Две зимы

Название: Две зимы

Автор: Jaye

Бета: Lie (virro@rambler.ru)

Рейтинг: G

Направленность: слэш

Жанр: angst, songfic

Cтатус: Завершен

Содержание: Существует ли выход из лабиринта боли и предательства? Возможно ли заслужить прощение своего заклятого врага и единственного возлюбленного?

От автора: Эта задумка терзала меня давно и вот наконец нашла свое воплощение в данном произведении. В тексте использованы слова из очень красивой песни, которую вы можете прослушать здесь Cindy Jollota — Two Winters. В свое время она была скачана с ютуб из одного музыкального видео, поэтому в ее начале и конце присутствуют отдельные музыкальные вставки.

It seems like this is how it's always been,

You screaming out your lies and me taking them in,

Too many days and nights of summer

I have never seen,

Locked inside a world of winter hidden in my dreams,

I fought there for you...

Скольжу кончиками пальцев по ровной и холодной поверхности стекла. Я уже привык к его равнодушию, оно больше не задевает и не вызывает желания разбить тонкое стекло на тысячи острых осколков... Потому что я знаю, что это ничего не изменит. Ничего... На миг закрываю глаза, прислушиваясь к шепоту ветра, нежно играющему с белоснежными занавесками. Я не могу ему запретить приходить сюда и приносить на своих крыльях запах ранней весны, и пробуждающейся от долгого сна природы, который наполнен влажной свежестью и пустыми обещаниями... Потому что я всегда вижу одну лишь зиму. Она поселилась в моих снах два года назад и ничто не в силах ее прогнать, разрушить колдовские чары... Даже ты. Ты и зима — вы так похожи, почти неразделимы для меня... Но люблю я тебя, а ее всем сердцем ненавижу... Я словно все время дышу морозным воздухом. С каждым новым вдохом в легкие проникают тысячи мельчайших кристалликов льда и остаются там навсегда. Они никогда не растают. А мне больно, очень больно жить с ними внутри — я так и не смог привыкнуть к этой боли...

Я не перестаю думать о тебе в своих снах, наполненных белым снегом и сумеречным одиночеством... не перестаю бороться с вьюгой и с самим собой за то, чего нет и никогда не будет... не перестаю любоваться танцующими снежинками, медленно кружащимися в такт равномерным ударам твоего сердца... Больше ничего не осталось. Совсем скоро даже это закончится. Сегодня я тебя потеряю на всю жизнь и целую вечность... Отпускаю... Усмехаюсь и одинокая слеза, катившаяся по щеке, изменив направление, ласково приникает к губам, заставив ощутить вкус горечи: как можно отпустить того, кого никогда не держал, кем никогда не обладал?.. Можно. Нужно. Из плена своих желаний, мыслей, снов, мечтаний... Отпустить.

Тихий звук привлекает внимание и, быстро открыв глаза, встречаю в зеркале внимательный взгляд голубых, почти бесцветных глаз: ЧТО ТЫ видишь?

Откашлявшись, незваный гость слегка склоняет голову в почтительном поклоне:

— Простите, я не хотел мешать. Но мне нужно сказать вам кое-что важное перед... — немного запнувшись, он тут же берет себя в руки и ровным голосом продолжает — Перед тем, как вы уйдете.

Делаю вид, что внимательно разглядываю свое отражение. На самом деле я боюсь снова встретиться с ним глазами, потому что не знаю, что тогда произойдет... Я не могу обернуться, потому что это не оставит мне выхода, только как взглянуть на человека, стоящего позади меня... не могу уйти, потому что бежать некуда... не могу закрыть уши, чтобы не слышать его голос, потому что знаю все, что он сейчас собирается сказать...

Спокойно отвечаю:

— В этом нет необходимости. Мы с отцом уже все обсудили, обо всем договорились.

— Вы уверены? Ведь вам не обязательно там присутствовать: все сделают без вас.

Кажется или в его голосе действительно звучит сочувствие? Что ты знаешь?.. Теперь уже выхода нет и я, повернувшись спиной к зеркалу, смотрю ему прямо в глаза... Сколько себя помню, они всегда были такими бесцветными. Странный цвет, пустой...

— Вы можете уехать вместе с отцом. Если поторопитесь, то еще успеете его догнать.

— Все решено: я буду там.

Несколько секунд он не отрываясь смотрит в мое лицо, словно пытаясь через взгляд проникнуть в душу, найти там что-то, извлечь на поверхность, чтобы внимательно рассмотреть, понять... Бесполезно. Ты ведь все равно не поймешь. Так зачем тебе это? — устало думаю я.

Наконец не выдерживает и первым опускает глаза. Снова склоняется в поклоне:

— Я буду ждать вас внизу. Прошу вас, поторопитесь. Скоро начнется церемония.

Резко ссутулившись, словно разом постарев лет на десять, он покидает комнату. Тихо прикрывает дверь, оставив меня наедине с тишиной, наполненной пустотой и чужими мыслями...

На висках выступили бисеринки пота. Отвожу липкую прядь с лица и подхожу к прикроватной тумбочке. Присев на край кровати и, склонившись, извлекаю на поверхность красиво инкрустированную перламутром и слоновой костью маленькую шкатулку. Нежно провожу пальцами по ее поверхности, лаская далекие воспоминания: эта вещь единственное, что осталось от матери... и самое дорогое, что у меня есть. Открываю шкатулку: на красном бархате лежит янтарная брошка в виде бабочки. Тонкие крылышки так же хрупки, как и мир вокруг меня... Слишком много зим, любимый мой враг, слишком много пустоты рядом со мною, не заполненной твоим присутствием... Ухожу, ни разу не обернувшись, и слыша, как за спиной рушатся стены моего мира вечной зимы и холода...

Still making promises you'll never keep,

Hiding all I wanted far away from me,

Too late, the night had failed you and I can not stay asleep,

My eyes are showing me the things you would not let me see,

I thought you loved me...

Большой зал окутывает мягкий рассеянный свет тысячи свечей, которые словно маленькие волшебные духи, заключенные в прозрачный хрусталь. Аромат свежесрезанных цветов из оранжерей смешивается с запахом дорогих духов. Мелодичный голосок скрипки глохнет и тонет в море смеха, разговоров и перешептываний. Слуги быстро скользят по гладкой поверхности мраморного пола, предлагая многочисленным гостям изысканные закуски и играющее пузырьками шампанское, которыми уставлены их подносы. Напряжение, пропитавшее воздух, легким перышком приятно щекочет нервы, вырывая из груди приглашенных веселый, немного нервный смех...

Быстрые взгляды, словно маленькие иголочки, задевают острыми кончиками, но уже не ранят так, как прежде, оставляя следы лишь снаружи, не добираясь до сердца. Я научился не замечать на коже тоненькие царапинки, с выступившими на них алыми капельками крови... Научился не слышать шепот за спиной и как будто случайно брошенные слова, подобные резкому удару хлыста... Я столькому научился за эти долгих два года, но так и не смог научиться жить без тебя...

— Замечательный вечер, не правда ли? Они прекрасная пара и будут очень счастливы вместе...

Раздается совсем рядом пропитанный ядом голос... Ядом... Непроизвольно вздрагиваю, чуть не расплескав бокал с вином. Истолковав мое поведение по-своему, пожилая женщина хищно улыбается и с явным удовольствием продолжает:

— Знаете, мало кто ожидал увидеть вас здесь сегодня, но вы пришли. Невероятная наглость...

Продолжаю смотреть в лицо этой совершенно чужой женщины, которая сейчас стоит передо мною. Ее слова очень сильно задевают, больно ранят, может быть потому, что она знала еще мою маму и нянчила меня маленького у себя на коленях?.. Что сказать, что сделать, чтобы остановить ее, заставить замолчать?.. Так ничего и не ответив, под изумленным взглядом запнувшейся на полуслове женщины, поворачиваюсь и иду прочь...

Заметив дверь, ныряю в узкий проход и оказываюсь на балконе, окруженный со всех сторон ночью, словно тяжелым бархатным занавесом. Одинокая луна окутывает землю призрачным светом. Кладу руки на холодные каменные перила. Пальцы немного дрожат, и я усилием воли заставляю себя успокоиться. Не могу сломаться. Не имею права. Не сейчас, когда я так близко подошел к черте... так невероятно близко к тебе...

Неожиданно за спиной раздается холодный и такой знакомый голос:

— Зачем ты пришел?

Делаю судорожный вдох. Пальцы немеют, непроизвольно с силой вцепившись в равнодушный камень... Неужели это сон? Мне кажется, что только от одного звука твоего голоса я могу заплакать... или умереть, но смерть эта будет сладка... Закрываю глаза: мне нужно еще немного времени, чтобы собраться... еще несколько секунд, прежде чем увидеть твое лицо, посмотреть в глаза... Хоть ты сейчас и не можешь меня видеть, заставляю губы искривиться в искусственной, и от того болезненной улыбке: она изменит голос, придаст ему нужную интонацию, вплетя в него фальшивые нити легкости, веселья и удивления...

— Я здесь, чтобы, как и остальные, поздравить тебя и Анжелу с помолвкой... — и наконец-то обернувшись, уже серьезно добавляю — Ты не можешь отказать мне И в этом.

Один единственный звук, всего лишь одна буква, маленькое "но" заставляет тебя едва заметно вздрогнуть, на миг разрушив лед твоего взгляда, под которым прячется растерянность и еще что-то, что я просто не успеваю прочесть... Сожаление тут же сжимает сердце. Прости, я не собирался упрекать тебя в чем-либо, но не сдержался. Меня предало эгоистичное желание, ведь ранить тебя — это единственная возможность увидеть твои истинные чувства... Но что я хотел, чего надеялся добиться? Единственный, кому сейчас больно — это я.

Твое бесстрастное бледное лицо по-прежнему прекрасно. Ты ни сколько не изменился за эти два года длиною в вечность... Длинные темные волосы волнами обрамляют нежный овал лица. Все та же гордая осанка, независимый разворот плеч, упрямая линия губ... Такие дорогие и безумно любимые черты лица... Я не сумел ничего изменить... Слишком поздно...

— Ты ошибаешься. После всего, что случилось, я ДОЛЖЕН бы отказать тебе... но мне все равно. Делай как хочешь.

И ты поворачиваешься, чтобы уйти, но я знаю, что на этот раз навсегда... Что сказать, как остановить тебя хотя бы на миг, одно единственное мгновение?! Еще только раз взглянуть в темный омут твоих глаз, услышать твой голос, пусть и полный открытого презрения, но предназначенный мне одному? Облизав пересохшие губы, чувствую на языке горечь отчаянья... Не так. Не правильно. Слишком поздно... Но чем я рискую? Я уже потерял все, что мог.

— Завтра я уезжаю... навсегда, — мои слова заставляют тебя остановиться, но не обернуться. Слишком поспешные, слишком живые. Пустые оболочки, наконец заполненные чувствами, смыслом... глубоким, истинным, но никому ненужным... Сжимаю руки в кулаки так, чтобы ногти впились в тонкую кожу, намеренно причиняя себе боль... Как жаль... Закрыть. Запереть. Чувства. На замок. Поздно. Глупо. Надежда. Бессмысленно...

Ты молчишь. Секунды тают, срываются с ресниц на землю и разбиваются с тонким жалобным звоном. Едва ли ты позволишь подойти ближе, обойти и встав спиной к залу, ко всему миру, посмотреть в твое лицо, заглянуть в глаза... Едва ли мне теперь этого будет достаточно. Даже целой вечности наедине с тобой мне мало... поэтому отпускаю... почти... Последняя возможность. Гордость. Переступаю. Срываю слова с губ, словно лепестки роз. Без сожаления, без жалости...

В мире вечной зимы можно долгие ночи напролет, слушая завывания ветра, вести мысленные диалоги с тобой, продумывая каждое слово, его оттенок, но когда чувствуешь, как рассыпается время, видишь, как последние песчинки исчезают в пропасти, разве можно подобрать нужные и правильные слова, чтобы не ранить нас еще больше? Разве это возможно?!

— Я знаю, что уже ничего нельзя исправить или изменить... Я пришел сюда не за этим. Я действительно желаю вам счастья, пусть никто в этом доме мне и не верит, — голос все время срывается, но теперь я могу позволить себе это... в последний раз. — Я просто хочу, чтобы ты знал, что мое отношение не изменилось: я всегда любил тебя и буду любить, ты не можешь мне этого запретить, но поверь, что я больше никогда не потревожу тебя... Я только надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить...

Столько всего хочется сказать, но я не могу, не имею права на большее. Должен успеть. Только самое важное. Быстро, неосознанно повысив голос, вырвать из сердца слова и бросить к твоим ногам. Запнуться, задохнуться от собственной дерзости, от полного ярости взгляда, исказившегося злобой лица... Три стремительных шага. Сильные пальцы хватают за плечи, вонзаются в кожу, намеренно стараясь причинить как можно больше боли. Срывающийся шепот, полный бессильной злобы и боли:

— Что ТЫ знаешь о прощении или любви?! Не смей МНЕ говорить об этом! Ты, жалкое отродье! Мы ВРАГИ! Сколько дней и ночей я мечтал лишь о том, чтобы увидеть тебя мертвым! Слышишь?! Мертвым!

Отталкивает, делает шаг назад. Тяжелое дыхание... Мои глаза широко раскрыты, грудь сдавило стальным обручем. Ни сдвинуться с места, ни закричать от безвозвратно колечущей душу боли...

Снова холодный взгляд, кривая усмешка на красивых губах и пустой, мертвый голос:

— Мы в расчете: кровь моего брата за честь твоей матери. Можешь остаться, либо уйти. Мне все равно.

Эти слова, как и твои удаляющиеся шаги, еще долго эхом отзываются у меня в голове. Ничего не вижу, не слышу. Перед глазами стоит бледное, искаженное ненавистью лицо. "Мне все равно"... Медленно сползаю на холодный пол... Где я? Кто я? Зачем?.. Пустая покалеченная кукла... Даже нет сил на то, чтобы остановить внутри тот хрупкий механизм, каждое движение которого подобно непрекращающейся пытке... Пожалуйста... О чем-то беззвучно кого-то молить... Как можно жить, зная, какими удивительно нежными могут быть эти руки, безжалостно оставляющие на коже глубокие синяки? Как могут пьянить терпким вином страсти и дарить неземное наслаждение прикосновения этих губ, выплевывающие слова, пропитанные смертельным ядом? Как можно жить и не сойти с ума?..

Чьи-то руки несмело прикасаются к плечам, легонько встряхивают, потом еще раз, сильнее. Пальцы обхватывают подбородок, осторожно приподнимают лицо. Голубые, почти бесцветные глаза с тихой скорбью вглядываются в немые карие. Полный мольбы голос произносит:

— Пожалуйста, мой мальчик, — устало прикрываю веки, позволив дрожащей слезе скатиться по щеке. Нет больше сил смотреть в эти, такие знакомые с детства и полные преданности глаза, слышать ласковое обращение "мой мальчик"... — Давай уйдем, уедем куда-нибудь и через какое-то время все это забудется как страшный сон... Позволь себе забыть. Время еще есть.

Забыть?.. Нельзя. Потому что невозможно, неправильно... забыть. Благодарно положив руку на плечо, немного сжать пальцы. Растянуть губы в ускользающей улыбке. Подарить последнее тепло остывающего уголька. Глубоко вздохнуть. Посмотреть прямо и решительно:

— Не могу. Прости... Я должен попросить тебя об одном одолжении, — сильнее сжать пальцы, заставив поверить, не оставить места для сомнения — Это очень важно. Пожалуйста. Ты же знаешь, мне больше некому помочь.

You can not right the wrongs,

Your time is done,

Go ahead now try, I see your lies,

You are my enemy...

As time goes by, you become to me,

A fading memory.

Too many winters, loving my enemy...

Музыка стихла. Все взгляды гостей устремлены на небольшой помост в центре зала, на котором, взявшись за руки, стоят жених и невеста. Мужчина невероятно красив, но не обыкновенной, а какой-то загадочной, мрачной красотой. Чересчур бледная кожа нисколько не портит этого впечатления, даже наоборот, еще больше выделяет большие темные глаза, мерцающие каким-то лихорадочным блеском. Черные волосы, не сдерживаемые ни атласной лентой, ни тонкими шпильками, свободно ниспадают на широкие плечи роскошным водопадом, изумительно гармонируя с бордовым цветом его одежд, украшенных золотыми нитями и усыпанных переливающимися на свету рубинами. Ни одна эмоция не отражается на красивом лице. Даже в день помолвки. Но это ни у кого из присутствующих не вызывает вопросов или недоумения. Все уже давно успели привыкнуть к этой холодности и отстраненности, с легкостью приписав их занимаемому положению. Но в зале были и те, кто еще помнил его веселым, жизнерадостным и порывистым юношей, с вызовом смотревшим в глаза судьбе.

Его невеста была так же ослепительно красива, но, в отличие от жениха, ее красота грела сердца, заставляла расцветать улыбки. Добрые голубые глаза и счастливая, немного застенчивая улыбка освещали ее лицо каким-то внутренним светом, придавая тонким чертам особую мягкость и нежность. Светлые волосы, с вплетенными в них живыми цветами, были собранные на голове в виде короны. Синее платье, украшенное жемчугом, подчеркивало ее стройность, придавая фигурке утонченную хрупкость.

Такие красивые и такие разные как день и ночь, тем не менее они идеально дополняли друг друга и вызывали невольные вздохи восхищения и радости. Одного взгляда на молодых людей было достаточно, чтобы с уверенностью сказать, что это самая красивая пара, когда-либо венчавшаяся в графстве.

Вперед выступил пожилой мужчина и громко произнес:

— Дорогие друзья! Позвольте сначала в лице невесты и жениха, а также его покойного отца и моего родного брата, от всего сердца выразить вам благодарность за то, что вы сегодня согласились разделить с нами этот знаменательный вечер! Вы все знаете, как долго наша семья ждала этого союза любви и дружбы, сколько препятствий и скорбных событий предшествовало этому... и вот наконец-то это совершилось! Так давайте же поднимем бокалы за эту прекрасную пару, чтобы все в их дальнейшей супружеской жизни складывалось хорошо и конечно же, в скором времени принесло свои плоды в лице очаровательных племянников и конечно же племянниц!

И под всеобщий дружный смех и аплодисменты появился слуга в черной ливрее, неся на подносе два высоких хрустальных бокала, наполненных золотистой жидкостью. Ножка каждого была украшена атласной лентой своего цвета: жениха — бордового, невесты — синего.

Стою, замерев за спинами многочисленных гостей, не отрывая взгляда от одного из бокалов, в котором вино уже успело хорошо перемешаться со смертельным ядом... Вот и все. Конец. Для нас обоих.

В тот момент, когда гости вместе с женихом и невестой подняли свои бокалы, приготовившись отпить вина, неожиданно раздался спокойный голос, заставивший всех разом обернуться. Никто не обратил внимания, как побледнев, вздрогнула невеста, пролив несколько капель себе на платье. Сквозь толпу, медленно приближаясь к центу, шел стройный молодой человек с невероятно грустными глазами на измученном лице...

— Насколько мне известно, в графстве существует одна старая и добрая традиция, в день помолвки обмениваться бокалами между гостями, — остановиться в трех шагах от помоста, улыбнуться, смело взглянуть в твои глаза в последний раз. — Мой бокал в обмен на ваш, сир, — на последнем слове поднять свой бокал. Открытый вызов. Рискнешь ли принять его из рук врага?.. Если бы ты только знал, что сейчас я забираю из твоих рук смерть, отдавая взамен свою жизнь, изменило ли это хоть что-нибудь?.. Не узнаешь. Не узнаю.

Гробовое молчание. Пристальный, настороженный взгляд черных глаз. Недоумение. Повелительный взмах руки, заставивший твоего побледневшего от злости и возмущения дядю замолкнуть на полуслове. Легкий кивок и все тот же холодный тон:

— Хорошо, я принимаю ваше предложение.

Продолжаю улыбаться. Сумасшедший. Ты безумен... и всегда был таким... Мои мысли подтверждает недовольное перешептывание за спиной: как можно быть таким легкомысленным и вверить свою жизнь в руки убийцы своего брата?!

Легко соприкоснуться пальцами. Мгновение. Поменяться ролями: жертва и палач, смертник и спасенный...

Анжела. Ты так бледна. Простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что заставил тебя пережить все это? Мы ведь когда-то были настолько близки, что считали друг друга сестрой и братом... Я всегда буду любить тебя. Разве смог бы я уйти, если бы не знал, что ты останешься с ним, став для него самой лучшей женой?.. Известие о вашей помолвке вместе с болью принесло и облегчение, ведь ты никогда не покинешь его, не отвернешься, подаришь все свое тепло и любовь... Мне ли не знать, как сильно ты его любишь... любила все это время? Ты твердо верила, что несмотря на его безразличие, однажды вы все-таки будете вместе и теперь вознаграждена за свою веру... В последнюю нашу встречу ты так горько плакала, что он нисколько, ни капельки не любит тебя как женщину, воспринимает только как сестру... Разве могла ты знать, хотя бы просто догадываться, что твой невольный соперник в эту минуту сжимает тебя в объятиях, пытаясь утешить и не находя слов, таким сильным было чувство вины, и причиняемая твоими слезами боль?.. Разве мог я знать, когда ночью таял в его страстных сильных объятиях, сгорая от требовательных жарких поцелуев, что это в последний раз?.. На следующий день я умер, когда увидел в любимых глазах ненависть, предназначавшуюся хладнокровному убийце, еще несколько часов назад бывшему самым желанным на свете?

Когда я случайно узнал о чудовищном преступлении твоего отца, оскорбившего и запятнавшего честь моей матери, и послужившему причиной ее гибели, я словно обезумел и прозрел лишь тогда, когда мой острый клинок пронзил грудь не убийцы, а заслонившего его собой старшего сына... Вскоре от тяжелой болезни скончался и он, но разве это могло уже хоть что-то исправить? Почему я не умер вместо твоего брата? Кто допустил эту чудовищную ошибку?! Но сейчас пришло время ее исправлять — лишь понимание этого приносит мне покой, ведь я никогда больше тебя не увижу... даже во сне... Я так давно простил... простишь ли ты меня когда-нибудь?

Еще один взгляд в бесцветные глаза на застывшем старческом лице... Ты не посмеешь мне помешать. Ты не в праве... Прости... И последний взгляд тебе, любимый мой... Почему же ты так испытующе смотришь, не отпускаешь мой взгляд? Что прячется в бездне черных глаз? Насмешка? Слабый интерес?

Поздно. Уже так поздно... Сладковатая жидкость. До дна, не оставив ни одной капли... А теперь повернуться и уйти... Вскоре начнутся танцы, но я к сожалению не могу остаться, чтобы насладиться этим зрелищем: видеть тебя танцующим, легко кружащим невесту по залу... Яд скоро начнет действовать, а умирать у всех на глазах слишком пафосно... Исчезаю. Навсегда.

Когда темная фигура наконец-то удалилась, по залу прошел вздох облегчения, словно все разом очнулись от тяжелого сна. Спустя несколько минут начались оживленные разговоры, постепенно стирая из памяти неприятную сцену. Музыканты неторопливо настраивали инструменты: совсем скоро должны были начаться танцы. Дамы в приятном волнении обмахивались веерами, а их кавалеры, сохраняя на лице мнимую невозмутимость, небрежным движением оправляли полы сюртуков...

Вино еще не было допито, когда вдруг в зал ворвался запыхавшийся, растрепанные мальчишка-слуга. На его лице явственно читался невообразимый ужас и, быстро отыскав взглядом высокую фигуру в бардовом, он закричал, не замечая, что бокал уже наполовину пуст:

— Сир! Не пейте вино — оно отравлено!

Разом смолкли все разговоры, ошеломленные взгляды уставились на ставшее белее снега лицо жениха, его распахнутые в удивлении глаза, в следующую секунду стекленеющие от понимания... Тонкие пальцы с силой сжали бокал и, не выдержав, хрупкое стекло хрустнуло, тут же окрасив их кровью. В ужасе вскрикнула невеста, выронив свой бокал и зажав рот ладошкой... В напряженной тишине отчетливо прозвучал тихий, изменившейся до неузнаваемости голос:

— Где он?

Холодно, так холодно... Кругом снег... Твое лицо. Оно как всегда бледно. Глаза смотрят с невыразимой тоской, болью и мольбой. Тонкие израненные пальцы отчаянно цепляются за мои рукава, не давая уйти. Губы что-то быстро шепчут, но я не слышу ни слова... Любуюсь безумно дорогими чертами... Ты так красив... "Ты холоден как снег" — шепчу тебе... и улыбаюсь... Если это сон, то я не хочу больше просыпаться... Опускаю тяжелые веки... Белый цветок... удивительный, странный цветок... Значит, скоро весна... Нежная улыбка согревает замерзшие губ...

Сквозь ночь, яростно погоняя лошадь, скачет всадник, не жалея ни себя, ни измученное быстрой скачкой животное, которому стоит лишь оступиться и наверняка погибнут оба. В его нагрудном кармане, рядом с сердцем, хранится флакон с противоядием, полученный из рук пожилого человека с голубыми, почти бесцветными глазами и дрожащими руками... Кажется, дорога будет длиться вечно... словно в кошмарном сне... Собрать волю в кулак, стиснуть зубы. Он успеет. Должен успеть.

В это же самое время в своей комнате, стоя на коленях перед распятием, горячо молится светловолосая девушка, сжимая в руках хрупкую янтарную бабочку.