Дзёдзюцу. Часть пятая

24*

Катсухико пребывал в крайнем замешательстве... Если так можно было назвать чувство потерянности и удивленной пустоты внутри него. Он действительно был растерян.

Что произошло только что? Он что-то не так просчитал? Он не понял что-то в этой тончайшей микросхеме, допустил малейшую ошибку, пропустил микроскопическую деталь?

Марионетки в руках кукольника задергались, зашептались и вдруг зажили своей жизнью. Этого не может быть...

— Кано.

— Я тебя слушаю.

Кано подогнул ноги в коленях, нисколько не заботясь о том, что испачканная в зимней слякоти обувь пакостит обивку кожаного сидения в машине, и смотрел куда-то в воротник рубашки. Рубашка с оторванными в некоторых местах пуговицах, еще хранила в себе воспоминания о вчерашней сладкой ночи. О вчерашней безмятежности... Еще до того момента, когда Ито своими руками разорвал эту непрочную ткань... Скользкую, как шелк, и такую же неуловимую. Взгляд у художника был безразличным и каким-то сонным. Как будто Кано вдруг разом утратил все краски этой жизни, которую так любил. Как будто Ито не знал, каким пылающим, говорящим, пронзительным может быть взгляд этих непроглядно-черных глаз.

Катсухико казалось, что его ладони окутало что-то вязкое и горячее... Что-то, похожее на кровь. И он никак не мог избавиться от этого ощущения.

"Это все его влияние... Его чертова больная энергетика". — Успокаивал себя Ито, в действительности уже сомневаясь в том, кто из них действительно был болен...

Он не угадал. Он действительно совершил ошибку. И теперь все катилось в пропасть, увлекая за собой их обоих. Хотя, Кано, по всей видимости, уже был на дне этой самой пропасти, разбитый вдребезги, как его любимые картины на стекле.

Что он там говорил? Он любит их за то, что их так легко разбить? Ему нравилось испытывать нечто, похожее на настоящие чувства страха и потери. Вот, теперь учись справляться с ними в реальности... Видишь, мальчик, в настоящей жизни все не так увлекательно и весело, как в твоих играх, правила которых ты придумал для себя сам.

И все же, он просчитался. Как так получилось, что он неправильно предугадал реакцию Кано на его слова? По сути, он ведь тоже придумывал правила... Только он играл по-крупному. На кону были высокие ставки — чувства одного глупого мальчишки. Да и его собственные, наверное.

Он ждал слез, истерик, криков... Он так привык видеть его насквозь. Ведь Кано ничего и не скрывал от него, все свои чувства выражая напоказ и с огромным удовольствием делясь ими с окружающим миром. Но, может быть, суть в том, что то были радостные чувства? Кано же, которому причинили боль... который во второй раз за такой короткий срок переживал предательство, оказался замкнутым, молчаливо-скрытным и... неожиданно сильным. Канарейка, яркая веселая птичка, щебетавшая надоедливым чириканьем о своей беспечности, оказалась вдруг притихшей, затаившейся среди сырых и серых камней, гремучей змеей.

"Господи, как же мало я его знаю"! — Вдруг сделал для себя великое открытие Ито. — "И как же мы с ним, оказывается, похожи! Только... Как две стороны одной поверхности. То, что скрывается во мне — на виду у Исида. И то, что скрыто глубоко внутри Кано — я выставляю на поверхность, как защитный панцирь. А ведь ворох мнимых чувств и порывов Кано — тоже, ни что иное, как броня от внимательных взглядов окружающих людей".

Вот тебе и поверхностность эмоций, безмятежность существования и искренняя глупость. Хотя нет, глупости этого существа никто еще не опровергал. Но вот свои выводы о глубине чувств художника, Ито готов был самолично засунуть себе... вообщем, куда подальше.

Теперь оставалась лишь одна проблема выбора: как изменить ситуацию и вернуть контроль над ней в свои руки? И стоит ли это делать...? А может быть... Может быть им действительно будет лучше забыть о существовании друг друга с завтрашнего утра? Перестать трепать себе нервы... Нет, не так. Кано перестать трепать нервы Ито и получать от этого удовольствие, Ито перестать мучить Ито и... Ито иногда казалось, что Кано даже от мучений получает какое-то жертвенно-мазохистское удовольствие, упиваясь силой своих переживаний. Хотя, по настоящему виду художника сложно было сказать, что он получает удовольствие. Похоже, ему действительно было серьезно больно. Но держался он молодцом, что не могло не вызвать уважения у модельера.

— Как ты?.. В смысле... Кано, так действительно будет лучше для нас обоих.

Взялся за постановку спектакля — доведи ее до конца. Даже, если уже несколько раз поскользнулся на своей сцене и упал мордой о дощатый пол.

"Импровизируй, Катсухико. Черт тебя дери, импровизируй! Продолжай терзать нежное, хрупкое, чувствительное...."

Задачей Катсухико все еще оставалось вывести его. Раскрыть. Полностью вывернуть наизнанку, заставить показать все... Все свои страхи. И понять. И проанализировать.

Хотя... Как можно было проанализировать само безумие, Ито понимал не очень хорошо. Но он будет идти до конца. Пока не кончится его умение строить стратегии и понимание человеческой натуры. Пока не кончится лимит выдержки Кано. Пока не случится нервный срыв у них обоих... И пока весь яд, вся отрава в виде череды детских призраков, не выйдет на поверхность...

"Со своими старыми ранами я как-нибудь справлюсь сам, малыш. А вот ты без постороннего вмешательства можешь банальным образом сойти с ума. Хотя, куда уж еще дальше"?

Итак, что их связывает в большей степени...

— Для тебя. Все для тебя, Катсухико. Ты ведь Бог и король этого мира.

— Ты правишь в своем, придуманном тобою, мире. Тебе этого мало?

— Ты показал мне этот...

— Я сделал тебе одолжение.

— Я должен тебя поблагодарить?

Машина с легким скрежетом шин по асфальту, затормозила у знакомого дома. А вот со временем он немного не рассчитал...

— Если ты чувствуешь ко мне признательность, то можешь выразить ее как-нибудь по-другому. Теперь — по-другому.

Катсухико чувствовал какое-то животное удовольствие. Понимая свою силу, причиняя боль зависящему от него существу, испытывая прямо-таки садистское воодушевление от прикосновения своих ранящих слов к живому, израненному... Все-таки, это тоже было игрой. На струнах чьих то чувств. И он чувствовал себя целителем. Ведь как часто нам приходится причинять боль во имя избавления.

— Почему, Ито?? Почему бы тебе не воспользоваться возможностью? Моей благодарностью...

Ито отпрянул от прикоснувшихся к его шее теплых губ. Вытянул ладони вперед, удерживая льнувшее к нему тело, стараясь не смотреть в лицо, искаженное безумием и отчаяньем.

— Я же сказал, Кано... Нет. Это относится ко всему, что нас связывало.

— Но ведь ты хочешь меня! Я не могу этого не чувствовать! Я же знаю, какие желания я вызываю в тебе...

— Чаще всего ты вызываешь во мне одно-единственное желание. Прикончить тебя быстро и мучительно... — Ито, одной рукой удерживая художника, другой нашарил ручку на двери машины, выпуская себя на свободу.

На свежем воздухе стало легче дышать...

— Нет!!

— Да... Прости, но это правда. Мне тяжело с тобой. Я тебя не понимаю. И не хочу жить в твоем абстракционном мире образов. Мне намного легче там, где все понятно и просто. Мне не нужны твои сильные чувства, огненные страсти и душная привязчивость...

Кано, с каждым новым, сказанным мужчиной словом, все больше и больше чувствовал, как земля уходит из-под ног. Голова у него кружилась... и что-то черное, запретное, схороненное глубоко в подсознании, рвалось наружу... Диким ли криком, истерическим смехом, сердечным приступом...

"Если он будет падать — я не буду его ловить". — Пообещал себе Ито. — "Прежде, чем научиться летать — нужно сломать себе не одно ребро".

— Нет! Нет! Нет! Я нужен тебе! Я же знаю!! Я чувствую! — Художник закрыл лицо руками и медленно начал оседать на землю.

Ито глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. Смотреть на это было нелегко.

— Видишь, Кано, чувства не всегда оказываются правы...

— Не-ет!!! — Взвыл он, сжимая в судорожном движении пальцы на складках брюк Ито. — Я тебя не отпущу! Если ты уйдешь... Если ты меня бросишь, я убью себя! Я перережу себе вены и умру! И ты до конца своих дней будешь винить себя в этом!! Ты не сможешь без меня...

"Вот и началось". — Подумал Ито обреченно. — "Держаться"!

— Хорошо. Иди, режь... Почему ты думаешь, что я брошусь за тобой и буду уговаривать тебя этого не делать?

— Потому что... Тебе это должно быть не безразлично...

— Почему?

— Потому что... Я просто не могу быть тебе безразличен...

— Почему?

— Потому что... — Ито свернулся на грязной земле комочком и, уткнув лицо в ладони, замер. — Потому что я...

— Потому что ты просто не можешь вызывать безразличие? — Ито наигранно рассмеялся. — Кто тебе об этом сказал? Кто вообще вложил в твою глупую голову мысль, что ты так неотразим? Ты обычный, Кано. Ты совершенно ОБЫЧНЫЙ человек.

В ответ Кано уже просто тихо всхлипывал, вытирая рукавом пальто мокрое лицо.

— Ты никому не можешь быть нужен просто потому что ты есть! Никто не будет возиться с тобой всю жизнь и терпеть твои королевские замашки! И твое помешательство...

"Нет... Стоп. Это-то он и должен понять сам". — Ито заставил себя замолчать.

Никакого толку не будет, если он расскажет Исида эту истину... Он должен вытащить её из себя сам.

— Я тебя ненавижу. — Сухим, бесцветным голосом произнес Кано. — Ты сломал во мне... все...

— Поднимайся. — Катсухико протянул ему руку, серьезно, правда, опасаясь за ее сохранность... — Вставай. Нечего кататься у меня в ногах на радость прохожим.

— Я... — Исида кинул презрительный взгляд на предложенную поддержку. — ... Я не валяюсь у тебя в ногах. — Он поднялся сам и отряхнул пальто. — Не будь о себе такого высокого мнения.

"А настроение-то у нас скачет, будь здоров". — Мысленно ухмыльнулся Ито. — "Значит, вены резать мы себе уже не хотим?.."

— Твой друг... Юджиро дома?

— А это важно? — Напрягся Кано. — Я не знаю... Я не был там со вчерашнего дня...

Его заметно шатало, видимо от слабости после пережитой истерики. А может быть от тяжести обуревавших его чувств. Теперь на смену ужаса пришла ярость. Он настолько сильно злился на Катсухико за пережитые унижения, что уже не думал о страданиях от потери.

— Иди домой... Я хочу проследить, чтобы ты нормально дошел до своей квартиры.

— Думаешь, что я что-нибудь с собой сделаю? Не надейся. — Прошипел Кано, проходя мимо него.

"И почему я с тобой вожусь, как твоя нянька, Кано"??

За все то время, пока они поднимались на лифте, художник продолжал выговаривать ему все, что думает о нем. А Ито раздумывал, что делать при встрече с Юджиро. Он, признаться честно, совсем в его планы не входил. Передать ему на руки еле живого и невменяемого Кано, было бы верхом бессовестности. Да и как он объяснит... всё происшедшее. И свою разъяснительную беседу он не закончил... Последняя надежда Ито было на то, что Кано сам не захочет отпускать его.

— Уходи. — Повернулся к нему у двери Кано.

— Нет. Я хочу поговорить с твоим другом.

— О чем? — Устало прошептал Кано. — О чем ты хочешь поговорить с НИМ?

— О тебе.

— Обо мне?? О том, какой я гадкий, эгоистичный и самовлюбленный??

— О твоих проблемах.

— У меня нет проблем!

— Есть. С головой. — Ито протянул руку к звонку и нажал на прозрачную белую кнопку. Раздалась мелодичная трель...

— Уходи!! Это у тебя проблемы с головой... Ты хоть представляешь, что ему скажешь?

— Кано... А если бы мы с тобой остались вместе... Что бы ты тогда ему сказал?

— Но мы же не остались вместе...

За дверью было тихо... Катсухико без сопротивления забрал у парня сумку и вытащил из знакомого уже кармана ключи. Уверенно повернул их в замке...

— Сейчас мы с тобой поговорим и я уйду...

— Убирайся сейчас!!

— Нет, Кано. Я хочу, чтобы ты высказался мне до конца...

В квартире было, судя по всему, пусто.

"Неужели опять повезло"? — Удивился Ито.

Вот теперь его уже ничего не остановит... И сегодняшний день решит всё. Всё дальнейшее развитие их отношений. Если оно вообще будет.

— Зачем ты меня мучаешь, Катсухико? — Снова слабым голосом проговорил юноша. — Неужели ты не понимаешь... Что мне тяжело видеть тебя...

— Ты сам все испортил.

— Чем, Ито? Что я сделал, почему?!!

— Не кричи. — Катсухико крепко взял его за локоть и повел к его комнате.

— Отпусти меня! — Сверкнул глазами Кано, вырываясь. — Какого...

Ито зашвырнул его в спальню, закрывая за собой дверь и придвигая к ней прикроватный стол.

— Если твой друг неожиданно вернется...

— То что? — Исподлобья посмотрел на него Кано. — Что он увидит?

— Тебя, бьющегося в истерике. Ты этого хочешь? А так он подумает, что мы с тобой заняты чем-нибудь более приятным и не будет ломиться...

— Перестань!

— Почему?.. Ах, да... Ты хотел знать, почему... Кано... Кано, почему ты с самой нашей первой встречи начал выводить меня из себя? Зачем? Что я тебе сделал? Почему ты прицепился именно ко мне? Из-за конкуренции с твоим отцом? Тебе не кажется странным, что все как-то удивительным образом пересекается с твоим отцом?

— При чем здесь мой отец?!

— При том, что ты делаешь все, чтобы заставить его заметить себя! Чтобы он обратил внимание на тебя! И для этого совершаешь все более и более глупые поступки. Например, цепляешься ко мне...

— Ты... Ты был слишком мерзким! И я просто не мог сдержаться...

— Чтобы не обратить мое внимание на себя?

— Я... — Теперь Кано плакал уже, не скрывая этого и не стирая слез.

— Что? — Ито присел на корточки перед примостившимся на краюшке кровати художником. — Что ты?.. — Прошептал он уже совсем тихо, заглядывая в полные слез, покрасневшие глаза.

— Я просто не умею по-другому... — С яростью и отчаяньем выдохнул Исида. — Ты же понимаешь... Ты же знаешь это сам и продолжаешь меня мучить...

Катсухико поднялся на ноги. Вот теперь он мог с уверенностью сказать, что видит перед собой настоящего Кано.

Все маски были сброшены...

— Ты просто чудовище, Кано. Питаешься вниманием к своей персоне. Каким бы оно не было...

— Потому что мне его никогда не хватало!! — Художник вскочил с кровати и оказался лицом к лицу перед мужчиной. — Потому что я не знаю другого способа добиться его!! Не знал.... Как обратить внимание отца... на себя...

Кано захлебывался солеными каплями и едкой желчью, затопившей горло и легкие, разъедавшей его изнутри... Перед глазами загорались черные звезды... Ему казалось, что еще немного и он умрет от переполнявших его чувств. Ему было одновременно стыдно от своей слабости, от своего признания, в своем страхе... и одновременно его душила ярость, скопившаяся в нем на Катсухико. Он чувствовал себя загнанным в угол...

— И теперь не знаешь, как удержать меня... Используешь старые трюки... Унижаешься, сходишь с ума, сводишь с ума меня...

— Замолчи... — Попросил Исида, отворачиваясь и пытаясь зажать руками уши. — Заткнись и убирайся!