Мотыжкин

— Цара, я вот тоже хочу спросить зачем? — говорю и падаю рядом на кровать.

— Зачем что? — и обнимает меня, стерва, прижимается.

— Цара, я все же инспектор министерства образования. Волкодав школьной системы. Я уже понял, что Матвей срать хотел на Наташу, любит он тебя. И Наташа неземной любовью к этому идиоту не страдает. И контракт этот, вот не верю теперь, что она его выдумала. Но на кой моржовый член с ним возиться? Чтобы она рядом со мной тусовалась? Ты опять в какие-то партийные дрязги влезла? Очередной режим пиздой буравишь?

— Любит она тебя, — призналась Цара, а ладонью сама яйца мне сжимает.

— Это что она ухаживала за мной таким образом? — интересуюсь.

И параллельно с возбуждением борюсь. Профессионалка, мать её.

— Это ты за ней ухаживал, — смеется.

— Красиво, признаю. Но сложности все равно дикие. Как вы Матвею все объяснили? Он же с пустого места, получается, под пресс попал.

Цара плечами пожимает.

— Он, чтобы над учителями поиздеваться, особенно по моей просьбе, готов был школу свастикой изрисовать.

— Долбоеб... — пробормотал я.

— Милый мальчик, — не согласилась Цара.

Её горячие дыхание путешествовало по моему телу, как бы в поисках за что такое бы ухватиться. Игра такая. Знает же за что.

— Ладно. Матвей терпило. А девочке какая выгода?

— С тобой побыть. Она после свиданий счастливая приходила, как вывеска 'Трахни меня' сияла.

— А ты значит помочь ей решила?

— Ага. Помочь.

— А спала тогда со мной какого хрена?

Она прижимается щекой к возбужденному члену.

— Чтобы помочь, — заявляет. — Чтобы она поняла, что все мужики сволочи, в особенности учителя. Вы все продажные суки, которые учат нас, как жить, с кем спать, объясняете, что такое подвиг, предательство. А сами точно такие же люди, как и остальные. Не боги, не ангелы, не святые. Обыкновенные букашки.

— Блядь, Цара, ты, что за отца моего мстишь? За то, что он трахнул и бросил тебя? Ты просто дура!

— Ты знал? — замерла она.

— Конечно, знал. Он мне сразу и рассказал , и видео продемонстрировал, и как ты кипятком от него писала объяснил. Трахнуть тебя — это была часть моего воспитания. Преграда, которую я должен преодолеть, чтобы стать настоящим человеком. Вырасти над собой, над тобой, стать тверже, сильней... Ну и твоего походу. Это в духе моего отца, одним примером двух поломать.

— И ты им стал? — ехидно поинтересовалась она. — Пошел по стопам?

— А хрен его знает. Папа во мне разочаровался, — и, не выдержав, добавил. — Да соси ты уже!

Вот в этот раз получилось, почти идеально. Цара сама нападала на меня, я контратаковал, мы бились, как звери, и проиграли оба. Только когда она уже заснула, я набрал на телефоне Наташу...

— Наташа? Это Мотыжкин. Я тут переспал с твой матерью и вот, что она мне рассказала...

12

Я сидел в тени большого с любовью восстановленного Стасом памятника какого-то бандита из века двадцатого. У него какая-то болезненная слабость к ужасам прошлого. Я, исключительно из профессиональных стереотипов, увлечение не разделял. Даже по краткой биографической справки на мониторе было понятно, что покойный, восстань сейчас из могилы, сразу бы прописался в моей базе. Надолго, если не до самой смерти в профилактории... Мысли у меня в голове были невеселые.

— Привет, — тихо поздоровалась Наташа и аккуратно присела рядом.

Мысли были невеселые. Ситуация даже в чем-то банальная. Учитель-ученица. Тьфу.

— Ты не обиделся, господин старший инспектор Мотыжкин? — тихо спросила она.

— Обиделся? На что? — не понял я.

— Ну мы же тебя разыграли, да?

Вот и пойми, где почти детская наивность, где тонкий расчет, а где хитрое упрямство. Женщина одним словом.

— А я с матерью твоей переспал.

— Я знаю. Я сразу поняла, что она тебя в постель затащит, чтобы показать мне насколько прогнил режим и как низко он пал. Но решила, что ладно, это не страшно. Главное, что в конце концов...

— Вот так просто все?

— Вы же сам учите, что любовь это умение понять, простить, поставить себя на место другого...

— Я этому не учу, — заметил устало я. — Я занимаюсь проблемными делами. Трупами, сумасшедшими, такими вот хитрожопыми как ты с Царой.

— Значит все? — спросила она и положила мне голову на плечо. — Контракт разорван?

Я вздохнул. Тяжело. На душе было гаденько.

— Тебе еще не наплевать на контракт?

— Я... — Наташа замялась и как-то совсем неуверено прошептала мне в плечо. — Я люблю тебя. И без контракта.

Хуже всего было то, что мне даже захотелось ей поверить.

— Мне тоже надо будет пройти испытания? — спросила она неожиданно.

— О боже! — вырвалось совершенно не произвольно. — Я и Матвею говорил и тебе, еще раз повторю: жизнь проверяет любовь. Исключительно жизнь.

— Или смерть, — добавила она.

— Что?

— Ну, как Ромео и Джульетта. Их проверила смерть.

— Глупости, — махнул только рукой. — Смерть это заморозка конфликта, а не его решение.

-Да? Интересно...

— Ладно, — произнес я аккуратно отстраняясь от неё и вставая, — пойдем.

— Куда? К Стасу? — обрадовалась она.

— У него сегодня праздник. Кладбище открывает для посетителей. Торжественное открытие, будет много гостей, журналисты даже забредут. А потом Стас уезжает. Новое кладбище искать.

Она тут же повисла у меня на шеи.

— Это получается самое настоящее свидание! — закричала она. — Даже не по контракту.

В эту секунду все надетая на себя взрослость слетела, будто желтые листья с уставших осенних деревьев. Она чуть ли отпрыгнула от меня и начала кружиться передо мной как самый настоящий ребенок.

— Откстись, — сразу предложил я. — Между нами ничего не может быть. Тебе еще сдавать уровень семейной жизни и аттестат совершеннолетие получать. Ты малолетка, а я взрослый дядька. Тебе учиться еще и учиться, получать специальность, искать свое место в жизни...

— Значит открытый финал, — закивала она. — Я согласна.

— Повзрослей для начала, — прикрикнул я. — А потом уже о финалах думай. Она моментально и вполне достоверно изобразила леди на прогулке и вцепилась в мою руку холодными пальцами. И мы медленно, словно парочка влюбленных, пошли по аллеи. Я не люблю её. Видимо мне мало одной щенячий радости от самого факта подержать меня за ручку. Но я так и не понял, что же мне надо на самом деле. Цару? Свят-свят-свят. Просто любви? Утомившись разбирать чужие чувства, захотелось получить свои, собственные, банальненькие, но индивидуальные, а не общественные? Тогда уж почему не Цара. Минет у неё классный, профессиональный как-никак. Поверить собственному оправданию: дескать дочь убережет от матери. Глупости все, глупости. Да и на молодое тело совершенно не тянет. Что же это, почему я сейчас иду к Стасу с малолеткой, которая вообразила что в тринадцать лет уже существует любовь? Или это жалость? Но ведь мне не было жалко ни её, ни Матвея, когда я думал, что это их чувства? Их любовь я собирался разломать, растоптать, со всем возможным усердием. И сейчас бы не остановился. Или... может быть я пожалел не ёё, а себя?