Трудовые будни феодала

Степан КУЛИК

Цикл: 'LOCA DESERTA*'

(*лат., — Пустынные земли)

Книга вторая

РАБОЧИЕ БУДНИ ФЕОДАЛА

'Мы в такие шагали дали —

Что не очень-то и дойдешь.

Мы в засаде годами ждали,

Невзирая на снег и дождь...'

А. Макаревич

Глава первая

Настоящая воробьиная ночь. Молнии с хрустом вспаривают ткань неба и с шипением вонзаются в сухую землю, жадно ловящую первые капли влаги. Громыхает большей частью за стенами, ближе к горизонту, но иной раз и над покрытым брусчаткой замковым двором раздается такое раскатистое 'Бабах!', словно пушку рядом разорвало. Даже самые крепкие нервы не спасают, невольно пригибаешься. А то и приседаешь... Так и кажется, что на этот раз святой Георгий Победоносец не промахнется. Влепит молнию прямо в макушку. К слову, что было бы совсем не удивительно. И не из-за чрезмерной греховности, а учитывая то количество железа и стали, которое я ношу на теле.

Зато тот же гром, которого сейчас бояться больше молний, разогнал по укрытиям всю стражу. И никто не мешает мне стоять на коленях перед небольшим слуховым окном в подвал левого крыла каземата, которое распоряжением Рыцаря-инквизитора превращено в Дом дознания. Такой выбор, наверное, сделан из-за того, что каземат единственное здание во всем городе, которое сложено из красного кирпича. И одним только видом навевает ужас на пленников, да и обычных горожан. Так и кажется, что это один из тех несчастных, с которого палачи живьем содрали кожу и выставили на помосте для устрашения.

У меня фантазия не такая буйная, так что никаких отрицательных эмоций и, уж тем более, рвотных позывов, вид неоштукатуренной кладки не вызывает. Спокойно прислонился плечом, для удобства и заглядываю внутрь...

А вот происходящее в пыточной уже не для слабонервных.

Время от времени протирая глаза, слезящиеся не столько от сочувствия, сколько от едкого дыма факелов, который как раз сквозь это окно и вытягивает наружу сквозняком, пытаюсь разглядеть и запомнить лица людей, находящихся в комнате. Мне обязательно надо увидеть каждого, чтобы узнать днем. А это не так просто. Потому что десяток мужчин, в отличие от единственной, совершенно обнаженной молодой женщины, одеты не только в фартуки, но и натянули на головы кожаные полумаски, оставляющие открытыми только нижнюю часть лица.

Вот на эти носы, рты, подбородки, усы, бороды я и смотрю. На руки тоже... Формы пальцев, шрамы, кольца... Сбитые до крови или с наростами мозолей костяшки на кулаках. Курчавые волосы. Черные, рыжие, седые... Каждая мелочь пригодится, когда придется принимать решение. А ошибиться нельзя — убью невиновного. Не то чтобы совесть замучает, а просто тот, который заслуживает смерть, из-за ошибки проживет дольше. Поэтому стараюсь ни на что другое не отвлекаться.

Например на молочно-белые бедра женщины, в которые зло вцепились мощные, покрытые густой рыжей порослью лапы. Руки и ноги женщины привязаны к специальным козлам так, что она стоит на четвереньках, касаясь пола только кончиками пальцев и... распущенными волосами. Рыжий здоровяк насилует жертву неторопливо, по-хозяйски. Часто останавливаясь и переговариваясь с остальными мужчинами. Он не садист, не маньяк... Он всего лишь выполняет свою работу. А если и получает от этого удовольствие, ну так и такое случается. Даже с палачами.

Женщина жалобно скулит, но и только. Сопротивляться она уже не может.

На поданный знак одним из троих мужчин, которые находятся в подвале, не сняв сутану, подручный палача опять останавливается. Дознаватель святой инквизиции (этих тварей я знаю в лицо всех, но им уготована иная участь, которая непременно постигнет каждого, но чуть позже) подходит к допрашиваемой, берет ее за волосы и приподнимает голову. Второй рукой выдергивает изо рта женщины кляп.

— Дитя мое... Готова ли ты отречься от Сатаны и вернуться в лоно Матери нашей Церкви?

— Будь ты проклят... — жертва отвечает сиплым шепотом. Видимо, сорвала голос. — Будьте вы все прок...

Кляп встал на место, оборвав ее на полуслове. Голова бессильно свесилась вниз.

— Продолжай, брат Себастьян. И можно жестче. Остальные братья отдохнули. Так заполните же этот сосуд греха доверху. 'Similia similibus curantur!*' (*лат., — Подобное лечится подобным) Эти богохульники вознесли телесные удовольствия над духовным покаянием. Проведите же их жрицу через все десять кругов наслаждения и боли. Пусть еретичка досыта вкусит телесной любви... Или — до смерти. Верно глаголю, братья?

Он посмотрел на двух других монахов. Те синхронно кивнули и перекрестились.

— Стало быть, решено. Мастер Теодор, нам со святыми отцами пора к вечерней молитве, а ты остаешься за старшего. Если заблудшая овца запросит пощады и покается — умыть, накормить и больше не трогать. После утреннего молебна, оценим искренность раскаяния и решим ее дальнейшую судьбу. Станет упорствовать в грехе, не утомляй дознавателей. У них и без этой еретички на завтра дел хватит. Солдат призови. Каждый воин, кто добровольно плащ с крестом надел — служитель божий и, если будет нужда, обязан не только мечом святую веру защищать.

— Как прикажете, ваше преподобие, — поклонился один из тех, что прятали лица за полумасками, отступая в сторону, поскольку выход из подземелья был у него за спиной. — Ad maiorem Dei gloriam.* (*лат., — Все во имя Господа)

Подождал пока священнослужители покинут пыточную комнату, а потом громко рассмеялся.

— Вот уж беда с этими стариками... И сами не могут, и другим развлечься как следует не дадут... Игнатий, у тебя, кажется, дядя десятником в роте 'Серых стрел'?

— Да. Старший десятник, — отозвался из дальнего угла, один из помощников палача помоложе.

— Бегом к нему. Скажи, если у кого завалялась пара монет и есть желание поразвлечься с молоденькой ведьмой, пусть сюда идут.

— Как же так, мастер Теодор? — рыжеволосый верзила, довольно застонал и уступил место коллеге. Такому же мощному и огромному, но совершенно лысому. И настолько темнокожему, что рядом с ним тело жертвы казалось вырезанным из нежно-розового Каррарского мрамора. — Вы хотите нарушить приказ Его преподобия?

— Христос с тобой, Себастьян... — отмахнулся от помощника старший палач. — К чему эта напрасная хула? Разве ты не слышал, что было велено поберечь силы братьев и призвать на помощь солдат?

Рыжий вынужденно кивнул.

— Ну, вот. А если они при этом сделают небольшое пожертвование на нашу часовню, кому хуже станет? Да и сам давеча жаловался, что часть инструментов стоило бы обновить, а приор денег на кузнеца не дает.

— Но еще Его преподобие сказал, что если заблудшая овца запросит пощады и раскается — умыть, накормить и больше не...'

— У тебя поразительная память, Реваз. Точь-в-точь приказ святых отцов повторил. Но, видишь ли какое дело... Я, вроде, не глухой еще, а ни одного слова раскаяния или хотя бы мольбы о пощаде от нее не слышал... — Теодор указал на жертву, усердно насилуемую темнокожим гигантом. — Когда за дело берется Отар, визжат и умоляют даже немые. А эта только головой мотает. Сопит, мычит, а ни словечка не пискнет.

— Как же она запросится, если мы ей рот заткнули? — простодушно удивился рыжий и двинулся в обход 'козлов'. — Надо кляп вынуть...

Но старший палач заступил дорогу излишне деятельному помощнику.

— Стой!

Здоровяк недоуменно остановился.

— Скажи, Себастьян, кто умнее: ты или Его преподобие?

От такого вопроса подмастерье даже икнул испугано.

— Не понимаю... мастер.

— Вот и я не понимаю. А ну, напомни... Его преподобие приказывал вынуть кляп? Или хоть как-то обмолвился об этом?

— Нет... — озадаченно поскреб затылок Отар.

— Вот видишь... Не приказывал, — повторил медленно, со значением Теодор. — Знаешь почему? Нет... Ладно. Я объясню. В конце концов, на то я и твой наставник, чтобы научить уму-разуму... Ведьму в Ад забирать является сам Люцифер! И в этот миг она способна на такую жуткую ворожбу, что и вообразить страшно. А теперь отвечай: кто будет виноват, если ведьма проклянет кого-то из нас или всех жителей Тентоса разом?

— Ой... — верзила по-детски прикрыл рот ладонью и опасливо покосился на содрогающуюся в рыданиях женщину. Отар как раз закончил, и к ней пристраивался следующий подмастерье. — Вот, сучонка... Чур меня... Пропади ты пропадом, ехидна... исчадие Ада! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Спасибо за науку, мастер.

— Для того я над вами, щенками, тут и поставлен... — милостиво кивнул Теодор. — Стало быть, ты тоже согласен, что мы все делам верно, как приказано?

— Да, мастер... Овечка упорствует в ереси, а мы пытаемся вернуть ее на путь истинный, в меру сил и крепости духа.

— Верно... Не спи, Алим! Ведьма даже не потеет! Ты меня знаешь. Не терплю, когда от дела отлынивают! Хочешь удовольствия — иди к девкам. А здесь ты на работе! Святым отцам жаловаться не стану! Сам накажу за нерадивость! — старший палач сердито прикрикнул на помощника и погрозил увесистым кулаком.

Бедняга угрозу воспринял всерьез и так рьяно взялся за дело, что жертва взвыла дурным голосом, а козлы с места сдвинулись.

— Другое дело, — одобрил мастер. Приподнял за волосы голову еретички, поглядел в глаза, но видимо не узрел там раскаяния, потому что пробормотал: 'Ну, ну...', и повернулся к заскрипевшей двери. Та приоткрылась примерно на ладонь, а в щель осторожно заглянула голова в круглом шлеме арбалетчика.

— Бог в помощь, мастер Теодор.

— А, это ты, Ганс? Заходи, бездельник. Велели Боги, чтоб и вы помогли. Деньги есть? Или опять в долг просить будешь?

Дальше я не слушал. Во-первых, — глаза от дыма щипало так, что слезы горохом катились. Во-вторых, — вроде, всех запомнил. А главное, только сейчас сообразил, что это мне вовсе ни к чему. Достаточно одного раскрыть. Максимум — двух. А уже у них выпытать настоящие имена остальных палачей и подмастерьев. Ну, и в-третьих, — кто-то шел сюда, и лучше чтобы меня не заметил. Кому нужен свидетель того, что я интересовался таинством допроса? Не дай Бог, вспомнит потом нашу странную встречу. Когда среди инквизиторской братии неожиданный мор начнется.

Шаги приближались довольно стремительно, так что у меня хватило времени только отпрыгнуть на пару шагов от стены и изобразить праздношатающегося воина, неспешно фланирующего замковым двором. Мало ли кому захотелось вечерним воздухом подышать? А как известно, желание пуще неволи, так что никакая гроза с молниями этому ничуть не помеха.

— Господин рыцарь! — обрадовался при виде меня, выбежавший из-за угла то ли паж, то ли оруженосец. — Господин рыцарь! Как хорошо, что я нашел вас! Пойдемте, скорее! Все уже собрались. Его преосвященство только вас ждет!

И только теперь я заметил, что одет не в привычную уже байдану, а в настоящий рыцарский доспех. С каким-то, неразличимым в темноте, вензелем на нагруднике. А поверх доспеха, на мои плечи наброшен длинный белый плащ. Украшенный большим красным крестом.

— Мама дорогая...

* * *

— Опять маму зовет...

Знакомый и очень приятный женский голос доносился как сквозь слой ваты или завязанную под подбородком шапку-ушанку. Наверно, я когда спать ложился, уши заткнул. Сосед у меня буйно помешанный. В смысле, фанатик ремонта. Вроде и далековато вилла от виллы стоят, плюс забор, елки... А все равно, звук доносится. Особенно дрель раздражает. Упорно вызывает в воображении бормашину, зубной кабинет, вонь карболки... Сто лет ничего подобного уже нет в нормальных стоматологических клиниках, а почему-то вспоминаются именно эти ужасы. Не зря говорят, что впечатления детства самые яркие...

М-да... Сонливость, во всяком случае, на раз снимают. Лучше холодного душа.

Кстати о душе? Что это за фемина в моей комнате, а то и в кровати? Сплю я всегда один. И не изменяю этому правилу уже лет семь. Сразу после похорон... А для приходящих подруг есть гостевая комната.

— Чему ты удивляешься? — раздается второй голос. Тоже женский и, как ни странно, тоже знакомый. Хотя уже и менее приятный. — Это они только с виду такие большие, сильные и независимые. А случись что, сразу мамку вспоминают.

— Чего расстрекотались, сороки? Очнулся, что ли атаман?

На этот раз мужчина. Уже лучше, чем гарем в спальне. Хотя, если вникнуть в суть вопроса, то не слишком. Очнулся кто? После чего? Какой атаман? Стоп! Это они обо мне говорят?

— Нет... — ответила Приятный Голосок. — Бредит. Но кожа уже теплая и влажная. Румянец горячечный тоже сошел.

— Румянец... Говорил же, сразу отвар давать! У басурман каждая вторая стрела отравлена. Они специально в колчан гнилое мясо кладут. Вроде, царапина, пустяковая. А потом лихорадка. И либо руку отрезать, либо хоронить. Хорошо хоть кровь пустить догадались.

— Типун тебе на язык, Кирилл! — возмутился еще один голос. — Лекарь, а того не знаешь, что врачевать надо с чистым сердцем и добрыми мыслями. Иначе все твои снадобья, что мертвому припарка. Тьфу ты, прости Господи. Никак заразилась.

— Так, с кем поведешься, Оксаночка...

Еще один мужской. Сколько ж их здесь? Кирилл, Оксана... Имена знакомые. Вот только никак не вспомню откуда. А надо вспомнить. Обязательно надо. Заодно, глядишь, всплывет и почему я здесь валяюсь на подобии бревна. Не только рукой или ногой пошевелить не могу — глаза и те не открываются.

— Тихо вы... — опять мужской голос. Еще один! Уже пятый. По интонациям, мужчина серьезный, привык распоряжаться. — Раззуделись, чисто шмели. Шли бы вы отсюда, а? Дышать в курене нечем. Мелисса, не зыркай волчицей. Тебя это не касается. Мы все знаем, что от ты атамана ни на шаг не отступишь. А остальным тут нечего делать! А ну, кыш отсюда. Или я недостаточно громко говорю?

Послышался шорох одежды и шарканье ног. Причем, судя по звукам, людей в... Как он сказал? Курене? Неважно. Внутри людей было больше, чем я слышал голосов и имен. Но и без сопротивления не обошлось.

— Знаешь что, Мамай! — возмутился тот, которого Кириллом называли. — Иди черкесами своими командуй. Думаешь, если Антон тебя наказным атаманом над ними поставил, то ты теперь всюду распоряжаться будешь?!

Угу... Кое-что проясняется. Меня зовут Антон и я — атаман. Интересно чего... Шайки благородных разбойников или кровожадных и беспощадных пиратов? Хотя, в этом случае меня называли бы капитаном.

— Сам уйдешь или помочь? — невозмутимо поинтересовался Мамай, ни на йоту не повышая голоса. — Давай-давай... костоправ. Понадобишься, Мелисса позовет.

— Я-то уйду... — проворчал угрожающе Кирилл. — Но и ты попомнишь. Придется лечить, я тебе не обычных пиявок приставлю, а конских! И в то место, куда ты сам пятерню осторожно запускаешь.

— Испугал молодку толстым хреном... — в тон фыркнул Мамай. Но, поскольку Кирилл таки подчинился, тему эту развивать не стал. Заговорил с Мелиссой. Причем, голос его сразу потерял большую часть строгости. — Все, избавились от ротозеев. Теперь он твой, сестричка... Думаю, тебя учить не надо. Лучше меня знаешь, как с казаком обойтись. Чтобы побыстрее на ноги поставить.

— Спасибо, — проворковала та самая, чей голосок мне понравился сразу. — Я уж и сама хотела повыгонять лишних, но у тебя лучше получилось. А за Антона не беспокойся. И согрею, и кровь по жилам разгоню. К утру, как новенький будет.

— Твои бы слова да Господу в уши, — ответил Мамай. — Делай, что должно. Я у входа пару черкесов поставлю. Никто не побеспокоит. А понадобиться что — им же и скажи. Хоть из-под земли достанут.

После этого еще одни шаги удалились, а рядом сбрасываемая одежда зашуршала. Интересно зачем? С меня сейчас толку даже меньше, чем с пресловутого козла молока. Только уши работают... и мозг. А поскольку в моем курене запала сонная тишина, его и напряжем в полной мере. Пора эти пазлы собирать в одну картинку. Если к утру я хочу быть не просто новеньким, а еще и при здравом уме и памяти. Итак, вопрос! Что со мной случилось? Где именно и когда?

'Герой был тяжело ранен и вынесен с поля боя на руках товарищей'

Этот голос звучал не как прежние. А будто, прямо в голове раздавался. Тоже, к слову, что-то смутно напоминая.

'А еще что скажешь?' — попытался я разговорить неведомого собеседника. Но тот больше не отозвался.

Понятно. Дело ясное, что дело темное. И спасение утопающих в руках самих утопающих. Ух, ты... Похоже, не все чувства атрофировались. Тепло, исходящее от примостившегося рядом женского тела, хоть и не сразу, но все-таки почувствовал. Не жар, а именно легкое, приятное согревание. И сразу накатила дремота.

Нет, нет! Стоп! Мы так не договаривались! Отставить сон! Сперва я должен вспомнить, что со мною случилось. Ну же, давай! Сосредоточься! Что ты помнишь?

Вспышка! Яркая вспышка... Потом удар. Или наоборот? Сперва удар, а уже потом вспышка? Похоже, наконечник копья скользнул по щиту и только краем задел шлем. Но по голове будто обухом топора врезали...

Обухом... Что-то знакомое... Обухович? Воевода смоленский... У меня с ним был уговор... Так-так... Не торопись. Тяни дальше за эту ниточку. Договор... Что-то я должен был сделать по именному приказу короля для Речи Посполитой... Но что именно?

Вспомнил. Я согласился сжечь Маслов Брод... Что за бред? Как можно сжечь брод? А, вспомнил. Это не тот брод, что через реку, а деревня с таким названием. И что? Неужели я согласился? Японский городовой! Вот уж не ожидал от себя такой подлости. Не верю! Не мог я подписаться на убийство мирных жителей. Должно быть какое-то другое объяснение!

— Тише, тише... — проворковала Мелисса, еще плотнее прижимаясь всем телом. — Это всего лишь плохой сон. Выспишься, отдохнешь и снова будешь крепким, сильным. На радость друзьям и на страх врагам...

Сон?! Нет, милая, ошибаешься. Сон был о инквизиторах — это я точно знаю. А Маслов Брод я таки сжег. Правда, перед этим вывел из деревни людей. Ф-фу... Вспомнил!.. Даже от сердца отлегло. И жителей спас и наварился на этой афере неплохо. В награду воевода Смоленский мне грамоту на владение деревенькой Замошье и прилегающими к ней землями передал. И еще денег посулил. А гетман Войска Низового Запорожского сразу торбу червонцев прислал. Да и то, лишь аванс. Обещал, при личной встрече, еще добавить. Неплохо, неплохо...

А что дальше?

Дальше мне нужны были деньги, крестьяне и бойцы в отряд. Поскольку грамота на владения, даже с королевской печатью, не делает земли твоими навсегда. Если ты не в состоянии обеспечить их развитие и защитить.

Мысль о том, где все это можно заиметь в кратчайшие сроки и без особых усилий, мне подсказал, кажется, тот самый сотник, что и вознаграждение от Хмельницкого передал. Имени не помню. Не гетмана, сотника... Неважно.

В общем, собрал я своих бойцов, которых к тому времени уже имелось дюжина или больше. Зараза... Имена и лица по-прежнему ускользают... Вроде, вижу, а хочу вглядеться — исчезают, расплываются. Ладно, подожду... Если уж начала память возвращаться, надеюсь — на полдороги не остановится. Значит... взял я свой отряд и стал бомбить идущие из Руси в Крым обозы людоловов и прочих добытчиков. Освобожденных пленников принимал в отряд, по доброй воле, разумеется, и не всяких — только самых отборных рубак. Селянам предлагал на выбор — свободу вообще, или адресную — для ПМЖ. Места поселения: мое Замошье и Пороги... Смотри, имя сотника забыл, а название его деревушки помню.

Занятная у меня амнезия. Тут помню, тут — не помню. Прям, как в 'Джентльменах удачи'. Только там главный герой, по легенде, с верхней полки в поезде свалился, а меня — приложили чем-то по башке. Хотя, не обязательно. Вполне мог остатки сознания вышибить как раз упав с коня... Видимо, в последнем налете...

Эй! Не понял? А чем это моя сиделка занимается? Что за приколы? Осторожнее, девочка, я же не парализованный.. а только бесчувственный... местами. А местами весьма даже чувствительный. Особенно, ниже пояса.

Ммм... Так вот значит как она собиралась разогнать кровь по жилам. Интересная тут медицина. Но я не против... И даже голосую 'за' единственно доступным способом. Отличная терапия... особенно, после сновидения в стиле БДСМ... Вот так... Да. Да... Не останавливайся... Еще немного... Еще... Ого! Это ж сколько я воздерживался? Спасибо, Мелиса... Очнусь, придумаю как отблагодарить.

Хорошо то как... Легко на сердце от... забавы веселой. Она грустить не дает никогда... Теперь прижмись, как раньше. Я больше не сопротивляюсь. В основных вопросах разобрался, остальное — подождет. Можно и поспать. Потому что утро вечера мудренее, а сапоги надо чистить с вечера... Кстати, интересно чем там, во сне, все закончилось? Нашел я палачей, отомстил или помешало что-то? Хорошо бы досмотреть... Терпеть ненавижу, когда история обрывается на самом интересном месте.

* * *

Солнечный луч пробился сквозь слой еловых лап и кольнул в глаз. Хочешь, не хочешь, а придется вставать.

'Вы хорошо отдохнули и восстановили силы. За время отдыха получен опыт — '610' очков. С отрядом разделено '380' очков. Часть ваших бойцов достойна повышения'

Не знаю, кто именно, но уж один из моих спутников точно заслуживает пары слов благодарности. Когда проснется... Видимо, всю ночь у моего ложа караулила. Вон как посапывает сладко, пристроив златокудрую головку на мое плечо. Ну и пусть отдыхает, не буду будить. Если ни Мамай, ни де ла Буссенор до сих пор в курень не ворвались, значит, никаких срочных дел нет. Полежу еще немного...

В отличие от вчерашнего дня, сейчас я чувствовал себя превосходно. И выспался, и внутренне равновесие приобрел, и даже вспомнил недостающие фрагменты прошлого. А именно, о Крымской части моего вояжа. И нового товарища — Кара-мурзу. И гнусного предателя, которого сам же сдуру и помиловал, вопреки просьбам друзей — Сабудай-мурзу. Мятеж, поднятый Саин-булат ханом. В котором принимал самое непосредственное участие, и который закончился свержением бывшего правителя Крымской орды Махмед-Гирея. Того самого, что устроил нам ловушку в Ак-Кермене, но, благодаря моей прозорливости, и, чего там скромничать, полководческому таланту, сам оказался в смертельной западне. Поскольку хитрость его я разгадал, и покойный нынче хан был пойман почти без войска в Перекопе.

Ну, а после его казни, и подтверждения уважаемыми людьми чистоты крови Саин-булат хана, дающей ему права на Крымский престол, все стало намного проще. С фирманом нового хана, сотней нукеров и отряда моих черкесов Сафар-бей быстро привел к присяге всех мурз, беев и беков, тем или иным образом считавшихся подданными Крымской орды. Ну а сам Саин-булат, собрав все дары, какие только сумел, заторопился с посольством в Стамбул. Только после одобрения султаном, он становился истинным правителем Крыма, вассала Османской империи.

Простились мы с ним хорошо. За помощь, я получил звание трехбунчужного бека. А потом, широким жестом отказался от десяти тысяч талеров — подарки для султана и без меня обескровили казну. Жест был оценен, и взамен я получил негласное разрешение еще немного 'поработать' на Муравском и Черном шляхах. С единственным условием, убивать только харцызов и башибузуков. Условие меня вполне устраивало, так что мы с Булатом, выпили чаю с шербетом и халвой, обнялись и раскланялись. Новый хан даже снизошел до того, что провел меня до самой двери тронной залы, непрерывно заверяя в дружбе и посильной помощи против всех моих врагов. И, наверно, чтоб окончательно сразить невероятной щедростью, Саин-булат хан разрешил вербовать в отряд любого его подданного. От простого пастуха и до вельможи.

Честно говоря, была у меня мысль воспользоваться. Татары верные и преданные господину, как псы. Если не жалеть денег на экипировку, да натаскать как следует — порвут любого, как Тузик грелку. Да и своего не подпустят, пока не разрешу.

Но, здраво поразмыслив, решил от этой идеи отказаться. Панцирные казаки, черкесы и крымчаки в одном флако... в смысле, отряде — гремучая смесь, покруче нитроглицерина. Никакая инфузорная земля не поможет. От малейшего толчка или искры так рванет, что костей не соберешь. А с учетом того, что каждый мой боец двух, а то и трех десятков обычных воинов стоит, то и разрушения получу соответствующие.

И все-таки... Великие мужи учили, что не стоит класть в корзину оба яйца. Вот и я решил, запасной аэродром замостить соломкой. Тем более, повод был.

Желая обеспечить себе надежный тыл, мало ли как дела в Стамбуле сложатся, Саин-булат хан попросил меня отвезти Кара-мурзе пайцзу на владение Ак-Керменом. Новый хан понимал, что случись что, помощь он получит только от таких же, как и он сам, бывших мятежников. Людей, которые подняли и возглавляли восстание с первых дней. Потому что, обернись дело худо, шелковый шнурок вручат и им* (*шелковый шнурок — знак того, что вельможа приговорен султаном к казни и, если не желает публичного позора, должен удавиться сам. Иногда знак привозил палач) А имея за спиной такую мощную крепость, плюс преданный гарнизон, можно еще попытаться выторговать помилование. Например, угрожая тем, что ключи от города отдадут врагу.

Так что лучше коменданта и главы для Белой крепости, чем Кара-мурза, с которого собственно вся эта история и началась, даже поискать трудно. А у меня был к нему свой разговор. Тоже доверительный. Татарин спас мне жизнь, я отплатил мурзе тем же — чем не повод посидеть за достарханом и поговорить открыто? Притом, что моя просьба не шла вразрез ни с планами мурзы, ни с пожеланием хана Булата. Потому что сводилась к одному — за мои деньги купить небольшой, но крепкий дом. А еще нанять и экипировать десятка три отборных головорезов. Года на два... Лучше всего из осужденных к галерам беглых рабов, непременно христиан. И пусть живут в Ак-Кермене до первого требования. Городу лишние бойцы не помеха, а я буду знать, что если когда-то придется впопыхах бежать в Крым. У меня здесь найдется не только надежный кров, но и 'острый меч'.

Кара-мурза мысль понял с полуслова и пообещал все сделать в лучшем виде. От предложенных дукатов тоже отказываться не стал... Поколебался немного, но после того, как его имущество попало в руки Сабудай-мурзы, лишних денег у татарина не водилось. А с первых же дней запускать руку в казну, он еще не был готов.

В общем, посидели, выпили, покурили кальян и расстались довольные жизнью и друг другом. Кара-мурза остался управлять великолепным городом и крепостью, а я — отправился к уже облюбованной переправе через Днепр. Где меня дожидался Мамай и остальные спутники.

— С добрым утром... атаман... — промурлыкала в ухо Мелисса, томно потягиваясь. Из-за чего шелковое одеяло скользнуло с плеч девушки аж до пояса, открывая моему взгляду великолепную грудь. — Как ты себя чувствуешь?

— Отлично. Спасибо...

Но черной сестре моего слова оказалось недостаточно. Сперва лоб пощупала, потом за запястье подержала. Ухом к груди приложилась. Веки пальчиками раздвинула, осматривая глазные яблоки. При этом, не обращая ни малейшего внимания, на форму одежды. В смысле, ее полнейшее отсутствие... как на мне, так и на ней..

А я что? Сказал доктор 'мышите, не мышите', исполняю. Мы хоть академий и пажеских корпусов не заканчивали, но понимание прекрасного нам совсем не чуждо. И с удовольствием готовы с утра по раньше созерцать нечто приятное взгляду. Причем, под любым ракурсом. И пусть это не совсем мое, всего лишь бессрочный абонемент All inclusive, но тоже неплохо. Не срастется — никто никому ничего не обещал и не должен.

— Угу... — изогнула бровь златовласка, лукаво поглядывая на одеяло, пытающееся изобразить подобие шатра. — Похоже, действительно, выздоровел.

— Твоими молитвами, Пчелка...

— Спасибо... — Мелисса по-сестрински чмокнула меня в щеку и стала одеваться.

— И все? — протянул я разочаровано. Поскольку мысленно готовился перейти от созерцания изящества к его прикладному использованию.

— Вечером... — девушка смягчила отказ самой нежной улыбкой. — Не верь телу... — взгляд скользнул по одеялу. — Ты еще слишком слаб, атаман Антон. К тому же, дел много, а время уходит. Тебя же снова во сне мой мир звал, да? И не отрицай. Я здесь была. Все видела и все слышала...

— Я тоже кое-что приятное почувствовал, прежде чем заснуть... — привычно попытался отшутиться от сложной темы. Но послушница Черного Собора не собиралась так просто сдаваться.

— Перестань, атаман, — сморщила носик девушка. — Не веди себя, как прыщавый юнец после первого поцелуя. Ты же мужчина. Воин! Полководец... И сменив хана в Орде, еще раз доказал это. Значит, и мы с Иридией не ошибаемся.

— Мне бы вашу убежденность... — проворчал я, неохотно поднимаясь с постели.

— А ты не сомневайся... — проворковала черная сестра. — Делай, что должен. И пусть будет, что будет.

С этим не поспоришь. Тем более, в данный момент у меня нет альтернативы. Поскольку желание пошалить сменилось гораздо более мощной и первозванной потребностью. Так что я по-быстрому натянул рейтузы, сунул ноги в сапоги, набросил на плечи куртку и вышел наружу.

— Слава!

— Слава, атаману!

— Сла-ава!!!

Моб твою ж ять! Так и до конфуза недалеко... Стоявшие у входа в шалаш черкесы первыми рявкнули приветствие, а там и остальные подхватили.

Да, как! Чтоб мне лопнуть! Похоже, пока я дворцовым переворотом занимался, да на шелковых простынях отлеживался, мои офицеры не дремали. Вымуштровали отряд, как для смотра. И к пробуждению построили. Замерли двумя шеренгами, как под линеечку. Несмотря на то, что верхом. И лошадей по мастям подобрали. Панцирные казаки Мамая, как один на вороных боевых конях. Черкесы — на белоснежных скакунах. А офицеры красуются на тяжелых бронированных аравийцах. Загляденье просто. Кони защищены кольчужными масками и попонами. Очень похоже на легендарных сарматских катафрактариев* (*греч., — покрытый бронёй. Тяжёлая кавалерия в Античную эпоху). Только у тех броня была настолько громоздкая, что лошади передвигались шагом, а вскачь их пускали буквально перед рядами противника. Только чтобы разбег для удара набрать.

У моих же кольчуга легкая. Могут нестись, как ветер. От прямого столкновения с наконечником копья не защитит, но режущую стрелу и саблю остановит. А главное, живот прикрыт. Излюбленное место удара ополченцев, вооруженных пиками или косами. Спешенный рыцарь им уже не так опасен, как всадник. Вот и стараются в первую очередь коня убить.

Красавцы, одним словом. Похоже, пока я восстанавливал справедливость в отдельно взятой Крымской Орде, Мамай тоже не дремал, а поставил дело разграбления разбойничьих обозов на поток. Иначе, откуда столько денег и трофеев? Лошади, особенно, боевые — не одну тысячу за хвост стоят. Отару овец или средних размеров стадо купить можно. Вон как щеки надул, довольный. И идальго тоже не хуже казака лыбу тянет. Усы и эспаньолка, на довольной физиономии, будто знак хиппи, во все стороны разъезжаются.

Да и народу в отряде заметно прибавилось. Не помню... амнезия, чертова... сколько у меня было панцирных казаков до этого, но уж точно не три десятка. Да и черкесов не двадцать... Даже, двадцать два! Двое ж еще за спиной маячат. И в охранении, наверняка, не меньше тройки бойцов. Сам же приказывал... Растет силушка. Если так и дальше пойдет, скоро сами себя не прокормят. И запасов Замошья на такую ораву не хватит. Придется еще чье-то хозяйство к рукам прибирать. Чисто по-соседски...

— Здорова, молодцы!

— Слава!

Глава вторая

Степь, да степь кругом, вдаль обоз пылит.

Ага, размечтался. Пылит... Ползет, как вареный рак. Двадцать воловьих упряжек, размеренным шагом тащат основной груз. Еще две дюжины телег, запряженных лошадьми, везут товар полегче. В основном, одежду и запас провизии. В том числе и для тягловой силы. Стадо коров, голов в сто и отара овец — последних фиг сосчитаешь — сунут стороной, оставляя за собою выгрызенную до черноты землю. Как саранча.

Бредем медленно. От водоема к водоему. А попадется речушка — двигаемся вдоль берега, так долго, сколько получится, чтобы не сильно отклониться от северо-западного направления. Навоевавшись и заработав небольшое сотрясен... в смысле, состояние — я возвращаюсь домой. В пожалованное мне королем Речи Посполитой деревню Замошье.

Таким было решение, принятое на общем совете моих товарищей, спутников и командиров.

После общего построения и громогласного изъявления радости по поводу моего исцеления, отряды казаков и черкесов разъехались по засадам. Казаки на левый берег, черкесы — на правый. А я усадил всех товарищей за обильный завтрак и стал излагать имеющиеся планы на ближайшее будущее.

Прожект состоял из двух основных блюд: визит к гетману Хмельницкому, дабы получить причитающуюся часть вознаграждения. Судя по авансу, весьма солидному. И — возвращение в родные пенаты. Поскольку, давно уже хотелось взглянуть, чего там без меня наворотить успели. А, заодно, проверить, на что расходуются отпущенные средства. Заработанные, можно сказать, кровами мозолями и потом. Согласно смете или, как водится при каждом грандиозном строительстве, утекают незримыми ручейками на сторону?

Визит к Хмельницкому имел свои плюсы, ибо принес бы мне фактически гарантированную прибыль, причем не натуральным продуктом, а в звонкой монете. К тому же, часть денег можно было потратить на наем мастеровых. Которых на Сечи всегда имелось с избытком. Особенно, кузнецов и оружейников. Что в растущем, как я надеялся, городище совсем не лишнее. Но имелась и сложность — никто не мог точно сказать, где именно сейчас гетман находится. Сидит в Переяславе или Чигирине? Или в поход на ляхов выступил? А гоняться за ним, ловя слухи, дело хлопотное. Может статься, что и долгое. Тогда как я и без этого уже затянул с возвращением.

Воевода, небось, заждался. Недоумевает, куда его наемник подевался? Чем таким занят, что за вознаграждением не торопится? Согласитесь — весьма странно, для человека, который, как Обухович считает, родную сестру в бордель продать готов. И подозрительно...

А мне оно надо? В смысле, вызывать подозрительность у ближайшего вельможи? Который, сам по себе и не очень страшен, но ненужный, а то и вредный для имиджа слушок легко в королевские уши пустить способен.

Нафиг... Тем более, если я не собираюсь до бесконечности отлынивать от намеков Мелиссы и амазонки. А я ведь не собираюсь.

Во-первых, — обещал. Во-вторых, — самому надоело просыпаться в поту от кошмаров. С каждым разом становящихся все ярче и насыщеннее. Того гляди, в очередном сне собственную кончину увижу.

Так что даже обрадовался, когда мои спутники большинством голосов высказались за возвращение в Замошье. Против был только Мамай. Ну и, присохшая к нему, Иридия заметно колебалась, прежде чем поддержать подругу. Мелиссе пришлось амазонку для решительности локтем в бок толкнуть. Но так даже лучше. Чего всей толпой шастать? Это ж только цыгане шумною толпою по Бессарабии кочуют... А мы не цыгане.

Почесали дружно еще чуток в затылках, поскребли в бородах и подбородках, — а потом я, как отец-командир, решил и постановил следующее...

Мамай с панцирными казаками остается шалить на переправе. Поскольку только идиот добровольно отказывается от такого источника дохода, покуда большим корпорациям вроде Османской империи и Речи Посполитой не до нас.

Для усиления и поддержания в воинах высокого боевого духа борцам за освобождение пленников, а так же их командиру — отряду придается амазонка Иридия. Которой я лично пообещал, что пришлю гонца, если мы с Мелиссой надумаем отправляться в их родные степи. От лекарей Мамай отказался. Мол, и сам в целительстве сведущ. А мне потом объяснил, что Кириллу с его пиявками он только тещу лечить доверит, если обзаведется когда-нибудь. Оксана — другое дело, но две бабы в отряде чересчур. Тем более — ведьмы. Я хотел уточнить, что ведьма, в смысле, ведунья только одна — Оксана. Но, решил, что характернику виднее. Он же в душу зрит.

Ну, а все остальные, прямо после совещания, собрались, да и двинулись в путь.

Чего зря время терять? Вечером и ночью путешествовать даже лучше. Не так солнце припекает. А когда вокруг обоза рыщут, как волки три отряда по семь черкесов, а ведет караван Федот Стрелец — опасаться надо не нам, а тем, кому взбредет в голову дурная мысль, поживиться за мой счет.

В общем, знай, покачивайся в седле и дремай...

Скукотища. Час-другой, ничего. Даже приятно. Помолчать, подумать о разном, а потом начинает свербеть... в одном месте. Потому что вокруг, сколько не всматривайся, одна и та же степь, накрытая сверху небесным куполом. И начинаешь ощущать себя букашкой, ползающей в чашке Петри, пока тебя пристально изучают высшие существа. И как раз в этот момент решают: прихлопнуть уже или пусть еще поживет?

Твою дивизию! Лезет же в голову всякая фигня!

-Н-но!

Не выдержав, я свистнул, поднял коня на дыбы и взмахнул нагайкой, бросая его с места в галоп. Хороший скакун. Аргамак, гнедой. Пятилетка. Выносливый, что мул. А в резвости обходит даже аравийцев. Не скачет — летит! Только ветер свистит...

Поскольку о моих причудах было предупреждено заранее, следом только Мелисса кинулась и немой казак, реагирующий на имя Иван, приставленный Мамаем, как я не отнекивался. Положено... Мол, назвался груздем, терпи личных джур и бодигардов. Вот они с черной сестрой и бродят за мною повсюду, словно тени. Из-за чего я иногда чувствую себя двуполым Янусом. Налево гляну — тень женская. Направо — мужская. Так что даже плюю теперь только прямо перед собой...

Хорошо маханул... Вроде и скакал всего ничего, а как оглянулся, обоз уже далеко... Словно по горизонту длинной вервицей тянется. Приятно взглянуть, особенно если вспомнить, что все имущество на этих телегах мое. А вот впереди картинка менее приятная. Воронье тучей кружит. Явно, падаль какую-то отыскали...

— Черный ворон, что ты вьешься

Над моею головой?

Ты добычи не дождешься...

Мелисса и даже казак подали коней назад. Вроде, как бы случайно приотстали. М-да... Не везет мне на слушателей. Эстеты, мля... А я ведь душевно...

Странно, что стервятники не садятся. Поделить находку не могут, или она еще...

— А ну-ка, давай за мной! — бросил спутникам и пришпорил Гнедка, раньше чем дожевал мысль до конца.

Вороны наглые птицы, но и пугливые. Значит, предполагаемая добыча еще живая.

До того места, где кружила черная стая, было километра четыре, но уже с половины пути стало понятно, что заинтересовало птиц не подыхающее животное или одинокий путник, а место сражения. Вернее, разбойного нападения.

Десятка полтора пестрых, цыганских кибиток, частью обгоревших, частью уцелевших, но все, как одна, перевернутых на бок. Разбросанные вокруг вещи и... тела. Много тел. Обнаженных женских и изуродованных мужских... Больших и маленьких... Даже, похожих на тряпичные свертки, грудных. Разбойников, судя по тому, что они здесь творили, и следам от копыт, было не меньше двух дюжин. Всех молодых женщин, прежде чем зарезать, изнасиловали. Мужчин, которые не погибли сразу, жестоко пытали. Просто тешились или хотели что-то выведать?

Скорее, первое. Что могут знать кочующие по всему миру ромалы? Я имею в виду, важного для бандитов? Все их имущество с собой и на себе. Найти не сложно. А клад, если и припрятан где-то, на черный день. То вряд ли близко. И знает об этом только барон...

— Кажется, стонет кто-то? — Мелисса приподнялась в стременах и, вытягивая шею, характерно склонив на бок голову, прислушалась. — Там... — указала уверенно в сторону одной из кибиток.

Объехали ее. Не ошиблась сестра. Цыган. Седой, уже довольно далеко шагнувший за половину отведенного человеку века. Мощный, ростом не ниже меня. Лицо и грудь окровавлены, руки — глядеть муторно... явно огнем пытали.

Мелисса уже рядом с ним. Проверила пульс, оттянула веко. Потом нашарила в кошеле какой-то флакончик и капнула из него умирающему в рот.

— Живой... Но едва дышит. Мучили сильно. А напоследок — перебили колени и бросили умирать. Опоздай мы на часок...

— Может, смерть для него была бы не самым худшим выбором... — обвел взглядом горы тел.

Немой казак кивнул. Воин понимал, что я хотел сказать.

— Нет... — девушка была иного мнения и указала на кровавый след. — Видишь, сколько полз? Что-то в этой кибитке было ему нужно. И я даже догадываюсь, что именно...

Мелисса перешла к куче тряпья и вытащила из нее небольшую, — поэтому и не заметили, наверно,— флягу, сделанную из выдолбленной тыквы. Открыла, понюхала. Попробовала на язык.

— Сильно разбавленное вино... Такое возят с собой, как запас воды. Можно долго хранить, не протухает. И если он полз к воде, значит, жить хотел. Впрочем, скоро мое зелье подействует. Сам скажет... А если ты прав, атаман, то сам знаешь — милосердие мне не чуждо. Помогу уйти без мучений.

* * *

Цыган застонал и открыл глаза. Какое-то время бессмысленно таращился на нас, потом застонал громче и попытался сесть повыше. Мелисса помогла, но от остальных движений удержала. Я тоже спешился, опустился на корточки рядом.

— Не трать силы. Это облегчение не надолго. Если хочешь что-то сказать: самое время. Мы не враги.

— Внуки... — прошептал тот. — Мои внуки... Спасите их...

— Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать. Как давно на вас напали?

— Прошлой ночью...

Понятно. Уточнять нет смысла. Для него все предыдущие ночи — прошлые. Кто знает, сколько он валялся без сознания или в бреду. Но тут кашлянул Иван. Указал на что-то и кивнул. Потом показал один палец. Сложно без переводчика, но скорее всего, казак подтверждает, что следы свежие.

— Сколько их было?

— Погоди, атаман... — Мелисса бесцеремонно отодвинула меня в сторону. — Какая разница? Да и не считал он их. Если ночью напали.

— Тоже верно. Значит так... Мелисса — бери раненого, вези к обозу. Ну и подмогу, само собой, организуй. А мы с Иваном поищем татей. След они широкий оставили, не заплутаем.

— Хорошо, — сестра не спорила, понимала, что опытный казак, вооруженный пикой мне больше пригодится в стычке. Да и не объяснит немой ничего толком, тем кто в обозе. — Вы только...

— На рожон не полезем. Просто задержим. Чтобы не гоняться после за ними всей степи. Обещаю.

Мелисса кивнула и поманила казака. Прошептала ему что-то на ухо. После чего Иван нагнулся и стукнул цыгана кулаком по темени. Потом ухватил за пояс и примостил на коня.

Я только крякнул. Хотел возмутиться, но сообразил — анестезия.

С перебитыми коленями цыгану каждое движение доставляло бы невыносимые мучения. Ни о каком галопе и речи быть не могло, только шагом — да и то самым медленным. А в бессознательном состоянии, ему любая скачка нипочем. Главное, побыстрее к целителям в руки попасть. Не знаю, как там пиявки, а Оксана наверняка поможет. Ворожбой или травами, а поставит ватага на ноги. Если высший Судия не будет против.

Мелисса ускакала, двинулись и мы с Иваном.

Разбойники и в самом деле след оставили, как нарисованный. Совершенно не таились. Считали, что на такой большой отряд нападать не станут. Мороки много, а поживиться нечем. Или думали, что никому нет дела до цыганского табора. Соответственно, погони можно не опасаться.

Неправильно думали...

Сам отряд мы увидели примерно через час преследования. Действительно, большая толпа.

'Отряд разбойников. '46'. Башибузуки... — прокомментировал 'секретарь'. — Пленные. Цыгане '8'

Ого! И зачем им столько детей? Разве что в янычарскую школу. Там как раз из таких подростков и воспитывают будущую силу и опору Османской империи. За здоровых. крепких сирот басурмане платят не хуже, чем за красавиц для гарема. Ну, звыняйте, на этот раз не обломится.

'Копье!'

Как говорится, зачем усложнять, если есть простое решение?

'К бою!'

Башибузуки топот копыт наших коней услышали когда мы были уже почти за спинами. Часть начала удивленно поворачиваться, но основная масса продолжала двигаться дальше. Совершенно не интересуясь, кто это там скачет. Два всадника, на бронированных конях, с пиками наперевес не слишком страшная сила, для полусотни, идущей широким фронтом. Зато и нам препятствий меньше. Прошли насквозь, как иголка через ткань. По одному нанизав на острия длинных копий, и еще по одному вышибли из седла кони, налетев грудью. Одно жалко, такой удар рассчитан на противника в броне, или хотя бы в кольчуге. Практически голых басурман (халат и тулуп не считается) наши пики проткнули насквозь, нанизав, как мясо на шампур. И, соответственно, стали бесполезны. Не помог даже традиционный казацкий способ, опустить копье, чтоб оно само по ходу движения освободилось. Застряло...

'Пистоль!'

— Бах! Бах!

Даже целиться не надо. Практически в упор. Сперва того что ближе, чтобы глупые мысли не осенили бритую голову. Потом — следующего. Слева зачищал местность Иван. Правда он только раз выстрелил. Но и так неплохо. И полминуты боя не прошло, а у врага же пять 'двухсотых'.

Коней не сдерживаем, несемся дальше во весь опор. И разъезжаемся в разные стороны. Эффект внезапности, скоротечность схватки, трупы... Все это не способствует ясности ума, с которым у башибузуков и без того напряг.

Завыли, заверещали, поминая подряд и Христа, и Аллаха, и черта с шайтаном. Потом, кинулись следом. Угу, счаз... Помоги Боже нашему теляти волка поймать.

Собственно, на подобной реакции и строился расчет. Во-первых, — растеряются и не сразу разберутся, кому за кем гнаться, а кому — полон сторожить. Успел я заметить цыганчат на телеге. И не только их.

Башибузуки, видимо, перед нападением на табор еще либо обоз уходников успел разграбить, либо хутор какой-то. Потому что среди черноволосых и кучерявых голов было и несколько светло-русых. А еще, помимо пацанят, на отдельной телеге везли пару девчат.

Но сейчас не о том...

Неминуемая суматоха привела к потери времени и инициативы. Будь среди разбойников грамотный командир — никто с нами в догонялки не играл бы. Сорок лучников, даже не самых лучших и метких, способны бросить по десятку стрел за полминуты на расстояние до ста метров. Больше и не надо. Даже если в цель попала бы каждая сотая — нам с Иваном хватило бы. Коням — наверняка.

К счастью, жизнь не имеет сослагательного наклонения. Так что пока башибузуки орали и разбирались между собой, кони вынесли нас за предел досягаемости стрел. И мы с Иваном, как и было уговорено раньше, понеслись по широкому кругу — как бы в разные стороны, но имея цель, замкнуть коло примерно там же, откуда и начинали нападение. Зачем?

А все просто. Мы убегали, как бы вперед, и туда же двинутся и все оставшиеся охранять обоз, постепенно удаляясь от точки рандеву. Причем, нас же только двое, значит — погонятся только те, у кого лучшие кони. Никак не больше десятка. И когда преследователи нас 'догонят', то вряд ли обрадуются. Потому что окажутся наедине с нами. Десяток кое-как вооруженных и полуголых бандитов — против пары панцирных казаков. А товарищи их, хоть и будут на расстоянии прямой видимости, помочь ничем не смогут.

Только вопить, посылать проклятия на наши головы и бешено размахивать оружием, — бессильно взирая, как те гибнут от наших пуль и сабель.

Мы даже не остановились. Проскакали с Иваном мимо друг друга, и пока увлеченные погоней башибузуки соображали, что происходит. Я снял двоих пулями и еще одного срубил. Иван застрелил одного, зато срубил двоих. Разворот и еще один заход. Одного срубил и снова смена — пока перезаряжается пистоль, догнал тех, которые изначально ловили меня. Поймали. Точно, как в присказке.

'Атаман, я татарина поймал!' 'Так тащи его сюда!' 'Не могу! Он меня не отпускает!'

Но лишь наоборот.

— Бабах! Бабах!

'Сабля!'

— Вжик...

И передо мною больше никого. Чисто. Оглядываюсь. Иван спрыгнул и то ли душит кого-то, то ли обыскивает. Осаживаю коня, разворот. Подъезжаю ближе. О, как! Неожиданно... Оказывается казак им уши отрезает.

— Зачем?

Иван, естественно, не ответил, но жест сделал весьма красноречивый. Мол, погоди, атаман, сейчас сам увидишь.

Лично я против надругательства над телами, но после того, что видел в таборе — возражать не стал. Иван казак опытный, просто для развлечения такой ерундой заниматься не станет. А если для дела — то а la guerre comme à la guerre.* (*фр., — на войне, как на войне)

Иван закончил кромсать трупы, сложил трофеи в чей-то малахай и прыгнул в седло.

— Куда?

Казак снова изобразил пантомиму, означающую: 'Я туда-сюда, а ты — жди здесь!'

Ладно. Мы люди не гордые. Лишь бы толк был. Да и все равно подмоги пока не видно. Еще один лихой наскок уже не пройдет. Ученые... Встретят рогатинами, пиками и градом стрел. Мы, конечно, тоже изрядно народа нашинковать успеем, пока свалимся. Но, нам от этого легче не станет. Если только от мысли, что на том свете зачтется?

Вот только я туда не тороплюсь. Здесь еще баланс не подвел.

Гм, а Иван, кажется, как раз туда собрался. Пока я размышлял, казак развернул коня и галопом понесся в сторону обоза башибузуков. Молча, естественно.

Естественно для меня. Басурмане ж не знают о его увечье. Поэтому, одинокий всадник, мчащий во весь опор на три десятка врагов, — при этом не вопя, как в припадке безумия, даже не обнажив саблю, — должен был вызвать у суеверных дикарей приступ паники. И будь их не тридцать, а всего лишь десяток — даже не сомневаюсь, голомозые бросились бы наутек. А так, всего лишь отступили за телеги с пленниками.

Но казак лишь казался безумным. То что произошло дальше, ввело в ступор не только басурман, но и меня. Подлетев на всем скаку к телегам, он метнул в татар малахай с ушами убитых!

Сперва башибузуки шарахнулись во все стороны, не понимая, что к ним прилетело, а когда разобрали — черти в аду не смогли бы устроить такую кутерьму, насыщенную до краев яростью и ненавистью. Позабыв обо всем — басурмане, вереща нечто несусветное, кинулись догонять казака... пешком. А тот, пустив коня ходким шагом, сам развернулся лицом к хвосту, корчил татарам рожи и демонстрировал бесстыжие жесты.

Не скажу, что был восхищен таким методом ведения боевых действий, но не мог не признать, что теперь можно было не волноваться. Башибузуки не уйдут никуда, покуда не расквитаются с обидчиками. То есть — нами. А это дело хлопотное. Поскольку топот множества копыт, у меня за спиной, становился отчетливее с каждым мгновением. И доносился с нужной стороны...

* * *

Степь да степь кругом...

Одно различие между прошлым разом и нынешним, я не плетусь в караване со скоростью самого медлительного вола, а скачу весьма резвой рысью...

Подоспевшие на помощь черкесы снесли остатки банды, как крошки со стола смахнули. Несколько биений сердца, и ни одного разбойника не осталось. Либо тоже видели, что башибузуки с цыганским табором сотворили, либо Мелисса рассказала... убедительно. Хотя, все воины опытные, знают с кем дело имеют. Так что хоть голомозые и орали что-то о пощаде, ни один руку не придержал. Бабахнули по разу, а после клинками довершили начатое. Мелисса и де ла Буссенор от ратников не отставали. Сеяли смерть щедро... Обеими руками. Не оставляя другим...

Вернувшись к обозу, я решил, что мне нет никакого смысла волочиться вместе со всеми. Не маленькие... Федот уже дважды водил караваны в Замошье, причем с охраной гораздо слабее нынешней.

Со мною отправились только телохранители — Мелисса и Иван, а еще я взял троих черкесов. Не потому что ожидал неприятностей в пути. Эти трое единственные из всего отряда сородичей имели статус 'элита' и совсем немного не добирали опыта, чтобы я мог повысить их до пятигорцев. А мне очень свербело посмотреть, что ж это такое получится. Если черкесы сами по себе не подарок, даже в ранге 'элиты' уже сравниваются статами с Мамаем, то что же будет на следующем уровне. Причем, первом из трех возможных!

Ну а в том, что по пути нам будет, как говорил д'Артаньян Портосу, обеспечено трехразовое фехтования, я не сомневался. Так что очки заработают. Да и вообще, в моем присутствии, это происходит быстрее. И если повезет, то в Замошье я приеду уже в сопровождении хотя бы одного пятигорца.

Так и произошло... Километров пять всего проскакали, как к нам, радостно завывая и улюлюкая, бросилась толпа каких-то оборванцев. Я даже вмешиваться не стал. Только пистоль в их сторону разрядил. Лишнее очко умений в обращении с огнестрельным оружием на расстоянии не помешает. Каждая сотня уменьшает время перезарядки на две секунды. Мелочь, вроде бы. А на самом деле, в бою, когда противники замерли напротив и лихорадочно заряжают пистоли, эти две секунды стоят ровно одну жизнь. Мою... Да и кто сказал, что я на сотне очков собираюсь остановиться. Оно очко прибавляется за пару попаданий в туловище или одно в голову. Ну и дистанция тоже имеет значение. Чем дальше, тем вероятнее начисление дополнительных очков. Вот и выходит — пуляй во врагов и развивайся. Благо, боеприпас неограничен. В том смысле, что после сражения их снова ровно '16'. На восемь выстрелов.

Блин... А не дурак ли ты, ваше благородие? Вот почему хорошая мысля никогда не торопится? Кто мне мешает носить с собой два подсумка с огневым припасом? Никто. А '32' выстрела — это уже не шутки. При удачном стечении обстоятельств и косорукости противника, я смогу в одиночку полсотни врагов уложить. А с учетом того, что черная послушница и казак Иван всегда рядом... О-го-го! Раздайся море, я плыву...

Вторая засада ждала нас еще через час. Дорога проходила мимо буерака и оттуда высыпал с полтора десятка грабителей. Увидев, на кого напали, незадачливые разбойники тут же героически бросились наутек, но не успели. Арабские скакуны не те кони, от которых можно скрыться в степи. На этот раз я даже выстрелить не успел. Черкесы заслонили врага, рванув вперед, как спущенные со смычки гончие за зайцами...

Никакой личной жизни. Еще немного и они вместо меня все делать станут. Как эти 'двое из ларца одинаковых с лица'. Глянул на Мелиссу и насупился. А фиг вам, а не малину. Не отдам я 'некто' яблоко, хоть он дерись.

— Как там цыган? — спросил для поддержания разговора.

— Поправится. В седле ему больше никогда не сидеть. Погоду сможет предсказывать лучше ведуна. Но жить будет. Потому что есть для кого...

— Ну и хорошо... А то получилось бы — зря спасали.

— Не говори так, атаман. В жизни ничего не бывает зря. Думать так, значит, сомневаться в Его, — сестра благочестиво подняла глаза к небу, — мудрости и провидении.

Интересный поворот. Впрочем, чего люди на Господа только не сваливали. Не помешал — значит, одобрил. Фактически благословил. В крайнем случае: 'Я человек маленький. Начальника приказывал, с него и спрашивайте'.

— Атаман, не хочешь о своем сне рассказать?

— Да я уж и позабыл...

Я не отмахивался. Реально, то сновидение, что в бреду пригрезилось, почти сгладилось в памяти. Никаких подробностей. Осталось только воспоминание, что видел я нечто, мягко говоря, неприятное... о плаще крестоносца на мне, а еще я, вроде, хотел кого-то убить. О чем я девушке и поведал.

— О, Боже... — Мелисса даже побледнела. — Надеюсь, это была какая-то хитрость, уловка. Иначе, пусть Дева Мария хранит нас.

— Да что такое? — удивился я. — Помнится, когда я рассказывал о прошлых ужасах. От которых у самого волосы дыбились, ты даже бровью не повела. А теперь такая реакция...

— Потому что во всем увиденном тобою раньше, не было ничего нового. Паписты не первый год ведут с Храмом Ночи войну. Огнем и мечом выжигая скверну... Как они говорят. Без содрогания оставляя за собою горы тел и пепелища. И о тех пытках, — которым инквизиторы подвергаю моих сестер и братьев... или любого, кого сами же и обвинят в ереси, — тоже знаю. Но все это было раньше разделено. Были они и мы... А теперь ты стал одним из них! Вот я и молю Господа нашего и Пресвятую Богородицу, чтобы это оказалось военной хитростью, маскировкой. Иначе моей Церкви придет конец. А вместе с ней — и всей Кальрадии.

— Ой, я тебя умоляю! Прекрати. Это даже не смешно. Сама себе выдумала героя или, не знаю, кого. Сама же теперь причитаешь. Что такое один человек? Что он может?

— У тебя есть пули? — вместо ответа спросила Мелисса.

— Конечно.

— Сколько?

— Шестнадцать...

— Дай мне одну.

— Зачем?

Вообще-то я уже понял к чему она клонит, но отвечал по инерции.

— У тебя их станет пятнадцать. У меня — семнадцать. Верно? А теперь скажи, у кого больше шансов победить в перестрелке? И это я еще тебя только с пулей сравнила. А если ты мне пистоль отдашь? Всего лишь один пистоль... Продолжим разговор о шансах и роли одиночки, или достаточно?

Не люблю проигрывать в споре, тем более, девушке. Но пришлось признать, что некое рациональное зерно в ее словах имеется. Вот только, я еще не решил окончательно — ехать мне в Амазонское царство или нет. Дома привычнее, уютнее. Да и багаж исторический, кое-какой имеется. Не в смысле глубоких познаний, но хоть в общих чертах: кто с кем воевал, кого победил. Куда можно нос совать, а где и по морде отхватить запросто. Как говорится, мой дом — моя крепость, а околица — сфера влияния.

И еще. Одно дело признаться в поражении самому себе, другое — произнести это вслух. Совсем настроение испортилось. Хуже всего, что девушка прекрасно понимает мое состояние, и от этого только хуже. Ох, как стыдно. А в мужнина в таком состоянии, хуже бешеного зверя становится. Непременно кого-то если не загрызть, то хоть покусать надо.

Святые угодники! Я спасен! Вот только привкус неприятный, раздумья нагоняющий. Как раз к теме о избранности. Как-то у меня все очень кстати случается. Заскучал — башибузуки цыган замордовали. Захотел с темы съехать — впереди нарисовалась какая-то кавалькада. Не слишком большая, но и не маленькая. Аккурат самому выбирать — подраться или разминуться миром.

Не нравится такая услужливость высших сил. Бесплатный сыр все знают куда кладут... Как бы после не предъявили к оплате такой счет, что мало не покажется. Вовек не рассчитаться.

А встречная кавалькада тем временем приблизилась достаточно, чтобы разглядеть, с кем судьба свела на этот раз.

Десятка полтора гайдуков и... бричка. Вообще-то я в средневековой технике мало смыслю. И карету от тарантаса не отличу. А так же — ландо от пролетки. Тем более, издалека. Но в данном случае, почему-то, так сразу и подумал: 'бричка'. А в ней... Сперва решил, гайдуки 'спионерили' где-то бочку вина и везут к себе, прикрыв от солнца кунтушом и, ради смеха, водрузив сверху капустную голову, на которую напялили шапку. Вот только капуста не бывает такой красной. А свекла — большой.

И пока я раздумывал над столь необычным феноменом, загадка разрешилась весьма просто. Кто-то из гайдуков, скачущих впереди брички заорал дурным голосом:

— Прочь с дороги, быдло! Дорогу пану Свидригайло-Задунайскому!

Во как? Знатный, видать, вельможа. Ну, а каким еще ему быть? С такой фамилией. За полчаса не выговорить. Песня, а не фамилия. Одного не пойму, лакеям полагается быть глупыми и считать хозяина пупом земли и краешком небес, легче прислуживать. А сам пан о чем думает? Неужто и вправду возомнил, что каждый, кого он в пути встретит, будет ниже чином и худороднее? Хоть бы для порядка спросил: кто такие? А потом уже пальцы гнул. Или глазки так салом заплыли, что он не только других людей, собственного хрена не видит? Придется учить...

— К бою! Применять только тупую часть оружия!

Я думал, черкесы копья обернут острием назад, а хлопцы решили по-своему. Взялись за нагайки. Это я потом понял, что такое оружие самое верное против псов и... лакеев. А сперва даже опешил чуток, когда увидел, как дюжина здоровых, крепких мужиков, даже не пытаясь оказать сопротивления, гонит лошадей прочь, с каким-то жалобным, бабьим визгом. Да и скакать толком не умеют. Черкесы играючи догонят их на выбор и лупят по спинам и ниже, так что только хлест стоит, будто одежду выколачивают. Развлекаются, значит... Предоставив мне разбираться с зарвавшимся панком.

— Челом, ясновельможный пане.

А чего, морду бить можно бить по-разному. В том числе и вежливо. Вот только не учел, что эти уроды понимают только силу и грубость — считая все остальное проявлением слабости. Вот и этот жирдяй, услышав не брань, а приветствие, тут же решил, что я узнал с кем имею дело и испугался последствий. Приподнялся важно, подбоченился, вернее — подпер руками необъятное пузо — и как заверещит:

— Лайдак! Как смел руку на моих людей поднять?! Запорю! Да ты знаешь, кто я такой?! Я самого подстаросты...

Дальнейшее мне стало неинтересно. И, поскольку я уже подъехал достаточно близко, то сграбастал пана Свидригайла-Задунайского за обшлаг кунтуша прямо под горлом и вытащил с брички. С трудом... Весил вельможа не меньше полутора центнера. Ну я и не стал утруждаться. Еще руку потяну, оно мне надо. И разжал пальцы.

А вот росточка пан оказался весьма скромного. Видимо, весь корм в объем ушел. Когда поднялся с четверенек, то головой даже конской холки не доставал. То есть, полтора метра максимум.

— Это произвол! Унижение достоинства! Я буду жаловаться!

Поскольку большую часть своих угроз вельможа проорал в морду коню, то и ответ получил от него. Гнедко мотнул головой и цапнул недоросля за плечо. Не куснул, а так — прихватил зубами. Для острастки. Ну, кому понравится такой гвалт и летящие в ноздри брызги слюны.

Свидригайло-Задунайский взвизгнул, словно заяц в зубах лисицы и, неожиданно для такой комплекции, резво отпрыгнул.

— Раздевайся...

Мне надоела эта кутерьма, но воспитательный процесс нельзя прерывать на половине. Это как с антибиотиками. Если полный курс не пройти — пользы не будет. Даже вредно. Вирусы приноровятся, и в следующий раз болезнь так легко не отступит.

— Я... Я... Вы не смеете!

'Пистоль...'

— Повторять не стану. Считаю до трех, потом стреляю...

Важнее всего прохладный, даже безразличный тон и морда кирпичом. Любые эмоции оставляют надежду, что можно упросить, разжалобить. А бесчувственный чурбан или стенку только конченый кретин умолять станет. Тем более — угрожать ей.

Вельможный пан Свидригайло-Задунайский оказался именно таким. Раскраснелся так, что хоть прикуривай от морды... Открыл рот, вдохнул и... громко испортил воздух. При чем, кажется, не только газами. Мелисса поверила, что я пристрелю недоумка, если он еще что-то брякнет, и упреждающе ткнула пана в пузо древком копья.

— Видишь, не хотел по-хорошему снять шаровары, теперь — поневоле придется. Или ты, как рачительный хозяин, все домой несешь?

Как и следовало ожидать, шутки юмора, засранец не понял. Да и меня, признаться, уже утомила эта комедия.

— Иван! Проследи чтобы пан разделся, и прогони его с версту бегом. Кнута не жалей. Кого-нибудь оставить на помощь? — указал взглядом на возвращающихся черкесов. — Мало ли, вдруг лакеи вернутся?

Казак по-волчьи оскалился и мотнул чубом. Нет, мол, не надо. Пусть возвращаются.

— Ну, как знаешь... Поехали, Мелисса. Воняет... Хочу искупаться. Где-то неподалеку озерцо должно быть. Если карта не врет. Вон в той стороне...

Глава третья

Замошье меня удивило... А точнее — изумило. Я ведь что оставлял, отправляясь по заданию воеводы Обуховича? Занюханную деревеньку в несколько десятков хат. Как опята пень, облепивших небольшой взгорок. Да, я немного задержался. Не получилось по быстрому обернуться. Но ведь всего пара недель прошла, а передо мною... настоящий острог.

Теперь подножье пригорка окольцовано широким, метра три-четыре рвом. По внутреннему берегу — земляной вал. На нем — высокий частокол в три венца. По углам поднятые в рост нижние венцы строящихся башен. Центральная — через которую въезд — уже почти закончена. Крышу только завести осталось. Да и внутри деревни изменения весьма заметны. Если раньше в Замошье самым высоким зданием была ветряная мельница, то теперь это детинец. Не скажу, что потянет на шедевр зодчества, а как временное защитное сооружение, смотрится вполне солидно. Даже издали видно, что вязали стены из толстых, в обхват, стволов. Такую даже из пушки не быстро разворотишь. Древесина не камень, она крошиться не будет. Так что обычные ядра будут в стене попросту застревать, не нанося особого урона.

Да и сами хаты преобразились. Раздались и вверх, и в ширь. Которая обычным пятистенком была, приросла еще одной-двумя клетями и крыльцом на выгуле. И вторым этажом обзавелась. Свежо ошкуренные бревна белеют, как известью окрашенные. Ну, так а чего я ждал? Благодаря нашим освободительным операциям на Черном шляхе население Замошья раз в пять увеличилось... Если не больше. Недосуг считать...

Кстати, надо будет Кирилла озадачить или Агнешку. Пусть опись населения составят. А то у меня в голове сумбур полнейший. Видимо, не прошел бесследно удар по голове... Тем более. Основатель социалистического строя не зря все время талдычил, что контроль и учет наиважнейшие задачи всякого молодого государства. Я хоть и не государство... пока... но ведь все с чего-то начинали. И лучше начинать с малого.

Во сказанул... Оглянись. До самого горизонта обоз растянулся. А сколько таких уже в Замошье прибыло?

Блин горелый! Я и в самом деле ни черта не помню... М-да, братишка... Хреновый из тебя правитель. Надо исправляться, пока не поздно.

В самое ближайшее время, как только выдастся свободный часок, придется поднапрячь мозги и восстановить общую картину. Пока не только не потерял счет собственному имуществу, но и не начал забывать — кому и что поручил.

Гм... Секретаршу завести, что ли? Это ведь только в анекдотах они непременно длинноногие блондинки, которых начальники используют исключительно для снятия стресса, а на самом деле... Не, я не против блондинок, тем более — длинноногих, но не менее важно, чтобы к их достоинствам... четвертого размера, еще и ум прилагался. И, как минимум, знания делопроизводства.

Интересно, Мелиса грамоте обучена? Если да, то это многое упростит.

— Пчелка... — чуть повернул голову влево, будучи уверен, что моя верная хранительница атаманского тела на своем месте.

— Да, брат Антон...

Кто бы сомневался.

— Скажи... А в монастыре вас только молитвам и... любви обучали?

— Не только... Служение Господу может принимать любые формы. Я обучена танцам, пению, врачеванию и оказанию последней помощи... Умею шить, вязать и готовить...

— А читать и писать?

Мелиса чуть замялась с ответом, и когда ответила, то покраснела и глаза опустила.

— Умею... атаман. И считать тоже... Только это большой секрет. Девушка не должна быть умнее своего мужчины.

— Не волнуйся, Пчелка... — я довольно хохотнул. — Вряд ли во всем этом мире найдется кто-нибудь, хоть девица, хоть седой мудрец, владеющий более обширными знаниями, чем я.

Сказал и за язык себя укусил. Зараза... Ну почему нам непременно свербит распустить хвост? И чем милее мордашка и наивнее глазки, тем зуд сильнее. Зарекался же, клялся держать свое происхождение в тайне.

— Я знаю... брат Антон, — проворковала черная сестричка. — Потому и открылась, что ты не такой, как все. И все мои умения к твоим услугам. Пользуйся без стеснения... Служить тебе — честь и награда.

Теперь я покраснел. Потому что и нескольких часов еще не прошло, как я ими таки пользовался. По всякому... Как только в голову взбредало. У озера... Смывая с тела и души накипь, оставшуюся там после картины зверства башибузуков. То, что даже кровью разбойников отчистить не получилось.

— Это хорошо... В смысле, спасибо... Раз так, то у меня будет для тебя особое задание.

— Приказывай, атаман.

— Нужно в кратчайшие сроки произвести учет всего имущества. Людей, скота, запасов... А то у меня, что-то все перепуталось.

— Это от удара по голове... — кивнула монашка. — Но беспокоится не стоит — скоро пройдет. В ушах не шумит?

— Нет...

— Тем более... Пиявок перед сном за уши поставим. На всякий случай... А что до учета, то все готово еще со вчерашнего дня.

— Готово?..

— Да... Как ты и велел...

— Я?! Когда?.. — Похоже, у меня проблемы гораздо сильнее.

— Когда мы отъехали от обоза. Ты поглядел на него и сказал: 'Кто же посчитает, сколько здесь добра?' Вот я и посчитала. А, заодно, Федота Стрельца убедила вспомнить, сколько товару он уже в Замошье доставил. И людей...

— Умница... — искренне похвалил монашку. — Может, мне жениться на тебе? А что? Идеальная жена бы из тебя получилась. Муж еще подумать толком не успеет, как ты уже все делаешь.

— Нельзя мне, атаман... — вздохнула Мелиса, на этот раз не отводя взгляд. — Я Господину нашему венчана... Но, если тебе будет угодно... если это важно... думаю, архиепископ Хальтенберг объявит постриг недействительным, снимет с меня сан и даст разрешение на брак.

Твою дивизию. Пошутил, называется.

— Но, это совсем не обязательно. Можешь хоть целый гарем по басурманскому обычаю завести, я все равно останусь твоей верной слугой... Покуда не свершится Пророчество.

Серьезно так сказала. Весьма... И не без подтекста. Типа, а вот если ты с пути истинного свернешь и предназначение проигнорировать вздумаешь — пеняй на себя. О-хо-хо... Кто б мне еще рассказал о нем подробнее. Ладно, поживем — увидим. В любом случае, пока я не отказываюсь наотрез отправиться в Кальрадию, со стороны Мелисы меня ждут только приятные сюрпризы. А вот когда окажемся там, тогда и поостережемся...

— Господин воевода! Какая радость! Какая неожиданность! Вы вернулись!

О, а вот и комитет по встрече нарисовался, в лице старосты, позволяя закруглить, становящийся слишком серьезным, разговор с Мелиссой.

А старик, ничего, шустрый. Раньше всех подоспел. Стоит, кланяется... Сыновья его, орлы, как на подбор, шапки ломят. И дочь или сноха с караваем на вышитом рушнике... Приодета, нарумянена. Офигеть. Вот так и приучают к барским замашкам. Мужикам кивнуть небрежно... Отщипнуть от хлеба... Девицу по пухлой щечке потрепать. М-да... Размечтался. А чем бунты крепостных заканчиваются, напомнить? Особенно те, где барин своих людей ниже животных считал? То-то...

— И тебе, Михай, здоровья крепкого! — спрыгиваю с коня. — Чего трудился-то напрасно? Я же не мимо ехал.

— Это как сказать... — приосанился от удовольствия староста. — Таперича хоромы ваши вона где! — указал на детинец. — Только не все успели сделать. Не раньше завтрашнего ждали. Комендант наш... — старик размашисто перекрестился, — спозаранку почти со всем ополчением и милицией в поле унесся. А Анастасия еще с вечера тамочки... — опять взгляд в сторону детинца... — всю ночь баб да мужиков гоняет. Торопится комнаты обустроить. Пошто гонца заранее не отправили-то? Не упредили...

— Не велика беда, Михай... Главное, что дома... А лишний раз на сеновале или в шалаше заночевать — то казаку не беда.

Не удержался... Ущипнул не только каравай, но и тугой бочок. Девица только ресницами затрепетала.

'Угомонись, охальник! Дел выше крыши того же детинца, а тебе одно только в голове!' — возмутилась совесть.

'А чего они соблазняют?' — вяло отбрыкнулся я.

— Дочь? — поинтересовался у Михая. — Красавица...

— Жена...

'Офигеть! Я себя озабоченным считал, а тут трухлявый столетний пень на молоденькой женится... Пардон. Ошибочка. Старый — да. Замшелый — вне всяких сомнений. Но не трухлявый. Если на девиц виды имеет'

— Ну ты даешь... староста.

Я не ханжа и ничего такого не имел в виду, но старик поторопился объяснить.

— Из полона она... Все равно б из парней никто под венец не позвал. А так — и ей есть к кому голову прислонить, и мне бобылем век доживать не придется. Вдов ведь я... Дети выросли, своими семьями обзавелись.

— Да ты чего исповедуешься-то? — остановил я старосту. — Я не поп — грехи не отпускаю. Если по согласию все — мир вам да любовь... живите в радости.

— Золотые слова, милостивец!

Ух, ты! А Настасья-то какова. Тоже вольная жизнь на пользу пошла. Расцвела, как роза. Не зря дьяк так за ней увивался. М-да... За что и поплатился.

— Все у нас хорошо в Замошье, только церкви нет. Как басурмане живем... Люду вона сколько приумножилось. А ни обвенчать, ни крестить. Ни на погост снести... Да и очиститься многим, после басурманской неволи не помешает. Исповедаться, причаститься... Не по-людски это, барин. Не по-божески. Так что кланяемся мы тебе всем обществом — разреши церковь строить.

Молодка отвесила земной поклон.

'Без церкви — деревня, с церковью — село', возникла в голове где-то вычитанная справка. А село — это хорошо. Это уже развитие. Следующий шаг — городище. И доход другой, и уважение. Владелец города куда больший вес имеет, чем владелец хутора. Пригодится, когда с другими вельможами общаться стану.

— Добро... Хорошо, что напомнили. Даю разрешение. Ставьте храм. Православный. На днях буду в Смоленске, скажу о том архимандриту и возьму у него грамоту. И клирика попрошу прислать. Чтоб все честь-почести, как по церковным канонам полагается.

* * *

— Батька атаман! Слава! — две луженые глотки проорали приветствие с расстояния в полверсты. А показалось, что рядом стояли. Аж в ушах зазвенело.

— Слава!

— Тихо, вы, аспиды! — шикнул на Четвертака и Пятака. — Чего отрете, как оглашенные. Хотите, чтоб воевода Обухович дружину по тревоге поднял?

— Челом, батька... — слетели те с седел и бухнулись в ноги. — Виноваты. Обрадовались шибко. Теперь-то уж наша точно сверху будет. Нахлебаются свеи кровавого пива... — затараторили наперебой гайдуки.

Ан, нет. Не гайдуки уже. Поднабрались опыта парни под присмотром князя Цепеша. В городовые казаки выбились. Молодцы...

— Не частите. Толком говорите... Ты... — ткнул пальцем в Четвертака.

— Фуражиры свеев в наши края забрались, — произнес тот уже спокойнее, вытирая шапкой потный лоб. — Большой отряд... чтоб им пусто было. Наши разведчики почти четыре дюжины насчитали. В основном драгуны. Но и черные рейтары тоже есть. Аж пятеро...

— А не далековато шведы забрались? — усомнился я. — Для крестьян полсотни регулярного войска силища огромная, но ведь по пути у них не только деревеньки и хутора?

— Так ведь и войско короля Густава теперь ближе к Варшаве, на триста верст, чем было... — ответил Пятак.

'Вот как... Значит, пока я там, на югах татарву гонял, у нас здесь 'шведы Кемь взяли'? Интересно, а что я еще пропустил? Речь Посполитую еще не отменили? А то, может, я уже не короля Сигизмунда подданный? Да, с визитом к Обуховичу затягивать не стоит'.

— Федор, — окликнул я Стрельца, обнимающего жену. — Оставляю обоз на тебя. Михей, Анастасия — вам мои советы без надобности. Не впервой. Принимайте пополнение. Все оставшиеся вопросы обсудим как только вернусь. Обещаю! Черкесы! За мной!

Ох, как вовремя хлопцы подоспели. Не, управление, учет и прочая бухгалтерия — не мой конек. Скукотища смертная... Умом понимаю, что без этого никуда не денешься, и хочешь не хочешь, а придется. Но, если есть возможность увильнуть от этой тягомотины хоть на какое-то время — грех не воспользоваться.

Гикнул, свистнул, щелкнул нагайкой... Только ветер в лицо пахнул...

Вот это я понимаю жизнь. Настоящая, мужская. Оглянулся. Позади клином, как журавли, черкесы несутся, посверкивая панцирями и шишаками. Вот бы так, на всем скаку, и во вражескую рать вонзиться.

Кстати, о рати... Я ведь даже не уточнил у гонцов где она. Обрадовался так, что рванул напрямки, а шведы, может, совсем в другой стороне. Хотя, если солнце за спиной, то запад впереди.

Оглянулся еще раз, Четвертак с Пятаком немного отстали, все же у них кони похуже, но знаков не подают. Значит, правильно скачем. Ну, да ладно, Замошье уже вот-вот за горизонт спрячется.

Пустил коня шагом и поманил к себе гонцов.

— Правильно скачем?

— Да, батька... — подтвердили дуэтом. — Точнехонько к Сурице. Мимо нее никак не промахнуть. И брода там два. Один чуток правее будет. Второй — наоборот, левее. А свеев искать не придется, они сами себя укажут. Где свежие дымы курятся — значит, там фуражиры и промышляют. Они хоть не басурмане, капитан сказывал — в Христа веруют, но полон не хуже голомозых берут. За собой только пепелище оставляют.

Это уж, как водится. Кто и с кем бы не воевал — достается всем. Ошалевшие от крови и смертей солдаты не знают пощады. Ни к чужим, ни к своим. Поскольку не знают — сегодня им суждено умереть или удастся дожить до завтра. И чем дольше длиться война — тем сильнее безумие. А здесь бои и сражения не затухают вот уже почти сотню лет. Как степной пожар выжигая все живое, превращая тысячи квадратных верст в Loca Deserta — Пустынные земли.

Кто-то из поэтов сказал, что у войны не женское лицо. А как по мне, у нее вообще нет лица — жуткий оскал, полуистлевшего звериного черепа. И очень трудно оставаться человеком, если довелось заглянуть в ее пустые глазницы...

Так и случилось. Еще не слышно было ни криков, ни запаха гари, а дымы уже струились в небо, указывая место, где смерть нашла себе свежую поживу. Словно приманивала новые жертвы.

— Батька атаман, дозволь вперед поглядеть, что там? — приблизились ко мне те самые черкесы, что вот-вот должны были стать пятигорцами.

— Добро. Только в бой не ввязывайтесь. А лучше — чтоб вас вообще не заметили.

— Не сомневайся, батька. Мы мышками прошмыгнем.

Отпустил их, подозвал Четвертака с братом.

— Князь Цепеш где был, когда вы за подмогой поскакали. Где искать его сказывал?

— Только то, что следом за свеями идти будет. Пока не стемнеет. А ночью наши нападут на обоз, даже если подмога не поспеет.

— Разумно...

Я хотел еще что-то сказать, но тут впереди грянули мушкетные выстрелы. Да не одинокие. Лупили залпами. Похоже, благие намерения, в очередной раз только намерениями и остались. То ли у наших нервы не выдержали... Не так просто это молодым парням да мужчинам глядеть, как враги над беззащитными людьми измываются. Стариков да деток убивают, девок сильничают... А может, просто какой швед чересчур глазастый попался?

Впрочем, какая разница?

— К бою!

Коню шпоры в бок, пистоль в руку...

— Ур-ра! Слава!

Шведы за фуражом отрядили воинов бывалых. Пары минут не прошло, как пальба началась, а они уже возы в круг поставили, спешились и внутри укрылись. Кроме нескольких всадников в черных доспехах. Видимо, те самые рейтары, о которых уважительно говорили гонцы. Выглядят внушительно. Рослые, широкоплечие. Кони тоже под стать.

Разъехались неширокой шеренгой и неторопливо двинулись в нашу сторону. За оружие не хватаются. Хотя, стоп! Еще как хватаются! У каждого по два пистоля!

— Отряд! Слушай приказ! Всем огонь по рейтарам! Обоз потом!

И показывая пример, первым выпалил в сторону черных всадников.

Фига себе! Я готов был поклясться, что не промахнулся, но скачущий прямо на меня рейтар только покачнулся слегка. Это что же у них за кирасы такие, что их пули не берут? Интересно?!

— Целиться в голову! Залпом! Огонь!

Ага, счаз-з... Размечтался. Это не стрелковая рота и даже не взвод. Тут еще каждый сам за себя воевать привык. Кто-то выстрелил, а кто-то и доставать самопал не стал. Мол, сабля надежнее. А вот рейтары все правильно сделали... Выждали, покуда черкесы максимально приблизятся и саданули в упор. Четверых наших, как кувалдой из седел выбросило. Еще двое удержались, но поднятые для удара сабли, бессильно опустились вниз. Ну, хоть живые... Теперь моя очередь! Получи, фашист, гранату!

— Бах!

Хорошо попал. Прямо в оскаленную рыжую рожу. Минус один!

— Бах! — левее от меня, и еще один рейтар отправился к праотцам. Это Мелисса. Умничка.

— Бах! — правее. Иван, наверное. Промазал. Вернее, плечо задел. Но, тоже хорошо получилось. Второй пистоль у рейтара из руки выпал.

— Бах! Бах! Бах! — это шведы вторые пистоли разрядили. Но, видимо, гибель товарищей сбила прицел, потому что никого из наших этот залп не задел.

А перезарядить еще раз им уже не позволили. Десяток черкесов вихрем налетел на врага. Тут уж казакам не было нужды указывать. Сами разобрались по парам, заходя сразу с двух сторон.

Сабельная рубка, почти как ножевой бой, скоротечна. Удар, финт, удар... И либо один, либо другой всадник ложиться на конскую шею, обагряя гриву дымящейся кровью. А победитель уже рубится со следующим врагом. И тут уже личное мастерство уступает количеству. Как не вертись, если в тебя стреляют и тычут клинками со всех сторон, отбиться сложно. Единственный способ — не увязнуть, ножом проткнуть вражеские ряды и уйти на простор. Потом развернуться — и опять повторить маневр...

Рейтары так и планировали. Выстрелами расчистить путь, проскочить и пока мы бы их догоняли, перезарядить пистоли. Как я после узнал — обычная их тактика против нукеров и крылатых гусар. Хороший доспех надежно защищает от татарских стрел, а пуля быстрее копья. Но, в этот раз не получилось. И лошади у черкесов не в пример быстрее гусарских, и сами они не с пиками наперевес мчались, вот и смогли уклониться. А потом и показали чересчур самоуверенным шведам, что сабля в ближнем бою эффективнее палаша. И уж тем более — разряженного пистоля.

Ни один не ушел. После того, как 'черные' подстрелили их товарищей, в плен черкесы никого брать не стали. Увидев гибель своих лучших воинов, прячущиеся за телегами шведы, заверещали что-то и принялись палить в нашу сторону из мушкетов. Но расстояние было для гладкоствольного оружия слишком большое. Если и долетала какая случайная пуля, то даже сапоги пробить уже не имела силы. Удар получался, словно камешком из рогатки.

А еще через минуту им стало не до нас. Князь Цепеш повел в атаку своих бойцов...

* * *

Шведы отстреливались до последнего... Не патрона, естественно, а бойца. Но, атакованные одновременно со всех сторон, долго сопротивляться не могли. В этом и беда любого ограниченного пространства. Вроде бы находишься под защитой, а на самом деле — пуля просвистевшая мимо, вполне может угодить в спину товарища.

Кто-то наверняка хотел сдаться, но знатоков шведского не нашлось. Да и какой с них прок? Сведения о войске короля Карла мне без надобности, я с ним воевать не собираюсь. А что фуражиры натворили — и без рассказов видно. По награбленному добру. Да и след они за собой такой оставили, что прямиком в Ад пройти можно.

— Приветствую, сударь! — галантно приподнял край шляпы Цепеш, подъезжая ближе. — Вовремя вы...

— Приветствую, князь. Да вы бы и сами справились... Вон, каких бойцов подготовили. Когда я уезжал, большинство не знало с какого боку мушкет заряжается, а сейчас любо-дорого посмотреть.

— Да, — без тени смущения подтвердил валашский вельможа. — Этих можно смело в милицию зачислять. Казаками им не стать, не тот характер, но за свой город или село биться будут насмерть.

— Вот и славно. Казаков у меня... скоро некуда складывать будет. А для процветания замку рабочие руки не меньше оружных нужны.

— Кстати, о руках... — оживился Цепеш. — Их катастрофически не хватает.

— Неужто, — ухмыльнулся я. — Вторую неделю только и знал, что отправлял в Замошье обозы с крестьянами, а тебе, князь, еще мало?

— Ай, — отмахнулся тот. — Несколько сотен, разве этого может быть достаточно, когда на пустом месте строится замок? Я всех, кто способен держать топор и лопату на строительство отправил. Даже баб. Разбил на десятки. Казаков поставил старшими... Этих учить не надо. Сами за всем проследят и другим спуску не дадут.

— Разумно. Братчики окопы рыть и Гуляй-город строить мастера.

Цепеш кивнул и продолжил:

— Одно хорошо — все через басурманскую неволю прошли, понимают, что без надежной крепости и на новом месте не будет спокойной жизни. Не на работу — с работы гнать надо, чтобы не надорвались. Со старостой и Федотовой женой больше цапаться приходиться...

— С чего вдруг?

— Да я не в претензии. Понимаю. У них своя забота — провизия. Шутка ли, такую ораву прокормить, если в поле одни старики да детвора... Вот и наскакивают с двух сторон. То отпусти мужиков луг выкосить, пока травы не перестояли. То — амбар новый поставить, кровь из носу надо. В одном мы сошлись — никакого жилья, покуда крепость не закончим. Видел, небось — поля вокруг Замошья, землянками, как сусликовыми норами изрыты?

Честно говоря, не обратил внимания, но кивнул.

— Там и живет народ. Хорошо, лето сухое выдалось. А как задождит... Поторапливаться надо, Антон.

— Поторопимся... Пока мы здесь развлекаемся, в Замошье еще один обоз пришел. Так что работников прибавится. А дня через три-четыре, еще один жду. А, может, и не один. Как Мамай решит. Но, даже если последний — то с ним полсотни казаков будет.

— Добро, коли так... — князь покрутил ус, помолчал, но все же спросил: — А с деньгами как? Люди готовы трудиться даром, но дерева не хватает, железа. Одних гвоздей еще бы пудов сто... И полос. Ворота обшить. Бойницы усилить...

— Из горла не лезет, но имеется. Вернемся — отправляй обозы. Пусть покупают. В Смоленск сам собираюсь. Может, у воеводы еще чем разживусь... договорюсь, чтобы награду за Маслов Брод не деньгами, а товаром выплатил... Зря что ли, хитрил? — и тут ко мне гениальная мысль наведалась.

— Князь... А насколько ты щепетилен в вопросах рыцарской чести?

Цепеш только хмыкнул и опять подкрутил ус.

— Странные вопросы ты задаешь, милсдарь Антон. Но, думаю не из праздного любопытства. А прямой вопрос прямого ответа заслуживает... Рыцарская честь — для турниров и дуэлей хороша. Когда с равными сражаешься. Что касаемо войны... A la guerre comme a la guerre.

— Отлично. Тогда у меня вот какое предложение к тебе будет... — указал на мертвых шведов. — Надо их работу продолжить.

— Объясни? — князь явно не понял гениальность моего замысла.

— Да просто все... Переодевай своих хлопцев в форму шведов и пугай всю округу. И обратно в Замошье не торопись. Забирайся так далеко на северо-запад, как только успеешь. Во-первых, — лучше пусть провиант нам достанется, чем врагу. Во-вторых, — если хорошо роль сыграешь — селяне снимутся с места и под защиту замков отправятся. Отчасти и к нам — а это дополнительные рабочие руки. А еще мы, этим спектаклем, многие жизни спасем. Потому как просто словам народ неохотно верит — особенно, если надо с насиженного места сниматься. А когда настоящие шведы придут — прятаться будет поздно. И самое главное — шведы ведь на одном отряде не остановятся. Не вернутся фуражиры — пришлют других. Числом побольше...

— Встретим и этих... — проворчал Цепеш.

— Ни секунды не сомневаюсь. Но тогда сюда направят карательный отряд. А то и полк драгун. Которые пройдут через наши земли огненным вихрем, уничтожая все на своем пути. Возможно, что и до Замошья доберутся. Ты готов, князь, увидеть такого врага под нашими, недостроенными стенами?

Цепеш промолчал.

— Я тоже... А наша уловка их остановит лучше любого отряда. Потому как поживы шведам не будет. Прогуляются они по пожарищам и пустоши пару дней, да и вернутся обратно. Еще и доложат королю, что в эту сторону войску ходить не стоит.

— Гениально! — восторженно воскликнул валах. — Ты, милсдарь Антон, прирожденный командир.

— Ну, это не моя придумка, — не стал я присваивать чужие заслуги. Хотя похвала такого воина была мне приятна. — Подобным способом еще скифы с Дарием воевали. Заставляя персов двигаться по пустынным землям. Может, именно с тех пор они и называются Loca Deserta — Дикое Поле, пустынная земля?

— Возможно... Латиняне любили использовать чужие названия, переиначивая на свой лад. Но это дела давно минувших дней и особой важности для нас не имеют. А сейчас, я так понимаю, задумку надо выполнять немедля.

— Хорошо бы. Время и в самом деле не ждет. Дня три-четыре шведы еще подождут возвращения фуражиров, а потом встревожатся. Так что не позже чем через седмицу, можно ждать гостей.

— Тогда, немедля и приступим. Думаю, мое присутствие в Замошье теперь, когда в нем так много опытных воинов, не столь необходимо? Ты же не один вернулся?

— Нет. Идальго со мною... Кстати, Виктор в Крыму любовь свою нашел и из плена спас. Так что, думаю, теперь его в поход никаким калачом не выманишь. Федот тоже...

— Это хорошо... — как-то излишне нервно дернул ус князь. — Вот пусть сам с женой и воюет. А то Настасья, как забеременела, так и вообще слова поперек не скажи... А Михай с нею заодно... — признался неожиданно, хоть недавно говорил, что ладит с моими управляющими.

— Так ты, князь, из-за этого парней в поле вывел? Чтобы в крепости не сидеть?

Цепеш хмуро кивнул.

— Не любят меня обыватели... Все время в чем-то плохом подозревают. В общем, если я какое-то время побуду вдали — всем только лучше станет. Одна беда — не годяться мои хлопцы для нашей затеи. Не смогут они злых врагов изобразить. Может, поменяемся? Забирай их в Замошье — там толку больше будет. А мне оставь черкесов. Их даже переодевать не придется. Кто из крестьян в мундирах разбирается? Паре-тройке шотландские береты надену, сам в кирасу влезу, да и будет. А главное — они на своем языке говорить смогут — никто и не заподозрит.

— Хорошо. Только ты их в руках держи. Объясни, что это понарошку. Парни они жесткие. Как бы не перестарались.

— Лес рубят, щепки летят... — отмахнулся князь.

— Так-то оно так, но...

— Не беспокойся. Ничего страшного не случится, если черкесы крестьянам, для их же пользы, задницы нагайками исполосуют да пару-тройку девиц на сеновал затащат. Сам же понимаешь, если гречкосеи шведов дождутся — в десять раз дороже цену заплатят.

Ладно. Будем надеяться, чересчур много дров не наломают. Все же не басурмане. А в целом, Цепеш прав. Не до сантиментов. Если не поверят крестьяне 'ряженым' — все погибнут. Так что десяток сожженных изб и гарнец слез не слишком большая цена за сотни жизней.

— Добро, князь. Воин ты опытный, поступай, как считаешь нужным. Условимся так — сперва по ближним селам пройдись, а потом иди навстречу шведам. Как обнаружишь их — в бой не вступай, а двигайся впереди фуражиров... Так чтоб им наверняка ни одно целое селение не досталось. А как шведы обратно повернут — еще недельку покуралесь, забирая в сторону Смоленска.

— Так они же к Обуховичу и побегут?

— Пускай бегут... — подмигнул я наследнику валашского престола. — Я тут подумал, не век же нам в Замошье куковать? Зима не за горами. А я на заснеженные поля и леса предпочитаю глядеть с высокой каменной колокольни...

— Какой колокольни? — недоуменно мотнул головою Цепеш. — В Замошье даже церкви нет.

— Зато в Смоленске есть... — скорчил я многозначительную рожу. — Все-все, князюшка. Давай прощаться. Дел у нас с тобой и в самом деле, невпроворот.

Глава четвертая

Полностью текст читайте здесь:

http:// https://libst.ru/Detail/BookView/Oleg_Govda/Budni_feodala/7512/?ref=3106

и здесь:

http:// https://zelluloza.ru/books/2556-Losa_Deserta_(Pustynnye_zemli)_Fultaym_i_Budni_feodala-Stepan_Kulik/#book