Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Брошь медеи


Автор:
Жанр:
Опубликован:
03.04.2018 — 03.04.2018
Читателей:
2
Аннотация:
Все не мое. Слил себе на страницу дабы не потярять фанфик. Форум на котором выложен этот фанфик загибается
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Брошь медеи

Д и а л о г

(часть первая)

Автор:kraa

Бета:Al123pot, Мельгор

окончательная вычитка— luchik__cveta

Рейтинг:General

Пейринг:ДМ, ГГ-У. Это не драмиона, нет.

Статус:закончен

Саммари:Встреча и разговор бывших врагов проливает свет над некоторыми моментами канона. Враги? Разве может быть

врагом человек, который дает тебе второй шанс?

Отказ:Все герои принадлежат Знаете-кому, наша критика ничего не меняет — они нашими никогда не будут. Ей

принадлежит и Волшебный мир и миллионы, которые она заработала. Не ищу обогащения, играя в ее песочнице, хочу хороший сон и мир на Земле. В мире должна царить Гармония, Добро должно побеждать Зло и, поставя его на колени,

зверски его убивало.

Посвещение:Этот фик посвящается Rohata и ее коротенькой, но впечатляющей историиhttp://www.fanfiction.net/s/5378512/1/You-ve-Lost

Эта история — сплошнойдиалог, в котором не было нужды указывать кто говорит. Я безумно развлекалась и писала его на одном дыхании еще два года назад. Приятного прочтения!

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

Женщина в потрепанной мантии и с небрежно уложенными волосами показалась Драко Малфою незнакомой. Лишь толстая связка бумаг, которая была у нее под мышкой, как и смутная схожесть, смогли расшевелить воспоминания и соединить их с образом спешащей в библиотеку гриффиндорки.

Гермиона Грейнджер.

Как давно он искал ее, планировал и готовился к этой встрече, специально разузнав и выучив её расписание и способы перемещения от дома до Министерства Магии.

Она была ему нужна. И он нуждался в ее содействии и понимании, в ее помощи.

Сын Драко Малфоя, Скорпиус, начал чахнуть на глазах родителей где-то в десятилетнем возрасте. Небольшая потеря веса, на которую сначала не обратили внимания, но в дальнейшем это выросло в постоянные слабости, глубочайшие депрессии и — самое ужасное — в ослабление магического потенциала. Драко своего единственного сына любил до потери пульса и, подняв все свои связи в Министерстве Магии, в Отделе Тайн и в больнице Святого Мунго, наконец, определил возможную причину болезни молодого Скорпиуса. Когда её огласили, Драко не поверил своим ушам — несостоявшаяся душевная связь с так и не родившейся дочкой бывшего школьного врага Гарри Поттера и его лохматой подруги, Гермионы Грейнджер, медленно, но верно высасывала все силы и жизнь из его сына, заставляя несчастного отца изводиться от скорби и судорожно искать возможные пути решения этой проблемы. Ему кровь из носу была необходима эта встреча с однокурсницей, чтобы разрубить Гордиев узел своих несчастий единым махом.

Небольшой малолюдный уголок в закромах Министерства Магии и пара заклинаний гарантировали конфиденциальность и нужную направленность разговора.

Но разговор сразу ушел не туда из-за откуда-то взявшейся напыщенности Гермионы.


* * *

— Ты не думай ни о чем таком, Грейнджер! Победили не магглорожденные с магглолюбами. Правда в том, что именно мы, чистокровные, выиграли войну. А ты как была дурой, так ей и осталась — дурой и зубрилой, которая только и может повторять попугаем все, что написано НАМИ в книгах.

— Не неси ахинею, Малфой! Гарри убил Волдеморта и силы Света взяли верх. Все Пожиратели в Азкабане, детям Пожирателей негде работать.

— Грейнжер, Грейнджер...

— Уизли, уже семнадцать лет я Уизли, хорек Подземелья!

— Не вижу повода для гордости...,Уизли! Но с этой фамилией ты не единственная, как тебя от них отличить? Сколько вас в вашей орде нищебродов, сотни еще не достигли, или вас уже больше?

— Заткнись, Малфой! Завидуешь, потому что семья Уизли — единственная в Волшебном мире семья, которая разрастается без проблем...

— Да-да! Так-то оно так, ха-ха-ха... Сколько маленьких Уизлят наплодила лишь ты? Дюжину? Две? Но мы о войне говорили. Силы так называемого Света — то бишь Ордена "Жареной курицы" — во главе с Дамблдором, прямо так и разбежались защищать интересы магглорожденных и двинутых полукровок. Победа? Ха! Но самое главное, что тебя должно волновать — что именно ты получила из этой "победы"? Какую награду получила ты, Грейнджер? И еще — какая у твоего дружка Поттера награда? Чем Волшебный мир заплатил вам за освобождение от террора Темного Лорда? Он получил свою "святую" Джиневру, которую все еще воображает святой. Считай, что на самом деле он не получил НИЧЕГО, потому что Джиневра и так имела Долг жизни к нему. Паралельно, он получил в комплекте шлюху, с которой не трахался разве что Дамблдор из-за своей склонности к мальчикам и Снейп — из-за большой, неугасающей любви к матери Поттера. А что до Уизлеты, которую он считает святой и непорочной, в действительности, к ней имели доступ все мы. Некоторые всё еще им пользуются.

— Что?

— Что слышала, Грейнджер! А теперь вернемся к тебе — где ты работаешь?

— Я работаю в Министерстве... А что?

— Работаешь в Министерстве Магии! — голос Драко сочился ядом. — И это с твоими успехами, СОВ-ы, Университетом, с твоим умом и трудолюбием... И кем ты работаешь — вершина карьеры — младший эксперт в Отдел связей с магглами, где твой начальник — Маркус Флинт. Чистокровный маг и Слизеринец, сын Пожирателя. А ты говорила, что дети приспешников Темного Лорда не могут найти себе работу?

— Да, это так, но и Перси у нас начальник отдела.

— Персиваль. Уизли, они особый случай в Магмире. Скажи мне, Грейнджер, что ты получила за то, что на своей собственной спине вынесла самую важную битву — борьбу с ленью двоих остолопов, попутно работая мозговым центром Золотого трио? Если бы не было тебя, кто стал бы искать информацию, изучать, обдумывать, анализировать и планировать все ваши ходы. Мне кажется, что без тебя " Победа Сил Света" в войне была бы весьма и весьма проблематичной. Все время, все эти семь лет в Хогвартсе, ты как угорелая носилась вокруг придурочного Очкарика, ты оберегала и чуть ли не под ручку водила его, как маленького и несмышленого ребенка. Учила его быть волшебником, бойцом и учила ухаживать за девушками. Каждое утро приводила его в Большой зал на завтрак, следила, чтобы он хорошо питался, потом уводила в класс — чуть ли не за ручку, писала ему домашние задания, носом тыкала в то, что надо прочитать, чтобы...

— Но он был... он сильный волшебник! Он часто с лету воспринимал все, что я рассказывала ему, никогда не возмущался и не сердился на меня за мои наставления и причитания, слушал и беспрекословно выполнял все мои советы...

— Точно, я об этом и говорю. Ты раздавала приказы, он — слушал и выполнял. Смотри — где он сейчас, а где ты. Ты поддерживала его и помогала ему, даже когда Рон вас бросил, любой скажет, что именно ТЫ помогла ему преодолеть все трудности на пути к победе. Именно ТЫ подарила ему эту выстраданную тобой победу... Да вспомни даже тот момент, когда после последней битвы ты привела его в Больничное крыло, в его никудышном состоянии! Как это делала всегда, когда он болел раньше. Ты заменила ему мать, была как сестра...

— И он так говорит, что любит меня как сестру.

— Грейнджер, тебя когда-нибудь учили не перебивать собеседника? Ну да, сестра.... Для глухонемого дауна, но никак не для думающих людей! Скажи мне, что именно ты получила взамен? За все свое свободное или не очень время, которое ты о нем заботилась или поучала, пытаясь донести до него хотя бы крохи разума, да хотя бы просто была рядом с ним?! А теперь скажи — сколько твоего времени это занимало? 2/3 или больше?

— Сколько надо было, столько и проводила, я ничего не ожидала взамен, Малфой! Он был мой первый друг, я была его сестра.

— Вот именно поэтому вы, магглорожденные-магглолюбы, и проиграли войну — лицо Малфоя скривилось, как от выпитого залпом лимонного сока. — Потому что появляетесь в Магмире, принося вместе с собой неосмысленные ограничения. Все это из-за ущербного представления о волшебных взаимоотношениях. Ваше поведение — это поведение магглов. Вы думаете и рассуждаете, как магглы. Выигрываете и проигрываете, как магглы. Но вы не магглы, Грейнджер! Вы маги, волшебники, а иногда и колдуны! Так что, хотите или нет, Магия учитывает вас в своем уравнении. Даже если мы, чистокровные, не хотели бы, чтобы так было, магглорожденные появляются и мы можем только смириться с этим фактом.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, Малфой, — лицо молодой волшебницы вытянулось от напряжения.

— К тому, Грейнджер, чтобы ты раз и навсегда правильно себе уяснила, что не получив оплату, ты заплатишь... СВОЕЙ МАГИЕЙ! — взглянув на лицо потрясенной Гермионы и поняв, что правильный настрой достигнут, Драко продолжал дальше более спокойным тоном. — Именно ты своим бездействием не погасила причинно-следственную связь "Долг-оплата". У магглов есть такой небольшой принцип точной науки — "На каждое действие появляется одинаковое по величине и противоположное по знаку противодействие". Ты отдала Поттеру львиную долю своего время, потратила силы, труд и — как бы ни хотела ты не признавать это, но всем нам было предельно ясно — чувства. Ты называешь их "сестринскими", но вы с ним братом и сестрой никогда не были, вы не из одной семьи, даже в дальнем родстве не состояли, как, например, я с Поттером. В рамках семьи — забота и безответная помощь легко и просто нивелируется, кровь выравнивает все задолженности. Но у вас не тот случай. Чтобы хоть как-то урегулировать и компенсировать магические потоки внутри вашей несостоявшейся пары, он должен был на тебе, как минимум, жениться. Ты была вправе ожидать этого. Да никто бы не удивился, если бы ты настояла на этом через суд, в конце концов! Ты его завоевала, он был весь твой по праву победы.

— Что ты несешь, Малфой? Какой еще брак? У Гарри ко мне сантименты никогда не появлялись, для него я была лишь сестра, я тебе уже говорила... — попробовала оправдать себя Гермиона, не ощущая слез по щекам.

— Вот поэтому Магию потеряет и он. С тобой он греб полными руками, у него к тебе огромный невыплаченный магический долг, который невыплаченным при настоящих условиях и останется...

— Но на первом году обучения он спас мою жизнь, победив тролля... — воскликнула она.

— Тогда спас тебе жизнь не Поттер, а Уизли.

— По твоим словам, у меня тогда была задолженность Рону, которую я выплатила, выйдя за него, — повеселела она, пробуя опередить в рассуждениях Малфоя.

— Бред. Твоим спасением Рональд выплатил тебе свой долг за те обидные слова, из-за которых ты проревела весь день в туалете, а остаток ты заплатила своей заботой о нем, воспитанием. Подумать только, зачем тебе нужно было напрягаться?

— Это непринципиально для меня...

— Твое пренебрежение к важным мелочам навсегда закрепило за тобой должность младшего эксперта в Министерстве Магии, несмотря на всю твою квалификацию, — голос Малфоя был похож на рык зверя. — Запомни, Грейнджер, в Магии просто нет неважных и несущественных вещей. Тебе дарована магическая сила и ты должна за нее отвечать. Именно она участвует в большом круговороте Вселенной и ни тебе, ни мне, ни даже Поттеру не позволено играть в детские игры с этой необъятной энергией. А теперь я спрашиваю тебя без подковырок и насмешек и, в свою очередь, надеюсь, что твой ответ будет предельно честным — заметила ли ты у себя рост магических способностей? — Он посмотрел на ее озадаченное лицо и был готов услышать ее отрицательный ответ. Она ничего такого в себе не замечала. И он решил попробовать по-другому. — У тебя появились какие-нибудь Магические Дары или, быть может, ты стала с легкостью выполнять заклинания высшей магии? Разве твоя магическая мощь не увеличилась с годами, Грейнджер?Ъ

— Малфой, какого ответа ты от меня ожидаешь? Откуда мне знать!

— Хо-хо-хо. Все теперь ясно, — Малфой непроизвольно закрыл лицо ладонью. — Мои умственные способности на основании твоей реакции говорят мне, что твоя магическая сила со дня семнадцатилетия не изменилась. Было бы иначе — ты бы точно почувствовала ЭТО. Сделаю тебе небольшую вводную — в день магического совершеннолетия исчезают последние ограничения на детской силе, молодой волшебник получает Дар и увеличение мощи.

Ему стало жалко смотреть на обиженную физиономию одноклассницы, но церемониться с ней он не собирался, поэтому надавил еще больше:

— С этого момента ты вливаешься в круговорот силы и полностью подчиняешься Великому балансу природы. Если все это случилось, магические потоки внутри тебя к твоим близким и к тебе от них сбалансируются, перестанут конфликтовать друг с другом, получается, можно так сказать, магический резонанс и твоя мощь устремляется к бесконечности. По такому принципу работают Родовые камни, но это пока не важно... Не таращись на меня, я точно знаю, что семейка Уизли не владеет Родовым камнем, неспроста за ними водится кличка "Предатели крови"! Так, на чем я закончил? А! В окружении понимания, теплоты и душевности, среди любимых людей, которые не предадут тебя, не изменят, не проигнорируют твоих стремлений, твоя магия растет всю жизнь, поддерживая здоровье и долголетие.

— О таком я не читала нигде и в Университете о таком даже не упоминалось, — дрожащим от переполняющих ее чувств голосом сказала Гермиона и потупила взор.

— Естественно. В нормальных магических семьях детям этот принцип рассказывается в первую очередь. Баланс и доверие. Тебе они уже никогда не достанутся, Грейнджер, твой шанс остался в прошлом. Сколько бы ты не училась, сколько бы степеней не защитила, как бы ты не брызгала слюной, споря и защищая свою точку зрения, те максимальные знания, силы и возможности, которые в случае, если бы твои отношения с Поттером дошли бы до логической развязки, были бы у тебя к данному моменту, ты уже никогда и ни за что НЕ ПОЛУЧИШЬ. Ты должна была придавить Поттера где-нибудь в углу или даже на койке в Больничном крыле, дабы он не сбежал от страха, а затем тихо и спокойно, без членовредительства, объяснить ему со всеми доказательствами, что именно ТЫ — та девушка, с которой он должен обращаться наилучшим образом, если дальше не хочет получить некоторые проблемы. При этом ты не была некой взъерошенной и побитой жизнью неряхой, а очень приемлемой и даже симпатичной девушкой.

— О, Малфой, я не сожалею. Я живу в счастливом браке.

— Счастливом? Грейнджер, а эта старенькая мантия, в которую ты укуталась — не та ли, которую я видел еще в школе?

— Непринципиально, Малфой. У меня есть дети.

— И Поттеры детьми не обделены, думаю, у них их больше. Но когда ты видела Джиневру два сезона в одной и той же одежде?

— У нас детей вдвое больше, а у Гарри зарплата больше, чем у меня.

— Послушай только, как с Поттером ты сравниваешь не ленивого хмыря Рональда, а себя. Почему, Грейнджер? Ты с самого начала знала, что с зарплатами так и будет, так скажи мне, зачем ты так поступила — я этого, Мерлин мой, никак не понимаю? Зачем для своих детей — о тебе я даже не спрашиваю — ты выбрала в отцы этого придурка Рональда? Почему сравниваешь зарплату Поттера со своей, а не с зарплатой своего супруга? Зачем подарила счастливую и безбедную жизнь чужим детям? Почему, Грейнджер? Могла бы после последней битвы топнуть ножкой и высказать свои претензии Поттеру, он бы тебя послушался! Он тебе верил больше, чем Дамблдору с Иисусом Христом, вместе взятым. Надо было, но ты не осмелилась перечить рыжим клещам. Скажи, разве ты не мечтала выйти замуж за Поттера, а?

— Эеее, бывало, конечно, а кто не мечтал бы? Но Гарри выбрал Джинни, а Джинни была влюблена в Гарри с пеленок.

— Знаешь, Грейнджер, о тебе говорят, что ты была самой умной ведьмой из выпусков Хогвартса последнего столетия, но как по мне, все глубоко ошибаются — ты уникальная по своей тупости дура. Ты такой родилась или невыплаченный Поттером долг сделал тебя такой, а? Скажи честно, тебе Поттер нравился?

— Хмм, можно и так сказать, но...

— А случалось ли, что тебе снился интим с Поттером?

— Разочек-другой... — покрылась пунцовыми пятнами от стыда Гермиона.

— Только пару раз? Мне кажется, кто-то лжет...

— Возможно и больше раз, но у меня теперь Рон.

— Да вы даже ни разу не... — глаза Драко округлились и стали напоминать две тарелочки.

— МАЛФОЙ!

— Отбрось ханжество, Грейнджер! Я сейчас о Поттере тебя расспрашиваю, — Драко в раздражении махнул рукой. — Разве он никогда не привлекал тебя в романтическом плане?

— Не точно этими словами, но...

— Ладно, подведем итоги, Грейнджер. Ты отдала ему семь самых красивых лет своей жизни — позднее детство и хрупкую молодость. Ты заботилась о мальчике-парне-молодом мужчине — в таком порядке, и... продолжаешь врать мне в глаза, что это было только платоническими "дружескими чувствами"! Ты бы умерла вместо него, не так ли, Грейнджер? Смотри мне в глаза, Грейнджер! Это ты выиграла войну, не он сам! Он был лишь клинком, но ты была той рукой, которая держала его и забила этот клинок в сердце врага. Так ли это?

— Даже если и так, Малфой, я не вижу, как тебя это касается, чтобы ворошить прошлое!

— Дойдем и то того. Предлагаю не отвлекаться, а вернуться к Поттеру — ужасное детство, отсутствие заботы и нормального воспитания, полный информационный вакуум, слабое здоровье, плохая дисциплина, нулевые познания о Магмире, о своей семье. Это — с одной стороны. Посмотрим с другой — он обладает невероятной по своей мощности магией, но она плохо организована и хаотична. У него прекрасная наследственность — успешное сочетание генов могущественных древних магических Родов с хорошими политическими позициями и связями в Магмире, а также с гигантским счетом в Гринготтсе. Брак его родителей гениально рассчитан и организован между семьями Поттеров и Эвансов...

— Стоп, стоп! Мать Гарри, как и я, магглорожденная...

— Лучше замолчи... Уизли, — желание удариться головой об стену, а еще лучше — приложить об нее эту дуру, все сильнее разгоралось. — Слушай, что тебе говорит настоящий Родовой маг, а не Предатель крови из твоего тараканьего гнезда! Мать Поттера происходит из семьи Эвансов с заглушенными рецессивными магическими силами. Магическая сила, Грейнджер, подчиняется квантовым законам.

— Что? Откуда тебе знать о Квантовой физике? — упал бы метеорит на улице, она была бы меньше удивлена, чем словам Малфоя.

— У меня есть докторская степень по Физике, Грейнджер. Я знаю, что по тебе, чистокровные семьи по интеллекту равняются стаду обезьян с гранатами, но я, с твоего позволения, продолжу. — Малфой сжимал и разжимал кулаки под столешницей и, сконцентрировавшись, стал дышать медленнее, чтобы успокоиться. — Если кровь Рода расчетливо не смешивается и не обогащается путем бракосочетаний с дальними, очень дальними родственниками, лучше всего — с людьми, не связанными кровными узами, а проводится скрещивание лишь в определенном тесном круге семей, магия начинает пульсировать — сначала она усиливается в паре первых поколений, но потом она угасает и скрывается. Не теряется, а как бы тонет, и рождаются лишь сквибы. Проявление магии напоминает случай наложения двух волн с близкими частотами — волнение сначала усиливается, но потом — угасает. В близкородственных браках тоже так — после поколения-двух магия угасает на несколько поколений — пять, десять — потом вдруг рождается магический ребенок, как, например, в твоем случае. Как в случае с матерью Поттера. Но сестра Лили Эванс волшебницей не была, ее даже сквибом не назвать. Там не был тот счастливый случай, как у троих братьев Криви, что поделаешь.

Гермиона стала задыхаться, увидев это, Драко сбавил темп и уменьшил давление.

— Нет магглорожденных волшебников, Грейнджер, есть только полукровные и вновь обретенные, которых ожидают книги Рода в Гринготтсе, чтобы объявить как магических наследников угасших фамилий. Светлые маги, вроде Дамблдора, хотя какой он "светлый", называют такого ребенка магглорожденным.

— Но Дамблдор...

— Знаю, о чем ты спрашиваешь, Дамблдор вполне намеренно спрятал все книги, освещающие этот вопрос наследования из библиотеки Хогвартса. Твое удивление подтверждает мое подозрение, что он, кроме того, еще и запретил всем вокруг тебя когда-либо упоминать что-нибудь об этом вопросе.

— В Магическом Университете...

— О-о-о! Прошу тебя! Эти вещи, естественно, обсуждаются в НОРМАЛЬНЫХ семьях, да и то до тех пор, пока малыш не освоит это на уровне рефлексов — точно так же, как читать и писать. Понимаешь сама, что в Университетах образование не начинается с преподавания алфавита.

— Все, все! Я поняла! Продолжай!

— Вижу, что я смог тебя заинтересовать? Тогда продолжим — у нас есть Гарри Поттер. Из хорошей семьи, материально обеспеченный, герой Магического мира, на хрупкие плечи которого навязали бой с могучим Лордом Волдемортом. И он, тупица недорослая, пошел на удочку "Светлых", но вот незадача, кто совершил вместо него большую часть работы? Ты. У него к тебе из-за этого Долг жизни. У них всех к тебе есть такой долг, Грейнджер! Хм.

Малфой на мгновение умолкает, чтобы сосредоточиться и продолжает, не смотря на совершенно ошарашенную собеседницу:

— Поттер выигрывает войну с твоей помощью и тебе за это причитается оплата. Мы все ожидали то шоу, когда ты покажешь кукиш рыжим прилипалам, уведя Поттера из-под носа сестры-шлюшки Рональда, с огромным нетерпением ожидали это, понимаешь. Даже я ожидал развязку с нетерпением, Грейнджер! Но что получается? Ты стелешься мокрой подстилкой в ногах недобитого придурка Уизли, а Поттер, вильнув хвостом, подобно гребаной суке, уходит от тебя к не заслуживающей не только его, Героя, но даже Мунгундуса Флетчера, шалаве как последний подонок. Вместо того, чтобы по-джентельменски сделать тебе предложение, он, даже "Спасибо!" тебе не сказав, просто кинулся в объятия Джиневры. А что же получила ты в награду? Его придурковатого, никчемного и недостойного псевдодруга, то бишь, нашего Рональда. И что получается в уравнении? Да нет уравнения, есть стойкое неравенство — тебя продинамил Поттер, за что и получает свою награду — неверную супругу и выводок рыжей, в котором был бы хоть один его потомок! Посмотри на них — красноголовые, нет ни одного с зелеными глазами. Ан нет, как бы есть один похожий на Гарри, но, Мерлин, как он его назвал! Альбусом-Северусом Поттером, АСП, бггг... Да он прямо чокнутый, но будем не о грустном, а о страшном говорить. Да. В этом жутчайшем неравенстве в "плюс" выходят только Рональд и остальные Уизли.

— Но Рональд...— вякнула Гермиона, пытаясь отстоять неотстаиваемое.

— Да перестань же, Грейнджер — пардон, Уизли — ты уже взрослая женщина, тебе, вроде, не надо разъяснять разницу между белым и черным. Сравнение между Рональдом Уизли и Гарольдом Поттером как между Землей и небом, они абсолютные антиподы. Там, где у Поттера существует минус, у Рональда — плюс и обратно. Детство у Поттера страшное, у Рональда есть большая и заботливая семья. Поттер приходит в Магмир невежей и неучем, Рональд рос здесь и все о Магмире знает. Поттер тощий, болеющий недоросль — Рональд прожорлив и здоров как бык. Поттер является центральной фигурой на шахматной доске Дамблдора. Рональд — никто, даже и пешкой не играет. Поттер — богатый, Рон — бедный, у Поттера фамильяр — чудесная белая сова, но она ему никоим образом не нужна, у него нет близких людей, которым он мог бы писать письма, зачем тогда ему почтовая сова? Улавливаешь идею?

— Да, да, продолжай, никогда не задумывалась над этим.

— У Рональда домашний любимец не животное, а анимаг-волшебник. Нет у него совы, но у него куча родных, которым он мог бы написать письма, но он им не пишет. Но не потому, что у него нет совы, в школе есть совятня, а потому, что ему лень. Но если ему Дамблдор укажет написать родным, он сдвинется с места и напишет то, что продиктует ему директор.

— Почему ты упоминаешь Дамблдора, он никак не связан с темой.

— О, связан, связан и очень сильно! Семья Уизли всячески пользуется поддержкой Великого Дамблдора. Он всю семью крутит как угодно своей прихоти, пользуется ими как группой по наведению порядка, организует им место работы, протежирует их. Они под его "материнским" крылом виляют хвостами, он прощает им маленькие прегрешения, раздает им награды... Маленькие награды, только чтобы держать их на коротком поводке, как дворняг. Почему на пятом курсе Перфектом стал Рональд? Самым логичным выбором был бы Поттер, но нет! Рональд кичится значком Перфекта. Подумай, взамен за какие услуги далась ему эта награда? Отвечаю для невнимательных — чтобы он убрал от Поттера тебя, глупая ты женщина!

— У Гарри были другие заботы. И я не позволю обижать меня, Малфой, я не...

— Да, да! — "У Гарри были другие заботы!" — Конечно — быть ментально изнасилованным Снейпом каждую неделю? Быть пергаментом под Кровавом пером Амбридж?

— Снейп учил его Окклюменции.

— Снейп учил его Окклю... и он клевал, клевал носом в классах на следующий день! Ха-ха-ха! Ха. Я даже комментировать это не буду. Тут другой вопрос — что с тобой случилось, Грейнджер? Тебя как бы оглушили ... Подумать только... Грейнджер, тебе надо обследоваться, твой интеллект сдох и ты отупела пуще Локхарта.

Малфой вынул палочку из рукава мантии и резко взмахнул ей.

— Да что ты себе позволяешь? Я...

— Стоп! Ты извини, но я должен был проверить. У меня появились не самые хорошие предчувствия на твой счет. Я с тобой знаком не первый день и не впервые тебя вижу, но по мне, ты совсем на себя не похожа, Грейнджер. Посмотри на свою самооценку, на поведение. Все слишком не твое... позволь мне тебя проверить!

— Ладно, проверяй. Но только, чтобы ты понял, как глубоко заблуждаешься.

— Стой так. Оstende maledicam*! Упс! — Малфой опешил от увиденного в ауре молодой женщины. — Грейнджер, да ты светишься не хуже Рождественской елки! На тебя навешаны такие заклинания, да еще такой мерзости, что сравнить их можно только со стойкой дешевых украшений. Вот-вот, посмотри что у нас есть — заклинания преданности, покорности, лояльности, притупления внимания... А вот это зелененькое напоминает усиленные чары сверхлибидо, арргхххх! Рональд, видно, ненасытный, а? А теперь посмотри на эти темные пятна — видишь? — Гермиона машинально кивнула, не веря глазам. — Тебе известно на что они указываюгт? Да? Смотря на тебя сегодняшней, я удивлен.

Заплаканные глаза Гермионы говорят об обратном. Помаявшись, чтобы успокоить нервов, Малфой, уже мягче, продолжает.

— Это выжженные чувства, привязанности, верности... Святой Мерлин, борода Мерлина! Если эту желтую гадюку оставить ползать по внутренней стороне твоей ауры, через месяц-другой тебе бы пришлось рвать свой диплом и бросать его в огонь! Недавно в тебя запустили, иначе — не работала бы ты уже в Министерстве Магии, потому что перестала бы справляться со служебными обязанностями. Это называется "ментальным червём", оно уничтожает мозг, грызет в нем дырки и туннельчики и делает из мозга швейцарский сыр.

— Малфой, ты-ты-ттты врешь! — визг Гермионы напоминал визг Молли Уизли.

— Посмотри на себя в магическое зеркало, я создам такое из этой чаши, тогда и поверишь мне.

— Сама сделаю себе зеркало, я не невежа как некоторые... МАМА! Откуда это у меня? Visus! Дамблдор, Дамблдор, Молли, Артур, Джордж, Рональд! Джинни, Джинни, Молли... Дамблдор... Билл. Би-и-илл? Что он от меня хотел?

— Чего-то хотел, а ты ему это не дала. Что будем делать со всей этой мишурой на тебе?

— Малфой, если я попрошу тебя почистить мою ауру, что ты захочешь взамен?

— В конце операции "Открыть глаза несносной Г. Грейнджер" объявлю свою цену. Вещи не делаются кусками. Сначала подчищу всю грязь, которой тебя разукрасила "любимая" семья, потом продолжаем разговор. Возможно, тебе даже понравится то, что я захочу взамен услуги. Может, ты даже обрадуешься.

— Хорошо, Малфой, начинай с червя.

Два часа спустя. В магловском кафе...

— Малфой, ты упоминал что-то о том, что " лишь семья Уизли не в пролете" и что они "особый случай". Можешь продолжить с того места?

— Рад, что ты, наконец, пришла в себя после того, как я тебе ауру подчистил. Семейка Уизли не самый лучший вариант, но можно начать и с них. Скорее всего, мой рассказ тебе не понравится, но не руби сплеча и дослушай до конца про ту замысловатую ловушку, которую они устроили всему Волшебному миру при всесторонней помощи и поддержке Великого, как ты зовешь его, Альбуса Дамблдора. Скажи мне правду, Грейнджер, задумывалась ли ты когда-нибудь о том, почему семью Уизли зовут "Предателями крови"?

— Потому что они не сторонятся маггловских устройств и не ненавидят обычный мир.

— Твои слова прозвучали, как предвыборная речь Дамблдора. Но я этому и не удивляюсь, учитывая это количество "подарков", для тебя уже везение, что ты еще помнишь свое имя и с какой стороны голова у Рональда. И не возражай! Над твоим умом здорово поработали и поэтому, ради дальнейшего и полнейшего взаимопонимания, прошу не возражать мне, просто слушай и запоминай, не перебивая. На появившиеся вопросы и неясности я отвечу позже. Знай, я тебе не враг, но твое поведение слишком вызывающе и у меня не всегда получается сдержаться. Гмхм... Я поясню.

Малфой прокашлялся и продолжил свою речь, пока собеседница сидела и молча ждала.

— Я понимаю, что об этом тебе вряд ли говорили, но Уизли произошли от младшего сына нашего общего предка, который предал Род, заключив договор с врагами своей семьи. Наш предок, защищая законного короля Британии, поклялся верой и правдой, Магией и оружием сражаться и, если понадобится, умереть в защиту Короны. Но его младший сын, в последующем — предок семьи Уизли, исступленно стремился любой ценой стать наследником Семьи. Ввиду принятых в Англии законов наследования, ему этого не светило, пока жив его старший брат и отец, конечно. Тогда он решил присоединиться к оппозиции, чтобы награбить себе наживу. Стремление к золоту и богатству привело его к тому, что он отрекся от своих кровных уз, от своей семьи и Рода, тем самым отрезав и себя, и своих потомков от Родового Камня, лишив их даров и умений, передающихся в рамках поколений.

Гермиона затравленно молчала и о чем-то молча рассуждала, оставив Малфоя рассказывать дальше историю ее новой семьи.

— Кроме того, узнав о предательстве сына, отец проклял его страшной клятвой — если до девятого колена в семье НЕ родится как седьмой ребенок дочь, все в семье Уизли потеряют свою магию. А если родится, чтобы линия "Предателя крови" закрылась, она должна выйти за наследника Малфоев, но ТОГДА все сыновья Уизли умрут. Напоминаю что случится, если не выйдет — все потеряют магию.

— Что именно ты подразумеваешь под словами "потеряют магию", Малфой?

— Хочу сказать, что твои дети — то самое девятое колено, а я на Джиневре НЕ женат.

— Не верю. У моих детей хорошие магические способности.

— Они еще не дошли до магического совершеннолетия. Вот тогда и можно будет посмотреть.

— Но дети Билла давно уже совершеннолетние, а магические способности при них и очень даже неплохие!

— Ха-ха, Грейнджер, мы еще не дошли до самой вкусной сердцевины в этой конфетке! Теперь подумай вот о чем — если присмотреться к братьям Рональда, видишь ли ты какое-нибудь чрезмерное сходство между ними?

— Конечно, они все рыжие и... глаза у Билла серые, у Чарли и Перси они темные — вроде, карие, близнецы были с черными. Билл — высокий, стройный, Чарли крепыш, а Перси — сутулый... Хм, если так подумать, они как бы родня, но на Артура не сильно похожи. Билл держится утончённо, что ли? Чарли и близнецы — непоседы, пока Фред был жив — было так, сейчас они гораздо тише себя ведут. Перси — книжный червь, вроде меня. Насчет Рона и Джинни, я ничего такого сказать не могу... Ты на что-то намекаешь, Малфой? Тебе известна какая-то темная тайна о семье Уизли, к разгадке которой ты меня подводишь. Верно?

— Именно, Грейнджер. Именно.

— Зови меня Гермиона, мы однокурсники, как-никак.

— Драко.

— Драко, давай колись!

— Раз ты так хочешь узнать, почему бы и нет? Из всего приплода Молли только Рональд и Джинни — дети Артура. Всех остальных мамаша Молли нажила на стороне, без согласия отцов детей.

— Быть этого не может!

— Может и еще как! Молли и Артур известны тем, что варят всевозможные малоприятные микстуры и яды. Ты работаешь в Министерстве Магии, раскрой архивы, почитай о своей новой семье. Там ты узнаешь, что не раз и не два на сыновей Уизли в прошлом подавались жалобы на Приворот дочерей из хороших семей посредством Амортенции.

— Кого успела опоить Молли своим любовным отваром?

— Моего деда, Абрахаса Малфоя, например. И некоторых других волшебников, среди которых ты и Поттер — тоже.

— Хахаха! — смех Гермионы был излишне нервный. — Ты меня прямо развеселил. И когда произошло такое? Спросонья?

— Никаких "спросонья", Гермиона. Существует пункт в завещании моего деда — " Моему сыну, Уильяму, рожденному Молли Прюэтт, в день его двадцатипятилетия выплатить сумму 500 000 галеонов, если он после школы сразу уйдет из дома матери и приемного отца, его примут на работу в Гринготтс, и он женится". Он выполнил все пункты завещания, и мой отец выплатил ему наследство сразу после женитьбы на Флер. В любой момент, когда он захочет, чтобы его приняли в семью Малфой, мы должны будем его принять. Но уже столько лет он молчит и не общается с нами, хотя его дети — мои кузены все-таки.

— Драко!

— Страшно, да? Остальным братьям Рональда твоя уважаемая свекровь, Молли, подыскала других отцов. Каждого из них старательно опоили, чтобы он совсем не осознавал, что делает — что создает сына, который не будет принадлежать к его Роду, потом обливиейтили, вероятно, потому что на нее жалобы в министерстве нет. Из-за того, что Молли замужем, дети остаются в ее семье, а ее муж с радостью даёт свою фамилию любому ублюдку, которого женушка принесет домой в подоле. С радостью, потому что ему нужна дочь, которая будет седьмым ребенком в семье, помнишь проклятие предка? Теперь картинка более понятна? Таким вот нехитрым образом Артур Уизли обрастает сыновьями, поднятыми под крышей Норы, но не подвластными проклятию моего предка. А его дочь — седьмой ребенок в семье. Но я на ней не женился. Я их всех ненавижу.

— Боже мой!

— Никаких "боже мой", здесь только факты. Если не веришь — открой архив своей семьи — увидишь все усыновления, которые провел Артур Уизли. Ему-то ничего. Семья разрастается магически не обремененными неродными детьми, которые, возможно, сохранят свою магию после этих жертв отца.

— Но как это относится к Гарри Поттеру? И какое отношение... это имеет к детям...

— А вот и знакомая мне Гермиона. Тут проблема в том, что именно вы с Поттером сошлись с родными детьми Артура, над которыми висит неотъемлемое проклятие. Все ваши дети — предатели крови, обреченные. Кроме того, из-за невыполненного Магического Долга Поттера по отношению к тебе, они будут еще и глупыми, и со слабым здоровьем, так что вряд ли проживут долгую жизнь. Когда же это проявится чуть более явно, пострадают все — и дети, и вы.

— Не пугай меня так, Драко! Пожалуйста, скажи, что все не так страшно!

— Я даже немного преуменьшаю, Гермиона, на самом деле, все еще хуже. Они хоть и Предатели крови, но чистокровные и им принадлежат все ваши счета в Гринготтсе, вся ваша недвижимость. Скажи, как иначе Рональд мог бы лодырничать, не работать, а лишь жиреть и развлекаться. А ты знаешь о его любовницах? Почему ты плачешь? Подумала бы об этом раньше. Хотя не могла, прости. Вот, например, Джиневра, может неделями зависать в модных салонах, а потом выходит в свет с не менее чем десятью килограммами желтого металла наперевес. Где живут Молли с Артуром, где? В Поттер-мэноре, в Родовом имении Древнего рода, параллельно растят там чужаков. Транжирят наследство Поттера, развлекаясь за чужой счет.

— О-о-о-о...

— Не раскисай, Гермиона, возьми себя в руки. Вот, вытри слезы и давай решим все наши ужасные проблемы.

— Ка-аким оббразооом?

— Не отчаивайся, у меня есть готовый план, ПЛАН, который просто обязан сработать. Я думал над ним все эти годы после Хогвартса. Поверь, я бы не стал сидеть в засаде, поджидать тебя, если бы у меня не было, что предложить тебе.

— А Долг...

— Не будет никакого Долга, Гермиона, мы из одной семьи.

— ?

— !

— ?

— Помнишь о Квантовом поведении магии?

— Да?

— Помнишь, это хорошо. А Горация Слагхорна помнишь? Когда ты называла ему свою фамилию, он спросил тебя о чем-то...

— А, ты об этом. Он спросил меня, из тех ли я Грейнджер-Дагворт, а я ответила ему, что, вероятно — нет, потому что я магглорожденная, а он так на меня посмотрел, но ничего больше не сказал.

— Именно! Тогда задумался и я, ведь я сидел прямо за тобой, и мне это было хорошо слышно. Тем же вечером я написал письмо отцу и рассказал о своих "наблюдениях". Два дня спустя получил обстоятельный ответ, который буквально шокировал меня. Я поделюсь с тобой своей фамильной тайной — всем известно, что в каждом поколении у Малфоев рождается лишь один ребенок — мальчик, но это... не совсем верно. Рождаются и другие дети, вот только маленькая проблема — все остальные сквибы. Лишь на стороне иногда рождаются дети-маги. Как с Биллом "Уизли" получилось.

— И что же дальше?

— У моего деда Абрахаса была тетушка-сквиб. После того, как она повзрослела, ее выдали замуж за другого сквиба — Фредерика Грейнджера. Не смотри на меня такими удивлёнными глазами — глаза, как у совы, тебе не идут. Если и в это не веришь, обратись к архивам. И не думай, что чистокровные маги — монстры, которые бросают своих немагических детей на произвол. Не так ли тебе твои любимые Орденовцы говорили? Мою родственницу звали Маргаритой — она твоя прабабушка по отцовской линии. С мужской стороны у Грейнджеров — я старательно пролистал историю твоей семьи, поверь мне — целый век не проявлялись магические способности, но тут вдруг родилась дочь-ведьма. Она была сестрой того Грейнджера, за которого вышла моя родственница. Эта ведьма и волшебник из семьи Дагворт поженились и объединили свои фамилии, чтобы унаследовать банковские счета в Гринготтсе вдвоем. Однако их дети не обзавелись семьями и остались без прямых наследников. Ты родилась по мужской линии Грейнджеров и являешься моей троюродной кузиной, как и единственным наследником семьи своей пра-тетушки. Знал бы Рональд об этих счетах в Гринготтсе, попытался бы заграбастать и их, как заграбастал все твое наследство. Но тогда выяснилось бы, что ты никакая не магглорожденная и он остался бы ни с чем. Это навело меня на предположение, а не пробовал ли узнать Рон и не ударился ли о камень со всей своей жадностью?

— А со стороны матери?

— А со стороны твоей матери все еще интересней, но там вмешался, угадай кто?

— Кто?

— Наш добрый и уважаемый тобой бывший директор Хогвартса, Альбус Дамблдор. Доступу твоих волшебных родственников со стороны матери воспрепятствовал он, убрав все документы о тебе, чтобы они не узнали, как тебя бросают в качестве награды дворняге Рональду за выполненное задание.

— Не говори так о Дамблдоре, я тебе запрещаю.

— Запрещает она, а ту пьесу абсурда, которую он разыграл на сцене под названием "Волшебный мир Британии", ты не можешь заметить. Не соответствуешь... Да, он отыгрался почти на всех виртуозно, но в своей вседозволенности не сообразил о малюсенькой и очень важной детали, о которой мне рассказал Поттер.

— Когда ты успел поговорить с Гарри?

— Однажды поймал его в плохом настроении — он только что застал свою жену в довольно пикантной позе в своей спальне, в своем собственном поместье с любовником, пьяными в стельку. Разделавшись с мужиком, Поттер занялся женушкой и она выдала ему, что не все дети от него. На другой день он ничегошеньки не помнил о нашем разговоре, но тогда же, бесконечно подливая вискарь, он упомянул о своей встрече с Дамблдором в Потустороннем мире.

— ЧТО???

— А он тебе об этой встрече разве не рассказывал? Хо-хо, большой минус с его стороны, если бы он рассказал тебе об этом, ты бы поняла, почему Дамблдор разыгрывал свою шахматную партию со всеми нами, зачем положил на алтарь Смерти столько людей, разрушил столько семей, перекрыл столько Волшебных линий...

— Боже мой!

— Вот, снова — "боже мой". Ответь мне лучше, сколько способов достижения бессмертия тебе известно?

— Ну...— Гермиона начала перебирать в памяти всю доступную информацию — Я знаю, что Волдеморт создал себе хоркруксы...

— Что насчет других способов?

— Других нет.

— Нет? Ни за что не поверю, что ты никогда не слышала о Николасе Фламеле?

— А! Конечно, слышала. Как ты думаешь, кто еще смог бы разгадать загадку Философского камня на первом курсе?

— Ты, Гермиона, только ты. — в голосе Драко скользила легкая ирония, прикрывавшая его восхищение ее умом. -Ты это не позабыла, как многое другое... Что же до Фламеля, то он до сих пор бессмертен из-за использования своего гениального изобретения.

— Этого не может быть! Дамблдор разрушил Философский камень сразу после победы Гарри над Квиреллом, дабы не соблазнять людей поисками...

— Гермиона, ты опять не думаешь своей головой и снова похожа на проплаченного агитатора нашего любимого директора. Эх... столько лет счастливой семейной жизни с Рональдом смогли поколебать даже самый светлый ум, — слизеринец обдумывал сложившуюся ситуацию.

В своих расчетах он надеялся на лучшее. Собравшись с мыслями и подавив тяжелый вздох, он продолжил.

— Дамблдору не удалось разрушить Философский камень — для начала из-за того, что он никогда не был в Хогвартсе. А если копнуть чуть глубже и прочитать оригинальные труды самого Фламеля, они покажут явную ложь Дамблдора. Подумай и скажи, если тебе удастся создать такое бесценное сокровище, над которым ты упорно работала, посвятив ему почти всю свою жизнь — какие бы были твои дальнейшие действия?

— Отдала бы его медикам, чтобы он служил всему человечеству — последовал быстрый ответ, заставивший Драко поморщиться.

— Гермиона, ты действительно дура или это гениальная маска? Может, ты мне не доверяешь?

— Не говори так, конечно, доверяю...

— Не ожидал трудностей на этом этапе... Кхм... Гермиона, я буду с тобой ПРЕДЕЛЬНО откровенен. Если бы не мое затруднительное положение, я бы послал тебя подальше со всеми твоими рассуждениями — "отдала бы, чтобы человечеству..." . Ты как будто не понимаешь, что и десять минут не проживешь после того, как кто-нибудь узнает, ЧТО у тебя есть! — достав платок, чтобы вытереть внезапно выступивший пот, Малфой решил идти напролом, сцепив пальцы в крепкий замок, и разговор продолжился. — На первом курсе козырная карта в виде Философского камня разыгрывалась не только для Квирелла, но и для Поттера. Вы с Уизли последовали за своим Героем, но без ваших понуканий он никогда не стал бы геройствовать. Это ты и, в основном, все же Уизли, толкали его в самую гущу событий. Но мы говорим о Философском камне, который, как тебе показалось, был у тебя на глазах. Это был гениальный трюк Дамблдора. Никто не знает, как на самом деле выглядит Философский камень, так что никто не опознал бы в ловушке подделку. Фламели ни за что на свете не отдали бы свое сокровище никому. И ты бы разделяла их точку зрения, если бы смогла осознать всю глубину казуса "бессмертие".

— Но Дамблдор утверждал, что Фламелю надоела настолько длинная жизнь и они хотели уйти на покой... Хм. Действительно, звучит как-то не очень убедительно...

— Не все так просто, Гермиона. Основная проблема бессмертия состоит в том, что никто не стремится к длинной жизни, если придется прожить её стариком. Бессмертный старик — так был наказан Каин. Каждый стремится сначала вернуть молодость и только потом — жить вечно. Эликсир бессмертия, изготовленный на основе Философского камня, дарует вечную молодость. В трудах Фламеля говорится, что употребление Эликсира необходимо прекращать сразу после достижения эффекта омоложения, сделать паузу на несколько десятков лет, чтобы организм использовал всю накопленную энергию. Иначе — печальный итог — потеря всех магических сил. Становиться магглом никто не хочет, а что же до них, то никто в здравом уме такого подарка им не сделает — скорый демографический кризис никому не нужен. И для заметок — он работает в полную силу, как всего в магмире, только у своего создателя. Всё понятно?

— Да.

— Если ты думаешь, что никто не пробовал украсть Камень, то ты глубоко ошибаешься. Пробовали, но Фламель публично доказал, что без позволения создателя, в чужих руках он превращается в обычный кусок стекла.

— Даже так?

— Именно, можешь не сомневаться. Не исключено, что Николас и Перенель гуляют где-то неподалеку, как обычная молодежь. Кто из нас видел их молодыми, а?

— А-а-а-а...

— Какая ты многословная!

— Очень смешно! Есть другие искатели бессмертия?

— Конечно, есть, ты знаешь его лично.

— Драко, не тяни...

— Не буду. Это Дамблдор.

— Ха-ха-ха! Было бы очень смешно, если бы не твой излишне серьезный вид.

Мрачный Драко Малфой внимательно следил за реакциями Грейнджер за время беседы и то, что он видел, ему не нравилось. Немного рваные и резкие движения, расфокусировка, невозможность сосредоточиться на чем-то одном. Постоянные отвлечения сначала немного раздражали, теперь же вызывали серьезные опасения.

— Гермиона, думаю, не только заклинания, которые мы нашли в твоей ауре, виноваты в твоём отупении. После очищения ауры ты продолжаешь подавать различные признаки воздействия на твой разум и волю. Тебе не корректировали воспоминания?

— Такого не было!

— Или ты об этом просто не помнишь... — едва слышно проговорил слизеринец.

— Как это возможно?

— Как вариант — зельями. Зельями?! Мерлиновы подштанники! — Малфой начал искать что-то в маленьком саквояже, который принес с собой. — Ну же, давай вылезай... где-то тут точно был набор зелий для экстренных ситуаций. Ага! Вот и он! Engorgio! Выпей эту микстуру, Гермиона, она покажет нам, чем тебя опоили. Как интересно!

— Что там?!

— Посмотри сама — Драко протянул многострадальное зеркальце.

— Драко, насколько я поняла, то красное свечение — это Амортенция? А желтое?

— Так излучает отвар Плодовитости. Зеленое — равнодушие, фиолетовое — покорность. Про остальную цветовую гамму, как и про ментальные блокировки, надо узнавать у специалистов.

— Драко, в твоем экстренном наборе есть что-то, способное помочь мне немедленно?

— Есть, есть. Не зря я подготовился к худшему случаю.

Полчаса спустя в женском туалете...

Обнимашки Гермионы с белым другом оставили Малфоя сочувственно-брезгливым. Мало кто сможет легко смотреть на разноцветную блевотину. Зелье подействовало излишне сильно, поэтому сразу после старта Гермионы из-за стола, Драко последовал за ней, накрыв весь туалет парой заклинаний от магглов. Как позже выяснилось — он не прогадал. Больше пятнадцати минут сильная рвота чередовалась с кровавыми испарениями через кожу, головокружение с потерей сознания.

После окончания всех неприятных моментов, парочки флаконов бодрящего зелья, почищенной одежды парочка вернулась за столик. С уверенностью отодвинув недоеденный ланч, Гермиона перешла в наступление.

— Скажи, Драко, мы на самом деле родственники?

— Это так. Могу поклясться своей Магией, что между нами есть кровные узы.

— Не надо, я тебе верю.

— Во все, что я сказал?

— Во все. Продолжим с прошлого места, что ты говорил про Дамблдора и его бессмертие?

— Когда Авада Темного Лорда отправила Поттера на прогулку отдельно от тела, он оказался на призрачном вокзале, где его поджидал старый пидорас.

— Драко, ты в приличном обществе находишься!

— Хотя из уст тридцатипятилетней тридцатипятилетнему, из которых 7 лет мы и не такими словами обменивались, это звучит смешно, но я рад знакомой Всезнайке. — легкая улыбка тронула лицо Малфоя — Когда Гарри разговорился с призраком старого х — — , да-да, я помню... старого директора, он понял, что превратился в Мастера Смерти, так как завладел Тремя Дарами Смерти. Ты о сказках Барда Бидла помнишь? Ладно. Тогда же любопытство и подтолкнуло его попросить у призрака Дамблдора рассказать всю правду. Силу Мастера невозможно побороть и наш директор сильно прокололся. Рассказал о себе и своей вековой игре с Волшебным миром все. То, что рассказал старый пердун, едва не убило Поттера. Его спасло то, что он уже был почти мертв.

— Что именно рассказал Дамблдор?

— Он признал, что и Первая, и Вторая война в Магмире развязались не во имя Добра и Света, ни тем более в защиту магглов. Вся комбинация Дамблдора, которую он называл "Великое Благо", сводилась к тому, кто — Темный Лорд или Альбус Дамблдор — завладеет лишенным души, но еще живым и молодым телом дурачка Гарри Поттера, чистокровного наследника Перевеллов и обладателя трех даров Смерти. Призрак директора ожидал умершего Поттера на грани жизни и смерти, чтобы в последний раз одурманить его своими словами и без боя заставить убраться вместе с хоркруксом на призрачном поезде, и уехать к следующему большому приключению. "Гарри — плаксиво мямлил мертвый маразматик — надо позаботиться о последнем куске души бедного Тома. Возьми его, обними и уезжай с ним на поезде прямиком в рай." Но при этом как бы забыв упомянуть, что если поднимешься на поезд, возврата — нет. Затем, пуф! Призрак Дамби внедряется в тепленькое тело Поттера. Улавливаешь?

— А Волдеморт?

— А что он? Темный Лорд решил покрасоваться перед всеми одновременно. Те несколько минут движения от поляны до Замка и решили весь исход Битвы. Темный Лорд не учел два фактора — в теле Поттера уже не было крестража, он махал ручкой из-за Грани. И второй факт — в живом мире появился Мастер Смерти. Как бы Волдеморт не старался, он ничем не смог бы защититься в решающей битве.

— Отлично, но что мы будем делать сейчас?

— План прост — используем наш семейный хроноворот. Это более мощная вещь, чем та, с чьей помощью ты гробила свое здоровье на третьем курсе. А дальше можешь не волноваться, в наших семейных хрониках говорилось про путешествия больше пятидесяти лет.

— Боже мой. Многолетний?

— Да! "Боже мой" — как мне нравится, когда ты обращаешься ко мне с этим именем. Я Бог. Ай! — взгляд Гермионы метал молнии.

— Довольно, Драко. Хочешь вернуться в прошлое?

— Да, только не я, а ты.

— И в чем суть? Предупредить свою молодую версию не делать глупостей?

— Нет. Хроноворот способен перемещать на такой большой период не тело, а сознание. Ты вернешься в свое молодое тело со всеми воспоминаниями и знаниями. Можешь забрать с собой и некоторые материальные вещи, я для тебя приготовил кое-какие письма. На, возьми. И не делай больше фатальных ошибок. Будь эгоисткой, выйди за Поттера, роди ему дочку Лили, разреши ей выйти за моего сына Скорпиуса...

— Но ведь мы родственники! Магия...

— Гермиона, мы родственники — да, но дальние. Настолько дальние, что скрещивание наших линий не только не погасит магию наших внуков и правнуков, а сильно усилит её. У тебя такая разная кровь, что же говорить о Поттере? Да как не посмотри — Грейнджер, Стоун, Слизерин, Поттер, Перевелл. Да это просто бесценные кровные линии. Но даже не в этом суть!

— А в чем же?

— В том, что твоя Лили будет очень могущественной ведьмой и вместе с моим Скорпиусом сможет завладеть Миром. Расчеты говорят, что они будут такими подходящими друг для друга, что после их рождения в Книге Душ в Министерстве Магии заключится магический брак.

— А Лили, которая уже рождена у Поттера, разве не подходит?

— Она — паразит, что разъедает и уничтожает связь Скорпиуса с Магией. Он все больше и больше слабеет в магическом потенциале. Его нестабильное ядро не в состоянии поддерживать его здоровье — он часто и продолжительно болеет и, я так думаю, медленно умирает. Это мой рок и проклятие... Ради сына я пойду на все!

— Откуда у тебя такая уверенность, что я все сделаю так, как ты мне указал? А если что-то произойдет не так, как ты говоришь?

— Глава Рода Малфой владеет способностью, которая сильно не разглашается — наш пророческий Дар. Мы видим будущее, видим разные временные линии и можем выбирать самую подходящую для нашей семьи. Глава Рода может временно передать эту способность другому кровному родственнику. Если ты согласишься помочь исправить реальность и изменить её во благо наших общих потомков, тогда я, как Глава семьи Малфой дам тебе эту способность. Когда все образуется и уляжется, ты вернешь ее мне, чтобы дальше я заботился о семьях наших детей. Примешь ли ты, Гермиона Грейнджер, задание своего Лорда?

— Принимаю, мой Лорд.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Мамочка, сегодня 31-ого июля!

— И чем особенен этот день, Гермиона?

— Сегодня у Гарри День Рожденья, мама. Нам нужно посетить Косой Переулок. Он там будет. А мне нужно с ним встретиться и непременно поговорить.

КОНЕЦ

Часть вторая

Диалог-частьвторая, "Второйшанс"

Автор:kraa

Бета-редактор:Al123pot, luchik__cveta

Гамма-соавтор:luchik__cveta, Al123pot

Жанр:Общий, драма

Размер:Миди

Пейринг:Счастье мое — ГП/ГГ, ДМ/АГ

Статус:ЗАКОНЧЕН

Саммари:Гермиона проводит ритуал возвращения назад во времени, накануне поступления в Хогвартс. Вооруженная знаниями канона, пользуясь поддержкой своих новых родственников, она идет в атаку против самого мощного и великого волшебника двадцатого столетия, Темного Лорда под прикрытием...

Предупреждение:Будет смерть одного из главных персонажей!!!

Отказ:Отказываюсь от всего.

Благодарности:БлагодарностиAl123pot(Алексею),luchik__cveta(Светлане) и особые благодарности девушкеBrowny, которая подбадривала меня своими позитивными комментами и напоминаниями, что время уже писать.

Глава. 1. В паутине

Вернувшись домой после разговора с Драко Малфоем, Гермиона Уизли на автомате заглянула в холодильнике. Как и ожидала, приготовленный утром на двоих ужин был целиком съеден, а грязный противень — оставлен прохлаждаться пустым.

"Рональд снова ничего мне не оставил, — ядовито подумала все еще молодая в свои тридцать с лишним лет взлохмаченная женщина. — Но чему я удивляюсь? Я знала, когда выходила за него, на что иду и все-таки приняла эту унизительную роль — быть рыжему троглодиту подстилкой, скрещенной из денежного кошелька с домовиком. И вся его паучья семья, в которой мы, супруги рыжего выводка, являемся бесплатным сырьем в коконах с одной единственной сохраненной функцией — рожать новых паучат."

Когда ее мечты изуродовали, убили и заменили на это серое, скучное и безнадежное ежедневие? Когда ее устремление к высокому было заменено на мечту, что когда Рон найдет себе новую работу, его не выгонят еще в конце первого месяца из-за ленности, скудоумия или из-за его большого рта? Если б еще он не был и таким занудой, который непрестанно жалуется, что никто не ценит по достоинству его, Ронового, участия в победе над Волдемортом!

И все-таки, в их семье все могло бы и получиться, если б не был Рон еще и таким ревнивым и жадным на чужое счастье, на чужой достаток. Мог ли он позволить ей, своей ученолюбивой супруге, постичь все, о чем та мечтала? Нет, конечно, но если бы смог он перебороть природную свою зависть, тогда она была бы ему благодарной хоть за это.

Но нет! Как доказал ей Драко, вся ее привязанность к рыжему придурку была навязанной ей зельями, заклинаниями, приворотами...

Рональд Уизли украл ее судьбу, сделав из нее себе удобную слугу на пару с добытчицей галеонов на проживание, которыми, как она отдавала себе теперь отчет, он и располагал. Неспроста она, Гермиона, красуется в подержанных мантиях, а тем временем рыжий остолоп завел себе любовницу на стороне.

Сразу после медового месяца, который справляли после ее выпускного в Магическом университете, Рон признался ей, что доволен ее дипломом, потому что ему больше не придется работать, и этим своим признанием спьяну бросил Гермиону в дикое уныние. Она помнила, что после этих его слов призадумалась, а с чего бы ей вдруг стало необходимо выходить замуж за последнего по успеваемости из их выпуска в Хогвартсе парня и не бросить ли его, разведясь с ним.

Но, как оказалось, было уже слишком поздно — она забеременела Хьюго. Гермиона решила подождать на год с решительными действиями, то ли чтобы сохранить приличие, то ли из-за глупой гордости не признаваться, хоть перед собой, что с Роном она сделала ошибку.

Но к концу этого данного себе срока она поняла, что снова беременна. И так дальше, с удивительной регулярностью, она каждые два года производила новых Уизли, пока их не стало шесть. Тогда она спохватилась, и по настоянию своей мамы стала пить маггловские противозачаточные пилюли. Когда к концу третьего года после рождения последнего ребенка — девочки, которую она хотела назвать Эммой, в честь своей матери, но назвали Джиневрой — новый все еще не ожидался, Молли стала причитать, как старая врачевательница на ярмарке, и бросать замечания Рону, что пора позаботиться о пополнении семьи Уизли.

Все дети Гермионы оказались настоящими продолжениями своего папашки — бесновались как чертенята, кричали безудержно, ее не слушали, создавали дома хаос и беспорядок, рушили все, что в ручонки не попади, загрязняли все вокруг, как стадо бабуинов... Конечно, все дети такие, но чужие почему-то поддавались воспитанию, с возрастом они становились все более и более дисциплинированы и слушались родителей. В чужих домах царили порядок и чистота, правда, в некоторых имелись домовые эльфы, но их Гермиона не захотела порабощать в угоду себе и пахала, как домовик, она сама.

Иногда думала, а не ошиблась ли где-то еще, кроме как с выбором супруга!

Теперь она уже была уверена, что да! Был такой стартовый случай, который изменил ее жизнь, принуждая повернуться наискось к заранее задуманной жизни и прожить до сих пор эту чужую, обворованную Рональдом судьбу.

Сам факт, что она позволила маленькой рыжей гниде, именовавшейся Рональдом Биллиусом Уизли — шестым сыном Предателя крови Артура Уизли, войти в ее жизнь после нападения тролля, стал спусковым механизмом ее скатывания вниз, вместо ожидаемого полета вверх, в поднебесные высоты.

Тогда, на первом курсе, шагая рядом с мальчиками, спасшими ее от горного тролля, Гермиона сделала непростительный, с сегодняшней точки зрения, проступок — не вынудила маленькую рыжую гадину извиниться перед ней за обидные слова в ее адрес. Этого она, по всей вероятности, не добилась бы, а если б и добилась, сам факт, что она на этом настояла, спустил бы Рона с пьедестала героя, и она не подружилась бы с ним. Но тогда она смолчала, ничего не говоря об извинениях, и позволила Гарри оправдать рыжего придурка, представив битву с троллем таким образом, как если бы Рон был тот единственный, который спасал ее от чудовища, а Гарри только присутствовал. Ее зеленоглазый одноклассник был настолько скромным и чутким мальчиком, что, чтобы не наблюдать мучений Рона из-за заслуженного им промаха, принизил себя, а возвысил его.

А она, дура недобитая, поверила ему. Она должна была сама себе признаться в том, что верила Поттеру всегда, что бы он не говорил. Как и он ей — слепо, беспрекословно. И Гермиона знала еще, что тогда чувствовала — зеленоглазый мальчик неспособен соврать ей, но мог, подобно Дамблдору, манипулировать правдой так, что она сама ничего не заподозрила.

И вот, сидела она теперь перед пустым холодильником, голодная, разозленная, но с умом ясным, как тогда, на первых курсах в Хогвартсе, поглаживая маленький хроноворот в ложбинке грудей и думала, любит или не любит своих детей настолько, чтобы решиться сделать или не сделать обещанное кузену Драко.

Ее решение зависело только от Рональда. И она отправилась в гостиную, чтобы поговорить с ним начистоту.

Но ее супруг нашелся не на диване в гостиной, а в спальне. Спал и, как обычно, озвучивал свое действие громовым храпом, похожим на продырявленную трубу выхлопных газов автомобиля. Лежал он наискосок, раскинув руки и ноги, заняв всю кровать своей сильно растолстевшей тушей, в одних трусах сероватого цвета и источал убойное амбре.

Некоторые вещи Рон любил — поесть, например, несколько раз в день, да побольше; потрахаться, несколько раз в неделю, да побольше партнерш, если получится; поспать вдоволь — не меньше двенадцати часов в сутки; похвастаться о своем недостижимом для обычных магов героизме в борьбе с Тем-имя-которого-не-говорим; поговорить о квиддиче, в своей осведомленности о котором он не сомневался; подразнить детей своими бесконечными и повторяющимися в вырастающей спиралью опасности приключениями наравне с их великим дядей, Героем волшебного мира, Гарри Поттером.

Были и вещи, которые угнетали Рона Уизли, и он делать их добровольно не собирался. Например, он считал, что гигиеной должны заниматься лишь больные люди и то через раз. Поэтому купался и менял белье раз в месяц, а если бы к нему по этому вопросу не приставала Гермиона, и пореже... Не нравилась рыжему решающая роль его жены в успешной концовке упомянутых выше приключений с Поттером. Чтение Рон считал лишней тратой времени, которое Гермиона могла заполнить приготовлением пищи, а он — ее поеданием, поэтому ученические сундуки семейной пары — его обычный и ее, с тремя внутренними, магически расширяющимися отсеками, битком набитыми книгами — перекочевали на чердак.

Как всегда, с Роном ничего путного не обсудить. Когда он нужен, его или нет дома, или он спит, или посещает маленькую комнатку.

А чего тратиться на этого остолопа, Гермионе и так было уже предельно ясно, что раз она думает о предложении Драко, это безусловно означает, что до его воплощения рукой подать. Нужно было только выбрать путь переноса и подходящее время.

Поэтому, бросив Сонные чары на храпящего супруга, она вернулась на кухню, приняла самую удобную для медитации стойку, сев на пол. Сняв с правой руки тонкий ободок серебра — кольцо, которое обвенчало ее с Рональдом Уизли, она надела на его место родовое кольцо Малфоев, глубоко вздохнула, закрыла глаза и сосредоточилась на сжатом в правой руке хроновороте.

Ее сознание отрешилось от ощущений внешнего мира, и она поплыла среди сгущающихся звездочек, которые в темноте ее сознания светились ярко, оформляя своим светом длинный, идущий за горизонт коридор. Драко посоветовал идти по этому коридору и заглядывать сквозь двери с обеих его сторон.


* * *

Выйдя из транса, в котором она увидела ритуал переноса, она забрала с собой свою старенькую дамскую сумочку и пошла к чердаку наверх. Внутри сумочки она спрятала кольцо Главы рода Малфоев, маховик времени и ритуальный серебряный нож, отданные Гермионе вместе с толстой тетрадью-дневником Драко, в котором в подробностях уже был расписан и указан закладкой на странице текст ритуала.

Назывался этот ритуал "Второйшанс".

Еще бы, ее белобрысый кузен позаботился обо всем, лишь бы она не отказалась.

Там, на чердаке, расчищая место на полу для начертания полной рунической пентаграммы, под кучей коробок с детскими, уже продырявленными от стирки тряпками, Гермиона рассмотрела угол потрепанного школьного сундука. Ее охватило любопытство и она потянулась двумя руками, чтобы вытащить его оттуда.

Подумав о том, что, если замков и скважин для ключей на сундуке нет, то закрыть свои сокровища от посторонних глаз она могла бы только кровными чарами, молодая волшебница пырнула себя серебряным ножом Драко Малфоя и несколько капелек крови капнули на пыльную поверхность. Крышка сундука скрипнула и открылась сама.

В сознании Гермионы внезапно прошла быстрая чистка хлама обычной жизни в супружестве с этим... толстожопым придурком и перед ее глазами возник список направлений литературы в этой, ее личной, бесценной библиотеке. Были, очевидно, какие-то подозрения еще тогда, перед замужеством, раз она постаралась наложить под крышку сундука специальное заклинание восстановления памяти. Не зря сделала это.

Облака пыли лопаются и наполняют воздух терпким запахом застоя, но Гермиона не им уделяет внимание, а содержанию сундука. Увиденное внутри провоцирует волну горьких слез.

Внутри было полно книг в старательно придуманном ей еще с Хогвартса порядке, с закладками, с указаниями, с каталогом. Потому что этот сундук только внешне напоминал школьный, в действительности это был магический чемодан с тремя отделениями, каждое из которых содержало в себе не менее трех тысяч томов высокорейтинговой магической литературы во всех возможных направлениях Магии, Колдовства и Чародейства мира.

С трепетом обожания она трогает старое дерево, и это вызывает лавину воспоминаний, забытых, но таких близких и дорогих. Она вспомнила, как закупалась книгами во "Флориш и Блотс" в Косом переулке, а ее молодая и красивая мамочка смеялась, целовала ее и называла Гермиону "мой сладкий книжный червячок". Затем увидела себя в библиотеке Хогвартса, когда тайком от мадам Пинс копировала все книги подряд, библиотеку Магического университета... внутреннее пространство ее сундука, которое все более и более расширяли в магазине магических чемоданов и саквояжей, чтобы вместить ее сокровищницу.

Вспомнила библиотеку в особняке Сириуса Блэка на "Гриммуальд Плейс", трактаты о темной магии...

" Боже мой, Мерлин! Книги! Так я непрестанно читала и повсюду ходила с книгой в руках! А сколько времени прошло с того момента, когда я брала книгу, чтобы просто почитать — после первого ребенка, после второго?" — подумала удрученная этим фактом Гермиона и слезы снова стекли по ее бледным щекам.

Глава 2. Ритуал

С трудом оторвавшись от школьного сундука, молодая женщина решила начать готовиться к ритуалу. Чтобы ознакомиться с ним, она открыла сумочку, вытащила тетрадь-дневник кузена Драко и углубилась в написанное. Первым, что насторожило ее, было то, что ритуал не был популярен среди магов, но не потому, что был затратен в денежном плане или требовал каких-то особых умений.

Ритуал был элементарно простым и не нуждался ни в чем особом в плане подготовки — нужны были только кровь колдующего и три цветных мелка для пентаграммы — белый, красный и зеленый, каждый с особой, но ничего вычурного, пропиткой. Эти мелки продавались в аптеке в Косом переулке, а в своем сундуке она нашла полные ими коробки.

Но, для успешного ритуала должны были быть в наличии два очень веских условия, первое из которых — непреодолимое желание покончить с жизнью. Причина, по которой человек предпочел бы смерть, значения не имела, важна была лишь готовность не жить дальше. В действительности, "Второйшанс" был изощренным методом болезненного самоубийства. Но не смерть даровал он, а возвращение назад в переломный, ключевой момент прошлого той же самой личности.

Вторымусловием было наличие в колдующем достаточной для подпитки прыжка во времени магической силы, чтобы довести ритуал до успешного конца. Необходимость огромной магической мощи делала ритуал непопулярным не только среди обывателей, а и среди посвященных. Никто заранее не мог с уверенностью утверждать, обладает или нет силой для успешного завершения ритуала. Нужно было попробовать, чтобы узнать, не меньше того.

Для посторонних наблюдателей колдующий умирал в обоих случаях.

Располагала ли Гермиона мощью — не проводя ритуал, она не могла бы с уверенностью сказать. Они с Драко надеялись, что кличка, которой величали лохматую гриффиндорку — "самая выдающаяся ведьма их поколения" — не пустое прозвище.

Были ли в современности достаточно мощные для "Второгошанса" колдуны? Может быть — да, а может быть — нет. Живущие ныне об этом не могли знать. Тот, кто мог успешно провести ритуал, возвращался обратно в прошлое и, по всей вероятности, менял его. Насколько успешно для себя, вряд ли кто-нибудь мог заранее гадать, не прожив жизнь заново, но тогда могло уже быть поздно, если не получалось жить получше. А все могло и ухудшиться. Было вопросвторого, но все равно, рискованного шанса.

Без магического Дара семьи Малфоев проведение этого ритуала была бы попыткой стрельбы наугад.

А был и магический откат — непредсказуемый, но необходимый для магического уравнения.

Драко не распространялся, откуда узнал о "Второмшансе", а она давно не была такой доставучей "Я-все-хочу-знать", поэтому промолчала и не спросила о подробностях.

Волдеморт был великим колдуном, не один десяток лет потратив на исследования Магических искусств. Проводил ли он ритуал? Нет, по всей вероятности. Из-за боязни, а, возможно, из-за отсутствия альтернатив прошлого.Втораямировая война не была самым желанным для повторения периодом истории.

А Дамблдор?

Вероятно, да. Откуда в Гермионе появилась такая уверенность? Разве не понятно? Кто в Волшебном мире Британии был на самой почетной позиции — директор Хогвартса, Глава Визенгамота, Верховный Чародей МКМ?

Она надеялась найти способ остановить эвентуальное вмешательство Альбуса Дамблдора в новый ход истории и воплотить их с Драко план.

Дай-то Мерлин!

Ее кузен успокоил девушку, что ритуал позволяет забрать с собой некоторые вещи, но надо точно просчитать их места в плане пентаграммы, чтобы не только не мешали, а даже сопутствовали ее манипуляциям. Затем отдал ей предварительно приготовленный толстый конверт, в котором были письма к отцу, Люциусу Малфою, посодействовать кузине, к себе маленькому, чтобы не придираться к ней, к поверенному Малфоев в Гринготтсе и еще некоторые письма.

Она снова закрыла кровью сундук и Локомотором доставила его на метр от середины пустого участка пола. Затем белым мелом она нарисовала внешний контур пентаграммы — охранительный, в лучах которого написала тем же мелом руны, поверх них из незаживленной ранки на пальце капнула свою кровь. Когда она позже начнет скандировать заклинание, черту контура никто не сможет преодолеть.

Внутри белого она начертила зеленым мелом второй контур, в один из лучей которого поместиламагический сундук с книгами. В остальных лучах изобразила руны сохранения материального и капнула на них кровь.

Наконец, красным мелом Гермиона нарисовала малый внутренний контур пентаграммы, в лучах которого поместились пять рун сохранения души. Если бы она захотела сохранить и свое тело после перемещения в прошлое, одна из этих рун должна была быть совершенно другой. Но она не этого хотела.

Когда все уже было готово для начала ритуала, молодая женщина снова порезалась ножом, поглубже, чтобы кровь брызгала и не замечая боль, очертила ей внутренние руны. Когда и последняя капля упала поверх пропитанного зельями мела, она выпрямилась, вытащила приготовленную заранее палочку и стала скандировать на незнакомом ей языке заклинание перехода, читая его из дневника Драко.

Белое пламя брызнуло сперва из внешнего, белого контура, образовывая непроницаемый занавес из света. Гермионе становится жарко, но она, стиснув зубы, терпит и продолжает проговаривать слова заклинания, пока зеленый контур не вспыхивает, прибавляя жару...

Пока Гермиона проводит ритуал, она с удовольствием убеждается, что не зря ее звали в школе самой выдающейся ведьмой своего поколения и, может быть, у нее есть достаточное могущество провести до успешного конца свой переход.

Разгорание красного контура радует ее, несмотря на появившуюся внутри тела жгучую боль и прибавляет надежду, что она успеет освободиться от паутины нежеланного настоящего.

Пора было браться за хроноворот. Еще после первого оборота ее переломило от дикой жары внутри организма. Все пылало, мало-помалу сгорая, но она продолжала свою мантру, независимо от непереносимой боли и, пересчитывая обороты, продолжала его поворачивать — каждый поворот отвечал за год назад в прошлое. Она должна была дожить до последнего, предварительно выбранного оборота, потому что каждый поворот забирал у нее мало-помалу жизнь.

Магия на чердаке разбушевалась по воле ритуала и колдуньи, завихряясь и увеличивая купол своего действия, пока он не достиг магических барьеров дома.


* * *

Рональд Уизли спал в супружеской спальне и ему снилось, какой он счастливчик. Выбрав себе в жены богатенькую грязнокровку, маггловская родня которой в быстром и регулярном порядке стала отправляться в следующий, лучше нашего, мир, оставляя свои сбережения — и не маленькие — своей любимой племяннице, внучке, дочке, он обеспечил себе приятную безбедную жизнь.

Довольна его выбором была и матриарх рыжей фамилии, Молли Уизли, его матушка, помогающая своему непутевому сыну чарами, заклинаниями, зельями держать в подчинении и готовности к траху лохматую зазнайку. Из Гермионы Грейнджер, на удивление всем, вышла домохозяйка-загляденье, выстреливающая маленьких Уизлят с регулярностью крольчихи.

Его матушка вещала вечером им, своим детям, что то, что невозможно завоевать красотой, покупается деньгами. Когда денег нет, надо захватывать мир многочисленностью. Поэтому праздники клана Уизли напоминают краснознаменные манифестации, но Молли всего этого населения кажется мало, и она хочет еще и еще внуков.

Но самым сладким, вишенкой торта, стали денежки, которые она приносила в загребущие ручонки Рональда, и они обеспечили ему лайфффф, полный кайффффа.

Волна магической энергии так сильно встряхнула храпящего Рональда, что он в две секунды оказался разбуженным и выпрямившимся на кровати с палочкой в руках. Но ожиревшая ленивая память так проворно не помогла встревоженному волшебнику.

— Центри...Центра... Центрум! — гаркнул он, наконец вспомнив нужное заклинание, и палочка повернулась к лестницам наверх, к чердаку. — Мерлин, что она там делает, да там одни коробки и сундуки! Чердак... Сундуки... Сундуки!!!

Холодное предчувствие беды встряхнуло Рональда и он бросился, несмотря на свои крупные накопления жира в области зада, живота и всюду по телу, к узкой деревянной лестнице. Наверху, без замедления скорости, он толкнул шаткую дверь из тонких деревянных плит и замер на пороге.

То, чего он больше всего боялся, воплощалось перед его испуганными глазами.

Огненные фонтаны, устремленные ввысь, к крыше, очерчивали особенную фигуру на полу, но не она сейчас интересовала Рональда, а еле видимая сквозь пелену огня фигура его жены. Случилось то, чего он остерегался и от чего ограждал Гермиону — чтобы она сама или с чьей-то помощью не могла добраться до тех знаний, которые позволят ей освободиться от засорений своей магии и сбежать от него. Потому что вместе с ней ушло бы все Роново счастье, все его, неприхотливого рыжего волшебника, довольное, сытое и ленивое существование. Его старательно созданное гнездо обмана, в которое он запихнул после свадьбы свою школьную подругу — ту жаждущую знаний и учебы девочку и пользовался ее услужением, зарплатой, наследством, любовью, рушилось перед глазами и, чтобы не позволить этому случиться, Рональд бросился к сияющему барьеру помешать, вернуть, не дать уйти Гермионе.

Но белый занавес огня отшвырнул рыжего бычка обратно к двери и он скатился вниз по лестнице, замерев, стоная от ушибов, в ее подножии.

Когда несколько минут спустя он вернулся на чердак, чтобы посмотреть итоги событий, все уже кончилось. В центре пентаграммы остался лишь холмик белого пепла да бледные следы мелом на полу, которые быстро истаяли.


* * *

Позже, в волшебном мире произошел незамеченный и незримый вихрь изменения. Здесь супруг, который вернулся вечером с работы, был не тот, который ушел утром на работу. Там стая рыжеволосых голосистых ребятишек, визжащих, летая на метлах, растаяла как дым и никто этого не заметил, и не вспоминал о них.

Пожилая рыжая с проседью пара уселась за шатающийся стол в своей заполненной хламом кухне, озираясь в недоумении и не понимая как, каким волшебством они перенеслись из сказочного замка своих снов в эту убогую лачугу. Тощий мужчина встает с места и приближается к буфету, за стеклами которого в траурных рамках на него смотрят из портретов семь рыжих, как своих родителей, детей разного возраста, среди которых наблюдалась лишь одна девочка.

Совсем в другом месте возникает совершенно новая, но, видимо, счастливая, пара из высокого темноволосого мужчины, глаза которого сверкают заметной издали зеленью и стройной, но с заметно-выпуклым животом и копной каштановых кудряшек до пояса, женщины. Она смотрит на своего супруга веселыми карими глазами, которые становятся похожими на шоколад, когда перемещаются на тоненькую десятилетнюю с виду девочку между ними. Девочка смеется, а ее зеленые как у отца глаза сверкают, сверкают и заполняют мир счастьем и правильностью.

Эту семью в магическом мире знают как семью Гарольда и Гермионы Поттер-Блэк. Рядом идет их дочь — обещанная кузену Драко невестка, Лили-Роуз, а в животе Гермионы плывет и излучает довольство их нерожденный сыночек Карлус.

Гл.3. Снова в Кроули

Магический вихрь, который забрал Гермиону с чердака их с Роном дома, втянул ее в темный, узкий туннель и закрутил ее как тугую веревку, пока она не стала думать, что ее разломит посередине на две части. Когда женщина уже решила, что с Ритуалом что-то пошло не так и она будет вечность летать сквозь это место безвольной тряпкой, ее забросило куда-то вниз, впихнуло сквозь игольное ушко, ей стало тепло и она потерялась среди тысяч маленьких звездочек.

Выплеснутая на лицо холодная вода возвращает ее в себя и она судорожно вдыхает воздух. Чуть-чуть приподнимает веки и сквозь ресницы видит блеск солнечного дня, который ослепляет ее.

"Как-то стало светлее, чем на чердаке, разве я успела все сделать правильно?" — думает она и решительно открывает глаза пошире.

Над собой видит испуганное лицо матери, совсем молодое и красивое, а ее длинные каштановые кудри мягко обрамляют щеки, спускаются и щекочут лицо Гермионы. В порыве бесконечного счастья она бросается и обнимает двумя руками плечи матушки, задохнувшись от подымающихся изнутри эмоций.

— Хэтти, что произошло, маленькая моя?— нежным голосом говорит Эмма сразу же, как только карие глаза ее девочки, ее сокровища, открылись и из них хлынул поток слез. — Ты вдруг потеряла сознание и упала, как теперь себя чувствуешь? Ну, почему плачешь, милая? Давай, я тебя помогу пойти в твою комнату. Ты так много читаешь, не высыпаешься и из-за этого твое кровяное давление ниже нормы. Надо беречь себя, милая, еще начитаешься. Ты должна спать не меньше десяти часов!

Молодая спортивная женщина — ее мать — помогает своей дочери выпрямиться, одной рукой обнимает ее за талию и ведет наверх по лестнице.

Тем временем, колыхаясь от слабости, плача, но внутренне ликуя, Гермиона с гордостью думала:

"Я успела, успела! Мне это удалось — я снова ребенок, будущее еще не случилось, все еще предстоит. Все можно наладить так, чтобы та жизнь не повторилась."

Она пьянеет от радости, смотря на свою молодую и здоровую маму, которая в той, другой жизни, глядя на свою несчастливую дочь, рано состарилась, заболела и умерла.

Отец, Ричард Грейнджер, бросается навстречу обеим, осторожно подхватывает дочку на руки и уносит к ее полной света комнате. Первое, что в ней замечает Гермиона, это ее темнеющий посреди комнаты магический сундук и ее старенькая дамская сумочка поверх него. Ее отец, ничего не замечая, обходит вокруг непривычного элемента меблировки, но Эмма сразу обнаруживает нечто незнакомое и, как вкопанная, уставляется на него.

— Ричи, ты видишь этот сундук в комнате Хэтти? Как он здесь появился, ты его принес?

— Эми, не глупи, пожалуйста, дочурке плохо, а ты за что-то зацепилась, — журит ее муж, который возится с уложенной в красивую девчачью кровать в розовых тонах Гермионой как с хрустальной фигуркой. Но пока поправлял воротничек и рукава ночнушки, в которую, из-за раннего часа, еще была одета его принцесса, он заметил две новых вещи в ее туалете — золотое кольцо на безымянном пальце правой руки и загадочные стеклянные песочные часики, висящие на золотой цепочке на шее девочки.

Песок мерцал и завораживал взгляд мужчины и он легким движением потрогал странное украшение.

— Хэтти, милочка, откуда у тебя это? — как бы строгим, но больше восхищенным голосом спросил он у Гермионы. Привлеченная необычным интересом своего мужа к бижутерии, Эмма Грейнджер оторвалась от созерцания деревянного сундука и тоже приблизилась к лежащей на кровати дочке, чтобы посмотреть.

Быстрым движением Гермиона схватила объект интереса своих родителей, всмотрелась в его мерцающее содержание и в ее голове кто-то закричал: "Гарри! Гарри! Гарри!"

Вдруг она встрепенулась и крикнула:

— Мам, какое сегодня число?

— Тридцать первое июля, милая, — ответила ей Эмма, наблюдая, как Ричард заботливо притягивает легкое хлопковое одеяло к подбородку дочки, а затем выпрямляет складки простыни ее тесной детской кровати. — Но ты ничего об этом не ответила, — указала она на хроноворот.

— Потом, мама, потом, — прервала его девочка. — А который год?

— 1991 год, тыковка. Как ты могла забыть, что осенью идешь учиться в школу Волшебства и колдовства Хогуортс! Ты обещала нам, что выучишься и будешь самой выдающейся ведьмой своего поколения.

Как ей забыть такое?

Но там, откуда она вернулась, вроде бы и забыла свое, данное родителям обещание.

Важность сегодняшнего числа подбрасывает ее из уютной кровати и она мечется шутихой по своей комнате. Под ошарашенными взглядами обоих взрослых она одела на себя розовую маечку, потом передумала и сменила ее на белую хлопковую блузку. Джинсовая тёмно-синяя юбка, белые босоножки на ногах и она стала толкать развеселенных быстротой переодевания родителей к лестнице, попутно лепеча:

-Мама, папа, нам надо быстро в Лондон, в Косой переулок! Нам надо спешить, чтобы не упустить его приезд. Это очень, очень важно — встретиться сегодня с ним. Папочка, да не ленись, прошу тебя!

— Куда, Хэтти? С кем ты хочешь встретиться? — ее мать, Эмма, вдруг насторожилась из-за бессвязного лепета Гермионы и испуганными, полными невысказанной тревоги глазами посмотрела на свою единственную дочь. — Хэтти, ты меня пугаешь, мы никуда не будем...

— Но мамочка, там будет Гарри, Гарри Поттер — мы читали о нем в "Истории Хогвартса" и в "Возвышении и падении Темных Лордов двадцатого века", и в... — Гермиона захлебывается словами, пытаясь доказать важность посещения волшебного мира именно сегодня. — Сегодня его День рожденья и он явится за покупками. Я должна поговорить с ним, чтобы не позволить случиться самому страшному, не упустить его. Пожалуйста-а-а-а...

Увидев, что с истерикой дочки они не справятся, кроме того — смысла отказывать ей в ее маленькой прихоти не было, раз уж у них был летний отпуск, поэтому Эмма и Ричард переглянулись и синхронно кивнули друг другу. Почему бы не поехать поразвеяться, закупиться, а потом вечером всей семьёй посмотрим Маленькую Русалочку ... Они решили прогуляться до Лондона и почему бы не начать прогулку с Косого переулка, если Хэтти так настаивает о встрече с этим своим героем, Гарри Поттером.

Но, чтобы не выглядело со стороны, что они сдаются без боя, Эмма заворчала с озабоченным видом:

— Ты еще не оправилась после утренней потери сознания, надо подвезти тебя до больницы... Еще не завтракала...

— Я чувствую себя превосходно, ничего не болит, в голове царит спокойствие, светит солнце, — возразила Гермиона и стала тянуть отца к входной двери. — Перекусим по пути, полежу на заднем сиденье, возможно вздремну немножко, ну, давайте ехать уже!

Ее родители снова посмотрели друг другу в глаза на целую минуту, после которой оба прыснули и смеясь, согласились, что в семье командует кто-то другой, но точно не они.


* * *

Лежа на заднем сиденье машины, Гермиона призадумалась о том, что когда-то, по возвращению домой после первого курса, она стала вечером мечтать. Она мечтала о том же, о чем мечтают все маленькие девочки — в основном, о принце на белом коне, который придет и заберет с собой и увезет куда-то туда, в замок среди белых облаков. Внезапно однажды она спохватилась, что лицо принца определилось и стало похоже на лицо ее однокурсника, Гарри Поттера.

Снова дома, после третьего курса в Хогвартсе, она, наконец, призналась себе, что любит его всем сердцем и начала каждый вечер перед сном писать ему любовные записки, которые утром уничтожала, так никогда и не отправив их к нему, стыдясь своих взрослых чувств к этому невысокому мальчику. На третьем курсе, в свои четырнадцать лет, она чувствовала себя взрослой, оформившейся девушкой, в то время как он был еще маленьким.

Позже, под беспрестанным ноем сестры Рона, Джинни, что она с самого детства влюблена в Мальчика-который-выжил, а он ее не замечает, Гермиона сама оттолкнула от себя Гарри, бросив его Джиневре, не задаваясь вопросом, что выбор — дело обоюдное. Чтобы не ударить лицом в грязь под пытливо смотрящими зелеными глазами, полными тысяч неозвученных вопросов к ней, она стала его уверять, что ей нравится Рон. И повторяла, как заведенная шарманка, что Джинни хорошая девчонка, что та его любит.

Поступая так, Гермиона совершила двойное преступление — соврала сначала своему другу Гарри, что к нему она совершенно безразлична, а ей нравится рыжий придурок. Соврала и насчет порядочности сестры Рона, в загребущие ручонки которой сама его толкнула, тем самым обрекая себя на печальную, почти рабскую жизнь. А ему, Гарри, гарантировала такое громоздкое, как у его Патронуса, головное украшение, что все смеялись у него за спиной.

Теперь она уже знала, что не она была ответственна за принятые ошибочные решения. Все было заранее спланировано и реализовано под вещим оком и строгой правой рукой Молли Уизли. Рыжая толстуха сама выбрала Гермиону в невестки, она и пригласила ее впервые погостить летом у них в Норе, она и стала поить ее зельями и толкать своего шестого отпрыска к самой лучшей ученице выпуска.

Но почему они выбрали именно ее, почему не другую девушку?

Когда Гермиона представила себе расстановку своих друзей, она сразу поняла — она была Уизли полезна, потому что ее первым другом был Гарри Поттер, герой Волшебного мира. Ценный союзник и завидный жених, о котором, сама себе не отдавая в том отчет, девушка стала заботиться, помогать в учебе, защищать. Зная недалекий ум своего ленивого шестого отпрыска, Молли и Артур, наверное, подумали, почему бы одной пулей не убить двух зайцев. Пусть, если магглорожденной выскочке так хочется кому-либо помогать, не потянуть за собой Рончика. И обеспечить их дочке, Джинни, желанного парня в мужья.

С этим все понятно, но почему Уизли выбрали ее в качестве невестки? Почему не выбрали какую-то другую девушку, чистокровную?

Подумав немного, Гермиона сама себе ответила, потому что ответ на последний вопрос сам засветился в голове яркой красной лампочкой, но только сейчас, после возвращения.

"Боже мой, Мерлин, какая я тупая дура, — пожурила она себя, злясь за свою опрометчивость. — Где, в каком захолустье мира, Уизли нашли бы чистокровную ведьму, готовую ради Рональда пойти на такое — выйти за Предателя крови! Подумать только, они все взяли себе в жены либо магглорожденных, вроде меня, либо полукровок, или полувейл. О Приворотном нечего и говорить! Но ведь, Билл и не Уизли... Надо подумать, что там с этим ритуалом Усыновления не в порядке. Что-то там существует, какая-то деталь, о которой Драко сам не догадался. Быть может, во время того ритуала по принятию в род все обстоятельства забываются, как иначе объяснить это рвение Уизли к грязнокровкам, Артура — к магглам..."

И чтобы уладить счастье обжорливого лодыря, ее поили, околдовывали... Молли, подобно генералу, вела свою красную армию в бой по завоеванию волшебного мира, но кто-то давал ЕЙ указания?

Хех! А кого, как не своего школьного директора — дай вспомнить — высокая сутулая фигура, разодетая в атласную мантию яркого цвета, длинная белая борода, мерцающие синевой за очками-половинками глаза, выражение Доброго Дедушки, вкупе с акульими челюстями — кого еще, как не самого профессора Альбуса ПБВ Дамблдора, обожала больше своих детей Молли Уизли? Не ему ли верно и преданно служила вся ее семья, начиная с нее самой и заканчивая рыжеволосой шалавой, своими причитаниями так хитро затолкавшей Гермиону в ж — — чертовой бабушки? Хныча, какая она несчастная из-за того, что ЕЕ любимый парень Гарри Поттер даже и не замечает ее, Джиневру, а все липнет к ней, Гермионе, и общается с ней, Рыжая бестия добилась своего. Сумела убедить "самую умную ведьму своего поколения", что Рон целыми днями вздыхает, а ночью глаз не смыкает, думая и мечтая о ней — Гермионе.

После пятнадцати часов в сутки непрестанного хныканья и хлюпанья носом рыжей доставучки, мозговой центр Золотой троицы наконец не выдерживает и сдается рыжим в лапки.

Тем самым давая лишнее доказательство тому, что даже самый выдающийся ум иногда засыпает и позволяет навесить лапшу на уши.

Глава 4. Первая встреча по второму

В Косом их встретил знакомый шум и гвалт многолюдной толпы разукрашенных в яркие одеяния волшебников. Не взрослые, а стая пестрых павлинов. Картина этого обычного мирного дня была так знакома Гермионе, что она ее и не заметила, в отличие от родителей.

Ручные часики показали 9:45 утра. Семья Грейнджер полным составом стоит на парадной лестнице банка Гринготтса и ждет. Мимо проходят в цветастых балахонах волшебники и с неприкрытым презрением рассматривают их маггловские одежды.

Девочка не стала обращать внимания на это ничем не оправданное высокомерие магов, а заострила свое внимание на направлении к Дырявому котлу, откуда должен прийти Гарри, сопровождаемый Хагридом.

Наконец она увидела его.

Маленький, тощий, измученный. На бледном лице светятся жгучим интересом, вперемешку со страхом и восторгом, ярко-изумрудные глаза за стеклами очков-велосипедов. Какой он неопрятный?! Черные, неровно подстриженные волосы торчат ежиком, среди прядей челки болезненно красным смотрится его знаменитый во всем Волшебном мире шрам. Одежды, в которые он оделся утром, даже тряпками не назовешь. Возможно, они не были тряпками в те времена, когда родственники Гарри покупали их своему сыну, но на костлявом недокормыше, каким выглядел ее будущий друг, эти футболка и штаны висели, как на пугале.

Сердце Гермионы сжалось от горя и жалости, и она не стала дожидаться, пока ее маленький друг вместе с Хагридом дойдут до семьи Грейнджеров, а бросилась навстречу мальчику. Приблизившись к нему достаточно, она сразу заметила следы тяжелой жизни на его лице, на изможденной фигуре с царапинами на голой коже и, не сдерживаясь больше, обняла его всеми силами рук и притянула ближе к себе, шепча ему на ухо:

— Гарри, Гарри, ш-ш-ш! Ничего не говори, не возражай, если хочешь освободиться от Дурслей, — затем слегка отодвинула свое лицо, чтобы он смог посмотреть в ее глаза и не дрожать от испуга и громко заговорила. — Я Гермиона, разве ты не узнал меня? Я так и предполагала, что ты тоже идешь в Хогвартс, когда увидела, какой номер ты выкинул с питоном в зоопарке! — И шепча продолжила. — Я объясню тебе все-все, понимаешь? Ладно. Теперь вырази радость от встречи со мной, чтобы Хагрид поверил нам.

Маленький Гарри сомневался только секунду, потому что огромная дружелюбная улыбка этой чудной девочки не оставила ни капли сомнения, что ей надо подчиняться.

— Гермиона! Правда, ты тоже едешь в Хогвартс? — с несколько вымученным, но искренним энтузиазмом воскликнул он и Гермиона успокоилась.

Гарри в прошлой жизни всегда верил ей на все сто процентов, никогда не сомневался в ее словах, и она своими импульсивными действиями поставила на эту карту. Не промахнулась, как поняла.

— Как твой кузен, Гарри, не похудел ли, испугавшись пребывания одновременно в одном террариуме с бразильским питоном?

На лице мальчика замелькали одна за другой знакомые ей эмоции удивления, удивления и восхищения. Сердце у нее сжалось от перевыполнивших ее эмоций, вспомнив, как он всегда смотрел на свою подругу этими восторженными глазами без капельки ревности и досады.

Как смогла Гермиона так перепутать парней и заменить этот сверкающий жемчуг на ту рыжую фальшивку.

" Кто она такая, — думал тем временем Гарри Поттер, — откуда все это ей известно? Она такая взволнованная и добрая, — его взгляд перекинулся на взрослую пару, маячившую за девочкой. — Это ее родители? Они выглядят озадаченными не меньше меня, но разозленными — нет, и смотрят на меня не с отвращением, а только с любопытством."

— А-а-а, ну... вроде ничего, спасибо тебе. До вчерашнего дня с ним все было хорошо, жил — не горевал. — Зеленые глаза выглядывают из-под длинных пушистых ресниц и челки с неодобрением к огромному полувеликану, но тот никак в разговор не вникает, — Но с ним ночью случилось пренеприятное приключенье.

Его глаза, полные тысяч вопросов, встречаются с ее развеселившимися карими глазами, удостоверившись, что она знает характер вчерашней неприятности с поросячьим хвостом, наколдованным Хагридом.

— Его прооперируют, Гарри, даже шрама не останется. Не беспокойся о Дадли.

Лишь после этих слов лохматой девочки до вершины тела, где упиралась почти в небо голова Хагрида, дошло, что Гарри Поттер случайно встретился со знакомой девочкой, магглорожденной ведьмой, по всей вероятности. Его голос забубнил на почти не понимаемом семьей Грейнджер и Гарри наречии:

— Хто вы, м'ладая мисс? Каковым именем звать вас?

Тогда уже отец Гермионы, не в состоянии удержаться больше, берет инициативу в свои руки и, сделав шаг вперед, чтобы укрыть собой дочку, толкая их вместе с этим странным парнем одной рукой за себя, представляется:

— Я д-р Ричард Грейнджер, это моя жена — д-р Эмма Грейнджер и наша дочка, Гермиона. В прошлом году, в конце сентябре к нам приходила профессор Минерва МакГонагалл пригласить нашу Хэтти в Хогвартс. Мы приехали...

— ... закупиться учебниками и всем необходимым для учебы, — прервала девочка отца, чтобы не допустить лишнюю болтовню с его стороны, тем самым заработав себе строгий взгляд со стороны мамы.

— Лады, — сказал полувеликан, а его маленькие черные глазки остановились на тощем мальчике, который ему и до пояса не достал ростом. — Эт' Гарри, Гарри Поттер, его все знают...

— Все ли, Хагрид? — прервала его Гермиона и спохватилась, что назвала полувеликана по имени, без того, чтобы он себя представил.

Но ее мама сей факт не пропустила и уперлась в дочь своим цепким взглядом, полным ожидания разъяснений. Но для Гермионы в данной расстановке дел любопытство и беспокойство родителей не были столь важны.

Для нее было важно то, что сам Хагрид ничего не заметил и Гермиона решила бить вопросами, пока железо горячо.

— Если все его знают, Хагрид, скажи нам, пожалуйста, прилично ли это — Гарри Поттеру ходить в обносках? Скажи, Хагрид, ты разве не заметил, во что одет герой Волшебного мира? И почему он выглядит как беспризорник?

Она знает, что ее слова обидны для мальчика, вот как он весь покрылся красными пятнами стыда, но ее руки цепко удерживают его и не позволяют ему отдалиться. Посмотрев в ее сторону, чтобы как-то возразить, Гарри увидел в ее глазах обещание все ему рассказать, в подробностях. И несколько раз.

Ей было хорошо известно из его сказанных сквозь зубы слов, каково это было жить и работать всю жизнь домовым эльфом у Дурслей, до самого вчерашнего дня, когда лесник и хранитель ключей Хогвартса не нашел всех их на острове, где они прятались от стай сов. Рассказы прошлого Гарри о той ночи, когда тяжелая деревянная дверь упала под ударами огромного мужчины и он, войдя внутрь хижины, стал рассказывать испуганному мальчику о колдовстве, о волшебстве, о том, что сам Гарри — волшебник, сопровождались скудными мужскими слезами.

Хагрид принес в горький детский мир Гарри Поттера надежду о сказке и сам привез его в сказочную страну, где он надеялся жить вдали от ужасных родственников. Мальчик был уверен, что всюду, где нет Дурслей, будет райский уголок для проживания.

Но эта девочка, Гермиона, насторожила его до своего обычного до сих пор состояния. Это ему не понравилось, но было что-то привычное, знакомое, что вернуло его с облаков обратно на землю, приказав ему внимать и верить, в немом предупреждении ее карих глаз. Гарри внутренне принял решение поверить ей — такой целеустремленной, сведущей и знакомой со всеми его страхами. Он догадался, что ее слова об его одежде девушка не ему в обиду сказала, а озвучила все это по своей таинственной причине, которая не была ему во вред — вот как весь красными пятнами стыда покрылся Хагрид! И как стал разглядывать надетые на нем старые джинсы и футболку Дадли, на три размера больше необходимого.

Внимание огромного мужчины оторвалось от внутреннего самокопания и самосожаления и он стал осматривать Гарри после жестких и обидных слов маленькой пигалицы. И тогда он удостоверился, что она права — их Герой, надежда Волшебного мира, Мальчик-который-выжил после Авады, выглядит совершенно не так, как его видели волшебники — в том числе и Рубеус Хагрид — в своих грезах. Он выглядел измученным, жалким, неопрятным.

Тоненький голосок сомнения в голове полувеликана стал перечислять то, что видели его глаза. Гарри был тощим, невысоким — даже маленьким, в сравнении с его отцом на первом курсе. Его худоба была приметна, стоило только посмотреть на лицо пацана — острые скулы, тонкая шея, торчащие под прядями темных волос уши.

Волосы мальчика пребывали в невиданном беспорядке — лохматые, грязные, как бы дерганные. В самом деле, грязными были не только они, поверх шеи, рук, лица — всюду наблюдались пятна грязи. Под ногтями — сломанными, обкусанными — тоже виднелась черная грязь. А его одежды, Мерлиновы подштанники, почему на плечах наследника богатой семьи Поттеров висят эти тряпки? До сих пор, пребывая в одурманенном состоянии из-за величия своей миссии — ему, Рубеусу Хагриду, Дамблдор приказал привезти МКВ в Волшебный мир — он ничего, кроме высоты своей значимости, не замечал, пока маленькая мисс не указала ему, куда смотреть.

— Хагрид, — говорит тем временем девочка — пусть Гарри побудет сегодня вместе с нами. Мы идем в Гринготтс, затем идем закупаться по магазинам. С нами мои родители, они приглядят за нами, одни нас не оставят. После того, как закончим в Косом, увезем его к родственникам.

Гермиона не знает этого, но ее глаза вдруг начинают мерцать совершенно гипнотизирующим способом, напоминающим мерцание глаз директора Дамблдора, и этим околдовывают огромного, диковинного вида, мужчину.

Ее родители молчат и смотрят на свою дочь заинтересованно, Гарри — с надеждой. А в голове полувеликана идет битва между приказом профессора Дамблдора и соблазнительным предложением кудрявой девочки. Он свой пик славы сегодняшним появлением в Дырявом котле с самим Гарри Поттером уже пережил. Приняв высказанные девочкой предложения, Хагрид получал в свое распоряжение свободный день в Косом переулке. Он мог бы пойти и... туда, в левый переулок... Подумав еще немного, дикарь громко вздыхает и оглашает свое решение насчет Гарри Поттера:

— Айда, можно, эт'можно утрясти. Но никому ни слова, иначе проф'сор Дамблдор мной нед'вольным будет, он мне приказал вести его там-сям. У меня тут, в банке, есть и другой заказ, есть дела для выполнения. Сам проф'сор Дамблдор указал что-то важное забрать с ячейки... а, я эт'не говорил. Смотрите, эт'там — гоблины, вредный народец, вам г'рю. Не попадись им в ручки, ахаха...

После этой речи Хагрид повернулся уходить, но звонкий голос Гермионы остановил его в полушаге:

— Дай нам ключик, Хагрид! Дай ключ от сейфа Гарри.

— А-а, ключ, я и забыл бы... — и он стал искать в глубине своих большущих карманов, проговаривая себе под нос. — Директор Дамблдор, знайте, вполне доверяет мне, великий человек он, проф'сор Дамблдор. Он отдал мне ключ от ученического сейфа Гарри и приказал мне вернуть его обратно после...

Прищуренные глаза Гермионы и ее матери одинаково впились в занятого поиском полувеликана, а на их лицах застыло тоже одинаковое подозрительное выражение. Гарри Поттер внешне остался спокойным, по всей вероятности, он и не заметил ничего предосудительного в том факте, что ключ ЕГО сейфа до сих пор пребывал где-то там, у совершенно незнакомого ему человека.

Услышав слово "ученический сейф", Ричард тоже насторожился. Его размышления заметались между событиями этого утра — внезапный, ничем не спровоцированный обморок его дочери, странный сундук в ее комнате, золотое кольцо на правой руке, украшение на шее... Потом поспешная поездка в Лондон, ее бред о каком-то Гарри.

Тот же Гарри ее не знает, Ричард увидел все приметы этого, но их дочь назвала громадину Хагридом, не проявила удивления от внешнего вида ни мальчика, ни его сопровождающего. Она ничему не удивилась, вроде как сотни раз в Косом переулке появлялась, с волшебниками общалась, ее не испугали даже гоблины!

Ключ, наконец, нашелся и перекочевал в руки своего владельца, Гарри Поттера, который удивился лишь тому, что ключ — золотой, как те украшения тети Петунии, которые она закрывает в сейфе в своей спальне.

Группа распалась на семью Грейнджер вместе с Гарри, направившихся в одном направлении и полувеликана — в другом.

После этого дня никто больше не видел лесника и хранителя ключей Хогвартса, Рубеуса Хагрида, живым.

Гл.5. Гринготтс, открытия.

Д-р Ричард Грейнджер был в ярости. Некий зеленоватый инопланетянин-недомерка уверял его, что Гринготтс самый надежный в мире банк, что среди гоблинского народа коррупция не в почете, не рекомендуется и строго наказывается, когда в руках у него сверкало материальное доказательство противоположного в виде золотого ключика мальчика.

— Мистер Грипхук, вы гарантируете, что деньги моей дочери в полной безопасности в вашем банке, да? — глядя с огромной дозой скептицизма на странноватого мэнеджера волшебного банка, сказал отец Гермионы, ощущая легкое одобрительное сжимание своего пальца ее маленькой, горячей ручкой. — Ответьте, если это так, как вы говорите, на мой следующий вопрос, мистер Грипхук — почему ключ от ученического сейфа этого пацана, Гарри Поттера, друга моей дочери, — подчеркнул он последние слова и маленькие черные глазки гоблина перекочевали на сцепленные ладони детей, — не у него, не у его родственников, с которыми он жил десять лет, как я понимаю, а у постороннего человека, лесничего Хогвартса? А человек ли он в действительности? Насколько ему можно доверять, а насколько вам?

Имя мальчика произвело неотразимое впечатление, гоблин резко навострил уши, цвет его лица поменялся на ядовито-желтый и он судорожно сглотнул:

— Как не был у него? Это невозможно, мы ведь... — Внезапно низкорослое существо вскочило и побежало куда-то, у тяжелых резных дверей остановилось и вернулось обратно к своим клиентам, чтобы сказать вежливо, — прошу вас, джентльмены, подождите меня минуту, я позову старшего клерка.

Растревоженный новостью, что с последним представителем рода Поттер произошло такое непредставимое недоразумение, он бросился бежать к своему высокому начальству. Минут пять спустя он вернулся желтее прежнего в сопровождении еще одного создания такого же маленького роста. Новое действующее лицо приблизилось к Грейнджерам с миной, про которую оно предполагало, что та является вежливой и прокаркало сиплым голосом:

— Уважаемые клиенты, я Колбрух, старший клерк Гринготтса, прошу присоединиться ко мне в моем кабинете.

Действительно, разговаривал он вежливо, но для Гарри Поттера вся эта катавасия была слишком непонятна и, как он подумал дальше, лишь ему одному, потому что кудрявая девочка, которая вцепилась в него и не отпускала ни на шаг от себя, все понимала и действия своего отца одобряла. Мальчик никогда до сих пор не предполагал, что он, как все остальные дети, является нормальным человеком. Новость, что у него есть ученический сейф с деньгами, из-за которых с гоблинами назревал конфликт, и не малый, была Поттеру в диковинку. Но он шагал с этой странной семьей и надеялся, что он с его проблемами им не надоест и его не бросят в недрах этого жутковатого строения среди этих невиданных инопланетян, в мире, незнакомом ему.

Тем временем вся компания была приглашена в мрачное, слабо освещенное помещение, задняя стена которого за огромнейшим рабочим столом была покрыта полками, битком набитыми рулонами грубоватой бумаги.

Когда все расселись по стульям, маленькое создание прокашлялось и поппросило тем же сиплым голосом:

— Объясните мне сначала проблему нашего клиента, господа.

Инициативу разговаривать от имени мальчика взял в свои руки д-р Грейнджер, так как финансами своей семьи занимался он сам и мог с гордостью сказать, что до сих пор успешно справлялся с этим.

— Вашего клиента зовут Гарри Джеймс Поттер...

Громкое ругательство, вероятно, на гоблинском наречии, вырвалось из зубастого рта гоблина и он так откинулся назад, что упал с высокого кресла, на которое уселся, чтобы быть на уровне глаз посетителей. Семья Грейнджер смотрела на уже синекожее создание как на букашку в стеклянной емкости.

— ... да, — немилосердно продолжил мужчина, — и ключ от его сейфа был не при нем, а находился у лесничего школы Рубеуса Хагрида. Он подтвердил, что ключ от личного сейфа мистера Поттерадо сих порнаходился в распоряжении директора Дамблдора. В связи с этим, мистер Колбрух, у меня возникают сомнения, а стоит ли, в общем-то, создавать моей дочери ячейку в Гринготтсе или мне лучше поискать, в первую очередь, другие волшебные банки. А во-вторых, я сам у себя задаюсь вопросом, раз ключ мальчика находился в руках, вот это мне совершенно непонятно почему, этого Дамблдора, не тратил ли он денежки сироты себе в удовольствие?

Мужчина смотрел как задыхается и все больше и больше синеет старший клерк Гринготтса и думал, чем ему аукнется раскрытие сего грязного факта — этому Колбруху. Пока гоблин не вышел из ступора, Ричард решил надавить еще больше:

— В-третьих, я задаюсь логическим вопросом, как вам, банкирам достанется на орехи от волшебников разглашение факта бесхозяйственности и бесхозности вверенного вам имущества клиентов. Как уже стало известно нашей семье — небезызвестного клиента, Гарри Джеймса Поттера. Не посетить ли мне свою адвокатскую контору или не поискать ли волшебников-правозащитников, чтобы познакомить их с сутью ваших с этим сиротой финансовых отношений?

Ричард, внутренне подтянувшись, оглянулся на жену для одобрения своих слов, и обрадовался, когда встретил две пары одинаковых карих глаз, с восхищением следящих за его разборкой. Мальчик, объект обсуждения, молча таращился на отца девочки и о чем-то думал, не вмешиваясь в разговор.

— Уважаемый мистер... — начал гоблин и услышав фамилию оппонента, продолжил, — мистер Грейнджер, вы имеете право сделать все из вышеперечисленного, но давайте попробуем сперва уладить дело в рамках нашего учреждения. Я позову поверенного семьи Поттеров, откроем завещание погибших родителей мистера Поттера, все выставим на стол и потолкуем. Шарклок! — рявкнул он в специальную золотую трубу с формой, подобной трубам старых граммофонов. — Явись в кабинет старшего клерка немедленно!

Затем встрепетнулся и вспомнил о правилах гостеприимства, надо было как-то смягчить неразбериху с Поттером. С Поттером! Если он не справится с инцидентом, его, Колбруха, понизят и отправят водить вагончики в подземных туннелях Гринготтса.

— Не хотите ли чем-то подкрепиться, уважаемые клиенты? — улыбнулся своим посетителям гоблин и от зубастого оскала, выданного за дружественную улыбку, у Гарри и Эммы по спинам побежали несколько миллионов мурашек.

Старшие Гренджеры думали отказаться, но их опередила Гермиона, которая, помня, как жил ее друг в доме своих родственников — впроголодь, воодушевленно закивала головой. Обернувшись к мальчику — будущему другу, смотрящему на нее с этими его преданными и жалостливыми зелеными глазами, быстро спросила, пока он не сделал что-то неразумное:

— Гарри, сэндвичи с чаем будешь? — подождав, когда он утвердительно кивнет головой, она продолжила. — Наверное и что-то сладенькое, а? Мистер Колбрух, нам с Гарри сэндвичи с колбасками, тортик и чай. — Глаза мальчика стали мечтательными и ее кольнуло в сердце. — О кока-коле не буду спрашивать, наверно, впервые слышите.

— Мисс, мы не волшебники, нам маггловский напиток не в новинку, у нас существуют связи со всеми значимыми в маггловском мире банками. Хотите колу? Ладно.

И он стал отдавать приказы на гоблинском в широкое отверстие трубки.

Дверь за спинами Грейнджеров тихо открылась и внутрь вошел новый, в некотором смысле, высокий гоблин, который особой пружинящей походкой приблизился к своему старшему руководителю, ни одним глазом не показав интерес к его посетителям.

— Шарклок, посмотри на моих гостей! — приказал Колбрух и другой гоблин повернул черные глазки к сидящим на стульях. Обычные магглы, нет-нет, с ними что-то не так! Девочка, их дочь — ведьма и весьма сильная, мальчик...

Вдруг внимание Шарклока привлек краснеющий под грязными прядями волос мальчика шрам в форме молнии и он попятился назад. Ослабевшая правая рука гоблина слегка поднялась и его когтистый палец стал указывать на Гарри, пока он пробовал что-то сказать. Увидев его потуги, старший клерк пришел на помощь:

— Да, ты прав, это Гарри Джеймс Поттер, капиталами которого тебя назначили управлять и преумножать их. Тебе, как старшему сыну семьи, доверили работать с представителями древнего, уважаемого и богатого рода, Шарклок, а это большая честь и удача для твоих родственников и потомков.

Голова другого гоблина заболталась вперед-назад и он продолжал потрясенно молчать. Но его начальник неумолимо продолжил:

— А теперь скажи мне, Шарклок, как ты объяснишь своему клиенту, последнему представителю рода Поттер, тот факт, что ключ от его Целевого ученического фонда находится не в его распоряжении, а в руках Альбуса Дамблдора?

— Яа, яааа... могу объяснить вам...

— Не мне, Шарклок, мистеру Поттеру.

— Я... аааа... мистер По... Главный колдун Альбус Дамблдор принес мне решение Визенгамота, что его назначили вашим опекуном.

— И с какой стати Визенгамот определяет, кто будет опекуном магическому ребенку, когда родители оставили вполне законное завещание. Четыре экземпляра, Шарклок, четыре! Министерству, Визенгамоту, нам в Гринготтсе и маггловским властям. Кстати, не Визенгамот управляет Волшебным миром, Шарклок, а маггловская администрация под верховенством Королевы, Парламента, их Верховного суда.

Поверенный Поттеров молчал как дохлая рыба, как и все в помещении, каждый в ожидании любого предложения выхода из тупиковой ситуации. Звонкий голос мальчика прозвучал как выстрел в темноте, когда он решил, что должен выяснить ту путаницу, которая вырисовывалась с этим маленьким ключиком:

— Эм, объясните мне, пожалуйста, кто такой Альбус Дамблдор. Вы с таким уважением говорите об этом человеке, но я о нем ничего не слышал и глазом его не видел. Никогда в жизни.

Гоблин Шарклок упал на канцелярский стул самого обычного вида, стоявший за ним и стал хлопать лишенными ресниц веками, не до конца понимая смысл сказанного Гарри, но его начальник очень даже быстро сориентировался и среагировал моментально:

— Мистер Поттер, то, что вы только что сказали, исключительно важно и в корне меняет расклад вещей. Шарклок, принеси книги и пригласи к нам своего отца! — проследив как подчиненный удаляется из комнаты, он переключил свое внимание на людей. — Уважаемые клиенты, у вас есть какие-нибудь пожелания, пока ждем поверенного мальчика с документами?

— Да, — выпалила напряженная развитием дел друга Гермиона, — позовите целителей. Нам необходим тщательный осмотр Гарри в физическом и магическом плане и МНЕ, — подчеркнула она последнее слово, — нужно встретиться с поверенным семьи Дагворт.

Глава 6. Тем временем

Он шагал по Косому переулку, чувствуя себя королем-завоевателем. Сегодня он вдоволь насладился сливками славы, приведя Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил, впервые после того ужасного Хэллоуина в мир волшебников и все посетители в Дырявом котле завидовали ему, простому хранителю ключей, за оказанное доверие. Профессор Дамблдор, пусть еще век проживет на белом свете этот великий человек, поручил ему еще и забрать из Гринготтсаособуюпосылку. Из маленького, никчемного на вид пакетика в его кармане исходили волны волшебных эманаций, которые грели простую душу полувеликана и обливали его великолепными ощущениями.

Что было спрятано в сложенном пергаменте, ему не было известно, но, хотя его палочку давным-давно сломали, магического ядра его не лишили и струящееся из пакетика волшебство Хагрид ощущал. Предмет в пакетике увлек его магию в дикий восторженный хоровод и высокий лохматый мужчина чуть ли не подпрыгивал, несясь по улице в направлении намеченной цели.

Его целью была укромная маленькая улочка между зданиями Косого переулка, куда и шмыгнул мужчина, оглядываясь сначала, не заметил ли его кто-нибудь. Его не заметить было невозможно, но Рубеус в своей почти ребячьей непосредственности думал, что раз он никого не видит, то и он остается незримым для окружающих.

Святая простота!

Еле поместившись в узком туннеле, образованном глухими стенами домов, Рубеус двигался вперед, напевая какой-то навязчивый ритм из трех тонов, который сегодня ему полюбился. Розовый зонтик, дерево ручки которого внезапно хорошо совпало с обломками его сломанной палочки, спрятанной внутри, источал веселые золотые искорки, освещающие его путь.

Наконец, туннель закончился на небольшой площади, плотно окруженной строениями нежилого характера. Были здесь мануфактуры для изготовления волшебных товаров, швейные, были винные погреба, магазинчики к маленьким мастерским. С балкончика над потемневшей от времени и наглухо закрытой деревянной дверью висел неугасающий ни днем, ни ночью красный фонарь.

Туда Рубеус и направлялся.

Это был бордель, который посещали озабоченные одиночеством волшебники, любители экстремального секса или просто желающие поразвлечься. Работали в этом заведении самки всех видов и мастей, включая и молодую великаншу. Когда-то давно,еще в молодости, здесь подрабатывала и мать Хагрида, где ее встретил и затем на ней женился его отец. Для Рубеуса этот бордель был родным домом и он иногда, но не настолько часто, как ему хотелось, наведывался сюда, чтобы встретиться кое с кем из девушек.

Пока не появилась она. Звали ее Янке.

Увидев ее, мужчина перестал думать о ком-нибудь еще из тружениц борделя. Она была великолепной — высокая, статная, русоволосая и с самого первого взгляда на нее завоевала сердце простоватого Рубеуса. Ее двухметровый с лишним рост делал ее достойной партнершей огромного полувеликана. Свои длинные русые волосы девушка сплетала в толстую, ниже ее зада, косу и ей во время любовных утех привязывала своих клиентов к себе (его тоже и этим сводила его с ума!), пока они не падали в обморок от истощения.

Мужчины брали ее нарасхват и ее услуги оплачивались звенящими галеонами, а не серебряными сиклями, но от Хагрида она плату не принимала. Он был ее "пушистым диким зверем" и ради него жрица любви выгоняла любого другого клиента, сразу по его появлении, несмотря на крики мужчин, их угрозы и отказ от оплаты услуг.

Предвкушающий спектр волнующих ощущений полувеликан с трудом втиснулся сквозь несоразмерную с его габаритами дверь и стал оглядываться в поиске места, куда присесть, чтобы заказать жгучую девку Янке на несколько следующих часов. В сумраке слабоосвещенного помещения к нему подошла владелица борделя — дурманяще пахнущая толстуха. Янке, возможно, и не брала оплату своих услуг от Хагрида, но это было ее личным выбором. Собственница заведения такое попустительство не могла допустить — ее бизнес — руководить борделем, а не Хогвартской библиотекой, ведь так? Там можно было забрать и попользоваться книгами, не заплатив и продырявленный кнат, но тут дело затратное, а и радость хорошей прибыли никто не отменял!

Отсчитав обвешанной амулетами Мадам заведения должную сумму горстью сиклов, бережно собранных им, Хагрид уселся и стал ждать появления желанной девушки. Заказав себе кружку пива, он начал присматриваться к притаившимся в затененных углах посетителям.

Одинокий мужчина, одетый в темную мантию с поднятым капюшоном и плохо различимыми чертами лица смело приблизился к рассевшемуся леснику и заговорил неожиданно молодым и звучным голосом:

— Занятная у тебя вещица в кармане, приятель. Фонит. Что это такое?

Прежде чем ответить собеседнику, лохматый лесничий поерзал на сиденье стула, радуясь ощущению чужого к себе интереса. Отпив от кружки, он медленно вытер рукавом капли в усах и бороде, вздохнул, проникся важностью момента и тихо ответил присевшему к нему клиенту заведения:

— Аа, эт`? — хлопнул он по карману. — Из Гринготтса забрал сегодня, по поручению профессора Альбуса Дамблдора, великий он человек, великий. И как сильно мне доверяет, раз поручил такое! Важная эта вещица, важная, но что эт` я не знаю, приятель.

Вкрадчивый голос присевшего к Хагриду посетителя прозвучал снова:

— Вижу, кружки тебе нужны размером с ведра, позволишь угостить тебя парочкой, поговорим — потолкуем, пока ждем дам?

— Можно, почему нет, — обрадовался Хагрид, не замечая, что в одну из кружек принесенного пива его инкогнито-друг подсыпает какой-то порошок и лишь тогда помещает ее перед расчувствовавшимся таким уважительным к себе отношением недалеким умом полувеликаном.


* * *

Колбрух весь скукожился за своим огромным в сравнении с собственными размерами столом под пылающими гневом взглядами посетителей.

— Я приношу свои извинения, господа. Пост главного клерка Гринготтса я занял два года назад, когда мой предок внезапно скончался в расцвете лет. Никто ко мне с просьбами — ни со стороны мистера Поттера, — кивнул он в направлении мальчика, все так же сидевшего вплотную к девочке со сплетенными пальцами рук, — ни с вашей стороны, мистер Грейнджер-Дагворт не обращался. Причины неведения о волшебных корнях вашей прекрасной дочери, с обеих сторон, понятны и разбираемы. В вашей неосведомленности нет ничего криминального, она бы рассеялась после первого посещения нашего банка магическим ребенком, но с мистером Поттером существует уголовный казус. Как видите, все документы, как и завещания родителей и дедушки мистера Поттера, находящиеся в Волшебном мире, закрыты Главным Колдуном Визенгамота Альбусом Дамблдором. Советую вам обратиться к маггловским властям, там должны быть копии всех существующих архивов Волшебного мира. Но остается открытым вопрос несколько деликатный и я не представляю, как его можно решить.

— Какой вопрос, уважаемый Колбрух? — не понимает Ричард и его брови в удивлении поднимаются вверх. — О чем идет речь?

Гоблин начинает нервно перекладывать бумаги по поверхности стола, не решаясь озвучивать ответ, но ему приходится взять себя в руки и дать ответ на этот щекотливый вопрос.

— В качестве кого вы выступите от имени мистера Поттера? Вы ему не отец, не родственник, не опекун, на вас никто из маггловских властей не обратит внимание, мистер Грейнджер-Дагворт. Только если...

Родители Гермионы переглянулись и оба в один голос выкрикнули:

— Мы готовы усыновить...

— Нее-ее-т! Только не это! — прервала их кудрявая девочка и вскочила на ноги. — Никогда не позволю такому случиться. Я не за тем, чтобы Гарри стал мне приемным братом, стараюсь, а чтобы... Я не хочу никаких препятствий нашему... Маамаааа!

— Что, милочка, — очень мягким голосом проворковала Эмма, — скажи мамочке, ты надеешься однажды поже... а! Понимаю. Мистер Колбрух, какое решение предлагаете вы?

— Помолвку, миссис Грейнджер-Дагворт, магическую помолвку.

Гермиона сокрушенно падает на стул и пытливым взглядом смотрит на зеленоглазого мальчишку, чтобы уловить каждую мелькнувшую на его лице или в глазах эмоцию.

Гарри был молчаливым, но рассудительным ребенком — иначе как бы он выжил столько лет в том доме, среди Дурслей, и прекрасно понимал, что у него есть только два выбора — отказаться и вернуться к старой жизни в чулане под лестницей на Привит Драйв, или рискнуть и принять предложение гоблина. Положительный ответ сулил немало неизвестностей в будущем, но оно — это будущее, существовало. Немного навязанное, с этими незнакомыми людьми, с этой странно заинтересованной в улаживании его жизни девочкой, с помолвкой... Странно, думая о возможной совместной с Грейнджерами и Гермионой жизни, его обычно громко кричащая интуиция, молчала и он не испытывал ни грамма настороженности, а только светлые надежды. Наличие взрослых, беспокоящихся об его судьбе, несказанно радовало истерзанное сердце мальчика, а девочка, свалившаяся как с небес, походила больше всего на ангела, которого он звал одинокими морозными ночами в темноте чулана.

Он внутренне собрался, поднял умоляющий взгляд на почти что не заплаканную Гермиону и, не переставая смотреть в ее карие глаза, спросил:

— Что мне нужно сделать, уважаемый Колбрух?

Глава 7. Встреча с Малфоями

Из волшебного банка Гринготтс пулей вылетела взлохмаченная девочка с пышными каштановыми кудрями и пунцовыми щеками и устремленно, длинными — насколько это было возможно, шагами заспешила по Косому переулку в одном только ей известном направлении. За ней рысью бежал лохматый зеленоглазый мальчик, немного ниже и намного худее ее, которого она тащила за руку.

— Куда спешим, Хэтти, милочка? — подгоняемые летящей сломя голову Гермионой, за ней следовали длинными шагами ее родители.

Эмма пробежала за детьми несколько метров, поравнялась с ними, чтобы посмотреть, куда заторопилась дочь, вытаращилась от одной только ее сосредоточенности и выражении слепого доверия на лице Гарри. Подобно гончей, идущей на запах добычи, девочка не отрывала взгляд от витрины магазина с вывеской "Мантии на все случаи жизни — у мадам Малкин" и вела всю компанию туда, все еще таща за руку своего жениха, хм. Молодая женщина переглянулась со спешащим рядом с ней мужем и оба синхронно засмеялись. Стоило появиться в жизни их заумной дочки правильному парню и она сразу превратилась в обычную девочку — ее стало тянуть к новым шмоткам.

Гермиона вихрем влетела в зал магазина и сразу же перед ней материализовалась невысокая, пышноволосая ведьма в сиреневой мантии с приятной улыбкой и двумя ямочками на щеках.

— Впервые в Хогвартс, милые мои? — вежливо встретила их она. — Входите, входите, там у нас есть еще один первогодка, идите знакомиться.

Когда взгляд девочки упал на белобрысого отпрыска Малфоев, крутящегося на примерочном столике с распростертыми руками и скучающей миной на лице, глаза девочки округлились, она не сдержалась и прыснула со смеху. Гарри, который за те несколько часов, во время которых общался с ней и ее семьей, так проникся ею, что подобно антенне, ловил ее настроение и сразу эхом повторял его, тоже засмеялся вместе с ней.

Новые посетители мастерской мадам Малкин не привлекли бы внимания самовлюбленного мальчика Малфоя, если бы подсознание не настучало ему, что этот заливистый смех прозвучал в его адрес и он посмотрел в их направлении.

Магглы, это были лишь магглы и они насмехались над ним, отпрыском самой чистокровной семьи в Магмире! Увиденное возмутило его до такой степени, что он сразу пискнул:

— Чего смешного вы видите, поганые грязнокровки? Как позволяете себе насмехаться над чистокровным наследником семьи Малфоев?

— Да замолчи же со своими причитаниями, Драко, — прервала его Гермиона. — Лучше давай познакомимся.

— Не хочу я с грязнокровками знакомиться, я сейчас позову маму и папу и ухожу отсюда. Мадам Малкин, моя мама у Оливандера, позовите ее! — потом спохватился и крикнул, — Откуда тебе известно мое имя, грязнокровка?

— Приснилось, — отрезала кареглазая девочка и замолчала, лишь сокрушенно вздохнула и стала осматриваться вокруг, чтобы найти, где присесть в ожидании прихода леди Малфой. Драко сказанное Гермионой переваритть не смог, но он не мог себе и представить, какие его еще ждали серьезные потрясения. Откуда ему было знать об этом, поэтому он брезгливо вздернул подбородок и повернулся спиной к новым посетителям мадам Малкин.

Следуя безмолвному приказу глаз своей хозяйки, молодая портниха поставила коробку с булавками на шкаф за собой и пошла искать леди Нарциссу в указанный сыночком магазин. Правкой новой мантии белобрысого мальчишки занялась сама мадам Малкин. Ей происшествие и не нравилось, и одновременно вызывало в ней дикое любопытство и желание поприсутствовать при ожидаемом скандале. Она, взмахивая палочкой, изобразила глубокую сосредоточенность работой, предвкушая удовольствие от второго действия постановки.

Тем временем новоприбывшие посетители расселись по стульям в ожидании своей очереди заказать одежду. Несколько модных журналов привлекли внимания Эммы и Гермионы, они стали рассматривать фасоны мантий и остальных элементов одежды, тихо обсуждая их между собой.

Минуты шли медленно и дети стали переглядываться друг с другом. Драко исподлобья следил за двумя грязнокровками — его ровесниками, боясь их, как диких зверей, пока красноватый шрам на лбу тощего неряшливого задохлика неожиданно не мигнул меж темных прядей волос и не приковал к себе все его внимание. Да это же...

— Эй, ты не Гарри Поттер часом? — крикнул он, забывая о правилах хорошего воспитания, весь покрываясь болезненно красными пятнами. Вещи стали сомнительно попахивать. Драко насторожился.

— А если я Гарри Поттер, то что? — осмелев близи семьи Грейнджер, выдавил темноволосый мальчик и его зеленые глаза сверкнули угрожающе за очками. — Станешь вежливее, что ли?

— Зачем Мальчик-который-выжил возится с этими грязнокровками? — не сдавался белобрысый.

— Драко, да замолчи ж ты, — не выдержала поток обидных названий Гермиона, — ведь не знаешь ни кто я, ни то, кем я для тебя и твоей семьи являюсь.

— Хэтти? — вопрос матери прозвучал одновременно как предупреждение, так как в магазине вошла... нет, не просто вошла, а продефилировала, высокая стройная женщина с прекрасно уложенными блондинистыми волосами, которые темнели к корням.

Глаза женщины были прозрачно-темными и сразу по вхождении впились в чадо, осматривая его с ног до головы, ища на нем повреждения, ранения, увечья. Уверившись, что с сыночком страшных происшествий не случилось, она направила свое внимание на остальных посетителей, мимоходом останавливая взгляд на шраме зеленоглазого мальчика. Любопытно!

Затем взгляд новоприбывшей леди продвинулся на пышноволосую девочку, шатенку, как и та взрослая женщина перед ней. Девочка уцепилась руками за предплечье шрамоголового мальчишки, как бы опасаясь, что придет какой-то страшный злоумышленник и попробует оторвать и украсть мальчика от нее. Кто эти люди?

— Драко, — заворковала она своему ребенку, — что такое случилось, почему ты позвал меня?

— Мама, почему Гарри Поттер с этими грязно... — писклявым и притворным голосом крикнул белобрысый мальчик.

— Шу-шу, Драко, невоспитанно говорить так при людях. Мадам Малкин, закончили ли вы с моим заказом?

Собственница магазина порозовела от неудобства, пока зыркала на своих портних, но честно ответила:

— Прошу прощения, леди Малфой, ваш заказ был слишком большим. Мы приготовим его часа через два. А у нас кроме ваших есть и другие заказы, и другие посетители, простите. Не захотели ли бы вы прийти за одеждами после обеда, если вас это не слишком затрудняет? Я хочу лично все пересмотреть, чтобы все было на уровне.

— Ладно, мы с Драко пойдем за остальными покупками, пообедаем и к трем часам зайдем за мантиями.

В тот момент дверный звонок возвестил, что кто-то еще вошел в магазин и все повернулись к новому посетителю. Это был высокий, представительного вида и неопределенного возраста — то ли тридцати, то ли пятидесяти лет, блондин — высокомерный, ухоженный, выхоленный в атласной мантии угольно-черного цвета и с серебряной тростью с набалдашником в виде головы змеи.

— Папа, папа, тут Гарри Поттер с оравой грязнокро...

— Силенсио! — внезапно произнесла мать несдержанного белокурого мальчика и он, замолчав на полуслове, ошарашенным и обиженным взглядом посмотрел в ее сторону. Лицо взрослого блондина окаменело, в его глазах появились опасные огоньки и он стал играть желваками. Тем временем леди Малфой повернулась к сидящим на стульях Грейнджерам и тихим голосом заговорила:

— Господа, прошу вас, извините несдержанность моего сына, дома он понесет свое наказание за слова, возможно, не имевшие ничего общего с действительностью. Позвольте представиться — я леди Нарцисса Малфой, в девичестве Блэк, мой муж — лорд Люциус Малфой, сына зовут Драко. Он едет осенью на первый курс в Хогвартс и премного взволнован этим фактом.

Мать Гермионы переглянулась со своими спутниками и все, следуя ее молчаливому приглашению, встали с мест и она, понимая, что если с ними заговорила жена этого напыщенного волшебника, правильно будет представиться самой и представить своих ей близких:

— Очень приятно, леди Малфой. Мы родители будущей первокурсницы — это мой муж — д-р Ричард Грейнджер-Дагворт, стоматолог, я — д-р Эмма Джин Грейнджер-Дагворт, в девичестве — Стоун, стоматолог. А это наша дочь — Хэтти, Гермиона Джин Грейнджер-Дагворт и ее жених — Гарри Джеймс Поттер-Блек. Прошу не обращать внимания на внешний вид мальчика и на его обноски, мы оденем его с иголочки.

Чета Малфой не заметила, как их челюсти стали падать все ниже и ниже от удивления, а когда прозвучало последнее слово, одновременно воскликнули. Он:

— Дагворт?

Она:

— Блэк?

А Драко лишь таращился.

Гермиона была, наверное, единственная из присутствующих, осведомлена обо всем и тихо засмеялась, зная, что момент истины еще не наступил. Ричард, посмотрев на развеселившуюся дочку, заподозрив длиннющую череду открытий, отработанным голосом врача предложил:

— Уважаемые господа Малфой, в свете вашей реакции на наши фамилии, у нас с вами, очевидно, есть о чем поговорить. Как бы отнеслась ваша семья к нашему приглашению отобедать в каком-нибудь ресторанчике?

— В маггловском ресторанчике, мистер Малфой! Настаиваю! — отчеканила девочка и все в удивлении уставились на ее серьезное выражение. — К тринадцати часам, например, чтобы и мы с Гарри могли заказать мантии и прочие вещи и переодеть... ся, — поправилась она. — Купить себе палочки и остальное...

— Хм, — сказал Люциус Малфой. — Нарси, дорогая, мы давно не выходили за барьер, примем приглашение?

— Я взволнованна, конечно, примем.

Челюсть белобрысого пацана угрожала упасть на пол после всех потрясений своего мировоззрения, вызванных теплыми отношениями родителей с этими гря... А грязнокровки ли они в действительности?


* * *

— Какая палочка тебя выбрала, Гарри, — спросила леди Малфой, когда все расселись и сделали заказ.

— Клык василиска и перо феникса, миссис Малфой, — ответил зеленоглазый мальчик, завороженно вертя в руках проблескивающую белизной костяную палочку. — Мистер Оливандер сказал, что она очень мощная, раз не испепелилась в моих руках. Все другие сгорели, когда я попробовал взмахнуть ими. Моя Хэтти смеялась от души.

Глаза мальчика смотрелись в лицо девочки с обожанием.

— Пока не начала выбирать она, — продолжил он, не отрывая взгляд от нее. — В ее руки влетели сразу две палочки, а когда она взмахнула ими... Мистер Олливандер долго исправлял взорванные стеллажи и собирал щепки уничтоженного интерьера.

Кривая усмешка сверкнула на худеньком лице мальчика и в корне изменила его. Оно стало интересным, привлекательным и задорным. Карие глаза Гермионы исполнились теплоты и она легко сжала руку Гарри, неотрывно лежащую до сих пор в ее ладони.

Лицо Нарциссы Малфой вдруг насторожилось и она, посмотрев на своего внимательно слушающего супруга, решилась предложить:

— Думаю, нам надо поговорить начистоту, господа. У нас к вам есть вопросы, наверное, у вас к нам тоже.

Глава 8. К семи часам того же вечера

Сидящего перед камином в своем кабинете директора Хогвартса, Альбуса Дамблдора охватило сначала подозрение, а потом и настоящее беспокойство, когда его лесничий не появился в уговоренный срок возвращения. Рубеус Хагрид, отправленный вчера вечером на остров, где должны были спрятаться магглы, растившие в нужном ключе его Оружие, еще не вернулся из похода, а должен был сделать это еще час назад. Он должен был отвезти мальчика обратно в Литтл Уингинг, отдать ему на прощанье билет к поезду, ничего не разъяснив про то, как найти платформу 9 3/4 и портключом вернуться в Хогвартс. Ему также было приказано принести из Гринготтса очень важный предмет — Философский камень, спрятанный своим владельцем, Николасом Фламелем, в банке.

И вот уже больше часа Хагрид опаздывал.

Дамблдору, на правах бывшего ученика, Фламелем было дано разрешение на ежегодное недельное изъятие камня из ячейки в экспериментальных целях. И он этим правом пользовался уже давно. Николас и Перенель, раз в шестьдесят-семьдесят лет, после омоложения при помощи старого камня, создавали себе новый и сохраняли его где-то, каждый раз в другом, но всегда безопасном месте. На этот раз они выбрали волшебный банк Гринготтс. Но близилось время, когда камень заберут из банка и используют, уничтожив его навсегда. После этого иди ищи иголку в стоге сена — они скроются среди магглов и не покажутся Альбусу на глаза никогда.

Нахождение Философского камня в непосредственной близости для любого живого человека из-за сильнейшей волшебной энергетики, струящейся вокруг, было слишком головокружительным. Ощутив впервые воздействие камня на себе, Альбус возжелал его. Знал бы он, как изготовить себе самому Философский камень, не стал бы возиться ни с Риддлом, ни с Поттерами. Не появились бы ни Пожиратели Смерти, ни Орден феникса, но намеки Альбуса двое Фламелей встречали смехом, подчеркивая, что ему, с его нетрадиционной ориентацией, изготовить камень не только невозможно, но даже опасно пробовать. И ревниво сохраняли молчание, оберегая тайну изготовления и самого камня, и Эликсира жизни из него.

Поэтому Альбус решился на подмену.

Сорок девять раз забирал директор камень из Гринготтса и изучал его свойства. Прежде всего он искал способы сохранить фоновое излучение в посторонних предметах, пока, после длительных проб и ошибок, не установил, что лучше всего он впитывается в сахар.

И он стал всю отпущенную Фламелями неделю держать Философский камень в бочке, полной густого сахарного сиропа. Фонил этот сироп больше года после удаления камня, сохраняя в себе жгучие ощущения радости и даруя крепкое здоровье, сохраняя энергию молодости.

Дамблдор стал делать себе из этого сиропа сладости. Чтобы окружающие не соблазнялись ими, он их заливал литрами чистого лимонного сока, делая их кислыми до невозможности. Похрустывая лимонными дольками, он чувствовал себя отлично, а от поедания этих сладостей никакой кариес ему не грозил. И он гордился своей находчивой идеей.

Пока однажды не понял, что и сам пергамент, в который заворачивался камень, тоже неплохо впитывал излучение и фонил магией и волшебными ощущениями. Тогда директор стал обдумывать, как оставить при себе настоящий Философский камень, отправив в Гринготтс подделку. Хотя бы за те десять лет, которые ему остались, прежде чем Николас заберет из волшебного банка свой магический артефакт, чтобы изготовить из него для себя и своей жены Перенель порцию Эликсира жизни, помолодеть и спрятаться где-то среди миллиардов жителей планеты. Альбус Дамблдор надеялся, что по истечении этих десять лет его Грандиозный план насчет отпрыска Поттеров воплотится во плоти и факт изчезновения камня не будет иметь особого значения.

Уже десять лет Оружие травили его собственные родственники, делая из него зашуганного дикаря, который станет смотреть в рот Альбуса Дамблдора, когда тот применит на нем маску "доброго дедушки". Верного, признательного мальчика легко будет увести на убой под палочку Лорда Волдеморта, в голове которого директор вовремя поставил нужные закладки.

Убивая мальчика Поттера Авадой, Волдеморт создаст ему, Дамблдору пустое тело для внедрения и появится на свет Новый Гарри Поттер, победитель самого страшното темного лорда двадцатого века.

Никому из живых людей на Земле даже мельком не придет мысль связать одного молодого зеленоглазого парнишку с махинациями старого Альбуса Дамблдора.

А Фламели пусть подохнут.

Директор школы воспользовался правом самопровозглашенного опекуна наследника рода Поттеров и забрал из его ученического сейфа достаточно денег, чтобы закупить на маггловском рынке достаточно большой кусок необработанного рубина, внешне смахивающего на Философский камень. Продержав его всю неделю в густом сахарном сиропе, вместе с настоящим камнем так, чтобы рубин тоже стал фонить магией, он оставил его покрытым сиропом, а затем — подсушил. Получилась хорошая подделка — из пергамента и вымазанного рубина — для непросвещенных, а для гоблинов было достаточно, что от пакетика шли волны магии.

В Гринготтс перекочевал камень-фальшивка, но теперь он был нужен здесь для предстоящей череды препятствий в подготовке Оружия и для приманки одержимого Волдемортом преподавателя по ЗОТИ Квиринуса Квирелла. Настоящий Философский камень Дамблдор вытаскивать в открытую не собирался. Он им дорожил и скрывал его обернутым серебряной фольгой в особом сейфе в своих личных комнатах, вытаскивая его лишь во время летних каникул, когда в отсутствие студентов и преподавателей изготовлял себе лимонные дольки.

В остальное время он списывал волны магии, распространяющиеся от философского камня вокруг директорского кабинета, вне зависимости от фольги, стальных стен сейфа и толстого камня стен замка, на золотого феникса Фоукса. Ему верили, что бы директор не сказал.

Но Фоукс такое к себе отношение не одобрял и стал вдвое чаще самовозгораться и дуться на директора, когда он отправлял феникса с поручениями.

Прошел еще час в тревожном ожидании и Дамблдор, подталкиваемый подозрением, решил лично наведаться в гости к Хагриду в его хижину.

Клык бросился с лаем скалиться навстречу профессору Дамблдору и он, взмахнув палочкой, утихомирил его невербальным Ступефаем. В хижине Хагрида не было, очаг был холодным, воняло собачьими экскрементами, всюду была разбросана пустая посуда и какие-то тряпки.

Дамблдор решил, что вещи вышли за грани обычного и с Хагридом дела, возможно, неладны. Не оглядываясь и не медля старый колдун вернулся обратно в свой кабинет, откуда ему легче было действовать.

Сначала он призвал своего феникса и, помогая себе рукой придержать голову птицы так, чтобы получился хороший зрительный контакт с ней, стал медленно говорить:

— Фоукс, иди поищи Хагрида, он в школу не вернулся. Найдя его, принеси сюда обратно, в мой кабинет. Понял? Лети тогда.

Ало-золотая птица нахохлилась, расправила крылья и изчезла в облаке холодного пламени. Директор Хогвартса вздохнул неспокойно, теперь оставалось немного подождать. Не раз феникс справлялся с похожими заданиями хозяина, он был способен нести товар, многократно превышающий его массу. Хагрид не был самой тяжелой посылкой для Фоукса, нужно было только найти лесника и вцепиться в него когтями.

Но вернул феникс полувеликана в состоянии трупа — был он мертвым в течение не менее нескольких часов, так как его могучее тело было окаменевшим, а зияющий рот — почерневшим. Директор ахнул от удивления, Хагрид был отравлен и его смерть сулила школе неприятности, при этом немалые. Чтобы возместить влияние такой нежданной беды, как смерть лесника, приходилось действовать, пока улей не разжужжался и кто-нибудь не начал расследовать и разнюхивать все вокруг. Он схватил длинный распушенный хвост феникса и приказал:

— Принеси меня туда, где ты нашел Хагрида!


* * *

— Мама, я ей не верю, — захныкал избалованный сынишка блондинистой семьи. — Не может быть такое, чтобы у нас в родне имелись сквибы. Это неправда, знаешь, как надо мной будут издеваться ребята, когда узнают, что у меня есть кузина-гряз...

Шлёоооп! Звонкая оплеуха со стороны матери повернула голову пацана на девяносто градусов, оставив на бледной щеке заметный красный отпечаток. Нарцисса пылала гневом на своего сына за то, что он так и не научился держать язык за зубами и всегда говорил первое, что пролетело сквозь его пустую голову. Из серых глаз Драко брызнули слезы обиды и он даже не посмотрел на свою маму.

— Драко, — скрипящим от холода голосом заговорил мистер Малфой, — список твоих сегодняшних закидонов стал длиннее "Истории Хогвартса". Закрой рот, открой уши и включи, наконец, свой мозг. Раз твой отец не возражает, а соглашается с данным фактом, значит действительно семья Грейнджер-Дагворт наши кровные родственники. Посмотри на родовое кольцо на пальце твоей двоюродной сестры, прочти еще раз письмо, которое написал тебе будущий "Драко", подумай. Если ты настолько маленький и не можешь суммировать два плюс два, поверь своим родителям, они не позволят, чтобы с тобой случилась беда.

Пристыженный мальчик, пунцовый как помидор, повесил покрытую платиново-русыми волосами голову и замолчал, ожидая от дальнейшего разговора, чтобы тот отвел от него внимание.

— Мисс... Гермиона, на ком должен жениться Драко, чтобы родился внучек Скорпиус? — елейным голосом спросила леди Малфой.

— На Астории Гринграсс, мэм, хотя мы все время думали, что его женой будет Пэнси Паркинсон.

— Дорогой, с Гринграссами надо все вовремя обговорить, — посмотрела волшебница на своего призадумавшегося мужа, который согласно кивнул, особо не расточаясь в словесном общении.

Пока не заговорили о регистрации помолвки новоявленной племянницы с Гарри Поттером и вскрытии завещаний его родителей и дедушки с бабушкой.

Глава 9. В поиске Гарри Поттера.

В опрятном доме на Привит Драйв 4, в кухне на первом этаже ужинала семья из трех человек. Усатый русоволосый мужчина, настолько плотный и объемный, что его зад не мог поместиться на обычном стуле из магазина, поэтому сидел он на большом, заказном кресле с усиленным стальным каркасом. Обычный стул его сыночка, той же комплекции, что и отец, все еще выдерживал тушку мальчика, но когда и для него понадобится заказывать кресло в сталелитейной, было вопросом времени.

Под снисходительным и полным обожания взглядом сидящей напротив такой же русоволосой женщины, оба лопали из тарелок размером с противни, хрюкая от удовольствия.

Петуния, а это была именно она, медленно бодая вилкой и жеманно прожевывая порезанную на маленькие кусочки отбивную, ощущала себя одновременно счастливой и беспокойной.

Счастливой, потому что после спасения ее семьи на острове ранними рыбаками они вернулись домой без других происшествий, кроме посещения семейного врача, чтобы обсудить проблему Дадликинса с хвостиком.

Беспокойной, потому что этот никчемный мальчик, сын Лили, еще не вернулся после посещения мира... уродцев. Хоть бы убился или его убил кто-то, но той вереницы хлопот после его исчезновения ее семье не миновать.

Не должна была тогда, ох, не должна! соглашаться с условиями Бородача. Но предложение было такое заманчивое и не принять его было невозможно. Уж очень большой куш дал чокнутый старикашка за обязанность заботиться и растить сына сестры на тех условиях, что продиктовал работодатель.

До сих пор все шло как надо, выплата приходила вовремя, мальчик рос зашуганный, недокормленный, одинокий. Им никто не интересовался из мира уродов и они использовали его в качестве раба. Бородач заботился о том, чтобы регулярно подчищать память тех немногих людей, которые могли заметить неладное и насторожиться способом третирования урода добропорядочной семьей Дурсль.

Они знали, что к мальчику прилетит сова — с этим ничего нельзя было сделать, но Дамблдор обещал отправить к ним не школьного преподавателя, которому могло и не понравиться положение вещей с будущим первокурсником в доме родственников. Поэтому Дурсли действовали по предварительно обговоренному плану — уничтожать письма, уехать из дома, подождать приезда лесника школы.

А вот какая получилась неожиданная проблема — мальчик утром уехал с той громадиной Хагридом и назад не вернулся. И теперь Петуния колебалась, дать Дамблдору знать об этом или не дать.

Но пока она рассуждала, что делать, зазвенел телефон. Она сразу вскочила с места и под заинтересованными взглядами маленьких свиных глаз Вернона и Дадли пошла отвечать на вызов.

— Алло! — вычурным тоном пропела она, ожидая, что навстречу ей ответит кто-то из ее подружек по улице. — Петуния Дурсль у телефона.

— Добрый вечер, миссис Дурсль, — женский голос был незнаком, но звучал культурно и неназойливо. — Меня зовут д-р Эмма Грейнджер. Ваш племянник, — сердце Петунии сжалось, но не из-за беспокойства о судьбе мальчика, а из-за горы хлопот после звонка этой докторши, — сегодня в Косом переулке встретился с моей дочкой, с которой они вместе будут учиться в Хогвартсе. Как оказалось, они уже были знакомы и моя дочка пригласила своего друга побыть у нас дома в гостях несколько дней, а если возможно, то и до конца августа.

По мере раскрытия сегодняшних событий Петуния все больше и больше бледнела, а в конце, когда ей сказали, что мальчик останется с семьей уродов, она схватилась за сердце, которое глухо разболелось. Побелевшие губы почтенной домохозяйки стали трепетать и она могла лишь лепетать:

— Да, да, конечно. Конечно, можно.

Но, когда разговор закончился, она на негнущихся ногах приковыляла обратно в кухню и грохнулась безмолвно на свое место.

Ее встревоженный супруг проникся переживаниями жены и даже перестал есть, чтобы глазами следить за ее передвижениями. Наконец, он не выдержал и спросил:

— Туни, кто это был?

— Вернон, нас раскрыли, — охнула его жена с таким отчаянием, что даже китоподобный сын семьи оторвался от еды и посмотрел на мать. — Если еще не раскрыли, вопрос лишь времени, когда раскроют. Нам надо выметаться отсюда в экстренном порядке.

— Почему, кто звонил? Что тебе сказали? — не поверил почтенный супруг.

— Звонила какая-то д-р Грейнджер, которая уведомила меня, что мальчик знался с ее дочкой-уродкой, и его пригласили к ним в гости до конца августа.

— И что от этого, — засмеялся обрадованный Вернон. — Урод не будет мельтешить перед глазами целый год, радуйся. А денежки так и будут приходить исправно. Спокойно, Туни, все в порядке, не о чем беспокоиться. Она сказала, что доктор, в мир уродцев доктора нет. Значит, никто и не заподозрит, что у мальчика были проблемы со здоровьем.

— Не знаю, Вернон, чует сердце, что нам надо уезжать в кратчайшие сроки.

— Не преувеличивай своих ощущений, все уладится, дорогая. А что у нас на десерт?


* * *

Это была женская комната, вся в рюшках, в подушечках, которая противно воняла. Воняла молодой женщиной, а Альбус ненавидел этот запах с самой молодости. Женщины были ему неинтересны в амурном плане и он смотрел на них как на назойливых плаксивых существ, несоизмеримо глупее и слабее любого мужика. Он удивлялся, кому были нужны эти мягкотелые недочеловеки, почему Создатель решился произвести слабый пол и отдать ему одному самую ценную вещь — способность рожать, и не находил для себя объяснения.

Но факт существования женщин был налицо и незатухающий интерес мужчин к ним испокон веков не только не сходил на убыль, а как-то возрастал и Альбус был вынужден признаться, что возможно и не прав в своих рассуждениях.

Комната была чиста и не разбросанна, но пуста, это было сподручно директору Хогвартса. Он быстро огляделся в поиске чего-нибудь, указывающего, кто и почему убил Хагрида. За огромной кроватью с высоким балдахином что-то сильно фонило магией и старый волшебник быстро приблизился, чтобы увидеть источник. Был сверток, в который он оборачивал фальшивый камень, когда сдавал на сохранение в банк, пустой сверток, на внутренней стороне которого было что-то написано. Дамблдор осветил пергамент Люмосом из палочки и похолодел, прочитав текст:

"Старого лиса перехитрить захотел? Ф"

Оглянулся на феникса, но неблагодарная птица одна вернулась без него в Хогвартс, и директору пришлось аппарировать самостоятельно до границы Защитного купола школы. Спеша настолько, насколько мог, пыхтя и страдая одышкой, он доковылял до своего кабинета, сразу отправившись к укромному местечку, где десятилетиями раньше соорудил свой персональный сейф. Дрожащей рукой набрал комбинацию цифр и открыл дверцу, ища глазами заветный колобок серебряной фольги, погруженный в десятилитровую бочку с сахарным сиропом.

Сосуд был пустым.

Внезапно нахлынула волна настолько непомерного отчаяния, что воя от ярости, Альбус дернул свою бороду и толстый пучок белых косм остался в его скрюченных пальцах.


* * *

Миссис Уилкинс весь день сидела у окна и наблюдала за своими соседями напротив — семьей Дурсль. Она видела, как они вчера утром укатили куда-то на своей машине, забрав с собой — впервые в кои-то веки — своего затюканного племянника, Гарри. Вернулись они к вечеру сегодняшнего дня без мальчика.

Бинокль, вооружиться которым она вовремя сообразила, показывал, что на кухне Дурслей сидят только трое, а племянника нигде не было видно.

Миссис Уилкинс давно наблюдала за этой ненормальной семьей и составила на них уже целое досье — в нем она собирала заметки о передвижении каждого жильца дома номер четыре. Ей было давно и хорошо известно, что все сказанное миссис Дурсль о темноволосом сыне ее сестры — бред сивой кобылы. Добрым и нормальным в этой странной семье был лишь названный своей тетей уродом маленький Гарри. Несмотря на жестокое обращение с ним со стороны родственников, мальчик был внимательным, тихим, прилежным — что о том порождении ада, Дадли, нельзя было сказать.

Кстати, своему сынульке Петуния, общаясь с дамами, живущими в районе и работающими в окрестностях, пела повседневные дифирамбы, заливаясь соловьем, какой он добрый, сказочно способный и ученолюбивый. Это была настоящая чушь. Маленький — если можно этим словом назвать слоненка, которого он напоминал своими габаритами, Дадли Дурсль был знаменит среди малышни Привита Драйва своим сварливым, взрывным характером с бандитскими замашками.

Миссис Уилкинс отметила в своих журналах каждую мелочь, каждое нападение и ограбление ребятишек, совершенное Дадли Дурслем в компании своей банды. Она отразила и каждые побои Гарри, бывшего гораздо меньше по росту и худее по комплеции, чем его кузен, записывала дни, когда племянника выгоняли с раннего утра на прополку сорняков... Она знала все о жизни дома напротив. А теперь думала, что они своего племянника убили и где-то его закопали.

Недолго колеблясь, сознательная гражданка взяла телефонную трубку и позвонила в полицию города, точно и ясно объяснив дежурному свои сомнения.

Пятью минутами спустя вой сирен возвестил о приезде полицейской машины и машины скорой помощи. Соседи стали выходить, чтобы узнать новости.

Миссис Уилкинс была счастлива уведомить всех о своих наблюдениях.


* * *

Внезапно, в... корчащемся сознании директора Хогвартса сверкнула искорка надежды.

Хроноворот! У него находился созданный Эдвардом Поттером, дедом Джеймса, артефакт, который Альбус после того рокового Хэллоуина нашел в рабочем столе покойного владельца дома в Годриковой Лощине. Позволял этот хроноворот, по записям своего изготовителя, найденным там же, возвратиться назад во времени в рамках трех дней.

Максимумом, которого достиг директор, были три часа.

По всей вероятности, Эдвард настроил свое изделие на своих потомков, в руках чужака он работал худо-бедно и не всегда.

Вспомнив о нем, Дамблдор стал рыться среди кучи ценностей, присвоенных во время рейдов Аврората в поисках темных артефактов в домах неугодных Министерству, или точнее — богатых чистокровных, якобы симпатизирующих Темному Лорду Волдеморту, имя которого не смели называть.

Наконец, хроноворот нашелся и старый колдун сразу применил его, надеясь застать Хагрида живым.


* * *

Хагрид лежал раздетым и мертвым на кровати той же комнаты, в которую Дамблдор ранее прибыл при помощи Фоукса. Статная и хорошо сложенная красотка, бледная и совершенно голая, громко кричала и тормошила отдавшего концы лесника Хогвартса.

Директор невербально бросил на себя чары хамелеона и стал ожидать, когда голосистая жрица любви уймется и уйдет отсюда. Ему была нужна лишь пара-тройка минут, чтобы прикарманить мертвого полувеликана, забрать фальшивый камень и вернуться к опушке Запретного леса.

Но на крики девушки прибежала целая стая полураздетых женщин и Дамблдору пришлось смыться в экстренном порядке. Подождав среди деревьев опушки некоторое время, он аппарировал обратно в ту же комнату, прикрываясь чарами невидимости.

На этот раз тут никого, кроме лежавшего с распростертыми руками нагого Хагрида, не было. Альбус бросился к куче одеяний лесника, сразу забрав его огромную, похожую на палатку мантию. Во внутреннем кармане нашелся билет для Хогвартс-экспресса и пакет из Гринготтса, но распакованный и пустой. Не раздумывая, он запихнул билет в собственный карман, затем старый колдун дрожащими руками раскрыл пергамент и с ужасом узрел тот же текст, что и раньше:

"Старого лиса перехитрить захотел? Ф"

Опоздал!

Бросив мозолившую глаза бумажку, Дамблдор поспешно аппарировал к Запретному лесу, не заметив, что она упала на то же место, где он нашел ее здесь при первом своем посещении.

Вернувшись в директорский кабинет, он отправился сразу к сейфу, роясь в кармане мантии в поисках ключа, не заметив, как оттуда на пол упал найденный в борделе билет на поезд. Он надеялся, что времени, которое дал ему хроноворот, будет достаточно, чтобы опередить вора и застать в бочке свой серебряный сверток полным. Напрасно! И здесь он опоздал.

Мерлин, что за день? Что произошло? Каким было то ошибочное, но роковое в своей сути решение, которое вело за собой эту лавину неудач в его жизни?

Альбус Дамблдор рухнул на ближайший стул и схватился двумя руками за голову. Блуждающий взгляд упал на белеющий прямоугольник на полу и сконцентрировался на нем. Это был билет для Хогвартс-экспресса и он нашелся в кармане Хагрида...

Мерлин! Если билет был в кармане лесника, а не в руках Поттера, что там случилось с сопляком? Удалось ли Рубеусу найти магглов, встретился ли он с мальчиком?

Глава 10. Катастрофа.

Взяв себя в руки, профессор Дамблдор немедленно аппарировал на Привит Драйв в Литлл Уингинге. Но там его ждала новая неудача.

Вокруг дома родственников Гарри Поттера собралась толпа не менее, чем из сотни соседей, полицейских из двух машин, скорая, людей с какими-то приспособлениями на плечах, вроде омниноклей, но гораздо больше. Светили яркие лампы, освещали все вокруг сада и входа в постройку. Люди в расстроенных чувствах сновали, высмаркивались и рассказывали небылицы, вроде той, что Дурсли растили своего родного племянника в чулане под лестницей.

Тетю Гарри Поттера допрашивали на месте, но она отбивалась от навязанной ей ответственности, называя его, Дамблдора, имя, говоря всем-всем, что это он приказал им сурово относиться к племяннику.

Директор, Глава Визенгамота по совместительству, аж затрясся от ужаса. Что будет с его репутацией, когда этот балаган завтра выйдет в прессу?

Он осмотрел копошащееся множество и заострил внимание на крикливой дамочке, которая верещала навстречу быстро записывающим ее показания полицейским:

— Говорю вам, они его убили, никак по-другому! Вчера рано утром уехали на машине всей семьей, с племянником, а вернулись сегодня вечером втроем. Где Гарри? Почему он не вернулся с ними? Почему Петуния, эта змея, которую мы приняли в наш круг общения, не скажет где он и что с ним? Повторяю, или бросили на дне океана, или где-то в глубокую дыру, в пещеру какую-то!

Незамеченный никем директор Хогвартса аппарировал обратно в свой кабинет, чтобы обдумать стратегию на завтрашний день. Предстояли раскрытия, равные по силе шторму — изчезновение Героя Магического мира, смерть лесника школы. Это должно было быть предподнесено обывателям как дело рук приверженцев Того-которого-не-называют и отвести внимание Аврората от персоны Альбуса Дамблдора.


* * *

Сегодняшние открытия стали для взрослых представителей семьи Грейнджер эмоциональным ударом с мощностью бомбы. Их дочка, их маленькая одиннадцатилетняя девочка, была в действительности взрослой женщиной и такое им понарассказывала, что хоть стой, хоть падай. Тяжелее всего им далась внезапная помолвка Гермионы с этим маленьким оборванцем, оказавшимся богаче Креза, но выглядевшим нездоровым недокормленышем, которого они должны были сначала вырастить, прежде чем подпускать к дочурке.

Неожиданное родство с выдающейся в магическом мире семьей Малфоев и знакомство с их представителями сулило Грейнджерам дополнительные и немалые переживания, потому что родня оказалась приверженцами Того-которого-не-называли и который убил родителей, боже упаси, будущего зятя. Но какими глазами пялился напыщенный павлин, да-да, кузен Люциус, на маленькую Гермиону — главу своей семьи. Показ Родового кольца Малфоев на пальчике дочки, потерявшее свою силу кольцо — похожее на Гермионино точь-в-точь — посеревшего в лице мужчины произвело впечатление ядерного взрыва.

Не к прибамбасам стремилась мисс Грейнджер, а к тому, чтобы действовать согласно плану, придуманному старым, уже взрослым Драко в прежней жизни.

— Помните, мистер Малфой, я для себя от вас ничего не хочу. Я просто хочу устроить свою жизнь так, чтобы не пожалеть о принятых решениях, — говорила пышноволосая девчонка и все завороженно смотрели на нее. — То, что мои цели совпадают с вашими, это здорово. Как говорил один умный человек — "Цель оправдывает средства", поэтому я повременю с возвращением родовых артефактов. Мы с тем Драко уже все обдумали, вплоть до того, что когда Темный Лорд возродится, вы можете показать ему кукиш, оправдываясь тем, что ваша Леди запретила вам пособничать любым вздорам сумасшедших полукровок, вроде красноглазой змеи Вол..., пардон. Метку вашу надо снять, но сначала я должна восстановиться от темпорального прыжка. Дайте мне недельку-другую и я займусь этим.

Люциус во все глаза смотрел на новоявленную племянницу и мысленно с ней соглашался, поэтому, когда его белобрысый сынишка стал хныкать, что родниться с "грязнокровкой им, Малфоям, не положенно", на его лице выступило суровое и очень раздраженное выражение. Это выражение сменилось на одобрительное, когда его жена, северная красавица Нарцисса, которая оказалась при этом дальней, но в обозримой степени близости, тетушкой Гарри Поттера, залепила звонкую оплеуху Драко.

Теперь, когда после звонка Эммы Дурслям вопрос с родственниками Гарри был улажен, надо подумать, как быть с властями. Самый главный вопрос — как узаконить в маггловском мире помолвку детей. И надо ли? Люциус Малфой по этому вопросу выразился однозначено — придется обращаться, если понадобится, и к королеве, но до конца августа все должно было быть улажено, чтобы связать по рукам бородатого паука в кресле директора Хогвартса.


* * *

Пока Альбус Дамблдор метался по острову, искал в одиночку своего исчезшего ручного героя, а Волшебный мир разпирало от новостей, переговоры по признанию помолвки несовершеннолетных детей шли полным ходом. Но когда за дела взялась адвокатская контора "Стоун, Стоун и Гендерсен", рекомендованная Люциусом Малфоем, признание законности помолвки Гермионы Грейнджер и Гарри Поттера, одиннадцатилетнего возраста, особой трудности не создало.

"Стоун, Стоун и Гендерсен" была универсальной конторой, действие которой распространялось и в маггловском, и в магическом мире. В нее набирались работать магглорожденные, полукровки и сквибы, так что вопрос Секретности не стоял в повестке дня.

Стоило Грейнджерам обратиться к мистеру Говарду Стоуну, возглавляющему работу конторы в Британии, и упомянуть имя будущего зятя, как административная машина задействовалась в ускоренном режиме. В результате к десятому августа им пришло приглашение в центральный офис конторы в Лондоне получить разрешение на брак будущих мистера и миссис Гарри Джеймс Поттер, который вступит в силу при совершеннолетии ребят.

В актовом зале офиса собрался весь персонал конторы и устроил неслыханно молодой паре буквально свадебное торжество с платьями/фраками, цветами, шампанским, музыкой и танцами за счет фирмы.

Эмма Грейнджер была в девичестве Стоун, но даже не предполагала последствия этого совпадения фамилий.

Счастливую будущую тещу, пребывавшую в расстройстве чувств, пригласил в свой кабинет сам старший совладелец конторы, мистер Говард Стоун на приватный, семейного естества, разговор. О чем была тема разговора, д-р Эмма Грейнджер своему супругу не рассказала сразу, пообещав, что они обсудят все вечером, дома, но она вышла из кабинета вся заплаканная, с толстой папкой документов в руках.


* * *

Домой они решили добраться к вечеру, когда пришлось ехать при свете фар. Трафик был жутчайшим в обоих направлениях.

Но домой они не добрались. Их настиг магический откат из-за резкого, всесторонне меняющегося настоящего и будущего.

По пути их машину сбил едущий навстречу грузовик, тормоза у которого отказали и он оказался на полосе встречного движения.

Сидящих впереди родителей грузовик убил на месте.

Слепящие фары ехавшей машины до того испугали заполненного до вершины макушки эмоциями и переживаниями зеленоглазого мальчика, что он не смог, как его маленькая невестушка, заснуть и это спасло им двоим жизнь. Потому что в Гарри сработал спусковой механизм стихийной аппарации и он исчез из машины Грейнджеров вместе с Гермионой на секунду раньше, чем грузовик проехался через нее танком.

Полицейские машины появились тремя минутами позже, застав лежащий вверх тормашками грузовик с мертвым водителем в кабине, горящую, раздавленную в лепешку машину стоматологов и двоих детей в обнимку, дрожащих в стороне, у которых и волосок не упал с головы после этой жутчайшей катастрофы.

— Позвоните моему адвокату, — сквозь стучащиеся зубы выдавила расспрашивающему их полицейскому трясущаяся всем телом девочка и прижималась к своему спасителю, осознавая, что такого от судьбы не ожидала.

— Кому, дорогая, кому нам звонить? — спросил удрученный судьбой детей сердобольный мужчина в штатском.

— Мистеру Говарду Стоуну, моему дяде.

Брови полицейского поднялись вверх настолько, что скрылись под козырьком фуражки. Дети оказались непростые. Озабоченный служитель позвал свою сослуживицу постоять вместе с детьми и удалился, чтобы произвести обещанный звонок.

Через полчаса Гарри и заплаканная Гермиона снова ехали обратно в Лондон, где их ожидала новая судьба.


* * *

Люциуса позвали каминной связью поздним вечером из конторы "Стоун, Стоун и Гендерсен", приглашая его явиться к ним в экстренном порядке.

Старший Малфой не любил менять свой установленный распорядок дня, но голос незнакомого служителя, выпалившего сначала нужную формулу узнавания, чтобы удостоверить свою принадлежность к уважаемой конторе, а затем и слова просьбы, насторожили светловолосого волшебника. Соединяя в единую логическую цепочку все факты, он догадался, что Грейнджеры как-то связаны с этим поздним приглашением.

Обсудив с Нарциссой происшествие, они решили аппарировать в адвокатскую контору вместе, оставив Драко на попечение домовых эльфов.

Слава богу, что он пригласил жену с собой, потому что выяснилось, что вечером, возвращаясь домой, семья Грейнджер попала в катастрофу, родители погибли на месте, а Гарри Поттер сумел спастись — и спасти Гермиону вместе с собой, умудрившись использовать стихийную аппарацию.

Теперь дети сидели на маленьком диванчике под присмотром секретарши Говарда Стоуна, вцепившись друг в друга. Мальчик дрожал как лист — то ли от испуга, то ли от истощения, а девочка обнимала его и тихо шептала ему что-то на ухо, хотя в успокоении нуждалась она. Обильные ручейки слез текли по ее щекам, а она их не замечала.

Увидев Люциуса и Нарциссу, девочка не бросилась им навстречу, как сделал бы ребенок, а внутренне сжалась и как бы стала меньше. Белокурая женщина, наоборот, побежала к детям, обняла их и стала тихо говорить им:

— Гермиона, дорогая, как я сожалею о твоей утрате! Гарри, милый, как ты?

— Я забыла, я забыла... — невнятно стала повторять девочка, вся побледневшая, похолодевшая с круглыми заплаканными глазами.

— Что, что забыла, дорогая? — не понимала леди Нарцисса и стала гладить детей по головам, чтобы как-то успокоить их.

— Забыла... забыла...

Люциуса вдруг осенило, о чем говорит двоюродная племянница и он подпрыгнул на месте:

— Мисс Грейнджер, Гермиона, разве вы не посмотрели заранее последствия наших решений? — спросил он с ужасом в глазах. — Как так можно?

Бледное лицо девочки поднялось, из карих глаз, как из колодцев полных до краев горем, закапали крупные слезы и залили ее уже мокрые щеки.

— Забыла... ничему не научилась... зря, все было зря...

Глава 11. Решительные изменения

Гарри и Гермиону поселили в одну комнату, разделенную на две филигранно выкованной тонкими металлическими прутьями ширмой. В каждой части эльфы поставили одиночную кровать, чтобы дети не чувствовали неудобство сожительства. Близкое соседство, с другой стороны, создавало между ними близость, которая помогала укреплению магической связи помолвки.

В первые дни после похорон Гермиона лишь лежала — спала, плакала, затем снова спала. Эльфы носили ей подносы с пищей в постель, она к ней не притрагивалась, но леди Нарцисса была упрямой женщиной, которая помнила собственные переживания после смерти своих родителей и знала, что вне зависимости от странных обстоятельств девочка поправится.

Это случилось раньше, чем ожидалось.

Гермиона, пробудившись после нескольких дней спячки, посреди ночи услышала сдавленные хлипы с другой части комнаты — оттуда, где была половина Поттера. Бесшумно переступая по толстом ковру, она заглянула сквозь перегородку за ширмой. Ее друг-жених лежал поверх одеяла не в пижаме, а в повседневной одежде и пытался не шуметь.

— Гарри, Гарри, что с тобой? — спросила она, приседая на постель к нему.

— Оставь меня! — неожиданно огрызнулся мальчик. — Зачем ты привела меня сюда, к незнакомым людям, которым мы в тягость?

— О чем ты, Гарри? — не поняла девочка. — Разве мистер и миссис Малфой плохо к тебе относятся? — и тут догадка вспыхнула в ее сознании, и она озвучила ее. — Драко тебя обижает?

Кивок.

— Не беспокойся, я его завтра приструню, напомню ему, кто здесь главный. А ты не плачь...

— Я не плачу, я не девчонка какая-то...

— Да, да! Конечно. Отодвинься немножко, чтобы я могла прилечь рядом с тобой. Давай, я тебе сказку расскажу, про братьев Певерелл и Смерть...


* * *

Утром она почувствовала себя гораздо лучше. Потянув белобрысого хныкающего кузена Дракошку за уши, отчитав его и указав ему, что звать двоюродного брата шрамоголовым сыном грязнокровки не комильфо, она взяла с него обещание вести себя по-взрослому, а не как какой-нибудь оборванец из Лютного.

Люциус, как оказалось, в дни траура Гермионы не спал, а действовал. Он взял у последнего Поттера письменное согласие представлять его интересы, дал ему магическую клятву, что никогда, ни при каких обстоятельствах, кроме угрожающих жизни и будущему членов своей семьи, не станет действовать во вред маленькому мальчику. После чего развернулся.

Вместе с Гарри Поттером они посетили адвокатскую контору и открыли завещание его крестного отца — Сириуса Блэка, который отсиживал свое пожизненное заключение в Азкабане по обвинению в приспешничестве Тому-которого— не-называем. Завещание лежало в одной папке с Контрактом о магическом крещении Гарри Сириусом, согласно которому все обвинения о предательстве семьи героя волшебного мира сводились к нулю.

Старший Малфой, совместно с владельцами конторы, которые по таинственной прихоти судьбы оказались дальними родственниками погибшей матери Гермионы — ее тоже, конечно, стали обдумывать свои дальнейшие ходы.

Уведомлять своих партнеров из конторы о всех обстоятельствах темпоральных передвижений дальней племянницы Люциус не стал, но упорно старался выполнить ее напутствия, сказанные ей перед катастрофой.

Изчезновение Мальчика-который-выжил, широко обсуждаемое среди обывателей магмира, метания и многочисленные интервью директора школы, в которых, чтобы обелить себя, он сваливал всю вину о несчастливом детстве Героя на плечи его родственников.

Они, со своей стороны, единым голосом ревели в СМИ, что этот псих, Альбус Дамблдор, директор школы, в которой учились родители племянника, бросил у них на пороге полуторагодовалого ребенка в ноябре и предьявляли записку, найденную в корзинке с мальчиком.

Адвокатская контора включилась на данном этапе в расследования, которые привели к неожиданным открытиям о недюжиных финансовых преступлениях, связанных с неоправданными ничем отчислениями из целевого фонда маленького Гарри Поттера.

Опубликовались и сохраненные в маггловском мире копии завещаний родителей и дедушки мальчика. В завещании Джеймса упоминалась возможность отчислений от целевого фонда названным опекунам, но среди них имя Альбуса Дамблдора не фигурировало. Лили Поттер, в девичестве Эванс, запрещала при любых обстоятельствах поселять Гарри в семью сестры Петунии и угрожала, что наложила на свое завещание проклятие каждому, кто пойдет наперекор ее пожеланиям. Но жестче всех оказалось завещание отца Джеймса Поттера — Карлуса Поттера, который отрубал от семейного древа своего сына сразу после рождения его первенца — сына или дочери. Таким образом, самого буянящего из числа мародеров лишали начисто финансов, проживания в родовом поместье и возможности распоряжаться целевым фондом отпрысков Поттеров.

Дореа Поттер, в девичестве Блэк, перегнула палку больше всех. Она, под дирижерской палкой Главы Древнейшей и Благороднейшей семьи Блэк Арктуруса Сириуса Блека и с его содействием, увидев как сыновья — Джеймс и Сириус, постепенно становятся мальчиками на побегушках своего директора школы, подготовила общее Завещание Рода.

В итоге Гарри Джеймс Поттер в день своего появления на белом свете становился Главой семьи Блэк и это не обсуждалось, и не отменялось. Было только условие — никогда не входить ни в какие террористические организации, вроде Ордена Феникса и Пожирателей Смерти.

Услышав это, Гермиона долго хихикала, повторяя себе под нос:

— Не быть Армии Дамблдора никогда!

После прочтения и оглашения всех документов, маггловским влластям рекомендовалось оштрафовать семью Дурсль на сумму, полученную ими для содержания племянника и не потраченную ими с этой целью, которая немного не доставала до стоимости их дома на Привит Драйв 4. Судебный пристав, чтобы собрать штраф, продал дом и внес всю сумму, без налоговых отчислений в маггловский банк Барклиз на имя Гарри Джеймса Поттера.

Семья Дурсль всем составом причалила однажды вечером к дому сестры Вернона — Марджори, которая приходу родственников никак не обрадовалась.

На следующий день Петунии указали печь и духовку, вручили в белые ручки с красиво оформленными ноготками список дел по дому. Вернона привели на задний двор, где была устроена псарня, отдали ему лопату, ведро, шланг и метлу и заверили, что еду вечером не дадут, если все не будет блестеть чистотой.

Дадличеку, этому ранее теткиному любимчику, постелили тонкую циновку на полу в прачечной, чтобы не пачкать гостевую комнату и возложили на него ежедневную прополку двора.

Протесты Мардж проигнорировала, угрожая спустить Злыдня с привязи.


* * *

Поставив все новые факты на стол, всесторонне обдумав их в связи с интересами детей, Малфои совместно с мистером Говардом Стоуном подвели итоги и решили:

Во-первых, детей надо было скрыть от цепкого взгляда директора Дамблдора, а это легче было сделать, создав новые личности Гарри и Гермионы.

А во-вторых, всех троих — Гермиону, Гарри и Драко — надо отправить хотя бы на год-другой из Британии, чтобы они могли подружиться и спокойно подучиться.

В-третьих, Гарри Поттер нуждался в лечении как никакой другой ребенок. С ним должны были заниматься целители, психологи, учителя дома, отдельно, чтобы наверстать пропущенное в маггловском мире. Хотя бы год.

Все три повестки дня легче и безболезненней реализовать можно было, изменив имена и даты рождения детей. Нечего им светиться своими фамилиями, особенно Поттеру. Положительной новостью для Гарри было неожиданное Главенство рода Блэк.

Поднятые файлы родственников леди Малфой выявили некую Роберту Эввелину Маб, магглорожденную, шестого курса Хаффлпаффа, которая, родив в начале 1980-ого года ребенка мужского пола в Св. Мунго, назвав его Гарольдом и упомянув, что его отцом является Регулус Блэк, укатила в неизвестном направлении.

Три дня спустя в больнице появился замыленный беспокойством Сириус Блэк в поисках возлюбленной своего умершего прошлым летом брата, Регулуса. Узнав о счастливом разрешении ее беременности и ее последующем исчезновении, он стал волком выть, гневно и растерянно шагая по коридорам больницы. Дергая волосы на голове, вытирая рукавами мантии горькие слезы вперемешку с соплями, он признал, соглашаясь с утверждениями матери, что этот младенец был сыном его погибшего непутевого брата Регулуса Блэка.

Если бы узнал он, Сириус, пораньше о проделках примкнувшего к Пожирателям брата с никчемной хаффлпаффкой, не допустил бы, чтобы с племянником такое случилось. Не получив в Аврорате сводку рождений из больницы Св. Мунго, не встретив среди новорожденных свою фамилию, он бы никогда не догадался, что у его младшего брата была вот такая вот зазноба, Роберта Эввелина Маб.

Накричавшись вдоволь, Сириус убежал докладывать матушке о наличии внука Гарольда.

Мать молодого Регулуса, узнав о проделках младшего сына, дала задание своим адвокатам найти эту девушку — Роберту Эввелину.

Детективы конторы докладывали леди Вальбурге Блэк, что девушка к своей семье из Св. Мунго не вернулась и продолжили искать ее повсюду.

Лишь через полгода нашли ее, затерянную среди магглов, павшую на самое дно жизни, промышлявшую уличной шлюхой. Им она призналась под воздействием Веритасерума, что никому не нужного, даже отцу, неугомонно ревущего зверька собственноручно придушила. Узнав от детективов, что Регулуса нашли мертвым еще в 1979-ом году, а о существования ее и ребенка узнал его старший брат, Сириус, работая в качестве аврора после того, как она объявилась в больнице рожать, девушка побледнела, покачнулась и упала на пол.

Пока детективы суетились, как привести ее в сознание, она сама очнулась и незамеченная, вытащила из кулона на шее маленькую пилюлю, проглотила её, после чего снова отключилась. Но теперь уже навсегда.

Ее похоронили на маггловском кладбище под ее девичьей фамилией.

Несчастье кого-то одного можно превратить в удачу другого.

Таким образом, Гарри Поттер на время превратился в Гарольда Регулуса Блэка, рожденного третьего января тысяча девятьсот восемьдесятого года, оставив во всех учреждениях магического и маггловского мира заверенные декларации, что и первое, и второе имена — это имена сына Джеймса и Лили Поттер, внука Карлуса Поттера.

Ему исправили зрение и надели на глаза волшебно измененные чарами защиты разума, ночного видения, ауровидения и имеющие прочие плюсы мягкие линзы пронзительно-синего цвета. Эти линзы сливались с роговой оболочкой глаза и не нуждались в ежедневной промывке или любом другом беспокойстве. Раз в год их надо было менять, заходя к волшебному окулисту из числа целителей, работающих на контору "Стоун, Стоун и Гендерсен".

Гермиона поняла, что ее фамилия Грейнджер ни в маггловском, ни в магическом мире не должна появляться. Для них девушка погибла вместе с родителями.

Ее усыновил старший владелец конторы Говард Стоун.

Она стала значиться в регистрах Министерства магии как Гермиона Ребека Стоун-Дагворт, двадцатого января тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Помолвлена с Гарольдом Регулусом Блэком.

Их зачислили на обучение в Дурмстранг.

С отправлением Драко Малфоя в Дурмстранг не получилось так легко.

Сразу после уведомления Департамента по образованию, что своего сына и племянницу Люциус Малфой зачисляет на обучение в болгарскую волшебную школу, по каминной сети пришло сообщение от директора Хогвартса, что тот желает встретиться и лично пообщаться с уважаемым Председателем Попечительского совета.


* * *

Люциус, как обычно, отказался от предложенной директором Дамблдором лимонной дольки и изучающим взглядом наблюдал слегка тусклый цвет любимых сладостей бородатого старика.

— Итак, мистер Малфой, вы решили своего сына отправить в далекое странствие к дикарям, а не оставить его здесь, на родине, среди стен вашей любимой школы?

— Боюсь, что да, Дамблдор, я не намеревался делать этого, но в связи с появлением кузенов Драко с обеих сторон, которые заранее были зачислены в Дурмстранг, я решил не отказывать ему в желании отучиться вместе с ребятами.

— Но здесь ему будет комфортнее, Люциус! — воскликнул всем сердцем старый директор и его лицо приняло доброе дедовское выражение. — Здесь будут его друзья, с которыми он вырос...

— Родня важнее, Дамблдор, это не обсуждается, — прервал его жалостливые подвывания светловолосый волшебник. — Семья выше всего, я не намерен дальше выслушивать ваши уговоры.

— Я не уговариваю вас, мистер Малфой, — посерьезнел Дамблдор, внезапно подтянувшись. — У вашей семьи с Хогвартсом существует старый контракт, еще с прихода на остров вашего предка, первого Люциуса Малфоя, что ваши дети должны закончить Хогвартс. Другому не бывать.

Серые глаза волшебника помоложе впились убийственной усмешкой в мерцающие холодной синевой глаза Дамблдора и он одними губами ухмыльнулся:

— Закончить, Дамблдор, а не отучиться. Наши с Нарциссой дети — сын Драко, моя племянница и ее племянник будут учиться в Дурмстранге до выпускного седьмого курса. Тогда они сдадут выпускные экзамены экстерном в Министерстве Магии и получат диплом Хогвартса. Понятно выразился? Тогда позвольте вам откланяться, директор. Прощайте.

В зеленое пламя камина он шагнул почти бегом, так противно было смотреть на разочарованную мину старого пердуна.

Конец второй части

Часть третья

Диалог — третья часть, Брошь Медеи

Автор:kraa

Бета-редактор:Al123pot, luchik__cveta

Гамма-соавтор:luchik__cveta, Al123pot

Жанр:Общий, драма

Размер:миди

Пейринг:АД, ГП/ГГ, ДМ/АГ, и все остальные.

Статус:Закончен

Саммари:Первые три года жизнь в Хогвартсе не та, на что надеялся директор школы, Альбус Дамблдор. Но грядет Тримудрый Турнир и, возможно, не все потеряно. Или нет?

Предупреждение: Будет много, много смертей!!!

Отказ:Отказываюсь от всего, я только брошь Медеи придумала.

Благодарности:Благодарности Al123pot (Алексею), luchik__cveta (Светлане) за то, что терпеливо ждали, терпеливо советовали и исправляли мои ошибки.

Глава 1. 1991/92 год.

Новый учебный год не задался у директора Альбуса Дамблдора с самого начала. После того, как выяснилось, что мелкий зас... , надежда волшебного мира, Мальчик-который-выжил, Гарри Поттер в Хогвартс на первый учебный год не приехал, в магмире взорвалась бомба разрушительной силы. СМИ ничего о сем печальном стечении обстоятельств не подозревали и ничего вразумительного не могли рассказать своим читателям, чтобы как-нибудь осветить сам факт исчезновения победителя Того-которого-не-называли по имени.

Закономерно, что в Министерстве магии разразилось торнадо писем и громовещателей с требованиями немедленного и сиюминутного розыска последнего Поттера и установления его судьбы. В Министерстве, конечно, ничего не то, что об исчезновении одиннадцатилетнего Гарри, они и подробностей об его жизни в течение последних десяти лет не знали.

Все груды писем отправили директору Хогвартса, Альбусу Дамблдору как назвавшемуся опекуном МКВ и, по совместительству, Главе Визенгамота, тем самым разрушив спокойствия в микромире его личного пространства и так долго устраиваемый старым колдуном личный комфорт. По понятной причине, всплывшие в свете колдокамер обстоятельства этим злосчастным летом уничтожили непререкаемый авторитет последней инстанции у победителя Гриндевальда, а также старательно подготовленный им, еще со времен молодости, самый грандиозный Плана — план жизни, который был альфой и омегой всех интриг, всех махинаций и деяний, которыми никто не стал бы гордиться.

Свой план Альбус Дамблдор назвал Всеобщим Благом. Благом, блин! Ха-ха, всеобщим!

Но, неурядица с исчезновением намеченного ручного героя уничтожила тихое, мерное существование старого колдуна, который жил припеваючи и спокойно ждал времени воплощения Плана, т.е., приезда маленького Поттера в Хогвартс первого сентября. К большому огорчению директора, неудачи не приходят в одиночку, а кучей — среди первокурсников темноволосая лохматая голова Гарри не появилась, к этому еще прибавилась и порочащая школу смерть хранителя ключей, Рубеуса Хагрида, в борделе. Но все это были только цветочки в сравнении с утратой Философского камня, и его фальшивки. Вишенкой на торте неудач директора была та роковая и угрожающая записка, подписанная буквой "Ф".

Кто такой "Ф" Дамблдор догадался и похолодел от осознавания его личности сразу. Николас Фламель выскочил так внезапно, как джин из бутылки, забрал из ручек непутевого ученика свою собственность и дематериализовался так же таинственно, как и появился. Еще существовала вероятность, и немалая при этом, что вместе с камнем "Ф" забрал с собой и Надежду волшебного мира, самого МКВ.

Утрата ценного артефакта оставила директора школы скорбящим и ясно осознающим бренность своего давно состарившегося тела.

Если бы проблемы старого директора ограничивались только этом, было бы куда лучше — все могло бы замяться и так и оставаться личной проблемой одного человека, Дамблдора. Но не тут-то было! События в Волшебном мире стали разворачиваться устрашающими темпами и секреты известного своей незапятнанной до сих пор репутацией Альбуса Дамблдора стали раскрываться один за другим. Нелицеприятные факты его деятельности в качестве Главы Визенгамота поставили добросовестность его решений под вопрос, а СМИ, ошарашив обывателей Волшебного мира новостями, угрожали выставить его имя в самом неприемлемом свете.

Сначала его призвали отвечать перед Визенгамотом за преднамеренное сокрытие завещаний родственников маленького Гарри Поттера. Когда опечатанные Дамблдором бумаги семьи МКВ нашлись, и нарочитая комиссия прочитала содержание каждого завещания, выяснилось, что именем директора Хогвартса в качестве опекуна маленького Гарри, нигде в них и духом не пахло. Выяснив обязанности Поттеров, их огромное, даже роковое значение для существования самого Волшебного мира, репутация уважаемого профессора резко пошатнулось, его обвинили в преступной халатности, а в кулуарах суда в его адрес начали обсуждаться меры наказания за превышение полномочий по отношению к отпрыску древнего рода. Назначив себя Опекуном маленького наследника благородной семьи, Дамблдор сам нарушил принятые давно, веками назад, законы, которые обеспечивали соблюдение правил самой магии.

Внезапно в пространстве СМИ всплыл инцидент с магловской родней Гарри Поттера и нелицеприятные факты его проживания с ними. Заговорилось о содержании Героя магмира в чулане под лестницей, об его систематическом постоянном недоедании, пренебрежении его элементарными нуждами, избиениях, травле родственниками. И снова, в который раз, на поверхность всплыло неправомерное опекунство Альбуса Дамблдора.

Лишь узнав подробности содержания маленького Гарри у сестры-магглы его матери — в полном пренебрежении с указаниями завещания Джеймса и Лили Поттеров, наконец, в головах членов Визенгамота щелкнуло, и оформилась вся подготовленная Главой Визенгамота картинка маслом, от которой запахло тухлятиной.

Альбусу Дамблдору начали сниться покрытые инеем стены Азкабана.

Расследования достигли гротескных размеров в свете изъявлений самой близкой родственницы, с отцовской стороны, Героя Волшебного мира и самого вероятного в будущем опекуна мальчика, леди Нарциссы Малфой Ежедневному Пророку, что не только он пропал без вести летом, но и в его Целевом сейфе недостает большой суммы золотом. Откуда она узнала о пропаже, леди Малфой не распространялась, лишь указала ухоженным пальчиком журналистам на белокаменное здание Гринготтса.

Гоблины утверждения уважаемой родственницы Гарри Поттера подтвердили и, кроме того, объявили, что отчисления провел тот же Дамблдор, предоставили поверенному документ об опекунстве.

Картинка, кроме тухлятины, запахла еще и криминалом.

— Я был должен думать только о ребенке, — с потускневшим взглядом опущенных глазах и раскаянием на лице оправдывался Дамблдор, — о сохранении его жизни. Семья его тетки была самымИ близкими его родственниками, но они сами нуждались в поддержке, недавно у них самих родился собственный сынишка, я выплачивал им ежемесячную компенсацию, чтобы они заботились и о племяннике.

— Но они держали его в чулане под лестницей, кормили объедками! — возразили ему с галереи зала, где проводилось открытое для всех слушание дела в суде.

— Мне самому непонятно как можно так относиться к родному племяннику, — оправдывался старый школьный директор. — Петуния была такой доброй девочкой, я вел с ней переписку перед первым курсом сестры. Думал, она будет хорошей матерью для бедного сиротки.

Дрожащий голос Дамблдора произвел впечатление на членов суда, как иначе — почти все из них были его бывшими учениками, обучавшимися в Хогвартсе, со школьной парты привыкли ему верить. Чуть позже Министерство Магии получило приказ бросить все наличные ресурсы и людей на поиск последнего отпрыска семьи Поттеров. После его нахождения — освободить из плена и вернуть живым в магическую Британию.

Впервые за все века своего существования Министерство не считало маловажными приказы суда, а сам министр проникся важностью созданной исчезновением МКВ проблемы.

А вся проблема была в пузыре.

Волшебный мир сравнивали с огромной амебой, повсюду граничащей с обычным миром посредством защитной мембраны, созданной во время Инквизиции личной и родовой магией двадцати восьми семьей — вдвое больше, чем было необходимо, среди которых числилась и семья Поттеров. Большое число семей, принявших на себя задачу первоначального воздвижения и дальнейшего поддерживания в обособленности этого пространственного кармана, в котором существовал Волшебный мир Британии — маленькой Вселенной, прикрепленной к основной несколькими присосками, такими, как Дырявый котел, например, — не позволяло волшебству просачиваться сквозь мембраны.

Волшебно созданный пузырь раздувала магия, которая внутри и оставалась, не терялась вовне, а делилась между обывателями карманного мира в соответствии с их собственными возможностями. Сквибы в те древние времена не рождались, все дети были магически одаренными и, самое главное, семьи были многочисленными.

Накопление магической энергии в небольшом и замкнутом обществе, каким оказался Волшебный мир Британии, закономерно привело к поляризации оттенков самой Магии. Вместе со Светлыми, то тут, то там, появлялись Темные, а иногда и поистине Черные колдуны, которые звали себя Лордами Света или Тьмы, соответственно. Объединяло и раздирало всех их — тех, вторых — и в особой степени, третьих — неистовое стремление владеть, управлять всем обществом и подминать его под собя.

Маги народ гордый, добровольно подчиняться кому-бы-это-ни-захотелось они не стали, а возомнившим из себя вот таким крутым и единственно достойным вершить судьбы людей Лордам магии и их приспешникам отвечали соответствующим образом — сопротивлением. Появление любого Лорда встречалось волшебниками в штыки и приводило к сражениям, убийствам и, наконец, к сокращению численности магического общества.

Но самым роковым следствием этих стычек, было исчезновение некоторых из тех двадцати восьми семьей, которым было под силу поддерживать защитную оболочку — мембрану между мирами и этим обеспечивать обособленность миниатюрной Вселенной магической Британии.

Пока в середине двадцатого века число все еще существующих Важных семьей не сократилось до угрожающего числа четырнадцать — вполовину от первоначального. И соответственно — критического.

По мере вымирания тех, Важных, семей мембрана, огораживающая волшебный мир, стала медленно, но закономерно утончаться, и как следствие — магия стала просачиваться наружу, в обычный мир к магглам, а внутри — способности и сила волшебников незаметно стали снижаться. В волшебных семьях стало рождаться невиданное число сквибов, практически, в каждой семье были маломощные дети. А в обычном мире рождались во все большем количестве и все более одаренные магглорожденные волшебники. Возможно, возрождались ранее утерянные линии древних семей, но это не был установленным фактом.

Рождение маленького мага среди магглов само по себе не было какой-нибудь новостью и диковинкой, такое случалось и во времена Основателей, но с развитием обычного общества и увеличением числа магглорожденных Статус секретности трещал по швам.

После катастрофы с наследниками семьи Блэк — изгнания старшего сына Сириуса Блэка из Рода и смерти младшего, Регулуса, последним звеном круга, ответственным за поддержку магической мембраны внезапно пала на семью Поттеров.

А пропажа последнего отпрыска роковой, четырнадцатой, из Важных семей, Гарри Поттера, ставила магическое общество перед очень неприятной дилеммой — или рассыпаться убежав из Британии, или напрямую сдаваться в руки маглов на растерзание. В любой момент времени Вселенная волшебного мира могла бы соединиться с остальной частью Британии, Статус секретности улетел бы в тартарары, и простецы открыли бы начало охоты на ведьм. Последствия этого для британских магов были бы сокрушительными.

Когда Альбус Дамблдор, наконец-то узнал и осознал, к чему привел его План всеобщего Блага, то не на шутку ужаснулся и растерялся. Важные семьи, охраняющие мембрану и еще столько секретов, о которых он и не подозревал, хоть и в десять раз избирался Верховным Колдуном МКМ, вот они — наверное — над ним надсмехались и потешались над его самомнением. Осознание этого привело Дамблдора к резкому переходу от состояния примирения к внезапному разбегу с места в карьер.

Во время разгоревшихся в Визенгамоте шумных дебатов, обсуждавших его преступления и соответственные наказания, он принес в зал суда две книги, сыгравшие роковую роль в судьбе Дамблдора.

Первой из них была книга будущих учеников. На странице первогодок имя Гарри Джеймса Поттера все еще фигурировало, что указывало на то, что мальчик, по меньшей мере живой и находится в магической Британии. Это давало какую-нибудь, крохотную, но реальную надежду вернуть мальчика в стены родной школы.

Второй была книга была из Департамента магического населения, где черным по белому существовала запись о рождении некоего Гарольда Регулуса Блэка, бастарда брата выгнанного наследника одной из Важных семей.

К большому сожалению Альбуса Дамблдора, а также всего Визенгамота, этот неизвестный отпрыск, являясь племянником Малфоев, точнее — Нарциссы, был ей найден. С его судьбой они, Малфои, распорядились. Они помолвили его с такой же неизвестной племянницей Люциуса — новоявленной, и этим фактом своего рождения очень ценной невестой и отправили обоих, вместе со своим сыном Драко, учиться в Дурмстранге. Среди дикарей.

Находка Дамблдора повернула отношение членов Визенгамота из однозначно негативного на просто неодобрительное, и судьба старого колдуна более-менее определилась — Азкабан ему уже не светил. Даже, стали озвучиваться предложения не лишать его всех должностей, чтобы он мог успешно бороться за возвращения молодых волшебников обратно на Остров, где им было и надлежащее место.

В конце продолжительных и тяжелых дебатов в зале суда предложение Люциуса Малфоя отстранить профессора Альбуса ПБВ Дамблдора с поста Главы Визенгамота принялось единогласно. Его отстранили не только с поста Главы, но и вообще из состава Визенгамота.

Заслуги Дамблдора в ключевой победе над Темным Лордом Гриндевальдом подтвердились и Ордена Мерлина первой степени его не лишили.

Но за выполнением приказа суда вернуть с лихвой все снятые "опекуном" суммы из целевого фонда Гарри, как и за возвращением всех семейных артефактов обратно в сейфы семьи Поттеров, следила специально выбранная, бескомпромиссно действующая, комиссия. Так, скрепя сердца, Дамблдор расстался с мантией-невидимкой Джеймса и с хроноворотом его отца, Карлуса Поттера.

В конце октября, когда все уже утряслось и урегулировалось, старому колдуну оставили только пост директора школы волшебства и колдовства Хогвартс, с чётким указом воспользоваться всеми рычагами для давления на МКМ, чтобы вернуть последнего Блэка, Малфоя и ту девушку, Дагворт-Стоун, обратно в Британию, к своим. Такое неожиданное решение Визенгамота было продиктовано и фактом автономности Хогвартса, из-за которой волшебник, занявший пост директора, волшебством связывался с магией замка и ни Министерству, ни прочим организациям было под силу разорвать эту связь.

Раз директор — директор навсегда!

Прежде чем освободить его, Альбуса Дамблдора заставили поклясться Непреложным обетом исполнять все написанные в Уставе Основателей школы обязательства, согласно которым директор был обязан сохранять здоровье и жизнь учеников и гарантировать им самое лучшее образование. В связи с этим он был должен немедленно, хоть и не с первого дня нового учебного года, восстановить ранее урезанную — им же, программу и возобновить изучение таких направлений магии, которые напрямую попахивали Тьмой.

В программе снова появлялись такие дисциплины, снятые как ненужные Дамблдором, как Теория магии, Этикет и общество магической Британии, Ритуалистика, Артефакторика — только основы, чтобы вдолбить в головы молодых магов, что создание и использование артефактов не под силу всем подряд и весьма, и весьма опасное дело.

В списке рекомендаций к новому году делался акцент на изменение и повышение квалификации преподавательского состава. В связи с этим, из числа учителей отстранялся призрак профессора Бинса, который давно уже потерял свою дееспособность из-за простого факта своей смерти. Преподавательнице по Гаданию Сибилле Треллони предстояла аттестация, которая должна была удостоверить ее прорицательские способности и ей грозило увольнение ее, если таковые не обнаружилось.

В связи с появлением новых предметов в программе обучения, состав персонала Хогвартса предстояло увеличить на несколько новых профессоров, на должность которых в СМИ объявилялся конкурс.

Дамблдор надеялся, что низкая ставка не прельстит желающих занять преподавательские посты, но, к его большому сожалению, готовые работать с детьми появились и не кто-то заурядный, а огого! Приняв к сведению личности кандидатов на вакантные должности, директор свил полотна своего тонувшего корабля и назначил их всех.

На должность преподавателя по Этикету и знакомству с обществом магической Британии претендовала — и он её назначил — Августа Лонгботтом, одноклассница его заместительницы, Минервы МакГонагалл.

На этом нововведения не кончались.

Чтобы вести занятия в Хогвартс появилась автор учебника по Истории магии, по которому та преподавалась вот уже столько десятилетий, древняя старушка Батильда Бэгшот. Вот такого подвоха судьбы Альбус не ожидал.

Потому что старая Батильда знала своего директора с его самых юных лет, т.е., она знала о нем все. Он не посмел ей отказать и дал ей вести ещё и Теорию магии, и Историю магии всем классам, удивляясь выдержке колдуньи, к которой он, во времена своей зеленой молодости, обращался "бабуся Бэгшот".

Ритуалистика и Артефакторика преподавались только студентам— выпускникам, поэтому новому профессору, Гризельде Марчбанкс, перегрузка работой не грозила. Но появление Троицы старых дам прибавляло директору Хогвартса недюжинные проблемы и ему стоило держаться от них подальше и перед их подслеповатыми глазами не высовываться.

Директор Альбус Дамблдор почувствовал себя первогодкой.

Глава 2.

Вернувшись к своей работе директором в Хогвартсе, Альбус Дамблдор стал придумывать новый план, но уже под Дамокловым мечом клятвы и цепким взглядом новоназначенных профессоров. Нужно было, впервые в жизни, научиться действовать втихую, ненавязчиво, не опираясь на авторитет и не рассчитывая на, по подразумеванию, полное понимание, подчинение всех окружающих.

Альбусу Дамблдору предстояло играть не свою обычную, а чужую и навязанную роль, а там, в глубине, на задворках, двигаться к своим целям. Первостепенная задача, среди этих самых целей, была кем заменить пропавшего с поля зрения Гарри Поттера — Героя и, по совместительству, Надежду волшебного мира. Невилла Лонгботтома, второго ребенка, попавшего под пророчество, старательно охраняла и одновременно, мучила, вся его родня — все его прабабушки, прадедушки, двоюродные тети из Штатов, кузены, кузины и т.д., и т.п. А теперь и его бабушка-профессор в школе.

Охранять его — понятно, но мучить тоже имело свою подоплеку, так как с магическим ядром мальчика что-то произошло во время "посещения доброй воли" Беллатриксы Лестрейндж с прихвостнями. После многочасовых издевательств над родителей малютки у его на глаза, Фрэнк и Алиса перекочевали в особое отделение Святого Мунго на "лечение" — бесполезное, между прочим, но живые. В живых остался и маленький Невилл, но его магия замкнулась и не хотела проявляться обычным для детей способом путем стихийных выбросов.

Пока его дедушка Элджи не умудрился бросить его с ... в общем, свысока.

Но Альбус Дамблдор боялся вообще заикаться, не то что объявлять, Невилла Лонгботтома ребенком Пророчества, якобы укрытым в подполье, пока запасной вариант — полукровный Гарри Поттер — расчищал ему путь к победе. Боялся он, прежде всего леди Августу Лонгботтом, уж очень вспыльчивой гриффиндоркой была она еще во время обучения в Хогвартсе. Отшивала она своих обожателей путем угрозой отрыванием не меньше чем всего того, что торчало из тушек храбрецов.

Не меньше.

Старый колдун с дрожью вспоминал о прошлом, скрашенном молоденькой Августой, пока она, закономерно, не бросила глаз на него, своего профессора по Трансфигурации, Альбуса Дамблдора.

После некоторых случайно подстроенных ей же встреч ночью в коридорах школы, он стал бояться ей до дрожи в поджилках, а она заимела на него зуб. Месть — вещь холодная, морозная, пахнущая трупами.

Поэтому Альбус Дамблдор притаился и стал ждать звездного момента.

Хоть именно ждать он не знал, как это делается.

Весь его старательно обдуманный План рухнул и утек под лёд Черного озера, а за преподавательским столом выстроился ряд старых, но духом и магической силой не постаревших дам, которые следили за каждым его шагом. Без своего ручного героя в наличности терялся смысль его жизни. Не сидел за столом Гриффиндора его маленький герой на убой, ни белобрысый отпрыск Люциуса, который должен был стать школьным врагом МКВ.

Ученики мелькали перед подслеповатым взором директора и были для него на одно лицо. Только рыжие дети выводка Артура и Молли, иногда, привлекали внимание к себе, прежде всего своим развязным, шумным поведением и особо злостными шутками-приколами близнецов.

Надо было втянуть маленького Невилла в погоню за "Философским" камнем и старательно обыграть ситуацию так, чтобы он смог бы победить одержимого паразитом Волдеморта Квирелла, чтобы указать пальцем на мальчика и смело утверждать: "Вот кто был настоящий Герой волшебного мира, господа!", да не решился на такое Дамблдор. Невилл Лонгботтом не был одиноким сиротой без магической родни.

Принятие одержимого Квиринуса обратно в Хогвартс, когда здесь появилась тройня колдуний из старой гвардии, было дело, которое могло бы сорваться с самого начала, но, почему-то, фиолетовый тюрбан на голове молодого волшебника ничего, кроме тоненьких ухмылок старых дам не вызвал. Или Альбус ошибался в чем-то? Но они молчали, молчал и он. Однако, в Большом зале ощущалось дикое потрескивание магии в ожидании первого шага на шахматной доске. Напряжение нарастало, но пока стоял жесткий паритет готовности к действию, никто не хотел пасть первой жертвой партии.

В школе ощущалось затишье перед бурей...

С другой стороны, задумка с Философским камнем провалилась изначально, так как Распределяющая шляпа отправила мелкого Лонгботтома не на Гриффиндор, как ожидалось, а на Хаффлпафф. Далеко от личной псарни директора, где уживался весь рыжий выводок Артура и Молли Уизли.

Августа, профессор Лонгботтом, сначала ходила холодной как тот айсберг, из-за которого утонул трансокеанский лайнер Титаник, но студенты барсучьего факультета приняли Невилла как своего и она успокоилась.

С самого первого дня хаффлпаффцы невзлюбили шестого, такого же рыжего, мальчика Уизли, Рональда, из Гриффиндора, который, по указанию директора, набивался в друзья к Невиллу. Молодой Рональд оказался тот еще подсвинок за обеденным столом, а и интеллектом мало чем от него отличался. Увидев перед собой полные подносы с едой, он терял дар речи и набрасывался на пищу словно жил впроголодь.

Зная способности Молли Уизли за плитой, Альбус Дамблдор сомневался, что Рону дома доставались лишь сухие корки хлеба, но, увидев повадки самого младшего сына Артура, шокированный директор школы засомневался не существует ли некое влияние на манеры поведения человека его место жительства. В доме под названием Нора (Borrow) принцев не вырастишь.

И, вот тебе на! Сидит за гриффиндорским столом Рон и двумя руками загребает пищу, нагружая себе в тарелку такое количества, что она рассыпается, испачкав все вокруг — поверхность стола, одежду, соседей рыжика. Ел Рон как гиена, заглатывая целые куски мяса, не разжевывая их и не переставая говорить, говорить и говорить ... Был еще Рон шумным, невоспитанным, навязчивым и т.д. и.т.п. Это всё, что о нём можно было подумать.

Барсуки, с их тихой аккуратностью, не позволили шестому Уизли даже приблизиться к ним, а почуяв его рвение любым способом подружиться с Невиллом, стали стеной для того чтобы воспрепятствовать этому.

Задуманная еще в прошлом году череда препятствий к таинственному предмету, спрятанному в укромном местечке с входом на третьем этаже, так и остался таинственно спрятанным для предполагаемого "настоящего Героя", которому только дай копаться в грядках оранжереи и петь дифирамбы о каком-нибудь волшебном растении.

Ударом для директора оказалось и то, что выпущенного Квиреллом тролля кто-то съел, и он к приобщению Невилла с Рональдом Уизли не привел. Дамблдор чесал репу в раздумьях, боясь предположить, что за создание сделало это, откуда оно как таинственно появилось и таким же образом исчезло, как оно могло победить, убить и проглотить огромную тушу горного монстра.

Но факт оставался фактом — на лестнице из подземелий на первый этаж, испачканной сверху донизу кровью тролля, нашлась омерзительно пахнущая тряпка из чей-то кожи, сломанная пополам огромная палка и до неузнаваемости изогнутый артефакт подчинения, сделанный как металлическое кольцо-сережка, при помощи которого подавляли волю монстра.

Вечером барсуки не выходили из своих помещений, кроме как посетить расположенную недалеко кухню замка, просто перебежав через коридор.

Ни Зеркало Еиналеж не увидело кандидата-героя, ни о Николасе Фламеле он не поинтересовался. Услышав от громко рассказывающего неподалеку Рона Уизли, что на третьем этаже есть трехголовый пес-цербер, который сторожит чего-то, настолько ценное, что директор школы рискнул с выбором стража, Невилл не бросился удовлетворять обычное ребячье любопытство, как сделали бы некоторые из гриффиндорской башни, а сказал напрямую своей бабушке.

Августа сразу связалась с ДМП каминной сетью и это спасло директора Дамблдора от серьезных неприятностей, потому что связь с замком никуда не девалась. Он поспешил вернуть в его убежище в Запретном лесу Пушка, щенка цербера, где его растил с зимой прошлого года печально почивший лесник Рубеус Хагрид.


* * *

Делегация кентавров, во главе с предводителем табуна, светловолосым Бейном, нагрянула в замок одновременно с отправленной из Аврората комиссией проверки верности слухов о наличии в школе цербера.

Бейн воинственно махал руками и кричал:

— Люди, ваше пренебрежение к исконным договоренностям приведет к мерзким событиям, разве не видите, как ночью светится красное око Марса?

— Что хочешь этим сказать, уважаемый Бейн? — невинным голосом туповатого старичка спросил его Дамблдор, а настороженные маги из министерства стали прислушиваться к разговору.

На лицах кентавров появилась дикая ярость и они натянули направленные на людей луки со стрелами.

— Не глумись ты, старый колдун, твоя природа не секрет для нас! — закричал темнокожий кентавр из-за туловища Бейна. — Убери из нашего леса свою адову собаку, кольца Сатурна уже видны в линию. Пес скоро возмужает и беды всем достанутся...


* * *

Трехголовую псину авроры нашли в небольшом, сильно засоренном участке в Запретом лесу и утащили ее в министерский заповедник, где условия для его проживания были гораздо лучше, чем под попечительством хогвартских эльфов.

Вина проживания щенка цербера в близости до школы, в которой жили дети, Дамблдор приписал своему умершему летом леснику, Рубеусу Хагриду, широко известный своей нежной любовью к всевозможным жутковатым тварям. Как не хватало Дамблдору его простоватого друга-полувеликана, который слепо верил и верно служил ему, не задумываясь, не спрашивая, не интересуясь — сразу выполнял команды директора с автоматизмом добротного голема.

Проблема с Пушком замялась, а знание о существовании и самого факта близкого проживания трехголовой собаки приписывалась неусидчивости и непомерному любопытству близнецов Уизли, как и большому рту их младшего брата. Упоминание им третьего этажа замка в связи с щенком цербера, отнеслось к чрезмерной тупости последнего сына Артура Уизли. Рональд получил сполна от своих братьев, от родителей и от своей деканши, Минервы МакГонагалл, за болтливость и распространение порочащих школу колдовства слухов, поэтому он притаился и стал ниже воды, тише травы.


* * *

По возвращению из Запретного леса, директор уселся перед камином в своем кабинете и, вертя рассеянно пупырчатую палочку в руках, задумался о всех тех невеселых вещах, которые случились летом и до сих пор продолжались. Например — сумеет ли довести до победного конца план с его же Благом, если данная расстановка тяжеловесных фигур на доске, о которых он и не предполагал, что появятся так внезапно, превращало его Большую игру в смешную пародию? И как, простите, ему играть дальше, если Квиринус Квирелл той же ночью, как только директор удалил Хагридового Пушка с третьего этажа, тут же полез смотреть "философский камень".

Потом, целую неделю он поглядывал с презрением на директора и — как об этом докладывали портреты на стенах замка, строил рожи за его спиной.

Внезапно, снова появились кентавры — слава Мерлину, в Большом зале не посмели войти, а остались на опушке в самом краю Запретного леса, подавая сигналы и ожидая прихода представителя преподавательского состава школы. К ним сразу прибежала профессор Грабли-Планк и принесла в учительскую страшную весть.

Кто-то смог уговорить единорогов, и не одного, добровольно отдать свою бесценную кровь!

Новость подвергла в шок не только пошатнувшегося от внезапной слабости в коленях Дамблдора, но и его заместительницу — Минерву МакГонагалл, у которой с прошлого лета, весь мир повернулся наизнанку.

Она чувствовала себя виноватой, чувствовала себя предательницей и ничем не годной старухой. И все, из-за маленького сынишки ее любимой ученицы — Лили Эванс. Минерва знала свои ошибки — начиная с того момента, когда позволила Альбусу разыграть карту с Пророчеством, давая ему Непреложный обет неразглашения. Она позволила Альбусу прятать в рукаве своей дорогой атласной мантии карту кровной защиты на тот случай, если, когда-нибудь, в ней будет спрос, отдав полуторагодовалого Гарри его маггловской родне — тупые ханжи, вряд ли оценили ход Дамблдора, как полезный для себя.

Минерва не могла простить себе попустительство своего давнишнего друга и наставника — директора Хогвартса, который отправил к герою волшебного мира, самого Гарри Поттера, не ее, заместительницу директора и декана будущего факультета мальчика, а самого распоследнего служителя школы — хранителя ключей и лесника. Она против Рубеуса Хагрида ничего плохого сказать не могла, он был добрый и доверчивый как малое дите, но — Мерлин сохрани! Он даже школу не мог закончить и вляпался в дерьмо — прости меня, Господи! — до самой макушки! Ему даже палочку сломали!

Хотя и пробовал Альбус объяснить свое решение именно тем, что Хагрид, не имея право колдовать, не смог бы засветить место проживания Гарри, был бы вынужден передвигаться магловскими способами, ее не переубедил.

Вот теперь результат — разгребать проблемы должны все они.

— А где Квиринус? — озвучила она свои наблюдения на педсовете. — Вроде бы у него нет поздних занятий с семикурсниками!

Преподавателя по ЗОТИ нигде на территории замка не нашелся. Ни сегодня, ни позже.


* * *

— Люциус, почему не явился на мой зов? Круцио! — красный луч заклинания извергается из кончика светлой палочки, не принадлежавшей Темному Лорду Волдеморту, и летит к элегантному аристократу.

До своей цели заклинание не достигает.

Вдруг, маленькое ушастое создание в грязной наволочке материализуется между хозяином и его нежданным гостем, растопырив пальчики правой руки навстречу красному лучу Круциатуса, где он и попадает. На миллисекунду раньше белый свет окутывает ушастика и резкий выкрик пугает наглого агрессора:

— Ты не посмеешь угрожать моему хозяину! Замри, Волдеморт!

Высокая фигура внезапно вышедшего из камина взрослого мужчины в длинном черном балахоне окаменела и стала напоминать пугало на арбузном поле. Но не этим удивился светловолосый Люциус Малфой, а поведением и рвением его защитить его домашнего эльфа Добби, который никогда раньше отвагу и храбрость не показывал.

— Добби, что ты наделал, это же был мой Лорд!

— У Малфоев нет хозяев, — пропищало лопоухое создание. — Они никому не поклоняются. Моя госпожа Гермиона приказала нам, домовикам, всеми способами, даже собственными телами, защищать членов семьи хозяев! — глаза ушастика лихорадочно горели пламенем преданности и у Люциуса в душе зашевелилось чувство благодарности и уважения к нему.

— Что ты натворил, как смогу я выкарабкаться из этой заварухи, когда Лорд придет в себя?

— Не придет, хозяин, я его и в правду превратил в камень, дотроньтесь до его руки, — домовик схватил старшего Малфоя за мантию и притащил до торчащей вблизи камина фигуру Темного Лорда.

Дрожащими пальцами Люциус потрогал державшую палочку руку статуи Волдеморта -и о! да, Добби был совершенно прав, она была каменной. Все еще теплой, но твердой и абсолютно неживой.

— Это навечно? Как ты сделал это?

— Эльфийская магия, хозяин Люциус, нам госпожа Гермиона позволила пользоваться ею для защиты семьи. Я защищал семью, я мог использовать всю свою силу, это тело никогда снова живым не будет. Но, если хотите и дальше подстраховаться, прикажите мне сделать его деревянным и бросьте в камин, чтобы сгорело.

— А где душа Лорда, Добби? Не говори, что она внутри этой ... фигуры.

— Пока камень не превратится в пыль, пока дерево не сгорит, она внутри и останется, хозяин.

Люциусу ничего не осталось как хлопать беспомощно глазами и внутренне дрожа, задаваться вопросом с какими удивительными созданиями вошли в симбиоз волшебники и как здорово, когда они тебе не враги.

— Тогда, Добби, пусть так и останется. Вот какие вот делаааа ... — думал Люциус, направляясь на поиски своей Нарциссы, урождённой Блэк. Она могла бы и не такое прочитать в своей отцовской библиотеке.


* * *

Тело профессора по ЗОТИ, Квиринуса Квирелла, нигде в замке не было найдено, но, после целой недели бесплодных поисков, нашелся только его фиолетовый тюрбан и найден он был Северусом Снейпом во время его весенних паломничеств, чтобы собирать особые травы в лесу на опушке Запретного леса.

Высоко, среди ветвей векового леса, бегали и шелестели конечностями бесчисленное множество бессловесных пауков, потомков первого в этом районе волшебного мира акромантула Арагога.

Так и в ничью закончился учебный год, к которому Альбус Дамблдор так долго и так заранее подготавливался, не получив в прибыль ничего.

Глава 3. 1992/93год

Приглашать на следующий год Гилдероя Локхарта не имело смысла, но другой кандидат на пост преподавателя по ЗОТИ так и не объявился. Директору школы Хогвартса ничего другого не оставалось, как назначить его, строго-настрого приказав зазнавшемуся писаке хоть наизнанку вывернуться, но вести свою дисциплину как нужно. Все-таки Гилдерой Локхарт не один год проработал в Министерстве Магии и не где-нибудь, а в Отделе тайн. Прославился он тогда своим классным Обливиейтом, за что его и терпели в этом недоступном для обычных работников и посетителей отделе министерства.

Работа мастера-обливиатора, в должностной характеристике которого большими буквами была сделана надпись "Строго секретно!" не сопутствовала известности и признанию достижений, поэтому оказалась не по душе молодому, привлекательному и жадному до внимания и популярности волшебнику. Поработав несколько лет обливиатором, Гилдерой уволился, вроде бы из-за потери интереса к работе, в действительности среди сотрудников министерства стали поговаривать про какие-то его темные делишки — то ли интимного, то ли криминального свойства.

Спустя год после увольнения Локхарт объявился в громе вспышек колдокамер и, в связи с выходом в продажу его первой автобиографической книги "Встречи с вампирами", дал длинное интервью в Пророке.

Никто из его восторженных читателей не усомнился в правдивости содержания, так как у выпускника Рейвенкло были весьма неординарные способности в области магических наук. Все, кто присутствовал на его выпускном вечере, увидели самолично созданное Гилдероем заклинание, которое, подобно Черной метке, показывало лицо златокудрого волшебника высоко над квиддичным полем.

Книги Локхарта, вышедшие одна за другой после его продолжительного отсутствия в волшебном мире Британии, сделали Локхарта самым популярным писателем и героем по совместительству, а множество слухов об его подвигах по освобождению далеких краёв от темных существ создало головокружительный успех его книгам — к огромному удивлению сильного пола, среди представительниц прекрасной части человечества в основном.

Но этого было достаточно. Ему присудили орден "Мерлина" третьей степени и пять лет подряд — приз за самую белозубую и обворожительную улыбку женского журнала "Ведьмополитен ньюз", что и объясняло бешеную популярность бывшего сотрудника Отдела тайн среди ведьмочек.

Назначение Гилдероя Локхарта преподавателем по ЗОТИ принялось как должное признание заслуг этого воителя с темными силами и создало ажиотаж в книжном магазине "Флориш и Блотс", когда он сам рекламировал себя, свою новую должность профессора в Хогвартсе и свою новую книгу "Я — волшебник".

Но как профессор Локхарт был так себе.

Когда вынужденный подчиняться данной перед Визенгамотом Нерушимой клятве и критике присутствующей в Хогвартсе троице профессорш из старой гвардии директор Альбус Дамблдор узнал, что новый преподаватель по ЗОТИ указал свои полные самовосхвалением книги как учебники для всех курсов школы — с первого до седьмого, Локхарта пригласили на ковёр к начальству.

Что говорил директор зазнавшемуся профессору, история умалчивает, но к своему кабинету Гилдерой возвращался, боясь собственной тени. Даже его старательно уложенные в кудри золотистые волосы напоминали лохматостью швабру.

Качество преподавания на занятиях по ЗОТИ резко повысилось, все шло тихо и спокойно. Студентам преподавали по-серьезному все предметы, даже профессор Северус Снейп умерил неприязнь к подопечным, стал менее придирчивым и его занятия проходили плодотворно и с успехом.

Альбуса Дамблдора одолевало отчаяние, события развивались в нежелательном и все более и более отличающемся от его Плана направлении. Он бился головой о столешницу своего необъятного рабочего стола и гадал — быть или не быть?


* * *


* * *

К Рождеству на стенах замка над окаменевшими телами — сначала миссис Норрис, затем — первокурсника с Гриффиндора, Колина Криви, второкурсника с Хаффлпаффа, Джастина Финч-Флетчли, старосты Рейвенкло, Пенелопы Кристал и маячившего недалеко от нее призрака Гриффиндора, сэра Николаса, стали появляться кровавые надписи.

Профессорский состав собирался каждый вечер в учительской и обсуждал кровавые сообщения, в которых говорилось, что Тайную комнату открыли, Ужас Подземелий выпустили и грязнокровок придет песец.

— Северус, я думал, что тебя никто и не запирал! — шутил маленький профессор по Чарам, декан Рейвенкло, Филиус Флитвик.

— Не понимаю, о чем ты, — огрызался Профессор Снейп и хмурился в ожидании подкола своего коллеги.

Который и не опаздывал:

— Все говорят, что Ужас Подземелий это ты, а тут пишут, что тебя из Тайной комнаты выпустили. Как ты объяснишь такое противоречие нам? Ха-ха-ха ...

— Очень смешно, — прерывал веселье доброго преподавателя угрюмый зельевар и уходил с собрания, не дослушав дальнейшие перемывания одного и то же — что такое Тайная комната и имеет ли она место в школе с детьми.


* * *

Когда после Нового года и начала учебных занятий, наконец, появилась надпись о том, что кости некоей девушки так и останутся белеть в подземельях Хогвартса, из Министерства прибыла на помощь бригада авроров во главе с мадам Амелией Боунс.

Кавардак начался с того, что директор тем временем пребывал в Больничном крыле, как установилось, уже больше месяца, с жутчайшей слабостью вследствие воспаления легких. В больничном крыле мадам Боунс увидела нереальную картину маслом — на трех кроватьях, отделенные друг от друга ширмами, лежали в виде каменных статуй три студента Хогвартса, а ни родители детей, ни Министерство, ни Аврорат, ни больница Св. Мунго уведомления об этом инциденте не получали.

В отдельной комнате, с температурой, лежал сам директор школы, Альбус Дамблдор.

Срочно прибыла бригада колдомедиков и после тщательного обследования установила, что и студенты, и миссис Норрис, которую плачущий завхоз, Аргус Филч, принес на руках в Больничное крыло — являются не мертвыми, а только окаменевшими. Никто не смог дать вразумительный ответ на резонный вопрос "Почему?". Но настой из мандрагоры вдруг дал положительный результат с кошкой Филча, поэтому в кратчайшие сроки из Св. Мунго достали необходимые количества настойки. К вечеру пострадавшие вернулись в нормальное, т.е. живое состояние и их сразу стали допрашивать авроры.

Показания студентов сходились в одном, все они видели — или в отражениях на стекле, на водной поверхности, или сквозь колдокамеру — загадочные желтые глаза. Как ни пробовали авроры добраться до воспоминаний учеников, даже при помощи специально вызванного из Отдела тайн министерства штатного легилимента, больше ничего не выяснилось.

На ужине разразился новый скандал, и аврорская бригада вернулась в замок. Случилось неслыханное событие. Несколько событий.

Первым из них было то, что младший из сыновей министерского работника, Рональд Уизли, слывший своим недюжинным — что говорить, надо точно сказать — зверским аппетитом, на ужине не появился. Его братья, учившиеся на том же Гриффиндоре, вразумительные ответы на вопрос: "Где ваш брат Рон?", не могли дать. Не знала ничего о старшем брате и единственная сестра Уизли, Джинивера, которую еле оторвали от дневника, в котором та старательно что-то писала.

Вторая новость была связана именно с той же черною тетрадью Джиниверы, которая на магическом уровне оказалась артефактом такого черномагического свойства, что авроры, допрашивающие гриффиндорцев, чуть не потеряли сознание. Дневник девочки тут же был изъят из вцепившихся в него ручек собственницы, которая ревела белугой и кричала "Он мой, отдайте его мне, я сама его нашлаааа...".

Сильнее дочери смогла кричать только прибывшая в Хогвартс камином матриарх клана Уизли — Молли, визг которой особо и не помог. Единственное, что она успела вытянуть из плачущей Джинни и чем помочь в расследовании было то, ГДЕ Джинни нашла зловещую черную тетрадь. А именно, в туалете на третьем этаже, там, где нашлась подвешенная на факеле окаменевшая, но уже сегодняшним вечером старательно мурлыкающая своему заплаканному хозяину миссис Норрис, кошка завхоза.

Тетрадь-дневник унесли, без объяснения, без расшаркиваний, напрямую в Отдел тайн, не уведомив об этом даже директора Дамблдора, все еще бредившего в лихорадке в Больничном крыле.

Третья новость объявилась тоже во время ужина.

Отсутствовал профессор Гилдерой Локхарт, преподающий в этом учебном году в Хогвартсе ЗОТИ. Принятием пищи до сих пор он никогда не пренебрегал. Пощеголять сказочно красивыми радужными мантиями, потрясти золотыми локонами, посверкать белозубой улыбкой — этого любимец всего женского населения замка лишить себя не мог. И вдруг его нет.

Как не было в Большом зале на ужине и тихой ученицы из Хаффлпаффа, Салли-Эн Перкс.

Кому-то из авроров пришло в голову провести связь между исчезнувшими учениками и туалетом на третьем этаже и, как оказалось позже, это было божественной вспышкой интуиции служителя закона.

Вся аврорская команда в сопровождении деканов Хогвартса, которые после ужина отправили учеников по гостиным, бросилась на третий этаж, когда вдруг профессор Снейп резко остановился как вкопанный и отказался идти дальше.

— Северус, — крикнула ему Минерва МакГонагалл, — что ты делаешь? Почему ты остановился?

— Минерва, — своим глубоким, как говорили старшекурсницы, чувственным голосом ответил зельевар, — что мне делать в туалете Плаксы Миртлл? Это ведь женский туалет, к чертям?

— Северус, не будь дураком, авроры тоже мужчины, мы не справлять нужду, а исследовать его направились! — рявкнула ему заместитель директора. — Иди за мной, не строй из себя зеленого подростка!

Нехотя, декан Слизерина подчинился своей начальнице. С того момента, как где-то месяц тому назад Альбус Дамблдор заболел, впервые за все время их знакомства, зельевар чувствовал себя в невесомости. Он потерял свою безмерную уверенность, ощущение безопасности и защиты излучающей магическую мощь фигуры директора, потерял весь свой кураж и стал бояться засады за каждым углом.

Неспроста.

Посередине туалета, там, где были раковины для мытья рук, открылась пугающая картина. На месте одной из секций в полу зиял огромный, угарно пахнущий колодец, и оттуда слышались какие-то стоны и подвывания.

Внезапно над головами ошарашенных волшебников, всплыло привидение некрасивой очкастой девочки.

— Миртлл, — с места в карьер начала профессор МакГонагалл, словно каждый день приходила болтать с погибшей неизвестно когда ученицей. — Что здесь произошло?

— Почему я должна тебе отвечать, а, Минни? Когда Плаксе Миртлл хочется с кем-то поговорить, поплакать над своей печальной судьбой, все сторонятся и удирают отсюда. Даже тебе, моей соученице, меня не жалко и ты перестала пользоваться этой уборной. Но когда Миртлл стала полезной, вы толпами приходите! — потусторонним голосом затараторило привидение. — Не скажу я вам ничего.

— Миртлл, не будь злой, там, возможно, умирают ученики...

— Ну и что? Будет у меня компания, — упрямилась полупрозрачная девочка. — Зато вся будет из мужчин. Тот, рыженький, еще подросток, но зато другой, златокудрый — няшка!

Легким толчком сзади пристыженную Миневру отстранили, и вперед вышел Северус Снейп, который взял инициативу в свои руки.

— Миртлл, — обворожительный тембр голоса преподавателя приковал к себе внимание привидения девочки. — Они живы, рыжий и золотоволосый придурки?

На щеках мертвой девочки всплыли подозрительные синеватые пятна, и она стала ёрзать, вися в воздухе над головами взрослых. Она тихонько захихикала, вертя глазками за призрачными стеклами очков, и игриво ответила зельевару:

— Они — да, но, Северус, я не имею ничего против, если бы ты умер на их месте и остался со мной в туалете.

Собравшиеся в кучу авроры старательно не слушали подвывания бесстыдно флиртующего привидения, заглядывая во внутренности темнеющей широкой дыры в полу. Кто-то из них трансфигурировал из мыла метлу, сел на неё и прыгнул внутрь шахты. Остальные повторили манипуляции первого и минуту спустя в компании Плаксы Миртлл остались только четверо хогвартских профессоров.

Минерва МакГонагалл решила воспользоваться отсутствием авроров , чтобы допросить мертвую девочку поподробнее. Ответы Миртлл испугали деканов — Тайную комнату открыла при помощи найденной ей же черной тетради-дневника первокурсница из Гриффиндора, Джинни Уизли.

Миртлл утверждала, что рыжая девчонка шипела наподобие оного наглеца, Тома Ридлла, который во время преследования ее, Миртл, по коридорам школы, осмеливался приходить даже сюда, в женский туалет. А за шипением следовало открытие таинственного входа в полу. В него заскочила и другая девочка, которая старательно подглядывала за рыженькой и обратно все еще не вернулась.

Привидение призналось, что боится исследовать, что же там на дне колодца находится, потому что отсюда приползла и ее смерть в виде больших завораживающих желтых глаз.

Пока двое преподавателей разговаривали, из колодца вылетел грязный по уши первый прыгнувший внутрь аврор на метле с обвисшим на руках трупом тоненькой, сломанной как тряпичная кукла, девочки.

Ступив на пол помещения, аврор смахнул прилипшие к посиневшему лицу бедолаги пряди светлых волос и вопросительно посмотрел на прибежавших преподавательниц — заместительницу директора Минерву МакГонагалл и декана Хаффлпаффа Помону Спраут.

С полными страдания и слез серыми глазами профессор Спраут протянула дрожащую руку и кончиками пальцев потрогала холодную щеку девочки.

— Да, это Салли-Эн Перкс, аврор Дейвис. Она — моя ученица, точнее, была ей, — подтвердила преподавательница по Гербологию догадку служителя министерства. Потом ее глаза округлились от беспокойства. — А что с другими?

— Они живы и в порядке, по крайней мере, мальчик в порядке. Боюсь, в школе появилась вакансия преподавателя по ЗОТИ, мэм.

— Что с Гилдероем? — то ли с насмешкой, то ли с досадой спросил и Северус Снейп, присоединяясь к своей коллеге.

— Боюсь, он сам себя заобливиейтил, сэр. Палочкой рыжего мальчика, — разъяснил он своим слушателям случившееся внизу, под туалетом.

Голос Минервы МакГонагал чуть ли не зашёлся в истерическом крике, когда она это прокомментировала:

— Говорила я Молли, даже Артуру писала, что этой палочкой — от умершего родственника — не надо колдовать, но они уперлись как ослы. Рону другая, видите ли, не подошла! — Минерва уже психовала. — Не подошла, черт с ними двоими, нарожали, наплодили, сами не знают, как всех прокормить, калеками хотят сделать...


* * *

Локхарта, бормотавшего и у всех спрашивающего: "Кто я?" (Who am i?*), увезли в больницу Святого Мунго на исследования. Вдруг кто-то вспомнил, что ранее, прежде чем стать известным своими подвигами, романами-автобиографиями и наградами "Ведьмополитена-ньюз", он работал штатным обливиатором в Отделе тайн Министерства Магии и дело запахло жареным.

То, что спасло Гилдероя Локхарта от расследования, следствия и прямого пути в Азкабан, было полной потерей памяти, которую диагностировали у него легилименты из больницы.

Иначе и он, и второкурсник Рональд Уизли бы отделались только несколькими синяками и ушибами.

Узнав во время допроса, что только он из братьев Уизли, прочитав угрожающую надпись на стене про "...кости, белеющие...", подумал о младшей сестре и бросился искать и спасать ее, принудив угрозами единственного героя магмира в наличии и поблизости — Гилдероя Локхарта, родители Рона прониклись его героизмом и увезли его в Косой переулок покупать ему подарки.

Но это случилось после того, как прослезившаяся Молли Уизли чуть не погубила младшего из сыновей удушающими объятиями, вкупе с оглушительным визгом в правое ухо мальчика:

— Роооон, деетка, как я тобой горжуууусь....

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Who am i? ("Кто я?") — последняя из книг Гилдероя Локхарта. В филме (только в фильме) ГП и ТК, когда прошли уже заключительные титры, на витрине "Флориш и Блоттс" появляется обложка книги с надписом "Who am i? " ("Кто я?") и живая фотография автора, растерянно допытывающегося, кто он.

Глава 4.

К концу учебного года, выпив такое количество зелий, которое не выпивал за все свои сто с лишним лет жизни, Альбус Дамблдор, наконец, переборол болезнь, настолько поправился и окреп, что стал выходить и появляться среди людей. Никому из целителей волшебной больницы, ни самой колдоведьме Хогвартса Поппи Помфри не было известно, что выздоровлению и восстановлению магических сил директора способствовали две вещи, о которых знал только он. Ни зелья, ни целительское колдовство врачей Мунго не имели значения.

Дамблдор еще в сентябре прошедшего учебного года осмелился снова пытаться воплотить в жизнь План о Благе, подбросив на пути бродившей в одиночку Джинни Уизли дневник Тома Ридлла, мальчика, который стараниями своего профессора по Трансфигурации ушел по пути в направлении темных искусств настолько, что в дальнейшем превратился в Лорда Волдеморта.

Дамблдор надеялся заманить в пучину происшествий Невилла Лонгботтома, несмотря на неустанный присмотр его бабушки. Внезапно по директору ударил данный летом Непреложный обет, он стал хворать и болеть из-за потери магической мощи, а не магической лихорадкой, как объявили ученикам. Насколько далеко заходила маленькая Джинни в общении с крестражем Тома, настолько плохо чувствовал себя директор, но он терпел и от Плана не отказывался. Когда девочка, одержимая духом темного мага, стала выпускать из труб канализации замка монстра подземелий, из-за которого окаменели ученики, Дамблдор сдался и лег в больничное крыло, так и не узнав, что за монстр, что за зверь жил глубоко под замком.

Смерть замаячила на периферии зрения своей костлявой фигурой, и старый колдун приготовился умереть.

Аврорские инспекции в Хогвартсе он пропустил, бредя от высокой температуры, с которой ни целительские заклинания мадам Помфри, ни блестяще сваренные Северусом Снейпом зелья не смогли справиться.

Пока неожиданно и без разумной причины Альбусу Дамблдору не стало легче дышать, и он медленно пошел на поправку.

Позже, когда все в школе уладилось, и он сумел собрать все части пазла, то понял, что жизнь к нему вернулась, когда из рук Джиниверы забрали дневник Тома Ридлла, будь он проклят трижды. Это была первая причина его, директора школы, выздоровления.

Второй вещью были тщательно оберегаемые с прошлого года и сохраненные в сейфе лимонные дольки. Когда директора выпустили из Больничного крыла, и он вернулся в свой недоступный для посторонних кабинет, его первым решением было сразу съесть несколько из них. Не те, обычные, которые он стал покупать в маггловском мире на заказ и есть на виду у всех, а те, которые обогащал магией настоящего Философского камня, пока тот был в его распоряжении.

Альбус Дамблдор все еще боялся, его трясло так, что поджилки каменели, когда перед внутренним взором ему являлся образ того куска пергамента, на котором красными чернилами шло замечание:

"Старому лису........Ф"

Это "Ф" пугало больше всего. Он не смел даже представить себе способ расправы Наставника, когда тот закончит разбираться с другими делами и переключится на месть вороватому ученику.

Но пока Альбус был живой, а имя Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил, все еще значилось в Книге, это означало одно — надежда была тоже жива. Надежда, что План имеет свои шансы не только возродиться, но и осуществиться. Нужно только найти и вернуть маленького зверька в Хогвартс и заманить его в ловушку.


* * *


* * *

Появившись в Косом переулке в середине июля, чтобы увидеться и договориться со своим старым другом Гарриком Оливандером об оплате новой палочки для младшего сына Молли и Артура в подарок от имени школы, Дамблдор увидел ИХ.

Они шли, взявшись за руки, две пары подростков, больше похожие на деток богов, снизошедших с небес к простым людям, чем на обычных молодых волшебников, какими они и были.

Впереди шагали синеглазый парень с платиново-русыми волосами и девочка, очевидно младше него, с длинной, до пояса, каштановой косой и темнеющими в этот жаркий день глазами на зарумянившемся от волнения лице. Спутать мальчика с кем-то другим было невозможно, это был сын Люциуса Малфоя, Драко. Девочку директор Хогвартса не узнал, она не была его ученицей. Кто она была такая?

За руку с Драко — это означало только одно. Сына Люциус уже помолвил, а зная их чистокровные повадки, помолвка могла быть только магической.

Это со своей стороны обрывало все планы Молли спасти род Уизли от клички Предателей крови посредством замужества Джинни с отпрыском старшего рода Малфой. Все ее старательно претворяемые в жизнь планы летели коту под хвост! Как он скажет ей об увиденном?

Пока Дамблдор щурился, поглядывая сквозь очки на гуляющую молодежь, к окнам магазина Оливандера приблизилась и вторая пара. Высокая кудрявая шатенка с прекрасными карими глазами двигалась с видом королевы бала, колыхая шелковой мантией цвета нежной резеды. Для проходивших мимо представителей мужского пола она выглядела как сказка, как восход и закат в одном, потому что они пялились на нее, как одурманенные.

Но глаза девушки не видели никого, кроме стройного, прекрасно сложенного парня, примерно одного с ней возраста, шедшего рука об руку с ней. Парень был то, что надо — иссиня-черные волны превосходных ухоженных волос лежали на голове волосок к волоску, обрамляя его лицо, детские черты которого маняще перевоплощались в такие же красивые, но уже мужественные. Щеки, плотные, как у подростка из хорошей семьи, имели уже легкую угловатость, нос нежно заострялся, а на мир смотрели затенённые густыми черными ресницами сверкающие лазурью синие глаза.

Парень был настолько привлекательным, что в душе старого колдуна зашевелились давно забытые желания, а в уголке его рта заблестела капелька слюны.

Но красавец смотрел на свою спутницу такими же завороженными глазами, как и она на него. На правых мизинцах пары сверкали родовые кольца, чьих родов — Дамблдор не смог рассмотреть.

Тут все было ясно, нечего было распускать нюни, пара была обручена, как и прежняя.

— Кто эти дети, Гаррик? — спросил он у своего так же подсматривающего из-за окна друга.

— Мне сказали, что Люциус помолвил единственного отпрыска и наследника с младшей дочерью Гринграссов...

— С младшей? А почему не со старшей, она у меня на Слизерине учится, красавица бесподобная.

— Хм, — потер подбородок в раздумьях мастер волшебных палочек, — мне об этом никто не отчитывался, но старшая, вроде, наследница. Может быть Гринграсс с этим считался, когда давал согласие на помолвку Малфоя с дочерью.

— Быть может, мой друг, быть может. А кто вторые, из каких родов, знаешь?

— Говорят, малец — не кто иной, как найдёныш Блэк. Найдёныш не найдёныш, бастард не бастард, но он в настоящее время и есть Лорд Блэк, мой друг!

Лоб старого директора ударился в стекло окна при его попытке лучше разглядеть парня. Да, похож на сыновей Вальбурги и Ориона. Те же черные волнистые волосы, те же синие глаза...

— А девушка?

— Та же история — найдёныш. Как оказалось после проверки в Гринготтсе, она не магглорожденная, а вполне себе чистокровная. Двоюродная племянница Говарда Стоуна, владельца адвокатской конторы, знаешь его?

Глаза Альбуса потухли за очками.

— Вижу, знаешь, — продолжил Оливандер. — Это с одной стороны, но с другой она двоюродная племянница Люциуса Малфоя.

В голове Дамблдора сверкнула и прогремела молния воспоминания — это были те дети, которых изворотливый Пожиратель, Люциус, отправил учиться среди дикарей, в Дурмстранг. Последний Блэк, роковой отпрыск.

Нужно было расшевелиться, дернуть струны тут и там, и вернуть этих высокомерных аристократишек обратно на Родину. Если нужно — умереть, но вернуть.

Эээ, умереть — нет, но все остальное — да!

Внезапно его осенило — надо сыграть карту Сириуса Блэка. Пора было вытащить из бездонного рукава мантии старательно спрятанный ото всех козырь.


* * *


* * *

Пока директор шагал по дороге к замку, аппарировав не напрямую в него, а в Хогсмид, чтобы встретиться кое с кем в кабачке своего брата, Аберфорта, и дать соответствующие указания, Альбус Дамблдор делал вычисления, неосознанно махая широченным подолом вязаной мантии.

Думал он о том же Сириусе Блэке, виртуозным трюком отправленном в Азкабан прохлаждаться и не вмешиваться в игры своего старого директора. Но сейчас он был нужен на свободе, да так, чтобы не смел пошевелиться без разрешения того же директора.

"Надо организовать ему бегство, но как?" — думал Альбус, размеренно, в такт с мыслями, шагая. В его голове стал оформляться феерический план с участием семьи Уизли, их любимчика-крысеныша и СМИ. Как, как подстроить все так, чтобы всю многочисленную семью сфотографировать и выставить на первой странице Пророка? И как этому изданию попасть в руки Сириуса Блэка? — "А что, если организовать лотерею, которую выиграет многочисленная и нуждающаяся семья министерского служащего? А потом с Фаджем посетим Азкабан, якобы для инспекции?"

Чем больше обдумывал и проигрывал в своем уме эту идею, тем больше она нравилась директору школы. И как нет? Подбросит он газету Сириусу и тот, не имея представления о судьбе ни крестника, ни племянника, бросится бежать из тюрьмы.

О незаконной анимагии своих бывших учеников Мародеров Дамблдор знал так же, как знал и об оборотничестве Ремуса Люпина. Знал он и о том, что молодой Сириус обращался в большую черную собаку, а это, несомненно, означало, что переплыть через пролив до земли он сможет.

К кому тогда обратится за помощью по первости орденовец? К своему руководителю, т.е. — к нему, Альбусу Дамблдору. А там старый колдун даст своему ученику дельный совет — как отыграть попечительство над единственным племянником и вернуть его, с невестой наперевес, на Родину.

Эх, придется снова краснеть и ерзать перед Визенгамотом, признавая свою ошибку с обвинением Сириуса в том, что он приспешник Волдеморта, но что поделаешь. Борьба требует жертв и он, Дамблдор, готов отступить на шаг назад, чтобы однажды сделать десять тысяч вперед.


* * *

К концу лета Альбус Дамблдор, изнемогая от нетерпения и ожидания, стал думать, что перепутал свои мысленные планы с реальностью. Потому что прошел уже месяц после их с министром Фаджем посещения Азкабана и камеры Сириуса, а последний перед ясными глазами директора до сих пор не появился.

Как его найти, Альбус себе уже не представлял, после тех нескольких попыток отправить на поиски Фоукса. Феникс все еще дулся, фыркал и строил из себя обиженную недотрогу. Совиная почта в отношении анимагов была бесполезна, а все существующие до прошлого лета запасы крови и волос бывших и настоящих учеников, которые директор собирал без позволения и не испытывая чувства вины за детей, внезапно стухли и стали неиспользуемыми в Поисковом зелье.


* * *

Уже месяц, как Сириус Блэк пребывал в Малфой-мэноре под опекой и непрерывным наблюдением семейных врачей своих родных. Каждый день у него в комнате появлялась его кузина, Цисси, которая, хотя ничего ему не говорила, приносила странное успокоение в смятенные чувства беглеца и тем самым способствовала его выздоровлению. Врачи Малфоев тоже были немногословны, они махали над тощим телом Сириуса палочками, бормоча диагностические заклинания, их лица все больше светлели, а продолжительность обследований стала короче.

Куча склянок из-под лечебных зелий уменьшилась, зато количество и калорийность пищи увеличились. Сириус чувствовал себя все более и более здоровым, и его голова прочищалась от десятилетних наслоений животных инстинктов, за которыми он был вынужден закрываться, чтобы избежать влияния дементоров в Азкабане.

Сириус все еще был не в состоянии отвечать за себя, но он уже начал задаваться вопросом, какими богами Люциус Малфой, являющийся зятем Блэка, появился одновременно с ним на берегу океана в тот самый день, когда заключённый волшебной тюрьмы сумел сбежать.

Не мог знать бывший мародер о существовании одной молодой ведьмы, которую звали Гермиона Дагворт-Стоун, невесты его крестника, Гарри Поттера.

Все еще предстояло узнать.

Глава 5.

Коринф, древность.

Рабыня, вся в слезах, корчилась в ногах бушевавшей госпожи и не знала, что ей говорить. Все новости были одна хуже другой, поэтому она беззвучно глотала слезы и ждала вопросов нависшей над ней женщины.

— Ты хочешь сказать мне, что ночью твой господин пробрался в гинекей* и рылся в моих вещах? Говори же, говори!

Кудрявые волосы хозяйки растрепались, ее лицо пылало — то ли гневом, то ли предчувствием беды, но она не унималась и настаивала на правдивом ответе. Что ж, Антуса (цветок) все ей расскажет.

— Госпожа, я слышала от служанок принцессы Главки, что она попросила у хозяина Ясона подарить ей вашу золотую брошь — ту, с которой вы появились позавчера в доме ее отца на празднике.

Девушка непроизвольно склонила лохматую голову ниже к земле, опасаясь удара своей гневливой госпожи, но его не последовало. Зато из уст старшей женщины вылетело устрашающее шипение, от которого кровь в жилах испуганной рабыни застывала каждый раз, когда удары судьбы доводили госпожу до белого каления.

— И что? Не молчи, Тусо, не укрывай от меня ничего, а то достанется же тебе!

Скорчившаяся на земляном полу девушка не представляла себе, как сообщить госпоже основную новость и что дальше с ней, Тусой, случится, когда хозяйка Медея услышит все и разбушуется. Но она хотела правду, правду и услышит.

— Еще служанки говорили, что хозяин Ясон договаривался с царем Креонтом о свадьбе с его дочерью Главкой, госпожа.

— Ааааххх! ... — взвыла старшая женщина и в комнате внезапно стало настолько холодно, что изо рта пошел пар.

Госпожа Медея схватилась двумя руками за горло и стала истошно выть и покачиваться, закрыв глаза к всему, что творилось вокруг. Рабы, присутствующие в комнате с очагом, в котором готовилась пища для хозяйства Ясона, разбежались, чтобы не получить от хозяйки по своей спине за необдуманные речи мелкой дурехи Антусы.

— Предатель! Предатель, ублюдок, ... — сквозь хрипы пробовала кричать Медея, не до конца понимая причины измены своего мужа. Оставить ее, ту, что спасла его шкуру там, в Колхиде, в доме ее отца, поменять верную подругу на жалкую обычную девку — это в голове гордой принцессы далекой заморской страны не укладывалось! Куда ей, Главке — этой тупой корове, до величия внучки Гелиоса, бога Солнца? До Медеи, которая способна оживлять мертвых, летать по воздуху на колеснице, запряженной крылатыми конями, а иногда — драконами!

Спотыкаясь в провисшем подоле хитона, она побежала к своим помещениям, чтобы порыться в шкатулке с драгоценностями, унесенной ею из отчего дома во время побега на "Арго", к любимому. В этой шкатулке она унесла с собой самые дорогие вещи, подаренные Гелиосом сыну Ээту, чтобы обеспечить своим потомкам красоту, привлекательность и счастливую удачу — золототканную накидку, золотой головной убор и самое ценное — золотую брошь с образом Солнца. Накидка и венец просто делали человека невыразимо прекрасным в глаза остальных, но брошь была волшебной. Пока это украшение хранилось любым потомком бога, что бы не делали члены его семьи, люди воспринимали их восторженно, их домогались и пытались породниться с ними.

Медея не представляла, чем для ее брата обернется кража семейных реликвий, поэтому слух о его смерти застал ее врасплох. Хотя весть бросила ее в уныние и скорбь, в то время не о брате или отце думала она, а только об Ясоне — о красивейшем юноше, увиденном ей и о диких горячих ночах с ним.

Дрожащими пальцами она перебирала золотые, серебряные и медные безделушки, которыми одаривал влюбленный в нее Ясон в самом начале их совместной жизни. Среди украшений не было расшитого золотом мешочка из красного, привезенного керванами с далекого Востока, безумно дорогого шелка. В нем хранила она свою брошь.

Благодаря этой волшебной броши дедушки Гелиоса удача позволила Ясону и Медее отомстить коварному Пелею — сводному дяде-узурпатору, незаконно занявшему трона Иолка и затем невредимыми добраться до Коринфа, и много лет счастливо здесь прожить. Родить мужу двух прекрасных мальчиков, золотокудрых и ясноглазых, как отец.

Ясон украл ее собственность и отдал в руки недостойной божественного дара девке.

Предал свою верную подругу и соратницу, которая ради него, приехавшего из дальних далей чужака, втоптала в грязь свою честь, честь семьи, отца и деда, превратилась в жалкую воришку и беглянку!

Порывшись в сундуке с хитонами, она на самом дне нашла сверток, в котором хранила остальные подарки Гелиоса — золотканый шелк и венец и решила примерить их. Давно было то время, когда почти каждый день она украшала свое белое тело, чтобы возлечь в постель супруга. Сколько времени прошло — три, четыре года?

Одевшись, она посмотрела на вычищенное до блеска серебряное зеркало и вскрикнула. Оттуда на нее смотрела не та молодая и прекрасная темноволосая женщина, которой она была вчера, а старуха со впавшими глазами и с поседевшими всколоченными прядями волос!

Главка уже укололась о Брошь и та признала ее как хозяйку! Аид, когда успела чертовка, когда?

Перед глазами женщины поплыли темные круги и ее пошатнуло. Еле удержав себя на ногах, она побрела в мужскую половину дома, чтобы дождаться возвращения Ясона домой.

В ее голове стал оформляться план мести.

Конец августа 1991 года. Малфой-мэнор.

Игорь Каркаров, директор Дурмстранга, просьбу Малфоев так поздно зачислить двух детей из Магической Британии — сына и племянницу, принял с глубочайшим сомнением. Конфронтация с величайшим магом столетия, Альбусом Дамблдором, который смягчил обвинения во время суда над приспешниками Темного Лорда в адрес Каркарова настолько, что его оневинили (что его признали невиновным) и освободили от ответственности, сулила большие неприятности. Поэтому он сразу начал торговаться с белобрысым соратником по Метке.

Но ему предложили такую цену, что отказать он не смог.

Каркаров дураком не был и, взвесив плюсы этой сделки — неожиданное предложение Люциуса и минусы с другой стороны весов — ухудшение отношений с Дамблдором, решил, что не стоит так бояться победителя Гриндевельда в связи с его отстранением от поста Главы Визенгамота и внезапной потерей его популярности в туманном Альбионе.


* * *

Для четы Малфоев встреча с Каркаровым обещала быть довольно тяжелой в плане комфорта. Все бывшие Пожиратели Смерти, которые успели спасти себя и не загреметь в Азкабан после исчезновения своего Лорда, чувствовали себя неуютно и натянуто в обществе друг друга. Каждый из них знал, что отмазаться от наказания можно было лишь не слишком достойным способом. Кто-то из них — Люциус в том числе, заплатил Министерству и Министру лично кругленькую сумму, чтобы те закрыли глаза на явную ложь с заверением о принуждении принять Метку под Империусом. Другие не выдержали пытки во время допросов и слили Аврорату информацию о своих товарищах из круга Темного Лорда, тем самым став предателем, как сделал Каркаров.

Но это были известные случаи. Сколько из имен предателей осталось просто подписью под списками перечисленных соратников, было неизвестно, поэтому все бывшие пожиратели таили друг к другу сомнения. Всем им было до жути тяжело встречаться, общаться, даже видеться на светских событиях или на праздниках детей. Люциус попадал в то же число избежавших наказания и чувствовал себя так же, как и все остальные пожиратели, но ради сына и племянников он сделал шаг навстречу предателю Каркарову, чтобы попросить его принять детей в свою школу.


* * *

Каркаров был в полном смятении.

Сразу после перемещения портключем в мэнор бледной моли, именуемой Люциусом Малфоем, домовой эльф в белой шелковой (Шелковой? Что за странности?) накидке пригласил его в кабинет хозяина, не выделяя даже и минуту на лишние расшаркивания.

На столике в пустом помещении, в ожидании отведывания — в самом жутком сценарии — выпивания до дна, стояла кристальная бутылка, полная янтарной жидкостьи. Бутылка была ёмкой — очевидно, предстояла тяжелая ночка.

Гость медленно обвел глазами полумрак комнаты, нарушаемый несколькими свечами, и устало отпустился в одно из кресел у камина. В ожидании хозяев он незаметно уснул, убаюканный теплом огня.

Его разбудили тихие шаги и он резко встряхнулся, широко раскрыв глаза.

Какая-то мелкая кудрявая пигалица стояла напротив взрослого волшебника, беззастенчиво пялилась на него огромными темными глазищами, и мнет( прошлое время?) (мяла — прошлое время) в руках какую-то потертую женскую сумочку. Чуть позади нее с ног на ногу переступал застенчивый темноволосый худой коротышка в очках-кругляшках.

Разве это те таинственные племянники гордого аристократа? Каркаров стал внутренне веселиться, представляя себе, как тонко подколет своего соратника по приспешничеству к разным темным лордам, что тот не слишком близко к сердцу принимал неприязнь Волдеморта к нечистокровкам.

Директора Дурмстранга застал врасплох резкий голос девочки, который приказал ему задрать рукав мантии, а лучше всего — просто снять ее, чтобы не та мешала и сесть в кресло поудобней, а не раскорячившись, как он сидел сейчас, потому что ему будет: "Ой как больно, мистер Каркаров!".

Коринф, древность.

Породнившись с царским домом, Ясон надеялся смягчить для себя жребий изгнанника и достигнуть высоких почестей. Кроме того, молоденькая Главка так призывно зыркала в его сторону, соблазнительно покачивая голую чуть ли не до пояса длинную ногу, белеющую между небрежно повязанными колпусом (Иногда хитон имел над талией напуск — колпос. Он получался следующим образом: хитон, более длинный, чем обычно, опоясывали на талии, а затем часть хитона подтягивали поясом и спускали над ним.) частями хитона, что его кровь не на шутку разбушевалась. А Медея уже давно превратилась как бы в часть меблировки и обслуживающего персонала дома.

Наконец, его домогания увенчались успехом, ему охотно обещал руку дочери сам Креонт, царь Коринфа, назначив день для свадебного пира. Нужно было только благополучно избавиться от надоевшей жены.

Но Медея не была простой женщиной. Внучка бога Гелиоса и принцесса Колхиды увещания Ясона в правильности своего выбора не приняла с той покорностью, которая ожидалась от хорошей гречанки.

Сначала, она бросилась на своего мужа с растопыренными в хищном захвате пальцами с внезапно удлиннившимися когтями и изодрала его грудь и плечи до крови. Молча. С посеревшим лицом и пылающими огнем, но пустыми на эмоции глазами.

Затем неожиданно смирилась и пошла готовить подарки Креонту и его дочери.

Ясон не распознал коварство отверженной супруги. Страстная колхидянка, решившаяся последовать за своей любовью вопреки несогласию отца, брата и своего народа, так просто не могла выпустить из рук мужа — такое Ясон не должен был даже мельком подумать, но, ослепленный слепым желанием иметь молоденькую Главку в своем распоряжении в самое ближайшее время, он тупо недосмотрел.

Тонкий, золототканый шелк, который принесла Медея из своей комнаты в гинекее, так сладостно струился мягкими складками и стекал по коже, что Ясон весь задрожал от нетерпения одеть в него, а потом и раздеть будущую молодую невесту после свадебного пира.

— Возьми с собой и наших детей, пусть познакомятся с новой матерью. Я тем временем пойду в изгнание, чтобы не мешать тебе и твоей счастливой жизни, Ясон, — севшим голосом почти шептала Медея. — А это покрывало и этот золотой венец подарил мой дедушка, бог Гелиос, матушке, когда та выходила за отца, Ээта. Я дарю все это Главке в подарок к свадьбе.

Конец августа 1991 года. Малфой-мэнор.

Боль приспешнику Темного Лорда, с его ежедневными круциатусами, была не в новинку. Не боль его испугала, а этот выступивший вперед темноволосый хлопец, который поднял необычно зеленые глаза, когда черная Метка появилась из-под закатанного рукава и стал по-детски непринужденно таращиться на нее. Палец его правой руки, странно мозолистый при соприкосновении с тонкой кожей предплечья самого Каркарова, но с напяленным на него родовым перстнем Блэков, медленно очертил линии Метки.

Кто, кто был этот мальчик? Это ли тот таинственно выплывший на свет бастард Регулуса? Но его черты лица не былы чертами Блэков, напоминали их чем-то, но не совсем. А его гипнотизирующие глаза... зеленые, как две Авады...

Что-то замерещилось (замаячило) в задворках сознания Каркарова, какой-то факт пробовал выйти на поверхность и осветить этот ребус, который организовался в кабинете Малфоя.

Люциус тем временем вместе с женой и сыном — будущим первокурсником в Дурмстранге (Дай, Мерлин!) сидели на диванчике у камина в сумраке и никоим образом не мешали действиям этих двоих чудаков, не участвовали,а только изображали из себя недвижных истуканов. Их сын, Драко, прислонившись к своей матери, сверкал серебряными глазами и его, по всей видимости, раздирало едва сдерживаемое любопытство, но он оставался примером послушания. Хоть на том спасибо, что все хозяева молчат и не вставляют замечания.

Но дать Непреложный обет молчания его заставили палочками в руках.

Как-то странно все это было, никак иначе не скажешь.

Кудрявая шатенка впереди порылась в своей, видавшей и хорошие (видавшей и лучшие) дни сумочке и вытащила из нее толстую, потрепанную частым использованием тетрадь, которую открыла и, с видом заучки, стала ее перелистывать, ища в ней нужную страницу. Найдя ее, она дотронулась до руки мальчика и он сразу убрал взгляд от метки и впился им в глаза девочки.

Не просто впился взглядом, а весь обернулся к ней, как подсолнух к Солнцу. Выражение его зеленых глаз, перемещаясь с рабского пожирательского знака на девочку, четко изменилось из ядовитого на излучающее полное обожание.

Каркаров посмотрел в ее сторону и заметил то же самое глубокое, как бы, неверящее счастливое выражение глаз, которое обволакивало ее сиянием при взгляде на мальчика.

Да он был совсем недорослый, этот маленький мальчик-ребенок! Мерлин, да что здесь происходит? Эти двое обвенчаны, что ли? Ум Каркарова воспалился от плодящихся лавиной вопросов, всех до единого без ответов. У кого мог он спросить об этих странностях с детьми? У Малфоев? А если их спросишь, кто из них признается и скажет тебе правду? Отмажутся, черти!

Тем временем, пока мужчина терялся в догадках о характере их отношений, дети, не обменявшись между собой ни словом, дошли до некоего соглашения, потому что девочка отступила в сторону, давая пацану доступ к "пациенту", стала, не отрывая глаз от тетради, петь на латыни.

Коринф, древность.

Приглашенные на свадьбу во дворец Креонта не встретили детей Ясона с распростертыми объятиями и, быстро покормив их, вернули обратно в дом отца.

Но Главка, ничего коварного не подозревая, смеясь от радости и подпрыгивая от нетерпения показаться быстрее гостям и супругу, немедленно украсила свое гладкое белое тело невиданной тканью, закрепляя ее на левом плече той прекрасной золотой брошью, которую запыхавшийся Ясон утром принес ей.

Маленькая ранка от укола, когда Ясон закреплял брошь на складках простого шерстяного хитона, еще болела, но лик Гелиоса так заманчиво смотрелся поверх выпуклой девической груди, что Главка, засмеявшись от удовольствия, подарила сладкий поцелуй благодарности своему будущему супругу. А брошь постаревшей прежней супруги героя уже ее, принцессы Коринфа.

Чудный головной убор, подаренный той же старухой, Медеей, восхитительный и разукрашенный сверкающими драгоценностями, Главка возложила на свои отливающие медью локоны. Предовольная редкими подарками старушки, она засмотрелась на себя, прекрасную в блестяще вылощенном зеркале и с детской радостью прогулялась несколько раз перед ним, чтобы потренировать походку и движения ног, чтобы лучше подать себя гостям, чтобы больше из своей непокрытой золотым шелком кожи показать Ясону.

Внезапно ее стошнило и девушка, с побелевшим лицом, стала вся дрожать, пока смертельная боль не подкосила ноги и, с пеной на устах, она не упала на землю. Золотой венец, сжавшись поверх головы, начал извергать страшные языки огня и воспламенил ее длинные, шелковистые волосы. Это принудило ее вскочить с дикими воплями, пробуя сбросить венец с оголенной и всей в ожогах головы. Но, насколько сильней девушка пыталась освободиться от обруча, настолько крепче он сжимал ее изжаренную голову.

Прислуга и испуганный отец нашли Главку полумертвой, жалобно кричавшей, с лицом и телом, покрытыми волдырями так, что только несчастный Креонт смог узнать дочь.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

* гинекей — женское отделение дома в древней Греции.

*колпус — напуск хитона над талией. Он получался следующим образом: хитон, более длинный, чем обычно, опоясывали на талии, а затем часть хитона подтягивали поясом и спускали над ним.

Глава 6.

Конец августа 1991 года. Малфой-мэнор.

От осознания правды Каркарова затрясло и он покрылся холодным потом.

Люциус обещал ему, в ответ на согласие принять в неположенное время двух — не трех! — первокурсников к себе в Дурмстранг, организовать снятие Темной метки. Но взрослый волшебник из Болгарии ожидал, что снятием Метки займется какой-нибудь привезенный из таинственных далей древний-предревний Маг с раскосыми, по меньшей мере, глазами. Или что между обычными двумя глазами, внезапно засверкав мудростью, будут еще три. Или на голове будет причудливый пернатый набор то ли из чужих, то ли из своих перьев.

А тут такая неожиданность! С меткой будут играться двое детей-недомерков. В действительности, вслушавшись в пение девочки, Каркаров осознал, что она хорошо справляется с передовой ритуальной магией, с которой и он, директор волшебной школы, был знаком. Не как эта лохматая пигалица, но и не на поверхностном уровне.

Смотря на ее невысокую, совсем по-детски плоскую фигуру, Каркаров задался вопросом, когда успела она, в свои-то одиннадцать лет, настолько поднатореть в глубинах магии, в Темной магии, чтобы снять Метку Лорда Волдеморта?

Вдруг настала пора новой загадки.

Зеленоглазый пацаненок вынул из рукава рубашки странную белую палочку — сделанную из кости, что ли? — а из кармана брюк — простое желтоватое кольцо, уже безусловно костяное, которое натянул на палец левой, меченной руки гостя Малфой-мэнора. Потом этой странно-теплой палочкой, дотронулся до змейки на татуировке метки и впервые этим вечером открыл рот.

Тихое, размеренное шипение вплелось в пение девочки и создало невидимую паутину, которую Каркаров чувствовал, как перчатку поверх меченной руки, но глазами ее не видел.

Мужчина, застигнутый врасплох, выпал из реальности, услышав знакомое шипение, но из уст ребенка. Для Каркарова наступило странное смещение кадров и он напомнил себе о той убегающей по темным проходам сознания мысли, которую, сразу, как посмотрел на мальчика, пробовал, но не успевал уловить.

Волдеморт погиб, когда, поддавшись предосторожности, пошел предотвращать угрозу своей жизни из-за Пророчества, пока она была еще молодая и неокрепшая. Короче, пошел в дом Поттеров убивать их годовалого сына, Гарри. Лица погибшей тем Хэллоуинским вечером четы всплыли перед прикрытыми веками глазами мужчины — Джеймс с его лохматой черной шевелюрой, молоденькая жена с красивыми, необычно зелеными... Стоп!

Прозрение ударило по сознанию так сильно, что Каркаров аж вытаращился. Зеленые глаза самозабвенно шипящего мальчика внимательно смотрели на него и были полны пониманием и глубоко спрятанным умом.

Был этот мальчик никакой не Блэк, а убивец Лорда Волдеморта, черт его возьми! Перед ним стоял и шипел на метку сам Гарри Поттер! Вот делааа...

Темный Лорд был парсельмаутом, его победитель, видимо, тоже, но почему? Разве существует способ, который переносил этот дар от одаренного волшебника к другому, неодаренному, делая его тоже парсельмаутом? Или существует какая-то сокровенная и неоглашаемая в Министерстве магии тайна происхождения мальчика? Откуда мог появиться этот дар в Поттерах, через Блэков? Но и одни, и другие с Салазаром Слизерином связаны не были — это был известный в волшебном мире факт.

Разве что в молодой миссис Поттер, как там ее звали, причина?

Потому что эти глаза паренька, сверкающие изумрудной зеленью, такой особенной, какой изображали глаза Салазара Слизерина и всех его потомков на портретах в Хогвартсе, часом, не с неба на мальчика упали. И еще, Темный Лорд тоже был парсельмаутом и гордился своей родословной, ведущейся от того же Слизерина, но цвет глаз не унаследовал, а это удивляло. Разве что кто-то из родителей Волдеморта был не волшебником, а магглом? Чушь, чушь и бред сивой кобылы.

Каркаров отличался четким умом и его сразу удивила та странная одержимость Лорда отпрыском обычной во всех аспектах семьи Поттеров. Но теперь, вслушиваясь в шипение мальчика, посмотрев на его искрящиеся зеленые глаза, в голове директора Дурмстранга выстроилась вся картина целиком. И он стал задаваться вопросом, а не за свое ли наследство боялся Темный Лорд, когда погнался за годовалым ребенком, а не из-за какого-то глупого пророчества, как говорил всем упивающимся! Не за свое ли главенство Рода Слизерина боялся он и поэтому пошел убивать в ту ночь Хэллоуина Гарри, а не второго ребенка Пророчества, как-там-его-звали Лонгботтома?

Или все это были праздные домыслы и выводы воспаленного неожиданностями мозга самого Каркарова?

Наконец, директор Дурмстранга решил, что, вероятней всего, мальчик является не бастардом Блэков, а в действительности он и есть Гарри Поттер, враг его Лорда. Люциус и Нарцисса соврали ему, что в школу в следующем году к нему придет учиться их племянник, внебрачный сын Регулуса, Гарольд. Посмотрим, посмотрим.

Соврали — соврали, но как, КАК такое вообще было возможно, чтобы эти двое могли бы снять Метку, выжженую самим Темным Лордом?

Внезапная огненная боль прервала не только рассуждения, но и дыхание мужчины. Перед глазами заиграли цветные круги кроваво-красной тональности и он утонул в море боли, потеряв сознание.

Отключка "пациента", после перехода за порог боли, не остановила колдующих детей. Они продолжили начатое, потому что припадок шел им только на руку. Не рассеиваясь на болевые переживания своего будущего директора, они могли спокойно, без необходимости щадить его, видавшего в своей жизни немало чужой боли, освободить мужчину от рабской метки.

Девочка продолжила петь, мальчик — шипеть, пока змейка не пошевелила головой и не выползла изо рта черепа метки. Под звуки манящего шипенья, выходящего из уст говорящего, змейка медленно-медленно поползла по бледной коже мужчины к костяном кольцу на пальце его руке. За ней потянулся шлейф черной краски, медленно освобождая предплечье от клеймящей татуировки Волдеморта.

После того, как уставшие во время ритуала дети закончили свое колдовство, на руке Каркарова не осталось никаких следов того, что на чистой белой коже час назад существовала уродливая татуировка организации Пожирателей Смерти. На пальце левой руки матово чернело ранее желтоватое костяное кольцо, наподобие того, что было показано гостю на пальце Люциуса Малфоя...


* * *

Отдохнув ночью в одной из гостевых комнат мэнора, Игорь Каркаров проснулся странно бодрым перед самым восходом Солнца. Открыв широкостворные двери к небольшому круглому балкончику, он вышел наружу, чтобы встретить первые лучи позднего лета. Горизонт обрамлял Пояс Авроры. Сегодня ожидалась прекрасная для Британии погода.

Босые ступни дрогнули, дотронувшись до холодного мрамора, но это неожиданно доставило ощущение счастья повеселевшему магу.

Кто-то кашлянул за спиной гостя и он быстро повернулся. Тот эльф, который встретил его прошлым вечером в приемной комнате с включенным в сеть камином. Белая шелковая накидка сверкала багрянцем под лучами восходящего Солнца.

— Мистер, хозяин Люциус пригласил вас в свой кабинет, — хлопая ушами, маленькое создание старалось точно передать слова Люциуса. — Приглашает вас немедленно, как проснетесь. Вы уже проснулись, можете следовать за мной.

— Немедленно? Но я не совершил утренний туалет, я только что... — начал удивляться Каркаров, но его прервали.

— Добби подождет, пока уважаемый гость посетит ванную и оденется подобающе.

Огромные глаза домовика смотрят уверенно, полны странным для этих созданий сознанием собственной значимости и это настораживает волшебника. Но он здесь гость, поэтому лучше помалкивать и особо не проявлять любопытство.


* * *

Коринф, древность.

Громко жаловался Креонт на свое горе, бросался к бездыханной дочери, обнимал, целовал ее и плакал. Его принцесса, его дочка-красавица, цветок его дворца — мертвая, изуродованная. Ее огненные локоны пали жертвой пламени, ее алебастровая кожа покрылась огромными, источающими гной волдырями...

Напрасно отец плачет и призывает ее восстать, назад, в мир живых, ее уже не вернуть и надо готовить ее уже не к свадьбе, а к похоронам. Кряхтя, Креонт пробует отпустить потяжелевшее мертвое тело дочери, но не может оторваться от него. Так плотно пристало к ткани дряхлое тело царя Коринфа, что никакими усилиями не может старик освободиться от него. Измученный, настолько подавленный силой пагубного волшебства золототканной накидки Медеи, что падает он поверх трупа Главки и жизнь его оставляет. Прибыл и его конец, и Ясон увидел лишь страшно изуродованные волшебным пламенем трупы дочери и отца.

Переживая свою неудачу, сипя скверные слова в адрес своей бывшей жены, он забрал ее подарки и бросился бежать к старому дому, надеясь, что застанет ее там и убъет собственной рукой.


* * *

Когда дети возвратились из царского дворца, в сердце Медеи началась страшная борьба. Ее сердце жаждало мести, она возжелала, чтобы Ясон страдал, но не только сейчас, а вовек.

Смерть соперницы и ее отца, с которыми вероломный и непостоянный супруг сошелся, давно уже должна была произойти и отчаянный молодожен, наверное, спешит обратно, чтобы наказать ее.

Медея ожидала, что Ясон захочет ее убить, поэтому она заранее подготовилась к этому моменту.

Страданий мужчины из-за смерти молоденькой любимой и ее отца было Медеи мало, чтобы потушить воющий в ней ураган ненависти.

"Чего хочу я? — думала горюющая женщина. — Быть посмешищем, оставить неверного супруга ненаказанным, бежать? Нет! Я не должна трусить, не должна колебаться. Призываю подземных богов мщения, я должна разорвать сердце Ясона, наши дети должны умереть! Я их мать и сама позабочусь о них, не оставлю я их своим врагам на посмешище. Я их родила, я сама их и убью!"

— Придите ко мне, дети! — сладким голосом позвала она сыновей, пряча в складках хитона острый кинжал. — Дайте своей матери щечки, чтобы она поцеловала их.

Ничего не подозревающие малютки бросились в объятья своей матушки, но их встретило холодное острие, которое выцелило маленькие сердечки. Жалобный вой бедняжек не остановил ее твердую руку, когда металл разрывал грудь мальчиков.

Дело совершено, но достаточно ли оно, чтобы ненавистный муж страдал до конца дней, сожалея?

Или, убив Медею, женится на другой, породят новых деток и скорбь утихнет?

Тут нужно придумать что-то еще страшнее. Подумав немножко, тронувшаяся умом женщина придумала новую затею, которая так ей понравилась, что на ее лице выступила ужасающая коварная улыбка.

Она быстро принялась за работу.

Большой котел, полный воды, разогрелся над пылающим огнем и уже кипит. В нем, среди овощей, готовятся тельца детей и ждут голодного отца.

А он особо и не опоздал. Прибежал весь заплаканный, голодный как зверь, его глаза зыркают вправо и влево, стараясь найти, что поесть. Охапкой в его руках поблескивает чудная шелковая ткань — чистая, мягкая, и невиданной красоты головной обруч — весь в драгоценных камнях. Нос Ясона сразу чувствует готовящееся на огне яство, и он бросает в углу кухни принесенные из дворца подарки Медеи, про которые она, лгунья, уверяла, что от чистого сердца дарит их его новой невесте.

Запах, доносящегося из котла выталкивает из головы несчастного почти вдовца все мысли и он бросается искать самую большую миску, в которую можно налить себе этой волшебной пищи.

После третьей миски, объевшись вкусным тушеным мясом, его стало клонить ко сну, и он завалился на бок, очистив сознание от утренних тревог.

Во сне к нему вернулась Медея, которая, найдя брошенные в сторонку подарки мертвой невесты, разделась и напялила их на свое загрубевшее после родов тело. Вдруг она стала снова блистать прежней красотой и Ясон, выпучив глаза, почувствовал, что в нем пробудилось желание к ней. Но она остановила его двумя ладонями и с горящими ненавистью глазами оскалилась.

— Скажи, Ясон, как тебе новая невеста? Разве одев подарки моего дедушки, Гелиоса, она не стала самой красивой в мире девушкой? — сладким голосом зачирикала она. — Ой! Прости, я забыла предупредить, что накидка моей матушки заколдована ей же и ее, без опасности для жизни и здоровья, могут надевать только ее потомки. Ясон, дорогой, разве твоя Главка умерла? О, не только она, но и твой друг, ее отец? Как жаль.

Холодной рукой она теребит его хитон, а от ее волос пахнет лилиями.

Медея не унимается, не замечает как глубоко страдает ее муж, ее бывший муж.

— Не горюй, утешать тебя будут твои золотоволосые сынишки, когда я уеду отсюда. Мой дедушка уже извещен, вот-вот прилетит колесница, запряженная драконами, и больше ты меня не увидишь. Но где наши мальчики? Давай поищем их вместе. А, посмотри, что это такое! Разве это не головка нашего маленького Ферета? Где все остальное, не в котле ли готовилось? Ой, я нашла и голову старшего, Мермера, разве он тоже в котле? Ну же, насколько жирное яство стало, после всего этого мяса в нем!

Ноги пошатывающегося Ясона не удержали его и он упал на пол, громко рыдая. Его вырвало там, где упал и он захлебнулся рвотой. Медея пнула его ногой, резко крикнув:

— Где моя Брошь, паршивец! Где она, воришка гребанный? Говори!

— Не нашел ее, но даже если б и нашел, я тебе обратно не принес бы... — промямлил теряющий сознание Ясон.


* * *

В дворце Креонта десятилетняя младшая сестра Главки прибиралась под присмотром своей матери в комнате сестры, в которой ей позволили жить до замужества. Подметая в самом темном углу, она укололась, нечаянно наступив босой ногой на что-то.

Не увиденная ею сразу золотая брошь, вероятно, подарок неудавшегося супруга старшей сестры, сразу приглянулась девочке и она, на время, пока не подрастет, скрыла ее в тайнике бывшей обитательницы комнаты.


* * *

Пройдут века, Брошь Медеи будет менять своих хозяек много-много раз, но однажды она снова выйдет на белый свет, неожиданно подключившись к нашей истории.

Глава 7.

Малфой-мэнор, конец августа 1991 года.

— Игорь, я прошу тебя, переведи мою племянницу Гермиону на ускоренный курс обучения и не спрашивай зачем, я настаиваю на этом.

Люциус Малфой, в тот ранний час выглядел, как всегда, лощенным и ухоженным, вроде ничего особенного вчера вечером и не случилось. Его гость впивается взглядом в лицо приятеля, пробуя разглядеть что-то дополнительное в его выражении. Но, нет! Блондинистый мужчина похож на айсберг — волосы блестят и отражают солнечный свет, серые глаза скрывают его мысли, гладко выбритые щеки очерчивают его холодную северную красоту — счастливчик он, зарраза!

— Я понял, что твоя племянница необычная девчонка, но и у твоего племянника секретов хоть отбавляй. Кто он такой, Люк? Не верю я, что это просто внебрачный ребенок Регулуса, уж очень загадочный Дар у него открылся в его-то годы. Скажешь кто он или я должен гадать? — Каркаров внимательно следил за любыми изменениями на лице хозяина поместья, боясь перешагнуть границу приличия.

В серых глазах Люциуса мелькает какая-то настороженность, которую быстро заменяет тонкая ирония. Видимо, он тоже у границы дипломатического терпения, но с другой ее стороны и ждет следующего вопроса гостя, не роняя ни слова.

— Не принуждай меня озвучивать свои подозрения, Люк, — не унимается гость, по-прежнему гарцуя у черты. — Просто ответь, есть ли основания чего-то бояться? Пойми меня, на моих руках лежит ответственность за несколько сотен чужих детей, я должен быть максимально предупредительным.

Старший Малфой отводит взгляд в направлении двери и задает встречный вопрос:

— А стоит ли тебе чего-то остерегаться, после того нового имиджа? Тебя освободили от рабского клейма, Игорь, не забывай об этом!

— Как могу забыть, Люк? Но забудут ли наши ... друзья, скажем так, обо мне?

— Не морочь голову, приятель, стоит показать им свое чистое предплечье и все они заползают у твоих ног, как миленькие, прося криками помочь им тоже освободиться от метки. Будь оптимистом и помни, ты обязан двоим детям, так что, не угадывай, не утруждай себя вопросами, которые тебя не касаются. В следующем году к тебе придет учиться племянник моей прекрасной жены, Гарольд Регулус, лорд Блэк, и никто другой.

— Но его глаза ...

— А что глаза? У маглов уже продаются великолепные цветные линзы, которые вставляются поверх глаз, надо только подходяще заколдовать их, и никто не узнает какой у пацана истинный цвет.

Каркаров прихлебывает ароматный кофе из красивой фарфоровой чашки и с облегчением вздыхает. В кабинете устанавливается удобная обеим тишина. У двоих мужчин, вроде все расставлено по полочкам, но какая-то мысль гложет сознания гостя и он, стараясь не звучать слишком заинтересованно, спрашивает:

— Я заметил, у твоих племянников непростые отношения, мне кажется.

— Почему спрашиваешь?

— Потому что я не слепой, — продолжает излагать свою идею гость. — Заметил, как они пребывают в коконе очень близкой связи. Люк, ты их уже поженил?

Малфой упирается взглядом в Каркарова и думает стоит ли обсуждать с ним характер отношений детей. Потом решает, что директор Дурмстранга нужен ему в союзники и отвечает:

— Они помолвлены. У них объявилась душевная связь, ты должен принимать правильные решения, связанные с ними, отчитывая эту подробность.

— Но почему отправляешь ко мне только девочку? — наконец, вопрос Каркарова ставит точку над i.

Люциус медлит с ответом, пока обдумывает что из вещей озвучить перед гостем, а что умолчать. Наконец, он вздыхает и говорит:

— Гарольд младше необходимого возраста, он на год младше ее и рос в неблагоприятных условиях, среди маглов. Его нужно подлечить, дать ему соответствующее его статуса воспитание, потренировать, дать ему свободное время поиграть, если надо быть точным. Он должен подрасти, чтобы отправить его учиться в магическую школу.

Снова тишина спускается в ярко освещенном утренним солнцем кабинете. Двое мужчин молча отпивают свой кофе и каждый думает о своем. Через несколько минут Каркаров поднимается с удобного кресла и cтряхнув крошки сахара, которым он обильно подсластил напиток, говорит:

— Люк, спасибо тебе за щедрость ко мне, я не ожидал, что избавлюсь когда-то от чертово надоевшей метки. Передай мои благодарности за гостеприимство твоей красивой жене, детям — тоже. Меня зовет долг, надо возвращаться в Дурмстранг, дела ждут.

Протянув руку для прощального рукопожатия, он внезапно спрашивает:

— А почему не Хогвартс, Люк?

— Ты шутишь?

Моргнув несколько раз, Каркаров поглаживает ухоженную черную бороду и коротко соглашается.

— Ммдааа, понимаю.


* * *

1993 год.

Появление в стенах замка без предупреждения для Председателя Попечительского совета Хогвартса, мистера Малфоя, было обычным делом, поэтому никому из живущих в замке не могло прийти в голову, во что обернется сегодняшний его визит. Кружащие вокруг защитного купола дементоры, прибавляли к настроению отца Драко искрящую радость, что ни его чадо, ни племянники не учатся и не исполняют в этой обители Дамблдоровских экспериментов роли лабораторных крыс. Какое облегчение, что в жизни семьи Малфой появилась ранее неизвестная, но так любимая уже племянница Гермиона. И Гарольд вместе с ней.

Отправить единственного сына далеко за пределы Британских островов одним, как ему, Люциусу, хотелось раньше, даже под защиту старого "друга", было невозможно из-за горьких слез и переживаний Нарциссы. Но, отправить его в сопровождении кузины, которая только внешне выглядела сверстницей Драко, но в действительности была сверстницей его, Люциуса, было совершенно другое дело.

Для бедных родителей уверенность, что сын будет расти под зорким взглядом умной "девочки", которая будет помогать и оберегать его, принесло чете Малфой огромное спокойствие и семейное счастье.

Когда на следующий год к отбывающим в Дурмстранг детям присоединился изрядно подросший, натасканный знаниями о магическом обществе и повеселевший Гарри, у Драко появился школьный друг, которого сам он стал оберегать и опекать, а это сильно изменило характер младшего Малфоя в лучшею сторону.

Драко уже учился на третьем курсе, а Гарри был на втором. Гермиону в Дурмстранге считали чудо-ребенком, потому что за два года обучения она успела закончить шестой курс и в этом году уже была выпускницей. Чету Малфой этот факт успеваемости племянницы не удивлял, потому что в первой жизни у их племянницы был диплом Магического университета и специальность "Чары и Трансфигурация", защищенный на "превосходно". Как, с такой выдающейся квалификацией, и тем незаурядным умом и замечающейся даже в сегодняшнем молодом возрасте красотой, она позволила себе упасть так низко, чтобы жениться на последнем отпрыске Уизли и подчиняться ему во всем, ни Нарциссе, ни Люциусу, ни даже удочерившему девочку Говарду Стоуну, понятно не было. Сколько не перечитывали записки взрослого Драко из прежнего мира, сколько не слушали рассказы самой Гермионы о ее бывшей жизни, все равно, они не то что не верили — верили ей, но сравнение с сегодняшней молодой ведьмой не прибавляло достоверности этим фактам. Хоть эти факты и были правдивы, но им они казались небылицами.

Драко и Гарри относились к Гермионе каждый по-своему — первый, как к старшей сестре, а второй, о нем нечего было и говорить. Он был околдован ею. Смотрел на нее, как на снизошедшее к нему небесное создание, которое появилось по повелению богов, чтобы спасти его и принимал ее слова, как вердикт последней инстанции. Надо было признаться, что и обратное имело силу. Девочка тоже любила мальчиков, но по-разному — Драко был ее любимый брат, а Гарри — он был ее любимым.

Хорошо, что их сокурсники в болгарской школе быстро сориентировались в характере взаимоотношений иностранцев и приняли их такими, какими они есть, не создавая проблем, не комментируя их.

Дурмстранг оказался лучшим выбором школы для детей Малфоев.


* * *

Как обычно в таких случаях, Люциус Малфой появился в Большом зале раньше появления толп голодных детей и юношей, в то время, когда за преподавательским столом уже сидели в ожидании сервировки обеда только некоторые из профессоров. Среди рано проголодавшихся были только двое из троих ветеранш-преподавательниц.

Гризельда Марчбэнкс, наклонив голову к преподавательницы Истории магии, Батилде Бэгшот, что-то ей говорила, а она просто кивала головой. Увидев красивого мужчину, обе расцвели в улыбках и Люциус, зная, что женщина до конца жизни остается женщиной и хочет мужского внимания, приступил к ним и галантно поцеловал обеим ручки, говоря им комплементы.

После светского расшаркивания, трое приняли уже более серьёзное выражение, мадам Марчбэнкс спросила напрямую:

— Мистер Малфой, по каким вопросом пожаловали сегодня в Хогвартсе?

— Ледис, только смотрите! Подготовьтесь, заранее приняв Успокоительное! — игриво ответил волшебник, поигрывая бровями.

— О! Обещайте, что будет забавно, — играючи, тоже двинула брови бабушка Бэгшот, как называли полюбившие ее студенты.

— А то! — воскликнул Малфой и уселся за столом в пустом кресле до ней.

Входная дверь Большого зала открылась и внутри стали прибывать кучами студенты из всех факультетов и курсов и быстро присаживались за своими столами.

Люциус следил за заполнением зала уголком глаза, пока орава шумных гриффиндорцев-третьекурсников, во главе с младшим сыном Артура Уизли — рыжий, как и все его дети, не ворвалась внутрь, шумно обсуждая занятие по Уходу за магическими тварями. Увидев их, мужчина сразу подтянулся и слегка наклонился вперед, чтобы проследить за действиями ребят. Сидящие до него профессорши заметили это его пристальное внимание и даже перестали есть, чтобы не пропустить шоу.

Серые глаза гостя школы неуклонно следили, как рыжик, присев за столом, вытащил из кармана испачканной мантии облезлую крысу, которую оглядел со всех сторон, погладил по голове, поцеловал в мордочку и осторожно поставил на поверхность стола, между тарелками и посудой с пищей.

Старушки-преподавательницы заразились интересом мистера Малфоя к происходящему за гриффиндорским столом и с повышенным вниманием стали наблюдать, что там происходит. Пока ничего нового не случилось, но это было только их мнение. Посмотрев на белобрысого соседа, они остолбенели — он стал похож на натянутую пружину, на охотничьего пса. Его глаза вцепились в манипуляций Рональда с его любимой крысой и он был готов вскочить в любой момент.

Этот момент наступил, когда директор Дамблдор прошествовал между факультетскими столами и поровнялся с тем местом, где принимали пищу соседи Рональда. Люциус прыгнул с места с направленной в сторону рыжика палочкой, которую он одним движением вытащил из трости и крикнул:

— Ступефай! Ревелио верум*!

Крыса, до этого момента грызущая кусок сыра, внезапно замерла и стала меняться. Несколько секунд она просто увеличивалась в размере, а затем превратилась в толстого мужчину, низкого роста и совершенно голого.

Тишину нарушили громкие крики девушек, маты парней и вопли учителей.

Дамблдор стоял, как истукан, застигнутый врасплох, с таким растерянным выражением, что Люциус даже поверил на секунду, что к присутствию в школе незаконного волшебника-анимага в роли любимца ученика, директор отношении не имел.

Вошедшая сразу после Дамблдора в Большой зал Августа Лонгботтом на выявление анимага среагировала, как действующий, а не в отставке, аврор, рявкнув:

— Инканцерро, Петрификус Тоталус!

Глядя на спеленатого с головы до ног волшебника на поверхности стола, Люциус внутренне усмехнулся. Дело сделано, но зачем? Зачем, черт возьми, они с Августой орали заклятия, а не колдовали их невербально?

— Потому что крик пугает врагов, молодой человек, — скрипучим старческим голосом ответила сидящая справа старушка Бэгшот и Люциус опешил. Что, разве он вслух сам себя спрашивал или она была не просто бабушкой, а реально незаурядной и опасной ведьмой?


* * *

К Рождеству Сириус Блэк был освобожден Визенгамотом и с пополненным в несколько сот тысяч галеонов, изъятых из сейфов виновных в его неправомерном осуждении, бюджетом. Вместе с детьми, к праздникам, в Малфой-мэнор должен был приехать, и директор Дурмстранга, Игорь Каркаров. Люциус намеревался показать обоим взрослым волшебникам, которые в прошлом были — врагами друг другу, а в настоящем — его гости, содержание одного из подвальных помещений в своем замке.

Каменная статуя, в которую превратился Темный Лорд при помощи эльфийской магии домовика Добби, который после этого одолжения своим хозяевам разгуливал в шелковой с вязаньем наволочке, все еще оставалась каменной и уже изрядно похолодела. Недавно, старший Малфой, напоив своего бывалого дружка, Яксли, в ходе разговора попросил его показать ему свою метку и удивился насколько бледной и слившейся с чистой кожей на предплечье бывшего пожирателя выглядела она. И Люциус поверил уверениям своего домовика, что Волдеморт, хоть и этим извращенным способом, добился в конце концов бессмертия.

Малфой хотел посмотреть на реакции Сириуса с Каркаровым, показывая им двоим каменную фигуру Лорда Волдеморта. Но, сначала, надо заставить их дать Непреложный обет молчания, чтобы нечаянно не проболтались об увиденном.

*Ревелио верум — раскрой свою природу.

Глава 8.

Несколько раз за то время, после поселения племянников в мэноре, там приглашали детей из круга семей, с которыми общались старшие Малфои. Иногда они ходили к ним в гости. Сначала, Гермиона и Гарри сторонились Винса, Грега, Панси, Дафну и Астории, но, постепенно, совместные игры, прогулки на воздухе, непринуденные разговоры растопили лед и отношение к будущими слизеринцам стало заметно более теплым.

В Малфой-мэноре детям можно было колдовать из-за защитного купола, накрывающего обширную територию, окружающую замок. Поэтому, Гермиона многому научила мальчиков. К концу августа был выучен весь материал первого курса обеими мальчиками.

Малфои следили за ребятами, но, зная кто Гермиона в действительности, в их занятия не вмешивались, только боялись, что что-то можно пойти не так и разрушит всю красивую конструкцию, созданную и расписанную их же сыном в его взрослой жизни в другой реальности. Той, из которой прибыла сюда племянница Гермиона, глава рода Малфой, факт, которым она не кичилась и им не парадировала.

Хорошая девчонка и родственница.

Так прошел месяц август.

"Мерлин, пусть все пойдет так, как надо! Пусть никто больше не умрет, чтобы стать платой за новую жизнь детей!" — думала леди Нарцисса, провожая Драко с кузиной в Дурмстранг и тайно от мужа скрещивала пальцы, чтобы не призвать зло домой.


* * *

Рождество, 1993 год. Малфой-мэнор

— Куда идем, Малфой? — наконец, не выдержав молчания спросил, у хозяина дома Каркаров, после двадцатиминутной ходьбы по коридорам мэнора, преимущественно вниз.

За двоими, покачиваясь из-за большого количества выпитого вина, шатался и третий участник похода в подвалах, Сириус Блэк.

Сириус чувствовал себя не в себе, а как-то отстраненно, после взбучки, устроенной ему невестой Гарри, когда он попробовался прилюдно оповестить, что сей темноволосый парень, которого представили ему, как сына родного брата и главой рода Блэк, по совместительству, никак сыном Регулуса быть не может. Конечно, всё это он выплюнул после того, как, на него наложили невербальное Силенцио, вытащили из столовой и затащили в кабинет белобрысой моли, Люциуса, где ему и упомянатую взбучку устроили. Тем временем, Гермиона ехидным голосом дала знать, что о смерти несчастного сынишки Регулуса известно и, тем не менее, пришлось разбудить ребенка, забрав его именя, чтобы спасти другого ребенка, о котором Сириус был должен, но не позаботился, — о своем крестнике, Гарри Поттере.

И немедленно заставила его дать ей Непреложный обет неразглашения, напугав его, что поставит СМИ в известность, что он, взрослый тридцати с лишним лет от рождения маг, находится под властью своего "племянника, лорда Гарольда Блэка".

Сириусу пришлось отпустить всю свою гордыню и сдаться на всех фронтах.

Теперь его вели туда, не, знаю, куда, чтобы показывать ему то, не знаю, что.

— Увидишь, как только доберемся, — не стал распространяться светловолосый хозяин поместья и продолжил уверенно шагать дальше.

Вокруг уже простирались проходы, расположенные глубоко под поверхностью земли, потому что по каменным стенам потеками блестела при свете факелов влага. Кроме лишайников, не было никакой прочей жизни в этих туннелях, даже крысы не смели тут появляться.

В конце пугающе длинного коридора их встретила большая, солидно выглядевшая дверь из какого-то темного, почти черного, дерева с металлическим, не проржавевшим оковом и замок, без скважины для ключа, только с ручкой.

Малфой странными движениями пальцев ощупал змеиную голову трости, с которой не расставался, и изнутри появился длинный острый стилет.

— Малфой, я всегда думал, что ты внутри трости носишь вторую палочку! — воскликнул Каркаров.

— Ха-ха! — лающим смехом озвучил свое отношение с сему факту Сириус, которому было до лампочки, что скрывает Люциус в трости.

Ничего не выражающими глазами хозяин посмотрел на гостей, ничего, ни слова, им не ответил, только, так же молча, пырнул по ладони. Полилась кровь. Этой окровавленной рукой, скривившись, Люциус схватился за ручку двери. Красный свет обвил кисть и ручка щелкнула, открывая дверь вовнутрь.

Каркаров, пристыженный за свое ребяческое высказывание, переглянулся с непонятно почему повеселевшим Сириусом и оба, веревочкой, последовали за широкой спиной хозяина поместья, ничего не могли увидеть впереди из-за близости стен нового коридора.

К счастью, тот оказался коротким, и они снова столкнулись с дверью, которой Малфой открыл той же порезанной рукой.

За ней была маленькая комнатка, почти каморка, посередине которой, связанная короткой, тускло светящейся цепью, возвышалась статуя Темного Лорда. Статуя была настолько реалистичной, что выглядела живой.

Посмотрев на нее, новоприбывшие замерли. Каркаров потрогал, на всякий случай, руку статуи, чтобы убедиться настоящая она или ему просто мерещится. Глаза третьего волшебника, Блэка, блестели как звезды. Он стал судорожно бегать вокруг каменной фигуры и мелко поскуливая, незаметно для себя, превратился в свою анимагическую форму — огромную лохматую черную собаку.

Каркаров это зрелище не выдержал и, побледнев, грохнулся на пол без сознания. Люциус Малфой, растерялся и стал накладывать на своего гостя одно за другим медицинские заклинания и поливать его водой из палочки. После третьего Энервейта полностью мокрый Игорь пришел в себе, и, еле собрав силы, спросил:

— Люк, а Люк! Хочешь меня убить, показывая каменную статую Лорда? И этого лохматого придурка-анимага, в придаток, — прохрипел он, покачиваясь туда-сюда. Перед глазами все шаталось, в ушах звенело ... — Похоже у тебя родственники все чудаки?

Старший Малфой выглядел холодным и каменным наподобие фигуры Волдеморта.

— Хм, Игорь, разве ты не усек, что это не статуя. Посмотри поподробнее, подумай, зачем мне держать статую глубоко под землей, под защитным уровнем поместья? Под тюремной защитой, за заколдованной кровными чарами дверью?

Каркаров забыл как дышать, только перемещал взгляд выпученных глаз, то на неподвижную фигуру Лорда, то на такую же неподвижную фигуру Люциуса. Скачущая фигура собаки внезапно замерла напротив, высунув длинный влажный язык наружу.

— Хочешь сказать?... — выдавил он, наконец.

— Да, — отсек светловолосый.

— Как?

— Хм, не буду углубляться в подробности.

— Почему?

— Потому.

Внезапно Каркаров взбесился и рявкнул:

— Да прекрати же, Блэк, играть в дурака! Верни свою человеческую форму, мало мне окаменевшего Волдеморта!

— Аууууууу! ....


* * *

Нора. Сентябрь, 1994

Молли Уизли, толстенькая домохозяйка, живущая в Норе, убежище многочисленной семьи Артура Уизли, сидела одна за столом в своей большой, заполненной старой, давно пережившей свои лучшие времена, меблировкой.

Темнеющий буфет, со сломленным и никем не починенным стеклом, на одной из витринной дверки, содержал ее сокровище, матово белеющий на полке праздничный комплект из фарфоровой посуды. Поверх буфета были установлены еще в те времена, когда ее братья-близнецы, Фабиан и Гидеон, были живыми, ими же, странные, на первый взгляд, часы. Множество стрелок, на каждой из которой было написано каллиграфическим почерком имя членов клана Уизли.

На данном моменте, четыре стрелки, с именами близнецов Фреда и Джорджа, Рона и Джинни указывали на Хогвартс. Две стрелки, Артура и Перси, указывали на Министерство Магии, стрелка Уильяма, старшего из сыновей — Гринготтс, Чарли — Румыния, а ее стрелка — дома.

Все выглядело по-обычному и не было видимой причиной быть Молли такой неспокойной и дерганной.

Директор Дамблдор не сумел перебороть и принудить холенного аристократа, Люциуса Малфой, вернуть своего отпрыска обратно в Британию доучиваться в Хогвартсе. Вернуть-то он его не вернул, но в ходе обмена новостями выяснилось, что сына Драко он уже скрепил узами магической помолвкой с меньшей из дочерей Гринграссов. Как будто бы он и вправду знал насколько важно было для далеких и бедных родственников его мальчик и лишил их преднамеренно надежды на спасение.

Молли так надеялась, что ее дочка, ее сокровище Джинивера, понравится мелкой бледной моли, Драко, и, наконец, исполнится заветная мечта семьи Уизли избавиться от прилипшей к ним всем клички "Предатели крови". Осуществиться этому браку семье Артура было позарез необходимо, так как настоящее поколение детей Уизли оказалось, то роковое восьмое поколение, после которого проклятие далекого предка входило в действие и делало внуков, в самом лучшем случае, сквибами.

Рожденная в хорошей семье, Молли Уизли, в девичестве Прюэтт, с самим детством была правильно обучена и отличалась метким глазом к прекрасному. Ей было больно смотреть на несовершенства Джиниверы. К большому сожалению и разочарованию своих родителей, дочка так же, как и все ее братья, родилась рыжей и веснушчатой.

Быть рыжей и веснушчатой в Волшебном мире старого континента не было какой-нибудь редкостью и диковинкой, но у маленькой девочки все это было чересчур. Но самое плохое было то, что характер Джиневеры был еще тот. Она, как только подросла настолько, чтобы сориентироваться в отношений между членами своей семьи, сразу почуяла свою особую, центральную роль в кадриле матушки Молли. Дергать ниточки, связывающие благополучие и собственное процветание с заботой родителей к остальным детям в семье, Джинни научилась рано и дергала эти ниточки безжалостно и бессовестно.

Выросла Джинивера на редкостью неприятной даже для своих братьев и родителей. Хныкала без какого-нибудь повода и выпрашивала у всех полюбившиеся ей вещи и прочие удовольствия, не заботясь ни о чем или о ком из близких.

К членам групп, подчиненных девочки, неожидано для семьи и для него самого, оказался и сам директор Хогвартса — частый гость в семье Уизли в их, державшемся лишь на магии, доме — Норе. Появлялся он с приглашением, а часто и без него, потому что Молли отлично готовила.

Поняв из разговоров взрослых, что ее "суженный" из мира магии исчез в никому неизвестном направлении, Джинни переключила свой жгучий интерес на остальных мальчиков-сокурсников своих старших братьев.

Джинивера с нетерпением ждала свой первый год в Хогвартсе, чтобы встретиться с намеченным быть новой — как говорил директор Дамблдор, "истинной" надеждой магического мира в борьбе против Того-чьё-имя-не-называем, Невилла Лонгботтома.

Но получилась неожиданная осечка матримониальных планов ведьмочки-подростка, бабушка нового Героя волшебного мира, который никакой герой не оказался, стала профессором в Хогвартсе. Почуяв давление директора на ее единственного внука в направлении сближения с девочкой из семьи Предателей крови, появилась в Большом зале с этой своей походкой старой женщины и показала всем желающим, что неспроста ее зовут Железной леди.

Хогвартс, Большой зал. 1992 год.

Вторгаясь, подобно снежному торнадо в Большой зал, размахивая и тростью, и палочкой, она сразу припечатала всех учеников к скамьям за столами, чтобы не вмешивались в разборку и громким, басовитым голосом рявкнула:

— Дамблдор, хочешь чтобы я тебя прокляла и выгнала, как провинившегося щенка из удобного кресла директора Хогвартса?

— Августа, дорогая ... — вскочил из-за своего места профессор Дамблдор, изображая высшей степенью удовольствия видеть бабушку Невилла.

— Каким образом, я тебя "дорогая", Альбус, если ты ко мне в молодости интерес не проявил, куда тебе сейчас, когда я еле хожу? — прервала его бешенная дама. — Я тебя предупреждаю, как способствовала твоему назначению на этот пост, так могу тебя и уничтожить! И меня ни чуточки не интересует останешься ли ты в памяти людей как Мерлин двадцатого века или тебя низвергнут и втопчут в грязь.

Августа Лонгботтом стояла, опираясь на свою трость, сверкая бешенными темными глазами, напротив директора школы, который на глазах учеников белел, затем стал зеленеть от злости.

— Что от меня хочешь, Августа, — сказал он сквозь зубы, с трудом сдерживая дрожь в руках.

— Августой ты мог бы и вправду звать меня, когда-то, но перед учениками обращайся согласно уставу школы. Ты и твои маленькие заигрывания отняли у меня единственного сына и невестку, а теперь посягаешь на самое сокровенное — на внука. Вздумалось тебе, делать из него героя и центральную пешку в твоей партии. Даже не надейся! Обещаю тебе быструю и неожиданную смерть, как только узнаю, что впутываешь Невилла в какую-нибудь несанкционированную мной игру. Не позволяю тебе и сводить наследника рода Лонгботтом с этой ... девочкой Уизли. Не позволяю тебе вмешиваться в мои семейные дела и брак внука.

— Но ... — начал профессор Дамблдор, но его резко прервали рычащим голосом.

— Молчи, Дамблдор, а то, прокляну я тебя на глазах твоего королевства!

С неожиданной прытью женщина повернулась на сто восемьдесят градусов и отправилась к входной дверьи. Когда поровнялась с обомлевшем от ее поведения Невиллом, она крикнула:

— Невилл, следуй за мной! Нас ожидает твой дедушка Элджернон в Гринготтсе.

У самого выхода зала она повернулась к так же, как и хаффльпаффец Невил, обомлевшим слушателям за факультетскими столами и объявила:

— Сегодня мои занятия отменяются. Всем прочесть следующую главу и написать конспект.


* * *

Нора. Сентябрь, 1994год.

Молли Уизли сидела в одиночестве, опустив руки, и думала. Ей в голове мерещилась какая-то мелкая деталь, которая давно сидела притаившись в ее памяти, ожидая своего часа, но утруждённая заботами женщина все не могла вспомнить, о чем эта деталь была. Помнилось ей, что была связана с кровавой жертвой ... Кровавой ... жертвой... Что это было? Где это встречалось и что такое с этой кровавой жертвой было связано, что Молли начисто про ней позабыла?

Новый учебный год детей уже начался месяц назад и Джинни написала матери, что в Хогвартс состоится Тримагический Турнир. Директор Дамблдор объявил всем студентам и профессорам, что надо ужесточить занятия по танцам и этикету, чтобы не ударить лицо в грязь перед гостями из Шармбаттона и Дурмстранга.

Что делать, что делать ...

Надо вечером посоветоваться с Артуром, но какой с него толк? Он только и закрывается в своей мастерской, которую соорудил в сарайчике за курятником и, дай ему порыться среди магловского хлама.


* * *

— Артур, дорогой, наша дочка написала, что в Хогвартсе проведут в этом году Тримудрый Турнир, слышал об этом? — осторожно зондирует почву заботливая домохозяйка Молли.

Средних лет рыжий мужчина поблескивает в направлении достопочтенной супруги очками и утвердительно хмыкает, поглощая зачетную похлебку.

— Знаешь, дорогой, я тут подумала, не пора ли продвигать наши планы насчет Джинни? Пора думать об ее замужестве, искать ей достойнейшего мужа. Не принарядить ли нам девочку?

— Ни о чем не думай, Молли, я о всем позабочусь, дорогая.

Съев последнюю ложку, Артур поднимается из-за стола и ковыряя ногтём между зубами, медленно шаркая шлепанцами, отправился в свою святую святых — мастерскую.

Там его вялость как ветром сдувает и он быстро скрывается за грудами картонных коробок.

На задней стене сарая есть, собственоручно сооруженный и под защитой многочисленных чар, небольшой тайник, в котором ждала свое время шкатулка его матери.


* * *

Цедреллу Блэк, как и саму Молли Прюэтт, сразу после брака с мужьями Уизли, выгнали из рода, отрезав от родовой магии, отказав обеим в приданном. Но шустрая матушка Артура, убегая из своего родного дома за своим любимым Септимусом, сумела утащить кое-что с собой. Кроме кошелька с золотом, она забрала из родного дома шкатулку с несколькими ценными реликвиями и артефактами, весьма темномагического свойства, рода Блэк.

Умирая, его матушка призвала Артура на уединенный, тет-а-тет, разговор, отдала ему шкатулку, указывая на небольшую золотую брошь.

— Сын мой, — сказала умирающая. — Я знаю, что в жизни сделала немало ошибок, в том числе, выбрав в мужья Предатель Крови. Но, Артур, ты должен все устроить правильно, чтобы избавиться от этой клички. Помнишь семейное предание?

Удрученный близкой потери матери, молодой тогда Артур еле сдерживал хлынувшие из глаз слезы, но утвердительно кивнул ей головой, ответив:

— То ли, в которое говорится, что дочь из наших должна выйти за сына из ... Малфоев? — сквозь зубы процедил он имя злостного врага. — Но я еще не женат, мама! И кто из девушек выйдет за меня, бедного и обездоленного?

— А зелья, мой мальчик, на что? — возражает ему больная мать. — Твой отец меня так же обворожил, за что и поплатился.

— Матушка!

— Что "матушка"? Подло приворожить меня, девушку из знатной семьи и заставить пережить такое, позже попробовать украсть мое личное богатство — содержание этой шкатулки — и отдать его на войну с Гриндевальдом, навязать мне свое семейное Проклятье, из-за которое мой первенец, мой прекрасный Рэджи, превратился в жалкого упыря и воет ночью на чердаке ....Оооо, ааааа...

— Мама, — мог только вымолвить напуганный исповедью Цедреллы Артур.

— Тебя ждет то же самое, сын. Твоего первенца покусает какая-нибудь тварь и он превратится в ужасное чудовище. Чтобы избавиться от этой участи, тебе надо родить девочку, посвататься с Малфоями и смотреть как у тебя на глазах умирают твои мальчики.

— Нет ли спасения, мамочка? — заплакал уже в серьезному рыжий парень, увесив голову на груди матери.

— Есть. Только, не знаю, пойдешь ты ли на это, — слова звучат уже совсем немощно из уст старухи. — Твоя жена должна рожать, но не твоих сыновей. Твоя должна быть только девочка и она должна быть седьмой в твоей семье ребенок.

— Как это?

— Да так. Жена нагуляет на стороне — ты всех усыновляешь. А, когда придет время, дай дочке эту брошь, пусть она ею уколется. Тогда она будет привлекательной для всех настоящих мужчин, и они все до единого, даже отпрыск Малфоев, упадут ей в ноги просить, чтобы она вышла за них замуж. То, что ее братья умрут, тебя не касается. Они, ведь, не твои будут. А, если старшего что-нибудь покусает и будет коротать свой век в компании Рэджинальда, пусть. За то твои внуки сквибами не будут.

Артур Уизли берет из рук умирающей женщины резную деревянную коробочку и сокрушенно обещает матушке сделать все, как надо.

Глава 9.

Увидеть снова гордую осанку замка под именем Хогвартс было неожиданно сокрушительным воздействием для ее чувств. Гермиона смотрела сквозь иллюминатор и замирала от восторга — стены здания величественно возвышались, бойницы на Астрономической башни напоминали зубы тролля, от всего замка веяло историей и загадочным волшебством. Она снова почувствовала себя маленькой первоклашкой, плывшей на шаткой лодочке в фиалковом сумраке раннего вечера, пока холодные глубины Черного озера мерцают мириадами светящимися созданиями и обещают ей настоящую сказку.

Оттряхнув от себя наваждение воспоминания, она повернулась к так же, как и она, завороженному видом Хогвартса Гарри и пожала его теплую ладонь.

— Красиво выглядит, тебе не кажется? — с мягкой улыбкой сказала она. Высокий и стройный парень с очень темными, почти черными волосами и прозрачно синими глазами, вернул ей улыбку, только кивнув головой.

— Каково это, вернуться в гнездо ос?

Прагматизма у него не отнять. Принадлежность Гарри к зодиакальному знаку Льва хлестало из всех пор его существа. В прошлой жизни Гермиона его не знала с той стороны — быть внешне веселым и беспечным подростком, а внутри — холодным и трезво рассуждающим мужчиной. Иногда она пугалась его точными, режущими наподобие стального острия, высказываниями насчет их окружения. Он мог в несколько метко высказанных слов разоблачить и самых завуалированных поступок людей и выбрать единственно правильное решение. Мог быть одновременно до боли деликатным и чутким с ней и чудовищно бесчувственным, даже грубоватым, к чужим людям, но мастерски скрывая свое к ним отношение, пуская пыль в глаза, быть очаровашкой. Только Львы могут все это, не смущаясь, не парадирая, только хитро ухмыляясь над своими выходками, Гарри справлялся с этим лучше всех. За те его качества, бесконечно благодаря судьбу и того Драко Малфоя, из другого мира, который позволил ей купаться в этом счастье — иметь Гарри Поттера только для себя Гермиона и любить его до самой глубины души.

— Знаешь, сегодня я ощущаю себя двояко; меня радует возвращение в старую школу, но попасть в паутину паука Дамблдора так не хочется ... — задумчиво, роясь в своих переживаниях, ответила ему девушка, теребя свою длинную, ниже пояса, каштановую косу, заканчивающую вьющимся локоном, с которым Гарри, в период расслабленности, любил играть, обертывая его вокруг пальцев. — Но нам не надо расслабляться, а нужно незаметно добраться до диадемы, чего бы это не стоило.

— А где Драко с Асторией? — задал вопрос Гарри и повернулся назад к звуку открывающейся двери. Двое подростков, белобрысый кузен и его маленькая, двенадцатилетняя невестушка, только что вошли в помещение, занимаемое ими с Гермионой. Астория выглядела испуганной и бледной, она с большим усилием сдерживала выступающие слезы. Видимо, Драко, наконец раскрыл ей план на пребывания в Хогвартс.

— Хэтти, почему, почему Гарри с Драко должны идти на этот чертов Турнир? — заскулила младшая девушка. — А если Кубок выберет их, и они будут вынуждены участвовать в испытаниях? Разве не боишься за них?

Гермиона положила руку на плечо Астории и успокаивающе потеребила воротник ее тёмно-синей, форменной для ее направления обучения в Дурмстранге, мантии.

— Торри, нечего боятся, мы, сразу по открытию корабля, отбываем домой, в Малфой-мэнор. Даже не коснемся ногой пристани, а в Хогвартс появимся лишь после отбора чемпионов, уже с дядей Люком договорились об этом. Дамблдору, до момента нашего прибытия, не будет известен состав нашей делегации ...

— Обещай, что все время ты будешь вместе с нами в этом замке, Хэтти, — умоляюще посмотрела на старшую девушку Астория. — Пусть директор Каркаров скроет, что ты уже не ученица, а зачислена в Магический Университет ... О! Все улажено с ним? Ладно, тогда не буду больше бояться. Драко, пошли собираться!

И светловолосый парень, сдержанно вздохнув, кивнув кузенам, последовал за невестушкой, чтобы заранее приготовиться и вовремя добраться до точки аппарации корабля, находящейся на мостике.

Гарри, обняв свою Хэтти, уменьшает палочкой несколько саквояжей до размера маленькой коробочки, рассеянно призывает их к себе, укладывает их в карман такой же тёмно-синей, как у Астории Гринграсс, мантии и вдвоем направляются к мостику.

Вечером в Малфой-мэноре, предстоит званный ужин, но Корнелиус Фадж, Министр Магии уже там, чтобы засвидетельствовать час появление ребят. Вечером намечался званный ужин, на котором должны прибыть чета Гринграссов, и приемный отец Гермионы, Мистер Говард Стоун. Люциус Малфой не особо уважает Фаджа, но сегодня он нужен и его присутствие полезно всем. Если что, никто в Хогвартсе не сможет провернуть трюк с подставой, якобы изъявленном желании участия в Тримудром Турнире никого из мальчиков. А то, мало ли что может закрутить Альбус Дамблдор.


* * *

Утром того же дня, Большой зал

Крылья сов захлопали над головами студентов, когда директор взмахом палочки открыл окна Большого зала, и они стаей влетели внутри к своим хозяевам или адресатам.

Настороженные глаза раскрасневшейся Джинни Уизли с трепетом и удивлением проследили как небольшая крикливая совка закружила над ней, а не над любым из ее старших братьев. Это был Эрол, почтовая сова ее семьи и сегодня она несла письмо ей.

Мальчики Уизли, близнецы Фред и Джордж, и их младший брат, четверокурсник Рон, с удивлением наблюдали, как маленькая совочка с писком приземлилась у тарелки Джинни и подала ей правую ножку, на которой был повязан маленький сверток. Рон даже забыл есть, а с некоторой доли алчности следил глазами за действий сестренки и забыв закрыть рот, сгорал от любопытства.

Рыжая девочка дрожащими пальцами отвязала и открыла пакетик, откуда вытащила свернутый в трубочку кусок пергамента и небольшую сверкающую вещицу. Письмо, написанное не матерью, а отцом, вкратце давало представление, что за вещь доверяется в руки дочери, и как ею пользоваться не только в своей, но и в выгоде семьи.

Вещица в пакетике была брошкой, сделанная в виде солнца с десятью лучиками, из чистого золота и, увидев ее, Джинни тихо пискнула от восторга. Рон, занимающий место рядом с ней, протянул испачканную едой руку, чтобы вырвать приглянувшуюся вещь из дрожащих пальцев сестры, но та толкнула его, крикнув:

— Рональд, убери лапы, это прислали мне, а не тебе. Ты что, хочешь напялить женскую брошь на мантию и разгуливать вокруг, изображая девчонку?

Покрасневший, как варенный рак парень отстранился от бушующей сестры и стал что-то бормотать с полным ртом. Джиневра, выбрав подходящее место для броши, принялась закалывать ее на своем галстуке, но иголка болезненно кольнула и капля крови выступила на пальчике у нее, быстро впитываясь в золото украшения. Боль внезапно пронзила девушку в самое сердце и она охнула от неожиданности, но не стала обращать внимания на такую мелочь. После того, как приколола брошь на выбранное место, не заметив, что кровь все еще течет, Джинни залюбовалась маленькому золотому солнышку и порадовалась тому, как оно классно смотрится на красно-золотой гриффиндорский галстук.


* * *

Студенты Шармбатона уже приземлились и выходили из огромной синей кареты, запряженной дюжиной крылатых золотых коней. Пока разогретые от длинного полета кони трясли, головы, развевая роскошные белые гривы и таращились на встречающих огромными огненно-красными глазами, французские ребята, один за другим выходящие наружу, задрожали от холода и стали укутываться в теплые шарфы.

Студенты Хогвартса, построенные шеренгой для встречи гостей, впечатляло, как внешность и величие коней, так и карета с размером башни. Но, когда появилась похожей своим ростом инвентарю сама директриса Шармбатона, мадам Максим, они все ахнули. Женщина была выше всех людей, виденными ими, но, тем не менее, она двигалась неожиданной грацией. Спрыгнув с последней ступеньки лестницы она отправилась к широко улыбающемуся навстречу ей директору Хогвартса.

Грудным голосом с сильным акцентом, она громоподобно заговорила, поздоровавшись с ним:

— Дамбл-до'г?, надеюсь, вы находитесь в добром зд'гавии?

Не обращая внимании ни на чего, Альбус ответил ей, глядя на свою коллегу снизу-вверх:

— Спасибо, мадам Максим, я в лучшей форме.

— Ка'г-ка'гов уже приехал? — спросила огромная женщина и укуталась поплотнее в свою красивую мантию из черного атласа со звёздами. — Как холодно у вас тут, лучше пойдем в замок. Только вот кони... — она посмотрела на скорбную мину Дамблдора и успокоительно положила свою руку, в черной перчатке, украшенной сверкающими драгоценностями, на плечо своего коллеги, — не беспокойся, Дамблядурь, их отпустят домой. Вернут их обратно, когда придет время возвращаться во Ф'ганцию.

— Нет, еще не приехали, но прибудут, — уверил ее белобородый директор Хогвартса. А, потом, позвав рукой стоящую недалеко от них Минерву МакГонагалл, свою заместительницу, продолжил. — Вижу, вы не ожидали такую непогоду, поэтому, последуйте за моей дрожайшей заместительницей внутрь замка, а мы тут подождем Игоря.

Двое женщин поздоровавшись, отправились к входу в замок, а за ними зашагали странной подпрыгивающей поступью из-за холода колонна из двадцати, одетых в голубые шелковые мантии, шармбатонских студентов.


* * *

Наконец, со стороны Черного озера послышалось погромыхивание, всасывающее хлюпанье и гладь воды покрылась мелкой, а затем и крупной рябью. Среди завихрений и пузырей глинистой жижи, в самом центре воронке поднялся высокий черный шест.

За ним из воды выплыл величественный корабль и, покачиваясь, заскользил к берегу.

— Смотрите, это самый Виктор Крум! — восторженно закричал Рональд Уизли указывая своему однокласснику, Симусу Финигану, рукой ловца Болгарской сборной по квиддичу. — Но почему он здоровается только со слизеринцами?

Русоволосый гриффиндорец сопричастно покивал головой, как бы говоря: "Все хорошее достается одним лишь слизеринцам".

— Крум один из сильнейших в мире ловцов, Симус, но о том, что он еще школьник, я понятия не имел. Если он будет соревноваться от своей школы, всем остальным чемпионам — крышка.

Стоящая за спиной брата третьекурсница Джинни заинтересованными глазами проследила приближение группы, здоровенных на вид, студентов из Дурмстранга, среди которых были и несколько, такие же девушки, среди которых она не могла рассмотреть блондинистого сына Люциуса Малфоя. Были ли среди болгарской делегации его кузены — того Гарольда, который лорд Блэк и девушка, на которой он был помолвлен, рыжая девушка не знала и не интересовалась. О том, что роковой отпрыск Малфоев не был среди прибывших, она должна была написать отцу. Но не сразу же, могла бы поглазеть и полюбоваться на остальных парней.

Среди Дурмстранговцев, привлек ее внимание тот Виктор Крум, ловец, который еще летом, на Квидичном турнире пленил ее своим неподражаемым способом летать за сничем, подобно охотящемуся ястребу. Девочка несознательно потрогала золотую брошь, воткнутую в красно-золотой галстук ее факультета. Кривая, пугающая улыбочка, растянула тонкие губки ее рта.


* * *

Дурмстрангцы сразу отправились к столу слизеринцев, не посмотрев даже мельком в сторону остальных факультетов, студенты Шармбатона уже расселись за столом Рейвенкло.

Преподаватели из всех трех школ заняли свои места по обе стороны от Дамблдора.

После богатого угощения, в честь прибывших делегаций, когда золотые тарелки опустели, директор Хогвартса встал и громким голосом возвестил:

... — Настал торжественный миг — объявляю Турнир Трех Волшебников открытым! — Подождав, пока стихнут аплодисменты, он с энтузиазмом продолжил. — Представляю всем мистера Бартемиуса Крауча, главу Департамента международного магического сотрудничества и мистера Бэгмена, начальника Департамента магических игр и спорта.

Щедрыми были аплодисменты в честь Бэгмена и жиденькие, в честь Крауча. Тем временем Дамблдор продолжал свою речь:

— Эти господа участвовали в организации Турнира и станут участниками состава жюри, которое будет судит состязания. Филч, — крикнул он в направлении хмурого старого мужчины, завхоза Хогвартса, как объяснили новозачисленным слизеринцам их сокурсники. — Можешь принести ларец с Кубком.

Старинный деревянный ларец был установлен на особой поставке напротив преподавательского стола и приковал к себе внимания всех студентов.

— Все для Турнира уже подготовлено и проверено, задания будут три и основаны исключительно на школьной программе. Так, как Турнир называется Тримагическим, в нем участвуют три чемпиона, по одному из каждой школы-участниц. Победителем Турнира считается чемпион, набравший больше всех баллов. Кубок огня, — белая борода директора колыхнулась в направлении ларца, — будет отбирать из школьных команд чемпионов.

Дамблдор стукнул своей палочкой по крышке ларца три раза, и он открылся, одновременно разваливаясь в четырех направлений, выставляя на всеобщее обозрение грубо оттесанный из темного дерева кубок, полный пляшущим синим пламенем.

— К участию Турнира будут допущены лишь совершеннолетние ученики. Чтобы младшим не позволять поддаться искушению попробовать свои силы, вокруг Кубка очерчу возрастную линию запрета. Всем желающим, кому разрешается участвовать в конкурсе, дается сутки на размышление. Заявки участия подаются путем написания собственноручно своего имени и названия своей школы на куске пергамента и опущенного в Кубок. Завтра, после ужина, из огня будут выброшены имена достойнейших представителей трех школ. Они и будут чемпионами Тримагического турнира в Хогвартсе.

Громкие аплодисменты прервали выступления Дамблдора, под которые он, довольным собой и своей затеей с Турниром, занял свое место за преподавательским столом.

Мистер Бартемиус Крауч встал и прокашлялся, чтобы привлечь внимание галдящих между собой учеников.

— Дорогие кандидаты, должен предупредить вас, что, бросив свое имя в Кубок, обратного хода нет, так как этим своим действом вы заключаете с ним магический контракт, нарушить которого нельзя. Если ваше имя выйдет из Кубка, вы должны пройти конкурс до конца, каким бы он ни был. Хорошенько подумайте, прежде чем опустить пергамент с именем в Кубке.

Чтобы прекратить дальнейшие обсуждения в Большом зале, Дамблдор объявил:

— Теперь, пора отправиться по своим гостиным. Занятия завтра отменяются. Доброй ночи всем. ...

Глава 10.

Ночью, вокруг Кубка Огня синим светом засияла запретная возрастная линия, но, когда через неё переступали старшекурсники из трех школ, она никак не реагировала и не воспрепятствовала доступу к мягко пылающему Кубку. Директрисса Шармбатона, мадам Максим, изначально, не допустила в состав делегации подопечной ей школы несовершеннолетних волшебников, а Игорь Каркаров, каким был, таким и остался — скрытным и о составе своего отбора не распространялся. На расспросы Альбуса Дамблдора отвечал многозначительным хмыканьем и саркастическими улыбочками.

Всю ночь, пока младшие курсы спали (или притворялись глубоко спящими), дверь Большого зала открылась, и внутрь на цыпочках входили молчаливые старшекурсники, бросали в Кубок свое имя и уходили, не обронив ни одного словечка, даже если происходила случайная встреча.

В кромешной тьме часа Быка, к Кубку огня приблизились двое, которые отличались от остальных претендентов необычайно побелевшими волосами и короткими, такими же белыми, бородами. У самой черты запрета сутуловатые фигуры остановились и глубоко вдохнув воздух, одновременно шагнули вперед, пересекая ее.

Не почувствовав со стороны барьера, возведенного самим Альбусом Дамблдором, никакого сопротивления, они, кряхтя, ринулись вперед и, бросив в Кубок куски пергамента, повернулись и, наутек, семенящей старческой походкой, покинули Большой зал.

Перед большой картиной с натюрмортом они остановились и, еле дыша, пощекотав грушу на холсте, вошли в открывшийся освещенный коридор. Он вел к большому кухонному помещению, в котором вовсю кипела работа, несмотря на поздний (или ранний, смотря как) час ночи. Сотня домовых эльфов сновали там и сям, готовили пищу: пекли хлеб и булочки, резали овощи, варили суп в огромных котлах, на вертелах жарились большие куски мяса.

На вошедших обратил внимания только одно из маленьких созданий и то только, чтобы отдать им в руки заранее заполненную снедью корзину и две склянки с желтоватой жидкостью.

Двое, выпив сразу зелье из склянок, стали меняться: космы бород втянулись в кожу лиц, среди белых волос перемешались рыжеватые пряди, которые увеличивались с каждой секундой, пока головы не покрылись красноватой шевелюрой. Сутуловатось исчезла, спины и плечи выпрямились и стало видно, что это были одинаковые на вид, очевидно близнецы-старшекурсники.

Закончив с этим, они переглянулись, заржали как кони и ударили друг друга ладонями.

— Что это было, Дред? — выкрикнул один из парней.

— Мы поимели Кубок, Фордж! И подставили Ронникинса! — продолжая ржать, ответил другой.

Потом, обнявшись за плечи руками, забрали корзину и отбыли в направлении к факультетской гостиной Гриффиндора, шепотом подпевая смешную песенку, состроили танцевальное па по коридорам спящего замка.


* * *

— Корнилиус, у меня к тебе есть просьба.

Толстенький мужчина не поверил своим ушам. После того зашифрованного разговора во время ужина между владельцем самой значимой адвокатской конторы, Говардом Стоуном и владельцем замка, и хозяином вечеринки, Люциусом Малфоем, после всех маленьких подсказок среди брошенных реплик теперь и это! О чем могла быть просьба белобрысого нахала? Не будет ли, часом, о пересмотре приговора сестре его жены, Беллатриссы Лестрэйндж?

Министр Магии, после оправдания Сириуса Блэка, считавшегося на долгие годы правой рукой В...хм, Того-самого, уже ничему не удивлялся. Год назад развернувшийся феерически пересмотр, как оказалось, никогда несостоявшегося процесса над волшебником, которого обвиняли в предательстве друзей и убийстве маглов, закончился полным посрамлением Визенгамота вместе с Министерством и СМИ. Корнилиус Фадж побоялся представить себе, даже угадывать не осмелился, что за козырь прячет в рукаве скользкий блондинистый удав, раз просит у самого министра магии. Но продолжение высказывания Люциуса оставило Фаджа надолго в тупик.

— Жду от директора Хогвартса любого, даже самого мерзкого подвоха, Корнилиус. Прошу тебя, закрой комнаты Драко и Гарольда своей палочкой, чтобы ни какими выкрутасами наш бородатый друг, Альбус Дамблдор, втянуть их в Тримагический Турнир не успел.

Что за? ... Сперва, Фадж не понял во что его впутывают, так быстро случился переход с Суда на Хогвартс и подростки Малфоя.

— Но почему? — недоумевал министр. Каждый молодой волшебник мечтал быть чемпионом своей школы в Турнире, почему Люциус думал, что его мальчики этого не захотят? — Разве не порадуешься, если парни поучаствовали в таком выдающемся турнире. Знаешь, это принесет им послабление на то время, когда им придется искать работу.

— Какая работа, Корнилиус? Мы говорим о моем сыне и о лорде Блэке, на кой им поблажки?

— Да, да! Ты прав, я не сообразил, извини меня. Но, Люциус, парни, может быть, захотят повыпендриваться перед ведьмочками ... — сказав это, Фадж тут же вспомнил, что и Драко, и тот выскочивший, как заяц из шляпы маггловского фокусника, мальчик, Блэк, уже помолвлены и невесты сидят у женихов на коленях неподалеку от взрослых. С досадой, он злостно ударил себя по лбу и подумал, какой он сегодня придурок.

Парнишки, белобрысый и черноволосый, виновато посмотрели на своих невест и пожав плечами, со снисхождением кивнули в направлении министра магии. Фадж заметил это и был благодарен им, хоть за то, что пальцем не повертели у виска в его же адрес.

— Но они входят в состав делегации своей школы, ведь так?

— Да, но это формально, потому что оба они несовершеннолетние. Драко этой весной исполнилось четырнадцать лет, а Гарольду зимой будет тринадцать. Им участвовать в соревнованиях запрещено Правилами Турнира. А я, в качестве отца и опекуна, запрещаю им появляться на территории Хогвартса до того времени пока не пройдут выборы чемпионов. Да будет так! — резко взмахнув тростью, из вершиной которой отделилось золотистое свечение магии, он запечатал свой запрет. — Так, что, будь добр, закрой их в комнатах, а завтра, на отборе чемпионов, мы все тебя поддержим.

Корнилиус Фадж ошарашенно таращился на руку старшего Малфоя, в которой матово сияла черная, украшенная серебряным набалдашником, трость.

— Люциус, я думал ты в трости прячешь кинжал, оказывается, там есть и палочка.

Блондинистый мужчина ухмыльнулся удивлению своего гостя и помедлив немножко, решился открыть тому глаза:

— Она и есть моя палочка, Корнилиус, но больше подробностей не ищи!


* * *

После ужина, когда, наконец, золотые праздничные тарелки опустели, зал зашумел в ожидании следующего события — отбора чемпионов. Дамблдор, пошептавшись с директорами Шармбатона и Дурмстранга, поднялся с места и объявил:

— Кубок огня должен уже начать выбор, друзья. Каждого, кого он выберет, прошу зайти в комнату, примыкающую к залу. — Палочкой он указал на открытую дверь за преподавательским столом. — Там мистер Бартемиус Крауч проинструктирует их о первом туре состязаний.

Упоминаемый министерский работник, бывший Глава Аврората, но сидящий теперь за преподавательским столом с потрепанными крыльями, так и не оправился после показательного процесса и последующего полного оправдания Сириуса Блэка. Сегодня мистер Крауч, с повисшими плечами и безучастным видом, смотрел на свою пустую тарелку и молчал.

Дамблдор махнул узловатой палочкой и все свечи в зале погасли. Кубок огня остался единственным источником света и его синеватое сияние делало лица присутствующих смертельно бледными. Вдруг, синие языки пламени вспыхнули и ослепили прикованные к нему глаза зрителей.

— Еще секунда и-и-и-и ... — объявил Дамблдор.

Пламя налилось красным, снопом искр вместе с кусочком пергамента взлетели к потолку. Зал замер в ожидании. Отбросив бороду за плечо, Дамблдор протянул руку и подхватил листочек и на свете снова посиневшего пламя Кубка, высоко прочитал:

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крум.

Зал содрогнулся аплодисментами. Все восхищались молодому ловцу болгарской сборной по квидичу и выбор его в чемпионы никого не удивил.

Высокий, но сутуловатый парень, поднялся со своего места за слизеринским столом и слегка пружинистой походкой отправился к задней комнате. Его шаги сопутствовали громкие крики одобрения всего зала.

Кубок снова изрыгнул красное пламя, искр и новый листочек. Прочитав его, Дамблдор объявил на во всеуслышание:

— Чемпион Шармбатона — Флер Делакур!

Светловолосая девушка невиданной красоты встала с места на столе Рейвенкло и танцующей походкой, собрав восхищенные взгляды мужской части и ненавистные — женской части публики, прошествовала за Крумом. Одинокие аплодисменты рейвенкловцев и расстроенное молчание остальных шармбатонцев, среди которых были и несколько спортивно выглядевших парней, указывали на то, что выбор Кубка всех ошеломил.

Зал опять утих в ожидании имени чемпиона принимающей Турнир школы, Хогвартса.

Все опять повторилось — красное пламя, искры и третий кусок пергамента вылетел из пылающего жерла Кубка.

— Чемпион Хогвартса — Рональд Уизли! — севшим от удивления голосом прочитал Дамблдор и зал, услышав имя, затравленно смолк.

Все уставились на ошарашенного рыжего парня из Гриффиндора, а некоторые из школьников принимающей Турнира школы, зная из первых рук возможности рыжего мальчика, стали биться головами об столы и стонать от отчаяния.

Взмахом палочки Альбус зажег свечи, чтобы снова прочитать имя на пергаменте: да, действительно, там стояло имя младшего из сыновей Артура и Молли Уизли. Ничего не понимая, директор Хогвартса стоял с отвисшей челюстью и впился взглядом в покрасневшего от внимания всех присутствующих в зале Рона, который сидел замерший на своем месте и никак не реагировал на тычки близнецов.

Наконец Джинни, его, за ночь похорошевшая сестра — третьекурсница, крикнула ему в ухо:

— Рон, Рональд Уизли! Чего спишь, иди, давай, тебя в чемпионы выбрали!

На автомате ее брат поднялся и обернулся к входной двери Большого зала, не понимая, что это с ним случается, что от него хотят и, самое главное, кто во всем виноват.

— Не туда, а туда! — указала ему Джини направление, повернув его к задней комнате, куда ушли двое других чемпионов.

— Но я не ... — начал парень возражать, потом настоящее его настигло и захлестнуло шквалом эмоций. Его коленки стали подгибаться и, увидев это, близнецы вскочили и придержали младшего брата с обеих сторон, что-то ему зашептали в уши, объясняя ему как он должен правильно отвечать, а тот закивал как болванчик головой, соглашаясь с ними.

Кое-как собравшись, Рон побрел шаткими шагами к преподавательскому столу. Шел целую вечность, пока не посмотрел в глаза Дамблдора и не увидел в них ужас и непонимание. Рону стало не по себе. Как ему быть, если даже директор не в состоянии понять случившееся и не хочет поддержать его.

Но, вот, белая борода колыхнулась в сторону задней комнаты, давая знать парню куда он должен зайти и Рон, как во сне, последовал в указанном направлении.

— Рональд, ты наш царь! — к крикам близнецов присоединяется весь стол Гриффиндора и сердце парня замерло от радости. Наконец, наконец ему одному из всей семьи предстоит что-то волшебное.

Мадам Максим и Игорь Каркаров последовали за мелко дрожащем и шатающемся чемпионом Хогвартса. У самой двери директриса французской школы повернулась, чтобы позвать Дамблдора, но он отрешенно стоял и взирал на Кубок, какбы ожидая новой красной вспышки.

Но такая не последовала, напротив, синеватое сияние постепенно угасло и Кубок стал выглядеть как простая, оттесанная деревенским столяром чаша — пыльная, некрасивая, слегка отталкивающая.

Уже дойдя до самой двери комнаты, в которой его ожидали чемпионы Тримагического Турнира, вместе с директорами других двух школ, профессорами Хогвартса и судьи, за спиной Дамблдора вспыхнуло красное свечение и он, на автомате повернулся и сумел словить парящий среди искр обгоревший листочек пергамента.

Наконец! Все-таки ожидания Альбуса увенчались успехом, и он развернул кусочка, чтобы прочесть имя Гарольда Регулуса Блэка, но там, незнакомым почерком, стояло совсем другое имя.

Прочитав его, ноги у старого волшебника подогнулись от страха и ужаса. "Ф" померещилось перед глазами красным светом.

На листочке он прочитал "Гарри Поттер".

Пока директор принимающей Турнир школы дрожал и держался рукой за дверной косяк, чтобы не упасть, дверь Большого зала открылась и внутрь прошествовала группа людей, впереди которых, красуясь новой полосатой мантией и подпрыгивая из-за избытка эмоций, шел сам министр магии, Корнелиус Фадж.

За ним, между двумя прекрасными девушками-шатенками, плыла как лебедь на воде леди Малфой, с отсутствующим выражением лица, не смотря ни на кого. Шествие заканчивала троица джентльменов: посередине бодро шагал лорд Малфой, с левой стороны присутствующие в зале заметили младшею копию Люциуса — такой же блондинистый подросток, с правой — не отставая, пружинистой походкой шел парень, появление которого дурмстранговская делегация встретила бурными рукоплесканиями и криками.

Дойдя до середине Большого зала, молодые люди отделились от взрослых и отправились к покрытому зеленой скатертью столу факультета Слизерина, помахав на прощанье чете Малфой.

Им освободили места в самую гуще дурмстрангцев и, когда четверо расселись среди друзей, все начали им рассказывать, как прошел отбор чемпионов. Пока новоприбывшие слушали подробности, министр и чета Малфой скрылись в комнате чемпионов, куда отправился и чем-то удрученный Альбус Дамблдор.

Глава 11.

А внутри разгорался недюжинный спор.

— Но это пти гарсон, мадам Максим! Он не может состязаться с нами! — восклицала красивая француженка Флер. -И как он п'гошел че'гта зап'гета? Он сказал, что учиться на четве'гтом ку'гсе!

— Успокойся, Фле'г, он выб'ган Кубком, значит, от чемпьон, — успокаивающе бубнила высокая директрисса Шармбатона.

Стоявшие в куче у горящего камина профессора Хогвартса тоже громогласно обсуждали случившееся, а среди остальных выделялся голос профессора Лонгботтом:

— Почему никто не уведомляет Молли Уизли? Минерва, мальчик с твоего факультета, чего ты медлишь?

Минерва МакГонагалл, как всегда, прибывала в ожидании распоряжений, и, как всегда, от своего кумира, Альбуса Дамблдора.

Со своей стороны, ее кумир на данный момент пребывал в полной отключке, потому что в его голове не могло уложиться то, что с его затеей получилось. Он хотел попробовать заставить рокового подростка Блэка прожить хоть один год в Британии, путем его участия в Тримагическом Турнире. Но Кубок выбрал не парня Блэк, а снова, пугающим звоном колокола в голове он осознавал имя выбранного — Гарри Поттер.

Пока Виктор Крум, сдвинув брови еще больше нахмурившись, пробовался на внятном английском высказаться насчет Рональда Уизли:

— Это ошиб-ка, он маленький и не можи соревнуется! — в комнату вошли Малфои в своем качестве попечителей Хогвартса, а за ним и министр магии Корнелиус Фадж.

Увидев трясущегося у двери Дамблдора, Фадж обратил внимание, что тот держит кусок пергамента с именем еще одного чемпиона Турнира.

— Альбус, разве Кубок выплюнул имя четвертого участника? — спросил он, повеселев, не понимая какой взрыв произойдет в следующий момент. Дернув пергамент из ослабевшей руки старого директора, он прочитал вслух: — Гарри Поттер. Какой еще Поттер, Альбус?

Взгляды всех присутствующих скрещиваются на неспособном ничего ответить директоре Хогвартса. Тот стоял окаменевший и не соображающий, пока министр магии продолжал наседать на него:

— Дамблдор, ты обезумел? Почему имя Гарри Поттера выпало из Кубка, как оно там, вообще, появилось? Люциус, что ты по этому поводу думаешь?

Внезапно похолодевший от осознания происходящего, старший Малфой, встрепенулся и ошалевшими глазами посмотрел на Фаджа. Тот его о чем-то спрашивал, нужно было ответить, но что, Люциус не знал, такой пустой бывала его голова.

— Ты, о чем, Корнилиус? — сглотнув судорожно, спросил он, чтобы выиграть время собраться и что-нибудь придумать.

— Люциус, разве не понимаешь, кто-то умудрился бросить имя Мальчика-который-выжил, в Кубок. Понимаешь или нет, но мы говорим о мальчике, который исчез из Волшебного мира в тот самый день, когда впервые после десятилетнего отсутствия, в нём появился. И Кубок его выбрал в чемпионы.

— Которой из школ?— замогильным голосом выдавил Малфой.

— Какое имеет значения, Люциус, важен факт, что Гарри Поттер исчез, и никто не знает живой он или нет! — удивление Фаджа непонимания старшего Малфоя зашкаливало. — Никто не знает.

— Думаю, что кто-то, все-таки, знает, Корнилиус, — вдруг объявляет блондинистый волшебник внезапно повеселел и, в шутку бросает: — Может быть, его опекун, Альбус Дамблдор, держит мальчика невольником где-то в Хогвартсе ...

— Нет-нет, это неправда! — расшевеливается старый колдун и рывком делает два шага внутрь комнаты, внезапно осознавая, что внимание всех присутствующих сосредоточенно на нём. — Я не знаю где Гарри, я не о нем думал, а ... Я ничего не понимаю ...

— Это означает, что, если кто-то бросил листок с именем Гарри Поттера, чтобы подставить его, или директора Дамблдора, или Турнир, должен отвечать по всей строгости закона! — включилась в разборки, и старая профессорша по Артефакторике, бывшая Министерская служащая, Гризельда Марчбэнкс. — В истории Тримагического Турнира есть упоминания о других подобных случаях, когда Кубок заставлял того, кто бросал чужое имя, самого участвовать вместо того, кого он хотел подставить.

Дамблдор начал выдергивать из бороды целые клочья белых волос.

Никто не замечал сидящего позади всех, на кресле у окна, отставного аврора, Аластора Грюма, который дрожал, как осиновый лист, и лишь открывал, и закрывал, как рыба на берегу, изуродованный шрамом рот.

Тем временем присутствующие уставились на эксперта по Турниру Мистера Крауча, ожидая от него подтверждение или отрицание слов мадам Марчбэнкс. Не задумываясь и на минуту, тот кивнул утвердительно и обреченным голосом говорит, что — да, уважаемая Гризельда, права.

Услышав это, силы покидают старого директора, и он начинает сгибаться, падая вниз. Его падению воспрепятствует бросившийся на помощь профессор Снейп, декан Слизерина.

На кресле у окна теряет сознание Аластор Грюм, профессор Защиты от Темных Искусств в Хогвартсе с этого года, но этого никто не замечает.

Люди начали галдеть и давать каждый свое предложения, как справиться с инцидентом, пока растерявшийся сильнее всех преподавателей, и местных, и гостящих, директор Дурмстранга, не смог перекричать всех:

— Я, в качестве директора и временного опекуна студентов Дурмстранга, разрываю контракт Между Кубком огня и любым моим студентом с именем Гарри, Гарольд или Гаррет, которого этой заявкой или любой другой подставили участвовать в Тримагическом Турнире. Да будет так!

Из поднятой палочки Каркарова вспыхнул сноп искр, подтверждающие, что слова приняты. В ответ, из Кубка вылетает еще один лист пергамента и сгорает во вновь вспыхнувшем пламени. Большой зал смотрел на представление, трепеща от любопытство, но сохраняя звенящюю тишину, чтобы кто-то из взрослым не пришло на ум, что студенты должны уже отправится в свои помещения.

Мадам Максим, не мешкая, повторяет клятву-разрывание своего коллеги, а за ней, удрученный Дамблдор произносит те же слова, чтобы люди не сомневались в его непричастности.


* * *

Оседая, наконец, на кресло у самого огня камина, чтобы согреться и прийти побыстрее в себя, несколько минут позже он поднимает затравленный взгляд на свою заместительницу и упавшим голосом спрашивает ее:

— Минерва, как такое могло случиться, что мистер Уизли успел бросить свое имя в Кубок?

— Не спрашивай меня, Альбус, я ни причем, — дернув подбородок с независимым видом ответила ему профессор МакГонагалл.

Корнелиус Фадж сверкнул глазами — тут, один за другим, с неба падали сюрпризы Турнира.

— Альбус, ты возрастной барьер поставил? — с неверием спросил министр.

— Корнилиус, не сомневайся, конечно же, поставил! — воскликнул старый колдун. Все директора поучаствовали в укреплении барьера.

— Скажи, тогда, как четверокурсник смог преодолеть его. Настолько слабым создали вы барьер или парень настолько силён магически?

— Ни одно, ни другое, мне кажется, — призадумался отвечая Дамблдор. — Но, давайте спросим у мистера Уизли, как он справился с защитой Кубка. Мистер Уизли, Рон, как ты успел добраться до Кубка огня, мой мальчик?

Рон заерзал на месте, пряча глаза от всех. Весь покраснев, он не знал, что ответить. Признаться, им, что он свое имя в Кубок не бросал, и сказать "Прощай" будущей славе и богатству? Нет уж. Надо, в кои-то веки, впервые воспользоваться советом близнецов.

— А я никакое сопротивление со стороны черты запрета не почувствовал, профессор Дамблдор.

Ведь все так и было, но случилось это не с ним, а теми оторвами, близнецами.

— Правду говоришь, парень? — сдвинув бровь высокомерно, спросил лорд Малфой.

Рон мог только кивнуть головой.

— Да, я бросил свое имя в Кубок огня и, раз меня выбрали, я буду чемпионом Хогвартса.

Вокруг рыжего мальчика вспыхнул красноватый свет и Контракт заключился.

В помещении ворвался еще один парень Уизли — Персиваль, который, с осени, работал в Министерстве Магии помощником и секретарем мистера Бартемиуса Крауча. Он одним рывком схватил своего младшего брата за плечи и тряхнул его так сильно, что последний, с перепугу, поднял глаза посмотреть и, ответить ударом в нос за такое грубое отношение к себе, но, увидев Перси, стушевался.

— Рон, откажись от этой затеи! — крикнул Перси брату. — Если с тобой что-то случится, мама мне голову оторвет и сотрет в порошок.

Людо Бэгмен вытер лицо рукавом мантии и начал уж возражать, но его перебил мистер Крауч, который, брюзгливым тоном заговорил:

— Боюсь, молодой Уэзерби, что мы должны следовать правилам Турнира. Раз имя вашего брата выпало из Кубка, и он подтвердил свое участие в Турнире, значит он участвует в состязаниях. Контракт с Кубком действительный, он не простой, а магический. Если чемпион откажется от состязаний, расплачивается магией.

Братья Уизли повесили головы, Дамблдор продолжал выглядеть потерянным, как маленький ребенок, который ожидал, но не получил конфету.


* * *

Вечером на корабле, куда вернулись студенты Дурмстранга, в комнате Гарольда с Гермионой состоялось обсуждение.

— Увидел их? — спросила она парня, слегка дотрагиваясь до его руки. — И как они тебе?

С ее стороны, первое впечатление от рыжиков оказалось неожиданно приятное. Они сидели не высовываясь со своих мест, не ерзали, не кричали, не выпендривались. Их веснушчатые лица не показались ей отталкивающими как в прошлой жизни, ее не стошнило при виде Рональда, которого, как оказалось, Кубок выбрал в чемпионы Хогвартса.

— На галстуке девочки я рассмотрел зачетный артефакт, который глушил по-настоящему отрицательные черты всей семейки. — Задумавшись, ответил ей Гарольд и поднял глаза к лицу сидящей напротив девушки. — Разве ты не посмотрела своим особым взглядом, Хэтти? Такая оплошность! Завтра приготовься вглядеться, чтобы поподробнее узнать, что за заколка у нее на одежде, чтобы мы могли подготовится к любому их действию.


* * *

Утром, четверо уселись за слизеринским столом так, что могли смотреть, не оборачиваясь, на гриффиндорцев. Джиневра Уизли появилась к середине завтрака, сияя белизной кожи лица, золотистыми отливами шелковых волос и белозубой улыбкой. Ее приход не остался незамеченным, напротив, сразу привлек внимание завтракающих студентов. Она, ощутив на себя восторженных взглядов парней четырех факультетов, еще больше засияла и пританцовывая, прошагала до свое место и плюхнулась рядом со своими братьями-близнецами, которые вовсю флиртовали с француженками из Шармбатона.

Посмотрев, что делают близнецы, Джинни первоначально вся зарумянилась от смущения, но видя каких успехов добиваются ее братья, сразу стала оглядываться с кем бы, и она сама попробовала поиграть в глядельки.

Точно, напротив нее, на столе скользких слизеринцев, сидели те четверо, которые прибыли вчера вместе с министром магии. Это были студенты из состава делегации Дурмстранга, двое девочек и два парня. Не обращая внимание на то, что пялиться на незнакомцев можно растолковать, не как дерзость, а как наглость, она стала щепетильно их разглядывать.

Первое, что заметила Джинни, было то, что они моложе осталных болгарских студентов.

Старше всех ей показалась шатенка с буйными, до пояса, кудряшками на голове и большими карими глазами. Но она, вряд ли, была старше пятнадцати-шестнадцати лет, хотя выглядела достаточно женственной и за слизеринским столом была в почете.

Другая из гостей была еще маленькая, второкурсница, наверное. Девочка разговаривала с Холодной королевой Слизерина, Дафной Гринграсс и была с ней в самом близком знакомстве так, как они что-то обсуждали и посмеивались, и темой разговора явно была не учеба, а что-то злободневное.

Вдоволь рассмотрев мантий девушек и навешанные на них украшения, по всей вероятности, какие-то артефакты, не меньше того, Джинни переключила внимание на парней и ахнула от неожиданного открытия, один из них был тот роковой Драко Малфой, за которого она должна была выйти замуж. Он сидел слева от второй девицы и сиял.

Джинни аж захлебнулась от волны эмоций. Драко был блондинистый, как и его отец, но не такой светлый. Его глаза с места гриффиндорки выглядели темноватыми и таинственными. Тёмно-зелёная мантия контрастировала с бледным цветом его лица и растягивалась в ширину в плечах, указывая на его мужественность. Парень был до боли привлекательным и Джинни стала ерзать на место, бесстыдно пялясь на него.

Мельком посмотрела она и на второго парня, который смотрел на шатенку с восхищением и Джинни подумала, что тот ей не нравится.


* * *

— Смотри, Драко, у тебя появилась поклонница с Гриффиндора, — толкнула острым локтем своего жениха Астория Гринграсс.

Ее замечание привлекло внимание всех соседей четверки, и рыжая девушка приковала к себе взгляды всей компании.

Гермиона, с ненавистью посмотрев однажды в ее направление, снова продолжила с овсянкой, осведомляя друзей:

— Джиннивера Молли Уизли, третий курс, седьмой ребенок в семье Предателей крови, единственная сестра шести братьев. Опасность ХХХХХ. Приближаться к ней нежелательно, кусает. Ядовитая.

Слизеринцы уставились на Гермиону, не веря, что она так широко осведомлена о студентах не из своей школы. Сестра Астории, Дафна, красивейшая девушка Хогвартса, с любопытством спрашивает:

— А что скажешь, Хэтти, о двух близнецах Уизли? Смотри, смотри! Они сегодня очень популярны среди француженек, хотя, до вчерашнего, никто из девушек не рассматривал их в романтическом плане. Все они, рыжики, сегодня в ударе и внимание к себе недюжинное привлекли.

— О-о, — сказал Драко, — когда у рыжих нищебродов радость, кому-то будет пакость.

— Точное замечание, кузен, — ответила ему Гермиона.

— Посмотрим кто кого, — решил поставить точку в обсуждении Гарольд, погладил побледневшую щеку невесты, преданно посмотрел ей в глаза и, но когда не увидел в них восстановления обычной ей уравновешенности, продолжил, успокаивая ее. — Ничего не бойся, Хэти, они просчитались, думая, что мы не начеку.

Сидящий с другой стороны своей кузины Драко придвинулся к ним и стал шептать:

— Хэтти, посмотри на ауру украшения девушки Уизли. Мне кажется, на ней закреплен какой-то приворот. Может быть, ты сможешь увидеть еще что-то?

Гермиона скрыла под столом обе руки, чтобы никто не мог рассмотреть ее манипуляций и повернула родовое кольцо Малфоев на безымянном пальце, резко сжав ладонь в кулак настолько сильно, что острый край разрезал ей кожу.

Боль укола ударила током в сердцевину солнечного сплетения и глухо запульсировала в затылке, но она не позволила даже тени промелькнуть на её красивом лице. Веки упали над побелевшие глаза девушки, и она вошла в транс, прощупывая внутренним взором вихрящиеся вокруг странной вещицы Джиниверы магические волокна.

Три-четыре минуты стояла она как статуя, пока Гарольд и Драко, отвлекая внимания слизеринцев на себя, шумно разговаривали между собой, пока не вышла из транса и резко рявкнула пугающе пискливым голосом:

— Мы на тропе войны, они вышли на охоту, всем нам — и вам тоже, — обратилась она к знакомым слизеринцам, — следует остерегаться.

Тихий голосок Астории Гринграсс, невесты Малфоя, привлек внимания троих к себе:

— Джиневра нацелилась на Драко, Хэти, я заметила, как она вся загорелась и завелась, глядя на моего жениха. Она не ведает характера наших помолвок, но стоит опасаться, раз ты предупреждаешь. Скажи, что за брошь у нее?

— Не знаю, как это обозначить, Торри, но она сильна, очень сильна. Еще вчера Гарри нас предупреждал, но я не верила, что все так плохо. Надо держаться подальше от этой девушки и, если понадобиться, отправим парней обратно в Дурмстранг.

Гарольд, как обычно происходило раньше в их компаний, поставил точку в обсуждении.

— Уходим! — сказал он командным голосом и четверо, как один, встали с мест и собравшись попарно, быстро удалились.

Их внезапный уход не остался незамеченным, передвижение молоденьких студентов из Дурмстранга следило множество глаз. Из факультета отважных и храбрых за ними смотрели все рыжие дети Артура и Молли Уизли, а из преподавательского стола — с цепким интересом — директор школы, Альбус Дамблдор.

За ним поднялись и быстро догнали группу Малфоя их давнишные знакомые Панси, Крэб и Гойл.

Закрыв за собой дверь зала, прежде чем растаться, они обменялись последними впечатлениями:

— Но почему не только Джинни Уизли, но и все ее присутствующие братья внезапно так изменились, как думаете? Вы заметили как заглядывались на них девушки? — замогильным голосом заговорил Грегори Гойл, до сего момента молчавший.

— Мы еще Рональда не видели, — сказала Панси Паркинсон. — Зуб даю, что и со старшими что-то такое могло бы случиться.

— Присматривать будем и за ними тоже, — подвел итоги Драко и, прощаясь с друзьями из зеленого факультета, вчетвером отправились на корабль Дурмстранга.

Глава 12

Уже целая неделя прошла с момента отбора чемпионов. Студенты обеих гостящих школ изредка появлялись в Большом зале замка Хогвартс и садились за столы Рейвенкло и Слизерина лишь во время приёма пищи. Все остальное время они пребывали в своих средствах передвижения — Дурмстранг на своем корабле, Шармбатон — в своей огромной карете. С хозяевами они не общались, сколько не пробовали эти самые хозяева завести разговор с гостями.

В Хогвартсе занятия шли своим чередом, Трансфигурация чередовалась дуэлями, Зелья — танцами, ЗОТИ — этикетом и поведением за столом и т.д..

После изменения программы обучения и ввода новых (бывших старых) предметов, свободного времени, чтобы заниматься чепухой, у студентов Хогвартса оставалось мало. За те три года, после рокового события девяносто первого, уровень занятий отметил резкий подъём. Новые (старые по возрасту) профессора леность и халатность решительно не поощряли и безжалостно искореняли. Попытки близнецов и дальше шутить, пакостить и создавать приколы для малышни закончились уныло для них двоих.

Профессор Лонгботтом, после самой первой попытки продать Невиллу рвотную конфетку для прогула занятий по Зелеварению, разнесла в щепки кабинет деканши Гриффиндора, оглушила ее своими криками, угрозами и обвинениями в халатности и под прицелом палочки привела ее в гостиную ее же факультета, чтобы она воочию порадоваться беспорядку, устроенному в ней близнецами.

Такой студенты красно-золотого факультета свою деканшу никогда раньше не видели и понадеялись, что никогда больше такой ее не увидят и не приснится она им ночью.

Обе дамы устроили сперва обыск в спальне третьекурсников, где, в сундуках Фреда и Джорджа нашли много всего и украденного среди остального. Затем собрали всех студентов факультета, храбрых и ответственных и втолковали им в пустые башки новые правила игры.

После погрома в гостиной, восстанавливать который они заставили всё тех же пострадавших, не снижая в себе градус гнева и готовности к самосуду, обе посетили того из своих коллег, — самого дражайшего, который жил, преподавал и властвовал в Хогвартских Подземельях.

Профессор Северус Снейп долгое время, после их посещения, заикался, пугался тени и пил Успокоительное, но оно особо ему не помогало в прекращении тех ужасных и порочащих его приступов жуткого мороза в желудке каждый раз, когда образ взбесившейся леди Лонгботтом всплывал в его голове.

На факультете Годрика настала тяжелая для некоторых студентов пора. Утром, в семь часов, назначенный деканшей для этого домовик, играл утреннюю:

— Тру-ту-ту-ту, тру-ту-ту-ту, тру-ту-туууу! — звенела медная труба и заспанные гриффиндорцы, кучками, бегали вниз по лестницах так, как были в пижамах и строились в пустой гостиной делать утреннюю гимнастику.

Потом, под присмотром старших учеников, ходили в ванную, одевались и строем, по курсам, отправлялись в Большой зал завтракать.

Лень мальчиков Уизли улетучилась за месяц при таком жестком режиме.

Но правила поведения за столом Рону дались не так просто. Он проходил материал снова и снова три года подряд, пока в башке не впечаталось наконец, что он человек, а не боров и принимать пищу надо соответствующим образом.

Выбор Рона в чемпионы упал посередине Гриффиндорского стола и взорвался, как бомба. Для своих он внезапно превратился в опасную белую страшилку, чуть ли не в скользкого слизеринского змея, замаскированного под образом благородного гриффиндорского льва. Его стали сторониться его же друзья и как ни оправдывался он, ему не верили ни черта.

Радость успеха, упавший неожиданно парню на голову, так же неожиданно превратилась в тихий ужас и боязнь одиночества. Рону стали слышаться шорохи, шепоты и потрескивания в темноте, он стал бояться подвоха со стороны каждого, даже со стороны братьев и сестры. В особенности от братьев-близнецов.

Они ему ни слова не сказали о том, что это они бросили имя Рональда в Кубок. Выбор Кубка их сначала досадил, потом озадачил, в конце — развеселил и они стали ждать развязку.


* * *

Директор Хогвартса, Альбус Дамблдор, уже целую неделю ждал появление Гарольда Блэка в Большом зале, но напрасно. Парень, как будто, испарился. А с ним надо было поговорить, чтобы разъяснить его роковую роль в сохранении Волшебного мира Британии. И провести над ним кое-какие исследования и внушения, если удасться затащить его в директорский кабинет.

Но парень, как в воду, окружающую корабль Дурмстранга, канул. Не появлялись и его дружки, Драко с невестой. Даже та девушка, Дагворт-Стоун, которую, судя по увиденному в Косом переулке, экстренно помолвили на маленьком лорде Блэка, здесь тоже не появлялась.

Что ему делать, профессор Дамблдор не знал. А и Молли, с возрастом старого колдуна, не считалась и настаивала свести ее Джинни с отпрыском Малфоев. Как их свести-то, если Люциус, такой кульбит с помолвкой отпрыска сделал, что мама не горюй. Убьет, если что, воскресит и снова убьёт. Некроманты хреновы, аристократишки чертовы, все дороги отрежут, чтобы ни-ни не пикнешь!

Вот, Каркаров, например, кто его от Азкабана спас тогда, кто? Дамблдор. Но что делает треклятый пожиратель в благодарность? А что, молчит и секретничает, не то, что возьми и поделись составом своей делегации, нееет.

— Что хочешь, Альбус, мою голову? Да родители моих учеников десять раз ее мне с плеч оторвут, если скажу тебе хоть словечко об их детях. Ты на что надеялся, что всюду тебе как в Британии? Нет уж! Люди над своими наследниками бдят, как орлица. Даже в школу каждый раз, когда им покажется, что с ними не все в порядке, могут нагрянуть. Расстояние для болгаров нипочем, Альбус. Почуят, налетят, как стервятники, растерзают тебя в клочья и косточки не найдут от тебя. Ничего тебе не скажу. Имеется чемпион с нашей стороны, это раз — имеется. Знаешь, как его зовут — знаешь, это два. Большего и не ожидай.

Делай после такого добро, чтобы тебя с землей сравняли, черти!

Объявить Рождественский бал, что ли?


* * *

Накрытый мантией-невидимкой, Гарри шел по направлению к восьмому этажу, где, по словам Гермионы, должна была находиться Выручай-комната. Девушка строго ему запретила там ходить одному, но он хотел, как можно скорей закончить свои дела в Хогвартсе и отбыть, как можно дальше от туманного Альбиона.

Он столько раз слушал рассказы о сокровищах, сохраняющихся на складе забытых вещей, но настоящее положение с первого взгляда его ошеломило.

Тут было пещера Али-Бабы. Полки до потолка, набитые всякой всячиной. На первый взгляд, пыльные кучи были похожи на мусор, но это было не обычная, а магическая школа. Тут бесполезные, никчемные вещи не могли бы быть сохранены.

Глаза Гарри разбежались, ища полку, на которой стояла покрытая, когда-то белой, тряпкой голова неизвестного волшебника. Гермиона говорила, что надо искать на первом ряду, но парень ее не нашел и слегка запаниковал. Он думал, что дело будет на раз — пришел, два — нашел и взял, три — отбыл.

Шаг внутрь и он стал разглядывать второй ряд полок.

На прочие забытые на стеллажах вещи, он даже не посмотрел. Но большой стеклянный шар для гадания, весь в пыли, сразу приковал к себе его внимания и Гарри приблизился к нему, чтобы получше его разглядеть. Пыльный покров мешал, но даааа, внутри ползли темные тени, которые сразу по приближении парня стали сгущаться и собрались в чей-то образ.

Гарри никогда раньше не видел такую жуткую морду и отпрянул назад от испуга, потому что ему показалось, что безгубый рот на безносом лице открывается и закрывается, вроде кричит что-то. Но самое отталкивающее в этом лице теней были его глаза — красные, но не как у альбиноса, а как у вампира. И зрачки, зрачки были вертикальные.

Что это было? Неудачная попытка волшебника принять свою анимагическую форму змеи, что ли? Чья попытка, к черту?

Волдеморта! Да, наконец Гарри вспомнил, как его Хэтти описывала Волдеморта. Вот такой вот красивейшей мордашкой, хехе ... Но почему в гадальном шаре она вдруг появилась? Она, вроде, должна спать в Диадеме Ровены. Почему шар выбрал показать эту морду именно ему, Гарри?

Шар был прелюбопытнейший и парень решил забрать его с собой, на всякий случай. Хэтти предупреждала, что в реальности могли бы проявляться отличия от того, что она вспоминала и им рассказывала.

Подумав немножко, парень вытащил из кармана мантии заколдованный мешок из драконьей кожи, который не позволит никаким волшебным эманациям выйти наружу, и защита Хогвартса не ощутила бы появление странного артефакта в коридорах замка. Перчатки из того же материала были спрятаны внутри мешочка и Гарри быстро их надел. Внимательными движениями он накрыл шар мешком и затянул завязки, чтобы беспроблемно и безопасно поднять его с полки и взять с собой.

За шаром что-то, ранее не видимое, блеснуло и привлекло взгляд парня. Он не стал бы терять время рассматривать пустышки, поэтому, почувствовав тягу к блестяшке, доверился своему чутью и не пожалел. Протянув руку и забрав с полки вещицу, он посмотрел на нее и ахнул.

Это была Диадема Ровены! Боже!

Какое везение!

Но везение Гарри на том и закончилось, потому что, уже схватившись за ручку двери, чтобы выйти из Выручай-комнаты, он услышал голоса снаружи и остановился.

Кто-то пытался войти, но не мог, и это его злило. Разговаривали не меньше двух человек.


* * *

— Драко, где Гарри? Взбудораженной Гермионы стоило опасаться.

Но просто взбудораженной, ворвавшуюся в комнату младшего Малфоя кузину, назвать не мог, потому что она изображала бешенного гиппогриффа.

Гиппогриффихи. Она пылала гневом, испугом и угрозой одновременно и Драко захотелось быть далеко отсюда, в замке Дурмстранга, чтобы не отвечать на вопросы девушки.

— А что, разве от не в вашей каюте? — Драко тянул время, чтобы разобраться в причине такого поведения Гермионы.

— Драко, я тебя не раз предупреждала, не сводить с него глаз. Мы на территории врага, среди чудовищ, а ты мои приказы не выполняешь. Гарри дали новое имя, но ни имя, ни воспитание характера не меняет. Я уверена, он куда-то пошел геройствовать, по-старому не уведомив никого. Зная его повадки, он может быть повсюду, вплоть до заграждений драконов, вплоть до Тайной комнате знакомиться с василиском или убивать акромантулов ...

— Акромантулов уничтожили два года назад, — вметнул Драко, но его не услышали.

— Давай идти его искать!

Стально-серые глаза парня впились в шагающей из угла в угол девушку и ставили ей диагноз. Что ни говори, как не работай над поведением этих, гриффиндоркой была, гриффиндоркой и останется.

— Сядь, — рявкнул он и Гермиона машинально плюхнулась на койку Астории. — Мы на нелегальном положении, помнишь? Нас никто не должен видеть ...

— Мантия, нам надо накрыться мантией ... — начала было девушка, но ее прервали.

— Думаешь, Гарри совсем олух? Если он поперся геройствовать, мозгов у него хватит, чтобы самому ею накрыться.

Гермиона уронила голову на руки и стала трястись, бормоча только:

— Что делать, что делать?

— Ждать. Ждать хоть до ночи, — отрезал ее попытки возражать Драко и оба уставились в открываюшиеся двери.

Тоненькая невеста кузена Драко, Астория, сразу почуяла неладное, так как ее самые близкие люди были встревожены не на шутку. Она быстро уселась рядом с парнем и, взяв его руку, спросила его:

— Что случилось?

— Гарри куда-то ушел, ты не знаешь куда он отправился? — шепотом спросил он. Они имели привычку уведомлять друг друга о своих передвижениях, особо здесь, на территории Хогвартса.

Они, иногда, появлялись в гостиной Слизерина, чтобы Астория могла пообщаться со своей старшей сестрой, Дафной, или посплетничать с девочками.

Драко и Гарри нравилось разговаривать с Грегори Гойлом и с Винсентом Крэбом, которые забавно рассказывали и интерпретировали события прошлых лет в Хогвартсе. Вместе смеялись и шутили над потугами профессора Дамблдора сохранить старые порядки в замке, даже после изменения, внесенные новыми профессорами и новой программой обучения.

Астория не поняла, они оба что, не знали о намерении Гарри, пока Гермиона отбыла от корабля Дурмстранга на свои занятия в Университете, достать сегодня утром из Выручай-комнаты хоркрукс Темного лорда, Диадему Ровены?

— Знаю, он мне, уходя, сказал.

— Почему не мне? — воскликнул ее жених.

— Драко, ты был на занятия с профессором Поляковым, а у нас с Гарри было окно. Мы учимся с тобой на разных направлениях магии, у нас разные занятия. Так, что Гарри сказал, что раз у нас перерыв на час, он сходит в замок, чтобы достать из Выручай комнаты ту диадему.

Драко бросил на пол подушку и смачно выматерился. Астория подняла подушку и ею же шмякнула его по голове.

Гермиона тихо заплакала.


* * *

— Не сходить ли нам к профессору Дамблдору, Дред? — прозвучал снаружи юношеский голос. — Надо уведомить его, что показала Карта, что в Выручай комнате находится Гарри Поттер.

Услышав это, сердце у Гарри ушло в пятки, и он весь покрылся холодной испариной. Что будет?

— Не будь дураком, Фордж, уведомишь директора и придется с Картой расстаться. Иди, докажи потом, что мы Карту сделали! Нет! Лучше помолчать, а еще лучше — написать ему анонимную записку.

— Ты иди и напиши, а я здесь подожду. И принеси мне что-нибудь, я проголодался и хочу жрать.

— А на занятия ходить не будем? Маккошка нас размажет по стенкам...

— Не знаю, Дред, меня любопытство раздирает...

— Раздирает его, а раздрай, который устроит мама тебе ни к чему? Смотри, точка с названием "Гарри Поттер" ни на шаг не продвинулся — может, его оглушили или ...

— Или он без сознании находится ... Разделиться с тобой, что ли? Фред, ты иди и напиши записку профессору Дамблдору, а я мигом приведу мадам Помфри.

— Ладно, но, Фордж, не говори, что о Гарри Поттере идет речь, она тебе не поверит. Скажи, что нашел на восьмом этаже оглушенного первокурсника из наших.

Снаружи установилась тишина, но означает ли это, что эти Дред и Фордж, кто бы они не были, ушли?

Минуту спустя Гарри услышал удаляющиеся шаги и чуть-чуть открыл дверь комнаты и заглянул в коридор. Увидев рыжие волосы и одинаковые фигуры удаляющихся парней, Гарри сообразил, что это никто другой, а те близнецы Уизли, о которых его предупреждала Хэтти. Вздохнув от облегчения, он обвился полами мантии-невидимки, быстро вышел из Выручай-комнате и закрывая за собой дверь, сделал несколько широких шагов в обратном, от уходящих гриффиндорцев направлении.

Те что-то почуяли, потому что одинаковыми, но противоположными полуоборотами, повернулись к невидимому Гарри, и их глаза лихорадочно заметались, ища причину тревоги.

Никого не увидев, они, так же синхронно, повернулись вперед и продолжили свой путь. Опасаясь засады, Гарри наложил на себя несколько заклинаний сокрытия, и быстро исчез с этажа, а спустя некоторое время, из замка.

Появившийся незадолго до этого директор Дамблдор целый час рыскал по коридору, развевая белой бородой и пробовал неоднократно достучаться до портрета Варнавы Вздрюченного, чтобы тот рассказал ему, кто здесь приходил, но портрет упрямился и, кроме имен близнецов, никого больше не выдавал. Тролихи продолжали подпрыгивать на холсте в своих розовых пачках и не думали замечать попытки Дамблдора пообщаться с ними.


* * *

— Гарри, я тебя сейчас убью! — кричала Гермиона и трясла его за плечи. — Нет, нет! Я тебя разорву в клочья и съем живьём. Как тебе не стыдно, ты хочешь, чтобы я умерла?

Посмеиваясь над вспышками кровожадности своей Хэтти, парень достал мешок из драконьей кожи и плюхнул его на ее койку. Проследив полет вздутого мешка, а затем, посмотрев в глаза Гарри, она успела выдавить:

— Нашел?

— О, Хэтти, ты не представляешь, что там было!

Глава 13.

Взрослые смотрели на пристыженных подростков и надеялись испепелить если не их самих, то хотя бы их высокое о себе мнение. После прокола с соло— выступлением Гарольда в Выручай-комнате, дырявой памяти Гермионы, считающей себя взрослее и умнее всех на свете, избирательности выполнения задолженностей Драко и халатности Астории, надо было всех отшлепать и отправить спать без ужина на неделю.

Огонь в камине приятно разогревал помещение, но настроение людей было ниже нуля. Неприятный инцидент, разыгравшийся с неутомимыми рыжими исследователями и обнаруженный ими же Гарри Поттер в школе, увидев его имя на Карте Мародеров, нужно было быстро и насовсем закрыть. Но как это сделать?

Внезапно мать Драко поддалась вперед и спросила у сидящего напротив мистера Стоуна:

— Говард, мне помнится, что Дамблдор вернул в сейфах Поттеров что-то этакое, — она рассеянно протерла висок длинными бледными пальцами. Взгляды всех присутствующих уперлись в красивую женщину, надеясь, что у нее есть стоящая идея в голове. — Тебе легко будет быстро получить списки имущества Гарри?

Приемный отец Гермионы заерзал на месте и не спешил отвечать. Все ждали.

— Я имею ввиду, что прокол с Картой Мародеров надо исправить — продолжила леди Малфой. — Иначе, Дамблдор будет копаться и рано или поздно — скорее рано, чем поздно — докопается до настоящей личности моего племянника. Сириус, как ты мог так проколоться и оставить в Хогвартсе такую опасную вещь?

Сириус Блэк яростно вздыхает и залпом выпивает бокал виски. Огденское выпить одним глотком — это не пивко пить и мужчина резко кашляет, чтобы восстановить способность дышать, глотает и говорит :

— Нарси, да что ты говоришь — Карту оставил? Джеймс, вообще, Мантию-невидимку отдал директору, а ты из-за какой-то карты меня обвиняешь. Отдал я ее Дамблдору — попросил он нас после выпускной позволить ему изучить и больше ее не видели, даже забыл о ней. Но как она попала в руки близнецов Артура, вот это я не понимаю? — Глаза Сириуса округлились, представив себе как это могло произойти. Существовала только одна возможность этому случится — если сам директор вручил парням чужую вещь. Или подбросил ее там, где они могли легко ее найти, сам он оставаясь ни причем.

— И как она работает? — полюбопытствовал Люциус Малфой.

— Надо дотронуться до нее палочкой и произнести: " Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!" Тогда она из пустого пергамента превращается в карту. Закрывается словами "Шалость удалась!"

Глаза взрослого Малфоя начинают искриться от внутреннего веселия.

— Ну и затейники вы были, Сириус! — восклицает он и поднимает полувыпитый бокал с янтарнего цвета выпивкой. Его родственник со стороны жены указывает на свой пустой стакан и Люциус выплескивает ему новую порцию виски.

Пока эти двое веселятся, вспоминая школьные годы, в голове Говарда Стоуна вертится не школьное прошлое, а списки содержимого Детского сейфа Гарри Поттера.

"Так-так-так, золотой снитч — раз, — перечисляет он, — ментальный оберег в виде обсидианового кулончика — два, оберег-предупреждающий о ядах и приворотном в пище — три ... "

Список недлинный, содержимое несущественное — обычное для таких, детских артефактов. Заканчивался тот список на пунктах, возвращенных Дамблдором вещей в 1991-ом году — Мантия-невидимка, делюминатор и хроноворот, созданный Карлусом Поттером, дедушкой Гарри.

— Мантия ... хроноворот ... — задумчиво и только для себя говорит мистер Стоун, но его тихие слова слышит сидящая рядом с ним Гермиона.

Название последнего указанного предмета включил в голове девушки целый мир забытых вещей. Как давно все это было! Она увидела себя молоденькой третьекурсницей, спешащей одновременно на два, а то и на три занятия и удивленные лица ее друзей, не понимающие как она может утверждать, что была на Арифмантике, когда они вместе проходили Уход за волшебными тварьями. Вспомнила как они, Золотая троица, гонялись за Питером Петтигрю и упускали его, как возвращались назад во времени вместе с Гарри, при помощи хроноворота, чтобы исправить будущее.

Вдруг она представила себе очень занятную картинку, которая могла бы исправить инцидента с Картой и немедленно озвучила свою идею остальным.

Те долго ржали, а потом, отсмеявшись, осознали, что шутка шуткой, но идея была стоящей и стали ее обсуждать и планировать во времени.


* * *

Фред и Джордж, после отправки анонимной вести директору о своем открытии, что Гарри Поттер находился в замке, спешили по лестнице вниз к Больничному крылу. Это была газетная новость и на ней они могли бы хорошо подзаработать, не боясь потерять бесценную Карту. Но надо было все хорошенько обдумать как, не подставив себе, обогатиться.

Чтобы предотвратить нежелательную встречу с завхозом или — не дай, Мерлин, с профессором Снейпом, они сверялись по ней, когда ходили в спецпоходы. Вот и сейчас Фред медленно передвигался за своим братом, уперев глаза в карту. Внезапно он остановился и вскрикнул, привлекая внимание Джорджа.

— Что такое, брат? — спросил тот, останавливаясь, чтобы посмотреть что могло вспугнуть Фред.

— Мерлин меня побери, брат! Гарри Поттер — движется по первому коридору сразу за поворотом!

Джордж не поверил и сам впился взглядом в пергамент, чтобы удостовериться, не ошибся ли его брат-близнец. Но, нет — Фред не ошибся! Точка с именем "Гарри Поттер" медленно двигалась к лестнице за поворотом. Взглянув друг другу в глаза, они молча сообразили что им лучше надо сделать и одновременно бросились бежать вдогонку за легендарным мальчиком.

Но за поворотом коридор оказался пустым.

Пустой оказалась и лестница, по которой спустились бегом оба рыжие парни, а внизу никого не было видно. Вернувшись на верхний этаж, они снова посмотрели на карту и заметили точку Поттера в пустом классе, недалеко от них. На этот раз они двигались крадучими шагами, чтобы не вспугнуть птичку. Схватили ручку двери и дернули к себе одновременно, широко открывая дверной проем.

Классная комната была пыльной и на полу хорошо выделялись следы подошв, но человек, который их оставил, отсутствовал.

Карта указала им, что Гарри Поттер тут, но находится вне помещения, у самой дверью. Джордж протянул руку и резко толкнул дверь. Коридор за дверью был пустым. Они не успели удивиться такой странности, когда яркая красная вспышка ослепила их и внезапное оцепенение, сопровождаемое полной отключкой, накрыло их. Уже грохнувшись на пол от Петрификуса невиданной мощи, они не могли воспрепятствовать дальнейшему развитию событий.

Кто-то невидимый притащил их, один за другим, в классную комнату, закрывая за собой дверь и лишь тогда начал постепенно появляться. Сначала появилась темноволосая голова аристократического вида парня, в котором они узнали бы, если бы не были оглушены, Гарольда Блэка — одного из гостей из Дурмстранга. Тот, о котором было известно, что является незаконнорожденным племянником предателя идеи Света, Сириуса Блэка. Но они не могли его увидеть, как и были не в состоянии воспрепятствовать лишению себя бесценной Карты Мародеров.

Еще на первом курсе, отбывая наказания у школьного завхоза, они нашли Карту в кладовке Филча. Чей она была и как там оказалась им было до лампочки, но прикрепленная к старому пергаменту записка с текстом "Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость!" открыла им какое сокровище в шкафчике с конфискованными вещами нашли. Карта возвращала свой обычный вид простым "Шалость удалась!" и позволила затейникам устраивать шуток уже крупномасщабного калибра.

Но, после того странно дня, о котором позже ничего не могли себе вспомнить, близнецы Фред и Джордж навсегда лишились своей самой лучшей помощницей в шалостях.


* * *

— Корнелиус, мне доложили, что кто-то видел в Хогвартсе самого Мальчика-который-выжил, Гарри Поттера! — округлив серые глаза, изображая неподдельное удивление, вещал на ухо министру Люциус Малфой, встретив его "нечаянно" в Атриуме Министерства Магии.

— Что ты говоришь, разве он в Хогвартсе? — нос Фаджа заострился как у охотничьей собаки, почуявшей добычу. — Да это же сенсация! — Вдруг, опомнившись, министр стушевался и продолжил уже без запала. — Кто тебе это сказал?

— Кто-то. Корнелиус, я тебе свои источники не укажу, но, поверь мне — это стопроцентная правда. Знал я, с того лета девяносто первой, что нечисты дела Альбуса Дамблдора. Нужно было выпроводить его со всех должностей, но все заверещали, что магия замка не отпустит его из-за контракта директора с Хогвартсом и т.д. Убить должны были мы его тогда, а не баловать — не было бы сейчас всех этих проблем.

— Ты, конечно, прав, Люциус, но и остальное верно. Директора Хогвартса не уходят на пенсию, а доживают свой век на своей должности.

Люциус собирался с мыслями и продолжил атаковать министра магии.

— Представь себе такое, что в Хогвартсе проводится Тримагический турнир, а нам еще не известно что съело тролля три года назад! Девочка Уизли пускала какого-то монстра по коридорам, но ничего об этом не помнит. Мы не знаем — тот ли этот монстр, который съел тролля или другой, но если другой — упаси нас, Мерлин! — он также шастает вокруг и никто нам обещание не даст, что не начнет внезапно нападения по-новому, потому что мы и того, как и прежнего, не уничтожили!

Фадж весь съежился, представив себе эту картину. Но, соображая, что с ним сделают родители учащихся и гостей Хогвартса, посерел лицом. Несколько раз судорожно глотнув воздух, он успел выдать:

— Понадеемся на волшебное везение, Люциус. Нам ничего другого не остается.

— И не будем искать в замке Гарри Поттера? Не расспросим Дамблдора — где он его скрывает? — Выпучив глаза и брызнув напоследок слюной, чтобы было убедительнее, спросил белобрысый аристократ.

— Подождем пока, — сдавленно сказал министр. — Будем начеку и ждать, открыв глаза пошире. Также поговорю с Августой и Гризельдой, они, хоть и в отставке, хватку не потеряли и я уверен, что они проследят за Альбусом.


* * *

Каждый вечер директор Дамблдор стал гулять до восьмого этажа и расхаживаться между портретом Варнавы Вздрюченного и картиной с троллихами в надежде, что Выручай-комната откроет ему ту дверь, за которой скрывается Надежда волшебного мира, МКВ, Гарри Поттер.

Но комната играла с ним злую шутку, каждый раз показывая ему одно и то же — чулан. Что за чулан было это, у Альбуса сомнения не было. Это был тот чулан под лестницей, в котором жил его ручной герой в доме своей тети Петунии. Тонкий матрас на полу, продырявленная грязная накидка — то же самое одеяльце, которым был накрыт полутора годовалый Гарри, когда его оставили у порога Дурслей в холодную ноябрьскую ночь. Надпись на стене какими-то коричневыми чернилами " Гарри 6 лет" — все повторялась из раза в раз. Только, иногда, возраст менялся на семь, восемь, девять лет.

Дамблдор был подавлен, потому что слежку за собой почувствовал с самого начала. Каждое его передвижения сопровождалось цепким взглядом не одной пары ненавидящих его глаз. А было время, когда взгляды были полными восхищением и уважением. Альбус хорошо помнил те годы, когда его слова принимали как чистая монета, а его бывшие ученики продолжали искать его советы.

Он не понимал как могло все так обернуться, что вдруг его везение испарилось и осталась одна горькая реальность. И он уже не мог ее исправить никакими ритуалами, не и без необходимого на это артефакта — хроноворота.

А как жить дальше без Элексира, когда он закончится? Чувствовать нагрянувшую боль старости и осознавая приближение часа смерти, ощущая ее дыхание, все это пугало старого волшебника до чертиков. И он продолжал настойчиво приходить на восьмой этаж искать мальчика, потому что необходимость найти и запереть его под замком до самого момента провеждения ритуала перемещения в его же тело, принуждала его действовать очень быстро.

Нужно было провести Рождественский бал, чтобы появился какой-то шанс осуществить вышеуказанное.


* * *

Джинни вся задрожала от нетерпения, услышав утреннее выступление директора Дамблдора перед всеми тремя школами, объявлению Бала к Рождеству. Студенты зааплодировали и тут же началось обсуждение — кто кого пригласит.

Пора было вынуть Брошь Медеи себе в помощь и молодая волшебница пристальным взглядом стала рассматривать парней в плане возможных партнеров на Бал. Драко Малфой был бы самим удачным выбором, но в Хогвартсе он не появлялся. Был ли он в списке команды Дурмстранга — неизвестно. А, если и был, пригашать ее — Джинни, на бал, вряд ли бы стал, потому что у него была долбанная невеста Гринграсс. Другой из приехавших парней, тот, что был лордом Блэком — тоже был помолвлен, там тоже вряд ли светит Джини успехом... С кем? Может быть появиться на Рождественском балу под ручку с Виктором Крумом, это принесло бы Джинни репутацию неменьшую, чем с теми двумя?

Но, посмотрев на длинноносое лицо болгарина, ей вдруг показалось, что оно чем-то напоминает лицо Снейпа, ненавистного препода по Зелеварению. Мдаа, репутация еще не все.

Уже целый месяц ее братья-близнецы расхаживали вокруг, состроив на своих лицах самые скорбные мины, которые ей доводилось видеть у них. Попробовала их расспросить, они ее отправили подальше, поэтому, обидевшись на братьев, она перестала их досаждать своими проблемами и решила действовать напрямую — напролом.


* * *

Драко с Асторией и Гермионой сопровождали на завтрак своих друзей из Слизерина, обсуждая будущее испытание чемпионов, которое ожидалось на двадцать четвертое ноября. Все шли вместе, разговаривали о неудаче Хогвартса иметь в чемпионы Рональда Уизли, когда, откуда не возьмись им встретилась его сестра.

Развевая длиными огненными прядями шелковистых волос, сияя глазами, улыбкой и всем остальным что можно, она ринулась навстречу оторопевшему Драко, с намерением броситься ему на шею и поцеловать на глазах у всех.

Невеста младшего малфоя, Астория, округлив глаза, оцепенела от внезапной атаки рыжей девушки и не смогла даже сдвинуться с места.

Зато Гермиона, заметив светящуюся Джинни, сразу вспомнила сцену из прежней своей жизни, когда та же Уизли отрезала ей доступ к Гарри Поттеру навсегда со своим, таким же, неожиданным поцелуем. Поэтому, не желая подобному снова случиться, хоть не с ее, Гермионы, женихом, среагировала молниеносно в то время, когда Астория стояла и лишь смотрела, оторопев.

Гермиона сделала шаг навстречу приближающейся с распростертыми объятиями Джинни и схватила ее обеими руками за воротник.

Что-то среди складок одежды рыжей кольнуло руку Гермионы. Резкая боль сжала ее сердце и застучала в висках. Рыжая, вдруг изменила направление движения и вскрикнув, яростно набросиласьс кулаками на помешавшую осуществить намеченное девушку.

Слизеринцы среагировали на автомате и мигом оглушили сестру своего чемпиона. Кто-то из них придержал Джинни, чтобы не упасть, остальные окружили сцену плотной стеной, чтобы никто из прохожих не заметил бы что здесь творится.

— Меня что-то здесь порезало, — зализывая кровь из прореза на пальце, сказала Гермиона и стала искать острый предмет, роясь в верхней части одежды Джинни.

На галстуке гриффиндорки нашлась золотая брошь в виде лика Солнца, весьма старинного вида. Отколов брошку, девушка показала ее остальным, не рассматривая ее в подробностей пока, окруженные мальчиками, быстро удалялись в направлении Большого зала.

К счастью, все это произошло прежде, чем коридоры наполнились студентами, так что этот незначительный на первый взгляд инцидент прошел никем незамеченным.


* * *

Существо спало урывками и пробуждалось только тогда, когда его шестое чувство чуяло угрозу. Так было некоторое время раньше, когда отвратительный каменный человек появился внутри школы.

Даже не понадобилось глядеть ему в глаза, чтобы окаменять его. Кусай и жди, чтобы стал удобоваримым для придирчивого желудка создания.

Пришлось спящему пробудиться и в то время, когда перед статуей Салазара предстал дух его наследника и призвал его искать врагов. Врагов создание в коридорах школы не нашло, зато встретило учеников-недоучек, которые глазели на него с ужасом. Какие времена настали, О, Салазар! Ученики великой школы, созданной Основателями, не знают о своем охраннике, что живет в спячке в подземельях замка? Не знать, что не надо смотреть в глаза василиска. Они напротив, пялились, как тупые маглы. Был бы живой Салазар, сразу бы заавадился.

Да что это такое? Снова пробуждение. Кому-то придется отвечать за это беспокойство, но на територии школы снова появилась угроза, и не одна, а сразу три. Существо прислушалось к своим ощущениям и они ему жутко не понравились.

Драконы!

Кто-то глупый и приговоренный к смерти привел в школу драконов.

Надо с этим разобраться.

Глава 14.

Артур Уизли аппарировал домой в удивительно приподнятом настроении. Во внутреннем кармане мантии он спрятал забранный у мадам Малкин сверток невиданной красоты девичей мантии. Легкий шелк цвета шампанского, с золотой вышивкой и камушками сделает его Джинни королевой Рождественского бала. Легкие атласные туфельки дополняли наряд. Он надеялся, что Молли поймет неожиданные затраты семейного бюджета и поможет ему выбрать для дочки подходящее украшение из шкатулки Цедреллы.

Жена Артура встретила его своими обычными причитаниями как ей скучно дома весь день в одиночестве, но ее интерес сразу переключился на сверкающий своей дороговизны наряд, распростертый поверх кухонного стола.

— Это для нашей красавицы Джинни, да? — восхищалась Молли, проводя рукой по гладкой поверхности шелка. — Смотри какая вышивка, как сверкают стразы ... во сколько раскошелился ради этого наряда, Артур?

— Да какое имеет значение, Молли? Она будет Королевой и все будут у ее ног! — вспомнив о последней детали, он посмотрел жене в глаза и сказал. — Принесу шкатулку матери, надо выбрать украшение к мантии, и отправился наверх к их общей спальне.

Слова мужа вдруг насторожили достопочтенную мать семьи, потому что она несколько раз открывала эту реликвию свекрови, чтобы заглянуть внутри, роясь среди драгоценностей. Молли сожалела, что приняв предложения Артура, она не поступила как Цедрелла — собрать свои собственные украшения и опустошить свой Целевой фонд, и лишь тогда ставить в известность родителей о предстоящем браке. Но нет, Молли сглупила и сначала уведомила отца, что выходит за Артура. Случилось неожиданное, отец взорвался дикими ругательствами в адрес будущего зятя, его семьи, безмозглой дочери, спутавшуюся с отпрыском Предателей крови и, наконец, произнес ритуальные слова, которые окончательно разорвали ее связь с родовым камнем Прюэттов.

И она пришла в Нору невестой, бедной и голодной, как церковная мышь.

Пока Цедрелла была жива, помогала семье сына, вручая им в руки галеон-два, но в шкатулку заглядывать снохе не позволяла.

Но, однажды, оставшись одной дома, ей удалось заглянуть в заветную коробочку. Увиденное бросило молодую еще миссис Уизли в дикий восторг, вернув ее в годы молодости, в те времена, когда еще носила фамилию отца, мисс Прюэтт, и такие вот украшения заполняли целый ящик ее туалетного столика.

Молли стала примерять на себя сверкающие драгоценности Блэков. Золотые серьги с бриллиантами, с изумрудами, с топазами. Пара за парой, все шли рыжей женщине. Потом пришла пора примерять кольца, браслеты, медальоны, цепочки, колье. Все нравилось, только вот эта обычная, без ни единого камешка, брошь, которая больно кольнула ее палец, аж кровь выступила, ей не понравилась.

Вернувшаяся вечером Цедрелла, посмотрев на сына, учуяла неладное и не сказав ни слово, бросилась в свою комнату.

Обратно на кухне появилась не обычно выглядящая пожилая женщина, какой помнила ее Молли, а настоящая дочь темной семьи Блэк. На опешивших молодых надавила магическая мощь такой силы, незаподозренно таившаяся до сих пор в хрупкой фигуре Цедреллы, что они забыли, а и не могли, дышать. Шевельнуться они не посмели.

— Молли, что ты наделала, дура ты безмозглая? Зачем рылась в моей шкатулке? Чтобы вертеться приукрашенной перед зеркалом?

— Ма-ма-матушка, яаа ...

— Молчать! — рявкнула Цедрелла и оконные стекла зазвенели. — Брошь примеряла?

— Ддда, но ...

— Поранилась?

— Да, но быстро ...

— Вот, теперь, милая моя сноха, жди беды, — заключила пожилая женщина и лизнула кровь на своем пальце.

Два дня спустя в Нору пришло известие, что братья-близнецы Молли Уизли, которые состояли в Ордене при директора Хогвартса, Фабиан и Гидеон, погибли в схватке с Пожирателями.

Не прошла и неделя и случилось новое несчастье — умер мистер Прюэтт, отец Молли, так и не простив дочери, лишив ее наследства и родовой магии.


* * *

Джинни пришла в себя на каменном полу и, вспомнив случившееся, судорожно стала ощупывать свою одежду. Брошь Медеи нигде не находилась и девушка стала искать ее вокруг себя, в надежде, что она могла отколоться и упасть неподалеку.

Но золотое украшение как в воду кануло.

Рыская на четвереньках, рыжая девушка ощупывала каждую щель между плитами пола, надеясь, что увидит золотой проблеск, но напрасно.

Испуганная пропажей бесценного артефакта, не зная, как ей быть дальше, как известить отца, представляя себе наказание, которое ее ждет, она села прямо на голые камни и горько заплакала. В таком положении ее и застала группа студентов из Рейвенкло. Сжалившаяся над ней девушка, посмотрев на испачканную мантию и обмусоливенное лицо Джинни, брезгливо придержала за руку и помогла ей встать.

Помощь ограничилась только этим. Отрешенные от окружающего мира заучки большего внимания страдающей гриффиндорке не уделили и, обсуждая между собой высокие материи магической науки, размеренно удалились, оставив Джинни Уизли одинокой и несчастной.

После завтрака, не встретив участия со стороны братьев, у которых своих проблем хватало, она решила прогулять бессмысленные занятия по Этикету и знакомству с обществом магической Британии бабушки Лонгботтом, как называли преподавательницу гриффиндорцы, и пойти куда-нибудь поплакать в одиночестве.

Ее несчастье, на своем же факультете, никто не заметил — ни братья, ни сокурсники, ни намечающиеся бойфренды. Особенно последние, потому что сегодня утром Джинни выглядела весьма неважно: вся заплаканная, с опухшими веками и покрасневшим носом, ее лицо стало непривлекательным, таким, каким было раньше и даже снова стали заметны ее внезапно поблекшие веснушки.

Многие из ребят имели веснушки, это не было какой-то там помехой, чтобы быть интересными. Некоторых из них, веснушки красили, делая выражения их лиц игривыми и забавными. Количество веснушек Джинни было чересчур. Они роились и сочетались в звездных скоплениях, густо прилипая друг к другу и местами производили впечатление старческих пятен. Она думала, что это отталкивало ребят от нее, в действительности, отталкивал ее вспыльчивый и пренеприятный нрав. Джинни была избалованна. Дома ей дозволялось все. Родители вбивали дочке в голову, что ей уготована прекрасная судьба, потому что она лучше и красивее всех. Поняв, что родители ее соврали, она стала завидовать всем и вовся, неприкрыто и мелочно.

Брошь Медеи, которую подарил дочке Артур Уизли, сделала свое дело. С начала этого года, характер Джини людям, вдруг, пришелся по нраву. Она видимо похорошела и стала привлекать жгучий интерес парней к себе. Они, стаями, начали ходить за ней по пятам с висящими до пояса языками, сопровождать передвижения девушки взглядами, и дышать неровно к ней.

Сегодня все вернулось в старую колею. Она снова почувствовала себя невидимой.

За уходом Джинни из Большого зала следили только некоторые из слизеринских студентов и трое ребят, их друзья, из Дурмстранга.

В полные ненавистью глаза Гермионы, которые неотрывно смотрели на рыжую гриффиндорку, невозможно было смотреть без содрогания. Удовлетворение реализованного возмездия пылало в темном взгляде, сидящей за столом факультета зеленых девушки, а ее рука любовно гладила раритетную вещицу, отобранную с галстука Джинниверы.

О, об этой золотой броши она знала еще с прошлой жизни. Недаром, ох! Недаром, библиотеки были ее вторым домом и у нее имелся Университетский диплом законченного магического высшего образования.

Гермиона, неосознанно тряхнула длинными, каштановыми кудряшками и вокруг запахло сиренью. Соседних парней, сидящих напротив, заворожила тень, которая легла на розовых, словно лепестки роз, щеках девушки, когда длинные ресницы затрепетали и прикрыли звездное сияние ее темных глаз. Драко Малфой, который сидел слева своей кузины, проследив взгляды друзей, мягко улыбнулся и двое слизеринок схватились за сердце.

Астория потянулась и беззастенчиво поцеловала на глазах у всех своего суженного. Слизеринки побледнели и стали неровно дышать.

Гермиона, смотря на эти безмолвные эмоциональные перестрелки, призадумалась и стала о чем-то рассуждать.

"Чего парни стали пялиться на меня? ... А! Драко воспроизвел фуррор среди девушек. ... Брошка Джинниверы — это та легендарная Брошь Медеи, о которой я читала в Магической библиотеке в Афине. Но она уже моя. Ага-ага! Ну и ну!"

Минуту спустя ее звонкий смех огласил стол зеленого факультета и привлек внимание преподавателей к себе.


* * *

Тем временем, Джинни Уизли, роняя потоки слез, бежала по третьему этажу, ища куда спрятаться ото всех. С кем бы она могла поделиться, поплакаться девушка не знала, поэтому бежала вслепую, пока туалет Плаксы Миртл не приковал к себе ее внимание своей открытой дверью. Джинни бросилась внутрь, вспомнив, как первогодкой приходила сюда поговорить с привидением давно погибшей девочки.

Миртл в туалете не было.

Зато там было жуткое чудовище, которое медленно выползало из широкой дыры на полу. С первого курса Джинни помнила незабываемое зрелище большущего змея, выползающего из трансформированной в дыру раковины, но никому об этом не рассказывала. В кошмарах ей снились ее разговоры с василиском, но в его желтые глаза она посмотрела сегодня впервые и тут же окаменела, с какой была удивленной и заплаканной миной на лице.

Осознав, что случилось, василиск в отчаянии лизнул окаменевшую ученицу. Ее вкус припомнил ему кто она такая. Это была та лгунья, которая два года назад создала такой беспорядок в школе, выпустив его и приказав ему преследовать невинных учеников, представившись наследницей самого Салазара Слизерина.

Она была враг школы и должна была ответить за свои шалости.

Василиск обвил похожую на реалистическую статую фигуру каменной Джинниверы и покусал ее, брызнув поверх ядом. Надо было подождать, пока тело размягчится, из-за действия яда зубов, чтобы проглотить его одним глотком и закрыть ту историю.


* * *

Это были самки-наседки и никакую реальную угрозу для Хогвартса не представляли. Зря проснулся. Но надо было поздравить их, раз оказались в близости его места обитания.

Драконицы встретили своего почти сородича громким угрожающим шипением, не подпуская его близко к своим гнездам, но признали в нем Царя змей и не убили его огнем из пасти. Василиск вытанцовывал приветствия самкам-наседкам, в знак уважения, и взял у них обещание, во что бы то ни стало, не убивать учеников Хогвартса.

В уверениях дракониц, что они выполнят уговор, василиск ни чуточки не сомневался, поэтому простился с ними и спокойно уполз в сторону Запретного леса, чтобы поохотиться и удовлетворив чувство голода, вернуться в логово, поспать еще несколько лет. Или столько, сколько ему позволят эти невежды, сегодняшние студенты великой школы.


* * *

Исчезновение дочери министерского работника и сестры троих старших братьев, все еще учащихся в Хогвартсе, обнаружилось гриффиндорцами не сразу. Лишь к ночи ее однокурсницы, с которыми она делила спальню, забили тревогу.

Староста красного факультета, уведомленная поздно, из-за ее запоздалого возвращения после любовной встречи с парнем из Дурмстранга, сразу побежала будить деканшу. Профессор МакГонагалл спала с затычками в ушах и не услышала громкого стука в двери своего помещения. Бродивший по коридорам, после отбоя, декан Слизерина долго не мог поверить уверениям взбалмошной пятикурсницы из ненавистного факультета и громко над ней насмехался, пока она не впала в истерию и не, потеряв всякое чувство самосохранения, не начала его обзывать и угрожать.

Полчаса спустя гостиная Гриффиндора была похожа на рассерженный пчелиный улей. Братья Джинни, посрамленные и бледные, с опущенными головами слушали причитания деканши и ее заслуженные обвинения в халатности по отношению к младшей сестре.

Профессора Дамблдора к утру убедили позвать ДМП и к завтраку в школе появилась бригада авроров. Они разделились на группы и допросили учеников, которых с Джинни Уизли общались больше всего, учителей и гостей, но никто не мог ничем помочь поискам пропавшей девушки.

Напряженная атмосфера в школе стала еще хуже после появления матери потерявшейся девушки. Молли Уизли со своими громкими криками и безудержным плачем, мешала и смущала работу авроров, но они ее терпели и сочувствовали всей семье Уизли. Все сыновья Артура собрались в замке, чтобы помочь в поисках служителям Министерства магии.

Казалось бы, что мероприятия, связанные с Турниром Трех Волшебников ушли на второй план. Прошумели высказывания, что его надо отменить или отсрочить, хотя бы, но магия Кубка не позволяла ни первое, ни второе, так что все продвигалось одновременно.

Молли ревела и обвиняла всех подряд, но никого конкретно не могла назвать виновным, кроме своих младших сыновей. Артур следовал за женой с покрасневшими глазами, что-то обдумывая себе на уме, но не озвучивая свои домыслы ей. Старшие сыновья Уизли, как могли, поддерживали родителей, но не были в состоянии найти сестру.

Так шло время и осиротевшая семья как бы смирилась с тем, что, если бы Джинни была жива, давно бы появилась, а раз не появилась, значит с ней случилось что-то нехорошее и она, скорее всего, уже скончалась. Молли, даже, оделась во все черное, сильно похудела и горько оплакивала свою любимую дочку, свои несбывшиеся мечты по очистке семьи от обидной клички и свою жизнь в целом.

Директор Дамблдор хотел, но не был в состоянии что-нибудь сделать в направлении нахождения тела девушки. Так, как никого в причастности ее исчезновения невозможно было обвинить, вскоре аврорская бригада вернулась обратно в Министерство, так ничего и не добившись.

Зато, среди учеников пошли слухи о некой самозакрывающейся комнате в замке. Рассказывали друг другу о том, что комната была заколдованна так, чтобы вошедшие в нее люди не могли найти обратный путь наружу и так оставались заключенными в ней навсегда. После своей смерти, конечно.

Никто не смог с уверенностью указать на котором этаже находится эта комната, и как избежать попасть внутри этой ловушки.

Все стали бояться даже своей тенью.


* * *

Настал день первого задания Турнира. Драконицы спокойно лежали в своих гнездах, время от времени согревая яйца струей пламени и не обращали никакое внимание на шумную публику на трибунах. Охранникам, в последнее время, стало неожиданно легко заботиться о драконах, потому что они присмирели, не изрыгали огонь на людей, позволяли к ним приближаться и дотрагиваться до яиц. Такое поведение громадных созданий было им в новинку, но волшебники, работающие с драконами, приняли это как нежданный подарок и медленно снизили свое внимание и осторожность во время выполнения обязанностей.

Чарли Уизли был среди охранников и своего младшего брата Рональда, которого Кубок Огня внезапно выбрал в чемпионы Хогвартса, вовремя предупредил о них. Даже привел его к ним, чтобы познакомить страховидных ящериц со своим братом. Чарли надеялся, что знакомя Рона с ними и рассказывая ему о характере каждой из них, поможет брату выжить и как-то справиться с этим заданием Турнира.

Первым, в заграждение зверей, вошел чемпион Дурмстранга, Виктор Крум, с палочкой наготове. Увидев самку китайского огненного шара, он сразу бросил на нее заклинание Коньюктивус и, пока драконица приходила в себя после временного ослепления, поспешил забрать из гнезда золотое яйцо. Пока Крум бежал к ограждениям, воющая от боли, огромная мамаша начала топтать все вокруг, чтобы придавить вредителя, посмевшего ослепить ее, но его следы исчезли с поля и она топтала собственных детенышей, раздавив пол гнезда. Осознав, наконец, что сделала, она легла поверх разгромленного гнезда и громко заревела от горя.

Решение Крума этой задачи было грязное и некрасивое и ему дали 40 баллов.

За ним, на поле вышла тоненькая француженка Флер Делакур. Она выпустила наружу всю свою вейловскую силу и очарование, надеясь ввести дракона в транс, но ввела валлийскую зеленую драконицу лишь в дремоту. Зато, наблюдающие ее выступление волшебники мужского пола на трибунах, впали в эмоциональный и гормональный транс. Лишь некоторые из мужчин спаслись от ее обаяния и не оказались в числе тех, которым после окончании задания мисс Делакур, пришлось втихую наложить на себя Очищающее заклятье.

Наконец, пришло время выполнить первое задание Турнира трех волшебников и третьему чемпиону, Рону Уизли. Ему пришлось сражаться с венгерской хвосторогой и его били дикие, ничем несдерживаемые судороги страха. Парень, до настоящего момента, не имел представления, как справиться с самым страшным и опасным из троих зверей.

Вышел он на поле боя бледным, вспотевшим и с головой, пустой, как свой, накануне испытания расставшийся с завтраком, желудок. Палочка дрожала в его руке, бросая время от времени пучки искр. В отличии от головы и желудка, мочевой пузырь парень почувствовал переполненным и вот-вот готовым опустошиться.

Почуяв бесспокойство молодого парня, венгерская хвосторога посчитала себя должной приблизиться к нему, чтобы успокоить и демонстрировать свое дружелюбие, подчиняясь данному Царю клятве. Но Рону приближение страховидного создания не прибавило спокойствия, а оказалось последней каплей адреналина в крови и он пустился бежать наутек, спасаясь от зубастой ящерицы. Ткань мантии третьего чемпиона покрылась большими мокрыми пятнами спереди, а чуть позже, и сзади.

Чарли, увидев темные пятна на мантии младшего брата, подумал, что драконица цапнула его и эти пятна — кровь Рона. Страх за брата сподвигнул старшего Уизли, совсем недавно потерявший младшую сестренку, прыгнуть за ограждения и припустить в сторону драконицы, чтобы помочь Рону.

У хвостороги на хвосте водились шипы, а не глаза, и она видеть не видела и знать не знала, что, гарцуя перед публикой, чтобы показать ей свою красоту и несказанное величие, взмахнув хвостом напоследок, пронзила потерявшего чувство самосохранения охранника шипом. И продолжала подпрыгивать, выписывая длинным хвостом, с застрявшим на шипе и брызгающий кровью Чарли, изящные полукольца в знак публике рукоплескать ее дружеского танца.

Но публика, на удивлении расстаравшейся хвостороги, почему-то не хотела рукоплескать, а тот мелкий рыжий трус продолжал припускать, но уже не по краю трибуны, а к ее гнезду. Хвосторога обиженно остановила свой танец, ожидая приветствия неблагодарных двуногих, рассеянно стуча хвостом о землю.

Потом заметила, что некоторых рвало и ее обуревала заслуженная обида. Она так старалась, а они ...

Тем временем, воспользуясь странным поведением драконицы, Рон успел забрать золотое яйцо и спокойно удалиться в направлении шатра, не задумываясь ни на секунду, что за кровавое месиво там, у ее хвоста, болтается.

Десятью минутами позже его уведомили, что он виновен в смерти старшего брата, Чарли. Громко и очень болезненно так уведомили. Сначала его матушка, за ней его несколько раз уведомили братья-близнецы, отец, снова мать и так по несколько раз каждый. После этого Рон, мало чем отличался от трупа Чарли, кроме, разве что тем, что его оставили в живых.

Глава 15.

Рождественский бал чуть не превратился в сплошной провал. Скорбная мина директора Хогвартса, медленная музыка "Ведуней" в ключе Похоронного марша, не способствовали разрядке тягостного настроения присутствующих в Большом зале людей. Смерть охранителя драконов на глазах у всех учеников, учителей и прочих гостей, бросили на праздничную затею организаторов Турнира Трех волшебников покров обреченности. Младшее поколение волшебного мира начало бояться и шепотом, собираясь в группы по три-четыре человека и обмениваться информацией о предыдущих турнирах.

Те триста лет, прошедших после последнего противоборства трех школ, никак не сгладили краски всеобщего ужаса поколений учащихся волшебников, из-за гибели сразу всех чемпионов вкупе с внезапной смертью десяти, никак с Турниром несвязанных, школьников и двух преподавателей. Трагедия, которая и до сих пор тонула в зоне домыслов и догадок.

Исчезновение единственной дочери министерского работника Артура Уизли — третьекурсницы из Гриффиндора, Джиневры, как и смерть ее старшего брата Чарли — бывшего ловца гриффиндорской команды по квидичу, прибывший из Румынии вместе с охранниками драконов, погибший во время первой задачи, не придавали Балу праздничного настроя. Близнецы Фред и Джордж ни с кем не шутили, не балагурили и никому не предлагали свои опасные экспериментальные приколы, а устроились на самом заднем столе, в молчании разделяя компанию лишь нескольких пустых бутылок из-под сливочного пива.

Зал тихо гудел в ожидании чемпионов с партнерами, чтобы дать старт Балу.

Когда входная дверь открылась и пропустила в Большой зал первую пару, все затаили дыхание — мисс Флер Делакур была блистательна в платье цвета серебра, тесно облегающее ее, по-французски хрупкую и тонкую, но всем необходимом оснащенную, фигурку. Лунно-серебристые вейловские волосы свободно развевались по ее голой спине и распространяли сладостный запах дорогих духов. Она шла род руку с высоким парнем из Рейвенкло, который не мог оторвать от нее завороженного взора, и на каждом втором шаге спотыкался.

За ними вошли чемпион Дурмстранга, Виктор Крум, в сопровождении ледяной принцессы Слизерина Дафны Гринграсс. Факт их знакомства остался в стороне от общественного интереса и поэтому, публика таращилась на вторую пару с упавшими от неожиданности челюстями. Белокурая девушка двигалась с изящной, манерной походкой балерины, чтобы ее темно-зеленая бархатная мантия колыхалась, а красивая вышивка сверкала на каждом ее шагу, подняв подбородок и потупив взгляд. В этой паре тоже был завороженный партнёр, им был Крум.

Наконец появился и чемпион Хогвартса Рональд Уизли под руку со своей сокурсницей Лавандой Браун. Красивая, русоволосая девушка в сиреневой мантии прекрасно смотрелась. На фоне своего партнера она была похожа на бабочку рядом с мохнатой гусеницей. Но своим партнером Лаванда, было видно, что гордилась неимоверно, потому что держала его двумя руками и слегла на ним свисала, шагая почти вслепую, потому что смотрела на Рона неотрывно и с пылким обожанием.

Но во что был одет Хогвартский чемпион! Посмотрев на его украшенную кружавчиками мантию, провисевшую не меньше столетия в пыльном уголке магазина поддержанной одежды, студенты троих школ впали в когнитивный диссонанс и заметно повеселели, обмениваясь колкостями и шутливыми замечаниями в адрес Рона и семьи Уизли в целом. Знал бы чемпион Хогвартса, как хорошо скажется его шутовской наряд на настроение Рождественского бала, не стал бы так убиваться насчет скупости своих родителей, которые утонув в пучине своей скорби по умершим детям, забыли о тех, кто были еще живые.

Странный разговор между двумя, нарядно и со вкусом одетыми студентами Хогвартса, в самой гуще зыркающей на чемпионов толпы зрителей, остался ею незамеченным. Выросший темно-русый парень, все еще слегка полный и с застенчивым детским выражением на лице, слушал шепот своей подруги, индианского вида девушки в бирюзовом сафари и с длинными темными волосами, намного ниже пояса.

— Невилл, — обратилась она к своему другу, — ты видишь то, что вижу я?

— Если ты о том, что наша сокурсница Лаванда висит на руке Рона Уизли, да.

Девушка слегка поднимается на пальцах ног, чтобы лучше посмотреть нереальную картину и снова комментирует увиденное:

— Невилл, как так можно? До вчерашнего вечера Лаванда и не думала никоим образом общаться с рыжим придурком, а сегодня уже его обожает. Скажи, в верном ли направлении рассуждаю?

— Мне кажется, что да, Парвати. Тут дела нечисты, но я не вижу, как этот факт нас касается.

— Невилл, ты всегда такой незаинтересованный, но Лаванда моя подруга. Как мне ей помочь?

Девушка, которую назвали Парвати, не отрывает жгучий взгляд черных глаз от парочки сокурсников и нервно притоптывает ножкой.

— Я думаю, что он подлил ей что-нибудь или дал ей в руки какую-нибудь еду с Приворотным, не меньше того, — предполагает она вслух.

Парень, Невилл задумывается, и на минуту-две отсутствует от разворачивающегося в Большом зале праздника, утонув в своих мыслях. Наконец, найдя в себе какое-то решение, он незамедлительно озвучивает его своей подруге:

— Подождем вступающего танца и, когда все перемешаются, найдем их. Я отвлеку внимание Рона какой-нибудь ерундой, а ты займись с Лавандой.

— Она будет упираться, — начала Парвати.

— Если хочешь спасти свою подругу от пут Предателей крови, оглуши ее. Но она должна быть осмотрена мадам Помфри и приведена в порядок.


* * *

Альбус Дамблдор ждал появление привлекших его внимания студентов Дурмстранга — тех, кто были подопечными Люциуса Малфой, с нетерпением. Директор британской магической школы надеялся, что ему удастся отловить отпрыска Блэков наедине и сладкими уговорами убедить его, что ему, уроженцу туманного Альбиона, будет гораздо интереснее учиться в Британской магической школе, а не в том далеком (и неподвластном его влиянию) крае.

Но подростки приехали не одни, а в сопровождении четы Малфой и вездесущего министра магии, Корнелиуса Фаджа. Весь вечер Леди Нарцисса Малфой отдалась, на первый взгляд, сплетням с хогварсткой Железной троицей — профессоршами Лонгботтом, Марчбэнкс и Бэгшот, ввергая заместительницу директора, Минерву МакГонагалл, в дикую ревность и обиду.

Трое старушенций, собрав посеребрённые головы, перешептывались с Нарциссой, которая им и в качестве молоденькой внучки годилась бы, но никак не в сверстницу-подружку, обходя взглядами присутствующих и, было видно, всех обсуждали и всем перемывали косточки. Никто из окружающих не мог услышать из этого разговора ни словца, потому что старые проказницы подстраховались наложить на себя Муфлиатто. Но то, что любое передвижение профессора по ЗОТИ, бывшего Главы Аврората Британского министерства магии, Аластора-Бешенный глаз-Грюма, хотя бы одна из них прослеживала, каждый мог заметить.

Если, конечно, стал присматриваться к ним. Кто-то, все-таки, заметил необъяснимый интерес старых дам к профессору-калеке.

Медленное протискивания Грюма между танцующей молодежи в направлении выхода зала, не ускользнуло от пристального внимания троих профессорш и они, увлекая за собой и стиснувшую в линейку губы Нарциссу Малфой, с видом незаинтересованной небрежности, последовали за ним.

Стук деревянной ноги спешащего к своим помещениям отставного аврора женщины слушали, следуя за ним, во всем протяжении до его комнаты, но он внезапно прекратился, когда звонкий тенор молодого мужского голоса выкрикнул:

— Петрификус Тоталус! Инкарцеро!

Несмотря на пожилой возраст и отсутствие достолепия в подобном развороте, четверо дам бросились бежать трусцой к месту событий. Там, над распростертым на голом каменном полу, онемевшим и опутанным черными веревками телом Аластора Грюма, нависал частично невидимый молодой темноволосый парень.

— Гарри, что делаешь вне Большого зала? — раскричалась побелевшая от испуга леди Малфой.

— Подстраховал вас, тетушка, — повеселев, смотря на выдыхающиеся дам преклонного возраста, ответил ей парень и снял с себя мантию из удивительно струящейся материи.

Леди Августа Лонгботтом впала во временную дыру, проследив как из-под ткани начали появляться второе плечо, рука и нижняя часть тела парнишки. Картина снимания Мантии-невидимки вернула ее почти двадцать лет назад, когда, приходя погостить у них, в Лонгботтом-мэнор, другой такой же темноволосый парень, гриффиндорец Джеймс Поттер, красовался своим, артефактом, унаследованным после смерти отца. Имя, с котором Нарцисса обратилась к молодому человеку, подействовало как ключ, который открыл тайный ларец и оттуда пролился свет, который осветил картину и поставил все по своим местам. Леди Августа выпустила вздох и завороженно присмотрелась к нависшему над Аластором парнишке. В ее голове начала сформироваться какая-то идея.

"Нарцисса назвала его "Гарри" — наверно, это ее племянник Гарольд Блэк, признанного сына Регулуса. Но, объясни мне, добренький Мерлин, как артефакт Поттеров оказался в руках Блэка? Или это ... не может быть! — подумала она и внезапно спохватилась. — Надо сразу замять, замять к чертовой бабушке, иначе от Альбуса не отвяжемся!"

Августа была пожилой, можно сказать даже, уже старой, но возраст и горе за единственного сына и его жены, уже столько лет пребывающие в закрытой палате Св. Мунго, затронули только здоровье ее тела, но не ее ум. Она очень быстро собрала два и два и сделала совершенно правильные выводы, которые ей несказанно понравились. Поддавшись веселью она, неожиданно звонко и заливисто рассмеялась.

Смеялась, пока слезы не потекли из ее глаз, и она начала судорожно всхлипывать, из-за нахлынувшего шквала эмоций. Остальные старушки почуяли что-то и впали в собственные, не озвученные расследования. Гризельду Марчбэнкс и Батильду Бэгшот не за красивые глаза студенты Хогвартса любили и, в некоторой степени, обожали — отличались они отменным умом, эрудицией и памятью, полной тысячу фактов и примеров.

Они начали вертеть головы, поглядывая то на парня, то на побледневшую Нарциссу, то на глотавшую слезы и, все-таки, смеявшуюся Августу, то друг на друга. Понимание пришло одновременно в головы старых волшебниц и они, задорно сверкнув глазами, напоследок, стали кивать головами в удовлетворении.

Тихое кудахтанье старушки Бэгшот присоединилось к захлебывавшейся смехом профессора Лонгботтом, а секунду спустя и тоненькое попискивание мадам Марчбэнкс, составила им компанию.

— Нарси, — сказала, отсмеявшись, бабушка Невилла, — надули вы Волшебный мир сполна ... Хихихи.

— Надули, это ничего, они его затрахали почти до смерти, — присоединилась к ней, и преподавательница по Истории магии, профессор Бэгшот. — Я три года жду этого момента, боялась, что не доживу.

Нарцисса посмотрела укоризненно своего племянника и от этого взгляда ему стало не по себе. Медленно, его щеки покрылись красными пятнами стыда, и он начал переступать с ноги на ногу от смущения.

— Тетя, прости мою оплошность, но я побоялся, что если этот хмырь войдет в комнату, на свою территорию, мы его упустим и до утра к ним не доберемся. А, если доберемся, он добровольно нам в руки не сдастся.

Мадам Марчбэнкс выступила вперед, обходя растянувшегося колодой на полу профессора по ЗОТИ и поставила свою тонкую старческую руку на плечо темноволосого парня.

— Гарри, — начала было она, но вовремя спохватилась, что она ему не преподаватель и незнакома этому молодому волшебнику, и продолжила официальным тоном. — Мистер ... Блэк, мы все дадим Непреложный обет нераспространения вашей тайны, но, просите нам, старушенциям, некая догадка нас настолько обрадовала, что возликовали слишком несдержанно. Спасибо, за пережитый из-за вашей оплошности, момент счастья, дорогой. Думаю, вам нечего нас бояться.

Время, необходимое для закрепления непреложного обета, заняло лишь нескольких минут. По прохождении этого периода легкое шевеление, со стороны оглушенного Аластора Грюма, привлекло внимания женщин и парнишки. Что-то странное стало происходить с его внешностью и леди Малфой крикнула:

— Гарри, открывай дверь — он начал возвращать свою внешность!


* * *

В Большом зале, тем временем, разразился скандал не меньшей силы.

Час спустя начала общих танцев, во время которых молодежь, не беря во внимании наложенного руководством Хогвартса официального траура, веселилась и скакала, школьная медиведьма мадам Поппи Помфри, изображая собой тропический тайфун, вихрем ворвалась в Большой зал. С новостью устрашающей силы. Об отравлении чистокровной ведьмы с факультета смелых и отважных, факультета Годрика Гриффиндора, Приворотным немереной концентрации, из-за которой девушка впала в приступ "панического недомогания". Так, цензурированно, назвала Мадам Помфри истерию сексуального характера и невоздержанные крики мисс Лаванды Браун, которая вопила во всю глотку, что хочет милого Во-Вона прямо сейчас, голого и готового к действию.

Колдоведьма тонула в пучине стыда и краснела от смущения, что ей пришлось рассказывать скандальные подробности во всеуслышание перед навострившими уши мужчинами из преподавательского состава трех школ, министерских и перед престарелым директором, в добавок.

Альбусу Дамблдору эта "новость" пришлась, как последняя капля дурного везения — так не вовремя Поппи ее огласила. Он и не думал, что его затея с Приворотным раскроется. Молодой Рональд ... Да сколько капель он должен был добавить в сок девушки, чтобы ... как бы то ни было. Подробности были пагубные, и Дамблдор вдруг осознал, что ему придется — так или эдак, отвечать за нарушение ТОЙ клятвы. Внезапно, он почувствовал внутри себя приступы паники. Прежде чем подняться со стула, чтобы убежать из Большого зала, скрыться в своём кабинете и пережить волну отката, его рвануло и он начал оседать на пол. Кто-то подхватил старого колдуна под мышки чтобы тот не упал на глазах веселящихся учеников, помог положить его на носилках и понести куда-то. Мерное покачивание убаюкало старого волшебника и он утонул в темной, теплой и влажной глубине, где не существовало направления, время и других людей, которые стали бы судить его поступки и отвергнуть его решения.


* * *

После Рождества, студенты разъехались на каникулы, чтобы отдохнуть после напряженного семестра, разукрашенного исчезновениями, смертей, новым заболеванием директора Дамблдора, сплетен.

Два дня спустя Сочельника, экстренный выпуск "Ежедневного пророка" вышел, чтобы взорвать новую за эти три-четыре года, бомбу.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Пожиратель Смерти при помощи Оборотного становится профессором по ЗОТИ в Хогвартс. Директор Альбус Дамблдор подмену не замечает

В школе колдовства и чародейства Хогвартс, во время Рождественского бала, леди Августа Лонгботтом, аврор в отставке, а в настоящем, профессор по Этикету и знакомству с обществом магической Британии, вдова и регент рода Лонгботтом, вычислила и задержала известного Пожирателя Смерти, Бартемиуса Крауча-младшего, который прятался под личиной Аластора-Бешенный глаз— Грюма.

В ходе расследования и разразившегося скандала стало известно, что бывший Глава Аврората, Бартемиус Крауч-старший, сам осудивший и упрятавший за стенами Азкабана своего единственного сына, умер от его руки. Тело старшего Крауча нашлось на опушке Запретного леса.

Ваш корреспондент, Ритта Скиттер, уверяет вас, что Барти Крауч-младший в его камере в Азкабане поменялся со своей больной матушкой под обороткой и, оставив ее умирать, последовал за своим отцом, с коим жил под заклятьем Империуса последние десять лет. Эта информация — истина в первой инстанции. Пожиратель Крауч освободился из-под Империуса и заманил своего врага, Аластора-БГ-Грюма — того, который его арестовал и предал в суд Визенгамота, в ловушку. С первого сентября до Рождественского бала Барти скрывался под Оборонтым зельем в Хогвартсе, под личиной друга и соратника директора Альбуса Дамблдора, используя волосы настоящего Грюма, проживающий в его многокамерном чемодане.

Наши доблестные авроры сразу, после Патронуса профессора Лонгботтома, появились в Хогвартс и арестовали восстановившего свою настоящую внешность Барти Крауча-младшего.

Известие о подмене лучшего друга и соратника, приверженцем Сами-знаете-кого, не достигло до ушей директора Дамблдора, потерявшего, ранее тем вечером сознания, из-за другой пренеприятной новости во время бала. Школьная колдоведьма, известная всем мадам Помфри, установила, что школьнице четвертого курса было подлито в пищу Приворотное зелье в больших, в несколько раз превышающие необходимую дозу, количествах и девушку отправили в Св. Мунго на лечение. Весть о такой невежественности застала Альбуса Дамблдора врасплох, и он упал в бессознание.

Директор Хогвартса тоже находится в Св. Мунго на лечении.

Предстоит расследование по обеим событиям. Ждите эксклюзивные новости от меня, вашей Ритты Скиттер.

Глава 16.

Что за тайна заключена в золотом яйце Рону раскрыть не помог никто и он до последнего маялся в догадках. Близнецы, если и догадывались о чем-то, молчали и с братом-чемпионом не делились. Таких озабоченных и молчаливых никто, кто хоть однажды видел Фреда и Джорджа "в действии", их не узнавал. Для всех, кто учился в Хогвартсе, они до недавно были еще теми затейниками, балагурами и приколистами, наследники первых Мародеров, от которых близнецы старались не отставать ни на шаг.

Что-то с ними случилось после исчезновения сестренки и оно навсегда стёрло веселье в глазах парней. Смерть Чарли их сломала.

Но то, что их угнетало, было не столько горе от потери сестры и брата, сколько некая обреченность и примирение, так несвойственно их огненных натур. Фред и Джордж перестали дразнить собеседников, в шутливой манере перебрасывать друг другу реплики, от чего ставили в ступор и друзей, и преподавателей, и недругов.

То и дело, они изолировали себя от друзей в самом укромном уголке гостиной, где и перешептывались о чем-то настолько секретном, что окружали себя заклинанием Муфлиатто. Их сокурсник и общий друг Ли Джордан тонул в догадках — таких он близнецов еще не видел, но списывал их поведение на траур и не стал мешать им пережить горе.

Иногда, поздним вечером, когда все расходились и в гостиной Гриффиндора не оставал никого, Фред вытаскивал из кармана мантии порядком потертый пергамент и снова, и снова перечитывал его вслух, чтобы Джордж слушал вместе с ним то письмо отца, которое он прислал их сестре Джинни, пока та была еще среди них.

"Милая доченька,— писал Артур Уизли, -на твоих плечах лежит тяжелая ноша — спасти нас от клички "Предателей крови". Тебе нужно привлечь внимания молодого наследника лорда Люциуса Малфоя — Драко, и настолько серьёзно, чтобы он в тебя влюбился и сделал тебе предложение руки и сердца.

Нам сердце молодого Драко никчему, нам нужна его рука, т.е. чтобы ты стала следующей леди Малфой. Чтобы помочь тебе в твоей нелегкой задачи, я дарю тебе наследственную вещь твоей бабушки Цедреллы, которую она принесла из своего в наш дом, когда выходила за дедушку Септимуса. Это золотая брошь, да не простая она, а волшебная. Матушка, передавая ее мне, назвала ее Брошью Медеи. Девушка или женщина, которая владеет эту вещью, становится Хранительницей семьи. Внешне она меняется, превращаясь в прелестницу и все мужчины стараются ей понравиться, чтобы она их выбрала в партнеры или в мужья. Чтобы брошка стала твоей, надо об неё уколоться и дать ей свою кровь.

Но не только тебе достанутся красота и везение, ими ты порадуешь и всех своих братьев, популярность которых среди девушек сразу подскочит до небес. Они быстро должны найти себе пару, чтобы создать наследников, потому что, доченька моя, все имеет свою цену.

А цена будет тяжела.

Сразу, как твой Драко сделает тебе предложение, с братьями начнут случаться несчастья, которые будут стоить им жизни. Все они должны умереть из-за проклятия нашего предка, только так кличка "Предателей крови" сотрется с нашей фамилии, вместе со смертью всех нас, мужчин Уизли.

Джинни, я знаю, ты умница и красавица, и примешь правильное решение. Только у тебя есть возможность освободить от клеймящего пятна семьи. Но, даже если ничего с Драко не получиться, не горюй. Однажды твоей дочери, м.б., повезет со следующим Малфоем и у нее не будет братьев на убой. Решение у тебя в руках. Я поддержу любой твой выбор.

Приказываю тебе, храни брошку ото всех, доченька. Ни в коим случае к ней не допускай своих братьев, потому что она уколет любого, кто коснется ее. Если дотронулся мужчина/парень, с ним произойдет страшная метаморфоза. Тот Упырь на чердаке в Норе, это мой старший брат, Рэджинальд. Береги братьев, потому что есть судьба страшнее смерти!

Если броши коснется девушка/женщина, брошь становится ее брошью и вместе с брошью от нас снова, уйдет везение и удача и твои братья, скорее всего, так же погибнут.

Люблю тебя. Отец."

После очередного прочтения письма, близнецы долго удрученно молчат, бледные, испуганные. Потому что их сестра потерялась, ее тела не нашли, а это указывало только на то, что роковая Брошь Медеи ускользнула из семьи Уизли.

Но в чьи руки попала волшебная брошка?


* * *

Гермиона ждала предложений со стороны родственников по поводу золотой вещицы, спрятанной в стеклянном футлярчике, в руках и под пристальным вниманием, настоящий момент, четы Малфой.

Люциус не смел приближаться к опасному артефакту, услышав от племянницы все подробности о нем, в основном, ту ее часть, в которой говорилось что произойдет с неосторожным мужчиной, бравшим в руки все, что блестит.

Зато Нарцисса проявляла заметный интерес.

— Говоришь, что всем, кто с тобой связан кровью — т.е. моему мужу и сыну, жизнь станет легче и счастливей, им будет везти неправдоподобно и они станут красивей? — спросила пытливо волшебница постарше с некоторым подозрением. — Хэтти, я не знаю, будет ли красота наших мужчин нам в счастье.

И она впилась взглядом в лицо Люциуса, чтобы поискать любые изменения в том направлении в нем. Хм, лицо как лицо, он всегда был жгучим блондином, на котором липли взгляды представительниц волшебного мира от пяти до стопятилетнего возраста. Леди Малфой вздернула плечами, не заботясь о вещах, над которыми она перестала трепаться, после стольких лет супружеской жизни в любви и верности с самым привлекательным мужчиной магмира.

— Цисси, не надо, милая, — ухоженная рука Люциуса ложится на колено жены и он всматривается в ее потревоженные глаза. — Я тебя люблю, мы поженились магическим браком, нас никто и ничто не разделит. Подумай о Драко. Он будет счастлив, его жена будет обожать его, у них родятся много детей, наш род разрастётся и возвысится, наша племянница в любви с другим нашим племянником. Что еще тебе нужно для полного счастья?

— Чтобы та статуя в подземельях взорвалась к чертовой бабушке! — со всего сердца бросила Нарцисса. Все трое рассмеялись ее необычной вспышки.

Когда отсмеялись, на лицах троих опустилось выражение глубокой задумчивости и тишина легла в кабинете хозяина Малфой-мэнора. Гермиона первая нарушила ее, со вздохом вставила:

— Будем думать, Нарси. Будем и дальше думать.


* * *

Заместитель директора школы Хогвартса, с чувством вины рылась в столе своего друга и наставника, с Рождественского бала пребывающего в Св. Мунго на лечении. После вчерашнего визита в специальном отделении в больнице, она застала его выздоровевшим и бодрым, но врачи его не отпускали, оправдывая своего решения тем, что профессор Дамблдор весьма пожилой и ему нужен покой, чтобы восстановиться насовсем.

Увидев Минерву МакГонагалл, престарелый директор обрадовался, как маленький ребенок своей матушки.

— Минерва, ты принесла мои лимонные дольки? — спросил он сразу, как увидел ее у двери комнаты.

— Какие дольки, Альбус? Ты забыл, что на входе в твой кабинет стоит пароль? Как мне в него войти? — удивилась она неожиданному вопросу директора.

— А? Разве не помнишь, что пароль Клюквенные леденцы?

— Нееет! Когда удосужился поменять старый на этот? — губы старой преподавательницы утончились неодобрительно в линию, но ее глаза повеселели. Он был таким всегда, Альбус Дамблдор — добрый веселый дедушка. Напридумывает такое, что сама не понимаешь: вырос ли он с возраста десятилетнего мальчика.

И вот, сейчас, она роется, чтобы найти в ящиках рабочего стола, те специальные лимонные дольки, которые изготавливают на заказ в известной только Дамблдору, немецкой кондитерской, с начинкой, смешанной с зельями, поддерживающие здоровье и ясность ума старому директору.

Картонная коробка с надписью "ЛИМДЭЖ" * нашлась в самом нижнем ящике, а под ней лежала папка красного цвета с огромными буквами на ней — "ГДжП".

Взяв коробку, Минерва закрыла ящик и сделала два шага в направлении двери, но за время, что она сделала эти два шага, шестеренки в ее голове сами завертелись и перевели на понятный язык аббревиатуру на папке — Гарри Джеймс Поттер.

Минерва застыла на месте.

Подумала.

В ее голове все перемешалось, мысли и отрывки событий завертелись в неведомом танце, водимые своей внутренней логикой. Она не пыталась вмешиваться, а пустила все на самотек. Не в первые с ней такое случалось, когда логика уходила покурить в сторонку, а ее водила чистейшая интуиция.

Стала оформляться какая-то идея, что-то связанно с тем несчастным мальчиком, сынишки ее учеников, Джеймса и Лили Поттеров. Зачем Дамблдор все еще думает о маленьком ... стоп! Уже не маленький, если он живой, Гарри Поттере? Знал ли директор что-то, что могло пролить свет на странное исчезновение Надежды волшебного мира? Возможно, очень, даже, возможно. Ну, почему бы не посмотреть, что в той папке собрал Альбус?

Достиг до этого сакрального вопроса, Минерва не стала медлить, а повернулась назад, открыла заветный ящик и, вытащив красную папку на стол, присела на кресло Дамблдора и углубилась в чтение.

Часом позже, познакомившись со всеми документами, актом о рождении Гарри, завещаниями его родителей и их родителей, с письмами из Гринготтса, с записками Петунии Дурсль, сестры Лили Поттер и с теми, подписанными некоей А. Фигг, с выписками из школьных дневников маггловской школы, где учился Гарри до поступления, хотя он и не поступил реально, в Хогвартс и прочие, и прочие, заместительница директора выглядела довольно разгневанной и раздраженной.

Взмахом палочки она скопировала все документы из папки, которые собрала в другую, пустую, найденную среди прочих бумаг на столе Дамблдора.

С уменьшенной папкой в кармане и коробкой в руках, она шагнула в зеленое пламя зажженного камина директорского кабинета.

Вышла из камина в приемной Св. Мунго.

— Минерва, ты принесла мне лимонные дольки, те, которых я тебя указал? — встретил ее появление лежащий на больничной кровати белобородый колдун.

Профессор МакГонагалл бросила ему на одеяло коробку со сладостями, которые загребущие костлявые руки Дамблдора схватили на лету и сразу вытащили горстью пахнущих лимонами желейные полумесяцы и он стал заталкивать их в свой рот, не заботясь о манерах.

Посмотрев на это безобразие минуту, Минерва прокашлялась и ледяным голосом заявила:

— Альбус, нам надо поговорить!

Но Альбус Дамблдор не стал обращать внимание своей заместительнице, а поев свои обработанные эликсиром жизни дольки и ощутив прилив энергии в жилах, вскочил с палочкой в руках, трансфигурировал свои больничные одежды в длинную красную мантию, уверенным шагом, отстранив ошарашенную Минерву со своего пути и вышел из палаты.

Она нашла его десяти минут спустя в директорском кабинете, заглядывающим в тот ящик, где пребывала папка с документами, повествующими о жизни Гарри Поттера в маггловском мире.

Увидев выходящую из камина Минерву, директор напрямую встретил ее словами в упор:

— Будь готовой, чтобы призвать молодого мистера Лонгботтома ко мне вечером перед вторым испытанием.

— Но, Альбус, Августа нам этого не простит! — воскликнула пожилая волшебница.

— А мы найдем ей задание вне школы, чтобы она узнала постфактум, — сказал Дамблдор, думая, что этим успокоит свою заместительницу.

Но только раздул ее сомнения.

— Она нас — нет, она тебя за это убьет.

— Пусть убьет, но я так решил.

Сказав эти слова, больше не обращая внимание Минервы, Дамблдор удалился в свои комнаты приготовиться к выполнению экстренного плана победы. Надо было тепло одеться, потому что ему предстоял длинный, с несколькими аппарациями, и неизвестно в плане продолжительности переезд в Литлл Хенглтон.

В дом Гонтов.

Глава 17.

Альбус Дамблдор

Я знаю, что Бог — Судьба или, как там его, Злой рок, быть может, сводит счеты и все выровняет. За долгую больше чем век жизнь я понял, что любое неравновесие создает в Мироздании потоки, которые его уничтожат. Поэтому всю свою сознательную жизнь стремился к всеобщему благу магов и магглов. Но ни те, ни другие меня не понимали, и всеми силами мешали моим стремлениям к лучшей участи. Каждый из них имел в голове собственные представления о личном счастье. Зубами и ногтями боролся только о себе любимом, не видя Общей картины. Своими ничтожными мозгами обыватели Магмира никак не осознают, что любой их успех однажды возвратится камнем в их собственный огороде. Что говорить о магглах, которые в том направлении ничего не смыслят, и надо их, как овец, направлять, чтобы они не упали в ловушку собственных иллюзий.

Целый век я стремлюсь ухаживать за всеми, забыв о личном, устраивать им легкую и беззаботную жизнь. И что получаю я, когда нуждаюсь в помощи? Упреки. Бессмысленные попытки устраивать мир под эгоистичными стремлениями к личному и семейному благополучию.

Ничтожества! Букашки! Да что в сравнении с Общим Благом их муравьиные закидоны возвысить муравейник? Кто я и, кто они? Где я, а где они?

Сравнивать орла с червяком, да ни за что!

Устрою я им феерическую ловушку, все окажутся у меня в кармане. Будут прыгать в моем блошином цирке, как миленькие.

Так-так, а вот и тайник Тома. Фу-у-у, как фонит от него!

Вокруг защита устроена по учебнику, все тут так, как надо. И как мне распотрошить все это, если я не парсельмаут, скажите?

Правильно, моей любимицей — Старшей палочкой, с таким виртуозным финтом выигранной у Геллерта.

Взмах! Как жжет зарраза, силен, силен был парень, должен признать. Все-таки, происхождение не водичка. Таких должно уничтожать, чтобы не угрожали лучшую участь обычных, добрых людей, вроде Артур и Молли, Мунгундуса, Северуса ... Ань, нет. Насчет Северуса загнул палку, его тоже нужно уничтожить, когда его полезность выдохнется.

Эх! Том! Том! Куда тебя, черт тебя подери, занесло? Где пропадал ты последние два года?

А! Наконец-то, вот шкатулка, в которой он спрятал кольцо предков. Кольцо Перевеллов. Хех, быть настолько одаренным, настолько талантливым, красивым и так легко поддаться уговорам испоганить семейное достояние. Сделать из Дара самой Смерти крестраж, ей на зло. Мерлин и Моргана, насколько удачно и вовремя я выбрал себе карьеру! Быть преподавателем, добрым и уступчивым в глазах маленьких гаденышей — это означает владеть Миром! Кто не видит картину будущего, тот сам себе дурак.

Министерские, те же имбецилы, как и сидящие в зале Визенгамота пустоголовые выскочки. Правильно предвидел я возможность однажды пасть им в руки и снизил уровень обучения и осведомленности в Волшебном мире. Хехе, Непреложный обет, который меня заставили дать им, касается только учеников Хогвартса! На-на-на-на-на-на! Все остальные, однако, так и остались на моих охотничьих полях.

Последняя защита, та, которая на шкатулке, жалит как бешенная оса, но терпимо. Цель оправдывает средства, потерплю.

Гомункулус давно готов и ждет свое наполнение, крестража надо забрать любой ценой. Ауч!

Вот и он, перстень Смерти! О, какой он неприглядный, ни камушек драгоценный, ни ободок золотой. Ну, хоть бы серебряный, но нет. А как тянет поставить на палец, как манит ...

Может быть, хоть на минуточку, посидит у меня на, да хоть на безымянном пальце, согреть его и он изменится во что-то другое? Попробуем, попробуем.

Аааааа, да что это такое, что за ... черт, черт, черт! Что за черные пятна появляются на руке из гребанного кольца? Снять, снять его!

Почему, почему мне стало так не везти, Господи?


* * *

Десять минут после того, как директор вышел из камина собственного кабинета, сигнализация входной двери оповестила, что кто-то из его подчиненных будет капать ему в мозги о чем-то, что в данный момент, он не был готов выслушать. Но права на выбор у него не было, потому что, сразу после стука, дверь открылась и внутрь, без спроса и разрешения, вошла его заместитель, Минерва МакГонагалл в сопровождении смутно знакомого взрослого мужчины.

— Альбус, — начала без вступлением Минерва, — к нам пожаловал мистер Браун и настаивает на объяснении, угрожая, что подаст иск в суд на школу за пренебрежение здоровьем его ребенка.

Нападение деканши Гриффиндора с места в карьер застала директора врасплох. Из её скудных, объяснений, он не понял, о чем таком ужасном идёт речь, чтобы сразу подавать иск в Суд, и он стал подслеповато мигать из-за очков-половинок, ничего не соображая. Вкупе к этому, у него страшно болела рука. Пульсации острой боли шли от кольца на безымянном пальце правой руки и постепенно двигались вверх к локтевому суставу. Альбус не смел себе представить, что визуальная картина почернения точно повторяла те жалящие ощущения.

— Минерва, позови сначала Северуса, — простонал директор и упал назад на свое кресло за рабочим столом. — Быстро!

— Но мистер Браун ... — начала возражать заместитель МакГонагалл, но ее вопли прервал глухой голос начальника:

— Мистер Браун подождет.

Мистер Браун аж подскочил, услышав эти слова, весь покрывшись алыми пятнами гнева.

— Как Вы смеете, директор Дамблдор, пренебрегать моей единственной дочерью. Моя Лаванда попала в Св. Мунго из-за вашего недосмотра, вашего и вашей заместительницы, которая, так же и декан моей доченьки.

Голос мужчины оказался зычным и мощным, к нему вплелись дикие вихри магии и возмущения — стекла окон и буфетов взорвались и рассыпались в мелкую крошку на полу.

— Репарро! — на автомате сказала Минерва МакГонагалл, мельком проследив восстановление стекол. — Как я могла бы уследить такой незначительный инцидент, мистер Браун? Приворотное льется в Хогвартсе, сами знаете, как тыквенный сок во время пищи.

— Мадам, я хорошо это помню. Но тот факт не из моих любимых воспоминаниях, потому что Приворотным пробовались увести мою Селестину не единожды. Но дозу, в четверо превышающей предельную, никогда. Сегодняшние ученики одни придурки! За чем вы следите? Если не за теми "Три О", как нам говорили — Образованием, Обучением и Осведомленностью, а? Мадам? Что вы на это ответите?

Декан Грифиндора сначала покрылась красными пятнами возмущения, затем, к концу выступления мужчины, лицо ее резко побледнело, и она начала судорожно глотать воздух и держаться за сердце.

Все еще сидящий в своем кресле директор Хогвартса, с отсутствующим видом, убаюкивал свою правую руку, и он тихо стонал, очевидно, ничего не замечая из разыгравшейся ссоры.

Мистера Брауна не интересовало ни бесчувствие к его горю директора, ни показные приступы недомогания заместительницы. Он хотел узнать правду об инциденте с дочерью и, если на том пути кто-то умрет, пусть и умрет.

— Кто, кто дал Лаванде Приворотное? — наставив палочку на Минерву взревел он. — Не молчите, а то прокляну к чертовой бабушке, вас обоих!

— Мистер Браун, убавьте свой гнев, надо понять парня. Он хотел так, как лучше. Это просто случайная ошибка ... — подал слабым голосом директор.

Его жестко прервали. Мужчина неожиданным прыжком оказался на корточках поверх стола Дамблдора, схватив того за длинную пушистую бороду и стал трясти его голову в такт своих слов:

— Слушайте сюда, мистер Дамблдор! — глядя в помутневшие от встряски глаза старика, отчеканил мистер Браун. — Лаванда моя единственная дочь и, к сожалению, такой и останется после тех семи лет регулярного отравления всевозможной бурдой в Хогвартсе. Если она не поправится и не придет в себя, если я не увижу ее такой же адекватной, какой я вам её вручил обучать на первом курсе, я вас двоих уничтожу. Я два месяца ждал, чтобы она поправилась и пришла в норму, но — нет! Она так же плоха, как ее в Мунго и доставили — воет белугой и просит о каком-то "Во-Вона". Кто он, чтобы я ему оторвал все хозяйство с потрохами? Убью его! Вас — тоже! На хрен! И меня никто в этом обвинять не будет. Кто. Дал. Моей. Дочке. Приворотное.

Сзади Минерва подала дрожащим голосом:

— Ммммистер Ууууизззли ...

Не оборачиваясь, все еще сжимая в руках директорскую бороду, мужчина процедил сквозь зубы:

— Кто именно из всего тараканьего гнезда?

— Младшший. — ответила ему деканша Гриффиндора.

— Рональд? — одним глазом уперся в дрожащую женщину мистер Браун, слегка повернувший свою голову, Минерва чуть присела от хлынувшей на неё ненависти бывшего ученика. — Тот, который оправдал своим поведением наименование своего дома?

Нижняя губа Минервы мелко-мелко затрепетала, а в ее, слегка-навыкате серых глазах, появились слезы. Не могла вынести осуждение отца своей ученицы, она только кивнула, и быстро отстранилась с его пути, когда он энергично прыгнул со стола и в два шага скрылся за дверью директорского кабинета.

— Альбус, мне надо идти, чтобы предотвратить самосуд над мистером Уизли, — начала она. Но полный страданий стон директора привлек, наконец, ее внимание. — Альбус, что с тобой?

— Позови Северуса, немедленно!


* * *

Рональд Уизли

"Прыгать в Черное озеро? Зимой?— думал чемпион Хогвартса Рональд Уизли. Как в последние время он начал настаивать, чтобы его так звали друзья — больше никакого Рона, только Рональд, эээх! -Какого х — , пардон, черта, напридумывали организаторы Турнира, пихать их, ЕГО, в почти замерзшею воду, в феврале, доставать что-то или кто-то? Близкого? И что или кто может быть ему, Рональду, настолько близким, чтобы тот, в угрозу себя и своему здоровью, прыгал к русалкам искать его?"

Вдруг, перед внутренним взором самого младшего, живого по-настоящему — Уизли, появился образ плачущей сестренки Джинни. Маленькой сестренкой, пяти-шестилетней, а не такой женственной, какой напоследок видел и помнил ее Рон.

Джинни! Ярким светом могущественного Люмоса, в голове, шагающего в сторону башни Гриффиндора парня, представилась гениальная задумка исчезновения его сестры.

"Так-так, вот как обстоят у нас дела!— порадовался своим открытием рыжий чемпион Турнира. -Спрятать Джинни, чтобы все начали, и я тоже думать, что с ней случилось плохое, чтобы все о ней страдали и убивались, а в действительности, ее упрятали. И вот, прихожу, т.е., приплыву я, Рональд Уизли — герой и умница, спасаю ее от злостных похитителей, и выставляю глазам родителей. Как будут они благодарны мне!"

Жаборосли приятно пригрели тело сквозь ткань штанов.

То, что его застигло, повеселевшего от своих фантазий чемпиона Турнира он так и не понял. Огромного размера кулак ударил его между глаз мощью десяти Авад, разбил его вздернутый нос в лепешку и моментально отправил в море боли и забвения.

Рональд, к его счастью, перестал дальше ощущать удары уже ногами в тяжелой обуви себе в почки, в пах ... в основном, в пах. Его обидчик оставил рыжика еле живого, чтобы не попасть под прицел — нет, не Суда и нет, не его братьев, а собственной гриффиндорской совести.

Нашелся чемпион Хогвартса чуть позже своими же друзьями, которые шли к себе в гостиную красного факультета и отнесли его в Больничное крыло на спасения школьной медиведьмы. Мадам Помфри состояние избитого Рональда порядочно напрягло, но не возмутило. Этого от отца мисс Браун, которая лечится от передозировки Приворотным в Мунго, Поппи ждала. Честно говоря, она бы не удивилась, если Рональда постигла смерть, а не только участь ... Мерлин, Мерлин — евнуха. А завтра 24 февраля, Второе задание — Спасение узника. Надо пострадавшего подлатать, привести в порядок, и к утру выпустить его в своем уме из Больничного крыла.

Ему предстояло спасать Невилла Лонгботтома. Мерлин, Мерлин! Нужно найти Северуса, после завтрашнего поединка профессора Августы против ... хм, в общем, многих, понадобится большое количество лечебных зелий.


* * *

Малфой мэнор

— Гарри, Драко, Торри! — заповедным голосом наставляла своих друзей Гермиона. — Запрещаю вам появляться в Хогвартс во время проведения Второго задания. Я тоже присутствовать не буду. Появимся там вместе после конца состязания, во время разборки. Дядя Люциус обещал позвонить по сквозному зеркалу и придержать Сириуса не буйствовать и не включаться в поединки.

Глаза парней внезапно и очень некстати заблестели от предвкушения.

— Будут поединки! — мечтательным голосом пискнул белобрысый кузен и оба с Гарри повернулись друг к другу и с задорным визгом начали выполнять правыми руками давно вошедший в биту ритуал постукивания кулаками, скрещивания пальцами, поворачивания запястьями и снова стук-стук кулаками. И это свистя, улюлюкая и похрюкивая от восторга. Дураки, подумали девушки и возвели глаза к потолку, изображая усталость от ребячеств парней.

— Будем только зрителями, а не участниками! — отрезала Гермиона и тряхнула копной прекрасно пахнущих кудряшек.

Астория, невеста Драко, с восхищением проследила за танцем каждой из них и с некоторой завистью вздохнула. Ее длинная каштановая коса перекочевала со спины на грудь девушки и она стала поглаживать свои, сплетенные подобно змее волосы. А ничего, у нее были не меньше красивые волосы. Просто ей не нравилось развевать их свободными, но как только чуть-чуть подрастет, распустит свое украшение свободно и пусть Драко падает в обморок. Девушка улыбнулась своим размышлениям и веселым предчувствиям.

— Я о Сириусе гарантию дать не могу, если в поединки втянут Дамблдора, — засмеялся Гарри и к нему присоединились все остальные ребята.

Им было хорошо вместе: жить, учиться, дружить.

Никогда в своей прежней жизни Гермиона не чувствовала себя настолько завершенной. Все складывалось прекрасно, надо было уже готовиться к концу.

Уничтожить угрозу и зажить счастливо.

Глава 18.

Яички рыжего придурка заметно улучшили состояние Лаванды Браун. Тестостерон, или как там его звали маглы, извлеченный из причиндалов виновника состояния девушки, с чем-то в ней "совокупился" и нейтрализовал жесточайшие ощущения незадоволенности невинной гриффиндорки. На вторые сутки, после доставки ценнейшего ингредиента в Св. Мунго, уставшим и порядочно взбаламоченным отцом Лаванды, она перестала вопить: "Во-Вооон, приди ко мне! Я тебя тааак хочуууу ..." и, наконец, под воздействием зелья Сна без сновидений, позволила тишине воцариться в отделении "Отравления и привороты" волшебной больницы.

Как прошло второе задание Турнира она пропустила видеть воочию, но, вернувшись обратно в Хогвартс, ей пространно и в подробностях о нем рассказали.

Немного погодя после этого к ней заявилась невеста того Блэка, из Дурмстранга, которая снизошла до того, чтобы принести Лаванде думосброс с воспоминаниями о том дне и с подозрительно пылающими местью глазами окунулась вместе с гриффиндоркой в перламутровую жидкость, наполняющую сосуд и обе просмотрели день Спасения узника.


* * *

День 24-ого февраля был солнечным, но холодным до оцепенения. Ветер дул над поверхностью Черного озера, вода бурлила мутная и темная под мерцающей сетью чар. Чемпионы должны были вот-вот появиться и все зрители на трибунах уже стояли на ногах и всматривались в середину огромного водоема, откуда ожидалось всплытие троих соперников с узниками.

Мисс Браун и девушка, которая представилась ей как Гермиона Дагворт-Стоун, приблизились к только что появившейся порталом группе из четырех школьников Дурмстранга. Чужаки держались парами и около оригинальной Гермионы стоял высокий темноволосый парнишка, обнимающий ее рукой за талию. Ветер колыхал прекрасную копну кудряшек на голове девушки, и парень зарылся носом в ее локоны, мечтательно закрывая глаза. Посмотрев на эту демонстрацию нежных чувств со стороны парня, Лаванда вся обзавидовалась, но, что поделаешь, ей оставалось лишь ждать своего принца. Надеясь, что он не будет рыжим.

Другая пара была чуть позади, но мисс Браун узнала Малфоя младшего в платиновом парне рядом с девочкой, которая строила тому глазки и играла своей длинной тёмно-русой косой. Гриффиндорка впервые встречалась с подобным проявлением привязанности между молодыми людьми, ее сверстниками, и это наполнило ее тоской и надеждой, что и у нее все образуется.

Тем временем, над поверхности воды всплыла чудовищная акулья голова и Лаванда закричала от испуга, но нырнувшая в думосброс кареглазая девушка улыбнулась и спокойно объяснила:

— Успокойся, это наш Виктор. Виктор Крум. У него не получается преобразиться в свою анимагическую форму до конца, но и то, что успел трансформировать, видишь, как помогло. Но, давай не отвлекаемся, а смотрим.

Обе стали дальше рассматривать воспоминания.

Стоящая у самой кромки воды оригинальная Гермиона повернулась к другой девушке — еще совсем девочка, перво— или второкурсница, о которой говорилось среди хогвартских учениц, что являлась невестой наследника семьи Малфой, Драко и громко сказала той:

— Торри, смотри, узницей у Виктора была твоя сестра, Дафна! Она уже пришла в себя и сама держится у него за спиной, чтобы не мешать Вику плыть быстрее.

— Вчера она мне поведала, что ее ответ будет "ДА", — ответила девушка Малфоя. — Ты не заметила, но мои мама и папа сидят рядом с родственниками Крума.

Парни, темноволосый и светлый, переглядываются и их ладони летят друг к другу, чтобы хлопнуться и поприветствовать себя с удачным пополнением семьи. Лаванде стало чуть обидно и тоскливо, что не будет у ней места среди этих веселых друзей.

Мокрая и посиневшая от холода, слизеринка Дафна Гринграсс, сама вынырнула на берег, где ее подхватили и сразу обернули огромным мохнатым полотенцем, поверх которого набросили теплое одеяло. Виктор Крум, все еще с уродливой рыбьей головой, успел присесть на помост и палочкой начал сам над собой кольдовать, пока не вернул свой обычный внешний вид. Для привыкшей к лошадиноподобным лицам британцев Лаванды, немного диковинный и чужой, но тем и странно привлекательным и по-своему красивым.

Чемпиона Дурмстранга и Дафну увели в, специально подготовленную организаторами Турнира палатку скорой помощи, где их встретила встревоженная медиведьма мадам Помфри.

В последнюю минуту заданного на выполнение второго задания часа, из воды всплыли сразу три головы: две настолько светлые, что казались серебряными и одна намного темнее.

— Это чемпионка Шармбатона, Флер Делакур с сестренкой и твой одноклассиник, Невилл Лонгботтом, — заговорила стоящая рядом Гермиона Лаванде. Другая Гермиона, у берега, чем-то наставляла своих спутников и те, повесив головы, покорно ее слушали. Нырнувшая в думосброс снова заговорила:

— Теперь внимай, начинается представление. Давай приблизимся, чтобы смотреть его в первых рядах.

На помост собралась целая толпа взрослых волшебников, которые все еще сохраняли тишину и ожидали троих пловцов. Внезапно, над притихшей толпой раздался резкий женский голос:

— Альбус, а где мой сын Рональд?

— Молли, откуда мне этого знать? — растерянно, ответил ей Альбус Дамблдор. А потом, чтобы взбодрит женщину, сказал — Давай подождем еще минуточку и во всем разберемся.

Может быть, директор Хогвартса надеялся, что это разбирательство будет спокойным и поверхностным допросом, но не тут-то было. Неожиданно для него, назад в замок вернулась ранее отправленная в Министерство магии профессор Августа Лонгботтом, и появилась на помосте у берега, как раз во время приближения Невилла со стороны озера. Увиденное взвинтило старуху настолько, что она тут же начала кричать:

— Альбус Дамблдор, что делает мой единственный внук в воде Черного озера? — ее громоподобный голос прозвучал как Иерихонская труба и заставил многих присесть от испуга. — Кто позволил тебе, злостный ублюдок, помещать единственного наследника волшебного Рода в угрожающие обстоятельства, не посоветовавшись с его опекуном?

— Августа, ничто не угрожало молодому Невиллу ... — начал свои объяснения директор британской магической школы, но бывшая аврор особым образом повернула кистью и слегка светящийся сгусток то ли энергии, то ли воздуха, отделился с растопыренных пальцев старой женщины и ударил его с силой недюжинного снаряда.

Альбус Дамблдор полетел прямо в направлении озера, раскрыв пустые руки, чтобы поймать кого-то из толпы. Люди не могли поверить своим глазам насколько почерневшей оказалась правая рука оплота Света, когда с неё слетела перчатка телесного цвета.

Игорь Каркаров, случайно оказавшийся на пути его полета, с заинтересованной миной проследил за летящим навстречу коллегой с красиво развевающейся белой бородой, и воспитанно отстранился с его траектории, чтобы не мешать тому показать обывателям свой мастер-класс.

— Убью тебя, Дамблдор! — кричала вслед ему профессор Лонгботтом, — Нет, не убью, оторву и заставлю тебя съесть свои дохлые никчемные причиндалы ! — а потом, уже к внуку: — Невилл, плыви сюда!

Но старому колдуну не позволили пережить унижение, плюхнуться в Черное озеро под носом приплывших уже к помосту подростков. Высокий и статный темнокожий колдун, в алой аврорской мантии, отреагировал молниеносно, и палочкой сбил скорость летящего прямо в морозную воду и быстротечную пневмонию летального исхода, Альбуса Дамблдора. Над самой поверхностью озера он словил его Левиозой и внимательно отпустил того на берег. К директору спустился с нахмуренной миной профессор по Зельеварению в Хогвартсе, Северус Снейп и начал ощупывать и принюхиваться к почерневшей конечности Дамблдора.

Действия Снейпа, почему-то, не понравились объекту осмотра, и тот толкнул зельевара подальше от себя, одновременно дернув рукава мантии вниз, чтобы прикрыть свой недуг.

Та первая женщина, которая кричала и спрашивала о своем сыне Рональде, чемпионе Хогвартса, тоже не унималась и не убавила прыть, набросившись на плывущих уже из последних сил ребят в воде:

— Что с Роном случилось, где он? Почему он не с вами?

Помощники Турнира зря пробовали отвести рыжую толстуху подальше посиневших от холода пловцов, убеждая чуточку подождать, пока те придут в себя.

— Смотрите, кто-то плывет сюда! — крикнул кто-то из толпящихся у самой воды взрослых. — Кого-то несут ... Это русалоид, он машет передней конечностью нам.

Человекоподобная рыба, или рыбоподобный человек, каждому это существо выглядело по-разному, несло одной рукой бледное тело рыжего парня, в котором волшебники узнали третьего чемпиона Турнира, Рональда Уизли. Но с рыжим парнем что-то было не так: его голова болталась туда-сюда, выставляя на показ огромную, зияющую рану на шее, откуда текла кровь, как только она показывалась над водой. Если хогвартский чемпион не был уже мертвым, то был у порога смерти.

Увидев тело сына, рыжая волшебница обмякла и, закатив глаза, грохнулась на мокрые доски.

Доплыв до деревянного помоста, существо сбросило тряпичной куклой тело Рона, чем давало всем понять, что тот не живой, и стало что-то клекотать в направлении доковылявшего до него Дамблдора. На удивлении толпы, тот тоже начал клекотать, давая всем понять, о чём идет разговор, в котором выяснялись подробности трагической развязки второго задания.

Сразу как разговор с русалоидом кончился, и тот скрылся под водой, на директора набросился тощего вида лысеющий мужчина средних лет, схватив за воротник мантии, выставляя этим почерневшую руку колдуна. Это был Артур Уизли, отец погибшего чемпиона Хогвартса. Одним движением он поставил на ноги Дамблдора и крикнул ему в лицо:

— Что, что он вам сказал, Альбус? Говори же! Что случилось с моим сыном?

Бородатый колдун, подслеповато хлопал глазами в очках, и пытался угадать правильно или неправильно будет поведать тому всю правду. Перед всей этой сгорающей от любопытства публикой? Периферийным зрением Дамблдор удостоверился, что его Немезида — Августа Лонгботтом, все еще тут как тут с палочкой наготове и понял, придется сказать все до конца. Ээээх, не все, конечно, но ... И он начал:

— Глава общины русалок поведал мне, что там, внизу, между мистером Уизли и мисс Делакур — мисс Флер Делакур, — уточнил он, — разгорелся спор. Мистер Уизли пробовал увезти заложницу чемпионки Шармбатона, начисто отказываясь спасать своего же заложника, мистера Лонгботтома. В руках мистера Уизли появился нож, в разрез правилам Турнира, а в руках мисс Флер — ее палочка, которой она воспользовалась, чтобы оглушить чемпиона Хогвартса. После того, как она освободила свою сестру от веревок, она принялась за веревки мистера Лонгботтома. Так как под водой заклинания слабеют быстрее, чем в воздухе, мистер Уизли быстрее пришел в себя и, увидев расстановку вещей, с ножом напал на свою соперницу. Та увернулась, схватив обоих заложников за руки, и попыталась уплыть дальше от буянившего мистера Уизли. Тот последовал за троими, чтобы отбить хотя бы своего заложника, но нож был вне договоренностей с русалками и они воспрепятствовали мистеру Уизли ... как могли ...

— Уууууу, — запричитала пришедшая в себя миссис Уизли, — проклятые русалки, они убили моего маленького Рончикаааа ... Альбус, я хочу войну, я хочу кровную месть, я хочу съесть их печень сырой.

— Хм, Молли, — вмешался молчавший до сих пор Людо Бэгман, отвечающий за второе задание Турнира. — Все не так просто. В контракте есть специальное указание, что в руках чемпионов не должно быть человеческого оружие, кроме волшебной палочки и русалки имели право наказывать любого за нарушение договора.

Взгляд рыжей толстухи сфокусировался на, пижонски одетом волшебнике, и она, сквозь зубы, процедила ему в лицо:

— Это. Их. Слова. Что там, в действительности, случилось, никто не знает.

— Как никто? — прозвучал сзади звонкий девичий голос. — Там были все мы — я, моя сестга и мосью Лонгботтом. Пгавда, Габгиель и тот пагень пгишли в себя лишь после того как всплыли, но увидели, как Уизли бгосался на гусалках ножом. Те только защищались. Попадание копьем в шею Уизли было чистая случайность, он совсем озвегел к концу. Но я подтвегждаю слова гусалоида, хоть под клятвой.

— Замолчи, дрянная девочка! — рявкнула Молли Уизли. — Да кто тебя спрашивает?

— Миссис Уизли, закройте свой дурно пахнущий рот и слушайте сюда! — неожиданно правильным английским заговорил взрослый француз, под мышкой у которого ютились две обмотанные одеялами платиновые девочки — Флер и ее сестра, Габриель. Очевидно, мужчина был отцом девочек. — Я, конечно, соболезную Вам в связи с утратой сына, но позволить такие грубости в отношении моей дочери я вам не могу. Она довольно внятно объяснила, что даст клятву. Это должно быть вам достаточно.

Слова мужчины, наконец, подействовали на миссис Уизли, как ушат холодной воды и привели ее в нормальное состояние. Посмотрев на разметанные под неестественными углами конечности младшего сына, на склоненного над трупом и плачущего Артура, ее прорвало и она взревела белугой:

— Роон, Джинниии, дети моиии ...

Добрые люди бросились помочь ей, взяли под мышки и увели в сторонку.

Какие-то, одетые во всё черное взрослые волшебники, аппарировали недалеко от мертвого Рональда Уизли и стали шептаться с Артуром. Пять минут спустя, они испарились, унося с собой труп четвёртого чемпиона Хогвартса в Турнире Трех Волшебников.


* * *

Гермиона указала взглядом Лаванду на шедших кучей директоров трех школ, которые спорили между собой и с Людо Бэгманом.

— Надо узнать, о чем они говорят, — сказала она гриффиндорке, и та согласно кивнула головой, сама сгорающей любопытством.

— Надо провести вторичный выбор чемпионов, — вещал одетый в желтую мантии с черными полосками Бэгман. — Только для Хогвартса. Предстоит третье задание, а у принимающей Турнир школы чемпион скончался. Что скажете, господа? Мадам?

— Но в пгедидущем Тугниге втогичный выбога не было, — возразила огромная по сравнению с мужчинами мадам Максим.

— Олимпия, в предыдущем Турнире все чемпионы сразу и вместе погибли. Кроме того, немало народу в замке тем временем перерезало и поисчезало тоже! — отрезал Игорь Каркаров, директор Дурмстранга. Его немало потрясла смерть молодого гриффиндорца и он боялся за своих учеников, прибывших в Хогвартсе в составе делегации. Он боялся за своего чемпиона, Виктора, как и за тех четырех подростков, которых оберегал пуще зеницы ока.

— Крауч так некстати заболел, а молодой Персиваль еще неопытный, — начал рассуждать вслух шедший в конце процессии Дамблдор.

— Я думаю, что нечего крутить вокруг да около, а надо провести этим вечером новый отбор, — отрезал дальнейшие дебаты Бэгман. — Иду искать Аластора, чтобы тот подготовил и заколдовал Кубок.

Его полосатая мантия развернулась за спиной толстоватого волшебника, как крылья диковиной бабочки-переростка, взмах которых мог создать бурю на другом конце мира.

Настороженные глаза Дамблдора проследили за уходом Бэгмана. Когда тот скрылся из виду за поворотом к главному входу замка, директор остановился, задумался и дал выход своим самым худшим опасениям:

— Надеюсь, Аластор согласится помочь, а то он в последнее время сам не свой. Хм.

— Альбус, что ты сказал? — повернулась назад мадам Максим, и ее лицо так маняще засияло перламутрово-белым цветом, оттеняя угольную тьму ее огромных, красиво вырезанных глаз, что Альбус застопорился на месте.

Время в одно мгновение повернуло вспять свой ход, и он ощутил себя семи-восьми летним мальчиком. Точно такой помнил он свою маму-метиску, маглорожденную дочь белого человека и индианки. К концу зимы ее летний, красноватого оттенка, загар исчезал и она становилась вот такой вот молочно-белой, чуть тронутой румянами богини Авроры. И глаза у нее принимали похожее выражение, светясь изнутри заманчивым огнем.

Тряхнув голову, чтобы освободиться от наваждения и прийти в себя, старый колдун ответил:

— Говорю, что обещаниямбывшегоаврора надо верить через раз. Осенью он клялся, что не устроит в Хогвартсе филиал Аврората и с учениками будет ласковее, чем с преступниками, но, после Рождественского бала, он взялся за старое и забыл обещание, данное мне. Не знаю согласится ли он помогать с Кубком.


* * *

Пришлось трем директорам колдовать над Кубком Огня, чтобы тот произвел вторичные выборы чемпиона Хогвартса. Аластор — Шизоглаз — Грюм начисто отказался иметь что-либо общее с этим дурдомом, устроенным в Британской школе Чародейства.

Во время ужина сообщение о гибели Рональда Уизли не подействовало на учеников так, как директор Дамблдор ожидал. Они не стали грустить, напротив — заметно оживились и начали шумно обсуждать, что будет дальше с Турниром.

Дамблдору стало не по себе от холодности своих студентов, и он удрученно размышлял, что такое могло произойти, в Хогвартсе чтобы те добрые, милые и сострадательные мальчики и девочки могли так ожесточиться? Стоил ли повышенный уровень образования то общее погружение молодежи в темноту? Поймут ли стремление своего директора кВсеобщему Благуили поступят, как свои родители раньше, которые приняли с сомнением своюЛучшую участь?

— Завтра утром, сразу после завтрака, будет произведен новый отбор чемпионов только для учеников Хогвартса — начал профессор Дамблдор свое выступление. — Условия подачи заявок — старые ...

— ... и лживые! — прервал директора кто-то из, полного учеников трех школ и преподавателей зала.

— Как это "лживые"? — вопросительно поднял брови профессор Дамблдор, не понимая степень наглости крикуна.

— А так, — продолжил наглец и выпрямился. Как оказалось, это был ученик Шармбатона.

"Хоть не свой," — подумал Дамблдор.

Француз, тем временем, продолжил:

— В условия указывалось — "Только совершеннолетние имеют право подать заявки". А кого выбрал Кубок в чемпионы? Четверокурсника Хогвартса. И тот, закономерно, погиб. Надеюсь, на этот раз, поставите по-настоящему мощный барьер, а не ту хлипкую игрушку, которая стояла раньше.

— Monsieur Claude , vous laissez-vous trop grande! (Мистер Клод, вы позволяете себе слишком много.— Гугл-переводчик.) — крикнула мадам Максим своему ученику. Но тот не унимался, а продолжил бы и дальше возражать, но друзья дернули его вниз и он присел, красный, как помидор и очень взволнованный.

— Ужесточим барьер, — сказал директор Хогвартса и поставил точку обсуждений, выходя из Большого зала сквозь дверь за преподавательским столом.

За стеклами высоко расположенных окон Большого зала светилась бледная Луна, единственный свидетель появления заинтересованных в участии в Турнире Трех волшебников, которые не так и многочисленными оказались.

Ночью, к мерцающим занавесом преграды вокруг Кубка пришли только два кандидата на участие в Турнире, бросили внутрь свои заявки и тенями, удалились. Нелепая смерть бывшего чемпиона Хогвартса в Черном озере заметно приубавила энтузиазм кандидатов.


* * *

Синий огонь Кубка внезапно хлынул выше и сменил окрас на кроваво красный. В Большом зале все замерли в ожидании приговора, так стали воспринимать Турнир молодые волшебники. Среди искр к потолку полетел маленький кусок пергамента, который директор Дамблдор поймал волшебством своей палочки и взял его свободной рукой.

Прочитав про себя написанное там имя, он побелел подобно своей бороде, и начал мучительно глотать воздуха открытым ртом.

— Фредерик Уизли, — сказал он наконец, и его глаза заметались среди голов сидящих за Гриффиндорским столом студентов, чтобы найти нового чемпиона.

Но не успел директор найти его взглядом, тот сам вскочил и завопил:

— Возражаю! Мое имя среди кандидатов оказаться не должно, так как я заявку в Кубок не бросал!

— Но, мистер Уизли ... — начал подниматься со своего места Людо Бэгман.

— Вы меня за сумасшедшего держите? — кричал разъяренный Фред. — После смерти Рональда вчера, Чарльза во время первого задания? После исчезновения сестры? Нет! Я не сторона контракта, нет у меня желания состязаться и умирать, из-за чей-нибудь ошибки! Оте — -ь и организаторы, что за х — -я и хр — — — а ... — бросил он наконец, убегая из Большого зала.

Его брат-близнец, Джордж, погнался за ним, но у самой двери остановился и медленно обернулся к уставившегося на нем множество.

— Я узнаю кто устроил ЭТО моему брату и смерть будет ему избавление. Запомните мои слова, объявляю Кровную месть тому ублюдку...

— Мистер Уизли, — крикнула декан Гриффиндора. — Кровная месть запреще...

— А мне плевать министерские запреты, мадам! — рявкнул ей в ответ Джордж. — Мы с братом из этого дурдома отчисляемся, считайте с этого момента. Вам внятно сказали, что мы заявки вторично не подавали, но вы, как заведенные шарманки повторяете и повторяете ...Редукто!— вдруг взревел он в направлении Кубка Огня и из его палочки взлетело настолько мощное заклинание, что перемещение невидимой энергии могло проследить глазами.

Артефакт тысячелетней давности взорвался маленькими щепками, каждая из которых воспламенилась и среди света, огня и искр посыпались сотни и сотни кусочков обгорелого пергамента, старые и не использованные заявки желающих с прошедших Турниров, сохранившиеся внутри Кубка после каждого отбора.

Организаторы теперешнего Турнира схватились за голову.

Как им довести состязание до конца?

Глава 19.

Отправив учеников трех школ восвояси, после отмены занятий, директор Дамблдор созвал совещание в своем кабинете, пригласив министра магии Карнелиуса Фаджа, главу Совета попечителей Люциуса Малфой, Людо Бэгман, Персиваля Уизли, с одной стороны посрамленный поведением своих братьев-близнецов, но с другой, нафуфыренный честью присутствовать на высоком собрании. Мадам Максим, следом за ней ее коллега Игорь Каркаров и заместитель директора Хогвартса, профессор МакГонагалл вошли последними в проход за горгулей, и не застали свободные кресла в кабинете Дамблдора.

Каркаров немедленно отправился к холодному камину, прислонился к каменной раме плечом и исподлобья стал наблюдать за развитием разговора.

А разговор велся на высоких тонах, в основном, между хозяином кабинета Альбусом Дамблдором и мистером Фаджем. Министр магии настаивал закрыть Турнир, из-за высокой смертности во время испытаний, как и прочих неприятностей, произошедших в замке в этом году. Он защищал свою точку зрения, мотивируя тем, что Кубок огня уничтожен, контракт с чемпионами разрушен и не за чем продолжать и дальше с затягиванием ненужных заданий, что чревато дальнейшими угрозами над участниками.

Альбус Дамблдор благо улыбался гостям, мерцал глазами, но не отступал ни на дюйм со своей позиции, что Турнир должен продолжаться любой ценой.

— Дамблдор, зачем ты упрямился, как мул и не понимаешь, что все пошло коту под хвост! — воскликнул Фадж и краешком глаза заметил, как покраснела Минерва МакГонагалл. — Турнир закончился, Хогвартс проиграл, потому что его чемпион погиб. Зачтем победу Дурмстрангу, потому что Виктор Крум вернулся с его заложницей первым, отдадим ему приз в тысячу галеонов и проводим гостей обратно в их школы.

— Корнилиус, все не так просто, — начал издалека отмазываться директор Хогвартса. — Над чемпионами висит магический контракт закончить испытания, вне зависимости того, что Кубок уничтожен. Мистер Фредерик Уизли должен выступать на месте чемпиона принимающей школы, здесь нечего рассуждать.

Альбус боялся до чертиков, что, отпустив гостей домой, с ними уплывет его План, как сказал раньше Корнелиус, коту под хвост, что не говорила об этом дорогая Минерва. В Дурмстранг вернется и молодой Блэк, а он нужен здесь, в Британии!

Кроме того, хотя остальные не обратили достаточное внимание на факт появления имя Мальчика-который-выжил во время первого отбора чемпионов, но имя "Гарри Поттер" красным цветом мигало в голове старого колдуна. Более того, стало звенеть и колокольчиком после той анонимки, прилетевшей на лапке школьной совы.

Мальчик маячил где-то здесь, на краю видимости. Альбус чуял его присутствие шестым чувством, и надеялся, чтобы тот как-нибудь объявился, и тогда ловушка захлопнется, закрывая тому путь к отступлению. Турнир должен был продолжаться любой ценой, вплоть до третьего задания. Надо предоставить герою Пророчества все отпущенное этого учебного года время, чтобы совершить, хоть и маленькую, но ошибку и выдать себя.

— Но Фредерик от конкурса отказался, контракт с ним не был заключен! — воскликнул Корнелиус Фадж.

Его крик на грани истерики резко выдернул Дамблдора из глубоких раздумий и он дезориентированно стал оглядываться. Расстановка людей в круглом помещении не изменилась. Каркаров по-прежнему поглядывал волком с места у камина, Минерва столбом стояла у окна, остальные расположились на разбросанных в живописном беспорядке креслах. Длинные ноги Олимпии привлекали взгляд Фаджа и он исподлобья пялился на ее красивые коленки. Альбус закатил глаза с досады, ну как такое возможно, а? Грандиозный План самого выдающегося мага двадцатого века проваливается в тартарары, вместе с Турниром Трех волшебников, а они приглядываются к ножкам женщин, хоть эта женщина и сама директрисса Шармбатона.

— Предлагаю рассмотреть резервный план, — пошел на попятную Дамблдор, лишь бы спасти что-нибудь из задуманного. — Все мы знаем, что на второй отбор пошли лишь двое конкурсантов: мистер Седрик Дигори и мистер Захария Смит ...

— Но мистер Смит учится на четвертом курсе, Альбус! — воскликнула настороженная Минерва Мак Гонагалл и поддалась вперед. — Ты, ведь обещал, что барьер вокруг Кубка включает и возрастное ограничение! Как так получилось, что несовершеннолетний студент и на этот раз смог преодолеть его и опустить свою заявку?

Все присутствующие в директорском кабинете внезапно осознали, что снова получился промах с Турниром и вперили полный любопытством взгляд на Дамблдора. Тот поднял руки в недоумении и начал хлопать невинными глазами.

— Над барьером колдовали все мы: и Олимпия, и Игорь, и я. Не понимаю, как могло такое случиться — стал отбиваться от ответственности директор Хогвартса. — Что ты предлагаешь, Минерва?

— Ничего не предлагаю, я только удивляюсь. Решение насчет Турнира должны принять его организаторы, Вы и Корнилиус.

Все взгляды переместились на внезапно покрасневшего министра магии и тот стал ерзать в своем кресле от нежелании брать на себя ответственность. Но люди ждали его слова и он начал хмыкать:

— Эээээ ... почему я? Что я могу сказать, что? — он почесал редкие волосы на круглом черепе и вдруг его осенила стоящая, по его мнению, идея, которую он сразу озвучил. — Нуу, а почему не спросить мистера Диггори? Может быть, он и впрям захочет участвовать в состязании, как чемпион Хогвартса!

Все начали обсуждать это предложение. Заместитель директора профессор МакГонагалл, отправила Патронус в виде резвой полосатой кошки, чтобы пригласить декана Хафллпаффа, Помону Спраут, вместе с семикурсником Седриком Диггори, в кабинет Дамблдора.


* * *

Вернулся Седрик в свою гостиную уже в качестве чемпиона своей школы на третьем, последнем задании. Его сокурсники, узнав новость, ее не оценили, а начали сомневаться в правильности решения парня. Но тот заупрямился, и в гостиной барсучьего факультета, впервые за те семь лет, во время которых он учился здесь, разразилась ссора. Чтобы дальше не нагнетать напряжение среди друзей, Седрик ушел из подземелий, населенных учениками факультета Хельги Хафллпаф и до поздней ночи мерил шагами коридоры школы в гордом одиночестве.

Сова, отправленная Седриком домой, чтобы вовремя уведомить родителей о своем выборе, вернулась с прикрепленными к ее ножке гневным письмом от матери и восторженным — от отца.

Таким раздвоенным, какие противоположные по духу и содержанию были письма родителей, чувствовал себя и Седрик. Его разум говорил ему, что у него есть все шансы победить в Турнире, потому что он старше погибшего Рональда из Гриффиндора, но его сердце сжималось в предчувствии неизбежного провала. Парень должен был попытаться, если судьба давала ему второй шанс и его решение было, хоть это было чистое упрямство, не отступать от намеченной цели. Даже если в конце пути маячила одетая в черное и вооруженная косой скелетообразная фигура Смерти.


* * *

Наступил день третьего задания. С самого утра погода обещала быть прекрасной и солнечной. На трибунах квидичного стадиона быстро собиралась толпа зрителей, честно закупив себе талоны стоимостью один галеон. Далеко вниз, от уровня скамей, своими диковинными извилинами из выросших свыше четырех метров зарослей, простирал необъятный по размеру лабиринт. Над растительностью, ровно подрезанной по ниточки, некоторые из присутствующих волшебников могли видеть сверкающую пленку магического барьера, который гарантировал, что конкурсанты не искушатся полететь на метлах.

Среди публики сидел Корнилиус Фадж в компании своих коллег — болгарского и французского министры магии. Людо Бэгман конферировал начало состязания и щеголял в новой шелковой мантии, черного цвета в желтых крапинках.

Ученики начали прибывать на квидичное поле, куда впервые с зимы их пустили и шумно озвучивали свои впечатления от масштаба залесения ранее ровного поля. За ними медленно прошествовала процессия профессоров, возглавляемая красивой директриссой Шармбатона, Олимпией Максим, рядом с которой шла Минерва МакГонаггал, а не Альбус Дамблдор, как все ожидали.

Но никто не стал задаваться вопросом, почему директор принимающий ТурнирТрех волшебников, отсутствует на последнем задании, потому что все начали пялиться на одетую в спортивный маггловский костюм мисс Делакур. Девушка одетая в брюки, и какая девушка! — для зрителей-мужчин это было слишком заводящее зрелище. Они пускали слюни, разглядывая каждую извилину спереди и сзади француженки. Женщины, увидев бесстыдство Флер, которая посмела появиться на общественное мероприятие в этих ... этих облегающих ... , горели от справедливого гнева.

Но повышение температуры в рядах зрителей нимало не занимало в настоящее время мысли красивой девушки. Она думала о предстоящем состязании. Хотя мадам Максим довольно подробно растолковала ей характер препятствий и предложила способ преодоления каждого из них, Флер боялась. Пережитое на дне Черного озера оставило неизгладимый отпечаток в ее сознании и показал ей, что и самое маленькое пренебрежение к опасностям может стоить ей жизнь.

За французским чемпионом широкими шагами шли Виктор Крум и Седрик Диггори. Они были нахмуренные и задумчивые, с глазами, направленными вниз, а не вперед, где могли бы созерцать картину, гораздо приятней своей обуви, в виде вертящейся попки их соперницы в Турнире.

Зазвучал свист, призывающий зрителей к тишине и вниманию. Людо Бэгман выступил вперед и, наложив на себя Сонорус, объявил:

— Леди и джентльмены, третье и последнее состязание Турнира Трех Волшебников начинается! Разрешите мне напомнить вам турнирное положение участников на сегодняшний день! На первом месте мистер Виктор Крам. Что? — Стоящий за ним директор Дурмстранга толкнул Бэгмана локтем в бок и что-то прошептал тому. Ведущий на заданиях Турнира кивнул головой в знак согласия и продолжил. — Простите, мистера Виктора КРУМА, — подчеркнул он правильное произношение фамилию болгарского чемпиона. — У него восемьдесят пять очков!

Крики, гром аплодисментов болельщиков, возвысились до Запретного леса, и с тревожным гомоном, из своих гнезд в синее утреннее небо, поднялись стаи птиц.

— На втором месте мисс Флер Делакур из французской академии магии Шармбатон с восьмьюдесятью тремя очками! — снова гром аплодисментов последовали сим объявлением. — На третьем месте в лабиринт войдет мистер Седрик Диггори, который выступает от имени школы волшебства и чародейства Хогвартс.

На трибуне миссис Диггори смотрела отчаянными, заплаканными глазами в отличии от своего напыщенного супруга, который сиял и излучал довольство и гордость за своего сына.

— Мистер Крум, по моему свистку начинаете! — сказал Бэгмен. — Три... два... один...

Резкий свист разнесся над притихшей толпой на трибунах, и болгарский чемпион устремился внутрь лабиринта.

Как только высокая, слегка сутуловатая фигура убегающего парня скрылась за живой изгородью, Бэгмен снова дунул в свисток. В лабиринт вошла Флер Делакур, а вскоре за ней по дорожке между зарослями, в преследовании своей цели, побежал и Седрик.

Вдруг, погода резко изменилась. Солнце скрылось за облаками, небо с каждой минутой становилось всё чернее, и в лабиринте тени начали сгущаться.

Трое чемпионов бежали от развилки к очередной развилке, не ведая живы ли соперники и, если они живы, где находятся, впереди или сзади участника.

Дорожки пустовали и усыпляли внимание молодых волшебников, заманивая всех троих к определенному месту, это все они чувствовали себя так, как бы ощущали все время чей-то неведомый интерес.

Вдруг над зарослями раздался дикий девичий крик, зовущий на помощь. Оба парней, каждый на своей дорожке, остановились и прислушались. Ничего! После визга снова опустилась безбрежная тишина, в которой, на грани слышимости кто-то начал шуршать.

Через следующую развилку прошествовала вереница чудовищных жуков-переростков, черных и пугающих. Седрик и Виктор, каждый в отдельности и в независимости друг от друга, вжались среди веток зарослей в попытке изобразить из себя растение. Когда и последний жук скрылся, и оба чемпиона отделились от изгороди с намерением быстро продолжить свой путь дальше, к центру лабиринта, где, согласно регламента, их ожидала награда, вслед за жуками ту развилку пересекли двое одинаковых рыжих парней. Близнецы Уизли находились в зарослях и участвовали в третьей задаче без разрешения, без знания организаторов.

Нелегально и без право находиться в этом месте, в этот час.

Или, раз Фред Уизли пребывал в границах лабиринта, это Седрик Диггори не имел право здесь находиться?

Красивый представитель мужской половины барсучьего факультета, остановился и призадумался. В определенном моменте даже начал на ум что-то пересчитать и загибать пальцы. Казалось, Седрик забыл о Турнире.

Вправду говоря, он о Турнире не мог забыть. Он рассуждал, продолжать ли ему дальше по трассе или вернуться назад. Но тогда он вспомнил предупреждение профессор Мак Гонагалл, сказанное ему еще в Большом зале.

POV Седрика.

— Мистер Диггори, Седрик, — говорила она, поджимая тонкие губы в знак неудовольствие. — Если в рамках лабиринта сочтете, что вам грозит опасность, пустите с палочки красные искры и вас отсюда заберут.

— Кто заберет, профессор Мак Гонагалл, мэм? Авроры? — ехидно спросил молодой волшебник, криво усмехаясь своей преподавательнице.

— Да, авроры, мистер Диггори. И не ехидничайте! Если аврорами работали студенты, вроде вас, над волшебной полицией никто не мог и не стал бы насмехаться. Но в Аврорат уходят работать лишь те, которых нигде больше на работу не приняли, понимаете?

— Да, мэм!

Конец POV Седрика.

Мощный сноп красных искр полетел в устрашающе потемневшее небо, из которого в любой момент обрушился бы катастрофический ливень.

Две минуты спустя за Седриком явились двое авроров, одну из которых он хорошо помнил, это была бывшая выпускница родного факультета Хафллпафф, хохотушка-метаморф Дора Тонкс. Оба схватили за руки смутившегося Седрика и исчезли из лабиринта.


* * *

Чемпиона Хогвартса встретили нахмурившееся зрители и учители, факт, который Седрику очень не понравился. К нему бросилась школьная медиведьма мадам Помфри, следуемая по пятам за заместителем директора, профессором МакГонагалл. Медиведьма приближалась с воплем:

— Мистер Диггори, с вами все в порядке? Вы ранены? Где?

— Стоп, стоп, стоп! — поднял парень руку ладонью вперед, чтобы остановить устремленную медиведьму. — Со мной все в порядке, мадам Помфри, но я услышал внутри лабиринта крики Флер о помощи. Кто-то должен найти ее и помочь девушке.

— Но сигнал бедствия не был... — начала было прибежавшая профессор Мак Гонагалл, но вдруг спохватилась. — Это весьма пугающе! Попи, иди уведоми Олимпию, пока я тут справлюсь.

Серые, слегка навыкате глаза старой волшебницы, проследили, как удаляется ее подруга, после которого снова посмотрела строгим взглядом на Седрика.

— Если вы не пострадали, мистер Диггори, почему позвали помощь?

— Я не о помощи позвал, мэм, а чтобы уйти от состязания, — ответил ей, неудобно себя ощущаясь, парень.

— Зачем это? — не понимала преподавательница по Трансфигурации.

— Внутри лабиринта я увидел близнецов Уизли, мэм, и задумался имею, ли я право продолжать задание дальше. Простите мои слова, профессор, но я решил, что раз выбранный Кубком, ранее, чем тот был уничтожен, чемпион участвует и находится в месте состязания, мое участие анулируется. Правильно?

Старая волшебница вздохнула и еще теснее поджала губы, но должна была с молодым волшебником согласиться.

— Вы свободны, мистер Диггори.

Родители Седрика встретили его на трибунах каждый, по-своему. На этот раз нахмуренный оказался его отец, а восторженной — мать парня.

— И почему так? — сердито спросил Амос сына.

— Увидел внутри лабиринта близнецов Уизли. А Кубок выбрал Фреда в чемпионы, меня он не выбрал.

Громкий визг привлек к себе внимание всей семьи Диггори и они посмотрели, кто кричит. Миссис Молли Уизли, по всей вероятности, услышала их разговор и теперь ревела, и била кулаками по голове, причитая, не обращая внимания на попытки своего мужа остановить ее:

— Фред, Джордж, идиоты! А еще вчера божились и клялись мне, что в Хогвартс ни одной ногой не ступят, а сегодня в Турнире участвуют. Билл, Биилл, сделай с братьями что хочешь, но верни их немедленно сюда!

Приятный на вид, не настолько рыжеволосый, как остальные Уизли молодой мужчина, сидящий с другой стороны матери, встал и начал оглядываться вокруг, пока не привлек к себе внимание младшего брата, Персиваля, подобострастно подлизывающаяся вокруг Фаджа, чтобы сделать хорошее впечатление.

Заметив прямо стоящего старшего брата, наследника, Персиваль вопросительными жестами изъявил свое недоумение. Билл, одними губами прошептал "Близнецы в лабиринте" и побежал вниз, чтобы забрать Перси и аппарировать с трибун в лабиринт.

Возможно, организаторы Турнира думали о себе, что они обладают выдающейся магической мощью и их барьеры никто не в состоянии нарушить. Но ни запретная возрастная черта вокруг Кубка огня не остановила желающих ее пересечь, ни сегодняшний барьер вокруг лабиринта не был в состоянии воспрепятствовать двоим старшим братьям Уизли броситься в пекло спасать младшеньких близнецов. Как мы знаем, все сыновья Молли, без самого младшего Рона, были только на словах Уизли, но не об этом теперь речь.

К сожалению, попали они точно в пекло в лице пары десятков соплохвостов, жуков-переростков, выведенных профессором Грабли-Планк к Турниру, которые спасаясь или нападая, бросали, так сказать, задним отверстием струю пылающих какашек, которые могли продырявить медный лист толщиной полдюйма*.

Кожа двоих молодых волшебников медной планкой не являлась, поэтому все открытые участки их лица и руки мигом закровоточили, а мантии загорелись.

Битва с гибридными созданиями была короткой и беспощадной. Для магов.

Глава 20. Последняя глава

Зелье бурлило и обливало стены огромного котла, воняя дохлыми крысами. Но смрад не останавливала снующего вокруг костра белобородого колдуна, атласная мантия у которого была уже похожа на тряпку вся испачканная сажей и кипятком. Тощие, покрытые синими венами ноги, иногда поглядывали из-за оторванных и висящих кусков дорогой ткани одежды старика.

Альбус Дамблдор спешил, но это нелегко ему давалось.

Действовал он только левой рукой, потому что правая, вся почерневшая и пахнущая дурнее даже варева в котле, висела неподвижно и доставляла своему владельцу немало хлопот и боли. Сучковатая волшебная палочка плохо слушалась в непривычной руке колдуна, но он старался изо всех сил, чтобы довести до конца начатое.

А начатое ревело в сторонке, закутанное в сероватых тканях. Коричневатые ручонки, то и дело, мелькали между складками. На одном из тоненьких скрюченных пальцев виднелось огромное для такой маленькой конечности кольцо.

Старый колдун преобразил палочкой найденную неподалеку ветку в нож и пырнул им свою почерневшую из-за некроза правую ладонь, отрезая ее точно над котлом и она плюхнулась в кипящую муть, создавая небольшой фонтанчик.

— Плоть союзника, добровольно отданную, возроди Тома Ридлла! — проскандировал бородач и подождал, пока черная плоть рассосется в вареве.

Из тряпья донеслись протестующие крики, но на них внимание не обратил.

Палочкой Дамблдор наколдовал Ферула и белые повязки легли поверх почерневшего обрубка руки. Потом он повернулся от надгробия могилы, на котором читалось "Томас Эдвард Ридлл, эсквайер" и махнул палочкой. Давно улегшаяся земля взлетела словно пыль в песчанной буре и оттуда, из середины вихря выскочила длинная белая кость, которая была поймана и медленно отпущена в котел, где она потонула среди воняющих испарений вглубь зелья.

— Кость отца, — прорычал колдун с нечитаемым выражением лица, — забранная без разрешения, возроди своего сына!

— Неееет, — пищало создание в тряпках.

Но старый колдун гнал ритуал дальше, не соображаясь ни с кем другим, кроме с собой и своими намерениями. А намерения директора британской магической школы были предельно ясными — возродить Темного Лорда Волдеморта.

Альбус Дамблдор считал себя прежде всего ученым и исследователем и гордился своим приносом в магической науке. Был знаком и с кое-какими трудами магловских ученых, мало понятными, но весьма занятными с философской точки зрения.

В любой магловской науке признавалось существование двух антагонистических принципов — принцип симметрии и принцип антисиметрии. В согласии с ними, Альбус верил, что воскресив Темного Лорда Волдеморта и отпустив его на свободу, тот, как бешенная собака, найдет героя Пророчества, Гарри Поттера, сам, без подсказки.

Исход встречи Лорда с четырнадцатилетним мальцом, без вмешательства обладателя Старшей палочки, однозначно привел бы к смерти сына Джеймса и Лили. Поэтому, Дамблдор намеревался вовремя вмешаться, в тот решающий момент, когда Волдеморт убьет Гарри. Тогда ему придется встретится на поле боя со своим бывшим преподавателем по Трансфигурации. И погибнет смертью храбрых, хехе.

Но, чтобы этот грандиозный План мог воплотиться в жизни, надо сначала воскресить пугало волшебного мира — Темного Лорда. И выбрал Дамблдор для своей цели ритуал " Плоть союзника, кость отца, кровь врага", как самый простой и доступный из всех. Пора было приступать к собиранию крови, и старый колдун, кряхтя, обошел нагробия могилы старого Ридлла.

За ним, кучей, лежали безвольные и оглушенные тела близнецов Уизли. Ножом, ранее наколдованным, Дамблдор надрезал руку одного из парней и его молодая чистая кровь забрызгала в небольшой сосуд, который старик поставил снизу. Взгляд директора остановился на другом из братьев, который оказался в куче-мале битвы ниже и призадумался.

"]Если что-то пойдет не так, — думал Альбус, -второй вернется и вскроет мне глотку за то, что я пожертвовал его близнеца. Нет, это недопустимо!"

Нож вонзился в руку и второго Уизли и его кровь так же потекла струей в сосуд.

Когда емкость заполнилась до краев, Дамблдор выпрямился и, оставив все так, как было с парнями, не заботясь о глубоких и смертельных ранах, которых создал сам, он отравился к котлу, уже заметно потухшиму. Вылив в центр гладкой и почти зеркально отражающей поверхности зелья всю кровь братьев, проскандировал:

— Кровь врага, насильно взятая, возроди Тома Ридлла!

Зелье внезапно стало красным, а стенки котла покрылись с внешней стороны инеем. Колдун наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть эту деталь реакции ингредиентов, о которой ничего в тексте не указывалось, но счел, что не стоит о второстепенных эффектах думать. Поэтому, он отправился к свертку и вынул оттуда монстровато выглядящее создание коричневого цвета.

Гомункулусы создавались на основе человеческого д — -а, големы — из глины. Делать големов было проще и гигиеничнее, но они не обладали собственным разумом и не могли участвовать в ритуалах воскрешения. Поэтому, Дамблдор создал омерзительное создание — гомункулус, в котором впихнул крестраж Ридлла, поставив на палец кольцо Гонтов.

Вместе с кольцом создание полетело в котел.


* * *

Вокруг статуи, окаменевшего годы назад Волдеморта, кольцом на голом полу, Гермиона поставила все собранные ей крестражи — чаша Хельги, диадема Ровены, медальон Салазара и меч Гриффиндора, в котором гоблины зимой 1991-ого года впихнули ту часть души Ридлла, которую нашли в шраме Гарри Поттера. Отсутствовал только Воскрешающий камень, но им теперь колдовал Альбус Дамблдор.

Ранее подготовленная и запущенная на кладбище, недалеко от могилы отца Риддла, камера, записывала весь ритуал воскрешения, и на этот раз старому пауку пристукнут доказательствами такой весомости, что раздавят его в лепешку, если тот сможет выжить после сегодняшнего дня.

Вторая камера, уже заколдованная, передавала изображение напрямую в установленном в подземельях думосбросе и над ним парила голографическая картина, которую волшебники, вместе с Гермионой, смотрели с интересом.

Вне круга крестражей образовался второй круг, из волшебников — все Малфои, Сириус, Говард Стоун, Гарри и Гермиона. К ним, в последний момент присоединился и Каркаров, в качестве добровольца, чтобы подстраховать уничтожения самого Темного мага двадцатого столетия ... Альбуса Дамблдора.

Домовик Добби трясся от волнения и ощущения собственной значимости, но насколько важным себя он чувствовал, настолько сильнее к своим хозяевам привязывался он. Так действовала на домовых эльфов связь с волшебниками. Как бы то ни было, он был на седьмом небе от восторга и ждал вышеуказанного момента с не меньшим нетерпением, чем его хозяева.

Голлограмма над думосбросом показала, как директор бросает в кровавый кипяток гомункулуса ...

... над поверхности зелья сформировался человекообразный силуэт из густого темноватого пара, который держался долгих три секунд и, сам по себе, рассеялся ...

... в подземельях запахло тленом и вокруг каменной статуи закружил воняющий вихрь ...

... из каждого предмета, в котором сохранялся якорь души Ридлла, потянулся ответный, черного цвета, дым, который смешался с вонючим воедино. Потусторонний вопль пронесся под низким потолком помещения и все, собранные в одно целое осколки души, втянулись в камень сквозь приоткрытый рот статуи.

Статуя, на мгновение ожила, но домовик Добби тут же вскочил и двумя руками бросил во второй раз эльфийское волшебство окаменения и все вернулось к прежнему положению вещей.

Внимание присутствующих привлек запаниковавший на кладбище Альбус Дамблдор. Он ждал возрождения своего давнишнего ученика достаточно долгий интервал времени, но тот так и не вылез из жидкости в котле. Напротив, на поверхность всплыли отвратительно выглядящие куски д — — а, а никак не новый Темный Лорд. Но, видимо, старый колдун что-то, все-таки, почуял. Такое специально заговорщиками устраивалось, чтобы Дамблдор мог легко почувствовать, куда улетел кусок души Ридлла — и аппарировать с кладбища. Среди каменных надгробьях находились ненужные уже останки истекших кровью близнецов Уизли и тот полный беспорядок, который устроил величайший маг столетия, которого в волшебном обществе Британии звали "Оплотом Света" и "Мерлином двадцатого века".


* * *

Появился директор Хогвартса в середине круга, сформированный палочками волшебников, настроенных весьма воинственно. Рядом собой он увидел возвышающуюся статую из белого мрамора, совершенно реалистическая статуя, а не те результаты больного воображения современных мастеров художественного оформления камня, стиль, которые те называли невыразимыми заумными словечками, лишь бы скрыть за ними полного отсутствия таланта у себя.

Лицо статуи каменоделец изобразил кричащим, и оно подходило ... Хм, было кому-то довольно похоже, но кому?

— Экспелиармус! — выкрикнул молодой мужской голос и глаза Дамблдора обошли присутствующих, посмотрев сначала на свою опустевшую руку, чтобы увидеть, кто выиграл его Старшую палочку.

Слава богу, это был молодой, а не старший Блэк. Гарольд, а не Сириус. Последний был бы слишком большой угрозой для Плана.

— Браво, Поттер! — рявкнул незнакомый мужчина и обращение к парнишки громом поразило старика. Какой Поттер? Тем временем мужчина продолжил. — Собрал в своих руках все Дары смерти, пора тебе позвать Воскрешающий камень.

Дамблдор подслеповато мигал, ничегошеньки из происходящего не понимая.

— Спасибо за поздравления, мистер Стоун. Мой дедушка Карлус гордился бы мной. Признаюсь, это приносит мне глубокое удовлетворение.

— Тобой бы гордился и твой отец, Гарри, не попади мы в молодости в руках старого паука, — заговорил и высокий темноволосый мужчина, в котором Дамблдор с трудом узнал молодого Сириуса.

Что делает Сириус среди Малфоев, среди Пожирателей? Этот парень, разве он был тот исчезнувший больше четырех лет назад Гарри Поттер, а не известный в магмире сын Регулуса? Дамблдор решил рискнуть.

— Гарри, мой мальчик, я так долго тебя искал, — завел шарманку директор, надеясь обаять парнишку своим елейным голосом.

Но его нагло прервали.

Девушка, которая весь год вертелась вокруг темноволосого парня и мешала старому колдуну привлечь того в своих сетях, резко крикнула:

— Заткнись ты, глупый старый лис!— и подбросила ему в руки какую-то блестящую вещицу, которую Дамблдор врасплох машинально словил, потому что в его голове эхом звучало "... старый лис ... старый лис ... старый лис ...".

Предмет больно задел и поцарапал кожу здоровой руки директора и капелька крови оттенила золото небольшой женской брошки.

Лицо Солнца смотрело в середине венца острых лучей и завораживало взгляд Альбуса, вытягивая из самых глубин сущности неожиданно созвучный ритм. Тон неслыханной раньше мелодии возвышался и принуждал клетки организма петь одновременно эту странную песню и плясать загадочный, пришедший из древности танец.

Волшебники, окружающие статую и дергавшийся неслышным ритмом директор, вытянулись в струнку, в ожидании превращения последнего в чего-то чудовищное. Магия брошки Медеи действовала на мужчин таким вот способом, преобразуя их в монстров.

Действительно, то, что несколько минут спустя стояло и ритмично дергалось, мало чем напоминало человеком. Оно стояло уже не на двух, а на четырех ногах и телом напоминало льва, но с рыжей гривой. Лицо у него продолжано быть лицом Альбуса Дамблдора, но в открытой пасти смотрелись целые три ряда зубов, а глаза были налитыми кровью. Чудовище ревело и размахивало хвостом с длинными шипами и норовило бросится на людей.

— Это мантикора! — рявкнул Люциус и набросил защитный купол над новопоявившейся вблизи его семьи и соратников угрозы в виде ревущего людоеда.

Меч Гриффиндора внезапно материализовался в руках молодого волшебника, Гарри Поттера, и синевато блеснув сталью, развернулся полудугой, разрезал наложенный старшим Малфоем щит и обрушился на шею сказочного создания, отрубив тому голову одним ударом.

Тело дернулось пару раз и упало на пол, брызгая ядовитой кровью, очерчивая границы щита.

В Подземелья Малфой-мэнора воцарилась тишина. Никто не отрывал глаз от трупа в середине помещения, каждый думая о чем-то своем.

Наконец, Нарцисса Малфой, как хозяйка дома и в глазах остальных, самая ответственная женщина в компании, вздохнула с облегчением, рывком бросилась к мужу, поцеловала его, потом, своего сына, Гарри и, наконец — Гермиону и голосом беззаботной девушки сказала:

— Добби, дорогой, не пора ли тебе отпустить уважаемого Лорда Волдеморта в следующее большое приключение?

Под взрывом заливистого смеха присутствующих домовик согласно закивал головой, да так сильно, что его уши стали шлепаться друг к другу, а это вызвало новый взрыв смеха.

Все было прекрасно, потому что закончилось прекрасно.

Плохих парней наказали, невинные и добрые — получили награду по чудесной красивой девушке, чтобы жить припеваючи, не зная забот.

================ Конец. ============

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх