"Королевский роман"

— Высокохудожественно, — оценил отец, взяв сына за плечо и как следует рассмотрев. — А что это у него лапы такие скрюченные?

— Ревматизм, должно быть, — предположила Марина Михайловна. — А по какому поводу гуляем? Скушно-с?

Сын неопределенно пожал плечами и отвернулся. Последнее время, уже недели две, в нем зудело чувство неудовлетворенности. Он чего-то хотел, не понимая — чего. Куда-то бежать, что-то делать, кричать, драться, прыгнуть с небоскреба, спустить лавину. Да хоть с родителями поскандалить, что ли! Почему они его воспринимают как ребенка? Все воспринимают как снисходительную шалость, все разрешают! Им что, все равно, что он татуху набил? Вот Тамми, к примеру, за синие волосы отец посадил под домашний арест на неделю! Да еще тетка звонила отцу, жаловалась, типа герцог считает, что он учит кузена плохому. Казалось бы, вот он повод, да здравствует скандал, но нет! Отец посмеялся и непонятно сказал, что у дяди Берни горячая кровь Дармонширов прорвалась через лед Кембритчей, что уж говорить о Таммингтонах. Луций стукнул рукой о косяк и с досады пошел спать не ужиная.

Долго валялся в постели без сна, недовольный целым миром, досадуя сам не зная на что. Заснул, но скоро проснулся, от того, что горячо внутри, как будто кровь кипит, а сердце ледяное, и его бросает то в жар, то в холод. Мышцы скрутило, как после целого дня тренировок, он ощущал каждую кость, каждый позвонок. Он испугался, сильно — он никогда не болел, даже в детстве. В голове кружились странные образы, он с трудом сообразил, что надо бы позвонить родителям — вдруг с ним что-то серьезное, но, оказывается, забыл зарядить телефон. С трудом встал, решив дойти до их спальни, и вдруг услышал странный голос. Голос шуршал за окном, бился в стекло, звал, просил впустить. Лици распахнул раму, вздохнул полной грудью. Улыбнулся, легко вскочил на высокий подоконник и подставил лицо свежему ветру. Стало легко-легко, и он непринужденно шагнул туда, где ласкался и пел упругий и пружинистый воздух. И понял наконец, что говорил тот голос. Ветерок. Ветерок... Ветерок!

Люк проснулся от того, что невидимая рука тряхнула его за плечо, вгляделся в темноту, распахнул окно и прыгнул.

19.

Узкую, похожую на платяной шкаф, спальню тускло освещал маленький ночник. В ногах высокой кровати под балдахином спала толстая пушистая черная кошка, едва заметная на клетчатом темном покрывале.

Телефон на ночном столике заиграл похоронный марш.

— О, боги, опять! — пробормотал спящий, приподнимаясь. Кошка недовольно заворчала.

— Слушаю, ваше высочество, — заунывно проговорил мужчина в телефон. — Да, мы будем сию минуту.

— Это невыносимо, Эрминтрьюд, — Зигфрид Кляйншвитцер сел в постели, стащил ночной колпак. — Они вгонят меня в гроб, дорогая. Представляешь, я должен немедленно доставить Стрелковского в Бермонт.

— Мряяяяууу, — рявкнула Эрминтрьюд, выгнула спину и выпустила когти.

Зигфрид щелкнул пальцами, носки подбежали и, извиваясь, полезли ему на ноги. Брюки и сорочка подлетели следом, а ночная рубаха до пят аккуратно свернулась и легла на подушку.

Придворный маг открыл Зеркало, извлек Игоря Ивановича из теплой постели и женских объятий, и с некоторым удовлетворением отправил в Ренсинфорс в одних подштанниках.

Еще ложечку бальзама добавила ему ее высочество Марина. Никогда он не видел эту Рудлог такой потерянной.

— Эрминтрьюд, что-то здесь не так, — вновь укладываясь, говорил маг. — Что же такое узнала третья принцесса?

Потревоженная кошка зашипела и пребольно вцепилась в голую ляжку.

Всю ночь господину Кляйншвитцеру снился домик в деревне, милый садик и персиковое дерево. Сон, однако, был вовсе не покойным. Бесцеремонные наглые сони поедали его персики, откусывая самые сладкие кусочки с румяных боков, повернутых к солнцу. Самое ужасное, что у сонь были лица, притом очень знакомые.

Утро, впрочем, как и любое другое, не принесло облегчения. Серебряная рюмочка настойки перед завтраком несколько примирила его с действительностью. Еще одна, после завтрака, чуть облегчила тяжесть мироздания на его плечах.

— Эрминтрьюд, девочка моя, до вечера.

Кошка лениво потянулась, достопочтенный маг отправился на службу.

18.

— Мда... — Марина посмотрела в зеркало и капризно изогнула губы. — Змей атакующий!

Люк опустился на колени, поцеловал ее живот, провел пальцем, повторяя свое имя.

— Змей разъелся, — согласился. — Опарыш какой-то, а не змейс.

Марина приподняла потяжелевшую грудь, горестно вздохнула. Рудлогский сокол походил на несушку, очень откормленную.

— На спину я даже смотреть боюсь, — пожаловалась она, поворачиваясь. — Что там? Лопух-мутант?

Вот почему в тату-салонах нет альбома фотографий 'Как будет выглядеть ваша татуировка на девятом месяце беременности'?

17.

Мариан целовал плечи, губы скользнули ниже по лопаткам, тонкой талии к так любимой им попке. Василина изогнулась от удовольствия, прикусила губку. Мариан стиснул аппетитные полушария, и вдруг зарычал совсем не страстно. Жена от удивления обернулась.

— Что это?! — рык и пальцы жестко скользят по ягодице. — Кто посмел?!

— А, ты об этом, — немножко нервно рассмеялась королева. — Мне так захотелось. Очень символично — отпечаток медвежьей лапы именно там. Ну, Мариан...

— Кто видел тебя голой?! Ты ходила в салон?! — клыки и когти во всей красе.

— Успокойся, медведь! — обняла своего зверя Василина. — Это была Каролишка! Она нарисовала, йоллоувиньской тушью. Я хотела сделать тебе сюрприз!

Много позже, засыпая, Василина подумала, что больше никаких сюрпризов мужу делать не будет... И Ани, похоже, тоже...

16.

'Счастливыми для материнских чувств миссис Беннет стал день, в который она распростилась с двумя самыми достойными своими дочерьми!' Перефразируя Джейн Остен, скажем так: счастливым днем для Мариана Байдека стал день, когда последняя, шестая сестра Рудлог вышла замуж. Цитируя другой роман той же писательницы, едва они потеряли Каролину, Мартина не только достигла возраста, когда ее можно было приглашать на вечера с танцами, но и позволила предполагать, что у нее могут завестись воздыхатели.

Мартина Рудлог очень любила тетю Полину, была с ней близка, и часто гостила у нее. Их в Бермонте даже звали похоже: королеву Полину — Медвежье Солнце, а принцессу Мартину — Огненная (или Солнечная, кому как больше по душе) Медвежонка. Почти всегда вместе с ней в Ренсинфорс пребывали 'статс-дамы' — графиня Ирина Стрелковская и княжна Сональя Тандаджи. Три девицы наводили шороху в степенном медвежьем семействе — Мартинкины кузены были младше, но считали ниже берманского достоинства уступать в чем-либо девчонкам — поэтому шалостей, проказ и приключений за один визит хватало ровно на столько, сколько было терпения у Его Величества Демьяна. Ну, или времени, если король за занятостью не сразу узнавал о неудачном опыте по изобретению пороха и последовавшем за тем пожаре в лабор..., то есть в гостевых покоях. Или попытках построить воздушный шар на заднем дворе у Свенсенов и покорить стратосферу. Да, у крон-принца Поля тоже была свита — Игорь и Люджин Свенсены. Помнится, в первом классе Мартина за какую-то провинность поколотила Игоря его собственным портфелем и даже проехала на нем круг почета, как победительница, а на ее выпускном вечере он, высокий и широкоплечий курсант в парадном мундире, примерно также отбивался от внимания Мартинкиных одноклассниц. Они выросли так незаметно, как растут все дети. Вот уже и принцесса Рудлог собралась замуж, за Тери Блакори. Брак династический, но Мартина не слишком возражала — жених был молодой, симпатичный и веселый. Свадьба была назначена на сезон Красного, но в первое весеннее полнолуние, которое родители, как всегда, проводили в поместье, Мартина исчезла.

— Мали! Немедленно приходи!

Майло Тандаджи поморщился. Привычная, как родинка, женина истерика была как никогда не ко времени.

— Таби, успокойся. Я не могу сейчас приехать. У нас... чрезвычайная ситуация.

— Немедленно, Мали! Твоя чрезвычайная ситуация сидит у нас на кухне!

Через минуту Тандаджи вышел из Зеркала в собственной гостиной. Увиденное потрясло его больше, чем полученное известие. На диване, обнявшись, рыдали Таби и матушка.

— Мали! Прости! Это я виновата! — возопила Таби при виде начальника госбезопасности. — Не уберегла! Не уследила!

Матушка дрожащей рукой била себя в грудь.

— Я всегда говорила — ежели девицы начинают носить штаны — добра не жди!

Тандаджи открыл дверь, посмотрел и набрал Стрелковского. Звонить медведям в полнолуние лучше вдвоем. И вообще, Хиль — Его друг.

Господа полковники почти с умилением смотрели, как за семейным тидусским столом дружно ест традиционные тидусские пирожки квинтет.

— Папочка, поздравь меня! Я вышла замуж! — Сонечка подскочила, кинулась отцу на шею.

— Вас тоже можно поздравить, ваше высочество? — глядя поверх дочери, вежливо осведомился безвременно поседевший на службе Рудлогам Майло.

— Спасибо, господин Тандаджи! — кивнула Мартина Свенсен.

— Папа, — помахала рукой из-за стола Иринка. — А ты ничего не хочешь спросить?

— Только о том, кто жертва, — кивнул на брачный браслет Стрелковский.

— Табит, сынок! — заголосила из гостиной безутешная мать. — Не уберегла!

15.

— Господин Леймин, а это второе еще и огнедышащее, — оглядываясь в панике на дымящийся лес и занимавшуюся кровлю, торопливо говорил в трубку Майки Доулсон. — Господина герцога нигде нет! Я не знаю, что делать!

Окно на третьем этаже распахнулось и красивая, хоть и растрепанная, испуганная женщина закричала.

— Пожар! Спасите! Спасите моих детей!

Секретарь его светлости выронил телефон и подобно льву ринулся в замок.

Жак Леймин с недоверием посмотрел на замолчавшую трубку и все же сделал два звонка: штатному магу, что бы открыл Зеркало в Вейн и лорду Резенфорду. Если это то, о чем он думает, лучше поставить службу безопасности королевства в известность немедленно.

Появившись в эпицентре событий, опытный служака организовал тушение пожара, помощь пострадавшим и следствие, каковым было установлено, что внезапно слуги услышали шум и грохот на этаже, на котором располагались герцогские покои. Видимо, взрывом, были выбиты решетки на окнах, а над замком одно за другим промчались два устрашающих чудовища, крылатых змея. Одно из них, выдохнув столб пламени и подпалило замок и окружающий лес. Причем очевидцы утверждали, что второе чудовище пыталось сначала сожрать первое, щелкало зубастой пастью, но поскольку первое было проворнее — плюнуло в него огнем, что и привело к пожару. Допрошенная в качестве основной свидетельницы гостья герцога Дармоншира, Софи, как она утверждала, совершенно случайно оказавшаяся непосредственно в покоях герцога, твердила, что ничего не видела и ничего не помнит, и рыдала на груди у Майки Доусона, зверем глядящего на бесчеловечного Леймина.

Где-то на границе с Рудлогом.

'Маришка! Я все объясню!' — усиленно думал Люк, посылая лучи добра и спокойствия Марине Рудлог. Ни мысли, ни лучи до принцессы не долетали, наверное, потому, что на пути сгорали. Марина наладила подачу огня и выдыхала пламя ровно и стабильно, как новый огнемет.

'Марина! У меня с ней давно ничего не было!' — изо всех сил виляя организмом и на всякий случай еще и усиленно махая крыльями, поклялся герцог.

Марина зарычала, язык пламени вырос на добрых пять метров, хвост его светлости задымился.

'Марина, прекрати немедленно!' — разозлился Лукас Бенедикт. — 'Я не шучу! Прекрати или я рассержусь!'

— Вот моя девочка! Давай, дочь! Поддай этому засранцу! — гулко хохотал Красный, бухая кулаком по пиршественному столу так, что винные чаши подпрыгнули. Белый укоризненно покачал головой. — Да ладно тебе! Сам же жаловался, что ему никак целительство не дается. Вот, теперь получится.

Так, кстати, и появилось знаменитое изречение: 'Врачу, исцелися сам!'

14.

Нории Валлерудиан кивком поблагодарил Четерии, на правах старейшего высказавшегося последним из Владык.

— Владычица, твое слово?

Ангелина еще раз пробежалась взглядом по документам, посмотрела на мужа.

— Я должна подумать.

В окна было хорошо видно, как сафаиита дергает сорняки в прекрасном и обширном розарии.

— Вина? — предложил гостеприимный хозяин.

13.

Расстроенная Суреза выслушала госпожу и все-таки решилась робко возразить:

— Но, сафаиита, так не делают...

— Суреза. Пойди и сделай, как я сказала, — велела принцесса голосом, каким ее предок отправлял на бой полки. Малита повиновалась, на последок укоризненно окинув госпожу взглядом, одновременно укоризненным и радостным. В церемониальном одеянии Ангелина как будто стала выше ростом и куда округлей, как и полагается невесте.

Она ожидала дракона посреди комнаты, величественная и прекрасная.

— Нории, — Ани взяла его руку в ладони. — Ты прав. Все неважно. Мои родные поймут и порадуются за нас, для страны и монархов Василина выпустит обращение, пресса довольствуется пресс-релизом.

— Но? — озвучил Нории не произнесенное ею вслух.

— Но я помолвлена. Я дала слово другому.

— Я услышал тебя, Ани-лиша, — Нории легонько коснулся ее лба губами и вышел.

— Ваша светлость, — Люк поднял голову от бумаг, но не успел ничего ответить. Бледного как йоллувиньская бумага Доусона снесло в сторону и в кабинет вошел высокий красноволосый голый мужик.

— Ты — Лукас Дармоншир, жених принцессы Ангелины? — гулко разнесся голос гостя.

Люк аккуратно отложил ручку и бумаги, поднялся.

— Да, — тут герцог задумался. Спрашивать у голого мужика 'С кем имею..?' — глупо. Еще не лучше кидаться к нему со словами: 'О, дракон! Счастлив познакомиться, давно мечтал тебе коньяк выставить!'

— Я Нории Валерудиан, — частично избавил его визитер от затруднения. — Ани согласилась стать моей госпожой, но она связана с тобой словом. Давай решим этот вопрос как мужчины, в честном поединке.

Люк машинально потрогал не сошедшие еще следы от синяков, оставленных Байдеком. Нога заболела и заранее подвернулась.

'Этот убьет', — тоскливо подумал Лукас Бенедикт.

— Нории, — усаживаясь в кресло и делая приглашающий жест, начал воспитанник Тандаджи. — Я уверен, мы договоримся. Мы же цивилизованные люди!

День клонился к вечеру, и Ани надоело сидеть одной в пустой комнате совершенно без дела. Наконец, во дворе послышался шум крыльев, крики людей и скоро Нории появился на ее пороге.

— Ани, я все уладил. Лукас вернул тебе слово, — Владыка протянул невесте немного помятый листок.

— Нории, — встревожилась старшая Рудлог, — он жив? Марина мне не простит!

Дракон задумчиво потрогал челюсть и кивнул.

Тут принцесса подозрительно принюхалась.

— Нории, а чем это... Что это от тебя так коньяком пахнет? Ты пил?! Я тут жду, а ты пил?!

Собравшиеся гости были самой терпеливой свадьбой в мире...

12.

За спиной порывом ветра распахнуло окно. Принцесса нахмурилась — окно она вчера сама запирала, поднялась. Ветер пах морем, розами, и...