часть 2

Часть вторая.

— Свобода — это боль. Боль — это часть свободы. Я хочу испытывать эту боль. Я вольна делать с собой все, что захочу.

Я повторяла эти слова, как молитву, как заклинание, чувствуя, что все больше погружаюсь в бред, но заставляла себя по-прежнему переставлять ноги. С каждым ударом сердца напоминая себе, зачем сбежала.

Дополнительным стимулом были воспоминания о тюрьме и животный страх перед Лукасом.

Вир... О нем я старалась не думать. Не думать о завораживающих глазах, о вкрадчивом голосе и пьянящих поцелуях. Боль в спине и стертых ногах помогала не вспоминать о последней ночи. Было ли что-то после укуса? Надеюсь, что нет. Ведь он же не мог воспользоваться моим бессознательным состоянием? Или мог?..

Уже давно рассвело. Лес ожил, и мне в каждом шорохе мерещились звуки погони. Наряду с этим, сознанием завладело безразличие. Уже было как-то все равно, поймают или нет. Хотя живой снова к ним попасть не хотелось бы. Я всегда буду для вампиров лишь игрушкой. И кто его знает, когда Вир наиграется и станет таким же, как Синтия или Лукас.

Вычленив из множества звуков журчание воды, я направилась к реке.

Река встретила меня буйством красок. Слепила не только кипящая в ней вода, но и сочная зелень, заключившая реку, будто в раму. Как ни странно, окружающая красота не радовала. Яркий свет только усиливал головную боль, в глазах рябило. Во рту было горько и сухо.

Речка оказалась каменистой и бурной. Может, это из-за того, что начало она берет в горах? Далеко ли они? Гар сказал, что там я могу найти спасение. Так ли это?

"Жаль, что люди не летают", — апатично отметила я, присаживаясь на самом берегу и развязывая рюкзак.

Хотелось просто лечь на мягкую траву и закрыть глаза. Но тогда я мгновенно засну, и берите меня тепленькую... или холодную. Это как повезет. Судя по тому, как вздрагивает от холода тело под жаркими солнечными лучами, жар нарастает. Так что еще неизвестно, доберусь ли я живой до гор. В деревне люди и от меньшего умирали. А у меня вся спина горит огнем, который сопровождается странными подергиваниями. Может, я уже умираю? Гнию на грязном тюремном полу, и мне видится этот лес, и эта река, и свобода...

Поев, но так и не почувствовав вкуса сыра и хлеба, я завязала рюкзак и вновь поднялась на дрожащие конечности. Откуда только силы берутся?

Подумав, еще раз посмотрела на заманчивую воду и разулась. Вода оказалась на удивление холодной, но дарила облегчение горящим ступням. Дно под ногами усеивали мелкие разноцветные камушки. Дальше шли большие булыжники, черные и блестящие на солнце мокрыми боками.

Блаженно прикрыв глаза, я прошла чуть глубже. Даже дышать будто легче стало. Радостно улыбнувшись, я присела на один из скользких камней и стала умывать лицо. Ледяная вода дарила блаженство и, как ни странно, согревала. Наклонившись ниже, я стала жадно пить, зачерпывая полные пригоршни. Странный вкус. Ни на что не похожий. Ледяной поток мягко обтекал меня, намочив одежду и волосы, завлекал своей прозрачной глубиной. Ободранные руки занемели и тоже получили свою дозу облегчения. Вода бурлила вокруг меня, плескалась о камни, ледяные брызги бодрили и возвращали к жизни.

Не думая ни о чем, я попыталась поднять со дна небольшой блестящий камень, но вдруг с громким криком и плеском рухнула вниз. Близость дна оказалась обманчивой. Казалось, что можно достать рукой, а на самом деле...

Вода закружилась, затягивая словно в омут. Я судорожно забарахталась, за что ледяной поток просто шарахнул меня о камни. Захлебываясь и просто пытаясь выжить, я готова была поклясться, что река живая, что она хочет меня утопить, задушить в своих объятиях.

"Водички захотела попить? А заплатить?!" — чудилось мне шипение в грохоте воды.

Сдирая пальцы в кровь, я мертвой хваткой вцепилась в острые камни противоположного берега.

— Прошу... отпусти, — не зная, к кому обращаюсь, взмолилась я, захлебываясь и задыхаясь. — У меня ничего нет. Я... просто жертва...

Позади раздался звонкий перелив смеха. В тот же миг что-то или кто-то буквально вытолкнул меня на крутой склон, противоположный тому, с которого я свалилась.

— Жертва, — мне показалось или голос издевался? Как бы то ни было, я с облегчением развалилась на камнях, не чувствуя уже ни капли боли в израненной спине: она словно онемела. — Ты мне нравишься, жертва. Так бы и съела!

Приподнявшись, я глянула на воду и едва не ослепла от яркого солнца.

— Хочешь жить? Ладно, живи пока. Когда надоест, приходи сюда. Я буду ждааать...

Звонкий голос затих, смешавшись с шумом воды. Мне показалось, или на солнце мелькнул большой хвост, украшенный сияющими разноцветными чешуйками?

Тряхнув головой, я снова вернулась в горизонтальное положение, пытаясь отдышаться. Что это было? Бред? Похоже на то. Однако, не смотря на болезненное состояние, я чувствовала себя странно посвежевшей после такого купания. Только ужасно хотелось спать.

Сил не было на то, чтобы отползти подальше от реки. Хотелось просто лежать, прикрыв веки, под которыми плясали радужные круги и слушать убаюкивающий шум.

Цок-цок, цок-цок... Скинув навалившуюся дрему, я быстро села и покачнулась от сильного головокружения. Огненный шар уже поднялся высоко в небо и не так слепил глаза. С удивлением, я обнаружила по левую руку каменный мост, местами покрытый зеленым мхом. Откинув далеко назад, река притащила меня прямо к переправе. Зачем? Хмыкнув, я поняла, что ищу смысл в действиях воды.

Тем не менее, по мосту кто-то явно ехал, медленно, но верно приближаясь ко мне. Что делать? Бежать? А смысл?

Каково же было мое удивление, когда в пределах видимости появилась маленькая мохноногая лошадка, запряженная небольшую крытую повозку. Как ни странно, тащила она груз без видимых усилий. А вот на козлах восседала с независимым видом...

— Хельга! — не возглас — карканье вылетело из моего рта. По-дурацки улыбаясь посиневшими губами, я, то ли пошла, то ли поползла в сторону дороги, спотыкаясь на каждом шагу и падая.

Конечно же, зоркая карлица меня увидела. Дальше ее радостные крики прерывал лишь мой бессвязный бред. Смутно помню, что она помогла мне устроиться посреди целого вороха вещей, постоянно причитая над моей жалкой долей. А затем — пустота. И только одна связная мысль мелькнула напоследок: "Как же нас увезет маленькая лошадка?".

— Бедная девочка! Это ж надо, как они над ней поиздевались!

— Все равно зря ты ее сюда привезла. Человеку среди нас не место.

— Цыц! Еще указывать мне будешь! А мне среди вампиров значит место? Значит, мне за ними шпионить можно было, да?

— Так это ж для дела...

— Хорошенькое дело бросить беззащитную девочку в беде!

— Да овцы они все там, а не девочки. Вот поймают ее и все со страху про нас выболтает. Запомни, Хельга, главное: наша безопасность.

— Совсем сбрендили в этой своей норе! Мало того, что света белого не видите, так еще и совесть свою где-то профукали! Плохо ты знаешь меня, Ждан. А знал бы, понял, что абы кого я сюда не притащу. Проверенная девочка. Не выдаст, железно.

— Ну, как знаешь. Пусть это будет на твоей совести.

Под этот бурный диалог я и проснулась, с трудом продрав глаза. Передо мной как-то мутно и зыбко качался мир. Не совсем доверяя зрению, я в растерянности смотрела, как из небольшой комнаты, в которой я лежала, уходит маленький кривоногий человечек. Еще один карлик?

Зажмурившись, я пыталась хоть что-то понять. Что это? Убежище карликов? Похоже, маразм крепчает...

— Ой, деточка, ты очнулась! — тут же заквохтала надо мной Хельга.

Понадеявшись, что помешательство было временным, я взглянула в лицо той, которой была рада больше, чем родной матери. И столько искренней заботы было в глазах карлицы, что я не выдержала и позорно расплакалась.

— Что, милая, тебе больно? — Хельга суетилась возле мягкого ложа, поправляя подушки. — Спина болит?

— Что ты? Такая легкость в теле. Ничего не болит. Того и гляди — взлечу, — засмеялась я сквозь слезы. — Просто я так рада тебя видеть...

— Ох, тьфу ты, напугала! А я уж думала, не помогла мазь.

— Твоя мазь волшебная.

— Еще бы! — карлица гордо выпятила пухлую грудь и тут же расплылась в улыбке. — Есть хочешь?

Вир

— Не могу сказать, что мне не нравится твое решение, но... Ты уверен, что хочешь этого? — Лукас задумчиво постукивал пальцами по подлокотнику кресла. В камине радостно потрескивал огонь, разноцветными сполохами разрисовывая бардовые стены.

Личная гостиная брата казалась непривычно уютной. Также непривычно было наблюдать спокойное, а не язвительное выражение красивого лица. Непривычно разговаривать с ним так... по-братски. Последние события... сблизили нас, если можно так выразиться.

Я молчал, угрюмо глядя на огонь. Он не успокаивал. Он просто вводил в транс. Злость еще бродила где-то внутри, но уже не вырывалась наружу. Злость — теперь самое лелеемое мной чувство. А еще ненависть.

Никогда не думал, что можно ненавидеть слабого человека. Обычно к людям я испытывал жалость. Исключение составлял Гар, который заслужил уважение, как друг. И Рина.

А теперь я ненавидел. Ее. Такую нежную, манящую и безрассудную. Поняла ли она, что наделала? Понимала ли, что делала, когда убивала Гара? О чем думала, опуская меч на его спину?

С одной стороны, можно понять ее стремление к свободе. Возможно, Рина уже просто не могла остановиться, находясь в полушаге от нее. Но Гар...

Я сжал руки в кулаки и моргнул, пытаясь прогнать с глаз красную пелену.

Я ее найду. Обязательно найду. И тогда оторвусь по полной. Сделаю ее зависимой от себя, от моих укусов, от моих рук. Она будет желать этого... А потом ненавидеть себя. Так же, как я ее сейчас.

Это будет не просто месть. Мне нужно справиться со своей жаждой, с жалкой, недостойной потребностью видеть ее, чувствовать. Возможно, когда я пойму, что она такая же, как все, это все пройдет...

— А как же твоя идея смягчить условия для людей?

— Забудь, — Лукас смотрел заинтересованно на нового меня. Я чувствовал, что даже голос мой звучит не так, как всегда. Глухо, резко.

— Ты больше не любишь людей? — он удивленно приподнял одну бровь и коротко хохотнул.

Я выпрямился и взял с маленького столика стакан с коктейлем. Медленно пригубил. Зажмурился. Кровь и вино. Теперь это мой любимый напиток.

Чувствуя, как силы бурлят в жилах, сказал с расстановкой:

— С чего ты взял, что я их ЛЮБИЛ? В любом случае, с этой глупой симпатией покончено. С жалостью тоже. Люди рождены, чтобы их использовали. Любая мягкость воспринимается этими недостойными, как слабость.

— Уважаю, — синие глаза прищурились. — Вот теперь я тебя уважаю. Возможно ты, действительно, будешь... неплох в качестве правителя.

— Возможно, — снова глоток — и наслаждение разливается по телу. — Только сейчас не время.

— Хорошо, — весь вид брата выражает сомнение в моих словах. И, возможно, в моем рассудке. Глупый! Я трезв, как никогда! И впервые смотрю на мир широко раскрытыми глазами. — Только не понимаю, зачем скрывать смерть отца?

— Это развяжет мне руки. У меня есть одно не законченное дело. Я буду править... с твоей помощью.

— По-моему, это бред. Не обижайся, Вир, — он поднял вверх обе руки в примиряющем жесте.

— Что тебе не нравится, Лукас? — наклонившись вперед, я заговорил быстро и вкрадчиво, наблюдая, как все сильнее загораются глаза брата. — Ты получишь власть. Долгожданную власть? Вспомни, как ты хотел этого. Сколько раз пытался подвинуть меня, чтобы самому наследовать трон. А сейчас ты получаешь власть практически в неограниченном количестве. Ведь все твои указы будут скреплены печатью отца.

— Но народ не будет считать меня королем, — буркнул Лукас, потупив взгляд и тем самым пригасив сиянье глаз. Глупый, он еще не понял, что власть — это большая ответственность.

— Тогда пораскинь мозгами. Только представь, что ты будешь избавлен от ответственности за все ошибочные решения.

Я откинулся на мягкую спинку кресла и вздохнул с облегчением. Судя по его лицу, он, наконец, понял.

— Но как ты собираешься скрыть смерть отца? Там ведь были свидетели?

— Это не проблема. В живых остались лишь самые преданные. Они всегда будут при мне. И будут молчать. А мы возвестим, что на отца было совершено покушение. Вполне логично, если после этого король, скажем, отправится поправлять здоровье в наш родовой замок.

Лукас хмыкнул, признавая, что это может сработать.

— А... Синтия?

— А что Синтия? Эта интриганка не ведает, вот что влипла. Уже неделю, я развлекаюсь, наблюдая, как она пресмыкается передо мной. Все эти улыбки, трепетание ресниц, попытки соблазнить... Она ведь уверена, что мне ничего не известно. Жаль, нельзя отправить ее на казнь, ведь официально король жив. А вот ссылка — самое то. Для нее и ее матери

Лукас широко улыбнулся.

— Знаешь, это ведь для Синтии похуже смерти. Опуститься на самое дно! Что может быть страшнее для той, которая стояла в шаге от власти?

— Да, и она тоже будет считать, что попытка убийства не удалась.

Я вновь задумчиво уставился на огонь, вспоминая, сколько раз за эту неделю порывался сломать тонкую шейку Синтии. Ее счастье, что, не смотря ни на что, я до сих пор не могу поднять руку на женщину. А жаль. К реальности меня вернул встревоженный голос брата:

— А как же мы будем получать указы от отца? Можно было бы, конечно, регулярно посылать в Аккору гонца. Но кто-нибудь может проследить за ним и... догадаться.

— Нет. Мы не будем так рисковать, — я вытянул вперед длинные ноги, чтобы дать им отдохнуть — убегался за день. И приготовился произнести то, что несомненно шокирует брата. — Мы возродим фамильную магию Старбоков.

— Что?! Теперь я вижу, что ты с ума сошел! Это же миф! — братец вскочил и забегал по комнате, сшибая все на своем пути. — А еще сижу и слушаю, как дурак, эти бредни.

— Ничего удивительного, — я не улыбнулся, как бы забавно не выглядел Лукас в этот момент. — Ты ведь жаждешь власти. И ради этого готов выслушать любой бред. Жаль тебя разочаровывать, но я в своем уме. Я, действительно владею этой магией. Пусть не на высоком уровне, но уж что есть. А есть то, что передается испокон веку по линии Старбоков. Наверное, пора раскрыть тайну. Завтра же возвестим о возрождении магии Рода и покажем подданным пару фокусов. На закуску, так сказать. Это взбудоражит общество, заставит отвлечься от всего остального и... поможет объяснить, как указы и письма Аниса попадают во дворец. Ты будешь его наместником. А я... короче, это развяжет мне руки.

Лукас тяжело рухнул в кресло и нервно протянул руку к колокольчику.

— За это надо выпить. И не этой бурды. Хочу рабыню, — тут он поднял на меня вопросительный взгляд. — Ты как? Будешь?

Я на миг задумался. В конце концов, разве не эта жажда переполняет меня в последнее время? Жажда крови. Так почему я должен сдерживать свои естественные порывы.

— Давай, — и хищно улыбнулся.