Изгнанники. Часть 2

В один из вечеров, когда из темных, набухших туч, на землю шел похожий на пыль дождь, Хаггард вышел вместе с Рейши во двор, но, увидев Хаджи, вдруг зло рыкнул:

— Почему старик все время таскается за Вами по пятам? Словно Вы — младенец, а не мужчина! Вам что, после каждой тренировки нужно платочком утирать сопли?

— Да как Вы смеете?!! — несмотря на свое стремление к примирению, взвился Рейши, не в силах сдержать гнева. — Хаджи предан мне, и в том, что он делает, нет ничего плохого! Немедленно извинитесь!

— Извиниться?!! — Хаггард шагнул вперед, сжимая кулаки. — Думайте, что говорите мальчик! Иначе я быстро научу Вас хорошим манерам!

— Господин! — подал голос старый слуга, понимая, что нужно любым способом погасить эту двустороннюю вспышку беспочвенного гнева. — Я пойду на кухню.

— Останься, Хаджи!

— Мне нужно помочь Курту, господин, я обещал ему. Я вернусь позже.

Рейши посмотрел в его сторону, хотел, было, что-то сказать, но промолчал. Кивнув, он отвернулся и тихо произнес, обращаясь к графу:

— Думаю, сегодня тренировки не будет!

Хаггард, глаза которого горели торжеством, вместо ответа только ухмыльнулся, выхватил свой меч и, за два шага преодолев расстояние между ними, без подготовки, сразу же начал бой. В первое мгновенье Рейши оторопел, но потом быстро взял себя в руки и, гордо вскинув голову, принял вызов. Нарастающий в его юной душе протест против незаслуженной грубости и унизительных оскорблений требовал выхода не меньше, чем раздражение обучавшего его генерала.

Несколько минут они, молча, сражались, кружа по блестящей от дождя каменной площадке — Хаггард нападал, Рейши защищался. Горящие на стене факелы неровным, метущимся светом освещали их быстро движущиеся в мокрой пелене фигуры. При этом было отчетливо видно, что мужчина, будучи намного опытнее и сильнее, явно сдерживает свои силы. Но по мере того, как Рейши, используя все те знания, которые он передал ему, весьма умело отражал все больше и больше его ударов, выдержка и самообладание все сильнее изменяли ему. Постепенно его движения стали более быстрыми и резкими, приемы — более сложными и опасными. Губы его сжались в тонкую линию, глаза загорелись нехорошим огнем. Он уже не тренировал мальчика, он всерьез нападал на него. Гнев и непонятное, дикое желание сломить этого маленького упрямца, отомстить ему за равнодушие к родившимся в его, Хаггарда, душе чувствам, казалось, затмили его разум. Рейши держался довольно долго, но у него совсем не было опыта, и он не мог оказать достойного сопротивления своему могучему сопернику, яростные удары которого, буквально, шквалом сыпались на него — с каждой минутой этого странного боя ему становилось все тяжелее противостоять этому натиску. Он чувствовал силу и неистовство нападающего на него человека, его бешеный напор, и его собственный гнев рассеялся, оставив его душу обнаженной перед нарастающей злобой его условного врага. И в эти минуты Рейши впервые по-настоящему испугался Айдара Хаггарда, не узнавая его в том человеке, что был сейчас перед ним.

Не в силах справиться с собой и преодолеть этот страх, он запаниковал и стал совершать одну ошибку за другой. Мгновенно воспользовавшись слабостью своего юного ученика, Хаггард за считанные секунды выбил из его рук оружие и, оттолкнув его к стене, приставил острие меча к его горлу. Рейши вскрикнул и расширившимися от ужаса глазами уставился на него, руки его цеплялись за мокрые, холодные камни в попытке найти опору.

— Не двигайся! — угрожающе проговорил граф, забыв о необходимости соблюдать этикет. — Иначе он войдет в твою шею, как в масло.

Мальчик побледнел и застыл.

— Вы хотите... убить меня? — прошептал он, сдерживая рвущееся из горла дыхание.

— Не знаю. Возможно.

— Вы ненавидите меня? Но за что?!! Я — плохой ученик?

От наивности этого вопроса у Хаггарда свело зубы. Он сжал пальцы на рукояти меча, невольно подвигая руку вперед, от чего острие еще сильнее надавило на нежную кожу принца. Почувствовав укол заточенной стали, Рейши невольно вжался в стену, пытаясь избежать ранения. Его бледное лицо неестественным, светлым пятном выделялось на фоне темно-красных камней. Мелкий дождь перешел в снег, и теперь большие, влажные хлопья в полной тишине медленно падали с небес, тая на их одежде и волосах.

Граф не двигался, продолжая держать меч плотно прижатым к горлу мальчика. Смешанные чувства владели им. Он знал, что не должен причинять Рейши вреда, что не имеет никакого права обращаться с ним так — ведь, как бы там ни было, парень был сыном Императора, а его задачей было лишь охранять его, не позволяя ему сбежать и вернуться ко двору. Но его собственные, упорно не замечаемые принцем чувства, он уже больше не мог контролировать, это было выше его сил. Он слишком долго боролся с самим собой, а потом слишком долго ждал движения юной души в ответ. Но, увы, тщетно — Рейши был к нему абсолютно равнодушен и совершено не замечал его состояния, по-прежнему воспринимая его, как чужого, как и раньше, сторонясь и не доверяя ему, а то и предъявляя ему какие-то смехотворные обвинения. Теперь пустота его души была уже очевидна. И тогда от бессилия, от осознания невостребованности, ненужности, и из-за этого какой-то ущербности своих чувств, вся та нежность и ласка, все то необъяснимое влечение, которые Хаггард испытывал к мальчику, трансформировались в его душе в самую настоящую ненависть к нему.

Было, правда, и еще одно, то самое, давнее, глубоко спрятанное чувство — уязвленное самолюбие, что его, боевого офицера, военного, принимавшего участие в сотнях тяжелых и опасных кампаний, обязали охранять этого юнца на границе мира, его и этого убогого старика, который носился с ним, словно нянька. Подпитавшись ядом отвергнутого сердца, оно вспыхнуло в нем с новой силой. Он все еще отметал мысль, что, по сути, и его самого сослали точно так же, как и этого бастарда, что он и сам разделяет его участь, вынужденный бесцельно прозябать в стенах этого мрачного замка. Но подсознание неустанно выталкивало на поверхность заблокированное годами военной дисциплины, а потому плохо распознаваемое презрение к власть имущим, которое тут же выплеснулось яростью, злобой и раздражением на того, кто был поблизости, и кто, как ему казалось, и явился той самой причиной, по которой он оказался выброшенным из жизни...

Сталь слегка прорезала кожу мальчика, на поверхность выступила капля крови. Хаггард стиснул зубы. Держать себя в руках. Только бы удержать себя в руках!

— Убирайся! — прорычал он, потом опустил меч и уже резче повторил: — Ну же!!!

Рейши дрожащей рукой коснулся пореза, потом сделал несколько неуверенных шагов вперед. Его трясло. Затуманенным от пережитого унижения, от еще не утихшего испуга, взглядом он окинул покрытую мокрым снегом площадку, нашел свой меч, подобрал его и медленно пошел к замку. Граф стоял, опустив руки, и даже не повернулся в его сторону.

На следующее утро Рейши к завтраку не вышел.

Сидящий за пустым столом Хаггард, который ночью, буквально, извел себя за вчерашнюю вспышку, был в бешенстве. Что этот мальчишка себя позволяет?! Неужели того, что случилось вчера, было недостаточно, чтобы он хоть что-то понял?! Где же его хваленая проницательность, в которой он столько раз уже убеждался? И что это еще за бунт? Что за нарушение давно заведенного порядка?!! Это нужно подавить быстро и безжалостно! Нужно отбить у этого слепца или упрямца (теперь уже все равно!) желание перечить ему и пытаться пойти против его воли! Граф резко отодвинул громоздкий стул и вышел из-за стола. Поднимаясь по лестнице, по направлению к комнате мальчика, он больше не пытался загнать внутрь себя прорывающийся лавой гнев. Брови его были грозно сдвинуты, злобная усмешка застыла на губах, ладони были до боли сжаты в кулаки. Вид у него был такой, что если бы в тот момент кто-нибудь попался ему на пути, то ему бы, наверное, не поздоровилось.

За считанные секунды преодолев огромную лестницу и быстро пройдя по пустынным коридорам, граф подошел к дверям спальни Рейши. Он уже взялся за массивную ручку, намереваясь открыть их, когда донесшийся до его слуха разговор невольно заставил его задержаться и прислушаться.

— Вы должны поесть, мальчик мой! — раздался полный мольбы голос старика.

— Я не хочу есть, Хаджи! И я больше не буду есть с ним! — ответил ему тихий, но какой-то странный, словно гневно звенящий голос бастарда.

Хаггард нахмурился. Похоже, он не ошибся — мальчишка вздумал бунтовать.

— Ох, что же это Вы говорите, господин?! Нельзя так! Лучше бы Вам спуститься вниз!

— Зачем?

— Но ведь господин Хаггард будет разгневан!

— Пусть!

— Рейши, господин мой! Не стоит Вам с графом ссориться друг с другом!

— О чем ты, Хаджи, опомнись?!! Ты говоришь так, словно мы с ним друзья! Нет, ты ошибаешься! И я ошибался! В какой-то момент я усомнился в своем мнении о нем, но теперь мне абсолютно ясно, что он за человек! Он — не мой друг, он — мой тюремщик!!! Злобный цепной пес, который приставлен ко мне, чтобы охранять меня!

— Нет, Рейши, это не так! Неужели Вы не видите?!! Он же...

Хаггард не стал слушать дальше. Рванув на себя ручку, он ворвался в комнату. Юноша сидел на застеленной постели, подобрав под себя ноги, и выглядел осунувшимся и бледным, словно всю ночь не спал, но губы его были решительно сжаты, а взгляд пылал негодованием. На нем были штаны из черного шелка и тонкая широкая рубашка, которая складками спадала с его плеч. Хаджи стоял напротив, от звука распахнутой двери он вздрогнул и обернулся, лицо его исказилось отчаянием.

— Господин... граф... — начал, было, он, пытаясь спасти ситуацию.

Но Хаггард, не обратив на него никакого внимания, быстро прошел мимо и, опустившись на одно колено на кровать, схватил ошеломленно смотрящего на него Рейши за отвороты рубашки. Тот неосознанно схватился за его руки, пытаясь вырваться.

— Ты что же, и правда, всерьез вознамерился бросить мне вызов, Асино Рейши?!! — спросил граф.

Он с силой тряхнул мальчишку, желая напугать его, показать ему свою силу, так отчетливо контрастирующую с его собственной слабостью, но ответ принца поразил его.

— Убирайтесь к черту! — прошипел он, впиваясь ногтями в держащие его руки.

— Что?!!

— Что слышали! — выплюнул Рейши, и заговорил быстро, зло, с каждой минутой распаляясь все больше и больше. — Вы достали меня! Видят боги, я был терпелив и долго мирился со всем этим бредом! Следовал Вашим идиотским армейским правилам, потакал Вашей любви к казарменному порядку, выполнял все Ваши нелепые требования! Терпел Ваш невыносимый характер! Но больше у меня нет сил, слышите?!! Больше я не буду этого делать!!! Да и почему, скажите на милость, я обязан выполнять прихоти какого-то закомплексованного безумца, который не считается ни с чувствами, ни с состоянием окружающих его людей?!! Почему я, словно бездушная кукла, должен безропотно сносить перепады Вашего настроения?!! Слушать Ваши странные намеки?!! Мириться с Вашими домыслами?!! Бояться Вашего отъезда?!! Теперь я уже никуда не сбегу, Вы слишком тщательно охраняете меня в последнее время! И Вас должно заботить только это! Остальное же — что я делаю, где и когда — Вас абсолютно не касается! И с сегодняшнего дня я буду сам решать, есть мне, спать, читать или заниматься тренировками! И с кем — я тоже буду выбирать сам! И как бы Вы не исходили ядом и не пытались изобразить из себя хозяина положения, Вы ничего не можете мне сделать, и мы оба это знаем! Убирайтесь, куда хотели — на новое место службы, ко двору, к дьяволу, куда угодно!!! Если Вам это удастся! Потому что Вы — такой же заключенный этого замка, как и я, Айдар Хаггард!

— Да как ты смеешь, щенок?!! — Хаггард побагровел, руки его на тонком шелке сжались, почти разрывая гладкую блестящую ткань.

Но мальчишка продолжал смотреть ему прямо в глаза каким-то диким взглядом и как будто вовсе не замечал его гнева.

— Не забывайтесь, граф! — проговорил он. — Я — наследный принц, и в моих жилах течет кровь Императора, нравится Вам это или нет! И даже если я не хочу власти, и никогда не взойду на трон, это не значит, что Вам позволено обращаться со мной, как с каким-нибудь отребьем! Знайте свое место! Убирайтесь из моей комнаты, и не смейте больше...

Но договорить он не успел. Захлестнувшая Хаггарда ярость, буквально, свела его с ума. Резко отпустив принца, он размахнулся и со всей силы ударил его ладонью по щеке. Потом еще и еще... От этих пощечин тот снопом повалился на кровать. До этого все время молчавший Хаджи, тут же запричитал в голос:

— Не надо, господин, пожалуйста! Не бейте его! Он еще молод и не умеет держать себя в руках! Простите ему эту дерзость, граф, умоляю Вас! Он исправится! Боги, да что же это?!!

Но взывать к милосердию графа было уже бесполезно. Он грубо схватил находящегося в полубессознательном состоянии мальчика за воротник рубашки, стащил его с постели и поволок к выходу из комнаты. Хаджи бросился за ними, продолжая вопить:

— Господин Хаггард, куда Вы его ведете? Зачем?!! Он же ничего не сделал! Прошу Вас, не надо! Оставьте его!

Но тот словно не слышал его. Он тащил мальчишку по лестнице, не обращая внимания на то, что тот почти ничего не видит от потоком льющихся по его щекам слез, спотыкается и постоянно падает.

На непривычные в доселе тихом замке шум и крики из комнат и других помещений выбежали охранники и прислуга. С перепуганными лицами они наблюдали за трагической сценой, разыгрывающейся перед ними. И хотя взгляды их были полны сострадания к принцу и явного осуждения действий Хаггарда, никто из них не решался в открытую выступить против своего грозного начальника — несмотря ни на что, Рейши все-таки был заключенным.

В какой-то момент Хаджи попытался схватить графа за руку, останавливая его, но тот только оттолкнул его и глухо бросил застывшим в немом оцепенении гвардейцам:

— Уберите его!

Те аккуратно оттеснили старика в сторону, уводя его подальше от разъяренного графа.

— Мальчик мой! — шептал тот. — Я же говорил! Предупреждал... Рейши... мальчик...

Сердобольные слуги увели его на кухню, усадили в кресло, стали поить его настоями из трав, чтобы успокоить. Но он словно ничего не видел перед собой, по его морщинистому лицу текли слезы. Душа его рвалась болью и тревогой за его юного воспитанника.

Между тем, Хаггард проволок Рейши вниз по лестнице, в подземелье — туда, где в темных, освещенных светом редких факелов камерах, обычно держали особо провинившихся преступников. Не отпуская мальчишку, он открыл тяжелую дверь одной из камер и грубо толкнул его внутрь. Тот, не удержав равновесия, упал на колени на мокрый холодный пол.

— Ты сказал, что я — твой тюремщик! — прорычал граф, входя следом и возвышаясь над ним. — Цепной пес! Хорошо, пусть так и будет! Я помогу тебя понять, что значит быть заключенным по-настоящему! Все это время я был снисходителен к тебе, жалел тебя, создавал тебе особые условия, не считаясь с собственными понятиями о протоколе, даже нарушал устав, но ты ни на йоту не оценил моего отношения! Ты ничего не видел, был слеп и глух! Не доверял мне, оскорблял меня, бросая мне в лицо нелепые обвинения! Но теперь пришло время поплатиться за все сполна! Пришло время до дна испить эту чашу!