Оно движется

Кирилл Кудряшов

"ОНО ДВИЖЕТСЯ"

Той, со сна о ком все началось.

Не будь с теми, за кем оно может прийти.

Но если все-таки почувствуешь его за своей спиной — беги в мой дом.

Чтобы добраться до тебя, оно должно переступить через меня.

Оно не сможет.

Все самые страшные истории всегда начинаются с ошибок. Истории борьбы за выживание после страшной аварии — со слов "Я выпил всего бутылку пива, и это было моей ошибкой". Истории о драке насмерть в темном переулке — с "Это было ошибкой, не вызвать такси после корпоратива". Кстати, с алкоголя тоже начинается много страшных историй. С алкоголя начинаются многие ошибки.

В моей истории алкоголь тоже присутствует. Правда моя ошибка в тот летний вечер заключалась не в его покупке, а просто в том, что я шел не по своей стороне тротуара.

Мы с Колей купили пива и возвращались домой. У нас на массиве есть замечательный бар, бывший когда-то магазином разливного пива. Баром он стал после введения запрета на продажу алкоголя после 22-00, и для своих, для постоянных клиентов, его продают на разлив в любое время. Вот мы и зашли туда после работы. Выпили по кружке, попросили налить нам еще два литра, чтобы приговорить их уже дома, и пошли.

Шли по узкому тротуару, болтали о чем-то незначительном, вспоминая студенческие годы, и рассуждая о том, куда к 30 годам разбросала жизнь тех, с кем мы грызли гранит науки 10 лет назад.

И тут в меня врезался мужик. Крепкий рослый мужик в черных брюках и белой рубашке. Как будто на парад шел, мать его.

Я даже понять ничего не успел. Вот я шел, оживленно рассказывая Коле о нашем с Ирой первом свидании, о том, как я повел ее на фильм ужасов, рассчитывая, что она будет в панике прижиматься ко мне в темноте зала, но фильм оказался настолько страшным, что в самые страшные моменты Ирка выбегала "попить водички", а я был настолько парализован страхом, что забыл о всех своих планах на этот вечер — а вот меня уже разворачивает от удара, потому что в меня врезался мужик, шедший прямо на меня и даже не попытавшийся избежать столкновения. Сам он удара словно бы и не заметил, так и пошел дальше, а я — с трудом удержал равновесие, чудом не выронив пиво. Мне даже пришлось схватиться за колино плечо, чтобы не упасть.

— Слышь ты, урод! — крикнул я ему вслед, но мужик как шел, так и продолжал идти, полностью проигнорировав меня.

— Колян, подержи! — я сунул Коле в руку пластиковую бутылку с пивом и побежал догонять обидчика.

— Слышь, урод, я вроде к тебе обращаюсь! Ты смотри куда идешь, падла!

Я догнал его, положил ему руку на плечо, ожидая, что он остановится, обернется, и тогда я смогу высказать ему в лицо все, что я о нем думаю. Развития конфликта я не боялся. Дядька был высок и крепок, но и я не лыком шит — 92 килограмма при росте в метр восемьдесят три, и большую часть этого веса составляли мышцы, а не жир. Я ожидал чего угодно — что мужик стряхнет мою руку, что развернется и покроет меня матом, даже что развернется и сразу, без разговора, попытается меня ударить, но только не того, что он просто продолжит идти, полностью проигнорировав мое прикосновение.

— Слышь, чмошник, я с тобой говорю!

Я опять догнал его и на сей раз не просто положил руку на плечо, а вцепился в него мертвой хваткой. Это должно было быть больно, я прямо таки впился пальцами в его плоть, и тут же ощутил что-то странное, не придав тогда этому внимания. Плечо было холодным, это чувствовалось даже через ткань футболки.

Я едва устоял на ногах. Мужик как шел, так и продолжал идти, совершенно не обращая внимания на мою руку, крепко вцепившуюся ему в плечо. Он буквально потащил меня за собой, и я вынужден был разжать пальцы, чтобы не упасть, и не тащиться за ним, как ковбой за лошадью, у которого нога застряла в стремени.

— Ах ты ж сука!

Тут рука легла на мое собственное плечо. Колина рука.

— Андрей, уймись. Не надо!

— Да он меня чуть не сшиб.

— Андрюх, вообще-то это ты его чуть не сшиб.

— С чего это?

— Ты русский, или где? В этой стране вообще-то правосторонне движение. Ты пёр по встречке, за что и получил.

Я выдохнул. Посмотрел на Колю, проводил взглядом удалявшегося мужика, так и не соизволившего ответить на мои оскорбления, и вообще как-то среагировать на мое присутствие.

— Все равно он — урод.

— Ну, урод, ну и что? Мало ли уродов на свете? Пойдем!

Я посмотрел на Колю, на пиво, на удалявшегося мужика, снова на пиво... Мужик шел целеустремленно и неудержимо, и люди, как и я оказавшиеся не на своей стороне тротуара, уходили с его пути, взглянув ему в лицо. Так мог идти на квартиру к Саре Коннор терминатор.

А еще я вспомнил ощущение холода, исходившее от него. Холода и, как я сейчас понял, опасности.

— Пойдем за ним, — сказал я, и первым реализовал свое намерение.

— Анрюха, ну моп твою ж ять! Чего ты начинаешь, нормально же общались! — заворчал Коля, но двинулся за мной.

— Пятница, вечер, хотели же посидеть по-людски, пива попить... Дался тебе этот хмырь?

— С ним что-то не так, — ответил я на ходу. Широкая спина маячила впереди, но расстояние между нами сокращалось. Ходоком мужик был отменным. Кажется, он сделал бы персонажей Джека Лондона, даже повесь на него "сидор" килограмм под сорок.

— Да что не так? Чувак просто идет по каким-то своим делам. Торопится.

— Так не ходят, понимаешь?

Мое сердце на секунду сбилось с ритма, пропустив очередной удар. Я не мог понять, что меня смущает, но что-то в этом человеке было неправильно. В его стремительном шаге, в его целеустремленности, в его полном игнорировании опасности, то есть меня. Если бы меня кто-то окликнул, в такой форме, как это сделал я — я бы среагировал, обернулся. Если бы меня так схватили за плечо, я бы обернулся и, наверное, ударил. Дал понять, что за мной лучше не ходить, что меня лучше не трогать. Потому что нельзя оставлять за спиной опасность, а два крепких парня, имеющих на тебя зуб — это явная опасность. От опасности нужно или бежать, или нейтрализовать ее, об этом мне говорил весь мой жизненный опыт.

А он шел так, как будто опасностей для него не существовало, и этому было одно единственное объяснение. Он сам был опасностью.

И вот тут-то мне и надо было послушать Колю, пожать плечами, и пойти пить пиво с лучшим другом. Встретил какого-то странного психа, подумаешь, мало ли их в городе бродит? Может, обдолбанный наркоман? Может, у него вообще справка есть? Вон, в соседнем Новосибирске пару лет назад переборщившая с солями девушка, стоявшая в очереди в ЖЭУ, вдруг решила, что она — пантера. Порычала, помяукала, выгибая спину, потерлась об столы и ноги людей, а потом выбросилась в окно. Точнее — попыталась выброситься, ибо на окне была решетка.

Психи. Они повсюду.

Но во мне, впервые за мои 30 лет, взыграла гражданская позиция. Сейчас он врезался в меня, а через пару минут — врежется в беременную женщину. Или снесет коляску с грудным ребенком! Или выйдет на дорогу, и спровоцирует аварию с несколькими погибшими! Мало ли...

Хотя сейчас, задним числом, я понимаю, что я просто испугался этого уверенно шагающего по моей улице детину. А все страшное — притягивает и манит. Ведь не зря же бешеной популярностью в сети пользуются ролики про аварии и разборки на дорогах.

Мне просто стало жутко, и я хотел развеять эту жуть. Понять, что же не так с этим человеком! А все мысли о гражданском долге были лишь ширмой, за которой я прятал свой страх.

И я догнал его. Какое-то время шел рядом, ожидая хоть какой-нибудь реакции, но мужика мое присутствие не волновало совсем. Я мог идти слева от него, мог рассказывать ему теорию струн или пошлые анекдоты, мог панибратски положить ему руку на плечо и втирать, как я его уважаю — он не сбился бы с шага, и продолжил бы идти, глядя прямо перед собой. Его лицо не выражало ничего, но это, как раз, было наименее странным. Сколько людей с такими лицами идут по утрам на работу? Сколько раз я сам шел точно таким же пустым, запрограммированным только на то, чтобы переставлять ноги в дороге из пункта А в пункт Б?

Коля шел чуть позади, и в его глазах я, оборачиваясь, тоже видел обеспокоенность происходящим. Коля понимал: люди так себя не ведут. Не должны вести! Поэтому он шел за мной, готовый поддержать, готовый помочь, если это потребуется. Хороший друг не пытается разнять твою драку, хороший друг влетает в драку с ударом ноги.

Впрочем, драться я не собирался. Пока.

Впереди маячил перекресток Кленовой и Овражной. Оживленный регулируемый перекресток. Собственно, изначально я хотел проводить этого странного типа только до него — посмотреть, как он будет переходить дорогу. Что бы я стал делать, если бы мужик не остановился на красный сигнал светофора — я не знаю. Стал бы пытаться удержать его? В том, что это бесполезно, я уже убеждался. Я вообще не знал, зачем я преследую его, и что собираюсь делать.

Но еще до перекрестка я хотел провести эксперимент.

Поманив рукой Колю, я ускорился, переходя на легкую трусцу, обогнал странного прохожего метров на десять, и встал прямо на его пути, уперев руки в бока, кивков указав Коле на место рядом. Тот покачал головой, проворчал что-то похожее на "дебил", но рядом встал. Теперь мы вдвоем полностью перегораживали узкий тротуар.

Дебилы. В самом деле, дебилы. Как великое трио Трус-Балбес-Бывалый на пути машины, ведомой Натальей Варлей.

Теперь я мог посмотреть в глаза этому типу, и то, что я в них увидел за те пять секунд, что он приближался ко мне, меня не обрадовало. Я ожидал увидеть пустые, бессмысленные глаза обдолбавшегося торчка. В крайнем случае — застывший взгляд, вперенный в одну точку. Но глаза шедшего на меня человека были вполне живыми и осмысленными. Они двигались, сканировали окружающее пространство, и нас с Колей в том числе, и когда он приблизился вплотную, за секунду до удара, я успел понять главное, что смущало меня в его глазах. Зрачки. Огромные, неимоверно расширенные зрачки у человека, шедшего навстречу заходящему солнцу.

А в следующее мгновение я отлетел в сторону, прижимая руки к груди. Ощущения были такие, словно меня ударили деревянной киянкой, отшвыривая с дороги. Он ударил тыльной стороной кулака — той, что со стороны мизинца. Ударь он кулаком, костяшками пальцев — я наверняка недосчитался бы ребер, а так из меня просто вышибло дыхание, ну и главное — мужик расчистил себе дорогу и пошел дальше, просто расшвыряв нас по сторонам.

С другой стороны тротуара поднимался на ноги Коля. К нему уже подбежала какая-то девушка, и помогала ему подняться.

— Вы в порядке? Может полицию вызвать?

— Нет, не надо, все нормально.

— Он же вас... — она осеклась. Наверное, она видела, как мы встали перед ним, перегораживая путь, и мы в ее глазах разом переквалифицировались из пострадавших в подозреваемых.

— Все нормально, правда. Мы сами напросились. Не волнуйтесь, мы целы.

— Ну, если целы...

Она пошла дальше, поминутно оглядываясь на нас. Пошла на восток, туда, откуда мы и пришли. А я повернулся на запад.

Мужик переходил дорогу. На зеленый, как нормальный человек. Посмотрев налево, затем направо... Нормальный такой мужик, вполне обычный, только с ударом как у Тайсона, и очень не любящий, когда ему заступают дорогу.

— Доволен? — спросил меня Коля, подходя и потирая грудь. — Нам надрали задницы. Походя надрали. Я бы у такого в темном переулке закурить не попросил. А ну как вмажет превентивно.

— Как вмажет? — переспросил я.

— Превентивно. На всякий случай, короче.

— А... Пошли за ним!

— Андрюха, ты нормальный вообще? Он же псих, ты же видел! И почувствовал!

— Пошли за ним! — упрямо повторил я.

— Да на кой черт?

— Не знаю. Но не нравится он мне. Я хочу знать, куда он идет.

— Андрей, ты понимаешь, что в случае чего, мы с тобой даже вдвоем против него не играем? С кастетом или битой — еще куда ни шло, но не с голыми руками. Он боксер, наверное. А может просто всю жизнь грузчиком проработал. Но силушки у него на пятерых хватит. Он нам прямо здесь мог инвалидность подарить.

— Но не подарил же.

— Не захотел. Торопится куда-то, не до нас ему.

— Вот я и хочу узнать, куда он торопится. Пошли!

Я не пошел, я побежал, потому что мужик мог в любой момент свернуть в любой из многочисленных переулков частного сектора Кленовой, начинавшегося сразу после пересечения с Овражной. Все, что до Овражной — наш "Заречный" жилмассив. Все, что после — районы частного сектора до самой Медянки.

Я не оглядывался, чтобы проверить, бежит ли Коля за мной. Вот-вот должен был загореться зеленый, и я хотел успеть перейти улицу в этот цикл светофора. Мне не нравился этот мужик. Он пугал меня! Пугал до дрожи в коленках, и именно поэтому я собирался проследить за ним. То, что за ним идут следом, его, кажется, не волновало, главное, чтобы никто не мешал идти. Вот и славно, мы просто пойдем за ним, трогать его не будем, дорогу заступать — тоже. Обернется и кинется — всегда успеем убежать или позвать на помощь.

Мысль о том, что будет, если он бегает также быстро, как бьет, я придавил увесистым камнем и утопил в своем сознании.

Коля догнал меня уже на другой стороне улицы. Мужик маячил впереди, в сотне метров от нас, и уверенно топал вниз, к реке.

— Хреновая идея, Андрюха.

— Знаю.

— Пойдем домой, пиво пить. Собирались же.

Пиво Коля не бросил. Мне вспомнились "Особенности национальной охоты": "Сетку бросай!" — "Не, не бросит. С водкой... Не бросит!"

— Попьем еще. Просто посмотрим, куда он идет, и домой.

— Может он топиться идет? Вон как к реке чешет!

— Вот тогда до реки его проводим и домой.

— И что мы делать будем?

— В смысле?

— Ну, если он топиться станет? Вытащим его?

— Такого вытащишь, ага. Он сам кого хочешь притопит!

— Ну и нахрена мы тогда за ним идем?

— Не знаю, Коль. Отстань. Просто идем.

— Отличный план! — едко выплюнул тот, но по-прежнему шел рядом со мной.

Мы держались на почтительном расстоянии, метрах так в 50, и хотя мужик ни разу не оглянулся, я почему-то был уверен: он знал, что мы идем за ним, и это его ничуть не волновало. Так мы прошли до того места, где Кленовая уходит налево, оставаясь главной дорогой, а прямо уходит крошечный Кленовый переулок, заканчивающийся тупиком. Когда-то давно главная дорога проходила здесь, как раз по Кленовому переулку. Частный сектор разрезала пополам ветка железной дороги, и въезд на стремительно росший в советские годы "Заречный" проходил как раз по этому частному сектору, минуя переезд. Пробки из-за него стали чудовищными еще в 80-е, поэтому было решено построить на Кленовой путепровод над железной дорогой.

Надобность в переезде отпала, шлагбаумы убрали, асфальтированная некогда дорога превратилась в совокупность ям разного размера. В общем, дорога умерла, став просто еще одним переулком внутри хаотичного частного сектора, а год назад она и вовсе превратилась в тупик: руководство железной дороги решило огородить все свои ветки на территории города высоким забором. Официальная версия — для безопасности несознательных граждан, чтоб у них было поменьше возможностей попасть под поезд. Неофициальная — на железной дороге перли все, что было плохо прикручено. Забор не мог остановить матерых профессионалов, но как зашита от случайных воришек — служил исправно.