За Веру, Царя и Отечество!

— Да не вопрос, — первым среагировал Ребров, переключив свою рацию на передачу. — Внимательно тебя слушаем, вещай, красава. — Таня пеленгуй, — сказал он, прикрыв микрофон рукой. — Это маг, я чувствую.

Я лишь кивнул головой в ответ, разворачивая магическую сеть. Сейчас посмотрим, откуда у нас тут взялся суомский пропагандист, который легко взламывает магзащиту связи батальона.

— Суомы не хотят войны и чужой земли, — продолжал мужской голос. — Мы просто защищаем свою родину, мы хотим жить с Россией в мире и дружбе. Ваши правители бросили вас воевать и умирать за свои интересы, далекие от интересов русского народа. Вас, магов, элиту этого мира! Вы достойны большего, чем валить лес зимой и драться по приказу хозяина, рискуя жизнью и не получая за это ничего!

"Надо, же какая осведомленность", — думал я, пытаясь отследить напряжение в магических линиях. "Все-то мы знаем... И откуда мне знаком этот голос? Ага, а вот и ниточка в сети вроде тянется, как будто один из моих магов работает, очень похоже, приемы те же. Он ее, конечно, маскирует, но у меня дар получше будет. Ну-ка, ну-ка..."

Ребров тем временем отчаянно жестикулировал руками, показывая удивленному батальону на языке жестов — всем молчать, не мешайте. Условные жесты-приказы маг должен знать не хуже спецназовца — ситуации всякие бывают, этому еще на первом году обучения учат.

— У властей Суомии к вам уникальное предложение, — звучало тем временем в наушниках. — Сто тысяч долларов! Мы заплатим каждому перешедшему на нашу сторону магу целых сто тысяч американских долларов! Вы сможете жить богато и счастливо, как и положено людям вашего положения и таланта. Не надо больше воевать! Если захотите, вы сможете взять деньги и уехать на пляжи Калифорнии подальше от войны. У вас будет все: особняк, красивые женщины, автомобиль и полная удовольствий жизнь. Не нужно больше мерзнуть в небе выполняя нелепые приказы. Не бойтесь за родных — Суомское правительство не публикует списки пленных, никто ничего не узнает. У вас даже не отберут орб — гарантируем. Все что вам надо сделать — это бросить винтовку и выполнить одиночный перелет к одному из наших озер около столицы, а затем сдаться первым попавшимся представителям Суомской власти.

— На каких идиотов это все рассчитано? — Задал вопрос рядом со мной генерал. — Нет, правда?

— На молодых и глупых, — развел руками я. — На тех, для кого березка — это только дерево, а русское поле — просто ровная поверхность поросшая травой. Кое-кто судит по себе... Матвей Филиппович, кажется нащупала, он там прячется — показал я на облако вдали. Прикройте, я его попробую взять.

— А если он там не один? Давай вместе попробуем.

— Уйдет, — помотал я головой. — Почувствует ваше приближение и уйдет. Тут надо тонко работать. Я вместо себя оставлю рядом с вами свою иллюзию. А вы поддерживайте с ней разговор. Тем временем я под маскировкой наберу высоту и атакую его сверху, от солнца. Вам, кажется, нужен был язык? Будет.

— Не надо такого риска, — возразил Ребров. — Таня, ты мне нужнее любого языка. Потом поймаем.

— Вражеских пропагандистов надо валить, — твердо сказал я. — А пропагандистов и предателей тем более. — Сделал умильные глаза и ангельскую улыбочку и заискивающе посмотрел генералу в глаза. — Матвей Филиппович ну пожааалуйста... Разрешите хорошей девочке Танечке завалить мага, сделайте ей подарочек. Я вас очень прошу...

— Тьфу на тебя, Дергачева. Действуй. Но смотри мне...

— Все будет в лучшем виде шеф...

Я взлетел вертикально вверх, набрав сразу эшелон четыре тысячи метров и начал аккуратно заходить на цель сзади, стараясь сглаживать возмущения собственного магического поля. Тем временем враг продолжал бухтеть в наушниках, не замечая опасности. Действительно, чего боятся? Батальон завис в одной точке, слушая предательские речи, командир на месте. Где ты дружок? А вот они вы, — я навел свой мощный морской бинокль на две точки внизу. Маги, в экипировке северной федерации. И обоих я, кажется, знаю, — мой рот сам собой расплылся в широкой улыбке. "Абзац вам ребята", — подумал я, набирая ускорение и скользя вниз как с горки. "Не уйдете".

Увидели они меня лишь в метрах в тридцати над ними. Лицо дружка Алика Сагдеева исказилось от ужаса, и он судорожно схватился за свою винтовку, замешкавшись — то ли стрелять в меня, то ли защищаться ей как щитом. Большего он ничего не успел сделать. Штык мосинки с заклинанием абсолютного рассечения пробил его магическую защиту и вошел в грудь почти без всякого сопротивления. Я провернул штык в его ребрах и, оттолкнувшись ногой от живота мага, вытащил лезвие из обмякшего тела. Падай вниз, всего хорошего.

Сагдеев оказался неплох. За те пару секунд, что я возился с его дружком, он ухитрился подвесить на патрон своей винтовки заклинание разрушения щита и выстрелил в меня в упор. Мою ослабленную сегодняшними заварухами защиту снесло, но второй выстрел он сделать уже не успел. Здоровый, сильный, но медлительный — это ему в минус. А я быстрая и маневренная и это мне в плюс.

Кульбитом перескочив через его голову я оказался сзади и, пробив штыком его защиту, бросил винтовку болтаться на ремне. Левой рукой вцепившись в плечо парня, правой моя Танечка потянула из ножен клинок мага.

— Не дергайся Алик, — ласково шепнул я на ушко магу, который попытался рывком вывернуться и ударить меня прикладом. — А то я ножиком промахнусь и тебя некрасивым повесят.

— Ах ты сука! — Алик попытался из всех сил выскочить из моего захвата. Ему это почти удалось, как и самоубийственное наложение на себя заклинания полного хаоса. Но как маг я был сильнее. А значит в данный момент и физически сильнее, нужное заклинание я на себя наложил перед атакой. Мой клинок вошел ему в плечо, и винтовка парня вывалилась из ослабевшей правой руки, а плетение заклинания хаоса остановилось. Второй порез рассек ему локоть на левой руке, разрушая плетение хаоса окончательно, а затем я рывком схватил его за орб на груди и с мясом вырвал магический кристалл из крепления. Сагдеев заорал благим матом и обвис на моих руках, лишившись магии.

— Ну не надо так материться, не надо, — теперь только моя хватка удерживала предателя от падения. — А то я обижусь и пырну ножиком в твое нежное. Или отпущу вниз полетать. Успокойся Алик и полетели домой, в училище. Там тебя встретит добрый следователь из военного трибунала ему и пожалуешься, какая Таня плохая. Успокоился? Вот и ладушки, хороший мой.

Глава 14 Безымянная.

Следующие две недели фронт стоял на месте, а активных боевых действий на передовой стороны не вели. Но это не значит, что на линии фронта ничего не происходило. Допрос Алика, который, желая убежать от вырисовывавшейся впереди перспективы скорой прогулки к виселице, сдавал в тюремной больнице всех и вся, дал свои результаты. Кроме Сагдеева моим магам удалось захватить еще нескольких суомских офицеров, пусть и не особо высокопоставленных, так что достоверная информация о линии обороны и войсках суомов наконец-то появилась. Но даже не это главное. Главное — период бессмысленных атак и штурмовщины на фронте кончился. Новым главнокомандующим войсками суомского фронта назначили генерал-лейтенанта Толошина, из старых императорских кадров. Тот к мнению Реброва как главы отдела специальных операций прислушивался очень внимательно и вообще был осторожным командиром. Не нерешительным, а именно осторожным и вдумчивым. Была у меня с ним пара бесед — впечатление осталось самое положительное. Выслушал он мои соображения крайне внимательно, поблагодарил за службу, попросил и дальше оказывать содействие армии в разведке и воздушном прикрытии наземных войск в составе специального отдела. Про расформирование батальона все как будто забыли. Но что самое ценное — Толошину действительно надо было делать дело и побеждать, такое мнение я вынес из состоявшихся разговоров. А на мою личность было, в общем, наплевать. Если Таня полезна в бою и дает толковые советы, значит к ней надо прислушаться и ее поддерживать, а все остальные соображения пока оставить побоку, пусть она и трижды выскочка и вообще мелкая нахальная пигалица. Такой подход я мог только приветствовать. Мне тоже надо было послужить России — а остальное не суть важно.

Так что две недели подряд я со своим триста вторым батальоном занимался разведкой и контрпартизанской борьбой, выискивая в заснеженных лесах мобильные суомские лыжные роты и батальоны, обеспечивал проводку к фронту тяжелой артиллерии и обозов. А заодно мы сделали шесть налетов на два основных суомских оружейных завода. Та еще кстати оказалась задачка — тут вам не Дакия. Раздолбать-то мы их раздолбали, но я в итоге потерял еще двоих убитыми и шестерых магов ранеными, несмотря на все предосторожности. Бронированные ангары цехов сверху издалека особенно-то и не пробьёшь, а вблизи там такая ПВО — мама не горюй. Пришлось сделать несколько выматывающих ночных налетов под плотным вражеским огнем, опустошая каждый раз запасы маны до дна и прибегая к самой горячей молитве Всевышнему вместе с заклинаниями, чтобы пробить бетонные защитные сооружения. И по результатам Ребров дальнейшие бомбардировки суомских заводов все равно отменил, сказав, что Пиррова победа ему нахрен не сдалась и невосполнимых магов он на этом терять не будет. Проще охотиться за колоннами снабжения, те не так прикрыты. Хотя и это не выход — ты их поди найди и поймай. Магам когда-то еще и отдыхать нужно, если ночью мои орлы летали бомбить заводы — значит днем выполнять боевые задачи некому — выдохлись все.

Несмотря на все проблемы две недели затишья дали свои результаты. Мы как следует разведали оборону противника, тыловые службы, пользуясь затишьем, наладили, наконец, полноценное снабжение, питание и обогрев наших войск на передовой, отряды русских лыжников из охотников-сибиряков, которым я иногда придавал в усиление по паре магов из своего батальона начали успешно противодействовать суомских егерям. К фронту подтянули тяжелую артиллерию. Суомы пытались нам помешать артобстрелами и действиями диверсионных групп, но на собственное наступление не решались — сил у них для этого не хватало. А двадцать восьмого февраля российские войска начали генеральное наступление.

После трехчасовой артподготовки по всему фронту войска взломали суомскую оборону и начали медленно, но верно двигаться вперед. Проходя по десять — двенадцать километров в день, все время вводя в бой новые резервы взамен измотанных частей, активно используя артиллерию и не давая оборонявшимся суомским войскам время на отдых и перегруппировку. И уже к исходу первой недели наступления поставили суомское командование в очень тяжелое положение.

Город Ваборг попал к исходу пятых уток нашего наступления в оперативное окружение, а на седьмые сутки суомы вывели из него войска, опасаясь их окончательного уничтожения. К вечеру того же дня в него вошли передовые части второй сибирской дивизии. Подразделения двадцать второй и двадцать четвертой дивизий достигли значительных успехов на Ковском полуострове, продвинувшись на сотню километров вглубь вражеской территории. Флот высадил морской десант на суомском побережье Питерского залива и рвавшиеся к суомской столице войска Толошина совместно с моряками и морскими десантниками готовили операцию по окружению всей южной группировки суомов, одновременно с продолжением наступления на северные промышленные районы страны. Резервы суомского командования несмотря на объявленную мобилизацию были почти исчерпаны. А вот наши — далеко нет. Россия велика и ее военная машина только начала как следует раскручиваться.

В конце первой недели наступления отдельный магический батальон вывели с фронта приказом Толошина на четырехдневный отдых. По правде говоря — давно пора, острой необходимости в магах уже не было, а отдых бойцам требовался. Кроме пары затяжных тяжелых ночных вылетов на стратегические бомбардировки целей внутри Суомии мы делали еще по три-четыре боевых вылета в день. Люди устали, в конце концов у меня служили по большей части совсем молодые парни, почти дети. Участились контузии, пробития защитных полей и легкие ранения и, хотя больше смертей не было, но уже почти два десятка моих бойцов лежали на больничных койках. Я сам чувствовал, что детское Танечкино тело сильно устало, его в последних вылетах аж шатало в полете, а глаза все время слипались. Однажды между вылетами я даже заснул, присев на лавку рядом с Юлькой в оружейной палатке и на секунду закрыв глаза. А очнулся там же лишь через пару часов, лежа головой на Юлином бедре вместо подушки... Стыд -то какой для "железной Тани", хоть в глаза бойцам потом не смотри. И ведь никто не разбудил, хотя все видели, что командир бессовестным образом дрыхнет средь бела дня!

Были и другие неприятности. Валера Нилин, тяжело раненный при первой атаке суомской батареи все же умер в госпитале. И пришлось мне, как его командиру, писать матери похоронку, как и семьям двух других погибших магов. А это очень непростое и муторное занятие... Получается, это ведь я виноват в его смерти. Да война, да противник, да без потерь не бывает, все понятно. Но не уберегла парня от смерти командовавшая им подполковник Дергачева, не сумела защитить и спасти подчиненного, хотя должна была... И этот грех до конца жизни мне теперь не смыть, он навсегда на моей совести. Кому теперь нужны мои соболезнования, похвалы мужеству и доблести бойца, посмертные награды и похороны за счет государства, если вместо молодого, не дожившего и до двадцати лет парня в семью приедет гроб с его телом? Никому...

В полной мере я осознал это в больнице, когда, проспав первые сутки отдыха после вывода батальона с передовой, поехал проведать Пашку в госпитале. Парень был ранен не очень тяжело, но еще с месяц он в больнице полежит, пулевое ранение и хирургическая операция — вещи не из приятных, по себе знаю. Накупил своему любимому комэску по дороге разных вкусностей и прибыл в госпиталь заодно с подарочком — за последний бой и ранение штабс-капитан Никифоров получил свой первый в жизни офицерский георгиевский крест, который я и хотел вручить лично, как друг и командир. Я, кстати, за пленение Сагдеева тоже получил такую же награду, уже вторую. До комплекта немного осталось.

Пашка мне явно обрадовался. Бедняга даже порозовел и довольно разулыбался, присев в постели, когда одетая в великоватый для нее медицинский халат поверх мундира моя Танечка вошла в общую офицерскую палату.

— Боец Никифоров как жизнь, как здоровье? Доктора еще вконец не залечили? Это хорошо, это радует. Принимай довольствие, а то знаю я этих коновалов — поди одной пустой баландой кормят. Я вытащил из вещмешка на тумбочку кусок домашнего сала, копченую колбасу, сыр, апельсины, пирожки.

Паша с жадностью посмотрел на все это богатство и сглотнул голодную слюну.

— Тань, спасибо, конечно... но нельзя мне. Как я рад тебя видеть...

— Что это нельзя? Маг должен быть накормлен для скорейшего восстановления. Я тебе не только как командир, я тебе как друг говорю.

— Он же пулевое в живот получил, — отозвался с соседней кровати усатый казачий есаул с загипсованной ногой на перевязи. Его мундир зачем-то висел на стуле рядом с кроватью и погоны были прекрасно видны. — Доктора пулю из кишок доставали, зашивали там все. Ему еще с месяц можно кушать только жидкую кашку и бульончики. А то нутро воспалится и амбец.