|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
268
Глава 1.
— Быстрее! Еще быстрее! — Дождь ледяными лезвиями режет кожу, ветер хлещет по лицу наотмашь, черные, скрюченные пальцы деревьев тянутся к беззащитному горлу.
Черт! Тропинка, впитав в себя целое море воды, превратилась в вязкое глиняное месиво, каждый шаг почти невозможен, грязь тянется за сапогом и отлипает с противным звуком! Чавк, чавк, чавк...
Или это уже не мои шаги? Ужас холодной волной катится по спине. Не чувствуя больше ни холода, ни усталости, я бросаю увязшую обувь и дальше несусь босиком. Только бы оторваться!
Избушка впереди! Ну почему обязательно, в конце каждой тропинки стоит такая вот замшелая, покосившаяся, черная от времени изба? Страшный, глухой бурелом, окружающий узкую тропку, не оставляет выбора.
Ветер, резко толкнув в спину, приносит волну противной рыбной вони. Они близко!
Не раздумывая больше ни секунды, ныряю в темный дверной проем, как в омут, прячусь за горой каких-то полусгнивших мебельных остатков...
Тишина. Глухая чернильная темнота заливает все вокруг, и только в дверь заглядывает бледная, трупного цвета луна, рисуя на полу светлый квадрат.
Неужели оторвался? Громкое журчание крови в ушах не дает прислушаться... Но вроде тихо. Сердце перестает выпрыгивать из груди, дыхание понемногу выравнивается.
Что-то капает на руку. Я, не сводя глаз с квадрата света на полу, боясь пропустить моих преследователей, дотрагиваюсь до капли. Какая-то слизь. Подношу к носу. Уже с каким-то безразличием отмечаю — пахнет тухлой рыбой.
Темнота внезапно взрывается множеством стремительных теней, лоснятся щупальца, луна отражается в мокрой чешуе!
Отчаянно, охваченный почти парализующим ужасом, я пытаюсь забиться в угол, оттолкнуть от себя эти омерзительные липкие пальцы! Внезапно, гнилой пол подо мной рушится, и я с криком падаю в темное, глубокое ничто...
* * *
Резко открыв глаза, задыхаясь и хватая воздух ртом, я увидел не жертвенный алтарь, на котором меня собирались заколоть во славу Дагона, а свою родную жилую камеру.
Сон был настолько реальным и так меня напугал, что, среагировав на участившееся сердцебиение, монитор гелькапсулы запульсировал тревожным алым цветом.
Дома! Я облегченно вздохнул.
Да уж, это как раз и есть один из минусов настоящих, не навязанных виртом снов — может присниться кошмар. Ну что ж, это та плата, которую я готов платить за собственные, а не придуманные компьютером искусственные видения.
Сегодняшний дневной сон, который навалился на меня внезапно — вообще я редко сплю днем, видимо, был платой за неделю стресса, когда я круглосуточно размышлял о том, что же делать со своей, так неожиданно разрушившейся жизнью...
Не вставая — торопиться мне было уже некуда, я лениво окинул взглядом свою жилую камеру. Завтра мне придется покинуть ее навсегда. Наверное, нужно запомнить этот момент, ведь, как ни крути — это мой единственный дом.
Светло-серые стены, мягко светящийся потолок, прозрачное яйцо гелькапсулы, заполненное зеленоватым желе, экран экстренного оповещения на стене справа от входа, герметично закрывающаяся ниша с одеждой — слева. Отдельная камера. Одна из шестисот подобных ей, на 48 этаже жилого комплекса "Радость", квартала "Новая Надежда" полиса Новомосква.
Надо сказать, мне еще повезло, что у меня отдельное жилье, а не просто место в кластере. В нашем комплексе, с первого по сороковой этаж занимали именно такие помещения.
Огромные безликие комнаты, с одной стороны в ряд — трехэтажные стойки с капсулами, напротив, через узкий проход — стена с пронумерованными нишами с личными вещами. В кластерах живут подростки, которые полностью находятся на дотации государства.
К сожалению, почти все они — будущие расчетные модули, маленькие ячейки огромной нейросети, которая, как ловчая паутина какого-то космического паука, окутала всю планету. Теоретически, у каждого есть шанс вырваться из этого круга, по крайней мере, постараться, фактически — мало, кто на это готов. Просто нет стимула. Да собственно, зачем?
Довольно большая часть жизни каждого из нас проходит в виртуальности. Любые развлечения абсолютно доступны и бесплатны, и до восемнадцати лет подросток живет в долг, получая крышу над головой, стандартный паек и личную гелькапсулу с десятками миров в комплекте. А потом приходит время собирать камни.
По достижении совершеннолетия, государство стребует все долги, и будет их оооох, как много. А как вчерашний ребенок будет отдавать, если он ничего не умеет, почти ничего не знает, и вообще, бесполезен? Идти в расчетные модули, больше некуда.
Работа расчетного модуля, это, по сути, и не работа вовсе. Работы, как таковой, нет. Человек сдает в аренду незадействованные участки головного мозга для включения их в общую нейросеть GlobalNET. Причем сам он при этом не испытывает никакого дискомфорта, и может дальше в свое удовольствие параллельно развлекаться в вирте.
По истечении срока аренды долг государству погашается, и человек волен сам распоряжаться своей судьбой. Но все, кто когда-то попадал в расчетные модули, ими на всю жизнь и остаются. Почему? Да просто потому, что этот биологически взрослый индивидуум оказывается настолько инфантильным и неподготовленным к реальной жизни, что иного пути у него просто нет. Как нет и образования, каких-либо умений и навыков.
Но самое страшное в работе расчетного модуля то, что средняя продолжительность его жизни составляет не более 10-15 лет после полного подключения.
Мозг, вынужденный работать в режиме нагрузки, многократной превышающей норму, через несколько лет начинает разрушаться. Нейронные связи обрываются, клетки гибнут быстрее, чем успевают восстановиться. Потом изменения нарастают лавинообразно, и наконец, мозг умирает, а с ним и человек.
Вот именно поэтому расчетные центры испытывают постоянную потребность в притоке новых "доноров мозга", и наша система обучения и воспитания всячески способствует этому.
Мои родители сделали все, чтобы я избежал этой судьбы!
Мама... Я всю жизнь буду помнить ее грустную улыбку, когда она прощалась со мной навсегда... Отец. Он улыбался, но я видел боль в его глазах.
Чтобы не вгонять меня в долги государству, родителям пришлось отказаться от любимой работы в Информатории и наняться в команду операторов станции планетарного терраформирования, на недавно открытую очередную планету земного типа.
На ней были обнаружены богатейшие залежи редкоземельных металлов, которые давно уже были исчерпаны на Земле. И перед отправкой бурового и добывающего оборудования туда направлялась группа людей, которая должна была довести местный климат до приемлемого.
Путешествие было в один конец, после окончания процесса терраформирования, операторы основывали рабочий поселок и налаживали добычу ископаемых. Возвращение на Землю не предусматривалось, контракт был пожизненным.
Этим мама с папой оплатили мое обучение и проживание в Учебном Центре. Разлукой и долгими годами тяжелейшей работы в условиях, где не выдерживал самый крепкий металл.
— Внимание! Обязательное время общения! — от нелегких мыслей меня отвлек зуммер, и последующее за ним оповещение громкой связи. Неужели уже 4 часа? Вот это я засиделся. Последний день моей вольготной жизни, а я так ничего и не придумал. Завтра утром аренда камеры заканчивается, как и оплаченный период обучения, и я буду предоставлен сам себе.
Если бы все шло по плану родителей, то сейчас я бы уже имел запись в социальной карте о наличии у меня законченного дополнительного спецобучения, и возможности работать хранителем знаний в районном Информатории. Но последняя реформа образования, которая была принята всего 3 недели назад, разрушила все мои планы на жизнь.
В ней был утвержден список профессий, для которых было необходимо обязательное четырехлетнее спецобучение, и хранитель знаний попал в их число. То есть, мне нужно было проучиться еще один год, а денег на это уже не было. Хуже всего то, что я был уже неделю, как совершеннолетний, значит, и на проживание в бесплатном кластере я тоже не мог рассчитывать. Куда не кинь, всюду клин.
Коснувшись рукой сенсора, я превратил экран оповещателя в зеркальную поверхность. Бледный, под глазами черно-синие круги, тонкая шея торчит из широкого ворота, и только волосы яростно и всепобеждающе пламенеют. Да, волосы у меня мамины, такие же огненные и непослушные. А вытянутое худое лицо, длинноватый нос и блекло-голубые глаза — это папино. Криво усмехнулся сам себе, безуспешно попытался пригладить торчащий вихор, поправил ворот.
— Красавчик, что и говорить.
Дверь камеры с легким шипением открылась, и я вышел в коридор. Площадка для общения и физподготовки находилась на крыше нашего 72-этажного комплекса. Двери по правую и левую стороны коридора периодически открывались, оттуда выходили такие же бледные, сутулые подростки, и, загребая и шаркая ногами, брели в сторону лифта.
Для большинства из нас обязательные часы общения и физподготовки не радость, а абсолютно ненужная трата времени и сил. Практически все мои ровесники страдают в той или иной степени выраженной социофобией, и никакими социальными навыками не обладают.
Да и физическая подготовка для всех является сущей мукой. Думаю, что, если бы не эти обязательные занятия, к совершеннолетию никто из нас не смог бы и пару этажей по лестнице пройти пешком.
Вздохнув, я присоединился к этой унылой процессии.
Слегка изогнутый коридор закончился светлым круглым залом с десятком лифтов. Возле них уже собралась небольшая толпа. Я увидел несколько знакомых лиц, мы обычно сидели в одной секции во время приема пищи. Собственно, это было единственное место, кроме официального времени общения, где ученики могли поговорить друг с другом. Жаль, что редко кто этой возможностью пользовался. Именно там я и познакомился с Серегой, которого сейчас безуспешно высматривал в толпе, ожидая приезда лифта.
Сергей, как и я, был "платником". Его родители смогли оплатить ему проживание и обучение без излишних жертв. Просто им повезло работать на биостанции, которая занималась выращиванием натуральных экопродуктов для жителей квартала "Небесный ярус".
Подобные биостанции — одно из немногих мест, где полностью отсутствует какая-либо автоматизация, и все делается вручную. Стоимость таких продуктов достигает астрономических величин, и позволить себе питаться ими могут только обеспеченные люди. Оплачивается эта работа, по меркам нашего окружения, более чем достойно. Рабочим местом, обычно, очень дорожат, и чаще всего, дети наследуют родителям, образуя целые фермерские династии.
Сереге повезло дважды. Во-первых, благодаря тому, что экофермеры зарабатывают вполне прилично, его родители и не летят осваивать какие-нибудь титановые рудники на край солнечной системы, чтобы оплатить обучение сына. А во-вторых, его профессия не попала в злополучный список, и через неделю, окончив курс, он будет считаться специалистом по выращиванию морских деликатесов.
Подошедший лифт мгновенно заполнился ожидающими. Я сумел втиснуться в него в последнюю секунду, в закрывающиеся уже двери, толкаясь локтями и нещадно оттаптывая чьи-то ноги. Послышалось несколько вялых протестующих междометий, и этим, как обычно, дело ограничилось.
Я знаю, что в прошлом люди были намного агрессивнее, и мое поведение запросто могло бы уже спровоцировать конфликт, но не сейчас. Мои ровесники предпочитали виртуальные сражения, в реальном мире оставаясь пассивными и равнодушными.
Среди только пришедших в Центр детей, шестилеток, еще не испорченных виртом, бродили слухи и страшилки о диких людях, которые жили где-то за пределами полисов, спали на голой земле, постоянно дрались друг с другом, воровали и поедали непослушных детей.
Я, придя в Центр уже двенадцатилетним, знал, что никаких диких людей нет, и быть не может. Девяносто процентов человечества — конструктор, из которого строятся новые узлы и цепи GlobalNET, безвольное, слабое стадо. Остальные десять процентов — это пользователи, жители квартала "Небесный ярус", и подобных ему в других полисах.
Богатые люди, которые могли позволить себе хорошую натуральную пищу, чистый воздух, живые растения в настоящих парках, интересную реальную жизнь, которая не загоняет тебя в вирт своей однообразностью и безысходностью. И никаких "диких людей". В нашем мире нет места для тех, кто вне этой системы.
Двери лифта распахнулись, и кабину залило ярким светом палящего солнца. Я вышел на крышу.
Наша площадка для обязательного общения и физподготовки не отличалась от сотен, подобных ей, в любых других жилых комплексах. Примерно половину площади занимали разнообразные тренажеры, за рядами которых виднелся бассейн на 24 дорожки. Остальное место было отдано под аллейки искусственных деревьев, со скамейками и круглыми столиками.
Каждый учащийся был обязан ежедневно выполнять свою норму — 40 минут физических нагрузок и 20 минут общения со сверстниками. И если первое было обязательным и контролировалось, то второе — по желанию. Особого желания ни у кого не было. Поэтому скамейки и столики пустовали, народ, в основном, пыхтел на тренажерах.
Сергея я увидел почти сразу, все свободное время он обычно проводил в бассейне. Будущему морскому фермеру было жизненно необходимо уметь хорошо плавать, да и общее физическое развитие имело большое значение в подобной работе. Его широкие плечи и развитая мускулатура, как обычно, вызвали во мне легкую зависть. Я вздохнул, перевел взгляд на свою впалую грудную клетку, потыкал пальцем вялый бицепс.
— Эй, Димон, аккуратнее, проткнешь еще. Здорово, друг! — Серега мощными гребками подплыл к бортику, протянул мне мокрую ладонь.
— Здравствуй, — я резко выдернул почти раздавленную кисть из его руки. — Полегче нельзя?
— Ладно, не ной. Пойдем, побегаем, заодно поговорим.
Беговая дорожка — мой любимый тренажер. И дело не в том, что я не люблю силовые нагрузки, хотя это действительно так. Тут мне удается отключиться от реального мира и полностью отдаться на волю фантазии. У меня довольно развитое воображение, и не приходится напрягаться, чтобы точно и достоверно представить любую картинку по описанию или просто по памяти.
Поэтому на дорожке, закрыв глаза, я уже через пять минут бегу, то по смутно виднеющейся тропинке дремучего дубового леса, то по мягко пружинящему резиновому покрытию стадиона, то по раскаленному асфальту тротуара, обгоняя стоящие в пробке желтые такси. Час всегда пролетает незаметно, и на остальные тренажеры просто не остается времени.
Серега немного косолапит и смешно переваливается при ходьбе. Невысокий, коренастый, с длинноватыми руками, чуть-чуть сутулый — больше всего внешне он напоминает питекантропа. Но говорить я ему об этом, конечно, не буду. Чувство юмора у человека отсутствует напрочь, и при этом он страшно обидчив. Ядерное сочетание. Но он мой самый лучший друг. И единственный.
Мы остановились у длинного ряда беговых дорожек, по счастью, многие из них были еще пусты, и удалось устроиться на соседних. Я скинул кроссовки. Не могу сказать почему, но босиком бегать намного приятнее, возможно, это во мне просыпается что-то от пещерных предков.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
