Алийское зеркало

Возможно, именно потому ее светлость благосклонно относилась ко мне, что мы были чем-то схожи: я думала о своих обязанностях, а не о симпатичных придворных, как большинство горничных и служанок, и меня не в чем было упрекнуть.

-...а он выставил ее за дверь в одной кружевной сорочке, — закончила Трикки, а я поняла, что прослушала всю душераздирающую историю о злосчастной баронессе Илене, обиженной жестокосердным альем. — И, разумеется, она занемогла от простуды!

-Бедняжка, — сказала я, хотя полагала, что баронесса отлеживается в своих покоях вовсе не из-за простуды, а лишь потому, что эта история уже стала достоянием всего замка. Ей просто хотелось подождать, пока сплетни о ее приключении немного поутихнут, чтобы не стать всеобщим посмешищем. — Надеюсь, она скоро поправится.

-Да уж, небось, не при смерти, — фыркнула Трикки. — Ладненько, отдохнула маленько, теперь побегу, не то ее светлость мне задаст!

Я посмотрела ей вслед и вздохнула: я помнила Трикки еще маленькой, она тоже была дочерью служанки и выросла в замке. Сперва помогала на кухне, потом стала подручной у матери, а там и сама сделалась горничной. Глядишь, герцогиня и ей подыщет хорошего мужа, не из дворян, конечно, но и не крестьянина. А может, оставит при себе: хорошую горничную еще поди поищи... Что так, что этак, Трикки внакладе не останется, это уж точно!

2.

До самой ночи мне даже присесть не удалось, и я только боялась, как бы не заснуть и не проворонить время встречи. Этак вот опоздаешь или вовсе не явишься, а его великолепие с тебя голову снимет...

Но обошлось: я все же сумела урвать часок, чтобы вздремнуть, а на галерее оказалась ровно тогда, когда часы на башне отбили без четверти два.

Там было пусто, даже парочки не обнимались в укромных уголках. Ну да на старую галерею редко кто забирается: ее давно не подновляли, камни кое-где шатаются, а парапет, того и гляди, обвалится, если на него облокотиться. Герцог давно уже подумывает снести и галерею, и самое старую башню: проще выстроить новую, чем латать эту древность, но всё руки не доходят. Впрочем, подозреваю, он просто ждет, пока башня обрушится сама: нанять людей разгрести обломки всяко станет дешевле, чем платить им за то, чтобы разобрали эту рухлядь по камушку.

В старой башне давно уже живут разве что совы да летучие мыши, слишком уж тут неуютно, да еще и дует изо всех щелей: скреплявший камни раствор давным-давно выкрошился, и держится это сооружение на честном слове, мастерстве древних строителей да на плюще и диком винограде, обвившем стены сверху донизу. Да еще осина подпирает, проросшая у подножия стены и нахально просовывающая ветви в узкие окошки-бойницы.

Да вот и на галерее что-то растет в трещине меж камней, заметила я. Похоже на клён: видно, семечко-крылатку принесло ветром, оно и зацепилось. Воды тут после дождей предостаточно, земли ветром нанесло... Клёны растут быстро, и если дело так пойдет, то вскоре галерея и впрямь обрушится, когда корни раздвинут камни...

-Ты уже здесь, — раздалось за спиной, и я невольно взрогнула: аль приблизился совершенно бесшумно, не потревожив ни камушка, не задев ни единой ветки плюща. — Похвально.

-Вы приказали быть здесь в два, господин. Я пришла пораньше — тут лестница опасная, пока вскарабкаешься...

-В самом деле? Не заметил, — едва заметно усмехнулся он. В свете прибывающей луны аль казался каким-то... ненастоящим, будто морок или привидение. Может, он вовсе и не поднимался по осыпающимся и крошащимся от времени ступеням, а соткался из лунного света прямо здесь, у меня за спиной? — Где?..

-Вот, господин.

Красивая безделушка легла на требовательно протянутую ладонь алья, и глаза у него вспыхнули такой радостью, что я поняла — это именно та вещь, которая была ему нужна.

-А тебе... — Он неожиданно взглянул мне в глаза, и было в его взгляде не только всегдашнее презрение к людям, а и что-то еще. — Тебе не хотелось оставить ее себе?

-С чего бы, господин? — удивилась я. — У меня нет привычки присваивать чужие вещи.

-И тебе не жаль с ней расставаться?

-Ни капли, — пожала я плечами. — Вот тот человек, у которого она обнаружилась — тому жаль было, привык, должно быть... А мне-то она зачем?

-Просто так. Женщины ведь падки на красивые безделушки, разве не так?

-Мне не пристало украшаться такими вещами, господин. Она разве что герцогине впору, а я всего лишь ключница.

-Отчего же сразу 'украшаться'? — в глазах у него отражалась луна, и выглядело это... жутковато. Наверно, так выглядит море в полный штиль. — Просто любоваться, как любуются цветами или звездами... Тоже нет?

-Позвольте откланяться, господин Ирранкэ, — сказала я вместо ответа. Мне не понятны были его вопросы, тем более, я высказалась достаточно ясно. — Час поздний, а мне с утра снова нужно приниматься за работу.

-А из-за моего поручения ты не выспишься... — негромко сказал аль. — Я не подумал о том, что люди не могут не спать сутками, как мы. Извини, Марион.

Я удивилась — мысли он умеет читать, что ли? Потом опять удивилась — он назвал меня по имени, а то все "эй, ты"... Они, альи то есть, и господ-то наших не всегда по имени зовут, что уж о прислуге говорить!

-Мне кажется, на тебя можно положиться, — добавил его великолепие. — Ты похожа на Берту. Ты не откажешь мне еще в одной услуге?

-Разумеется, нет, господин Ирранкэ, — ответила я, окончательно переставая что-либо понимать. Какие-такие услуги понадобились от меня алью? — Что вам угодно?

-Пока — ничего, — помедлив, произнес он. — Но, возможно, в будущем я обращусь к тебе с просьбой. Обещай, что выполнишь ее.

-Я постараюсь сделать все, что будет в моих силах, господин Ирранкэ, — осторожно ответила я. — Но не стану ничего обещать вам заранее.

Да уж, так вот наобещаешь...

Бабушка не была любительницей сказок, да и некогда ей было мне их рассказывать, однако иногда она выкраивала минутку для какой-нибудь волшебной истории. Я уже плохо помнила, о чем в них говорилось: наверно, о прекрасных принцессах и отважных рыцарях, огнедышащих драконах и прочих дивных существах... Вот об этих дивных существах я и подумала: бабушка всегда особенно упирала на то, как глупо поступает герой или героиня, безоглядно доверяя какому-нибудь волшебному созданию, явившемуся из ниоткуда и предложившему помощь почти что даром. Подумаешь, какое-нибудь обещание, которое, может, и вовсе не придется выполнять! А помощь — вот она, бери да пользуйся! Только ничем хорошим этакие сделки не заканчивались: даже если история заканчивалась, как ей и полагается, свадьбой и пиром на весь мир, никак не получалось забыть, что волшебный помощник всё еще где-то рядом... И уж он-то никогда не забудет уговора, хоть сто лет прождет, а получит то, что так беспечно пообещал ему герой!

-О чем ты задумалась? — спросил аль, пристально взглянув на меня.

-Об опасности, — ответила я. — Простите, господин, но я повторю: я ничего не стану вам обещать. В конце концов, может выйти так, что, вернувшись сюда, вы уже не застанете меня в живых, как это вышло с бабушкой, и какой тогда будет прок от обещанного? Ну а в ином случае, как я уже сказала, я постараюсь сделать, что сумею.

-Понимаю, — произнес он после паузы. — Вижу, ты и впрямь удалась в Берту, и это хорошо. Ну что ж... В таком случае — до встречи.

-Доброй ночи, господин Ирранкэ, — сказала я и направилась было к лестнице, осторожно придерживаясь рукой за стену, но аль остановил:

-Не торопись.

'Да что тебе еще от меня нужно?' — мысленно вскричала я и вздрогнула, когда он крепко взял меня за локоть и сказал негромко:

-Упадешь, чего доброго. Я забыл, что вы не видите в темноте, а лестница и впрямь того и гляди рухнет.

-Не стоит беспокойства, господин, — выговорила я, но он, конечно, слушать меня не стал, и как я оказалась внизу, и по сию пору не могу вспомнить.

-А теперь... — он повернулся ко мне, — закрой глаза.

-Что...

-Закрой.

Я повиновалась и почувствовала невесомое прикосновение — это аль провел кончиками пальцев по моему лбу, векам, едва заметно притронулся к губам.

-Вот теперь можешь идти, — кивнул он, неожиданно теряя ко мне всякий интерес.

Я повиновалась, и признаюсь, еле добралась до своей комнаты, так меня клонило в сон! Не проспать бы...

Утром, однако, я встала раньше обычного с таким чувством, будто проспала от заката до восхода, а не бродила полночи невесть где... Неужто аль что-то начаровал? Поговаривали, они это умеют...

Как бы там ни было, больше господин Ирранкэ ко мне не обращался, и я была этому очень рада. Ходили слухи, будто он все-таки утешил баронессу Илену — она достаточно быстро оправилась от недомогания, узнав, что альи задерживаются в наших краях. Впрочем, все ее истории следовало делить на дюжину, по меньшей мере, да и Трикки уверяла, что Ирранкэ красавицу и на порог не пустил. Вернее даже, не он сам, а тот его слуга, который вроде бы с интересом поглядывал на саму Трикки. Ну да она тоже соврет — недорого возьмет!

На наше счастье их великолепия вскоре распрощались с герцогом и отбыли восвояси. "Скатертью дорога," — подумала я и принялась за обычные свои дела, но сама нет-нет, да и вспоминала необыкновенные глаза его великолепия, господина Ирранкэ. Да не я одна, надо думать, а и все придворные дамы...

*

Полгода прошло с тех пор, и постигла нас тяжелая утрата — скоропостижно скончался старый герцог. Был он не так уж стар и еще ох как боек, а что до свойственных возрасту болезней, так многие и с худшими хворями живут, и подолгу. Да и то: незадолго до смерти его светлость целыми ночами куролесил с новой своей фавориткой, избранной взамен отданной замуж баронессы Илены. Возможно, сказали доктора, это и стало причиной удара: все-таки возраст есть возраст, излишества дали о себе знать...

Наследник не слишком-то расстроился, узнав о смерти отца, а потому злые языки тут же распустили слух, что он сам батюшку и уморил, устав дожидаться, пока тот сам отбудет в мир иной. Я была уверена, что все это — чистой воды выдумки: каким бы ни был молодой герцог, отца он любил, и уж на убийство бы не пошел.

Так или иначе, но замок погрузился в траур, а вдовая герцогиня удалилась в свое поместье, захватив с собой Трикки и избранных дам, и вернулась лишь через месяц, на торжества в честь сына.

Алийский князь, разумеется, не соизволил пожаловать лично ни на похороны, ни на празднество, но посол со свитой все же прибыл почтить память усопшего и поздравить нового правителя.

И опять наши дамы принялись изо всех сил утягивать талии, чтобы казаться такими же тонкими и воздушными, как алийки, сильно пудриться и белиться, чтобы обрести интересную бледность, и оголять плечи и грудь сверх всякой меры. Правда, на их великолепий эти уловки вовсе не действовали, и хотя многие дамы по-прежнему, закатывая глаза, шепотом рассказывали друг другу, каковы альи в альковных делах, было это обыкновенным враньем.

Челядь, что прибирается в комнатах и меняют простыни, не замечают, будто мебель, вот только господа частенько забывают, что у слуг есть глаза и уши, да и соображают они очень даже недурно. Ну а мне, повторюсь, по должности положено быть в курсе всяческих слухов и сплетен, что витают в замке, так что и я знала — о любовных приключениях с альями дамы разве что мечтали. И примером тому баронесса Илена, о которой рассказывала мне Трикки.

Его великолепие господина Ирранкэ я повстречала совершенно случайно. Вернее, не я его повстречала, а он меня разыскал. И не просто разыскал, а... Словом, вернувшись поздно вечером к себе, я застала сиятельного гостя сидящим в моем любимом кресле.

Честно признаться, я его не сразу и признала, ибо выглядел его великолепие далеко не так дивно, как при прошлой нашей встрече. И без того худощавый, аль исхудал еще больше, а от интересной бледности и следа не осталось — ее сменил самый что ни на есть простецкий загар. Видно было, что его великолепию пришлось изрядно попутешествовать, да не в карете, а верхом, если не вовсе на своих двоих.

-Добрый вечер, господин Ирранкэ, — сказала я, постаравшись ничем не выдать удивления. — Что вам угодно?

-Помнишь, что ты мне пообещала? — спросил аль, и не подумав ответить на приветствие.

-Я ничего вам не обещала, гоподин, — напомнила я, — я лишь сказала, что постараюсь выполнить одну вашу просьбу, если это окажется в моих силах, — ответила я, постаравшись подчеркнуть голосом слово "одну".

-Верно, — его великолепие поднялся с кресла и отошел к окну. — Но прежде, чем я озвучу эту просьбу, я хочу кое-что рассказать тебе. Вот об этом...

Он вытянул из-за ворота серебряную цепочку, на которой висела, конечно же, та самая замысловатая вещичка.

-Об этом? — удивилась я. — Но что же это все-таки такое?

-Я и сам этого не знаю, — неожиданно усмехнулся аль. — И никто из ныне живущих не знает. Нам известно лишь о малой толике тех свойств, которыми эта вещица обладает. Но и этого более чем достаточно, чтобы...

Он замолчал, но я и без того прекрасно поняла его мысль: очень многие, похоже, хотят заполучить эту штучку.

-Ты, конечно, спросишь, почему я намерен говорить об этом именно с тобой, — сказал он, опередив меня буквально на секунду, я и впрямь собиралась задать этот вопрос. — Дело в том... Нет, не так!

Аль помолчал немного, потом произнес:

-Помнишь, о чем я расспрашивал тебя на той галерее?

Я кивнула.

-А помнишь, насколько твоей матери было трудно было расстаться с этой вещью?

-Конечно, помню, — ответила я, и только потом до меня дошел смысл сказанного. Наверно, я сильно покраснела...

-Не удивляйся, — сказал господин Ирранкэ. — Мой слуга проследил за "одним человеком", который принес тебе это, а потом выяснил, кто такова эта женщина. Равно как и сообщил, что никаких богатств неведомо откуда на эту достойную женщину не свалилось.

-Я не стала отдавать ей всю награду, она таких денег и не видела никогда, где же ей с ними управиться? Ее и ребенок обманет! Да и отчим... — начала я оправдываться, но аль повелительно поднял руку, приказывая умолкнуть.

-Меня совершенно не интересует, как именно и о чем ты договаривалась со своей матерью, — сказал он. — Я хочу услышать ответ на свой вопрос: ты заметила, насколько тяжело ей было отдать тебе какую-то безделушку, вовсе никчемную для простой крестьянки? Даже за большие по ее меркам деньги? Ты ведь что-то ей все-таки отдала, полагаю, иначе откуда в ее хозяйстве взялась вторая лошадь, корова и земельный надел?

-Отдала, конечно, — сказала я. — И да, я видела, как ей не хочется расставаться с этой вещью.

Это и впрямь было заметно: мне даже показалось, что вот сейчас матушка откажется от денег и унесет вещицу с собой. Не силой же отнимать! Хотя я и могла бы так поступить, я намного сильнее, но выкручивать руки родной матери... это уж слишком.

-Она действует так почти на всех, — сказал аль, помолчав. — На кого-то сильнее, на кого-то меньше, но — почти на всех. Чем дольше держишь ее при себе, тем тяжелее потом расставаться с нею. Но есть и те, кто не ощущает чар этой вещицы. И доверить ее на хранение можно только им, иначе...