Разглядывая знакомый кабинет, мне и самому не верится, что еще совсем недавно я бил током террористов, ходил "лунной походной" по сцене Уэмбли и вел переговоры на миллионы долларов. Две жизни — две реальности.

— Я не собираюсь объясняться с твоей мамой, почему тебя в следующий раз привезут в цинковом гробу.

Романов подошел к окну и начал массировать глаза. За те полмесяца, что я его не видел — он здорово постарел, осунулся.

— Никакие деньги, никакая помощь зарубежным политикам и никакие победы в спорте — не стоят всего этого — Генеральный машет в сторону рабочего стола и стола для совещаний. Я вижу, что он просто завален документами наверху которых лежит карта Лондона с пометками.

— Все что тебе положено — получишь — продолжает Романов — Медали за проявленное мужество, награды, премии, я даже разрешаю тебе стать лицом японской фирмы Сони — тут японская делегация сидит в Москве. Ведем переговоры об открытии предприятий в свободной экономической зоне под Владивостоком. Увидели по телевизору твое кривляние на сцене и просто с ума сошли. Готовы заплатить полмиллиона долларов, чтобы ты прошелся своей лунной походкой по Красной площади с их новым плеером Волкман. Я дал добро, пожалуйста. Подписываете документы и Селезнев весь ваш. Но за рубеж... извини.

Вот же хитрый Романов! Заводы на мне срубил. Еще и полмиллиона зеленых отхватит в бюджет. А мне что с этого?

— Нельзя за рубеж так нельзя — я пожимаю плечами. Как там пел Ролан Быков в Айболите-66?

"Ходы кривые роет

Подземный умный крот.

Нормальные герои

Всегда идут в обход!"

— Но у меня просьба. Даже две.

— Давай — удивленный моей уступчивостью Романов присаживается рядом

— Разберитесь, пожалуйста, в вопросе отца нашей солистки Лады. Его взяли по казахскому делу.

— Там уже разобрались — Генеральный поднимает трубку телефона и просит принести себе и мне чаю — Членов правительств Казахской ССР освободили на следующий день. Арестованы только Кунаев и люди из его клана.

Я облегченно вздохнул. Отлично! Одно дело сделано.

— Вторая просьба разобраться с распятием. С секретным жучком внутри. Кто это придумал так меня подставлять с ним?

— Цвигун. И Суслов. Возможно, Черненко. Начато служебное расследование — Романов резко отставляет чашку — Я это так дело не оставлю, но нужно подождать результатов проверок. Веверс совсем недавно встал на ПГУ, своих людей в КГБ у меня сейчас практически нет

Понятно. Генеральный не хочет раскачивать лодку. Сначала Грузия, потом Узбекистан, теперь и Казахская ССР. Если начать перетряхивать Политбюро, КГБ, то страна может и не выдержать таких телодвижений. В ЦК сейчас рулят региональные секретари. Самая большая группировка — украинцы. Если они испугаются и начнут готовить заговор...

— Подождать так подождать — хмурюсь я — Я специалист по подсчету дней.

Сказать ему в лицо? Или не стоит? Банду грузин в Арагви благодаря нам с Лехой взяли? Взяли. Ниточка аж в Тбилиси потянулась. Награды уже три месяца ждем. С Ираном помог? С Узбекистаном? С сибирской язвой?

По глазам Романова вижу, что он понял мое настроение.

Генеральный берет трубку вертушки — Андрей, зайди

В кабинет заглядывает молодой, незнакомый секретарь Романова.

— Я помню на Селезнева приходил наградной лист из МВД. Срочно найди.

Помощник уходит, а я все думаю, как вернуть себе заграничные поездки. Надо идти к Щелокову.

— Новые сны были? — я так задумался, что не заметил сверлящий взгляд Романова

— Был. Один. Тоже плохой.

— А хорошие тебе и не снятся — криво улыбается Генеральный — Что-то срочное или подождет?

Я окончательно решаюсь сдать Чернобыль и кривые "курчатовские" реакторы РМБК. Пусть на них надавят и они допилят вопросы безопасности. Романову — это близко. Он еще помнит аварию 74-го года на Ленинградской АЭС с точно такими же агрегатами. А ведь там рядом Финский залив! Могло случится два Чернобыля с заражением всей северной Европы.

— Ничего срочного

— Тогда приезжай завтра в обед на награждение. И "звёздочек" своих с Коростылевым захвати. Заодно расскажешь свой сон — Романов откидывается в кресле, закрывает глаза. Я это воспринимаю как сигнал к ретираде. "Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит!". Я выхожу в приемную, оглядываюсь. Все также пусто.

— Товарищ Романов спит. Его лучше не беспокоить.

Знакомлюсь с новым секретарем — Селезнев. Виктор

— Знаю. Я тут тоже всю ночь дежурил — веснушчатый, рыжий помощник жмет мне руку — Андрей. Князев

— Тяжело было?

— Да. Очень Григорий Васильевич за вашу группу переживал. Орал на английского премьер-министра.

Ого! Каллагену прилетело из Кремля. Ну и правильно, так и надо. Англичанку надо строить каждый день. Иначе эта недоимперия теряет берега. Я смотрю на свой "итальянский" Ролекс. Пять часов. Сбор группы в восемь. У меня есть время съездить к Щелокову, после чего вернуться в студию и позвонить Анне. И Гору.

— Андрей, вызовешь мне машину?

— Конечно, Виктор Станиславович! — секретарь хватает трубку вертушки

А я чуть не расплываюсь в улыбке. Меня впервые назвали по имени-отчеству. А то все Витя, да Витька, а то и вообще Витек Ладно, главное теперь мне самому берега не потерять и звездочку не поймать.

— -

Щелокова на Огарева не оказалось. Как мне сообщил, встреченный в коридоре полковник Зуев, Николай Анисимович инспектирует строящийся олимпийский бассейн на одноименном проспекте. Само здание уже завершено, заканчиваются отделочные работы. Вот тут я соображаю, что что-то в этой реальности пошло не так. Оказывается, ударным трудом, с опережением графика строители закончили не только бассейн, но и гостиницу Космос. На несколько месяцев раньше плана. По поручение Политбюро Щелокову поручено организовать торжественное открытие.

— А каким боком к этому МВД? — удивляюсь я

— Николай Анисимович, с прошлого понедельника — заместитель Романова — поясняет мне Зуев — Курирует от Политбюро данный вопрос.

Круто. Шеф пошел в гору.

Делать нечего — еду в бассейн. Вахтер на входе меня узнает — объясняет дорогу. Иду мимо строительных лесов, суетящихся рабочих. Несмотря на то, что сегодня суббота — работа кипит. Нет, в стране что-то действительно, поменялось! Люди все на энтузиазме, улыбаются. Рядом с лесами стоит магнитофон — из него доносится "На теплоходе музыка играет". Теперь уже улыбаюсь я. Ко мне подбегают молодые девчонки в красных косынках. Просят автограф. Расписываюсь на каких-то бумажках, студенческих билетах... Меня засыпают градом вопросов. Про Англию, про концерт на Уэмбли... Черт, да здесь сейчас соберётся стихийный митинг. С извинениями, протискиваюсь дальше, захожу в огромный зал бассейна. Там у бортика в окружении маляров стоит, разглядывая какие-то эскизы, Щелоков. А рядом с ним...Юрий Михайлович Чурбанов!

Подхожу к ним сзади, прислушиваюсь к разговору.

— ... прилетаю, а там Содом с Гоморрой — рассказывает Щелокову Чурбанов — Проектной документации нет, спитакский первый секретарь горкома на больничном, никто ничего не знает, никто ни за что не отвечает. Собрал строителей местных, поехали к новому, только что сданному дому. Подогнали кран, металлическим тросом обвязали его, дернули, имитируя землетрясение — так он за считанные секунды сложился внутрь!

Раздаются женские охи и тихий мужской мат.

— Вот, товарищи, что бывает, когда нарушаются правила строительства в сейсмоопасной зоне! — назидательно произносит министр — Если бы не сигнал по партийной линии, то мы бы узнали обо всем этом, вытаскивая людей из завалов... О! Виктор!

Ко мне все оборачиваются. Щелоков отдает эскизы кому-то из рабочих и обнимает меня. Вслед за ним крепко жмет руку Чурбанов.

— Мы тут за тебя переволновались! — министр тянет меня прочь от толпы в сторону вышек для прыжков в воду

— Я лично навещал Людмилу Ивановну — Чурбанов кладет мне руку на плечо — Успокаивал

Ты посмотри какая конкуренция "успокоителей" образовалась.

— Все же нормально закончилось... Николай Анисимович, Юрий Михайлович, я был в Кремле... Григорий Васильевич сказал, что я теперь невыездной!

— И что ты от нас хочешь? — пожимает плечами Щелоков — Чтобы я уговорил Романова отпустить тебя в Кельн? После Лондона?!

— Понимаете, Николай Анисимович, с одной стороны мне конечно приятно, что за меня так переживают, а с другой — выводы из произошедшего события Григорий Васильевич сделал совершенно неправильные. Вместо того, чтобы ковать железо, пока горячо, меня заботливо прячут под стеклянный колпак. Сейчас по-хорошему надо не прятаться, а всячески зарабатывать очки на произошедшем, показывая миру, что нас не запугать. Но разве Генеральному это докажешь?

— Твой вопрос на Политбюро разбирался — Чурбанов трет загоревшую шею — Слишком много вокруг тебя, брат, шума

— Просто сейчас мы все должны сделать правильные выводы из допущенных ошибок — тороплюсь я.

— Например? — Щелоков мне улыбается и явно симпатизирует

— Например, не быть беспечными и не селиться больше в гостиницах, даже в самых дорогих и хороших.

— Что, не понравилось тебе в Савойе?! — министр смеется — А я тебя предупреждал! Скромнее надо быть

— Не понравилось. — Я виновато опускаю голову. Чего уж ...если был неправ. — Не так там и здорово, живешь как под микроскопом, а охрана смешная. Но понимаете, Николай Анисимович, и в любой другой гостинице нас бы точно также взяли бы в заложники!

— И какой выход ты видишь?

— Правильнее будет снимать небольшую гостиницу целиком. Или же особняк. Пусть небольшой, недорогой, но зато позволяющий организовать снаружи и внутри эффективную охрану. На Западе при составлении контракта с артистом есть такая штука, как райдер. Это список требований звезды к организатору — от сорта минералки до марки и цвета машины, которую им должны предоставить. Мне, например, плевать на всякие мелочи типа мебели или еды, я парень не капризный.

Оба министра переглядываются.

— Но вот охрану для себя мы имеем полное право потребовать с организаторов гастролей. Или же пусть они сами договариваются с полицией, чтобы нам разрешили приехать со своими вооруженными телохранителями.

— Эк, ты размахнулся...!

— Так я же не мороженое с пирожными у них прошу! Я всего лишь хочу безопасности для себя и своих людей. Разве это много? Почему Анна Кальви всегда путешествует с вооруженной охраной?

Щелоков задумывается, и я понимаю, что мои слова упали на благодатную почву. Ничего, он мужик разумный — подумает, подумает, да и придет к таким же выводам. В конце концов, наша группа — это сейчас практически станок, печатающий государству валюту. И разве не разумно немного потратиться на защиту такого ценного станка?

— Ладно, я подумаю, чем могу помочь — Щелоков хлопает меня по плечу — А ты подумай вот над чем. Нам тут гостиницу Космос надо открыть. С европейским размахом. Позвони своим западным друзьям-звездам, пригласи приехать. Ну чтобы... как в Нью-Йорке — спели вместе песню, можно даже ту... Здравствуй, мир!.

Я матерюсь про себя. Опять они на меня этот хомут с "Здравствуй, мир!" вешают. Еще Кобзона с Хилем на сцену заставят вывести.

— Григорий Васильевич, особенно просил для Людмилы Сенчиной новую песню написать. Хит.

Мужчины вновь переглядываются, разве что не подмигивают друг другу

— А когда открытие?

— Хотим 1-го мая. День труда, наши строители ударно потрудились, перевыполнили план... Сначала митинг, потом праздничный концерт

— Николай Анисимович — взвыл я — Никак невозможно. Просто не успеем. Полмесяца осталось!

— Комсомольцы не знают слово невозможно! — назидательно произносит Чурбанов — Ты уж постарайся.

Все понятно. Без меня меня женили. Концерт им сделай, мировых звезд пригласи... Допустим программа у Красных Звезд обкатана — тут проблем не будет. Для Сенчиной песню "напишу", а там глядишь и Григорий Васильевич оттает...

Щелоков возвращается к рабочим, а я иду обратно к машине. Меня берется проводить Чурбанов.

— Восемнадцатого апреля день рождения Галины — Юрий Михайлович прихватывает меня за локоток у входной двери — Из-за отца отмечать будем скромно, но если приедешь к нам на дачу — буду рад.

— Конечно, заеду, поздравлю — киваю я — А как Леонид Ильич?

— Плохо — Чурбанов захлопывает дверь, достает сигареты — Еще одна клиническая смерть была, еле завели сердце

Министр МЧС закуривает, пускает струю дыма вверх.

— Обсуждали с Чазовым отключение от систем жизнеобеспечения — Чурбанов тяжело вздыхает — Мозг мертв, надежды нет.

Я тоже вздыхаю. Жалко Ильича. И еще больше жалко Галину. Ее смерть отца просто доконает.

— Кстати, Руденко закрыл по тебе дело — министр еще раз глубоко затягивается — Расследование показало, что инсульт случился естественным образом — ты не при чем.

— Спасибо, конечно, но не стоило это дело вообще заводить.

— Стоило, не стоило... Ты Витя, просто не представляешь, сколько у тебя врагов вокруг...

Нет, очень даже представляю. И чем дальше — тем больше будет.

— -

Выхожу из машины и встречаюсь с ошарашенным взглядом знакомого милиционера, курящего на крыльце. У бедного мужика из руки выпадает окурок и он, кивнув мне, бросается вовнутрь с криком "Виктор приехал!". Похоже, меня здесь не ждали, а я вот он — нарисовался! Захожу в здание и вижу своих сотрудников, с тревожными лицами выбегающих в холл. Вскидываю в приветствии здоровую руку и чтобы разрядить мрачную обстановку изображаю лунную походку. Шутка не прокатывает. Вместо того, чтобы весело посмеяться, все с самым серьезным видом бросаются меня ощупывать, и лишь убедившись, что я в полном порядке, начинают потихоньку оттаивать. Только сейчас до меня доходит, что это для нас с Лехой теракт уже далек, как страшный сон, а они всего лишь несколько часов назад узнали, что заложников освободили, и мы уже в Москве. И хотя все уже понемногу улыбаются, осторожно обнимают меня и даже похлопывают по плечу, напряжение еще витает в воздухе. У женщин теперь глаза на мокром месте, а Вера и вовсе, не скрываясь, начинает плакать. Обнимаю ее и тихо шепчу на ухо:

— Ну, перестань, успокойся... все уже закончилось...

Но мои слова производят обратный эффект, ее тонкие плечи начинают сотрясать рыдания. Осторожно передаю ее в руки Татьяны Геннадьевны, попутно замечая на щеке Веры большой припудренный синяк, и окидываю всех расстроенным взглядом. Да, ...не такой встречи я ожидал. Наверное, только у меня такая непробиваемая шкура...

— Та-ак, что-то мне не нравится настроение в студии. Вы хоронить, что ли меня собрались? Вернулся живой, практически здоровый, а сотрудники даже стакана водки не налили! Непорядок! Покормите хоть меня?

Тут уже все окончательно оттаивают и всей толпой тащат меня в столовую. Правильно. Голодный шеф — злой шеф, а мне за весь этот долгий день достались только бутерброды и кофе. Утолив первый голод, я коротко рассказываю народу про теракт, и если судить по моим словам, то все было не так уж и не страшно. А чего людей-то зря пугать? Кому надо, я потом опишу во всех подробностях, а пока озвучиваю так сказать лайт версию. Наш ужин плавно перетекает в производственное совещание, и вскоре мы перемещаемся в репетиционную. Народ уже порядком успокоился, пришло время подвести итоги и поставить перед коллективом новые задачи.