхчеловеки, первый сорт.

— Рано празднуешь победу, — глядя на Бушенгагена, еле слышно прошептал стоящий рядом Федоров, — кровушкой еще умоетесь и тогда про нас вспомните.

'Это точно', — мысленно согласился я с ним и посмотрел на новенькие шевроны, в щите Андреевский Крест, а над ним буквы РОА.