Хрен знат. Общий файл

Такой вот временной парадокс. Тот самый лист нержавейки, из которого, лет через сорок, я сделаю виброплиту, стоял сейчас под раскидистой алычой, которая не скоро засохнет. И знаю на этом железе каждый надрез, и разметить могу по памяти, и весь двор им протоптал, а оно ещё не моё!

Думал я, грешным делом, на правах будущего хозяина, темной ночкой домой его упереть, но силёнок пока маловато. Да и дед бучу поднимет: "Где взял? Почему без спросу? Сейчас же тащи назад!"

Опыт есть. Нарвал я как-то у забора соседки Пимовны горсточку шпанки, бабушке на компот. Так заставил вернуть ей всё, до последней вишенки, ещё и прощения попросить. Уж я и плакал, и ногами сучил, и говорил, что больше не буду, а дед ни в какую: "Сам сорвал, сам и отнеси!" Правда, Пимовна совсем не ругалась. Она прослезилась, у меня на лице слёзы вытерла и разрешила рвать свою вишню, сколько и когда захочу. Только я к этому двору долго не подходил. Стыдно.

Понимание жизни я не пропил, на память не жаловался. Все вопросы в то время были решаемы. Они делились на две категории: "уважить" и "магарычовое дело". В первом случае, услуга обычно оказывалась безвозмездно, поскольку самому исполнителю она ничего не стоила. Или почти ничего. Или она была связана с его основной работой. Уважить могли не каждого, а только хорошего человека. Таких определяли издали, визуально, по двум основным критериям. Если двор возле дома бурьяном не зарос, огород в полном порядке, а родные могилки на кладбище содержатся в чистоте, значит, этот человек со всех сторон положительный и может рассчитывать на уважение. Отдельной статьёй стояли фронтовики. То, что любому другому стоило бы накрытой поляны, они могли получить без всяких материальных затрат. В то время копейка была на счету потому, что имела цену. С людей за работу брали по совести.

Под категорию "уважаемых" я не канал. Поэтому, начинать надо было с магарыча, трясти копилку. Была у меня голубка из гипса, заполненная на треть железными "рупчиками". Монет с другим номиналом, там отродясь не бывало. Гнутые медяки на дороге я не находил, пустые бутылки не собирал, не сдавал, сдачу из магазина отдавал до копейки и вообще к презренному металлу был равнодушен. Не сказать даже, чтобы я на что-то копил. Процесс стяжательства больше напоминал ритуал. Ни с того, ни с сего, появлялись деньги. Я их опускал в узкую прорезь на спинке голубки просто потому, что не имел представления, как ими по-иному распорядиться.

Как это, "ни с того, ни с сего?", — спросите вы. А вот так. Просыпаешься утром, идёшь в огород, а дедушка, к примеру, и говорит:

— Ну-ка сбегай к бабушке Паше, постучи в калитку и расскажи стишок: "Сею-вею, посеваю, с Новым Годом поздравляю! Вынай сало, колбасу, а то хату разнесу!" Запомнил?

Чего ж не запомнить? Тем более, стучаться не надо. Дед Иван уже у калитки стоит, улыбается в чёрный ус. А за его спиной баба Паша, держит в руках тарелку со сладостями. Подбежишь к ним, выпалишь слово в слово и все гостинцы твои, а сверху — железный "рупчик".

Мне кажется, все бабушки того благословенного времени собирали металлические рубли, чтобы одаривать ими своих многочисленных внуков. А их у меня было больше десятка. Раз в месяц, а то и чаще, когда позволяли полевые работы, мы ехали кого-нибудь из них навестить. Рубили самую жирную курицу, набивали авоську подарками и тряслись в дребезжащем автобусе в Майкоп, Армавир, или село Натырбово. Из каждой такой поездки я возвращался с двумя рублями, так как в каждом из этих мест у меня проживало по две бабушки.

Сколько в итоге там накопилось? — то одному богу известно. С Камчатки приехал мой старший брат, начал покуривать, увлёкся танцульками и девчонками. В общем, когда я разбил голубку, в ней оказались только железные шайбы и свинцовые пломбы.

Без угрызений совести я уменьшил Серегин потенциал сразу на три рубля, рассовал их по разным карманам, чтоб не звенели, и направился прямиком к дяде Васе Культе, связующему звену между жителями окрестных домов и железной дорогой.

Там давно пошабашили. К концу рабочего дня рассосалась очередь из машин. Раздаточный шланг был отведён в сторону. Дядя Вася с напарником сидели на улице за столом и потребляли "Портвейн-72". В жилу попал. Приблудный щенок, живший под вагончиком при смоле, несколько раз тявкнул. Обозначил служебное рвение.

Но и без этого моё появление не прошло незамеченным:

— Здорово, барчук! Есть вопрос, или мимо шёл?

— Да вот, — говорю, — дядя Вася, магарычовое дело.

— Магарычо-овое? — усмехнулся его напарник, — задачку, что ли не можешь решить?

Мужики само благодушие. Отчего бы не поприкалываться?

— Да нет,— отвечаю в такт общему настроению, — задачки мне бабушка помогает решать, а я по другому вопросу. Мне нужен вон тот лист нержавейки.

Дядя Вася проследил за моим указательным пальцем:

— Зачем тебе? Это железо серьёзное, деловое. Если на металлолом, возьми лучше старые тормозные колодки. Хоть все забирай. Скажешь, что я разрешил.

— Так мне для дела и надо. Хочу сделать деду электрическую трамбовку.

— Электрическую трамбовку?! — изумился Культя, доставая из кармана химический карандаш, — никогда про такую не слышал! А ну, нарисуй!

Я достал из кармана заранее заготовленный лист с эскизом и чертежами, разложил на столе.

Дядя Вася отодвинул стакан, углубился в его изучение.

— Ты смотри! Даже размеры проставил, — одобрительно хмыкнул он. — Только не будет работать эта чертовина.

— Будет! — отрезал я.

— Ну и молодёжь пошла! Ты ему "стрижено", а он тебе "кошено"! А ну-ка скажи, Петро, — Культя обратился к напарнику, — сможет ли эта чертовина что-нибудь трамбовать?

Напарник пожевал папироску, скосил глаза на эскиз и задумчиво произнёс:

— Если двигун стуканёт, то какое-то время, и оно постучит. Как сильно не знаю, но постучит. Только с какого бы хрена он стуканул? У тебя, как я понял, мотор электрический?

— Можно приладить бензиновый, только где ж его взять? Поставлю что есть, от старой стиральной машины.

Мужики ненадолго задумались. Обо мне как будто забыли. Дядя Вася разлил по стаканам остатки "Портвейна", поставил пустую бутылку у ножки стола и спросил:

— Ты про эту чертовину где вычитал? Там о принципе действия ничего не написано?

— В "Юном технике", — мгновенно соврал я, заворожено глядя на ходящие ходуном кадыки, и хотел было замолчать, но

напарник Петро сделал рукой отмашку: мол, говори!

— Можно сделать вибрационный двигатель, — послушно продолжил я. Чтобы он хорошо трамбовал и долго работал, по обе стороны ротора ставят эксцентрики, которые нужно выставлять симметрично. Каждый из них представляет собой два полукруга. В нулевом положении двигатель почти не стучит, но по мере расхождения лепестков, увеличится мощность, с которой основание аппарата будет давить на грунт...

— А если, к примеру, ротор с одной стороны на подшипнике в обойме сидит? — перебил меня дотошный Петро.

— Тогда подойдёт второй вариант. Вал с эксцентриками выполнить в виде отдельного блока и приварить его к раме. Сам двигатель посадить на резиновую подушку, на ротор поставить шкив...

— Убиться веником! — сказал дядя Вася, — ты откуда слова-то такие знаешь: вал, эксцентрики, ротор?

— Как? Я же в школе учусь. Мой одноклассник Рубен уже со второго класса двигатели для турчков собирает и ремонтирует (турчками у нас называют велосипеды с моторчиком).

— Да?! — удивился Культя и поплёлся в вагончик, — а я думал, вы больше из рогатки по воробьям...

— Есть в этой задумке что-то рациональное, — размышлял, между тем, Петро, — сита на элеваторе работают по такому же самому принципу. И двигатель очень похож. Но в качестве электротрамбовки, никто его, кажется не применял. Ты что трамбовать то собрался?

— Гравий.

— Гравий?! А зачем его трамбовать?

— Можно песок, или мелкий щебень. А на поверхность укладывать тротуарную плитку. Вот к примеру, фундамент дома, — я взял со стола химический карандаш, обёрточную бумагу и провёл по ней тонкую линию.

— Он меня ещё будет учить, как плитку укладывать! — усмехнулся Петро. — Ты бы лучше сказал, где ж её взять? Чай, не Москва...

А действительно, где ж её взять? В то время мы, пацаны, плевали на дорожную пыль, растирали плевок гладким камешком и называли асфальтом, получившуюся в итоге, блестящую гладкую полосу. А другого асфальта наш городок не знал. И центр, и грузовые площадки вокруг железной дороги, были выложены крупным булыжником, а двор элеватора покрыт слоем бетона. Все остальное — грунтовка. Даже междугородние ПАЗики и ЛИАЗы были вечно покрыты облаком поднятой пыли, что делало пейзаж за окном грустным и серым. Какая уж тут тротуарная плитка! Об этом я как-то и не подумал.

— Самому можно сделать, — вымолвил я неуверенно.

— Из чего?! — Петро презрительно высморкался и посмотрел на меня уничижительным взглядом.

— Цемент марки 500, речной песок, мелкий щебень, разведённое мыло, краситель, обрезки проволоки для армирования...

— А мыло зачем?

— Для пластичности. Говорят, такой раствор не расслаивается, лучше контактирует с арматурой. С ним готовая плитка станет прочной, морозостойкой, не сотрется и не рассыплется через год...

— Ну-ну...

Петро намеревался ещё о чем-то спросить, но тут из вагончика вышел дядя Вася Культя с дымящейся сковородкой, на которой шкворчала яичница и бутылкой "Портвейна" в правом кармане штанов.

— Как будем решать вопрос? — спросил он у напарника, водружая закуску на стол, и тут же обратился ко мне. — Ты магарыч принёс?

— Только деньги, — ответил я и выложил стопочкой свой трояк.

— Где взял?

— Известное дело, в копилке. Все равно пропадут.

— Почему пропадут?

— Старший брат приезжает скоро, — сказал я со вздохом. — Он сейчас в пионерском лагере, на Алтае. Но вчера почтальон притащил письмо на его имя. Девчонка какая-то пишет. Зовут Паркала Марэ. Где имя и где фамилия — поди разберись.

Рабочие рассмеялись.

— Так это же хорошо! — улыбнулся Петро. — Ещё одним мужиком прибыло на земле!

— Ничего не вижу хорошего, — отпарировал я. — Мне кажется, новый мужик быстро найдёт применение содержимому этой копилки.

— А хоть бы и так! — задорно сказал дядя Вася, собрал со стола рубли в свою искалеченную ладонь и протянул их мне. — Пойди, положи на место и заруби себе на носу, без разрешения деда из дома нельзя ничего выносить. Особенно деньги. Даже, если они твои. Ну что, Пётр Васильевич, уважим этого пацана?

— Надо уважить. Ты, Василий Кузьмич, пока яичницу жарил, самое интересное пропустил. Он ведь меня учил, как правильно делать тротуарную плитку.

— Да?! — изумился Культя. — Что-нибудь толковое говорил?

— Как по писанному! Если б такие слова я услыхал от тебя...

— Ну вот, а я ещё сомневался. Ты знаешь, — Василий Кузьмич подтолкнул меня в спину, — иди-ка домой. Не мешай работному люду отдыхать, как он привык. А железяку... мы её с дядей Петром сами тебе привезём. Вечером, как стемнеет. Чтобы никто не задавал лишних вопросов. И деньги в копилку не забудь положить!