Квинт Лициний 4

Губы у неё предательски задрожали, начали некрасиво кривиться, и Кузя резко крутанулась, отворачиваясь.

Я смотрел на судорожно подрагивающие плечи и пытался сообразить, можно ли дать ей мой уже пользованный носовой платок или не стоит.

‒ На, ‒ решившись, сунул его Наташе в свободную ладонь, ‒ давай, приходи в себя. Не до истерик сейчас.

Она коротко закивала, пару раз прерывисто втянула воздух, длинно выдохнула и принялась вытирать лицо.

‒ У меня предчувствие, что в этот раз сойдёт с рук, ‒ соврал я ей в спину.

‒ Правда? ‒ Кузя обернулась и с надеждой посмотрела на меня. Глаза у неё обильно блестели.

‒ Да. Сейчас темень, да и Мэри у неё на шее висит ‒ это если она с Арленом не уехала...

‒ Не уехала, ‒ мотнула головой Кузя.

‒ Ну... Всё равно, до утра она вряд ли что-то будет делать. А тебе надо будет найти какие-нибудь тряпки и ночью ещё раз хорошенько всё протереть.

‒ И правда дурочка, ‒ печально покачала головой Наташа, ‒ не догадалась взять тряпку доски протереть...

‒ Ы-ы-ы-ы... ‒ застонал я. ‒ Не зли меня! Дурочка ‒ что вообще в это полезла, не разобравшись. Могла бы со мной поговорить, я бы тебе голову не откусил. Ты не одна ‒ не забывай об этом.

У Кузи на лице мелькнуло удивление, мелькнуло и сменилось горьким изгибом губ:

‒ Я бы и хотела об этом не забывать, ‒ она чуть помедлила, словно решаясь на что-то, а потом продолжила, глядя на меня со значением: ‒ Но мне сложно быть в этом уверенной. В конце концов, вышить тебе что-то за деньги могут многие.

‒ Вон оно как... ‒ протянул я озадаченно и, отступив на шаг, окинул Кузю испытующим взглядом. ‒ А говорила, что 'материалистка'...

Наташа прищурилась на меня с вызовом, но промолчала.

‒ Слушай, ‒ спросил я, ‒ а зачем тебе всё это? Ну, в смысле, ты же хотела сделать своего мужа самым счастливым человеком? Уже скоро ты его получишь ‒ и давай воспитывай.

Кузя покосилась куда-то вбок.

‒ Скоро ‒ это потом, ‒ буркнула невнятно и добавила с каким-то вызовом: ‒ А сейчас я твоей Мелкой иногда завидую.

‒ Да там нечему завидовать! ‒ воскликнул я.

‒ Да знаю я! ‒ в тон мне тут же ответила Кузя. ‒ Ты просто не понимаешь!

‒ У-у-у-у-у... ‒ негромко и тоскливо завыл я вверх на ущербную луну. Ещё раз проворачиваться через ту же самую мясорубку очень не хотелось. ‒ Ладно, ты ‒ не одна. То, что ты стала рулить девчонками, и как ‒ хвалю. А вот с Арленом ‒ феерический провал. И не потому, что он сломал руку, ‒ Наташа посмотрела на меня с удивлением, и я счёл необходимым уточнить: ‒ Хотя и это плохо. Я понимаю, что Мэри ‒ симпатяжка, а Арлен ‒ мутный. Но приятны ли люди с той стороны, неприятны ли с нашей ‒ в этом мы будем разбираться потом, когда они перестанут оспаривать наше право самим определять свою жизнь. Знаешь, это как в войну: какие из немцев на самом деле хорошие, а какие не очень, разбирались уже после взятия Рейхстага. А пока здесь ‒ мы, а там ‒ они. И в этом не надо путаться.

Кузя вдруг улыбнулась.

‒ Я бы предпочла 'мы' покомпактнее, ‒ ладони её сложились вокруг майки, словно лепя снежок.

Я огляделся вокруг и заговорил уже спокойнее:

‒ Давай об этом поговорим потом, в другой обстановке. А пока самое главное: если ты хочешь быть не одна, и это 'не одна' включает и меня... ‒ я сделал паузу и вопросительно посмотрел на Кузю.

Она коротко втянула сквозь зубы воздух, замерла так на миг, а потом согласно двинула головой, еле-еле, чуть заметно.

'Молодец, ‒ прошёлся я по себе бритвенно-острым сарказмом, ‒ кто-то берет под свою руку крепости и племена, а кто-то ‒ пригожих девиц, да одну за другой. Может, Кузя сегодня и выступила дурочкой, но для тебя-то это ‒ постоянная роль...'

Я кхекнул, прочищая горло, и постарался завершить фразу ровным голосом:

‒ ...то тебе надо научиться согласовывать свои поступки с моими планами.

‒ Но я же их ещё не знаю! ‒ неподдельно возмутилась Наташа и посмотрела на меня с надеждой.

‒ И не будешь, ‒ согласно кивнул я, ‒ поэтому свои женские 'поступки' предварительно обсуждай со мной.

‒ Что, все? ‒ поразилась Кузя.

‒ А их что, так много? ‒ подивился я.

Она громко фыркнула. Этим, в общем-то небогатым звуком, ей удалось выразить высшую степень своего превосходства.

Я тяжело вздохнул, готовясь уступать:

‒ Те, что могут выплеснуться последствиями за пределы класса.

Она задумалась, что-то прокручивая в голове.

‒ Идёт! ‒ довольно блеснула глазами.

‒ Ладно, ‒ сказал я недовольно, ‒ на сём договорились. Дай, ‒ забрал платок, а потом потянул майку из её рук.

‒ Эй, эй, ‒ она вдруг вырвала у меня эту тряпицу и торопливо спрятала её за спину, чему-то криво при этом улыбаясь. ‒ Я же обещала!

‒ Ну... Тогда пошли, ‒ я предложил локоть, и она тут же за него уцепилась.

На подходе к лагерю я почувствовал, что Кузю начинает нервно поколачивать. Покосился: у неё опять начали срываться слезы.

‒ Что? ‒ я остановился и озабоченно посмотрел ей в лицо.

‒ Страшно... ‒ прошептала Наташа и попыталась ткнуться лбом в моё плечо.

‒ Вот не надо... ‒ я мягко увернулся и подумал обречённо: 'Началось... Да как быстро...'

Кузя горестно вздохнула, постояла, глядя куда-то в сторону, потом двинулась вперёд. Я молча пристроился рядом. На душе было муторно, словно на мне неожиданно повис крупный долг ‒ и когда только успел?!

Первым со скамьи нас заметил Алексеич. Он курил, прикрывая огонёк папиросы ладонью.

‒ О, ‒ произнёс негромко, скользнул цепким взглядом по мокрым дорожкам на Кузиных щеках и кивнул мне с одобрением.

‒ Наташ, ты что? ‒ бросилась к нам от стола встревоженная Томка.

‒ Очень за Арлена Михайловича переживает, ‒ мрачно сказал я.

Руки у Кузи взлетели и торопливо прикрыли лицо.

‒ Похвально... ‒ процедила Тыблоко, натягивая крокодилью улыбку.

‒ Позаботься о ней, ‒ подтолкнул я Наташу к Томке.

Тыблоко проводила уходящих девушек долгим взглядом, потом похлопала по скамье рядом с собой:

‒ Андрей, садись с нами, чайку погоняем.

Я нашёл свою кружку и сел, с опаской посмотрев на задумчивую Чернобурку. Из класса за столом я остался один. Помолчали, потом Мэри тишком понюхала свои пальцы и брезгливо поморщилась.

‒ Ай, что уж теперь... ‒ решительно сказала Чернобурка, до того искоса поглядывающая за ней. С этими словами она решительно достала из-под скамьи сумку и выставила заготовленный, видимо, совсем для другого случая, запас: пару бутылок армянского пятизвёздного и пакет с 'Белочкой'.

Сидевший чуть особняком от нас усатый сапёр заметно оживился.

Мэри, судя по всему, не употребляла в своей жизни ничего крепче травки. После первой она ощутимо обмякла, после второй ‒ полюбила весь мир и особо ‒ сидящих за столом.

Потом я не выдержал и под многозначительное молчание Тыблоко слил остатки со дна бутылки себе в чай.

‒ Третья, ‒ объявил твёрдым голосом, ‒ вечная память... И упокой душ.

Алексеич решительно кивнул и выдохнул дым под стол.

Чернобурка недовольно зыркнула, но тут Мэри начало пробивать на покаяние всем присутствующим, и настроение у оперативницы сразу переменилось.

‒ Ладно, что ни делается... ‒ чуть пьяно сказала она, поднимаясь, и торопливо поволокла Мэри из-за стола.

‒ Э... ‒ повернулась Тыблоко на внезапное бульканье.

Пока мы смотрели, как Чернобурка затаскивает свою добычу в палатку, сапёр успел раскупорить вторую и налить себе доверху.

‒ Хватит, ‒ властно прихлопнула ладонью директриса.

‒ Как скажете, ‒ покладисто согласился тот и задвигал кадыком, вливая в себя сразу всё.

‒ Чёрт усатый, ‒ недовольно ругнулась Тыблоко, ‒ спать иди.

‒ А и то верно, ‒ улыбнулся прапор, засунул в рот конфету и удалился во тьму, довольно что-то насвистывая.

Ночь окончательно сгустилась, и за границей света от костров встала густая стена непроглядности. Из неё вынырнула и помаячила у меня на виду Мелкая. Она поглядывала на меня с тревогой, я кивнул ей успокаивающе, отпуская.

‒ Хорошая девочка, ‒ прокомментировала Тыблоко, внимательно что-то во мне выглядывая.

Я промолчал.

Потом от умывальников в сторону палаток прошли Кузя с Томой.

‒ Вздул? ‒ Алексеич повёл подбородком в их сторону.

‒ Словесно... ‒ лениво махнул я рукой.

В голове приятно шумело, от брёвен тянуло теплом.

‒ Да тут уже не только вздуть можно, ‒ Тыблоко прервалась, чтобы свирепо хрустнуть солёным огурчиком, а потом многозначительно подвигала толстыми щеками.

‒ Это всегда успеется, ‒ после короткого молчания миролюбиво сказал я.

Военрук усмехнулся как-то набок и зашуршал очередным фантиком.

Я сидел, торопливо соображая: 'Фактически Лексеич приказал мне Кузю прикрыть, но Тыблоко в курсе...'

‒ Кто наказывать будет? ‒ я вскинул глаза на директрису.

‒ О-о... ‒ протянула она многозначительно и быстро переглянулась с Алексеичем. ‒ А хороший вопрос, да? Хм... Теперь вот даже и не знаю.

Она сложила руки под подбородком и о чём-то задумалась, глядя на жар между брёвен. Щеки её устало обвисли, и я невольно позавидовал таланту Бидструпа.[9]

‒ А ты сможешь? ‒ вполголоса поинтересовался у меня Алексеич.

Тыблоко уставилась на меня с неожиданным интересом.

‒ О-хо-хо... ‒ протянул я.

Пришёл мой черед щуриться на то, как подёргивают сединой рдеющие угли.

Нет, в какой-то мере я её трудности понимал: если директор берётся наказывать, то, стало быть, знает, за что... А хочет ли она это показывать? Ой, вряд ли... При этом, пока в школе Лапкина, ни о какой гласности наказания речи идти не может ‒ а как можно наказать Кузю негласно?

‒ Думаю, что справедливое наказание от меня она примет... ‒ протянул я.

‒ Уверен? ‒ Алексеич придавил меня тяжёлым взглядом.

‒ Ну, в общем ‒ да, ‒ я почесал в затылке и добавил: ‒ Только вот я даже близко пока не знаю, какое наказание будет и справедливым, и полезным для неё.

Тыблоко и Алексеич опять коротко переглянулись, и я невольно заподозрил, что что-то я в своей школе до сих пор недоразглядел.

Тут со стороны леса донёсся счастливый протяжный девичий визг. Судя по всему, Паштет наконец дорвался до Иркиных рёбер.

Тыблоко прикрыла лицо ладонями и обречённо помотала головой из стороны в сторону. Потом отняла руки и прищурилась в темноту.

‒ Кто там? ‒ ткнула пальцем куда-то в бок.

Я ничего не разглядел, но Алексеич тут же подсказал:

‒ Армен.

‒ Армен, ‒ громко позвала Тыблоко, ‒ это ты?

‒ Я, Татьяна Анатольевна, ‒ и правда раздался откуда-то издали голос Армена.

‒ Кузенкову позови, ‒ голос директрисы налился тяжёлым металлом.

Наташа явилась минуты через три. Замерла рядом со столом и всем своим видом изобразила трепетную лань ‒ то грациозное эфемерное создание, что питается лунным светом и пыльцой с нектаром, исключительно с возвышенными мыслями в голове, невинно прикованное к этой грешной земле дурацкими законами Ньютона.

Впрочем, Тыблоко было этим не пронять.

‒ Кузенкова, ‒ громыхнула она почти ласковым баском, ‒ твою мать... Доскакалась, коза?

Кузя поджала задрожавшую нижнюю губу и посмотрела на меня заблестевшим взором. Я мгновенно покрылся испариной, сообразив. Впрочем, Тыблоко тут же меня и спасла:

‒ Думала, Василий Алексеевич не догадается? Да он таких умных, как ты, снопами вязал...

Следующие десять минут директриса виртуозно выгрызала Кузе мозг, сходу выбив её из образа, а следом доведя и до искренних слез, умудрившись при этом ни разу не упомянуть, за что, собственно, производится эта выволочка. Я пребывал в восхищении.

‒ Так вот, ‒ наконец, Тыблоко тяжело перевела дух и перешла к раздаче: ‒ Главный виновный тут ‒ Соколов. Да, и не смотри так на меня, Кузенкова! Командир за всё в ответе! И я его примерно накажу. А уж тебя, голубушка, будет он вздрючивать! И если мне не понравится, как он это делает, то его наказание удвоится. Всё, ‒ она повелительно взмахнула рукой, ‒ кыш отсюда.

Кузя торопливой рысцой исчезла во тьме.

‒ Рано, ‒ пробормотал я.

‒ Что рано? ‒ приподняла бровь директриса.

‒ Рано сказали. Ожидание наказания ‒ само по себе наказание.

‒ Верно, ‒ покивала она, ‒ но завтра будет некогда и негде, а потом ‒ поздно.

‒ Тоже верно, ‒ согласился я.

‒ Ладно, ‒ сказала Тыблоко, завершая разговор, ‒ давай, Андрей. У меня таких коз ‒ целое стадо. Ты уж хотя бы своих вытяни. Я вижу ‒ ты можешь.

‒ Татьяна Анатольевна, ‒ простонал я, ‒ это и есть ваше наказание? Скажите, что вы пошутили про его удвоение.

‒ Как знать, ‒ она таинственно улыбнулась и повторила: ‒ Как знать...

[1] В августе 1968 группа леворадикальных активистов йиппи (политическое крыло хиппи) выдвинула поросёнка по имени Пигасус Бессмертный (Pigasus the Immortal) кандидатом в президенты.

[2] 'С нами бог!', надпись на пряжках немецких солдатских ремней.

[3] У немцев 'смертники' были в виде железных жетонов из двух половинок, на каждой из которых был штамп с обозначением части и личным номером солдата. Похоронная команда разламывала 'смертник' надвое, оставляя одну половину на теле убитого, а вторую забирая для отчёта.

[4] Нагрудный знак Вермахта 'За ближний бой', им награждались военнослужащие, непосредственно участвовавшие в рукопашных боях. Близость боя определялась тем фактом, видел ли солдат в ходе схватки 'белки глаз противника'.

[5] Датский корпус СС численностью в шесть тысяч человек был сформирован 29 июня 1941 г для 'борьбы с большевизмом'. Формировался исключительно из добровольцев, в том числе из датских военнослужащих. Около пяти тысяч датских эсэсовцев погибло в окрестностях Демянска (для сравнения: при сопротивлении нападению Германии на Данию погибло шесть датских военнослужащих).

[6] Знаком награждали рядовой и командный состав РККА Особого Краснознамённого Дальневосточного военного округа, отличившихся в 1929 году при защите КВЖД (Китайско-Восточной железной дороги) от китайских войск.