Пять лет

Я перебила:

— Это не из-за Катюши.

Он вроде бы удивился:

— Тогда из-за чего?

Противный, наглый, непрошибаемый тип, который постоянно лезет не в свое дело! Но я, подумав, ответила:

— Наверное, из-за Бельгии.

Дима резко повернул ко мне голову, как будто хотел что-то сказать, но потом опустил глаза в землю. А я, освободившись из-под Никитиной руки, направилась в дом, решив, что на этом все разговоры закончены.

И потом снова были танцы и даже песни под караоке. Дима пил со всеми, но не принимал участия в их бурном веселье. Ко мне тоже не подходил. Настроение больше не колебалось, оно припечаталось ко дну, но дарило спокойствие.

Посреди ночи, когда я осознала, что пора бы и поспать, выяснилось, что все собираются оставаться прямо тут. Уезжать одной на такси не хотелось. Хозяева разложили диван в зале, а на пол постелили матрасы и накидали подушек. Более комфортабельных спальных мест в доме на всех бы не нашлось. Я легла на один, понимая, что в комнате достаточно тепло и обморожение мне не грозит. Хватит и подушки, а усталость — лучшее из одеял. Дом затихал, хотя там и сям иногда слышались приглушенные хихиканья. Влад ушел в спальню с одной из девушек, Слава шептался на кухне с другой, Андрей с Настей уже сопели неподалеку, а Игорь, похоже, растворился в комнате Кости.

Попыталась отвлечься от внешнего шума. И тут почувствовала, что рядом со мной кто-то ложится и аккуратно просовывает руку под мою голову. Я, не открывая глаз, придвинулась ближе и смогла наконец-то уткнуться носом в его шею. Второй рукой он пригладил мои волосы, а потом обнял. И стало хорошо, тепло, уютно и правильно. Настолько, что сердце сжалось.

Тишина.

— Дим, давай жить вместе?

— Э, как тебя развезло-то с коньяка...

Тишина.

— Лен, прости меня.

— За что?

Тишина.

— За Бельгию.

Тишина. А мы лежали рядом и слушали дыханье.

Глава 11

Влюбленность — это не любовь. Любовь — спокойное, тихое чувство полной гармонии с самим собой. Она приносит мир. Внутри и снаружи. Влюбленность — совершенно иная субстанция, просто первый мучительный росток. Из нее может вырасти любовь, из нее может вырасти хаос, который поэты благоговейно называют страстью. Психическое заболевание. Война. Внутри и снаружи. Но никто и никогда не заставит меня поверить, что он способен сопротивляться этому. Неконтролируемая, почти внешняя для воли и сознания сила, способная разрушить жизнь. А мы с радостью впитываем этот яд, как будто от этого зависит смысл всего существования.

Когда я думаю, что мы с Димой через несколько месяцев расстанемся, у меня в груди больно-больно сосет. Когда я думаю, что мы никогда и не будем вместе, внутри ничего нет. Совсем нет. И это чувство несовместимо с жизнью. И это не выбор — быть с ним или нет. Нет у меня никакого выбора.

Мы ехали домой в такси вместе. Остальные еще остались у Кости, включая и моего дезориентированного счастьем приятеля. Думаю, вечеринка пойдет на второй круг. А мы решили уехать, потому что нам двоим не нужна атмосфера праздника, чтобы ее чувствовать. Дима молча держал меня за руку, задумчиво перебирал взглядом протекающий мимо вид из окна, а иногда смотрел на меня и легко улыбался. Я тогда очень глупо подумала о том, что если бы наша машина прямо сейчас разбилась, то все бы так и закончилось, на самом лучшем моменте моей жизни. Ужасно глупо! Это оно самое — психическое заболевание. Какой приятно-напрягающий недуг.

— Какие планы на выходные? — спросил Дима, когда мы вышли из машины.

Он расплатился сам, а я не стала спорить. Я вообще задушила в себе размышления о правилах наших с ним взаимоотношений. К сожалению, нет учебного пособия "Как встречаться со школьником". Возможно, я его сама потом и напишу.

В планы на выходные у меня входил он. Кажется, выражение моего лица было ответом, потому что Дима улыбнулся теперь шире, снова подхватил мою руку и потащил по направлению к ближайшему магазину.

— Макароны с сыром! — объяснился он о намерениях.

— И... чипсы! — спохватилась я.

— И киношку какую-нибудь включим!

— Комедию!

— Всегда любил поржать!

— Про любовь!

— Про любовь маньяков к расчлененке!

— Тогда побольше чипсов!

— И сыра!

Вообще-то я жила недалеко от школы, поэтому тут вполне могли встретиться коллеги по работе или ученики. Поэтому я, это осознав, все же аккуратно вынула пальцы из его ладони. Серое мерцающее негодование остановила извиняющимся взглядом, и в награду получила понимающий кивок. Нет, все же определенные правила наших взаимоотношений вырисовываются.

Сбегала в душ, пока Дима варил свои любимые макароны. Его присутствие в моем доме сводило с ума. Но каждый раз я невольно возвращалась к мысли, как давно он меня не целовал... И какими словами я предложу ему сегодня остаться.

Выйдя из ванной, обнаружила, что мой персональный повар уже трет сыр, напевая иностранную песню под какой-то неимоверно рваный мотив.

— Дим, Тамара Дмитриевна вчера сказала, что ты настолько хорошо шпрехаешь на инглише, что мог бы сам вести уроки вместо нее!

Он задержал взгляд на моих мокрых волосах на долю секунды.

— Чтобы вести уроки вместо нее, достаточно знать пару десятков слов.

— О, как мы зазнались! — я села за стол.

— Да не, — он будто извинялся за сказанное, — просто школьная программа... не подразумевает изучение иностранного языка. Только пустое отсиживание уроков. Вот ты учила в школе английский?

— И в институте тоже, — я пока не понимала, к чему он клонит.

— И как?

— Ну, пару слов связать смогу... Текст со словарем переведу, если потребуется.

— Вот именно — предел общего образования. Школьная система обучения иностранному, если не брать во внимание спецшколы, не предназначена для того, чтобы действительно научить говорить и понимать. Максимум — знание пары сотен слов и умение кое-как читать. Вот ты сможешь общаться с носителем языка? Сможешь понять иностранный фильм?

— Вряд ли, — кажется, я впервые видела его таким — заинтересованно доказывающим свою точку зрения.

— Ну вот. Лен, а ведь я могу и поучить тебя. Хочешь? — он улыбался хитро, а я не могла не улыбаться ему.

— Да мне это как-то и не нужно особо... Книг в оригинале я не читаю, фильм и с переводом могу посмотреть.

— А если вдруг придется стартануть заграницу? — ухмылка перерастала в смех.

Зато мне внезапно стало грустно. Не знаю, он это спросил с намеком, что я могла бы поехать с ним, приезжать иногда к нему или вообще ничего такого не имел в виду. Мне просто стало грустно. Дима, заметив это, подошел, наконец-то обнял и коснулся своими губами моих.

— Лен, прекрати. Мы выкрутимся. Обещаю! Веришь?

А я вместо ответа сильно прижала его к себе. Верю. Не знаю, веришь ли ты сам, а я верю.

Развалившись на диване, мы поглощали вредные для здоровья чипсы и смотрели не менее вредное для здоровья кино. Так и не сумев договориться, выбрать ли нам фильм про любовь, зомби или про любовь к зомби, мы ткнули в первое попавшееся название. Это оказался детектив.

— Я не очень люблю детективы, — решила заявить я свои права на компьютер.

— Терпеть ненавижу детективы! — ответил Дима.

И поскольку это был первый фильм, относительно которого мы сошлись во мнениях, решили смотреть именно его. В любом случае, удовольствие мы получали не от того, что происходит на экране. А уж когда он положил голову мне на колени, позволяя моим пальцам перебирать светлые волосы, то мысли о сюжете и персонажах вообще покинули мой бедный мозг. И я хотела большего. И я была благодарна ему за то, что он не торопит события. И я беспокоилась, не слишком ли он медлит с событиями.

В кармане его джинсов затрещал телефон знакомой мелодией. Он разочарованно простонал, поднялся, посмотрел на дисплей и прокомментировав: "Это отец", ответил:

— Привет... ага... Да, все нормально... Я у Лены сейчас...

Я вытаращила глаза и замахала руками, запоздало призывая хранить мое существование в тайне. Дима показал язык и продолжил:

— Не знаю... — и обратился ко мне. — Отец зовет сегодня на ужин. Поедем? Он познакомиться с тобой хочет.

— Не-е-е-ет, — прошипела я.

— Па, она ща в обмороке, оклемается — переспрошу. Сам заедешь? Ок, — и он продиктовал мой адрес! Мой родной личный домашний адресочек!

— Я никуда не поеду! — твердо и немного нервно сказала я, дождавшись, когда он уберет свой телефон.

— Не хочешь — не поедешь. Никто тебя насильно никуда не тащит. Но только скажи почему? — Дима включил такой ненавистный режим холодного спокойствия. Неужели это именно он всего минуту назад почти мурлыкал на моих коленях от удовольствия?

— Зачем мне вообще встречаться с твоим отцом?

— Он давно хочет с тобой пообщаться. Я — его единственный сын. По-моему, все логично.

— Мне должно быть приятно видеть отца ученика, с которым я переспала и собираюсь спать еще?! — вырвалось! Это само собой вырвалось! Но Дима, кажется, моей оговорки на будущие планы даже не заметил.

— А ему должно быть приятно, что он не знаком с той самой училкой, в которую втюрился его сын?!

Я оцепенела от услышанного.

— Что ты сказал?

— Втюрился, сказал! — он уже начинал улыбаться и снова шагнул ко мне. — Лен, ты вот вроде умная, а иногда такая дура!

— Слово-то какое подобрал — втюрился! Получше-то никак не мог сказать? — я тоже улыбалась до ушей, устраиваясь в его объятиях.

— У меня просто учитель фиговый. Как научит правильным словам, так сразу и скажу.

— Ладно. Поеду, — я не могла теперь сопротивляться.

— Ну... Теперь даже и не знаю — стоит ли такую истеричку брать с собой...

* * *

Никак не удавалось сдержать нервозность в присутствии Виктора Михайловича, хотя тому, казалось, было наплевать. Во время поездки и потом, уже у них дома, сидя за кухонным столом, он без остановок расспрашивал о спектакле, об учебе, о вечеринке у Кости. Причем выдавал некоторые такие подробности о наших общих друзьях, что становилось понятно — Димин отец хорошо знаком с ними. Мне было настолько не по себе, что я никак не могла решиться попросить перестать меня называть "Елена Александровна".

— А ты чего сидишь, как рыба снулая? — обратился он ко мне, закончив допрос сына.

— Я не снулая, — мой ответ, вероятно, призван был произвести на него неизгладимое впечатление об ораторских талантах.

— Как мой парень учится на твоих уроках? Рассказывай уже все честно, Елена Александровна!

— Хорошо учится... — боже, почему я краснею?

— Ты так тухнешь, потому что думаешь, я против ваших отношений?

Я нашла в себе силы кивнуть.

— Да нет... Димка у меня... Знаешь, он рациональный и взрослый. Наверное, после аварии сразу стал рациональным и взрослым. И я уж точно не стал бы лезть в его личные дела. И он, тем более, вряд ли бы мне это позволил. Поэтому, если тебе нужно мое мнение, вот, держи — я не против.

Кажется, мне стало чуть легче. Ровно до того момента, как он добавил:

— Я вообще, грешным делом, побаивался, что его Костян переманит в их голубую братию! А я бы на старости лет рыдал в подушку по причине отсутствия внуков... Так что рыба — далеко не худший вариант!

Я поперхнулась чаем. Язык без костей — это у них наследственное...

— А давай-ка, Елена Александровна, мы его за винишком выпроводим, а сами потрещим наедине? — заговорщически шепнул Виктор, чуть наклоняясь вперед, как будто сына тут и не было.

Дима недовольно нахмурился и перевел взгляд на меня. Я решила, что лучше сразу разрешить все вопросы с его отцом, поэтому ободряюще ему улыбнулась и согласилась.

Когда мы остались одни, мужчина вдруг стал серьезным.

— Елена Александровна, я хочу с тобой поговорить открыто и надеюсь на честность. Сможешь?

— Смогу, — мое смущение прошло, а нутро заполнялось решимостью выдержать хотя бы этот разговор.

— Послушай... Димка, действительно, к тебе относится серьезно. Он рассказал мне о тебе еще пару месяцев назад. А как я понял, у вас с ним даже толком ничего тогда и не было. Я знаю сына. И знаю, что это не пустозвонство. Верю, что у вас все может получиться. Но... ты ведь знаешь про отъезд?

— Да.

— Несколько дней назад он мне вот что заявил — якобы, может поступить в местный вуз на юриста, а в Финансовый университет в Москве заочно на международные экономические отношения. Получить тут два высших, вместо поездки. Знаешь об этом?

— Нет.

— Так вот... — он продолжал задумчиво. — Университет этот, который московский, очень хороший, престижный, я не спорю. А в местном я и сам когда-то учился на юридическом факультете... И в денежном вопросе я бы два вуза потянул, и Димка сможет — не сомневаюсь, но... Меня смущает, что раньше ему это даже в голову не приходило. Никогда он не думал о том, что не поедет после выпуска к матери! Да, говорил, что потом вернется, да, говорил, что ему там не особо нравится, но это были его единственные планы на учебу. А тут он все уже разузнал и всерьез обдумывает другой вариант. Понимаешь почему?

— Да, — сердце сжалось. Я не приму от Димы никаких жертв.

— И что ты собираешься делать?

— Ничего, — я была уверена в ответе, хоть и больно было дышать. — Он уедет в Бельгию, как и планировал все эти годы. Если у нас все будет серьезно, то мы будем вместе. После.

— Хорошо, — ответил Виктор, хотя задумчивость из его голоса так и не пропала.

* * *

Как только мы с Димой вышли на улицу и пешком отправились к моему дому, я сразу сказала о том, что узнала от его отца и о том, что я тому ответила.

— Лен... послушай. Вариант-то хороший, если подумать. Мне не понравилось у матери, жить там пять лет само по себе будет мучением. Другая обстановка, другие люди... А тут — Финансовый университет при Правительстве...

— Нет. Если ты сейчас передумаешь, я всегда буду винить себя в этом, зная, что ты изменил планы только из-за меня. А значит, не буду счастлива — с тобой или без. Сделаешь это со мной?

Он думал очень долго.

— Ладно.

Я сама взяла его за руку. На улице было темно и морозно. Дорога неблизкая, но настроение у обоих как раз соответствовало желанию подольше идти — вот так, вместе, держась за руки.

— Дим, ведь ты можешь надоесть мне гораздо раньше!

— А ты мне уже надоела! Я сегодня переночую у тебя, чтоб закрепить результат.

— Это будет омерзительно!

— Меня воротит от одной только мысли!

Мы шли дальше, смеясь. Забывая о том, что будет.

Любовь — это не влюбленность. Это спокойное, тихое чувство полной гармонии с самим собой.

* * *

Губы уже горели от поцелуев, но дальше дело не шло. Не знаю, что сдерживало Диму, но он не давал волю ни рукам, ни языку. Я уже была готова кричать от бессилия. Поэтому спросила, чуть отстранившись от его губ:

— Тебе домой не пора, школьник?

Он рассмеялся, запрокинув голову.