Ой вей, какой прекрасный мир!

Двачер мысленно прикинул возможности своей задницы, уже пораженной геморроем из-за многолетнего сидения за компом, и внешнюю привлекательность — достаточную, чтобы при виде него люди не разбегались в ужасе. После чего с облегчением отмел и этот вариант.

— Вывод — все хуева, — пробормотал он, прислушиваясь к бурчанию в животе. — Разве что сейчас на дороге найду чемодан с золотом, или что тут в ходу.

— Семочка, я вам чемодан золота не обещаю, но... ТАКИ ДА!

Исаак Мойшевич резко нагнулся, подхватил с земли небольшую монетку и поднес к глазам так, что можно было рассмотреть номинал — десять эрис. Это много или мало? Если монета просто валяется в пыли, значит, скорее всего, не очень много. Для уверенности двачер подошел к одной из уличных торговок и спросил, сколько стоит каравай хлеба.

— Двести эрис, — ответила та.

'Пиздец', — подумал двачер.

— А сколько в среднем зарабатывает каменщик? — спросил Изя, и указал пальцем двачера на людей, с помощью лебедки затаскивавших каменные блоки на стену строящегося дома.

— Ой, я точно не знаю. Вроде, две тысячи эрис в день.

'Совсем пиздец'.

То есть, чего-то такого стоило ожидать. Нет технологий — нет массового производства. Нет массового производства — себестоимость чего угодно взлетает в небеса, будь то одежда, еда или процессоры. То есть сумма в одну тысячу эрис, которая требовалась для взноса, была весьма невелика. Другое дело, что даже ее добыть было проблемой.

'В крайнем случае можно пойти просить милостыню', — задумчиво произнес Изя.

'А если ее тут не подают? Или все попрошайки должны отстегивать местной мафии? Там же разбираться не станут, ноги переломают и все. А это больно, знаешь ли'.

Двачер подкинул монетку. Выпал аверс. На нем была довольно грубо изображена большегрудая женщина с длинными волосами и в довольно открытом платье. По краю шла подпись: 'Слава госпоже Эрис!'

'Правило 34, — вспомнил двачер. — Если что-то существует, то существует и порно про это'.

Из дверей гильдии вышла компания молодых людей, о чем-то весело беседующих. Через некоторое время в те же двери зашли две девушки, довольно легко одетых. Двачер снова подкинул монетку и с тоской подумал о родной сычевальне, из которой через безлимитный оптоволоконный канал открывались врата в безграничный мир фап-контента. Но это было там, в прошлой жизни, а тут...

— Таки да! — завопил он, словно молнией пораженный неожиданным открытием.

Если нет технологий, сложно не только делать еду и шмотки. Еще очень сложно ковать и распространять контент. Художники в старину ценились не столько потому, что они были гениями, а потому что их было очень мало, а каждая картина была штучным товаром. Оно и верно, одно дело в два клика пятигиговый куклопак на файлообменник залить, и другое — самому срисовывать картину, красками и кистями. Короче, контент тут наверняка дороже золота. А какого рода контент ценится больше всего? Ответ очевиден.

'Мне нужен лист бумаги. И карандаш'.

Через двадцать минут двачер был счастливым обладателем целого одного листа бумаги. На большее монетки в десять эрис не хватило. Карандаш удалось выклянчить у Луны. Встав в гильдии у подоконника, двачер принялся за дело, стараясь не обращать внимания на ежеминутные комментарии Исаака Мойшевича.

'А я говорил, что надо было просить милостыню!'

...

'Что это за овалы?'

...

'Имею сказать, что это похоже на человека'.

...

'Ой вей, какая же похабщина!'

...

'Минуточку, а что у нее с задницей?'

...

'Это груди? Это ты называешь груди? У моей Цилечки были груди, земля ей пухом, а это доска гладильная!'

...

'Где ты видел такие глаза? Да если бы наш ребе крестился, я бы такие глаза не сделал!'

— Замолкни наконец уже, уродец! — возопил двачер, отбрасывая карандаш в сторону.

— Эй, я даю ценные указания!

— Ты болтаешь мне под руку! Я тут заработать пытаюсь!

— Рисуя вот это уродство? Что вообще за извращенные представления о женской красоте? Вот видел бы ты мою Цилечку, когда мы только поженились!

— Просто. Заткнись. Я уже почти закончил. Если ты еврей, лучше подумай, как потом эту картину продашь! Или вся твоя слава дутая?

— Аж два раза дутая! — Исаак Мойшевич, похоже, обиделся. — Да я могу продать собаку кошке!

— Как узнать, что еврей пиздит? Легко! Открыл рот, значит пиздит!

— Слушай, гой, — прошипел жид. — Дорисовывай этот свой ужас. А я берусь продать его за такие деньги, что тебе и во сне не снилось. Но если продам — будешь во всем меня слушаться!

— Аж два раза. Продай сперва, коммерсант недоделанный, а потом поговорим.

Двачер вернулся к работе. К его облегчению, Изя изволил замолчать, и дело начало продвигаться быстрее. Примерно через три часа двачер отложил карандаш и решил, что продолжать смысла нет. С листа бумаги на него смотрела довольно точно срисованная с одного популярного арта практически обнаженная Аска Ленгли.

'Не зря к Мод-тян в /an/ ходил, — довольно подумал он. — У макаки нормальные художники не задерживаются чет'.

— Ну что, Изечка, ваш выход. Вы должны продать этот шедевр эротической живописи. И лучше бы вам поторопиться, потому что жрать уже очень хочется.

— Остается надеяться, что местные обитатели имеют такой же дурной вкус, как у тебя. Хотя я слышал, творчество душевнобольных тоже ценится.

Изя скрутил рисунок в рулончик, перетянул выдернутой из одежды ниткой и решительно двинулся к рядам столов. За окном понемногу темнело, народу в гильдии становилось все больше. Были тут и мужчины и женщины, от почти детей до вполне взрослых. Все как один — вооруженные. Люди тащили какие-то мешки и свертки, дохлых животных, связки каких-то дурнопахнущих предметов, напоминающих зеленые заостренные уши, гремели деньгами, весело и громко разговаривали. Не нужно было гением, чтобы понять — они сейчас получают на руки свой дневной заработок.

Изя тем временем не спешил предлагать, а сосредоточенно всматривался в толпу, вычленяя из нее отдельные компании. Вполуха, но двачер все же мог уследить за его мысленным процессом. Он искал группы молодых людей, не старше двадцати, но главное — тех, кто не заберет деньги сразу и уйдет, а останется просаживать все на выпивку. Таких было несколько. Изя как бы случайно проходил мимо них, вслушивался в разговоры. У некоторых останавливался, бросал пару малозначащих фраз, выслушивал ответ и шел дальше.

Наконец, он подсел к одному столу и непринужденно поздоровался. Его встретили настороженно, но без агрессии, благо улыбался Изя во все тридцать два желтых зуба. Дальнейшие события продвигались настолько быстро, что темп восприятия двачера за ними попросту не успевал. Изя говорил одновременно со всеми четырьмя приключенцами разом, говорил обо всем на свете, от непомерно высоких цен и пожеланий доброго здравия родителям до форм местных официанток. Его нескончаемый поток слов сплетался в какую-то чудовищную липкую паутину, которая не позволяла уследить за какой-либо логикой, и сознанию, попавшему в нее, оставалось только бессильно трепыхаться и медленно тонуть в трясине пустословия.

— Что до меня, я всего лишь скромный художник, — он многозначительно потряс рулоном. — Я давно был наслышан, как неустанными трудами отважных приключенцев, рискующими своими жизнями ради мирного сна простых людей, город Аксель процветает. Как веселит местное вино и как прекрасны и чувстенны девушки, украшающие себя цветами. И вы знаете?

Он заговорщицки наклонился к центру стола.

— Я не был разочарован! — громким шепотом проговорил он. — Одна из них вдохновила меня на этот портрет...

Он развернул лист и продемонстрировал приключенцам рисунок. Те восхищенно присвистнули. Непуганые люди, не знакомые с порнхабом и Браззерс, не способные отличить Сашу Кейн от Мии Малковой по одной лишь части тела... Изя выждал секунду и свернул 'портрет' обратно.

— А с кого рисовал? — привстав, спросил один.

— А это, прошу прощения, коммерческая тайна. Если я буду разглашать имена своих моделей — чего будет стоить мое имя? — Изя любовно погладил рулон. — Этот портрет мне особенно дорог, ведь он первый и единственный, написанный в Акселе. Да еще на листе бумаги, купленном на последние десять эрис. У меня не осталось денег, и я умираю от голода. Когда опустится ночь, моя душа покинет этот прекрасный мир. Но я не буду горевать из-за этого, потому что я сумел узреть подлинную красоту. Мне будет горько лишь от того, что этот прекрасный портрет останется неизвестным миру, сгинет вместо со мной.

Изя поднатужился, и пустил скупую мужскую слезу.

— Я вижу, что вы только что вернулись из-за городских стен, — прошептал он. — Вы рисковали жизнью, смерть дышала вам в лицо, и вы должны меня понять. Нищего вроде меня просто зароют в общей яме. Прошу вас, пожертвуйте немного денег мне на похороны! Не подумайте, я не попрошайничаю! Я... я отдам этот портрет! Часть моей души...

Изя уронил голову на стол и задергал плечами.

— Эй, что тут происходит? — поинтересовались рядом.

— Это художник, он собирается умирать и просит денег на похороны.

— А чем он докажет, что художник а не попрошайка?

— Да вон, у него портрет есть.

— А дай-ка взглянуть.

Изя шмыгнул носом и продемонстрировал рисунок. Теперь восхищенный свист раздался уже из-за нескольких столиков.

— Кто-нибудь помнит, сколько стоит гроб с рытьем могилы?

— Вроде, пять тысяч эрис.

— Ну и куда ты эту картинку повесишь? Ты же в конюшне ночуешь. Эй, художник! Вот восемь тысяч, еще и на надгробие хватит.

— Можно подумать, ты живешь в особняке!

— Ха! А ты знал, что после смерти художника его картины взлетают в цене в десять раз?

— Десять тысяч эрис!

Поднялся шум, который быстро перерос в гвалт. Изя старательно изображал подавленность и безучастность, но двачер чуял, как он фисирует каждое изменение цены и настроение собравшихся людей. Цена росла медленно. Деньги у приключенцев водились, не богатство, но и нищими их назвать было нельзя Однако доставались им деньги нерегулярно и с большим риском, судя по оружию. Короче, нечего было и надеяться на появление мецената с мешком золота.

— Друзья! — Изя встал на стул, и натянул на рожу двачера растроганную мину. — Я глубоко тронут вашим участием. Но я вижу, что заинтересованы многие. Многие мои коллеги, движимые жаждой наживы, продают свои творения богачам, которые прячут картины в своих дворцах. Но я не таков! Я понимаю, что картина живет тогда, когда на нее смотрят! И у меня есть предложение: приобретите эту картину вскладчину, и повесьте ее в вашей гильдии! Это будет намного дешевле, всего пара тысяч с каждого...

Звякнули монеты. Потом еще. И еще. И еще. Через минуту перед двачером уже была небольшая горка денег. Здоровенный бугай с прической под панка, утирая выступившие слезы, бережно взял рисунок и пошел к барной стойке.

— Луна, лапушка! — раздавался оттуда его зычный голос. — Нам срочно нужна рамка!

Изя, не мешкая, стянул куртку, сгреб в нее все деньги, завязал узлом и с невероятной прытью оказался на улице прежде, чем кто-либо успел что-то сообразить.

'Ну и что я говорил?! А?! Что я говорил?!'

'Что это уродство и дурной вкус. А люди одобрили!'

'Они бы и собаку одобрили. Нам таки уже нужно безопасное место, где можно переночевать и пересчитать выручку. Но сначала поедим!'

'О, наконец-то отличная идея. Я видел, на соседней улице продавали пирожки с мясом!'

'Вот еще! Пирожки некошерны! Мы будем кушать рыбу фиш!'

День 2, сальдо — 49 300 эрис

Утро следующего дня двачер встретил замерзшим и с ломотой во всем теле, особенно в шее. Спать на земле с мешком денег вместо подушки было приятно в моральном плане, но малость жестко.

Стоп. Жестко? Не то слово!

Теперь уже бывший обитатель имиджборд шепотом хныкал извинения в адрес своей китообразной мамаши, которая тщетно пыталась заставить его работать и женить на дочке своей подруги с синдромом дауна. За всю ночь он едва смог сомкнуть глаза, потому что из соседней конюшни ветер доносил могучий дух конского и человеческого дерьма, а по телу ползали какие-то насекомые, и дай Эрис, чтобы это были просто клопы с тараканами.

Исаак Мойшевич, между тем, не жаловался. Ему после адской сковородки и заточения в загашнике у Молоха даже такая постель была в радость, особенно после плотного ужина. При мысли о съеденном целиком жареном карасе, двачера начало подташнивать. Рыбу он ненавидел, и все его предупреждения об описторхозе пропали втуне. Только когда он пригрозил гребаному жиду наесться свиного сала в субботу, тот немного успокоился, однако потребовал для себя в будущем мацы.

Плеснув в лицо водой из речки, двачер первым делом наведался в тот же магазин, где вчера покупал бумагу, и взял еще десяток листов, а так же карандаш. После чего снова отправился в гильдию. Не то что бы он собирался присоединяться к стану приключенцев, но что-то ему подсказывало, что лучше иметь хоть какую-то бумажку, чем быть вообще ни с чем.

— Здрасьте, — он махнул Луне, стоявшей за конторкой. — Я принес регистрационный взнос.

— Доброе утро. Это вы нарисовали ту непристойность?

— Это искусство, а не непристойность.

— У нас приличное заведение.

— А в чем проблема?

— И работает много девушек.

— Я видел, а в чем проблема-то?

— Вешать на видном месте такую распутную картину недопустимо.

— Вааай... женщины везде из себя невинность строят. А если бы я нарисовал голого красавчика с рельефными мышцами, круглой задницей и розой в зубах, вы бы так не говорили.

Луна немного помолчала.

— А вы можете?

— Могу. За отдельные деньги. И если вы меня оформите наконец.

— Хорошо. Подойдите к этому устройству и приложите руку.

Она подвела его к какой-то хреновине, выглядевшей как помесь нооскопа с лавовой лампой, с большой светящейся зеленой сферой в центре.

— Сейчас заполним вашу карточку и определимся с вашим классом.

Двачер приложил руку к зеленой сфере и та каким-то лазером начала вычерчивать на куске плотной бумаги строчки букв. Самый удобный способ проводить собеседования, и никаких дурацких вопросов про вилку или продажу ручки. Через несколько секунд все закончилось и Луна принялась изучать содержимое карточки.

— Семен Соси... Сосни... Сос-нис-кий?

— Сосницкий.

— Об ваше имя язык сломать можно... знаете, — она поджала губы, — Я еще никогда не видела отрицательного показателя удачи. Физические характеристики значительно ниже среднего. Сравнительно высокие показатели только у харизмы и интеллекта, но тоже ничего особенного.

— И какой же у меня класс?

— С таким показателем удачи я бы советовала вам вообще не выходить из дома и получать пособие по инвалидности.

'Это было бы круто, но толку от сидения дома, если нет ни дома, ни пекарни в нем, ни интернета?'

— И все?