Самые синие глаза

Однажды субботним весенним днем я лежала на траве, рвала стебельки молочая и размышляла о муравьях, персиковых косточках, смерти, и еще куда девается мир, когда я закрываю глаза. Наверное, я лежала очень долго, потому что тень, которая была передо мной, когда я уходила гулять, исчезла, когда я собралась обратно. Я вошла в дом, и меня встретила звенящая тишина. Потом я услыхала, как мама поет что-то о поездах и Арканзасе. Она вошла через заднюю дверь, неся в руках сложенные желтые занавески, которые затем положила на стол в кухне. Я села на пол, чтобы послушать песню, и вдруг заметила, как странно мама себя ведет. На ней все еще была надета шляпка, обувь запачкана, словно она ходила по глубокой грязи. Она поставила кипятить воду и отправилась подметать крыльцо, затем вытащила держатель для штор, но вместо того, чтобы прицепить к нему занавески, снова подмела крыльцо. И все время пела о поездах и Арканзасе.

Когда она закончила, я пошла искать Фриду. Я нашла ее наверху, в кровати; она лежала и устало всхлипывала, как это всегда бывает после первых воплей — задыхаясь и содрогаясь всем телом. Я легла на кровать и взглянула на маленькие букетики роз, рассыпанные по ее платью. После многих стирок они поблекли, и их контуры потускнели.

-Фрида, что случилось?

Фрида подняла с ладоней заплаканное лицо. Все еще всхлипывая, она села и спустила ноги с кровати. Я встала на колени рядом с ней и краем платья вытерла ей нос. Ей никогда не нравилось вытирать нос платьем, но сейчас она не возразила. Мама поступала так же со своим передником.

-Тебя высекли?

Она покачала головой.

-Тогда почему ты плачешь?

-Потому.

-Почему?

-Из-за мистера Генри.

-А что он сделал?

-Его папа избил.

-За что? Из-за Мажино? Он узнал, что она тут была?

-Нет.

-Тогда за что? Ну Фрида, почему ты мне не говоришь?

-Он... трогал меня.

-Трогал тебя? Хочешь сказать, как Мыльная Голова?

-Вроде того.

-Он тебе показывал свои органы?

-Не-ет. Он просто трогал.

-Где?

-Здесь и здесь. — Она указала на маленькие груди, которые, словно два упавших желудя, разбросали несколько увядших розовых лепестков по ее платью.

-Правда? И как это было?

-Клодия! — устало сказала она. Вопросы я задавала неверные.

-Никак это не было.

-А как должно было быть? Приятно, да?

Фрида цыкнула зубом.

-Ну что он сделал? Просто подошел и ущипнул их?

Фрида вздохнула.

-Сначала он сказал, какая я симпатичная. Потом схватил за руку и дотронулся.

-А где были папа и мама?

-Там, в саду, сажали семена.

-И что ты сделала потом?

-Ничего. Выбежала из кухни, и прямо в сад.

-Мама говорила, что мы никогда не должны переходить пути одни.

-Ну а что бы сделала ты? Осталась, чтобы он тебя щипал?

Я посмотрела на свою грудь.

-У меня нечего щипать. У меня никогда тут ничего не будет.

-Клодия, ты всему завидуешь! Ты правда хочешь, чтобы он тебя щипал?

-Нет, просто мне надоело, что я всегда все получаю последней.

-Неправда. Как насчет краснухи? Сначала она была у тебя.

-Это не считается. Так что же произошло в саду?

-Я сказала маме, она сказала папе, мы все пошли домой, но он уже ушел, и мы его ждали, а когда папа увидел, что он поднялся на крыльцо, то схватил наш старый велосипед и швырнул ему в голову, а потом ударил и столкнул вниз.

-Он умер?

-Нет. Он вскочил и начал петь "Ближе к тебе, Господь". Тогда мама ударила его метлой и сказала, чтобы он не смел произносить имя Господа всуе, но он все пел, и тогда папа стал ругаться, а все начали кричать.

-Надо же что было, а я снова все пропустила.

-А потом пришел мистер Бафорд с ружьем, и мама сказала, чтобы он ушел отсюда, но папа сказал "нет, дай мне ружье", и мистер Бафорд дал, мама закричала, мистер Генри замолчал и побежал прочь, а папа в него выстрелил; тогда мистер Генри выпрыгнул из своих ботинок и дальше побежал в одних носках. Потом вышла Розмари и сказала, что теперь папа попадет в тюрьму, и я ее ударила.

-Прямо по-настоящему?

-По-настоящему.

-И за это мама тебя выпорола.

-Я же тебе сказала, что она меня не била.

-Тогда почему ты плачешь?

-Когда все успокоились, пришла мисс Данион, и мама с папой ворчали, кто же теперь пустит к себе мистера Генри, а она сказала, что мама должна отвести меня к доктору, потому что меня могли погубить, и мама снова начала кричать.

-На тебя?

-Нет. На мисс Данион.

-Почему ты все-таки плачешь?

-Потому что я не хочу быть погубленной.

-Что значит погубленной?

-Ну ты же знаешь. Как Мажино. Она погубленная. Так мама говорила, — Фрида снова заплакала.

Мне представилась Фрида, большая и толстая. Ее тонкие ноги раздулись, вокруг лица — складки красной кожи. Мне тоже захотелось плакать.

-Фрида, ты же можешь делать упражнения и не есть.

Она пожала плечами.

-К тому же, посмотри на Чайну и Поланд. Они ведь тоже погубленные. Но не толстые.

-Это потому, что они пьют виски. Мама говорит, что виски все съедает.

-Ты тоже можешь пить виски.

-И где же я его достану?

Мы задумались над этим. Никто бы нам его не продал, да к тому же у нас не было денег. В нашем доме виски никогда не держали. У кого можно было его взять?

-У Пеколы, — сказала я. — Ее отец все время пьяный. Она может нам немного дать.

-Думаешь?

-Конечно. Чолли всегда пьяный. Пойдем ее попросим. Нам совсем не обязательно говорить, для чего оно понадобилось.

-Сейчас?

-Конечно сейчас.

-А что скажет мама?

-Ничего не скажет. Пойдем через задний двор. По одному. Она и не заметит.

-Ладно. Тогда иди первой, Клодия.

Мы открыли калитку на заднем дворе и побежали по аллее.

Пекола жила на другой стороне Бродвея. Мы никогда не были у нее дома, но знали, как он выглядит. Двухэтажное серое здание, где на первом этаже когда-то располагался магазин, а на втором — жилые помещения.

На наш стук никто не ответил, и мы отправились к задней двери. Приближаясь, мы услышали музыку и решили посмотреть, где она играла. Над нами возвышалось крыльцо второго этажа, оснащенное наклонными гнилыми перилами, а на крыльце сидела Мажино собственной персоной. Мы уставились на нее, машинально схватив друг друга за руки. Мажино, эта гора плоти, скорее возлежала, нежели просто сидела в кресле-качалке. Она была босиком, каждая нога засунута между столбиками перил, пухлые ступни оканчивались маленькими детскими пальчиками; кожа на вздутых лодыжках была гладкой, огромные ноги, похожие на короткие бревна, широко расходились от колен, за которыми покоились мягкие и дряблые ляжки, сходившиеся, как две дороги, где-то в глубокой тени ее платья. Темно-коричневая бутылка пива, словно обугленный сук, вырастала из толстой руки. Она посмотрела на нас поверх перил и рыгнула. Ее глаза были чисты, как дождь, и я снова вспомнила водопад. Мы не могли вымолвить ни слова. Мы обе представили, что именно в это и превратится Фрида. Мажино нам улыбнулась.

-Вы кого-нибудь ищете?

Я с трудом произнесла:

-Пеколу. Она здесь живет?

-Здесь, но сейчас ее нет. Она пошла на работу к маме, забрать белье.

-Спасибо, мадам. А она вернется?

-Вернется. Ей нужно развесить белье, пока не зайдет солнце.

-А.

-Можете ее подождать. Хотите подняться сюда?

Мы обменялись взглядами. Я снова посмотрела на широкие, цвета корицы, дороги, смыкающиеся в тени ее платья.

-Нет, мадам, — ответила Фрида.

-Ну что ж, — кажется, Мажино заинтересовалась нашей проблемой. — Можете пойти на работу к ее маме, но это у озера.

-Где у озера?

-В большом белом доме с цветочными клумбами.

Мы знали этот дом, нам очень нравились цветочные клумбы, разбитые на белых тачках с закрепленными колесами.

-Это не слишком для вас далеко?

Фрида почесала коленку.

-Почему вы не хотите ее подождать? Можете подняться сюда. Хотите шипучки? — Ее ясные глаза зажглись, на лице была широкая улыбка, так не похожая на сдержанные, натянутые улыбки других взрослых.

Я двинулась к лестнице, но Фрида ответила:

-Нет, мадам, нам нельзя.

Я была поражена ее смелостью и испугана ее предательством. Улыбка исчезла с лица Мажино Лайн.

-Нельзя?

-Да, мадам.

-Нельзя что?

-Входить к вам в дом.

-Почему? — Водопады в ее глазах замерли. — Кто сказал?

-Мама так сказала. Она сказала, что вы погублены.

Водопады обрушились снова. Она поднесла к губам темно-коричневую бутылку и выпила все, что там было. Изящным движением плеча, таким быстрым и незаметным, что в тот момент мы не успели его осознать, лишь вспомнили о нем позже, она швырнула в нас бутылкой прямо через перила. Бутылка упала нам под ноги и прежде, чем мы успели отскочить, их окатила волна коричневых брызг. Мажино положила толстую руку на одну из складок своего живота и расхохоталась. Сперва из ее горла вырывался только неясный низкий звук, а потом возник другой, более сильный и мягкий. Смех, одновременно прекрасный и пугающий. Ее голова склонилась набок, глаза закрылись, огромное тело колыхалось, а смех кружил вокруг, как осенний листопад. Обрывки и завитки ее смеха преследовали нас, пока мы убегали прочь. Наше дыхание перехватило в тот момент, когда сдались и наши ноги. Мы остановились передохнуть у дерева, опершись лбами о скрещенные руки, и я сказала:

-Пошли домой.

Фрида все еще злилась: ей казалось, что она боролась за свою жизнь.

-Нет, мы достанем его сейчас.

-Мы не можем идти к озеру.

-Можем. Пошли.

-Мама нам покажет!

-Ничего! Она может только выпороть нас и все.

Это было правдой. Она бы не убила нас, не стала бы смеяться жутким смехом или швырять бутылки.

Мы пошли по улицам, окруженным деревьями, мимо светло-серых домов, вытянутых, как усталые дамы. Улицы менялись: дома становились все крепче, краска на них была ярче, перила — прямее, а дворы — глубже. Затем пошли кирпичные дома, отстоявшие далеко от улицы; перед ними зеленели дворы, по краям которых росли бархатистые кусты в виде гладких пирамидок или шаров.

Самыми красивыми были дома у озера. Садовая мебель, украшения, окна, сверкающие, словно стекла очков, и ни единого признака жизни. Задние дворы этих домов наклонными зелеными лужайками сбегали к полоске песка, за которой было голубое озеро Эри, простирающееся до самой Канады. Оранжевые облака, плывущие над той частью города, где работал сталелитейный завод, никогда сюда не добирались. Небо здесь всегда было голубым.

Мы дошли до Лейк Шор, городского парка с цветущими розовыми кустами, фонтанами, лужайками для боулинга и столами для пикников. Сейчас тут было пусто, но парк терпеливо ждал чистеньких белых детей, которые хорошо себя ведут, ждал их родителей, которые летом будут играть здесь, у озера, прежде чем быстро и неуверенно спуститься со склона к зовущей воде. Чернокожим не разрешалось сюда заходить, а потому мы любили о нем мечтать.

Прямо перед входом в парк стоял большой белый дом с тачкой, в которой росли цветы. Короткие клинки крокусов скрывали в себе белые бутоны с пурпурными вкраплениями, которые так хотели расцвести первыми, что выносили заморозки и дожди ранней весны. Дорожка была вымощена с рассчитанной хаотичностью, скрывающей хитроумную симметрию. Мы боялись, что нас заметят, и понимали, что нам нельзя здесь находиться, а потому не решились погулять в саду. Мы обошли великолепный дом и оказались на заднем дворе.

Там, на невысоком крыльце, сидела Пекола, одетая в светло-красный свитер и синее платье. Рядом с ней стояла маленькая тележка. Казалось, она обрадовалась, увидев нас.

-Привет!

-Привет.

-Что вы тут делаете? — Она улыбалась, и это было столь редкое зрелище, что я удивилась, насколько приятно мне на нее смотреть.

-Мы тебя искали.

-А кто вам сказал, что я здесь?

-Мажино.

-Кто это?

-Большая толстая женщина, которая живет над вами.

-А, мисс Мэри. Ее зовут мисс Мэри.

-Все называют ее мисс Мажино. Ты не боишься?

-Чего не боюсь?

-Мажино.

Пеколу это очень удивило.

-Почему я должна ее бояться?

-Твоя мама разрешает тебе к ней заходить? И есть из ее тарелок?

-Она не знает, что я захожу. Мисс Мэри хорошая. Они все хорошие.

-Ну да, — сказала я. — Она пыталась нас убить.

-Кто? Мисс Мэри? Да она и пальцем никого не тронет!

-Тогда почему твоя мама не пускает тебя к ней, если она такая хорошая?

-Не знаю. Мама говорит, что она плохая, но они не плохие. Они мне все время что-нибудь дают.

-Что дают?

-Всякое разное: красивые платья, ботинки. У меня сейчас столько ботинок, сколько за всю жизнь не было. И еще украшения, конфеты, деньги. Они водят меня в кино, а однажды мы даже ездили на карнавал. Чайна возила меня в Кливленд, чтобы посмотреть площадь, а Поланд — в Чикаго, посмотреть Колесо. Мы везде вместе бываем.

-Ты врешь. У тебя нет красивых платьев.

-Есть.

-Да ладно, Пекола, зачем ты нам всю эту ерунду рассказываешь? — спросила Фрида.

-Это не ерунда, — Пекола встала, готовая защищать свои слова, и тут дверь открылась.

Миссис Бридлоу высунула голову и спросила:

-Что тут происходит, Пекола? Кто эти дети?

-Это Фрида и Клодия, миссис Бридлоу.

-Вы чьи, девочки? — она вышла на крыльцо. Такой симпатичной я ее еще не видела: на ней была белая форма, а волосы зачесаны назад.

-Миссис Мактир, мэм.

-А, живете на Двадцать первой улице?

-Да, мэм.

-А что вы делаете здесь?

-Гуляем. Мы пришли повидать Пеколу.

-Вам лучше вернуться. Можете пойти с Пеколой. Зайдите, пока я приготовлю белье.

Мы зашли на кухню, большую просторную комнату. Кожа миссис Бридлоу блестела как тафта в окружении сверкающих белых тарелок, белых шкафов, полированной мебели, сияющей медной посуды. Запахи мяса, овощей и чего-то свежеиспеченного смешивались с запахом "Фелс Нафта".

-Сейчас приготовлю белье. Стойте там, где стоите, и ничего не трогайте, — она исчезла за белой вращающейся дверью, и мы услышали неровный стук ее шагов, пока она спускалась в подвал.

Тут открылась другая дверь, и в кухню вошла маленькая девочка, младше, чем кто-либо из нас. На ней было розовое платье и розовые пушистые тапочки с торчащими по краям заячьими ушками. Под толстой резинкой были собраны золотистые волосы. Она увидела нас, и на ее лице промелькнул страх. Она раздраженно осмотрела кухню.

-Где Полли? — спросила она.

Во мне возникла знакомая ненависть. То, что она называла миссис Бридлоу "Полли", тогда как даже Пекола звала свою мать "миссис Бридлоу", казалось вполне достаточным основанием, чтобы исцарапать ей лицо.

-В подвале, — сказала я.

-Полли! — позвала она.

-Смотри-ка, — прошептала Фрида. — Только взгляни на это.

На столике у плиты стояла глубокая серебристая сковорода с фруктовым пирогом. То тут, то там сквозь корку сочился фиолетовый сок. Мы подошли ближе.

-Все еще горячий, — сказала Фрида.

Пекола протянула руку, чтобы узнать, правда ли сковородка горячая.