Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Хоббит, который слишком много знал


Опубликован:
26.03.2002 — 17.02.2009
Читателей:
2
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Хоббит, который слишком много знал



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ.



1.


До границы круга судьбы меня провожал дядюшка Хардинг. Вообще-то это обязанность отца, но моего отца сожрала залетная мантикора двенадцать лет назад, и все эти годы дядюшка Хардинг у меня вместо отца. Моя мама стала его второй женой, а я нежданно-негаданно оказался наследником клана Брендибэк. Если Олеся не родит Хардингу сына до того, как достигнет возраста старости, у меня есть шанс стать во главе клана, а, скорее всего, так оно и случится, ведь до сих пор у Хардинга рождались исключительно дочери. Надо сказать, симпатичные дочери, особенно Памела. Жалко, что я не могу на ней жениться — все-таки она моя двоюродная сестра.

Хардинг остановился, он почувствовал приближение круга. Мне это пока не дано, я еще не принял свою судьбу, и мир маны закрыт для меня. Но это ненадолго, когда завтрашним утром я вернусь в деревню, я тоже буду чувствовать места силы, если, конечно, моя судьба содержит достаточную долю скилла. Я почти уверен, что так оно и есть, Дромадрон, верховный визард клана, не устает повторять, что никогда еще не видел столь совершенного астрального тела, как у меня, но все равно, тому, кто еще не принял судьбу, магия недоступна.

Хардинг положил руку мне на плечо, значительно посмотрел в глаза и сказал:

— Удачи, Хэмфаст. Пусть твоя судьба будет счастливой!

Я молча кивнул, как и предписывается ритуалом, и пошел дальше по тропинке, еле различимой в густом подлеске. Ветви заячьих кустов мягко сомкнулись за мной, и я остался в одиночестве.

Я не чувствовал вокруг себя ничего необычного. Тот же лес, те же гигантские сосны, уходящие в небо, густой кустарник, высокая трава, пение птиц, стрекотание кузнечиков, все в точности так же, как и в любом другом лесу Хоббитании. И когда передо мной открылся круг, это произошло внезапно и без всякого предупреждения.

Каждый хоббит с детства знает, как выглядит круг судьбы. Круглая или почти круглая поляна диаметром от ста до ста пятидесяти футов. Внутренний круг диаметром ровно шестьдесят футов символизирует мир валаров. Обычно, когда они не хотят являться смертным во плоти, они невидимы и неощутимы, и потому во внутреннем круге нет ничего, кроме травы и цветов. На краю внутреннего круга стоят статуи аватаров, у южного края Гендальф, у северного — Саруман. На первый взгляд это грубо сделанные деревянные истуканы, но каждый просвещенный хоббит знает, что изображение не должно быть похожим на изображаемое, истинное сходство всегда скрыто внутри.

Гендальф — это сила попутного ветра, красота первозданного леса, мудрость предков, любовь матери. Позитивный аватар — это то, что ведет тебя через овраги и буреломы твоей судьбы, он почти не оберегает и совсем не защищает, он только показывает путь, но и это немало. Саруман — это ветер в лицо, пепел пожарища, волчьи глаза в ночи, плевок четырехглазой гадюки. Негативный аватар — это то, что стоит на пути, это препятствия, что мешают тебе идти, но ты их преодолеваешь и становишься сильнее. Негативный аватар неприятен, но его роль не менее важна для судьбы, чем роль позитивного аватара. Если никто не стоит на твоем пути, что ты сможешь обрести в странствии?

У каждого народа свои аватары. Позитивный аватар одних может быть негативным у других, у орков, например, Саруман — позитивный, а Гендальф — негативный. Но это не значит, что орки — плохой народ, тысячу лет назад Эозорская хартия провозгласила равенство всех разумных, кроме гарид, гурров и хед, и никто еще не оспаривал основной принцип этой хартии (вышепоименованные расы не в счет). Так вот, орки — не плохие, просто у каждого народа свой путь и путь орка противоположен пути хоббита, но разумные существа тем и отличаются от бессловесных тварей, что могут разойтись на узкой дороге, не вступая в бессмысленный бой.

За спиной Гендальфа стоят пятеро истуканов вдвое меньше. Это герои: Фродо, Перегрин, Мериадок, Неизвестный и Фолко. Незачем перечислять их подвиги, они подробно расписаны в Красной и Оранжевой книгах, знакомых каждому уважающему себя хоббиту. За спиной Сарумана не стоит никто.

Я занял предписанную ритуалом позицию на одну восьмую круга правее Фолко и сел на траву. В этом месте трава оказалась чуть менее высокой и густой, это понятно, ведь в среднем два раза в месяц эту траву приминает собой очередной желающий получить судьбу из рук высших сил.

Я принял позу болотной кувшинки и начал медитацию.

Обряд принятия судьбы — обряд инициации юношей и девушек, практикуемый всеми разумными расами. Основным элементом О.П.С. является совершение ночной медитации в особом церемониальном месте, специально предназначенном для совершения данного обряда (круг судьбы, пещера предназначения и т.д.). Предварительное прохождение О.П.С. является необходимым условием развития магических способностей. Процессы, происходящие в душе проходящего О.П.С., до сих пор не поддаются научному объяснению. Установлено, что понятие судьбы не имеет никакого отношения к сути О.П.С. и, следовательно, общепринятое название этого обряда некорректно с научной точки зрения.


Большая Аннурская энциклопедия, т. 16.



2.


Когда сквозь густое сплетение ветвей проглянул первый отблеск восходящего солнца, я понял, что обряд завершен. Я ощутил напряжение маны вокруг себя, и это оказалось ни на что не похожим (не зря магию называют седьмым чувством), а потом я увидел то, что заставило меня вздрогнуть.

В среднем круге, точно посередине дуги, разделяющей аватаров, стоял человек. Высокий худощавый мужчина лет пятидесяти, с темно-русыми волосами до плеч и короткой аккуратно подстриженной бородой, в которой пробивается первая седина. Одет в грязно-серый плащ, не носящий никаких следов того, что незнакомец только что продирался сквозь густой кустарник, покрытый обильной утренней росой. Лицо абсолютно непримечательно, такое лицо забывается через час после того, как ты его увидел. Никакого оружия в руках. Университетский маг? Но посоха тоже не видно. Маг из ковена?

Похоже, что я удивил незнакомца не меньше, чем он удивил меня. Он судорожно сглотнул и отступил на шаг, оказавшись в пределах запретного внутреннего круга, но, похоже, это его не озаботило. Он растерянно пробормотал под нос, как это делают те, кто привык разговаривать сам с собой:

— Хоббит? Невозможно поверить... Первый случай за пятьсот лет, и хоббит...

Я подошел к незнакомцу, церемонно поклонился, как положено, и представился:

— Хэмфаст, сын Долгаста из рода Брендибэк, к твоим услугам, почтенный.

Он ответил все тем же растерянным бормотанием:

— Брендибэк? Это кое-что объясняет... совершенно новый фактор... надо учесть... — Он, наконец, опомнился и поклонился мне, столь же церемонно, как это сделал я. — Почтенный Хэмфаст, я не могу назвать тебе свое истинное имя и не хочу оскорблять твои уши ненужной ложью. Я назовусь, как положено, когда придет время. А пока я рад предложить тебе, почтенный Хэмфаст, сын Долгаста, вступить в ковен, который я имею честь возглавлять.

— Мне? В ковен? — Предложение загадочного незнакомца ошеломило меня. — Но я... я принял судьбу всего несколько минут назад, я еще ничего не умею, я не знаю ни одного заклинания.

— Это мне ведомо. Тем не менее, мое предложение остается в силе. — Мужчина ответил, соблюдая форму ритуала тройного отказа, и мне невольно пришлось тоже последовать ей.

— Мне неведомы пути и пределы моей силы.

— Это неважно.

Неважно? Странно. Он должен был ответить "ковен откроет твои пути и покажет твои пределы". Я произнес следующую церемониальную фразу:

— Я слаб и глуп, и потому принесу немного пользы ковену.

Незнакомец помолчал, а затем внезапно рассердился.

— Да не помню я следующую фразу! Считай, что я ее произнес, просто скажи "да" или "нет".

— Конечно, да!

Еще бы! Насколько я помню, ни один ковен никогда не удостаивал хоббита приглашением. Герои не в счет — когда они жили, ковенов еще не было. Я предвкушал, как порадуется дядюшка Хэмфаст, но очень скоро незнакомец меня разочаровал.

Ковен — тайная группа магов, преследующая общую цель или совокупность целей. Как правило, К. образуют маги, стремящиеся к запретным знаниям. Во всех государствах Средиземья, кроме Полночной Орды и Восходной Марки, К. запрещены законом, однако, по неподтвержденным данным, многие региональные лидеры пользуются услугами К. для решения политических задач. К типичным направлениям практической деятельности К. относятся магическая разведка, социальная инженерия, прикладные исследование военной направленности. Несмотря на то, что К. подарили миру такие замечательные открытия, как истребитель миазмов и небесный коридор, нельзя забывать и многочисленные преступления против жизни, за которые К. несут ответственность (наиболее известны вторжение мантикор и исторжение Целиса). Тем не менее, маги, входящие в К., являются излюбленными персонажами народного фольклора и популярной литературы, причем, как это ни странно, чаще всего они выступают в роли положительных персонажей.


Большая Аннурская энциклопедия, т. 12.



3.1.


Незнакомец порылся в складках коричневого камзола, обнаружившегося под распахнувшимся плащом, и осторожно извлек оттуда какой-то небольшой предмет. Он протянул мне раскрытую ладонь и величественно произнес:

— Возьми это кольцо! Теперь оно твое по праву.

Я растерянно смотрел на пустую ладонь, никакого кольца там не было.

Незнакомец досадливо крякнул:

— Я совсем забыл, оно невидимо для глаза. Волшебным зрением ты увидишь его без труда, но для обычного зрения оно не существует.

Я осторожно провел пальцем по ладони собеседника и нащупал кольцо. Действительно, оно совершенно невидимо. Я не мог проверить, видимо ли оно для волшебного зрения — никто еще не успел научить меня этому волшебству, и поэтому я не стал заниматься исследованиями занятной вещички, я просто надел кольцо на палец.

— Замечательно! — провозгласил незнакомец. — Теперь первая часть моей миссии выполнена и я ухожу. Мы с тобой встретимся, когда придет время. Не думаю, что придется ждать долго, — при этих словах он ехидно хохотнул.

— Подожди! — воскликнул я. — Ты не можешь просто так взять и уйти. Ты должен сообщить моим родным, что забираешь меня в ковен...

— Это необязательно.

— Я должен принести клятву...

— Считай, что уже принес ее.

— Это кольцо... что оно означает?

— Ты все узнаешь в свое время.

— Но я даже не знаю, как тебя называть!

— Называй меня просто — Учитель.

И с этими словами Учитель ушел. Он пересек запретный внутренний круг, пройдя совсем рядом с центром, и ничего не случилось. С ясного неба не ударила молния, не сотворились из ниоткуда смертельные монстры, острые листья луговой травы не превратились в режущие ножи. Я всегда предполагал, что этот запрет носит чисто этический характер и не подкреплен реальной опасностью для нарушителя, но меня все-таки покоробило, что его можно так играючи преступить, даже не заметив преступления.

Учитель углубился в заросли, и его плащ моментально промок. Я постоял на священной поляне еще несколько минут, а затем двинулся в обратный путь к деревне.

Невидимость остается одной из недостижимых целей современной магии. Большинство ученых (в том числе и такие великие маги, как Оэктакан и Юперт) сходятся на том, что истинная невидимость невозможна, но доказать это утверждение, равно как и опровергнуть, не удалось еще никому во вселенной. Вы можете возразить, что описанное в Красной книге Кольцо Всевластия имело в качестве одного из побочных проявлений Силы способность предоставлять невидимость разумному, надевшему на палец данное кольцо. Однако, скорее всего, это — не более чем метафора, символизирующая скрытый характер истинной власти. Для желающих более подробно изучить данный аспект, могу порекомендовать пособие "Семантика великого двукнижия", принадлежащее перу Муад Дрейка, и доступное в библиотеке филологического факультета. Мы же не будем более тратить время на исследование легенд и перейдем к другой задаче, близкой к задаче достижения невидимости, но в отличие от нее, вполне реальной. Оставшаяся часть настоящей главы посвящена заклинаниям отвода глаз.


Ленор, Вильт, Риссерфрах и др.



Практическая магия. Учебное пособие.



Издательство Минаторского Императорского Университета



2997 г. от И.Э.



3.2.


Нельзя сказать, что незнакомец разочаровал меня сразу. В первые минуты я был просто потрясен. Великие сосны, кусты заячьи и кусты колючие, статуи аватаров и героев, высокая, от века некошеная трава внутреннего круга, запах лесных цветов, встревоженные трели кузнечиков, надоедливое пение мошкары — все исчезло. В мгновение ока мир изменился, и мы оказались в маленькой комнатке без окон, с каменными стенами, полом и потолком. Большую часть комнаты занимала огромная, рассчитанная на человека кровать, и грубый стол в комплекте с жестким грубо сработанным стулом. Больше всего комната напоминала келью отшельника, вот только письменный стол освещался не лучиной и даже не свечой, а маленьким огненным шариком, висящим в воздухе в двух футах над его поверхностью.

Незнакомец поморщился и пробормотал:

— Извини, тут все рассчитано на человека. Я никак не ожидал, что ты окажешься хоббитом. Но теперь уже нет смысла все переделывать.

— Что значит "я окажусь"? Почему ты выбрал меня? — этот вопрос стоило задать в самом начале, но он пришел мне в голову только сейчас.

Мой собеседник отмахнулся от меня, как от назойливого комара:

— Ты все поймешь, когда придет время. Пока смотри и запоминай. Здесь, — он показал на маленькую и неприметную дверцу в стене, — тебя всегда ждет горячий обед. Разносолов не обещаю, но пища здоровая и умеренно вкусная. Здесь, — он показал на родничок, бьющий прямо из стены, — вода. Чистая, ключевая. Здесь нужник. Эта дверь выведет тебя туда, откуда ты пришел. Дверь одноразовая, открывай ее только в случае крайней необходимости. И, самое главное, — в его руке появилась толстая книга. — Твоя первая задача — прочитать и понять вот это. Вопросы?

— Теперь ты можешь открыть мне свое имя?

Незнакомец на мгновение заколебался, но все-таки отрицательно качнул головой.

— Зачем ворошить сгоревшие угли? Мое имя тебе ничего не скажет. Называй меня просто — Учитель.

— Учитель, как быстро я должен прочитать эту книгу?

— Чем быстрее, тем лучше. Боюсь, полностью ты не прочитаешь ее никогда. Но ты поймешь, когда прочитал достаточно.

— Она не кажется такой уж толстой.

— Чем дольше ее читаешь, тем толще она становится. Я не хотел пугать тебя ее оригинальным видом, — Учитель тонко хихикнул, — Еще вопросы?

— Мне не нужно приносить клятву верности?

— Не нужно.

— Клятву молчания?

— Нет.

— Я получу какой-нибудь знак?

— Какой знак?

— Ну, там, кольцо какое-нибудь...

Учитель рассмеялся.

— В некотором роде ты уже получил его. Достаточно, Хэмфаст, ты уже знаешь все, что должен знать, вступая на путь. Мы поговорим снова, когда ты сделаешь первые шаги, и у нас появятся темы для разговора.

И с этими словами Учитель исчез. Просто растворился в воздухе, только что был здесь, и вот его уже нет.

Я подошел к столу и влез на стул. Саруман бы побрал эту человеческую мебель! Я взял в руки книгу и прочитал название. Высшая магия.

Высшая магия — гипотетическая область магии, работающая с материей не посредством поля маны, а через непосредственное воздействие на элементалы. Понятие В.М. введено Ролтоном в философском трактате "Первоосновы мироздания". Нет никаких оснований утверждать, что В.М. существует в реальном мире.


Большая Аннурская энциклопедия, т. 3



4.1.


Первым, кого я увидел, покинув круг судьбы, был мой дядюшка Хардинг. Вторым — визард Дромадрон. Я подошел к ним и степенно поклонился, как и подобает взрослому хоббиту. Хардинг хлопнул меня по плечу и спросил, радостно, но вместе с тем, тревожно:

— Ты чувствуешь ману?

— Конечно, дядя.

Хардинг торжествующе взглянул на Дромадрона, тот выглядел озабоченным.

— Скажи, Хэмфаст, — обратился он ко мне, — во время обряда происходило что-нибудь необычное?

Он застал меня врасплох, я не знал, что отвечать. С одной стороны, я так и не принес клятву молчания, но, с другой стороны, Учитель сказал "считай, что ты уже принес ее". Я решительно сказал:

— Нет. Ничего необычного не происходило, — и на всякий случай добавил, — по-моему. Я же не знаю, что в этом обряде обычно, а что необычно.

Хардинг расхохотался этой немудреной шутке, но Дромадрон стал еще озабоченнее. Он сказал:

— Пойдем, Хэмфаст, мне не терпится взглянуть на твою судьбу.

И мы пошли в деревню.


4.2.


Когда я оторвался от чтения, был уже, кажется, вечер. В этой полутемной каморке трудно определенно сказать, какое сейчас время суток, но времени прошло много, это уж совершенно точно. Я одолел около сорока страниц волшебной книги и моя голова, казалось, переполнилась мыслями, как Гномье озеро переполняется водой в сезон осенних дождей. К тому же я не спал больше суток и примерно сутки ничего не ел. Я открыл дверцу в стене и обнаружил там дымящуюся глиняную миску и глиняный же кувшин. В миске обнаружилась баранина, тушенная с репой, в кувшине — слабенькое светлое пиво. Я внезапно понял, что проголодался, и набросился на еду, как вервольф через час после случки.

В голове бродили разные мысли. Дромадрон говорил, что высшей магии не существует, что это просто красивая сказка, которую придумал какой-то человек по имени Ра... Ро... не помню, у этих людей такие дурацкие имена! Но я прочитал достаточно, чтобы понять, что высшая магия все-таки существует, что эта книга — вовсе не глупая шутка свихнувшегося мага. Я сразу почувствовал что-то первозданное в чеканных формулировках высшего языка, так не может мыслить ни один разумный, только боги, и, может быть, еще аватары способны овладеть этим языком настолько, чтобы использовать его в повседневной беседе, не задумываясь. Смертным это не дано, смертные не могут одновременно думать в двух-трех разных потоках сознания, они не могут заставлять слова оживать и рождать другие слова, так что мыслящему остается лишь отойти в сторону и наблюдать за действием, ожидая, когда в глубинах души явится то слово, которое даст власть над тем, над чем хозяин души ищет власти. Смертные могут только плести заклинания, так же, как и в обычной магии. Высшая магия вообще очень похожа на обычную, только заклинания формулируются на высшем языке, и вместо октав маны маг взывает к силам элементалов. А когда взываешь к элементалам... может, я чего-то не понимаю, но мне кажется, что здесь не действуют привычные законы мира, и воле мага открыто... все?


5.1.


Когда Дромадрон закончил ритуал познания, он выглядел так, как будто его долго и вдумчиво били по голове. А потом влили в глотку добрый кувшин эля и заставили исполнять пляску весны. В общем, выглядел Дромадрон растерянно.

Он спросил меня:

— Хэмфаст, ты точно не можешь припомнить ничего необычного?

— Я же говорил тебе, Дромадрон, я не знаю, что в обряде принятия судьбы обычно, а что необычно.

— То, о чем я спрашиваю, не могло показаться тебе не заслуживающим внимания. Либо ты что-то скрываешь... — я сделал непроницаемое лицо, — либо на тебя наложено заклинание. Придется идти в хейнбирс, здесь я не могу увидеть больше. В последний раз спрашиваю, что ты скрываешь от меня?

— В последний раз отвечаю, что ничего не скрываю от тебя, почтенный Дромадрон, — ответил я, а сам подумал в смятении, может, я все-таки не давал Учителю клятву молчания?

Хейнбирс — заклинательная пещера.


Хоббито-аннурский словарь



5.2.


Сотворение существа включает в себя три основных этапа: формирование вида, сотворение вида и собственно сотворение существа. Я не стал заполнять структуру вида, оставив почти все поля пустыми. Лишь в тех случаях, когда книга ясно говорила, что данное поле должно быть заполнено, я вставлял в структуру нужное понятие.

Книга порекомендовала подготовить для существа душу, и я сделал это, не вполне понимая смысл делаемого. Ведь изготовленная душа (слово "сотворенная" здесь неупотребимо, потому что душа окончательно сотворяется только вместе с телом) включала в себя только одну вещь — обращение к элементалу "Обычная душа существа". Спрашивается, почему бы не протянуть нить, связывающую структуру вида с этим элементалом напрямую, минуя ненужный промежуточный узел? Может быть, цель состоит в том, чтобы, когда я буду создавать по-настоящему полноценную душу, мне не пришлось бы думать над тем, как связывать нити? Скорее всего, так оно и есть, ведь когда маленького хоббита учат управляться с луком, вначале его учат стрелять по гнилым репкам, хотя какой смысл расстреливать репу из лука?

В общем, я соорудил то, что с некоторой натяжкой можно именовать душой, и привязал ее к элементалу "Сотворить вид". Я взял выходную нить и прицепил ее другой конец к элементалу "Сотворить существо". Осталась сущая мелочь — мысленно дописать к заклинанию две строки текста, содержащие ссылку на еще один элементал. Он называется "Обдумать мысль", но я так и не понял, как связано то, что он делает, с тем, что заключено в его названии. Книга советовала не загружать себя ненужным знанием, а просто дописывать ссылку на него к каждому заклинанию, в котором сотворяются высшие существа (значит, бывают еще и низшие?). Я так и сделал.

Заклинание готово. Я мысленно воззвал к Гендальфу и использовал мое первое заклинание. Ничего не произошло.

Я проверил все нити и нашел две ошибки. Попробовал еще раз, и снова ничего не получилось. Еще одна проверка. Еще одна ошибка. Последняя.

На столе появился поросенок. Совсем маленький, не больше двадцати фунтов, трогательно розовый и несмышленый. Я открыл дверцу в стене и покормил поросенка. Когда поросенок насытился, я снял его со стола и увидел Учителя.

Он стоял за моей спиной и задумчиво смотрел на поросенка. Когда он увидел, что я его вижу, он сказал:

— Должен был получиться щенок или, в крайнем случае, жеребенок. Очевидно, играет роль, что ты не человек и не эльф. Моргот меня раздери, как много зависит от природы мага! Сколько возможностей для исследования! Ничего, когда мы выполним миссию, у нас будет достаточно времени, чтобы разобраться и в этих тайнах.

— Учитель, — почтительно спросил я, — а в чем заключается наша миссия?

— Ты еще не готов к этому знанию. Пока отдохни, а потом читай дальше. Посмотрим, как ты справишься со вторым заданием.

Учитель глянул на поросенка, и тот исчез вместе с маленькой кучкой, которую успел наложить в углу. Секундой позже исчез и Учитель.


6.1.


Я впервые оказался в хейнбирсе. Оказывается, это место, о котором ходит столько разных слухов, выглядит совсем обыденно. Больше всего хейнбирс похож на большой чулан, захламленный, но упорядоченный.

По правилам, хейнбирс должен находиться в пещере, но где взять пещеру в восточном пределе Хоббитании? Поэтому хейнбирс клана Брендибэк вырыт в склоне холма, так же, как обычное жилище хоббита. Только в хейнбирсе нет ни кроватей, ни шкафов и сервантов, ни сундуков, ни настенных гобеленов. И еще нет окон. Вдоль стен хейнбирса стоят стеллажи из неструганных досок священной осины, а на стеллажах в строгом порядке расставлены грубо сколоченные ящики и маленькие аккуратные коробочки с магическими ингредиентами. В углу письменный стол, рядом с ним чурбан, играющий, очевидно, роль стула, на стене книжная полка, сплошь заваленная пергаментами. В центре ровная чисто выметенная круглая площадка диаметром футов в десять. Даже я, не умеющий сотворить ни единого заклинания, ощутил напряжение маны, исходящее из центра этой площадки. Пожалуй, трехкратное превышение естественного фона.

Дромадрон не совершал эффектных жестов, он не произносил величественных слов, но я сразу почувствовал, как мана пришла в движение. Дромадрон нарисовал на площадке шестиконечную звезду, он не пользовался циркулями и линейками, линии были неровными и неправильными, но я знал, что сейчас это неважно. В центр звезды Дромадрон поместил странную зелено-фиолетовую свечу, и, когда он зажег ее, она стала издавать пряный, ни на что не похожий запах. На концах четырех лучей разместились пучки каких-то трав. Дромадрон задул лучину, и странным образом в хейнбирсе стало светлее. Только этот свет не прояснял мир, а затуманивал, смещая очертания, углы и расстояния, и нарисованная на полу звезда приобрела в призрачном свете идеальную форму. Дромадрон встал на дальний конец звезды и произнес слова силы. Я не понял ни единого из них. Дромадрон указал мне на последний луч звезды, оставшийся незанятым, и я поспешно заполнил его своим телом.

Наступила вязкая, неприятная тишина, которая длилась вечность, потоки маны закручивались вихрями, светились невидимым светом, сила пронзала меня, и, наконец, Дромадрон сказал:

— Я вижу могучий артефакт на тебе. Это кольцо на среднем пальце правой руки. Ты чувствуешь его?

Я не знал, что ответить, но мои губы зашевелились помимо моего желания:

— Да.

— Откуда он у тебя?

— Мне дал его Учитель.

— Какой такой учитель?

— Не знаю.

— Какой он расы?

— Человек.

Следующую вечность я описывал физический и астральный образ Учителя. Наконец, Дромадрон перестал расспрашивать меня и обратил свой взор на кольцо. Это длилось третью вечность, а потом свеча догорела.

Дромадрон выругался, зажег лучину, и магия ушла. Напряженность маны упала раз в двадцать, вряд теперь ли хейнбирс наберет прежнюю силу раньше, чем через месяц.

Я был смущен. Непонятно, давал ли я клятву молчания, но, если я ее все-таки давал, то теперь я ее нарушил. Дромадрон развеял мои сомнения. Он сказал:

-Успокойся, Хэмфаст. Ты не давал никакой клятвы. Ты дал согласие на вступление в ковен, но ты не успел в него вступить. Обряд не состоялся, и ты ничем не обязан этому твоему... учителю.

— Но, визард, он не собирался проводить никакого обряда!

— Верно.

— Значит, он не хотел принимать меня в ковен по-настоящему?

— Тоже верно.

— Тогда зачем он все это говорил?

— Подумай.

Я подумал.

— Кольцо?

— Кольцо.

— Что это за кольцо?

Дромадрон глубоко вздохнул.

— Я не знаю. Моей силы не хватает, чтобы добраться до его астральной сущности, — последние слова дались ему через силу, — честно говоря, я почти ничего в нем не понял.

— Но это действительно магический артефакт?

— Без сомнения.

— Но... это... это не кольцо Саурона?

Дромадрон рассмеялся.

— Конечно, нет! Вначале я тоже подумал о нем. Невидимость, аккумуляция силы... Красная книга описывает его довольно подробно. Но кольцо Саурона сгорело в Ородруине, это тоже написано в Красной книге. А если не верить в Красную книгу, во что тогда вообще верить?

— Тогда что это?

— Я же сказал, не знаю, — недовольно ответил Дромадрон, — у меня есть кое-какие подозрения, но я не хочу о них говорить, вначале нужно все проверить как следует. Снимай кольцо.

Я попытался это сделать и не смог. Я чувствовал магию, исходящую от кольца, но другие, обычные чувства, больше не замечали его. Раньше оно было просто невидимо, теперь мои пальцы беспрепятственно скользили по моей коже, и только силовые линии маны подсказывали, что это проклятое кольцо по-прежнему надето на палец.

Дромадрон взял мою руку в свои и пару минут совершал странные движения. Вначале он пытался сдернуть застрявшее кольцо с моего пальца, затем — хотя бы ощутить это кольцо, наконец, по-моему, он просто пытался прощупать особенности чуждой магии. Похоже, эти попытки не увенчались успехом. Мудрый визард нахмурился.

— Похоже, дела обстоят хуже, чем мне показалось вначале, — сказал он.


6.2.


Второе сотворенное мной существо оказалось похожим на серую сову с куриным хвостом и широко расставленными глазами. Оно встревожено порхало по каморке, и было похоже, что теснота и тусклый свет волшебного фонарика действуют ему на нервы. Я прочитал вслух длинный абзац из колдовской книги, а затем произнес кодовое слово. Несуразная сова повторила абзац слово в слово, выходит, мое второе заклинание подействовало.

Эта сова — низшее существо, хотя я вложил в него целых четыре души. Точнее, главная душа у него одна, но в нее вложены три магических узла, которые, по сути своей, тоже души. Один узел отвечает за запоминание услышанной информации, второй за ее воспроизведение, а третий — реагирует на кодовое слово и активизирует два первых узла. Все три узла совершенно стандартны, это нечто вроде элементалов, но другое. Это как бы стандартные души, нематериальные, но существующие. Высшая магия позволяет привязывать их к заклинанию, и это упрощает сплетение заклятья.

Стандартные узлы удобно использовать только при проектировании низших существ. Конечно, можно привязать узел слуха и запоминания и к тому симпатичному поросенку, которого я сотворил вчера (или уже сегодня?), но для этого потребуется гораздо больше нитей, и наложить их в правильной последовательности будет не в пример труднее, ведь такие простые элементалы, как "Взять слова из памяти низшего существа", с высшими существами не работают. Есть, конечно, элементал "Прочитать память души", который действует на все души, но искать в высшей душе тот единственный уголок, в котором прячутся нужные слова... нет, это возможно, и потребные элементалы не так уж сложны, но куда проще работать с низшей душой, в которой уголок для хранения слов отгорожен раз и навсегда. Не зря маги чаще всего работают с низшими существами, всякие там насекомые, големы, мантикоры, чтоб их гнездилище Саруман разорил.

Традиционная магия относит птиц к высшим существам, вместе со зверями и драконами. Книга Учителя говорит, что неважно, как существо выглядит снаружи, важно лишь то, что вложено в него творцом. А я, глядя в пустые глаза сотворенного крылатого шпиона, понимаю, в чем истинная разница между высшими и низшими тварями — высшее существо можно полюбить, будь это даже свинья, а в отношении низшего это никому не придет в голову.

Книга говорит, не стоит творить высших без нужды, для решения почти любой задачи можно сотворить тупого серого ублюдка, который ее решит. Наверное, Учитель прав, но мое первое заклинание понравилось мне куда больше.


7.1.


Шестеро хоббитов собрались в путь невероятно быстро, менее чем за сутки. Беспрецедентно быстро, мог бы сказать Дромадрон, но он не сказал этого, несмотря на то, что был одним из шести. Остальные пять — это я и четверо лучших воинов клана: Хронинг, Хулиан, Ристен и Нибермот. Все, кроме Дромадрона, вооружены до зубов. Но простой осиновый посох Дромадрона стоит десятка мечей.

Дядюшка Хардинг вышел на крыльцо, чтобы проводить нас. Он обнял каждого и произнес напутственные слова, для каждого свои. Мне он сказал:

— Не кручинься, Хэмфаст, ты ни в чем не виноват. Любой мог оказаться на твоем месте, твоей вины нет в том, что черный маг наложил на тебя заклятье. Маги Аннура помогут тебе, и ты вернешься к нам, и зловещее кольцо больше не омрачит твою судьбу.

— Почему ты думаешь, дядюшка, что это был черный маг? — удивленно спросил я.

— Никто другой не стал бы надевать на твою руку могущественный артефакт, который не смог снять даже лучший визард Хоббитании. Не волнуйся, Хэмфаст, маги Аннура найдут, что противопоставить черным чарам. Маги Аннура сильны, ведь если бы они были слабы, в Аннуине царствовали бы потомки Олмера. Ступай во имя Гендальфа и помни, твой клан всегда с тобой, в какую бы беду ты ни попал.

Но когда ворота цитадели закрылись за нашим отрядом, я подумал, не оттого ли так спешно Хардинг отправил нас в стольный град Аннуин, что он боится, как бы мое кольцо не навлекло беду на родной клан? И не оттого ли Дромадрон наложил на наших пони заклятье неутомимости?


7.2.


Мое третье существо относится к высшим, несмотря на то, что по облику это — ящерица. Безмозглая, малоподвижная, невооруженная, неядовитая и лишенная каких-либо магических сил. Зато она практически невидима. Она не обладает истинной невидимостью и не умеет отводить глаза, она просто меняет окраску, да так хорошо, что нужно обладать орлиным зрением, чтобы различить ее угловатое тело на деревянном столе или на земляном полу моей тесной каморки.

В сотворении такого существа нет никакой пользы, просто мне надо попрактиковаться в работе с элементалами, меняющими облик существа. Это непростые элементалы, и душа убогой ящерицы куда сложнее, чем душа поросенка или совы.

Интересная вещь — и поросенок, и ящерица имеют ссылку на один и тот же элементал — "Сотворить существо", но как разительно различаются тела, сотворенные этим элементалом! Нет ли здесь какого-то закона равновесия, вроде того, что чем больше маг вкладывает в сотворяемую душу, тем меньше ей достается от природных сил? Надо спросить Учителя, когда он снова навестит меня.


8.1.


Пони, подстегнутые заклятием неутомимости, рысью вынесли всадников из леса, и мы оказались на земле Аннурского королевства. Граница между Хоббитанией и Аннуром существует больше на бумаге, чем на деле, это просто незримая линия, не подкрепленная ни таможенными заставами на проезжих трактах, ни магическими ловушками на контрабандных тропах, ни конными патрулями, рыщущими в пограничье вдоль и поперек. От века считается, что поле — это Аннур, а лес — это Хоббитания. Ныне никому не воспрещается выехать из вечного полумрака под яркое солнце распаханных полей и тучных пастбищ, и не нужно ни платить пошлин, ни выписывать подорожные.

Так было не всегда. В самой глубокой древности, которой достигает летописное слово, хоббиты обитали в глухих чащобах, и почти что не показывались людям на глаза. Хоббиты выращивали овощи, разводили свиней, знали бронзу и железо, и были вполне довольны своей простой жизнью, которую даже древние арнорцы (тогда Аннур назывался по-старому — Арнор) почитали примитивной и варварской. В общем, хоббиты жили отдельно, а люди отдельно. Иногда в хоббичьи леса забредали гномы-купцы, менявшие прославленную морийскую сталь на редкие артефакты хоббичьей магии, но такое случалось не каждый год и даже не каждое десятилетие.

Все изменилось в 315 году до Эльфийского Исхода, когда хоббит по имени Фродо и три его друга волей майаров оказались вовлечены в Первую Войну за Кольцо. Тогда в первобытный мир древних кланов снизошли аватары, а то, что последовало за этим, изложено в Красной книге, и негоже мне повторять священные тексты своими косноязычными словами.

Когда Фродо сжег Кольцо в вечном огне Ородруина, и вековечное зло вновь отступило и попряталось в потайных норах, великий король Элессар Эльфийский издал указ, утверждающий за хоббитами особые привилегии. Людям и иным подданным единого королевства Арнора и Гондора строжайшим образом воспрещалось вступать на землю Хоббитании, в то время как хоббитам разрешалось беспрепятственно посещать Арнор и даже беспошлинно торговать на арнорских землях. Второе правило, впрочем, скоро было отменено благодаря хитрым купцам, быстро сообразившим, что если записать хоббита владельцем торгового предприятия, можно здорово сэкономить на налогах и пошлинах. Но первое правило — правило неприкосновенности Хоббитании, соблюдалось беспрекословно. Очень большую услугу оказал всему западному миру хоббит по имени Фродо.

Прошло чуть более трехсот лет, в течение которых почти ничего не менялось. Хоббиты жили как жили, разве что появилась торговля с Арнором, но она никогда не занимала заметного места в жизни кланов. Собрали овощей больше, чем можно сохранить — значит, надо отвезти излишки в Аннуминас (раньше так назывался Аннуин) и обменять на оружие гномьей работы или на золотые побрякушки. А если урожай собрали такой, что самим еле-еле хватает, так и нечего вылезать из леса, ничего хорошего за его пределами быть не может, наши предки вообще из чащоб не выходили и нам не велели.

Но где-то в восточных лесах золотоискатель из Дейла по имени Олмер уже нашел Кольцо Тьмы, и над миром вновь сгустились тучи. И юный хоббит Фолко Брендибэк вместе с двумя гномами отправился в странствия навстречу воинской славе и достойному месту в Оранжевой книге, которую, говорят, он сам и продиктовал, когда состарился и не мог более держать в руках меч. Впрочем, другие говорят, что Оранжевую книгу написал Теофраст из Аннуминаса, а Фолко сгинул в войне Гондора с Харадом.

Война почти не затронула Хоббитанию, только в самом конце, за месяц до Исхода, орда орков вторглась в восточный предел. Фолко Великий возглавил хоббичье ополчение, и уже через неделю большая часть орков полегла в непролазных чащобах, пронзенная меткими стрелами маленького народа, а жалкие остатки пятитысячной армии бесславно покинули леса, чтобы сгинуть на копьях роханской конницы, которая почти так же жалко рыскала по южным и западным пределам Арнора, разбитая объединенной ратью истерлингов и хазгов. Оранжевая книга говорит, что Фолко победил вождя орков в единоборстве на мечах, но я в это не верю. Даже в мифриловой броне хоббит не противник закаленному в боях человеку, и тем более орку. Скорее всего, кто-то из переписчиков немного приукрасил действительность, а потом эту неточность стали почитать за истинную правду.

Да, хоббиты неважные бойцы на мечах. Но как можно сражаться на равных с противником, если ты вдвое меньше? Будь ты самым великим мастером, против врага из запредельной весовой категории ты ничего не сделаешь, и не нужно обижаться на глупый анекдот: хоббит был очень сильным, но очень легким. Зато в стрельбе из лука нас превосходят только люди из народа хазгов, да и они не умеют вести беглую стрельбу меж густых ветвей. А в метании ножей, владении пращей, умении бесшумно и невидимо скользить в густом подлеске хоббитам вообще нет равных. Вот и получается — в родном лесу нет никого сильнее хоббита, а стоит выйти в чистое поле, и вся хоббичья сила бесследно улетучивается, будто ее никогда и не было.

Окрестные народы не сразу это уразумели. Трижды после Исхода захватчики вторгались в хоббичьи леса: один раз аннурцы и два раза пираты из Серой Гавани. Никто не продержался под сенью священных дубов больше месяца, и никто не вернулся восвояси, оставив в лесу менее четверти войска. А потом Риордан Завоеватель присоединил Серую Гавань к Аннуру, и Хоббитания целиком оказалась внутри Аннурского королевства. Риордан пытался получить с этого выгоду, перегородив проезжие тракты заставами и собирая пошлину с торгующих хоббитов, но когда объединенное ополчение Хоббитании перекрыло главный тракт, Риордан отступился. Уразумел, что лучше мириться с несобранными пошлинами, чем вести караваны в Серую Гавань кружным путем.

Так и живем с тех пор — хоббиты в лесу, люди в поле. Каждый хоббит имеет полное право бродить по всему Аннуру, а человеку под сень хоббичьих лесов хода нет. Только вдоль тракта тянется торговая полоса, куда допускаются люди и гномы, и куда иноземные купцы привозят товары для торговли с хоббичьими кланами. А оркам нет доступа даже сюда. Пусть со времен орочьего вторжения и прошло три тысячи лет с гаком, хоббиты сохранили память об этих событиях. Да и как такое забудешь, если мало не половина детских сказок повествуют о злобных и глупых орках?

Вот так и живем.


8.2.


Заклинание построено, проверено и приведено в действие. Снова серая сова с куриным хвостом, но это уже высшее существо, хотя умеет она теперь куда как меньше. Только все повторяет — что ей ни скажи, то и повторит.

Но какая мощь, великий Гендальф, какая мощь! Стоит поменять в этом заклинании всего одну нить, и сова будет не просто повторять произнесенное, но и переводить сказанные слова с хоббичьего языка на аннурский. Или на ганнарский, да даже на язык Полночной Орды она сможет перевести все, что ни скажешь. Воистину беспредельна сила высшей магии! Без сомнения, результат стоит тех двух дней, что пришлось потратить на освоение бесчисленных свойств элементала "Понять язык". Одних входных нитей там восемьнадцать, и каждая несет по два-три свойства... да, тяжело это было, но эта сова стоит того.

А если разорвать нить, связывающую слух и язык, сова сможет разговаривать как настоящее разумное существо. Но я не буду разрывать эту нить — потом будет трудно отправить собеседника в небытие только за то, что в его услугах больше нет необходимости.


9.1.


Стольный град Аннуин видно издали. Главная башня цитадели появляется над горизонтом, когда до города еще полдня пути. И даже если не видеть ажурный шпиль, растущий в небо словно ниоткуда, в близости большого города сомнений нет.

Путники, торговцы, гонцы, караванщики, путешественники льются по дороге сплошным потоком в обе стороны. Западный тракт здесь достигает ста футов в ширину и все равно дорога запружена всадниками, повозками и пешими путниками. Люди, хоббиты, гномы, орки, кого только не встретишь на одном из трех главнейших трактов Аннура. А по обочинам сплошным рядом тянутся корчмы, трактиры, харчевни, постоялые дворы, склады, рынки, бордели, лавки, дорога прямо-таки пестрит от разнообразных вывесок, тщательно вырисованных масляной краской и грубо намалеванных харадским углем на доске. Одни совершенно понятны, другие абсолютно загадочны. Что такое, например, "бильярдная"? Я спросил Дромадрона, но он тоже не знает этого, воистину в Аннуине много вещей, непонятных хоббиту, а ведь мы еще не доехали до стен Большой Крепости!

Дромадрон сказал, что мы уже въехали в Аннуин. Если бы можно было посмотреть на столицу Аннура с высоты птичьего полета, взгляду наблюдателя предстал бы огромный трилистник, распяленный на трех торговых трактах: южном, западном и восточном. Вдоль трактов Аннуин вытягивается от городских стен на десять-пятнадцать миль и в общей сложности за пределами стен живет вдвое больше горожан, чем внутри. А сами стены, по словам Дромадрона, давно обветшали, ведь если случится война с Ганнаром, стены не помогут — боевые драконы, составляющие основу ударных сил ганнарских войск (кстати, и аннурских тоже), просто не заметят вздымающиеся к небесам величественные бастионы, когда обрушат на город яйца феникса: зажигательные, несущие в себе огненные вихри вместо зародыша, и полиморфные, превращающие жителей в убогих существ вроде птиц и ящериц, небесный огонь, магические яды, семена моровых поветрий... много орудий убийства изобретено боевыми магами, и если однажды кошмарные изобретения тайных лабораторий вырвутся на свободу... должно быть, выжившие пожалеют, что их далекие предки повергли в прах Саурона, ведь даже владычество Великого Черного покажется им великим счастьем.

Аннур и Ганнар не воюют уже почти столетие, хотя взаимная ненависть между ними не утихла ни на малую толику. Просто обе стороны боятся, что война окажется больше похожей на самоубийство, чем на войну. Взять хотя бы Хтонский конфликт. Великие державы не поделили бросовый кусок земли в Могильных Пустошах, где даже конопля не растет, а, не поделивши, собрали многотысячные армии и пошли решать пустяковый вопрос силой оружия. Вот только не смогли они ничего решить. До сих пор никто не знает, чьи боевые маги устроили вторжение мантикор, да и не интересовало это тогда никого. Воинов тогда интересовало, как отбиться от внезапно нахлынувших чудовищных стай, да как вернуться в родные края, не оставив половину войска на съедение безмозглым химерам. Видать, многому научило королей вторжение мантикор, ведь с тех пор ни Аннур, ни Ганнар не вели ни одной войны. Если, конечно, не считать за войны подавление мятежей да отражение варварских набегов.

Так о чем это я? А, о стенах. Так вот, с Ганнаром воевать боязно, с хоббитами глупо, ведь что с нас взять, кроме репы да моркови? Дейлу война не нужна, местная знать зарабатывает славу и достаток не мечом, а торговыми делами, Ангмар... Ангмару хватит пары черных драконов, и совет старейшин пришлет в Аннуин засоленную голову того вождя, у которого достанет глупой удали напасть на цитадель магов.

Кстати, а что это магов на улицах не видно? Я спросил об этом Дромадрона, и он ответил, что у аннурских магов не принято разгуливать по улице в одноцветных плащах и с посохами наперевес. Есть одежда для церемоний, а есть для повседневной жизни, и обычно маги носят ту же одежду, что небогатые землевладельцы да купцы средней руки. Если тебе открыта магия, незачем подтверждать свое достоинство, выряжаясь подобно харадскому петуху, ведь стоит зажечь огнешар на кончике пальца, и любой встречный, кто обидел тебя ненароком, упадет на колени, и будет молить о прощении, не задумываясь более ни о воинской чести, ни о купеческом достоинстве. А ежели обидчик не упадет на колени, пусть пеняет на себя, такого в живых не оставляют, чтобы другим неповадно было.

Городских стен все еще не видно, а Дромадрон уже начал высматривать подходящий постоялый двор. Я удивился и спросил его:

— Разве Аннуинский Королевский Университет располагается не за стенами Большой Крепости?

Дромадрон аж перекосился:

— Ты что, сразу в университет собрался? И не думай! С твоим кольцом только через ворота и ходить! Там же детекторы магии повсюду. В лучшем случае будешь объяснять стражникам, почему артефакт не задекларировал и что никакого вреда его величеству причинить не хотел. А в худшем испепелит тебя вместе с кольцом демон-хранитель, и что я тогда Хардингу скажу? Нет, Хэмфаст, мы остановимся за пределами стен, а внутрь я пойду без тебя и договариваться обо всем буду без тебя. А когда договорюсь, маги выпишут тебе пропуск, и проведут через специальную дверь, что устроена рядом с каждыми воротами. А до тех пор даже не думай попасть внутрь Крепости!

Примерно через полчаса Дромадрон нашел, наконец, устроивший его постоялый двор, который почему-то назывался "Четыре пса" (причем здесь псы? И почему именно четыре, а не три и не пять?), мы разместились в двух отведенных нам комнатах, наши пони, с которых Дромадрон снял заклятье неутомимости, жадно припали к кормушке, а мы, шестеро путников, изможденных бешеной скачкой, устроили себе последний привал перед окончательной целью нашего путешествия.


9.2.


Пятый раздел книги Учителя называется "мыслеобразы". Я уже три раза прочитал его от начала до конца, но проверочное заклинание никак мне не удается. А ведь существо, которое должно получиться в результате, поистине уникально, думаю, сам Гендальф пришел бы в восторг, увидев его в действии.

Основная идея такова. Это существо не имеет постоянного облика, ни физического, ни астрального. Столкнувшись с агрессивным поведением другого существа, оно берет у противника мыслеобраз, и превращается в точную копию противника, причем захватывается не только внешний облик, но и два низших слоя души, содержащие в себе все боевые навыки. Такое существо можно победить, но его нельзя победить играючи. А если ты знаешь, что легкой победы не будет, то вряд ли ты рискнешь напасть. В общем, замечательная материальная оболочка для разведчика или курьера. Вот только захвата мыслеобраза у меня почему-то не происходит.

Я в очередной раз привел заклинание в действие и сотворил ящерицу (такова исходная форма этого существа). Я больно щелкнул ящерицу пальцем по носу, и она убежала под стол. Вздохнув, я дематериализовал ее.

Учитель неслышно появился за спиной. Он сказал:

— Ты забыл про элементал "Сотворить совместимый мыслеобраз".

— Но зачем? Разве он не создается автоматически при создании контекста отображения внешнего образа?

— Автоматически создается мыслеобраз минимального объема, способный вместить только одно элементарное понятие. А тебе нужна емкость в два-три миллиона понятий.

Я открыл книгу на нужной странице и со стыдом обнаружил там то, что только что сказал учитель. Но я же это читал!

— Не расстраивайся, Хэмфаст, — сказал учитель, — ты учишься очень быстро. Ты уже усвоил примерно восьмую часть базового курса. Еще месяц и ты смог бы понять суть нашей миссии.

— Смог бы?

— Если бы смог выдержать такой темп еще месяц. Но это не в твоих силах, тебе надо отдохнуть. Смотри, — Учитель указал на стену, где появилась еще одна дверь, которой не было раньше, — эта дверь ведет в рекреационную зону.

— Чего?

— Это место для отдыха, которое я сотворил для тебя. Ты должен проводить там два-три часа каждый день, иначе твой разум не выдержит такого количества новых знаний. Но не забывай и об учебе.

— Учитель, но что там, за этой дверью?

— Я не знаю. Разве ты не понял специфику высшей магии? Ты сотворяешь то, что хочешь сотворить, и сотворенное удовлетворяет всем предъявленным требованиям, если, конечно, они выполнимы и совместимы, но то, к чему ты не предъявлял требований, может быть каким угодно. Я не знаю, что ты найдешь за этой дверью, могу лишь сказать, что там ты сможешь отдохнуть, тебе там понравится, но не настолько, чтобы ты никогда не вернулся в эту комнату.

И Учитель растворился в воздухе.

Я сотворил, наконец, переменчивую ящерицу, с полчаса поигрался с ней, натравляя на нее то сову, то поросенка, то другую ящерицу, а потом мне надоела эта жестокая забава, и я открыл новую дверь.


10.1.


Дромадрон вернулся только к вечеру, и его сопровождали два маленьких неприметных человечка, про которых никак не скажешь, что это сильные маги. Они осмотрели меня и сказали, что нас ждут у Западных Ворот завтра в полдень.

Наступило завтра, наступил полдень, и нас действительно ждали у западных ворот. Седобородый маг в одноцветном красном плаще и с посохом приказал страже пропустить нас через неприметную дверь в стороне от ворот, и мы ступили в пределы Старой Крепости.

Полчаса пешком, и мы на ступенях Аннурского Королевского Университета. Говорят, что это самое прекрасное здание во всем королевстве, и я склонен этому верить. Трудно представить себе, что в мире может существовать что-то более величественное, чем эти огромные колонны, каждую из которых не обхватят и десять орков, чем уходящий в небо шпиль с белой звездой на конце, чем удивительно строгие пропорции этого огромного здания, занимающего целый квартал.

Но нас ждали не в главном здании, а в одной из боковых пристроек. Обычный четырехэтажный кирпичный дом, укрытый посреди яблоневого сада, никаких архитектурных излишеств, все предельно функционально, как в хейнбирсе.

Меня осмотрел сначала плешивый старик в красном плаще, потом юная девушка в небесно-голубом платье, украшенном многочисленными рюшечками, кружавчиками и искусственными цветами, потом тощий мужчина средних лет с властным тонкогубым лицом, одетый в боевую кожаную куртку, потом молодой человек, похожий на пьяницу, в помятом камзоле, протертом на локтях, а потом я потерял счет лицам. Я стоял в центре пентаграммы и на луче гексаграммы, меня водили по кругу силы, рассматривая через призму гномьего хрусталя, мою руку вкладывали в разнообразные магические приспособления, больше похожие на орудия пыток, три или четыре раза меня кормили, раз десять, когда я валился с ног от усталости, меня взбадривали заклинаниями, и, когда, казалось, прошло уже несколько дней, я покинул скромное здание в яблоневом саду.

Не помню, как я добрался до постоялого двора, возможно, меня несли на руках. Помню только, что, оказавшись в своей комнате, я повалился на кровать, и немедленно заснул, не имея сил даже на то, чтобы снять сапоги.


10.2.


Я ожидал, что за дверью окажется еще одна комната, но я ошибся. Дверь вывела меня на дно глубокого и узкого оврага с отвесными стенами. Я посмотрел наверх и увидел только переплетение ветвей многочисленных деревьев, густо растущих на склонах. Ни одно дерево не росло достаточно низко, чтобы можно было ухватиться за него и взобраться наверх. Но мне и не нужно наверх.

По дну оврага весело журчал ручеек, вытекающий из расщелины на склоне. Я с удовольствием напился, чистая ключевая вода не сравнится по вкусу ни с чем, разве что с умело приготовленным пивом. Я медленно, прогулочным шагом двинулся вдоль ручья.

Не успел я пройти и ста шагов, как мое внимание привлекла дверь в склоне оврага. Без всякого сомнения, хоббичья нора. Я радостно устремился к ней, я только сейчас понял, как мне не хватало все это время общества равных.

Я вежливо постучался, и через минуту дверь открылась. Я опешил — на пороге стояла юная девушка.

Вам не понять красоту девушки-хоббита, вам не понять, как неизъяснимо-прекрасны могут быть маленькие круглые глазки со светло-коричневой радужкой и розоватыми белками, какое сладкое томление вызывает у хоббита-юноши идеальный круг девичьего лица, нарушаемый лишь выступами пухленьких щек, какие чувства поднимаются в душе при единственном взгляде на упитанные ножки, густо поросшие мягчайшей шерстью... Впрочем, я тоже не понимаю, что такого замечательного в признанных человеческих красавицах, для меня они все — огромные угловатые и тонконогие цапли с вытянутыми лицами, подобными птичьим мордам. Воистину, у каждой расы свои представления о прекрасном.

Я учтиво поклонился и церемонно представился, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и размеренно:

— Хэмфаст, сын Долгаста из рода Брендибэк к твоим услугам, прелестная незнакомка.

Прелестная незнакомка церемонно присела и произнесла:

— Нехалления, дочь... — она замялась, будто безуспешно пыталась что-то вспомнить, но так и замерла с открытым ртом. Неужели она не помнит, кто ее отец?


11.1.


Когда я проснулся, за окном был ранний вечер. Интересно, я так долго проспал или маги так долго меня изучали? Не помню.

Я оделся, умылся, вышел в обеденную залу к завтраку (или к ужину?), и в этот момент понял, что кольцо исчезло.

Вначале я подумал, что прославленные аннурские маги сумели-таки снять с меня это проклятое кольцо, но когда я сообщил о пропаже кольца Дромадрону, оказалось, что маги здесь ни при чем. Кольцо просто исчезло, пока я спал, исчезло непонятно почему.

Дромадрон взволновался и снова побежал в Крепость. Я успел поесть и выпить пива, а затем наступила ночь, и мое тело снова обследовали, и мою душу снова изучали, и это было еще утомительнее, чем в первый раз, а самое противное заключалось в том, что мое начинающееся опьянение убили заклинанием в самом начале экзекуции.


11.2.


Настало время поговорить о сексуальном поведении хоббитов.

Всем разумным расам Средиземья ведома любовь, но каждый понимает ее по-своему. Для орка любовь — высшее проявление долга, для гнома — природная сила, подобная тем, что заставляют вызревать самоцветы в подземных жилах, для человека... люди больше всех говорят о любви, они посвящают ей сотни стихов и тысячи песен, но на самом деле любовь не значит для людей почти ничего. Иначе почему в половине людских королевств законом допускаются разводы, и повсюду среди людей супружеская измена в порядке вещей? Почему в каждом большом городе сотни женщин живут тем, что совокупляются за деньги, иные до десяти раз на дню? И после всего этого людские поэты смеют утверждать, что имеют право говорить о любви!

Для нас, хоббитов, любовь — это мечта, чаще всего, к сожалению, недостижимая. Когда юноша-хоббит достигает брачного возраста, его родители или опекуны находят ему достойную пару, играется свадьба и молодая семья начинает долгий и счастливый путь от порывистой юности к степенной зрелости и мудрой старости. У нас почти не бывает семейных ссор, ведь какой хоббит в здравом уме посмеет обидеть жену словом или, паче того, поднять на нее руку? Каждый хоббит с малолетства знает назубок заветы предков, и кто осмелится их преступить? Люди думают, что мы боимся наказания за нарушение законов, но это не так. Просто законы нельзя нарушать, и каждый хоббит признает это всем сердцем, и расписался бы под этими словами кровью, если бы это вдруг потребовалось. Люди не удивляются, что среди нас нет преступников и пьяниц, они объясняют это нашим природным миролюбием, но то, как мирно протекает семейная жизнь хоббита, им попросту не понять.

Изредка, примерно раз в поколение, случается так, что хоббит влюбляется. Он становится рассеянным, любая работа валится у него из рук, и только вид возлюбленной, ее улыбка и добрые слова на какое-то время возвращают его в нормальное состояние. У такого хоббита меняется аура, и когда визард понимает, что произошло, юноша приходит в хейнбирс и проходит через необходимые ритуалы, и собирается совет клана, и визард провозглашает, что в клане появился влюбленный. Спешно играют свадьбу, и никого не волнует, что юноша может быть сыном золотаря, а его возлюбленная — дочерью вождя. Когда в клане присутствует истинная любовь — это великое счастье. Не только потому, что влюбленный хоббит после свадьбы неизбежно становится лучшим мужчиной клана, овладевая присущим ему талантом лучше любого, не изведавшего великой тайны любви. Но и потому, что хоббиты, общающиеся с влюбленным, освещаются неземным светом его ауры, и не менее трех лет, а, бывает, и пять-шесть, клан не покидает удача.

Раз в несколько столетий в клане происходит великое чудо обоюдной любви. Тогда аура девушки устремляется навстречу влюбленному юноше, потоки маны переплетаются, и происходят удивительнейшие вещи. Хейнбирс удваивает магическую силу, визард открывает для клана неведомые ранее заклинания, охотники никогда не возвращаются без добычи, рожь и ячмень дают урожай даже в дождливые годы, младенцы перестают умирать, и у всех молодых матерей всегда хватает молока, торговля становится удачной, и осчастливленный клан надолго приобретает могущество. Кто знал триста лет назад, кто такие Вжеллинги? А теперь они третьи после Брендибэков и Бэггинсов. Дети, рожденные от священного союза, достигают великих высот в общественном положении, и старший сын счастливой пары всегда становится вождем клана. Дети старого вождя с радостью уступают ему право наследования, ведь воспрепятствовать благословенному означает воспротивиться процветанию клана, а кто отважится даже подумать о таком?

Я не визард, и мне неведома традиционная магия моего народа, которую Учитель называет низшей. Но я уже умею чувствовать колебания своей ауры, и, похоже, что те странные трепетания, что впервые проявились вчера, нельзя объяснить ничем иным, кроме как тем, что на меня снизошла благодать. И то, как аура Нехаллении устремилась ко мне, и то, что напряженность маны мгновенно удвоилась, тоже нельзя объяснить ничем иным. Наши астральные сущности слились, слились еще до того, как мы успели завершить приветствие, и в мире зародилось то новое, имя которому любовь.

Все это здорово, но Нехалления не принадлежит к моему клану. Само по себе это не страшно, это даже хорошо, но то, что она не принадлежит ни к какому другому клану — это просто ужасно. Ведь с точки зрения законов, такое существо, как она, просто не может существовать. Хоббит, не помнящий отца — это нонсенс!

Мы долго разговаривали с Нехалленией. Оказалось, что, когда разговор идет о каких-то бытовых мелочах, она — совершенно обычный хоббит. Она знает и умеет все, что должна знать и уметь пятнадцатилетняя девушка, но ее личностная память абсолютно пуста. Она не помнит своих родителей, она не знает, из какого она клана, хотя она знает, что хоббит вне клана немыслим. Она знает, как надлежит жать рожь, пасти свиней и готовить пищу, но сама она никогда не делала этого, ведь в ее жилище есть точно такая же волшебная дверь, как в моей каморке, и там всегда находишь то, что тебе нужно. Она не помнит, когда впервые осознала себя, и я не набрался смелости сказать ей, что она сотворена всего час назад, и что единственная цель ее сотворения состояла в том, чтобы я не перенапрягся, просиживая дни и ночи над магической книгой.

Можно ли считать хоббитом существо, сотворенное магическим образом и не знающее родителей? Если да, то какое место она должна занять в сложной структуре хоббичьего клана? Не зная ответов на эти вопросы, нельзя принять решение, что делать с ней дальше. Дематериализовать? Хоббиту невозможно даже помыслить об убийстве себе подобного. Оставить здесь? Хоббит никогда не оставит хоббита в беде, и неважно, что она считает, что с ней все в порядке. Впрочем, она так уже не считает — когда Нехалления поняла, что ее вопросы не имеют ответов, она расплакалась, и непросто было прекратить течение ее слез. Я обещал, что не оставлю ее, и теперь я не могу ее оставить, ведь хоббит не может нарушить слово, данное другому хоббиту. Мне придется взять ее с собой в Хоббитанию, а я не могу это сделать, ведь любому визарду хватит единственного взгляда, чтобы понять, что эта красавица не настоящий хоббит, и мне страшно представить себе, что визард о ней подумает.

Учитель был прав — я не захотел долго оставаться в жилище Нехаллении. Я возвращался в свою каморку почти с радостью, я хотел снова припасть к волшебной книге и хотя бы на минуту забыть о вопросах, на которые не могу ответить. Но, когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел, что за моим столом сидит Учитель.

Он выглядел каким-то взъерошенным и в то же время довольным, как мартовский кот, вернувшийся домой после недельного отсутствия. Он пил вино и, приглядевшись, я понял, что Учитель уже навеселе.

Учитель взмахнул рукой и вытащил из воздуха сверкающий бокал гномьей работы, подобный тому, что держал в руке. Он наполнил бокал из кувшина и меня восхитил рубиновый оттенок вина, пробивающийся сквозь искусно обработанный горный хрусталь. Учитель протянул мне драгоценный сосуд и провозгласил:

— Поздравляю тебя, Хэмфаст, наша миссия завершена. Выпьем за нашу удачу!

Только что мне казалось, что сегодняшний день вместил в себя уже слишком много событий, но теперь выясняется, что это еще не предел. Я выпил, вино оказалось великолепным, я тупо помотал головой, будто бы только что проснулся, и спросил:

— Учитель, но в чем заключалась наша миссия?

Учитель хмыкнул.

— Трудно объяснить это так, чтобы ты понял. Понимаешь, Хэмфаст, я рассчитывал, что выполнение миссии займет несколько месяцев, может быть, год, я не мог и помыслить, что мы справимся за пять дней. Даже я не понимал, насколько расслабило аннурских магов столетие без войны. Они вообще не попытались решить проблему самостоятельно... впрочем, по порядку.

Учитель надолго замолчал.

— Если бы ты, Хэмфаст, прочел до конца эту книгу и еще вторую книгу...

— Вторую книгу?

— Не перебивай меня. Да, существует и вторая книга. Если бы ты прочел ее, ты бы узнал, что такое ключ силы, и мне не пришлось бы подыскивать слова, способные объяснить его суть, и в то же время доступные твоему разумению. Но я попробую. Слушай.

Каждый маг, имеющий в судьбе пусть даже мизерную долю скилла, имеет доступ к ключу силы. Ключ силы — это нечто совершенно особенное и непохожее ни на что другое в известном нам мире. Каждый, кто получает скилл, проходя обряд принятия судьбы, получает и ключ силы. Точнее, не сам ключ, а как бы нить, ведущую к нему и позволяющую творить волшбу. Каждое заклинание, даже самое примитивное, требует, чтобы заклинающий имел нить, ведущую к ключу силы.

Долгое время я считал, что в Средиземье существует единственный ключ силы, внесенный валарами при сотворении мира, и что этим ключом пользуются все маги всех народов. Но когда я попытался проникнуть заклятиями познания в тайны Запретного Квадрата, я узнал, что причина моих неудач вовсе не в том, что я неправильно сплетаю заклинания или что я применяю заклинания к неподобающим объектам. В один удивительный день я понял, что загадочные слова, сообщаемые элементалом "Познать последний результат", означают попросту "доступ запрещен".

Тогда я стал изучать, что нужно для того, чтобы доступ стал разрешен, и что вообще такое этот доступ. Я выяснил, что в мире существует ключ силы, и что где-то должны существовать и другие ключи. Я обследовал все Средиземье, это отняло почти пятьдесят лет, и я убедился, что других ключей силы в Средиземье нет. Некоторое время я думал, что их нет нигде. Но потом я стал систематизировать заклинания, требующие использования особого, необычного ключа силы, и скоро я нашел закономерность: все эти заклинания — это те заклинания, с помощью которых валары и майары творили мир.

— Так что, — я перебил Учителя, — другой ключ силы есть только у майаров? Ты обрел его, и теперь ты равен силой майарам? Равен Гендальфу?

— Наверное, да, — ответил Учитель, немного смутившись. — Я еще не освоил заклинания майаров, но это вопрос времени. Пожалуй, по силе я действительно равен Гендальфу, — он усмехнулся. — Вот уж с кем ни за что не стал бы себя сравнивать.

— Но почему?

— Я знаю, вы, хоббиты, поклоняетесь Гендальфу...

— Мы не поклоняемся Гендальфу! Хоббиты никому не поклоняются!

— Ну да, это было неудачное слово. Скажем так, вы почитаете Гендальфа. Но, если внимательно прочесть Красную книгу... как ты думаешь, Хэмфаст, почему Гендальф заставил хоббитов делать свою работу?

— Как это — делать свою работу?

— Гендальф участвовал в сотворении мира. Когда мир начал рушиться, кто должен был исправить ситуацию? Когда только что построенный дом начинает проседать, кто виноват — строитель или жилец?

— Ты хочешь сказать, что в восстании Саурона виноват Гендальф?

— Не только Гендальф, но и все майары. А также валары. Почему они не дематериализовали Мелькора в первые же часы его нелепого бунта?

— Но, Учитель... это же всем известно. Мелькор был сильнейшим из валаров...

— Сильнее самого Эру Илуватара?

— Нет, но...

— Что значит но? Почему Эру не вмешался? Почему валары почти не вмешивались в мордорские войны, поручив свои проблемы майарам и эльфам? Почему, когда Мелькор был повержен, валары не уничтожили его окончательно? Пожалели? Не хватило сил? Не верю! Кто был сильнее: Мелькор или Саурон? Отвечай!

— Мелькор, конечно...

— Почему тогда валары столько лет позволяли Саурону потрясать Средиземье? Любой из них мог расправиться с Сауроном в одиночку за считанные минуты, а что сделали они? Снарядили разведгруппу из четырех майаров, один из которых тут же перешел на сторону врага, двое дезертировали, а четвертый не нашел ничего лучше, чем перепоручить свою миссию хоббитам.

— Но закон равновесия...

— Закон равновесия не помешал валарам расправиться с Нуменором! Когда речь зашла об угрозе их могуществу, они среагировали быстро и жестко.

— Разве Саурон не угрожал их могуществу?

— Как? Что из деяний Саурона было направлено против валаров?

— Все! Ну или почти все. Он собрал огромное воинство...

— Сорок тысяч пеших и десять тысяч конных. Летающие не в счет — их было меньше сотни.

— Разве?

— Абсолютно точно. Пусть я и родился после войны с Сауроном, я успел застать в живых многих участников той войны.

— Сколько же тебе лет, Учитель?

Учитель закатил глаза под потолок и зашевелил губами:

— Три тысячи... гм... тридцать... шесть.

Я опешил.

— Так ты родился до Эльфийского Исхода?

— Да. А что тебя удивляет?

— Ты так давно открыл секрет бессмертия и ни с кем не поделился?

Учитель расхохотался.

— Ты еще ничего не понял? Я не человек, я эльф. Последний из западных эльфов.

— Но ты выглядишь как человек.

— После Исхода я принял облик человека. Я не хотел привлекать к себе излишнее внимание.

— Но как ты остался в Средиземье после той войны? Ты был ранен, и тебя бросили товарищи?

Учитель нахмурился.

— Я вообще не участвовал в той войне. Вряд ли ты мне поверишь, но так случилось не потому, что я трус. Я просто не заметил войны с Олмером. — Взгляд Учителя затуманился маревом воспоминаний. — Тогда мне было всего тридцать лет. По эльфийским меркам я был еще ребенком. Я был любопытен и хотел все знать. Я был лучшим из молодых магов поселка, я тратил все силы на постижение новых знаний. Случилось так, что я случайно наткнулся на высшую магию. Я заметил в Книге Холмов странную закономерность, своего рода упорядоченность... нет, не так... это была как бы периодическая система заклинаний, если выписать базовые структуры и расписать их по группам, получается...

— Система октав? Ее открыл Ниелор Аннуинский через тысячу лет.

— Какая, к Морготу, система октав! Система октав — это выхолощенная проекция того, чему на самом деле подчиняется поле маны. Уйдя за море, эльфы забрали с собой Книгу Холмов, и молодым расам не досталось почти ничего из эльфийского опыта. Люди повторили многие открытия, но они до сих пор не обнаружили никаких следов октавы смерти, они не различают две октавы тьмы... я уж не говорю о более глубоких тайнах. Не зная, что такое дивергенция, строить классификацию вихрей просто бессмысленно.

— Дивергенция?

— Это я сказал к примеру. Дивергенция — это произведение... впрочем, ты все равно не поймешь это без высшей математики. Не бери в голову! Природа маны чрезвычайно сложна и запутанна, но тебе не потребуется вникать в нее. Потому что я обнаружил элементалы. Когда я рассказал своему учителю об этом открытии, он отмахнулся от меня, он сказал, что я занимаюсь ерундой, что от моих мудрствований не будет никакой пользы, что я глуп и самонадеян, раз вознамерился сделать то, что оказалось не под силу никому из мудрецов древних эпох. Я обиделся.

Учитель тяжело вздохнул.

— Наверное, я зря обиделся. Если бы я не обиделся, Исхода могло бы и не быть. Но теперь уже ничего не поделаешь, ведь время нельзя повернуть вспять, оно неподвластно никакой магии. В общем, я решил изучать высшую магию самостоятельно. Учитель настаивал, чтобы я направлял свои силы на прикладную магию, предназначенную для удовлетворения текущих потребностей общества, мне приходилось заниматься своими личными опытами в редкие минуты, которые отрывал от сна и отдыха, и когда я научился выходить за пределы мира, я сотворил свой мир.

— Сотворил свой мир?

— Ну... это трудно назвать полноценным миром, это просто несколько разрозненных комнат, зданий, садов, лужаек... кстати, мы сейчас в этом мире.

— Разве мир, сотворенный Эру, не единственный?

— Всего существует пять миров. Есть несколько элементалов, позволяющих их перечислить. Ты помнишь элементал "Найти существо?"

— Он упоминался в конце первого раздела, но подробного описания там не было.

— Не было? Жаль. В общем, элементал "Найти мир" очень похож на него. Короче, сотворить мир совсем не трудно. Трудно сотворить полноценный мир, да и то здесь нет принципиальных проблем, просто очень много работы. Зачем, думаешь, Илуватару потребовались валары и майары?

— Зачем?

— Ему лень было сотворять все те мелочи, из которых складывается мир. Впрочем, мы отвлеклись... Короче говоря, я получил ключ силы. Его мощь не беспредельна, но того, что есть, хватит надолго.

— Что ты будешь делать с этим ключом?

— Я познаю то, что до сих пор было мне недоступно. Запретный квадрат, Заморье... Было бы интересно пообщаться со старыми знакомыми.

— Ты хочешь уйти в Заморье?

— Для начала я посмотрю, что там делается. Но еще раньше я разберусь с Запретным Квадратом.

— А что такого необычного в этом Запретном Квадрате?

— Если бы я знал, я бы не интересовался им так сильно. То, что мне известно сейчас... извини, Хэмфаст, но ты не поймешь даже этого, тебе еще очень многому нужно научиться. Если ты захочешь, конечно. Сейчас миссия выполнена, мне от тебя ничего больше не нужно, ты теперь совершенно свободен...

— Ты больше не будешь меня учить?

Учитель на мгновение заколебался.

— Почему же? Ты мне понравился. Ты во многом похож на того, каким был я, когда разбирался с октавами. Я буду тебя учить, Хэмфаст, — резко сказал Учитель, видимо, приняв окончательное решение, — не так, как сейчас, боюсь, у меня не найдется достаточно времени, но я дам тебе необходимые книги. Одна у тебя уже есть, вот вторая, — Учитель вытащил ее из воздуха, — вот это, — он вытащил из воздуха еще одну книгу, — список элементалов с комментариями. Думаю, тебе этого хватит лет на десять.

— Десять лет? Я не смогу потратить столько времени, ведь мы, хоббиты, смертны.

— Уже через месяц ты сможешь творить со своим телом все, что сможешь вообразить. Если захочешь, сможешь стать бессмертным, в этом нет ничего сложного. Только заклинания, которые собираешься применять к себе, вначале проверяй на других существах. А то мало ли что... — Учитель брезгливо передернул плечами, — я-то дошел до этого задним умом.

— Я смогу обратиться к тебе за советом или помощью?

— Конечно. Если не будешь злоупотреблять, — Учитель усмехнулся, — запомни эти руны, — в воздухе появились четыре руны, сложившиеся в бессмысленное сочетание, — когда дочитаешь третий раздел первой книги, ты сможешь их использовать для связи со мной. Я отвечу. А теперь нам надо сделать одно неотложное дело, — Учитель замялся, — как бы это тебе объяснить... в общем, Хэмфаст, сейчас в Средиземье существует два тебя.

Я глупо переспросил:

— Два меня?

— Да, два тебя. Помнишь, мы встретились в круге судьбы, и я перенес тебя сюда? Так вот, на самом деле тогда произошло раздвоение. Один ты и один я перенеслись в это самое место, и дальше все было так, как ты помнишь. А другому тебе другой я вручил кольцо.

— Какое кольцо?

— Магический артефакт в форме кольца, я сам его сделал. Обладает невидимостью, после надевания на палец дополнительно приобретает неощутимость и неснимаемость. Еще имеется ограниченная аккумуляция маны, в общем, забавная безделушка.

— Забавная безделушка? Любой смертный подумал бы, что это одно из потерянных колец!

— Для того я его и сделал. Визард твоего клана им очень заинтересовался, он тоже подумал, что это одно из потерянных колец, потерявшее большую часть силы, но по-прежнему смертельно опасное. Дополнительные исследования не смогли показать ничего нового, ведь в этом кольце нет никакой волшебной сущности, кроме той, что видна невооруженным магическим зрением. В общем, визард утвердился во мнении, что в нем есть какая-то великая сила, столь хорошо замаскированная, что страшно даже подумать, что она могла бы сделать, если бы хотела не маскироваться, а действовать.

— Ты хотел напугать Дромадрона?

— Дромадрона? Это твой визард? Нет. Зачем мне его пугать? Я хотел напугать магов аннурского университета.

— Зачем?

— Мне нужен был ключ силы. В Средиземье его нет, а к Валинору у меня не было доступа. Значит, нужно было выманить в Средиземье кого-нибудь, обладающего этим ключом.

— Значит, ты сотворил кольцо, похожее на кольцо Саурона...

— Нет, оно совсем не похоже на кольцо Саурона. Оно скорее похоже на одно из орочьих колец, по ошибке одетое на палец хоббита и потому почти не проявляющее себя. Я не смог бы похоже изобразить кольцо Саурона, да к тому же все знают, что оно сгорело в Ородруине.

— Получается, все подумали, что это одно из великих колец прошлого, но никто не смог проникнуть в его тайны. И что, маги воззвали к майарам?

— Ага. Я не ожидал, что это произойдет так скоро. Я полагал, что они вначале попробуют разобраться самостоятельно, организуют правильную осаду артефакта, посетят Древоборода, Ортханк...

— Что посетят?

— Разве ты не знаешь о Древобороде?

— Нет, про Древоборода я знаю, это есть в Красной книге.

— Про Ортханк тоже было написано в Оранжевой книге. Только потом, при переписывании, упоминание о нем изъяли из текста. Кто-то не хотел, чтобы разумные знали об этом месте.

— А что там такое?

— Говорящая башня. Судя по всему, ее фундамент заложен во времена Нуменора. Она, кстати, располагается не так далеко отсюда. Но мы опять отвлекаемся. В общем, маги воззвали к майарам, и кто-то из них заглянул в Средиземье.

— И он увидел кольцо?

— Нет. Как только открылись врата миров, сработало специальное заклинание, и кольцо моментально исчезло. Врата миров оставались открытыми около часа, а потом закрылись. Судя по возмущениям маны в окрестностях Аннуина, кто-то из сильных удостоил посещением этот город. Потом он удалился, вероятно, бормоча под нос, что университетским магам надо меньше пить и больше закусывать.

— И что теперь?

— Теперь все хорошо. У меня есть ключ силы, я скопировал его, как только майар вошел во врата. Теперь нам осталось только выполнить последнюю часть нашей миссии — твои тела и души должны быть объединены. Сейчас я совершу заклинание, и ты окажешься... ох, совсем забыл! Я не могу позволить тебе вынести отсюда волшебные книги. Вот, — он вытащил из воздуха лист пергамента, — заклинание, которое позволит тебе перемешаться сюда...

— Подожди, — я перебил Учителя, — ты хочешь переместить меня в Средиземье, в тело другого меня?

— Конечно, а как же иначе? Там твой дом, твой клан, там весь смысл твоей жизни. А ты, что, хочешь исчезнуть из Средиземья и остаться здесь?

— Я смогу потом вернуться обратно?

— Конечно. Но что тебя привлекает здесь, в этой каморке?

— В этой каморке — ничего. А в зоне отдыха, которую ты сотворил для меня, живет девушка...

Учитель присвистнул.

— Любовь?

Я кивнул. Учитель присвистнул еще раз.

— Она хотя бы односторонняя?

Я покачал головой. Учитель грязно выругался. Меня передернуло. Я, конечно, понимаю, что глупо думать, будто проклятие, обращенное на самого себя, обязательно возымеет действие, но, если представить себе в красках... Моргот, несомненно, мужского пола, и он может... нет, я не пожелал бы такого не только самому себе, но и вообще никому и ни при каких обстоятельствах!

Учитель мрачно посмотрел на пустой стакан в руке, и стакан немедленно наполнился, а через несколько мгновений снова опустел. Учитель выглядел подавленным. Он смущенно пробормотал:

— Я должен был это предвидеть. О чем может мечтать юный хоббит? Моргот меня... — он увидел ужас в моих глазах и осекся, — что же теперь делать?

Я пожал плечами.

— Я не могу вернуться туда без нее, — резко сказал я. — А вернуться с ней я тоже не могу, ведь клан ее не признает.

— Это точно. Кстати, что у нее с памятью? Базовые навыки, очевидно, есть, а личностная память?

— Абсолютно пуста. Она даже не помнит, кто ее отец.

— Еще бы она помнила! Хорошо, твоим базовым телом будет вот это, — он показал на меня пальцем, — а остальное решим потом. В любом случае, через пару месяцев ты станешь настолько крут, что сможешь заставить своего... как его там, Дромадрон?.. в общем, заставишь Дромадрона принять ее в клан, и будете жить долго и счастливо. Короче, Хэмфаст! Сейчас мы совершим объединение, а потом решай сам, что делать с этой девицей. Главное — не торопись, вначале прочитай хотя бы первую книгу. Но достаточно разговоров!

Учитель привел в действие высшую магию, и произошло объединение.


12.


Только что меня было двое, и вот я опять един. Я разговаривал с Учителем и одновременно лежал на кресте, нарисованном на каменном полу кровью какого-то магического зверя. Морготовы маги, никак не угомонятся, все пытаются разобраться с кольцом, а кольцо-то исчезло! Я страдал от усталости, и эта усталость была одновременно двух видов — когда дел слишком много и когда дел слишком мало. Я думал о своей любви, и одновременно думал о дороге домой. Нас было двое, мы были очень похожие, но все-таки разные, и вот теперь мы слились.

Это похоже на встречу двух братьев-близнецов, знающих друг друга с самого рождения и расставшихся на неделю волей обстоятельств. Только наша встреча произошла внутри одного тела.

Я посмотрел на себя и усмехнулся.

Я тоже посмотрел на себя и усмехнулся.

— Вот ты какой! — одновременно сказали мы.

А потом я узнал, что у меня есть любимая. И одновременно я узнал, что побывал в столице Аннура.

— Круто! — сказали мы друг другу.

Я сказал, что Учитель сволочь, потому что он насмеялся надо мной, и над Дромадроном, и над Хардингом, и над всем кланом, и даже над университетскими магами, которым, впрочем, так и надо. Я возразил, что Учитель открыл передо мной мир высшей магии, и, более того, подарил мне истинную обоюдостороннюю любовь, и потому он вовсе не сволочь, а очень хороший человек, то есть, эльф. Я ответил, что все это круто, но он сделал это не просто так, бескорыстно, а чтобы добыть неведомый ключ силы, а зачем ему нужен ключ силы, это еще вопрос, и кто знает, может быть, наш Учитель принесет в Средиземье столько же зла, сколько принес Саурон, или даже больше. Но я не согласился, я сказал, что, будь Учитель злым, он бы убил меня сразу же после выполнения миссии. И я заткнулся.

А потом я сказал:

— Теперь мы вместе.

И я согласился:

— Теперь мы вместе, — и добавил, — навсегда.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВО ВСЕМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОРЯДОК.



1.


Прошел месяц. Я изучил второй раздел книги учителя, и в жилище Нехаллении появилось волшебное зеркало, в которое я вложил все свои новообретенные знания.

Обычно это — просто зеркало. Но, если произнести кодовое слово, а затем произнести имя предмета или существа, зеркало показывает то, чье имя произнесено. При этом изображение в зеркале выглядит так, будто ты смотришь не в зеркало, а в окно. То есть, если ты видишь раскрытую книгу, ты можешь читать ее, не испытывая нужды разбирать зеркально отраженные руны.

Само зеркало устроено очень просто, вообще, магия управления неодушевленными предметами предельно проста. Ты вникаешь в предмет, постигаешь его внутреннюю структуру, вникаешь в то, что ты хочешь от предмета, и меняешь в структуре предмета наполнение тех полей, которые необходимо изменить. И предмет приобретает те свойства, которые ты хочешь в него вложить. Не нужно сплетать сложные заклинания, не нужно предусматривать реакцию на внешние раздражители, ведь неодушевленные предметы не реагируют на изменения окружающего мира. А само изменение структуры выполняется пятью простыми элементалами. Только в самых сложных случаях, когда структура изменяемого предмета очень сложна, требуются более сложные заклинания, да и то, они нужны только для того, чтобы ускорить преобразование.

Если говорить с магической строгостью, мое зеркало — это не предмет, а артефакт, то есть, то, что занимает промежуточное положение между живым и неживым. Артефакты умеют реагировать на некоторые раздражители, но все возможные действия вносятся в душу артефакта магом, на самостоятельные действия артефакт не способен. Вот над душой зеркала мне как раз пришлось повозиться.

Труднее всего было добиться того, чтобы зеркалом мог управлять тот, кто не обладает магической силой. Пришлось создать слуховой центр, способный понимать речь, и предусмотреть правильную магическую реакцию на голосовые команды. Если бы я создавал зеркало для личного пользования, я бы ограничился непосредственным магическим управлением, но Нехалления не умеет повелевать элементалами.

Непросто оказалось и организовать поиск существа, которое следует показать. С неодушевленными предметами все просто, а вот элементал "Найти существо" действует только в пределах одного мира, и поэтому мне пришлось придумать совсем нетривиальную процедуру. В режиме поиска одушевленного существа зеркало создает свою копию, которую перемещает в мир Средиземья, и поиск делает эта копия. А изображение и звук передаются между мирами через внутреннюю память артефакта в ту копию, которая показывает существо пользователю.

В общем, получившееся зеркало смело можно назвать выдающимся творением. Думаю, в аннурском университете его зачли бы за магистерскую диссертацию.

Я преподнес волшебное зеркало в подарок Нехаллении, и... я не мог даже предположить, что она так обрадуется. С запоздалым раскаянием я понял, как тоскливо и одиноко ей было все это время. Каждый вечер я проводил три часа у нее в гостях, а все остальное время она сходила с ума от безделья и одиночества. Чем занять себя, если у тебя есть все необходимое для жизни, если ты свободна от хозяйственных забот, и если ты не умеешь делать ничего другого? Все мое время было занято магической учебой, но Нехалления еще не приняла судьбу, у нее совсем нет скилла и, к тому же, она неграмотна. Ей не с кем поговорить, негде погулять, в общем, когда я все это понял, мне стало так стыдно, так стыдно... но теперь уже ничего не поделаешь, тем более что у моей возлюбленной появилось занятие.

Получив зеркало, Нехалления стала проводить у него почти все время. Она очень быстро освоила управление зеркалом, и уже через неделю знала о Средиземье много больше, чем декан факультета географии аннурского университета. Она нашла говорящую башню Ортханка, и действительно, похоже, что эта башня помнит Нуменор. Нехалления заглянула в темное нутро Морийских гор и в запретные владения Древоборода, она вдоволь налюбовалась памятниками Минатора, Аннуина и Нообурга, она ознакомилась с жизнью разумных в Ангмаре и Полночной Орде, Рохане и Хараде, Хазге и загадочной стране восточных варваров. А потом ее внимание привлекла Хоббитания.

Нехалления часами сидела перед зеркалом, неотрывно наблюдая за тем, как живут хоббиты, как они добывают пищу и одежду, как они торгуют с людьми, как зачинают, рожают и выращивают детей, как магия визардов помогает строить и жить, как на советах кланов решаются вопросы, которые не решить единолично. Чем больше Нехалления наблюдала повседневную жизнь родного и одновременно чужого народа, тем больше ее привлекало это необычное подглядывание. Однажды она спросила меня:

— Хэмфаст, — сказала она, — когда ты прочтешь все волшебные книги, ты вернешься домой?

— Конечно, — ответил я, — ведь это же мой дом.

— Ты возьмешь меня с собой?

— Естественно. Я же тебе обещал.

— Я освобождаю тебя от этого обещания.

— Но почему?

— Я не хочу, чтобы оно принесло тебе несчастье. Твой клан не примет меня.

— Ты думаешь, что жизнь без тебя может принести мне счастье?

— Не знаю. — Она помолчала. — Это и есть любовь?

— Да.

— Ты уверен? Ведь совет визардов не провозглашал нас возлюбленной парой.

— Я уверен. Мне не нужен совет визардов, чтобы разобраться в своих чувствах.

— Тогда почему ты не называешь меня своей женой?

И в самом деле, почему? Ведь в законах главное — их дух, а не руны, которыми записаны слова. И если я уверен, что люблю и любим, зачем мне формальные подтверждения?

Но я просто не могу назвать своей женой девушку, которая не связана со мной священным обрядом. Я понимаю, что этот обряд ничего не изменит в наших душах, но я знаю, что без него нельзя создать семью. Просто нельзя. И как можно назвать женой девушку, не принявшую судьбу? Это все равно, что назвать женой ребенка, это, в конце концов, извращение! Я понимаю, что законы не могут предусмотреть все, но это не избавляет меня от необходимости им подчиняться.

Я ничего не смог ответить. Нехалления вздохнула и тоже ничего не сказала. Скоро я решу эту проблему, я придумаю что-то такое, что позволит нам связать свои судьбы и быть вместе до тех пор, пока смерть не разлучит нас. Но вначале я должен дочитать книгу.


2.


Прошел еще месяц. Я осилил третий раздел книги и, похоже, теперь я — второй маг Средиземья после Учителя. Если, конечно, не считать майаров, которые, хотя постоянно обитают в другом мире, время от времени навещают Средиземье.

Третий раздел книги Учителя называется "Души разумных существ" и, надо сказать, его содержимое полностью соответствует названию. Еще надо сказать, что разумная душа устроена немногим сложнее, чем неразумная. То есть, она устроена сложнее, но различия не качественные, а количественные. Если ты умеешь менять природу предмета, превращая его в артефакт, то можешь изменить и природу разумного существа. Потребуются другие элементалы, но управиться с ними не намного труднее.

Я проник в собственную душу и превратил себя в подобие живого артефакта. Я выяснил, что такое судьба, и оказалось, что это совсем не то, что принято подразумевать под этим понятием. Судьба — это просто набор свойств, заполняющих соответствующие поля в структуре души. Каждое существо имеет свой набор, и то, какие свойства есть у этого существа, и то, насколько выражено каждое свойство, все это вместе и определяет судьбу. Если у тебя много скилла, силы и отваги, быть тебе боевым магом. А если скилл есть, а сила с отвагой напрочь отсутствуют, зато имеются интуиция и креативность, быть тебе визардом. Ну и так далее.

Вначале я заполнил все поля своей судьбы и установил каждому свойству максимальную выраженность. Но, посмотрев на то, как вокруг меня искривились течения маны, я сразу же понял, какую глупость сделал. Хорошо, что я физически нахожусь в другом мире, иначе появление подобного мне сверхсущества моментально всполошило бы все Средиземье. Я вернул свои свойства в исходное состояние, разве что чуть-чуть увеличил скилл и силу магии, а заодно физическую силу, здоровье и выносливость. А еще я сплел заклинание, которое непрерывно оценивает степень опасности окружающей обстановки и в случае необходимости увеличивает значения соответствующих свойств до требуемых величин. Я применил это заклинание к себе и получилось, что в обычной обстановке я — обычный хоббит, но, когда мне грозит опасность, я становлюсь практически неуязвимым для нее, а моя сила, как физическая, так и магическая, всегда превосходит силу противника. Естественно, я могу управлять этим заклинанием и вручную, улучшая те или иные качества по мере надобности.

Еще я навесил на себя заклинание отражения через мыслеобразы, способность автоматически познавать чужие заклинания, направленные против меня (так называемый глаз орла), установил функцию подъема схоларности до предельного уровня, на котором я могу извлекать заклинания непосредственно из памяти заклинающего, ну и еще с десяток подобных приятных мелочей.

Теперь я могу померяться силой с любым магом Средиземья, кроме Учителя. Я связался с Учителем, чтобы похвастаться своими успехами, но он не захотел со мной разговаривать. Едва он понял, что у меня нет никакого важного дела, он прервал связь. Кстати, я так и не понял, где сейчас физически находится Учитель. Я точно знаю, что он в Средиземье, но его не достает ни одно заклинание поиска, дотянуться до него можно только через рунный идентификатор, который он сам мне передал. Не знаю, как он достиг таких результатов, вероятно, для того, чтобы это понять, нужно дочитать обе книги до конца.

Наигравшись со своей душой, я отправился к Нехаллении. Теперь ей не нужно медитировать в круге судьбы, я могу сам вложить в ее душу все необходимые данные. И, пожалуй, я смогу наложить на нее маскирующее заклятье, которое позволит ввести ее в клан. Например, как будто она потеряла память при странных обстоятельствах, наводящих на мысль о злокозненном волшебстве, но загадочный колдун не оставил почти никаких зацепок, кое-что о нем сказать можно, но выследить не получится. Девочка ни в чем не виновата, она не знает, где ее клан, но мы должны помочь ей найти родной клан, а если не найдем, принять ее к себе. Да, пожалуй, я наложу на нее такое заклинание.

С этими мыслями я вошел в дом Нехаллении, но меня ждал неприятный сюрприз. Она исчезла.


3.


В первые минуты меня охватило отчаяние. Я подумал, что Нехалления исчезла навсегда, что Учитель, сотворяя ее, допустил какую-то ошибку, что она дематериализовалась из-за некачественного заклинания, как не раз дематериализовывались мои неудачные создания. Но я быстро взял себя в руки.

Магическое зеркало. Заклинание отбора вариантов. Запрос: хоббит женского пола, имя — Нехалления. Нескончаемую минуту заклинание перебирает подходящих хоббитов, и вот результат. В волшебном зеркале я увидел мою любимую, и первой моей реакцией было недоумение — как такое могло случиться?

В зеркале отражалась гостиная Самого Большого Дома клана Брендибэк, Нехалления сидела на стуле для непочетных гостей, в креслах развалились Хардинг и Дромадрон, и они беседовали.

— Как такое может быть? — спрашивает дядюшка Хардинг, обращаясь к Дромадрону, — ты когда-нибудь слышал о чем-то подобном?

— Нет, — отвечает Дромадрон, — но все когда-то происходит в первый раз. Так, значит, Нехалления, этот, гм... учитель оставил Хэмфасту три книги и один свиток пергамента?

И в этот момент я все понял.

Дверь моей каморки, ведущая в Хоббитанию. Односторонняя дверь, которую создал Учитель, чтобы я не чувствовал себя узником в темнице. Дверь, которая больше не нужна, но все еще существует, потому что никто не озаботился ее ликвидировать. Она расположена совсем рядом с дверью, ведущей в овраг, что соединяет мое жилище с домом Нехаллении. Я рассказывал ей об этой двери, и она знала, что для того чтобы пройти через нее, необязательно обладать магической силой. И вот Нехалления прошла через дверь, прошла в двух шагах от меня, а я даже не заметил этого, сплетая очередное заклинание. Но она знала, что не сможет вернуться обратно! Почему же она ушла? Она отчаялась ждать, когда я перестану рыться в книгах и снизойду до нее, когда я задумаюсь над тем, что живу не только для себя? Почему я не сделал этого раньше? Почему я хотя бы не успокоил ее, не обнадежил, не сказал, что ей осталось ждать совсем недолго? Почему я не никогда не принимал ее всерьез, не как объект для приложения своей абстрактной любви, а как живого хоббита-женщину, за которую я несу ответственность? Краска стыда залила мои щеки. Я спешно выполнил заклинание перехода.

— Да, Дромадрон, — сказал я, — три книги и один свиток. Кстати, Нехалления, ты села на неподобающее место, — и я указал ей на кресло для почетных гостей.

Нехалления не двинулась с места, и я выполнил заклятие перемещения. Затем я опустился в свое собственное кресло, которое одновременно переместил из угла гостиной в то место, где я стоял. Получилось эффектно,— казалось, что я сейчас глупо сяду на пол, но, когда падение стало неотвратимым, под моим седалищем материализовалось кресло.

Хардинг и Дромадрон потрясенно молчали. Я протянул руку, вытащил из воздуха раскуренную трубку и затянулся с важным видом. Я вообще-то не курю, но в такой момент надо чем-то себя занять, чтобы не выглядеть ожидающим чужого решения.

Дромадрон нервно прокашлялся и спросил непослушным голосом:

— Хэмфаст, что с тобой произошло?

— Разве Нехалления вам не рассказала?

— Она рассказала, но ее рассказ почти ничего не проясняет, ведь она не поняла почти ничего из того, что увидела. Кто такой учитель? Как его истинное имя?

Я с удивлением сообразил, что не знаю истинного имени Учителя, он так и не удосужился сообщить его мне. Я хотел было сказать, что Учитель — эльф, но вовремя остановился. Я не могу раскрывать тайны Учителя даже перед самыми близкими хоббитами, ведь тайна, которую знают трое — это уже не тайна, и то, что я расскажу, немедленно разнесется по Средиземью, и когда это узнают майары, они поймут, что сделал Учитель, и тогда... убить одного эльфа наверняка проще, чем утопить целую страну. И я не стал раскрывать тайны Учителя. Вместо этого я сказал:

— Он — один из сильнейших магов Средиземья. Он не называл своего имени, он сказал, что не может этого сделать. Я не знаю, кто он, но его сила превосходит все мыслимые пределы. И в нем нет зла.

Дромадрон кивнул.

— Ты говоришь правду, твоя аура не затуманена ложью. Ты не знаешь в точности, кто такой Учитель, но у тебя наверняка есть предположения.

— Я не хочу их озвучивать. Думаю, что раз Учитель не назвал свое имя, то он хотел остаться неизвестным, и мне не следует раскрывать его инкогнито, тем более что я не уверен в своих догадках.

В этот момент у меня сработал глаз орла. Заклинание постижения правды, направленное на меня, предстало перед моим внутренним взором, будто написанное на невидимом пергаменте. Я мгновенно понял принцип его действия, оно реагирует на специфические колебания маны, порождаемые произносимой ложью. Я сотворил магический фильтр и окружил им свою голову. Произошел небольшой выброс маны, Дромадрон дернул щекой и спросил:

— Что ты сейчас сделал, Хэмфаст?

— Ничего. Я еще не слишком хорошо умею обращаться с маной, иногда бывают спонтанные выбросы.

Заклинание Дромадрона подтвердило, что я говорю правду, и Дромадрон успокоился.

— Не волнуйся, — сказал он, — умение держать потоки быстро приходит с опытом. Я вижу, Учитель многому тебя научил. Нехалления рассказывала про зеркало...

Дромадрон сделал многозначительную паузу, но я промолчал. Он спросил, несколько разочарованно:

— Ты не хочешь поделиться со мной этим заклинанием?

Я обратил взор на большое зеркало, висящее между двумя гобеленами, один из которых изображал, как Фолко Великий командует ополчением, а второй — как Фолко Великий убивает вождя орков. Отработанное заклинание легко слилось с отполированной бронзой, превратив зеркало в артефакт. Заодно я организовал вокруг зеркала маленький вихрь маны, ведь иначе Дромадрон понял бы, что высшая магия не имеет никакого отношения к полю маны, а это ему ни к чему.

Дромадрон потянулся было магическим взглядом к свежесотворенному артефакту, но вовремя пересилил себя. Он досадливо поморщился:

— Я просил тебя поделиться заклинанием, а не артефактом.

— Зачем тебе заклинание, — деланно удивился я, — клану вполне хватит одного такого зеркала.

Дромадрон снова поморщился.

— Ты не хочешь делиться знанием с родным кланом, — сказал он. — Почему?

— Это знание опасно.

— Любое знание опасно. Разве это зеркало более опасно, чем заклятие самонаведения?

— Да. В самом зеркале нет ничего опасного, но принципы построения заклинания...

— Принципы построения заклинания везде одинаковы, — перебил меня Дромадрон.

Я не стал противоречить мудрому визарду, вместо этого я открыл его душу и удвоил его скилл.

— Теперь ты понимаешь? — спросил я.

— Что? — не понял Дромадрон.

— Загляни внутрь себя.

Дромадрон заглянул и... не знаю, как можно выразить его потрясение, кроме как в нецензурных выражениях. В общем, Дромадрон сильно удивился. Он пробормотал:

— Если это тебе по силам... кажется, я знаю, кто твой учитель.

— Теперь ты понял, почему я не произнес вслух его имя?

— Я понял, — лицо Дромадрона помертвело. — Он появляется так редко... — Дромадрон надолго замолчал.

В разговор вступил Хардинг. Он спросил:

— Значит, Хэмфаст, ты не можешь передать клану те знания, что ты обрел в путешествии?

— Да. Я действительно не могу сделать это.

— Ты знаешь, что гласит закон по этому поводу?

— Это особый случай.

— Особых случаев не бывает! — провозгласил Хардинг. — Все хоббиты равны перед законом, исключений из этого правила нет и быть не может. Закон говорит, что знание каждого хоббита принадлежит клану в лице его вождя. Вождь имеет право на любое знание любого хоббита клана.

— Я не могу передать мое знание даже тебе! — отчаянно воскликнул я. К чему он клонит? Изгнание??

— Из нашей истории нам ведомы примеры, — продолжал тем временем Хардинг, — когда обстоятельства складывались так, что хоббит не мог подчиняться законам клана, ибо слепое следование закону привело бы к беде все Средиземье, а тем самым и родной клан хоббита. Ты знаешь, что происходило с такими хоббитами.

У меня внезапно сел голос. Мне пришлось прокашляться, чтобы произнести следующие слова:

— Ты имеешь ввиду героев? Ты считаешь, что я могу стать шестым героем?

— Конечно! За все время от сотворения мира не было хоббита, чья магическая сила могла бы сравниться с твоей. Неужели твой учитель дал тебе силу просто так? Нет, он никогда не появляется в Средиземье без веских причин. Если Ген... — Хардинг замялся, — если он снизошел в наш мир, значит, нас ждут великие потрясения. А в час великих потрясений всегда находится хоббит, который получает великий дар во имя спасения Средиземья. В этот раз выбор пал не тебя, и я скажу, что это не самый плохой выбор. Жалко, конечно, что ты не сможешь сменить меня в роли вождя и Дромадрона в роли визарда, но...

— Как? — перебил я Хардинга. — Никогда не было, чтобы вождь и визард совмещались в одном хоббите!

— Все когда-то происходит в первый раз, — возразил Хардинг, — ты обладаешь всеми качествами, необходимыми вождю, а, кроме того, и хорошим скиллом. Ты мог объединить в своих руках всю силу клана. Но, видать, высшие силы приготовили тебе другое, более высокое предназначение. Кстати, Дромадрон, тебе следует снять заклинание с Олеси.

Дромадрон кивнул, а я воскликнул, не в силах поверить в то, что уже понял:

— Какое заклинание?!

— Олеся рождает только дочерей, — пояснил Дромадрон. — Я сделал так по просьбе Хардинга, ведь, если бы она родила сына, ты не смог бы стать вождем.

— Ты, Хардинг, отказался от счастья иметь сына только ради меня?!

— Не только ради тебя и вообще не ради тебя, а ради клана. Ты стал бы великим вождем, и это важнее для клана, чем мое счастье.

Моргот меня раздери! Если бы не Учитель, я мог бы стать самым прославленным хоббитом Средиземья! Вождь сильнейшего клана, да еще и визард одновременно... впрочем, тогда я не смог бы повелевать элементалами, а это может принести мне еще большую славу. Если бы вождь и визард не оказались такими упертыми... я предпринял последнюю попытку:

— Если я уйду, как раньше ушел Фолко, я больше никогда не вернусь, и клан не сможет воспользоваться моими талантами. А ведь я могу очень многое, если я останусь в клане, нам не придется больше голодать, волки не причинят зла нашим детям и нашим свиньям, у нас... да мы станем такими сильными, что никакой другой клан не сможет даже мечтать о том, чтобы превзойти Брендибэков! И я могу отказаться и от места вождя, и от места визарда, мне не нужна власть, благо клана для меня важнее всего.

— Ты говоришь, как настоящий герой, — ответствовал Хардинг. — Но если бы Фолко отказал Торину и остался в клане, он не научился бы военному мастерству и в час орочьего вторжения Хоббитания оказалась бы беззащитна. Нет, Хэмфаст, твой путь отныне расходится с путем клана. Ты можешь вернуться только во славе.

— Разве того, что я сделал, — я кивнул на зеркало, — недостаточно, чтобы сказать, что я вернулся во славе?

Хардинг разгневался.

— Хэмфаст, — воскликнул он, — не заставляй меня упрекать тебя в малодушии! Твой путь предначертан, и негоже тебе уклоняться от собственного пути. Наберись мужества следовать начертанию судьбы, и ты обретешь силу, мудрость и счастье. Если же ты уклонишься, тебя ждет изгнание. И не почетное изгнание героя, а позорное изгнание преступника. Я все сказал, Хэмфаст! Собирай свои вещи и удаляйся, завтрашнее утро не должно застать тебя на земле клана.

Что ж, сказано недвусмысленно, после этого возражать просто невозможно. Я обратился к Нехаллении:

— Ты можешь выбрать, с кем ты свяжешь свою жизнь — со мной или с кланом.

Нехалления оскорбилась:

— И ты еще сомневаешься! Разве ты разлюбил меня?!

Дромадрон сдавленно охнул:

— Еще и любовь! И ты, Хэмфаст, еще сомневаешься в своем предназначении?! Мне стыдно за тебя!

В общем, меня обругали со всех сторон. Я взял Нехаллению за руку, и мы перенеслись в тот мир, что теперь принадлежит только нам двоим.


4.


Четвертый раздел первой книги Учителя посвящен вратам миров. Я внимательно прочитал его, но не стал выполнять проверочные задания. Врата миров — вещь очень полезная, но мне она без нужды, поскольку меня не интересует ни Валинор, ни загадочный Запретный Квадрат. Врата миров можно применять для перемещения или разговора и в пределах одного мира, но в этом случае есть другие, более эффективные способы сделать то же самое.

В общем, к концу сентября я дочитал первую книгу до конца, и это меня разочаровало. Мне стало казаться, что я уже постиг все важнейшие заклинания, а все, что написано во второй книге, может пригодиться только для совсем запредельного волшебства, как если бы я вдруг захотел превратить всех орков Средиземья в хоббитов или превратить Мордорскую пустыню в главную житницу Ганнара. Наверняка я неправ, но от этого ощущения никак не удается избавиться.

Когда мы с Нехалленией вернулись в наш мир, мы впервые поругались. Впрочем, ругались мы недолго, да и то все это время ругался я, а Нехалления слушала и молчала, а потом заплакала. И я начал утешать ее, я говорил ей, что я люблю ее, я извинялся за то, что обращал на нее так мало внимания, а она говорила, что она недостойна меня, что она неграмотная дура, что она устала ничего не делать, что она хочет жить сама, а не наблюдать за чужой жизнью, но она уже поняла, что ей это не суждено. Я спросил, почему она так решила, и Нехалления рассказала, что произошло после того, как она впервые ступила на землю Хоббитании.

Пройдя через дверь, она очутилась на краю круга судьбы, на том самом месте, где произошло мое раздвоение. Она села в позу болотной кувшинки и совершила медитацию. Она знала, что это надлежит делать ночью, но она не хотела ждать ночи. Медитация прошла успешно, и Нехалления обрела судьбу. Только вот судьба эта оказалась совершенно пуста — ни одно из базовых свойств души не было заполнено. Фактически она оставалась ребенком, и теперь у нее больше не было надежды когда-нибудь стать нормальным хоббитом.

Дромадрон, давно вернувшийся из Аннуина, заметил волнение маны вокруг круга судьбы и отправился проверить, в чем дело, ведь в круге в это время не было никого из юных хоббитов клана. Когда Дромадрон встретил Нехалленнию, он был потрясен. Никогда еще не было так, чтобы хоббит принял пустую судьбу. Дромадрон привел Нехаллению к Хардингу, и они стали ее расспрашивать, и Нехалления рассказала все, что знала. Когда она уже закончила говорить, и Хардинг с Дромадроном уточняли второстепенные детали ее рассказа, появился я.

Теперь мы изгнанники. Точнее, я изгнанник, а Нехалления вообще не имеет статуса. Если бы она осталась в клане, ее статус определил бы совет визардов, но, раз она ушла, нет нужды собирать совет, и ее положение остается неопределенным. Мы больше не сможем вернуться в клан, но я не могу сказать, что сильно расстроен.

Законы хоббитов мудры. Не зря в глубокой древности мудрые визарды решили, что герои стоят вне закона. Я представил себе, как трудно было бы мне соблюдать все необходимые обряды и установления, сколько разнообразных запретов пришлось бы нарушать или обходить... Нет, в одинокой жизни есть свои преимущества. Я буду тосковать по клану, по маме и отчиму, по друзьям и подругам, но мне не придется ежечасно думать о том, как совместить мою магическую силу, запредельную по хоббичьим меркам, с жесткими жизненными правилами. Например, имею ли я право пользоваться магией во время охоты на волков? Нет, потому что я не визард и не подмастерье визарда. Только эти хоббиты могут бросать боевые заклинания, ведь неумелое заклинание скорее уничтожит товарищей непутевого мага, чем преследуемую стаю. Но я сильнее любого визарда Хоббитании, и я уже достаточно освоил магию, чтобы не делать грубых ошибок. Но закон есть закон, и я не имею право творить боевую волшбу.

В общем, я осмыслил свой путь, и решил, что дядюшка Хардинг принял правильное решение. Мне следует поблагодарить его, если мы с ним еще встретимся, ведь сам я из ложной скромности не смог бы назвать себя героем и вести себя как герой. Я бы попытался вести скромную жизнь обычного хоббита, и кто знает, к каким бедам это могло привести?

Только одно нехорошо получилось. Властители клана думают, что мой Учитель — это Гендальф. Я не говорил впрямую, что согласен с этим, но они истолковали мои слова как согласие, и теперь они непоколебимо уверены, что я служу позитивному аватару, как раньше служили пятеро хоббитов, двое из которых — Брендибэки. Получается, что я обманул визарда. Хорошо, что я герой и стою вне законов, иначе моя совесть вконец замучила бы меня.

Я изменил судьбу Нехаллении. Я назначил ей те же свойства, что и себе, и применил к ней сторожевое заклинание, которое ранее навесил на себя. Теперь Нехалления третий маг Средиземья после Учителя и меня, но она не может сплести ни одного заклинания, потому что сила без умения — ничто. Я мог бы дать ей первую книгу Учителя, эта книга более мне не нужна, но Нехалления не умеет читать даже по-хоббичьи, не говоря уж об аннурских рунах, которыми написана книга. Я стал учить ее грамоте, для начала хоббичьей, есть у меня идея — сотворить серого переводчика и заставить его перевести книги Учителя на хоббичий язык, тогда Нехалления сможет обойтись без постижения аннурской письменности.

Я изменил судьбу Нехаллении в тот самый вечер, когда мы вернулись из Средиземья, и она плакала, уронив голову мне на колени. Я изменил ее судьбу, и спросил:

— Теперь ты понимаешь, что ты — настоящий хоббит?

Нехалления попыталась пожать плечами (в ее позе это оказалось неудобно).

— Не знаю, — сказала она, — я чувствую себя, как настоящий хоббит, но почему тогда моя первая судьба оказалась пустой?

Настала моя очередь пожимать плечами.

— Я не могу сказать точно, — произнес я, — ясно, что это оттого, что ты появилась на свет необычным путем, но как именно это отразилось на твоей судьбе... не знаю. Почему ты оказалась такой красавицей? Почему ты знаешь то, что никогда не делала? Почему ты умеешь говорить, но не умеешь читать и писать? Высшая магия очень сложна, и даже Учитель не знает ответов на многие вопросы. Одно из главнейших правил высшей магии гласит: все, что ты упустил из вида, может быть любым. Каким угодно, без всяких ограничений. Ты получила пустую судьбу, но зато твоя внешность великолепна. Когда ты шла в Самый Большой Дом, ты встречала женщин на улицах?

— Да. Они так смотрели на меня...

Я представил себе, каково им было вживую увидеть, как мимо проходит само совершенство. Я усмехнулся и внезапно спросил, неожиданно для самого себя:

— Нехалления, ты выйдешь за меня замуж?

Она просияла.

— Конечно, Хэмфаст! — она помрачнела. — Но ни один визард нас не обвенчает.

— Нам не нужен визард, — возразил я, — мы стоим вне законов, и нам достаточно только обоюдного желания.

— Тогда мы муж и жена? — удивилась Нехалления.

— Да, мы муж и жена, — подтвердил я и притянул ее к себе. Наши губы слились, так же, как два месяца назад слились наши ауры, и я перестал контролировать себя.


5.


Наступил октябрь. В нашем мире царит вечное лето, но в далекой Хоббитании вовсю льют осенние дожди, а в краях Полночной Орды первый снег ложится на орочью землю.

Я прочитал вторую книгу Учителя. Впрочем, "прочитал" — слишком громкое слово, скорее, я внимательно пролистал ее, не вдаваясь в технические детали описываемых магических структур, а ограничиваясь постижением общих концепций. Для меня эта книга бесполезна, в этом уже нельзя сомневаться. Учитель подробно описал, как можно наложить магический замок на предмет, артефакт или существо, но любой маг, имеющий тот же самый ключ силы, откроет этот замок без труда. А ведь все маги Средиземья, кроме Учителя, пользуются одним и тем же ключом силы.

Я разобрался, что такое ключ силы, и я понял, как Учитель получил силу майаров. Я только не понял, как Учитель сумел втиснуть свои артефакты во врата, соединяющие Средиземье с Валинором, но это, по большому счету, непринципиально. Я выяснил, как можно воззвать к майарам, чтобы они точно услышали твой зов. К сожалению, для этого недостаточно обычного ключа силы смертных магов, а если воспользоваться ключом Учителя, майары сразу поймут, что кто-то из смертных осмелился прикоснуться к их силе.

В общем, книга толковая, но бесполезная.

Моя любовь к Нехаллении расцвела пышным цветком после того, как я стал спать в ее постели. Теперь я понимаю, откуда берутся чудеса, создаваемые влюбленными парами. Стоит нам слить наши тела, как уровень маны в спальне моментально увеличивается на одну пятую, а потом... в лучшие ночи бывало и учетверение естественного фона.

Я окончательно переселился к Нехаллении, каморка, в которой начиналась моя учеба, теперь совершенно пуста и заброшена, ведь изучать заклинания куда приятнее валяясь на широкой кровати, чем сидя за некрашеным столом на неудобном, рассчитанном на человека, стуле, под тусклым мертвенным светом магического светильника. Мы похожи на двух студентов человеческого университета, мы ничего не делаем, только читаем ученые книги: я — вторую книгу Учителя, Нехаленния — букварь. Но, сдается мне, такая жизнь продлится недолго. Есть время учиться, и есть время действовать. И второе время неумолимо приближается.


6.


Холод, дождь, слякоть. В Хоббитании со дня на день ляжет первый снег, а в Могильных Пустошах никак не кончится осень. Это хорошо — мантикорам трудно летать в ненастную погоду.

Настало время действовать. Я прочитал все, что оставил мне Учитель, я не могу сказать, что абсолютно все понял, но я не вижу смысла в дальнейшем познании. Моих теперешних знаний достаточно, чтобы сделать много нужных и полезных дел.

Для начала я решил очистить Средиземье от мантикор. Я никогда не думал, что смогу отомстить за отца так всеобъемлюще, но сейчас я знаю — эта задача мне по силам. Ведь что такое мантикора? Это просто живое существо, созданное с помощью традиционной магии. Обычный тупой летающий хищник, чьих мозгов хватает, чтобы находить, преследовать и убивать добычу, но недостаточно даже для того, чтобы понять, что охотиться лучше, сбившись в стаю.

Мантикора — очень сильный и опасный хищник, недаром их боятся все разумные и неразумные существа, и ни один купец не рискнет провести караван через Пустоши без десятка хазгских лучников да трех магов с рогатыми посохами. Мантикора умеет работать с маной, но ей доступно только одно волшебство — поддерживать полет своего могучего тела. Такое тело, как у нее, не смогут удержать в воздухе никакие крылья, а используя ману, мантикора покрывает в час до пятидесяти миль. Крылья, кстати, у мантикоры тоже есть, только совсем куцые, и использует их она не для полета, а для маневрирования.

Внешне мантикора похожа на безумную помесь льва, орла и скорпиона. У нее отличное зрение, и, кружа под облаками, она способна углядеть желанную добычу за десятки миль. Увидев лошадь, корову, дикого ишака, человека или хоббита, мантикора мчится к выбранной жертве, никуда не сворачивая и не отклоняясь. За милю или чуть больше до цели она переходит на бреющий полет, и, если мишень все еще не видит приближающуюся опасность, мантикора внезапно выныривает из-за деревьев или крутого склона, и участь жертвы предрешена. Могучие лапы ломают позвоночник, когти вцепляются в шкуру или одежду, и мантикора взмывает в небо, как будто не замечая, что ее вес удвоился. Если добыча еще трепыхается, в ход идут зубы, а в особо сложных случаях и ядовитое жало на конце хвоста. Никто и никогда не вырывался из лап мантикоры.

Если разумный, которого мантикора выбрала своей целью, успел заметить ее, еще когда она выглядит маленькой точкой высоко в небе, у разумного есть шанс. Поймать момент, когда он на минуту выпал из поля зрения хищника, и укрыться, используя любые предметы и складки местности. Опытный маг может просто укрыться плащом, укрепив свою маскировку заклинанием отвода глаз, а очень сильный маг может, помимо себя, прикрыть и небольшой отряд.

Когда мантикора видит, что намеченная цель исчезла, она приземляется и начинает искать добычу. А поскольку слух и обоняние мантикоры немногим уступают ее зрению, она находит добычу всегда. И единственное, что может спасти разумного — это драконья кость или, лучше, рогатый посох. Мантикора дает своей жертве только один шанс — дождаться, когда она повернется спиной и всадить в спину чудовища сотню миниатюрных волшебных молний, срывающихся с оконечности магического оружия. Обычное оружие тоже может ранить мантикору, но подойти к ней на расстояние удара мечом или копьем и остаться при этом в живых никому еще не удавалось. Стрелы же не причиняют мантикоре большого вреда, они ранят ее, отвлекают внимание, но никто еще не сумел одолеть мантикору без магического оружия. Правда, хазги говорят, что давным-давно Церег Отважный поразил мантикору тремя неоперенными стрелами, две из которых он всадил в глаза монстра, а третью — в сердце. Но я в это не верю — разве что та мантикора была готова издохнуть от старости.

Кстати, неправильно говорить о мантикоре "она", мантикоры не имеют пола, как и половых органов. Они не способны размножаться, и никто не знает, где и как они появляются на свет. Первые мантикоры появились в конце Хтонского конфликта, и их было так много, что многотысячные армии в панике разбежались: аннурцы на север, ганнарцы — на юг, и с тех пор Аннур и Ганнар ни разу не сходились на поле брани. С момента вторжения прошло уже почти сто лет, те твари, что рвали на части воинов великих держав, давным-давно издохли, но откуда-то появляются все новые и новые исчадия тьмы. С годами их становится меньше, но их число уменьшается слишком медленно, пройдет не одно столетие, прежде чем люди снова появятся в Могильных Пустошах. Где рождаются мантикоры? Этого не знает никто, и эту тайну я намерен раскрыть.

Разыскать в Средиземье живых мантикор оказалось несложно. Я наложил дополнительное заклинание на колдовское зеркало Нехаллении (теперь уже наше общее), и зеркало показало мне, где можно найти мерзких тварей. Только одна из них охотилась в северном Рохане, все остальные находились в пределах Пустошей. Их оказалось больше, чем я ожидал — почти тысяча. Еще одна загадка — где они берут в Пустошах потребное пропитание?

Я рассчитывал, что распределение мантикор по территории позволит определить, где располагается их гнездилище. Я узнал, где сейчас находится каждая мантикора, и, когда я спроецировал эти данные на карту, получилась столь удивительная картина, что маги аннурского университета наверняка присвоили бы мне звание доктора, если бы увидели ее.

Мантикоры располагались в строгом порядке, занимая узлы квадратной решетки, точно выровненной по сторонам света и занимающей всю территорию Пустошей. Единственная мантикора, порхавшая над Роханом, не вписывалась в общую картину, но это не страшно — правил без исключений не бывает. Абсолютно исключено, что они заняли такой порядок своей волей, значит, ими до сих пор управляет чья-то злая магия. И я разберусь, чья это магия.

Я сотворил заклинание перемещения и в мгновение ока оказался в самом центре Пустошей. В четверти мили к западу от меня находится одна из мантикор. Я немедленно захватил ее колдовским зрением — даже с моей силой надо быть предельно осторожным, находясь рядом с мантикорой. Я не стал накладывать на себя невидимость и неощутимость — мантикора заметит меня по звуку шагов и запаху тела, а накладывать дополнительно неслышимость и необоняемость слишком утомительно даже для меня. Я хотел было сам принять облик мантикоры, но оказалось, что без соответствующих заклинаний тело мантикоры настолько неудобно и неповоротливо, что лучше оставаться хоббитом. А получить необходимые заклинания у меня не получится — схоларность не поможет, потому что у мантикоры нет мозгов, а глаз орла — потому что эти заклинания не направлены против меня.

В общем, я двинулся к мантикоре, не изменяя облика и не совершая никаких магических действий, чтобы не привлекать к себе внимания того, кто контролирует мантикор. Со стороны, наверное, я смотрелся забавно — маленький хоббит, ничем не вооруженный и промокший с ног до головы, отважно приближается к самому опасному хищнику западного мира, поминутно оскальзываясь на мокрой траве.

Когда до мантикоры осталось футов триста, я ощутил, как она встрепенулась. Странное оцепенение, в котором пребывала ее неразумная душа, мгновенно прошло, крупная голова повернулась на короткой шее, крылья растопырились, готовясь управлять движениями летящего тела, лапы напружинились, хвост загнулся к затылку, в жало на всякий случай скользнула капля нервно-паралитического яда. Десять ударов сердца, и инстинкт подсказал хищнику, что нужно делать.

До этого момента я видел мантикору только магическим зрением, и для меня стало неожиданностью, когда небольшая поросль неизвестного мне кустарника с колючими ветками как будто взорвалась, выпуская из своих внутренностей могучее темно-бежевое тело, казалось бы, большее, чем кустарник, из которого оно вынырнуло. Мантикора бесшумно прыгнула навстречу мне, и ее прыжок перешел в полет. Крылья встрепенулись, выравнивая воздушные потоки, обтекающие массивное туловище, а затем начали отклоняться к хвосту, готовя ускорение перед последним ударом. Я еле-еле успел подготовить заклинание, еще несколько мгновений, и мне пришлось бы стать первым из смертных, поразивших мантикору голыми руками. Славно, но глупо.

Но я успел сотворить заклинание, и мантикора зависла в воздухе. Волна маны гнала ее вперед, но она не перемещалась, она лишь едва заметно подергивалась вперед и назад — каждое мгновение мое заклинание исправно перемещало ее в исходную позицию.

С минуту я просто стоял и любовался зверем. Да, это страшное существо, уничтожившее за свою жизнь не один десяток людей, гномов, орков и хоббитов, но это не мешает ему быть прекрасным. Любое совершенство прекрасно, и совершенное орудие убийства не является исключением. Впечатление портит только очевидная безмозглость, заставляющая мощные лапы бестолково бить по воздуху, а глотку — издавать жалобно-удивленное повизгивание.

Повизгивание сменилось воплем, от которого у меня заложило уши, и я спешно установил вокруг полог неслышимости. Не хватало мне еще, чтобы родичи этой твари собрались посмотреть, что я с ней делаю. И вообще, хватит любоваться, пора заниматься делом.

Значит, так. Захватываем мыслеобраз, не такой уж он и большой, не более миллиона понятий, совсем тупая зверюга. Что у нас с кратковременной памятью? Фу, как плохо... У нее совсем нет чувства времени. Смена дня и ночи фиксируется? Нет? Она что, видит в темноте? Видит, и неплохо, хотя поле зрения весьма ограничено. Посмотрим, что она помнит о последней охоте.

Снег? Точно снег? Точно, ошибка исключена. Сколько же она не ела? В Пустошах снег обычно ложится в декабре, а растаивает в феврале. А судя по местности, в которой проходила охота, это не пустоши, а либо Хазг, либо Рохан. Впрочем, неважно, климат там не сильно отличается от местного. Значит, она ничего не ела по меньшей мере девять месяцев. Что у нас с обменом веществ? Совершенно нормальная скорость для существа таких размеров. Что она там съела? Кажется, дикую лошадь. Этого ей могло хватить на месяц, не больше. Она что, была в спячке? Похоже на то. Что ее пробудило? Ну это и ежу ясно — мое приближение. А что усыпило? Что-то магическое, сразу не разберешься.

Я направил на мантикору заклятие постижения правды. Стыдно признаться, но других заклинаний низшей магии я до сих пор не знаю — не удосужился выучить. Ясно, что постигать правду в ответах мантикоры бессмысленно — она не дает вообще никаких ответов, но сейчас мне неважно, какое заклинание накладывать. Смотрим на ману... похоже на какой-то усилитель. Фильтр маны между мной и ей... повторное наложение... да тут, пожалуй, не только усилитель, но и приемная антенна! Дистанционное управление в явном виде. Куда ориентирована антенна? Точно не определить, но похоже, что никуда, при такой чувствительности ориентация не нужна. Значит, кто-то ей управляет...

А как насчет обратной связи? Сейчас она явно ничего не передает, я бы заметил, но в прошлом... ага, вот и оно! Около восьми месяцев назад, ранней весной. Чужое прикосновение к долговременной памяти, чье-то магическое щупальце грубо и бесцеремонно роется в воспоминаниях, не обращая внимания на то, какую боль оно причиняет мантикоре. И приказ: оставаться на месте до особого распоряжения, быть в спячке, но наблюдать, при обнаружении чужого присутствия... гм... дать сигнал... почему я его не заметил? Понятно почему — передача, в отличие от приема, идет по узкому лучу. Ну-ка, посмотрим, куда направлен этот луч... На вершину кургана. Какого-то конкретного или ближайшего? Ближайшего. Тоже полезная информация. Надо прогуляться до ближайшего кургана, когда я закончу с мантикорой.

Что здесь еще интересного? Встречи с разумными существами... все до единой закончились смертью разумных и последующим пожиранием их тел. Значит, с хозяином эта тварь общалась только по магической связи. Кстати... как я раньше этого не заметил! Способность к магической связи не присуща мантикоре изначально, это работает какой-то артефакт... конечно! Вот он, ошейник, практически не заметный под львиной гривой. Посмотрим, посмотрим... Сторожевое заклинание... бабах! *


* * *

* *, Моргот бы


* * *

* этих


* * *

** магов во все щели десять раз без смазки! Ничего не скажешь, хорошее заклинание. Если бы я не ввел в себя функцию автоматического повышения здоровья, осталась бы от меня горсть золы. А мантикору жалко.

Я попытался вытереть с лица остатки мантикоры, но не преуспел в этом. А одежду теперь вообще не отмыть. Ладно, пока сойдет и так, а к Нехаллении вернусь голым, благо что она теперь моя жена и это ее не шокирует. Я выругался еще раз, ликвидировал ненужные более заклинания, и переместился к ближайшему кургану.


7.


Курган. Обитель загадочных умертвий, про которых неизвестно почти ничего. Нематериальные твари, способные к психическому внушению, но не умеющие пробить заклинанием простейший магический щит. Несмотря на нематериальность, уязвимы для обычного оружия. Служат тьме, хотя точно неизвестно, как именно. Судя по всему, разумны, хотя вопрос о степени разумности остается открытым. Уже несколько столетий умертвия не выходили на поверхность земли, и только Оранжевая книга не дает сомневаться в их реальности.

Я до предела напряг магическое зрение, вглядываясь в основание земляного холма, но никаких умертвий не обнаружил. Есть какие-то подземные ходы, из которых ощутимо тянет волшебной силой, но ничего живого или псевдоживого там нет. Теперь посмотрим, что творится на вершине.

Так и есть — артефакт. Да какой мощный! Локальное повышение фона ощущается даже за пятьсот футов. Кто же его заряжал? И каким образом, хотел бы я знать? Впрочем... Точно, он не нуждается в подзарядке, под курганом ощущается какой-то древний источник маны, и похоже, что артефакт черпает магическую энергию прямо из-под земли. Изящно. Неизвестные маги, устроившие все это безобразие, несомненно, несут зло и не имеют права продолжать существование, но, все равно, я восхищаюсь тем, как оригинально они решили технические проблемы. Организовав сотовую связь с узлами на вершинах курганов, они убили сразу трех зайцев: обеспечили большой радиус действия связи, получили в свое распоряжение дармовой источник энергии и решили проблему защиты артефактов от несанкционированного доступа. В самом деле, если кто-нибудь отчаянный сунется в Могильные Пустоши, разве полезет он на вершину одного из курганов, от которых исходит древнее зло?

Минут пять я вглядывался в силовую нить, связывающую вершину кургана с подземельем. То ли внизу вообще нет ничего живого, то ли оно пребывает в той же неестественной спячке, что и мантикора, которую я пробудил своим приближением. Как бы то ни было, это может подождать, сейчас самое важное — то, что притаилось на вершине.

Я медленно двинулся вверх по скользкому склону, распространяя вокруг себя отвратительный запах горелого мяса и внутренностей сгоревшей мантикоры. Я не хотел использовать заклинания ни для того, чтобы переместиться на вершину в мгновение ока, ни для того, чтобы истребить гадкую вонь. В первом случае магия могла оказаться опасной — лучше медленно приближаться к неизвестному, чем рискнуть и оказаться в самом сердце магической ловушки. Во втором случае, как говорят хазги, овчинка не стоит выделки. Запах хоть и мерзок, но не стоит того, чтобы тратить время, подбирая заклинания.

В общем, я мало-помалу поднимался к вершине, и вскоре смог различить артефакт обычным зрением. Похоже, что он представлял собой длинный шест (посох?), воткнутый футах в трех от мерцающего камня, венчающего вершину кургана. Но это только внешний облик, истинная суть любого артефакта скрыта внутри, и нельзя делать выводы о ее природе, не подойдя к исследуемому артефакту вплотную.

Я подошел вплотную к шесту, и это действительно оказался шест. Но не из дерева, а, похоже, из кости, если только в нашем мире может существовать кость без малого десяти футов в длину. Наверху шест заканчивался округлым куском янтаря размером с детскую голову, причем не было видно никаких следов того, что скрепляло кость и янтарь, казалось, будто янтарь вплавлен в кость или вырос на ней, как какой-то чудовищный плод.

Внутри артефакт выглядит обманчиво простым. Он углубляется в землю футов на пять и заканчивается скульптурным изображением человеческой руки. С этой стороны артефакт принимает энергию от неведомого источника. Длинная костяная палка, похоже, не содержит никакой магической начинки и нужна только для того, чтобы вознести янтарь повыше над землей. А вот янтарь... Все знают, что янтарь преобразует силу маны в силу молний, поэтому напрашивается, что природа выходной энергии будет молниевая, но... никаких других подтверждений этому предположению нет. Впрочем, как и опровержений. Попробуем... нет, не так быстро. Этот шест, очевидно, снабжен сторожевыми заклинаниями, а, учитывая то, какая сила аккумулируется в янтарном навершии, лучше не пытаться провоцировать артефакт на ответные действия — мое защитное заклинание может не успеть. Заранее усилить свои защитные свойства? А почему бы и нет? Здесь на триста миль вокруг нет никого, на кого это могло бы произвести впечатление. Хорошо, сделано. Если этого не хватит для отражения магической атаки, значит, вообще ничего не хватит. Поехали!

Я проник в шест магическим зрением. Шест не реагировал. Его внутренние заклинания очень сильны, но их совсем немного. Я мало что понимаю в них, но кое-что, все-таки, понимаю, и сдается мне, что этот шест — не более чем ретранслятор, преобразующий чистую ману в какие-то странные колебания молниевой природы. Если так, мне не понять, кто, когда и зачем установил здесь этот шест — у артефакта нет души, с которой можно снять мыслеобраз, а иначе эти данные не получить, ведь сигнал, выдаваемый шестом, не может быть направленным, тогда заклинания должны были быть другими, а значит, получатель сообщения может находиться где угодно. Облом.

Я задумался. Мантикоры получают приказы посредством шестов, а шесты могут получать приказы любого, кто знает, как правильно сформулировать приказ. Все, что я увидел в Пустошах — это исполнительные звенья сложной системы, сотворенной неизвестно кем, но, несомненно, в злых целях. Я не знаю, где мозг этой системы, и, похоже, что мне этого не узнать. Что я могу сделать? Самое простое — дематериализовать всех мантикор и все шесты. Но тогда я никогда не узнаю, кто виноват в том, что в Могильных Пустошах завелась эта мерзость. А как я могу это узнать? Надо заставить моего противника как-то проявить себя, другого пути, по-видимому, нет. А как можно заставить противника проявить себя?

Поразмыслив, я дематериализовал шест. Естественно, ничего не случилось — сторожевое заклинание, если оно и было, просто не успело сработать, будучи уничтожено вместе с артефактом. Я сотворил простое заклинание поиска и все шесты, стоящие на вершинах могильных курганов, оказались в моей власти. Я дематериализовал их. Мантикор же я пока оставил в покое. Все они, кроме одной, кружащей над Роханом, пребывают в спячке, и без шестов не смогут пробудиться от нее. Пусть спят. А когда неизвестные черные маги явятся в Пустоши разбираться, почему связь перестала работать, тогда я поговорю с ними по душам.

Кажется, все сделано. Я дематериализовал одежду, а затем перенесся домой.


8.


В маленьком мире, ставшем домом для нас с Нехалленией, не бывает смены времен года, у нас всегда нежаркое лето. Вся северная половина Средиземья скована зимними морозами, даже в Минаторе идет снег, который, впрочем, сразу же тает, а в странном мире, сотворенном Учителем, царит вечное лето.

Сегодня у меня радостный день — Нехалления сообщила мне, что ждет ребенка. Через восемь с половиной месяцев я стану отцом. Это настолько потрясающая новость, что мне требуется не один день, чтобы полностью осмыслить радостное известие. Наконец я понимаю во всей полноте, что именно произошло.

Ни один из героев прошлых эпох не оставил потомства, а у меня будет сын. Или дочь, но лучше сын. Почему-то я верю в то, что родится именно сын. А если есть муж и жена и ребенок, значит, есть полная семья. А полная семья может образовать клан. А это значит, что среди хоббитов может появиться целый клан героев, стоящих вне всяких законов. Что тогда произойдет в Хоббитании? Я могу предположить несколько вариантов развития событий, и все они заставляют трепетать мою душу. Я могу стать аватаром или даже положить начало семейству собственных хоббичьих майаров. Я могу прийти с женой и детьми на свободную землю, объявить о создании нового клана, и менять судьбу всем приходящим, давая им такое количество скилла, о котором не мечтают даже самые могучие визарды. Или мы можем по-прежнему жить с Нехалленией в нашем маленьком убежище, иногда наведываясь в Средиземье, чтобы исправить там очередное безобразие. Мне этот вариант нравится больше всего, но вот понравится ли он моему сыну, когда он немного подрастет?

Пожалуй, я не буду принимать решение прямо сейчас. Я подожду, когда настанет время, и тогда принять решение будет куда проще.


9.


Когда в Хоббитании закончился ежегодный совет кланов, я навестил Хардинга и Дромадрона. Нельзя сказать, что они были мне очень рады, но они и не возмутились моим появлением. Я обратился к ним с такими словами:

— Вы стоите во главе сильнейшего клана Хоббитании, и никто не знает лучше вас радости и горести нашего народа. Волей высших сил я получил в свои руки великую силу, но не знаю, как мне следует ей распорядиться. Я уже сделал свое первое дело, и теперь мантикоры больше не угрожают ни вам, ни людям.

В этот момент Дромадрон перебил меня:

— Как, Хэмфаст, ты уничтожил всех мантикор?!

— Не совсем, — ответил я, немного смутившись, — я погрузил их в спячку и уничтожил магические каналы, которые можно использовать для их пробуждения.

— Какие каналы?

— Те каналы, по которым ими управляют маги, их создавшие.

— Разве кто-то управляет мантикорами до сих пор?

— Теперь уже нет. Но когда я посетил Могильники, на вершине каждого кургана я нашел артефакт, позволяющий управлять мантикорами. И похоже, что этими артефактами регулярно пользуются.

— Ты выяснил, кто это делает?

— Нет, я не смог. Создатели этих артефактов надежно запутали все следы. Я поставил магическую ловушку, но не уверен, что она сработает. Прошел уже месяц, а никто из этих черных магов еще не появлялся в Могильниках.

В голосе Хардинга прорезался металл.

— Хэмфаст! Ты обязан разобраться, кто управляет мантикорами. Мантикоры — это чистое зло, которое не должно существовать в мире, и те, кто их пестует и направляет, должны быть наказаны так, чтобы больше никто и никогда не смел творить подобные вещи. Великий Гендальф! Я думал, что вторжение мантикор произошло по случайному недомыслию кого-то из магов, что это трагическая ошибка. Но раз это преднамеренное злотворение, ты должен расправиться с теми, кто это сделал. И расправиться жесточайшим образом, чтобы память об этой расправе сохранилась в веках.

Странно слышать от хоббита столь агрессивные слова. Но он прав. Такое зло действительно не должно оставаться безнаказанным. И пока я не разберусь с теми, кто его сотворил, мне не следует занимать себя другими вещами. Многое в мире требует моего внимания, но мантикоры сейчас — самое главное. Вот только как мне найти злокозненных малефиков, если в Пустошах так никто и не появится?


10.


Они появились в Пустошах. Три человека: два мужчины и женщина. Все молодые, не старше двадцати пяти лет. На вид аннурцы, хотя мне, хоббиту, трудно различать облик людских народов. Все прекрасно развиты физически, достаточно одного взгляда, чтобы понять, что они с малолетства не знали недостатка ни в пище, ни в воинских упражнениях, ни в магических тренировках. Девушка не уступает в магической силе Дромадрону, скилл юношей немного меньше. А сколько у них артефактов... В руках у девушки посох с янтарным навершием, выглядящий младшим братом тех шестов, которые я дематериализовал, только без руки на нижнем конце. За спиной девушки приторочен смертетворящий крест, юноши вооружены рогатыми посохами. Присмотревшись, я разглядел янтарных пауков, спрятанных под плащами путников. Спецназ Аннура? Вооружение соответствует, но они непохожи на солдат, скорее это бойцы могущественного ковена. Никогда не предполагал, что ковены могут быть настолько богатыми, чтобы давать столь редкое и дорогое оружие столь молодым бойцам.

Обычного оружия нет ни у кого, если не считать оружием три одинаковых кинжала на поясах. Но кинжал — это скорее инструмент, чем оружие. Странно, что они отправились в путешествие без мечей и луков. Если они встретят другой отряд, им придется принимать бой, ведь трое безоружных в безлюдной местности, одна из которых красивая девушка — настолько желанная добыча, что редкий купец позволит им пройти мимо. А если они покажут магическое оружие... рогатые посохи ценятся так высоко, что это только ускорит начало боя. Надо быть очень сильными магами, чтобы выходить в странствие только с магическим оружием. Либо они не собираются посещать в своем путешествии населенные места. Но откуда они попали в Пустоши? Не из Вечного Леса же?

Пожалуй, все-таки из Вечного Леса. Я засек их на западной границе Пустошей, и вряд ли они успели пересечь Могильники за те три дня, что я не заглядывал в волшебное зеркало. Их заплечные мешки невелики, много провизии в них не унесешь, но полупустыми эти мешки не выглядят, похоже, что путешествие странной троицы только-только началось. А если так, то выйти они могли только из Вечного Леса.

Красная книга говорит, что в Вечном Лесу живет Том Бомбадил, один из двух майаров, которые, по словам Учителя, дезертировали. Я не могу поверить, что Том Бомбадил имеет какое-то отношение к злой магии, сотворившей мантикор, а тогда... И все сразу стало на свои места.

Почему я сразу подумал, что эта троица — те, кого я жду? Достаточно предположить, что они не имеют никакого отношения к злокозненным малефикам, и все объясняется легко и просто. Том Бомбадил заметил, что курганы лишились магических шестов, и отправил своих подданных разобраться, что случилось. Вот только откуда взялись у Бомбадила подданные? Ведь он никогда не искал власти над разумными существами, предпочитая оставаться повелителем зверей. И откуда у них рогатые посохи? С каких это пор хозяин Вечного Леса использует мертвую людскую магию, да еще ту магию, что предназначена лишь для того, чтобы сеять смерть и разрушение? Может, они случайно забрели в Вечный Лес и прижились там? Вряд ли. Нет, гадать дальше нет смысла, надо поговорить со странными путниками лицом к лицу.

Я переместился в Средиземье, приняв облик человека, чтобы не привлекать излишнего внимания.


11.


Они заметили меня сразу, едва я оказался в их поле зрения. Пару минут они оживленно совещались, а затем двинулись в мою сторону, выставив перед собой боевые артефакты. Я спокойно стоял, скрестив руки на груди, ветер играл моим серым плащом, подбитым волчьим мехом, мелкая снежная крупка осыпала меня, покалывая лицо и руки, я смотрел на приближающихся людей, и мое лицо выражало доброжелательное спокойствие.

Странно чувствовать себя в теле человека. Когда смотришь на мир с высоты полутора хоббичьих ростов, все кажется каким-то не таким. А стоит пошевелиться, ощущение нереальности становится прямо-таки мучительным. Руки и ноги слишком длинные, тело слишком тяжелое, любое движение становится излишне порывистым. Мне пришлось удвоить в своей судьбе свойство ловкости, и лишь тогда я почувствовал себя более-менее нормально.

Похоже, главная в этой троице — девушка. По правилам ей следовало бы остановиться за сотню шагов, держа меня под прицелом креста, но, поскольку она — вождь отряда, она должна участвовать в переговорах. Я ощутил ее колебания, на какое-то время она замедлила шаг, но потом, нервно дернув плечами, ускорила движение и даже обогнала на полшага своих спутников.

Они остановились в десяти шагах от меня. Я дружелюбно улыбнулся и сказал:

— Я безоружен.

Они, наконец, поняли, как глупо выглядят, направляя свои смертоносные игрушки на безоружного человека, и убийственные жала опустились. Девушка спросила, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал чрезмерно ехидно:

— Раз ты безоружен, почему ты еще жив?

Я честно ответил:

— Я не нуждаюсь в оружии.

— Ты такой сильный маг?

— Да.

Девушка прощупала меня простейшим заклинанием познания, и я не стал ей препятствовать. Она ощутила мой скилл, и я прочел в ее лице невольное уважение.

— Тем не менее, почтенный, я не советовала бы тебе гулять по могильникам в одиночестве. Даже твоего скилла недостаточно, чтобы справиться с мантикорой.

— Ты ошибаешься, уважаемая. Я уже справлялся с мантикорой.

Они вздрогнули, все трое. Они переглянулись, и боевые посохи чуть-чуть приподнялись. Я усмехнулся. Девушка закусила губу, она поняла, что раз я могу сражаться с мантикорой голыми руками, то их могучее оружие — не более чем детские игрушки против меня.

Девушка направила на меня заклинание познания правды, и на этот раз я воспрепятствовал. Я подождал, пока она убедится, что заклятие сформировано и действует, а затем уничтожил его одним движением той нематериальной сущности, что порождает вихри маны.

— Не следует так грубо лезть в душу незнакомца, — сказал я, — я могу обидеться.

Девушка нервно дернула щекой, она вообще стала заметно нервничать.

— Почтенный, не знаю твоего имени, — она сделала паузу, но я промолчал, — позволено ли мне поинтересоваться, что ты делаешь в этом месте, столь неподходящем для одиноких прогулок?

— Позволено, — ответил я. — Я хочу поговорить с вами.

— Так говори.

— Прежде всего, я хочу узнать, что привело вас в это место, которое, как ты верно отметила, не слишком подходит для прогулок?

— Пусть причина, приведшая нас сюда, не волнует тебя, почтенный. Это наше и только наше дело.

— Тогда я попробую угадать. Вы направляетесь к ближайшему кургану.

Девушка промолчала.

— Вас интересует одна вещь, которую вы рассчитываете найти на его вершине.

— Что ты знаешь об этой вещи?

— Она больше не существует.

— Почему?

— Потому что я уничтожил ее.

— Уничтожил? — она явно не поверила. — Как же ты обошел сторожевое заклинание?

— В этом не было необходимости. Если правильно уничтожить вещь, все сторожевые заклинания уничтожаются вместе с ней.

— Прости, почтенный, но я не верю тебе, — девушка приняла вид строгой учительницы, — если бы все было так просто, сторожевые заклинания не имели бы смысла.

Я не стал объяснять собеседнице, что сторожевые заклинания нужны не только для того, чтобы предмет нельзя было уничтожить. Когда перед магом стоит задача познать или использовать предмет, сторожевые заклинания являются серьезным препятствием. Я просто сказал:

— Посмотри сама, — и сделал шаг в сторону, открывая путь к кургану. — Я буду рад проводить вас.

И мы пошли к кургану.


12.


Мои спутники так и не нашли место, где из земли торчал шест. Дождь и снег сделали узкую дырку в земле совершенно невидимой, а магическое зрение в этом случае бесполезно — с его помощью нельзя найти то, чего нет.

— Теперь вы мне верите? — спросил я.

Мои спутники не обратили на мой вопрос никакого внимания. Они стояли поодаль, оживленно переговариваясь вполголоса, и, прислушавшись, я уловил некоторые обрывки их разговора.

— ...его не выдернули, он просто исчез...

— ...охранное заклинание даже не активировалось...

— ...здесь нет никаких следов...

— ...капсула нестабильна...

Какая еще капсула? Я подошел поближе, но маги уже закончили разговор. Они встали в круг, образовав кольцо, и начали колдовать.

Я смотрел на работу трех магов, и вскоре мне стало скучно. В том, как маги творят могучее заклинание, чаще всего нет ничего зрелищного. Они просто стоят, положив руки на плечи друг другу, и смотрят вниз невидящим взглядом. По-настоящему интересные вещи происходят только в астральном мире, в мире потоков маны, но того, что происходит там, я не понимаю. Творимое заклинание не направлено на меня, а значит, глаз орла не поможет мне понять его суть. Стоп, стоп, есть же схоларность! Я поспешно поднял ее уровень до предельного. Маги ничего не заметили, будучи всецело поглощены творимой волшбой.

Заклинание не особо мощное, но весьма изощренное, так сразу и не разберешься. Цель — явно познание, направление — вниз, глубина... их интересует тот самый источник силы, который питал шест с янтарным навершием. А вот это уже очень интересно! Источник силы был закрыт отвлекающими заклинаниями, и сейчас покров чуть-чуть приоткрылся. Кажется, там есть что-то необычное... нематериальное, в этом нет никаких сомнений, но... живое? Да, живое. И не только живое, но и мыслящее. Разве такое бывает? Моргот меня... конечно, бывает! Я похолодел.

Умертвие. Несомненно, умертвие. Зло в чистом виде, пожалуй, даже более опасное, чем все мантикоры, вместе взятые. Мантикора — это просто очень эффективный хищник. До тех пор, пока она не попала под власть заклинаний, она не творит зло ради зла, она убивает только чтобы прокормиться. А вот умертвие... его аура настолько пропитана страстью к разрушению, что странно, как эта страсть не разрушила его самого. И, самое главное, умертвие имеет полноценный разум. Если оно вырвется на свободу, оно не будет бросаться на первого встречного, скорее, оно освободит своих товарищей, кстати, сколько их? Я воспроизвел в памяти карту Могильников. Около сотни. Сто умертвий... Нет, они не смогут серьезно пошатнуть мир, им не выдержать правильной войны даже против объединенного ополчения Хоббитании, не говоря уж об Аннуре или, тем более, Ганнаре. Но если они начнут партизанскую войну... приграничные районы, пожалуй, опустеют. Моргот их поубивай! Они смогут добраться и до земель клана Брендибэк. Нет, эти твари не должны вырваться из заточения. Хорошо, что магические путы достаточно прочны.

И в этот момент я заметил, что, хотя магические путы и прочны, их сила непрерывно убывает. Энергия умертвия, лишившись точки приложения, которой был шест, теперь скапливалась в капсуле, образованной потоками маны, и оттягивала на себя энергию сдерживающих заклинаний. Процесс протекает очень медленно, но пройдет еще месяц-другой, в течение которых сила капсулы будет ослабевать, а сила того, что внутри — нарастать, и капсула взорвется. Снаружи ничего не будет видно, капсула расположена слишком глубоко под землей, взрывная волна не вырвется наружу, маг, будучи неподалеку, заметил бы мощный выброс хаотической маны, но в Пустошах нет магов, которые смогли бы это заметить. Короче говоря, умертвие выйдет на свободу. Два месяца, и умертвия заполонят Могильные Пустоши, сменив мантикор. Если я ничего не сделаю.

Я вызвал было элементал "Найти существо", начал соединять нити, но вовремя сообразил, что этот элементал бессмысленно применять к умертвиям, ведь они не имеют материальных тел. Я поспешно отменил несформированное заклинание. Придется применить элементал "Открыть разумную душу", а это небыстрое дело, если не знаешь рунного идентификатора открываемой души. Подобные заклинания не следует творить экспромтом. Ладно, умертвия пока подождут.

Тем временем маги завершили волшбу и разомкнули кольцо. Волшебница повернулась ко мне, и ее глаза метали молнии.

— Зачем ты это сделал? — спросила она, и ее тон не предвещал ничего хорошего.

— Я вывел мантикор из-под вашего контроля, — ответил я, надеясь, что нервное возбуждение не позволит моей собеседнице заметить ловушку, скрытую в моих словах. И она не заметила.

— Ты видишь, к чему это привело? — гневно вопросила она. Она не отрицала, что мантикоры были под их контролем. Замечательно, теперь я твердо знаю, кто виноват в чудовищном преступлении, которое я расследую.

— Ничего страшного не произошло, — сказал я, — умертвия выберутся на свободу не раньше, чем растает снег, а этого времени вполне хватит, чтобы разобраться с ними раз и навсегда. Меня больше интересует другое. Как вышло, что мантикоры оказались под вашим контролем?

Девица наконец поняла, что проболталась. Она сказала:

— Я не имею полномочий рассказывать об этом. И это сейчас неважно. Ты говоришь, что легко расправишься с умертвиями, но разве это под силу одному человеку? Когда умертвий заковывали под землей, одновременно работали восемнадцать магов, и вся операция заняла почти год. Допускаю, что ты очень силен, но все равно ты один не справишься быстрее. Мы, — она оглядела своих молчаливых спутников, — обычные маги, наша сила даже ниже среднего, эти игрушки, — она показала на смертетворящий крест, — не помогут, помощь не успеет подойти. Нет, с упокоением умертвий нет смысла даже связываться, — теперь она обращалась к молодым людям, — мы должны немедленно доложить наставнику, а затем уходить в населенные земли готовиться к войне. — Она повернулась ко мне и сказала: — отойди. Я не хочу, чтобы ты слышал, как я разговариваю с наставником.

Я начал злиться. Я сказал:

— Я выслушал тебя, теперь ты выслушай меня. Повторяю еще раз: умертвия не опасны. Я успею уничтожить их до того, как они смогут покинуть капсулы. То, что действительно опасно — это ты и твои наставники. Расскажи мне, кто и как устроил вторжение мантикор, кто управлял ими все это время, и тогда мое мщение не затронет не тебя, ни твоих спутников.

— А если я не скажу?

— Я все равно это узнаю. Потребуется больше времени, и это время будет для тебя не самым приятным.

— Ты угрожаешь пытками?

— Надеюсь, до этого не дойдет.

— Конечно, не дойдет. Потому что никто не смеет угрожать утренней звезде.

Она горделиво выпрямилась и уставилась мне в глаза выжидающим взглядом. Видимо, думает, что ее слова должны произвести впечатление. Я пожал плечами и безразлично проговорил:

— Сейчас день, и небо затянуто облаками. Причем здесь утренняя звезда?

Девицу аж перекосило от возмущения.

— Ты смеешь утверждать, что ничего не знаешь о Ковене Утренней Звезды, которого боится сам магический советник Великого Короля Аннура?

— Я не магический советник. И я не имею никакого отношения к Великому Королю. Почему я должен бояться каких-то там уголовников, пусть даже и обладающих неплохим скиллом?

Волшебница подавилась словами, которые готовы были сорваться с ее языка. Она злобно прошипела:

— Ты ответишь, — и крест в ее руке подпрыгнул, как живой. Глупо. Смертетворящий крест — оружие снайпера, практически бесполезное в ближнем бою. Ей следовало отбросить крест в сторону, отпрыгнуть назад и выхватить янтарного паука. Или пустить в ход кинжал. Или дать сигнал товарищам, чтобы они испепелили меня огнем двух рогатых посохов. Будь я в теле хоббита, мне не составило бы труда пробить ей горло ударом ноги в высоком прыжке, метнуть нож в одного из ее товарищей, прикрыться от другого умирающим телом предводительницы... а потом второй обстрелял бы меня рукотворными молниями, и только защитные заклинания высшей магии могли бы сохранить мою жизнь. Нет, сил для честного боя недостаточно, да и не нужно принимать бой, если тот же результат можно получить и без этого. А если еще учесть, что я в непривычном теле человека...

Я сотворил заклинание, которое переместило меня на сто футов вверх. Я не взлетел, а просто исчез и появился снова. Тяготение немедленно повлекло меня вниз, но я справился с ним тем же заклинанием, которым во время прошлого визита в Пустоши остановил мантикору. Я завис в воздухе, мелко подергиваясь вверх-вниз. Теперь заклятие невидимости. Вряд ли они догадаются посмотреть наверх, но береженого Гендальф бережет. Все, я невидим.

Мои несостоявшиеся противники глупо озирались по сторонам. Снег, покрывающий землю, перечеркнули две уродливые проплешины, от которых ощутимо тянуло запахом грозы. Рогатые посохи успели выбросить молнии до того, как их владельцы поняли, что меня больше нет там, куда они стреляют. В общем, схватка закончилась, не успев начаться.

Я открыл душу воительницы и начал захват мыслеобраза.


13.


Мне не следовало торопиться. Более правильным было бы понаблюдать, что будут делать мои несостоявшиеся противники. Я понял это, когда захват мыслеобраза был завершен, и я смог отвлечься от заклинаний и вновь обратить внимание на окружающий мир.

Девушка как раз выдергивала из земли янтарный посох. Я понял, что знаю ее имя, ее зовут Мезония. Мыслеобраз содержит только два низших слоя души, и потому в нем нет места словам и мыслям, но имя разумного существа там присутствует. В этом нет ничего удивительного — душа, например, свиньи, не содержит высшего слоя и потому захватывается мыслеобразом полностью, но свинья знает свое имя и откликается на него, и, значит, имя свиньи может быть извлечено из мыслеобраза.

Так вот, Мезония выдернула посох из земли и теперь занималась инструктажем спутников.

— Никанор велел нам идти к северному пределу. По дороге мы должны осмотреть еще два кургана, наставник хочет быть уверенным, что повсюду в Пустошах творится то же самое. К тому времени, когда мы покинем Пустоши, председатель примет решение. Скорее всего, он велит нам поднять ополчение Южного Аннура.

— Но, Мезония, нам для этого придется раскрыться, — возразил ей тот юноша, который был пониже ростом.

— Разве ты не понимаешь, Оккам, насколько это серьезно? Сто умертвий способны опустошить весь южный предел Аннура.

Оккам состроил скептическую гримасу.

— Сто умертвий... Если грамотно начать кампанию, к лету от них не останется и половины. Против десятка обученных бойцов у умертвия нет никаких шансов.

— У одного умертвия.

— Разве умертвия умеют держать строй? Когда они сражались за Олмера, они всегда действовали поодиночке, даже при осаде Серой Гавани.

— В битве при Серой Гавани они так и не вступили в бой, они прикрывали фланги войска Олмера от магических атак эльфов, но эльфы решили не размениваться на беспокоящие удары, они собрали силы воедино и атаковали предводителя осаждающих. Ты невнимательно читал Оранжевую книгу, Оккам.

— Может быть, — Оккам пожал плечами, — но все равно умертвия не годятся для боя. Кем они были у Олмера? Курьеры, разведчики, охранники, диверсанты, да и то насчет последнего нет достоверных данных.

— Неужели ты не понимаешь, что может натворить в южном пределе сотня диверсантов, обладающих магией? — отчаянно спросила Мезония.

— Умертвия — не диверсанты, — возразил Оккам. — Они не прошли соответствующего обучения, а сотня необученных диверсантов не сможет причинить большого вреда.

— Ты уверен, что Олмер не обучал их?

— Думаю, что не обучал. Олмер был вечно занят поисками небесного огня, важнейшей задачей для него было собрать все темные кольца до того, как вмешаются майары, чисто военные задачи решали его приближенные, которых было немного, и у них были более важные задачи, чем дрессировка умертвий. К тому же, умертвия потом жили в Могильниках почти три тысячи лет, не тревожа наши владения.

— Тогда у них не было причин ненавидеть нас. Мы не вмешивались в их дела, они — в наши. Но после того как Плезенс заточил их...

— Все равно. Почему ты думаешь, что они пойдут именно в Аннур?

— Все знают, что аннурские маги — сильнейшие в Средиземье.

— Кто все? Только маги, да и то не все. Девять из десяти ганнарцев свято верят в то, что Ганнар первый в мире во всех делах, включая магию. И откуда умертвиям знать, что произошло в мире за время их заточения?

— Но мы не можем просто игнорировать эту угрозу! Куда бы ни направились умертвия, движение по южному тракту будет парализовано. Ты представляешь, какие убытки мы понесем? А если будут жертвы среди мирного населения... будет такой скандал...

— Ну и что? Кому известно, что заточение умертвий и вторжение мантикор — дело рук Утренней Звезды? Когда начнется вторжение, королевский совет даже не поймет, что в этом кто-то виноват.

— Ты так легко говоришь — вторжение!

— Я неудачно выразился — это не стоит называть вторжением. Ну побеспокоят они пограничные деревни, ну перебьют тысячу-другую смердов. В конце концов, королевское войско уже целое столетие мается без дела. Им не повредит провести небольшую военную операцию. К тому же... может быть, наши маги смогут отвести удар умертвий. Направить их на Ганнар или на Хоббитанию. А что? Хоббиты перебьют их как щенков.

— Потеряв при этом половину своих бойцов.

— Какое нам дело до хоббичьих жизней?

Мезония задумалась.

— Это хорошая идея. В следующем сеансе я расскажу это Никанору. Кстати, мы уже десять минут стоим на месте. Пошли, разговаривать можно и на ходу.

Они двинулись на северо-восток: Мезония, Оккам, и еще один маг, который за все время не произнес ни слова, и чье имя осталось для меня загадкой. Я не стал преследовать их, я узнал все, что мог узнать из подслушанного разговора. Я переместился к юго-западному подножию кургана и начал разбирать мыслеобраз Мезонии.


14.


Когда идешь через густой лес и выходишь к поселению, это всегда происходит внезапно. Только что ничто не предвещало близость жилья и вот, преодолев очередной овраг и вскарабкавшись по крутому склону, ты упираешься в частокол. Я прикинул, где могут находиться ворота, и пошел направо.

Мыслеобраз Мезонии открыл для меня много интересного. Те ее воспоминания, что облечены в слова, остались для меня тайной, но одни только зрительные образы хранят в себе огромную массу информации.

Мезония родилась и выросла в Аннуине. Ее родители, судя по всему, были боевыми магами Утренней Звезды, и с раннего детства ее готовили к той же участи. Ее боевое мастерство оказалось выше всяких похвал, и я немедленно ввел ее боевые навыки в свою душу. Пожалуй, попытайся я принять бой, мне пришлось бы наращивать здоровье заклинанием в первые же секунды. Хорошо, что я уклонился от схватки.

Смотрим дальше. Магические тренировки. Экзамены. Жалко, что через мыслеобраз нельзя выкачивать чужие заклинания, я бы не отказался от такого подарка. Ну ничего, это подождет.

Выпускной экзамен. Инструктаж перед первым заданием. Этого мага я видел, он был среди тех, что осматривали меня в Аннуине. Это что получается, Утренняя Звезда связана с университетом? Недостаточно данных, оставим это для дальнейшего осмысления.

Морготовы люди! Не понимаю, как они могут совокупляться с теми, кого ненавидят. Это явно какая-то операция ковена, ага, вот она спешно просматривает какие-то свитки. Значит, этому пожилому мужчине подсунули в постель смазливую малолетку, а она копается в его записях. Тьфу на вас, люди!

Хватит, не хочу больше ковыряться в этой гадости. Посмотрим последние воспоминания. Густой лес, так похожий на родные мне леса Хоббитании, но другой. Почти нет берез, совсем нет елей и сосен, доминируют дубы и клены. Ганнар? Может быть. Смотрим дальше. В глубине леса деревенька из четырех домов, окруженных частоколом, над одним из домов возвышается янтарный шест. Свиноферма, прямо как у нас. Маленькое пшеничное поле на поляне подозрительно правильной прямоугольной формы. Они что, выжигали лес? Нет, непохоже, видимо, поработало заклинание. Седобородый старик, наверное, это и есть Никанор. Оккам и тот парень, имя которого я так и не узнал. Еще двое людей постарше: мужчина и женщина, вероятно, супруги. Больше никого за последнюю неделю Мезония не видела.

Путешествие. Участвуют трое: Мезония, Оккам и этот самый парень с неизвестным именем. Идут на восток. А это что, нежели курган? Они пришли в Пустоши с запада, значит, их поход начался в Вечном Лесу?! А какой назгул сожрал тогда Тома Бомбадила?! Я просмотрел память Мезонии еще раз, более внимательно. Нет никаких сомнений — это на самом деле Вечный Лес. Но почему Бомбадил позволил им поселиться на запретной земле? Еще одна загадка.

Следующие шесть часов ушли на то, чтобы проследить путь Мезонии и ее спутников от конца к началу. Нелегкое это дело — вытаскивать из мыслеобраза однообразные дорожные пейзажи, сортировать их в хронологическом порядке, и привязывать к местности. И когда я добрался до тайного поселения в Вечном Лесу, уже смеркалось.

Ворота оказались там, где я и ожидал. Я взял в руки массивный деревянный молоток и громко, но вежливо постучался. Минуты три-четыре ничего не происходило, и я постучался еще раз. И в этот момент глаз орла предупредил меня об опасности.

Кто-то прощупывал меня заклинаниями, пытаясь понять, кто я такой, и что из себя представляю. Я позволил неизвестному магу оценить мой скилл, и решительно пресек дальнейшие попытки проникнуть в мою душу. И они прекратились. Через минуту я постучался еще раз. А потом глаз орла сработал снова.

Оказалось, что невидимый маг вовсе не собирается сдаваться. Он не стал пробивать мой магический щит, вместо этого он определил резонансную частоту образующих его потоков, и промодулировал этой частотой свое заклинание. Оригинальная атака.

Я внес в магический щит хаотические колебания. Его упругость уменьшилась раза в четыре, теперь его можно пробить сильным ударом, но скрытно просочить сквозь него познающее заклинание уже нельзя. Я громко сказал:

— Еще одно заклинание, и я атакую.

И ворота раскрылись.

На пороге стоял седобородый старик, знакомый мне по воспоминаниям Мезонии. Я обратился к нему:

— Приветствую тебя, почтенный Никанор.

Он ничем не показал своего удивления. А ведь должен был удивиться, что я знаю, как его зовут.

— Приветствую и тебя, почтенный, не знаю твоего имени, — отозвался Никанор.

По правилам этикета я должен назвать свое имя, но вместо этого я лишь кивнул.

— Скажи мне, почтенный Никанор, здесь ли находится гнездилище мантикор? — спросил я.

Вот теперь Никанор не смог скрыть удивления, ему понадобилось около десяти секунд, чтобы собраться с мыслями. Потом он спросил меня:

— Почему ты думаешь, почтенный, что имеешь право задавать этот вопрос?

— Потому что, если я не получу ответа, от этого поселения не останется и головешек.

— Это угроза?

Я усмехнулся.

— Можешь считать это пророчеством.

Никанор поколебался и начал говорить, с трудом подбирая слова:

— Ты сильный маг, твой скилл очень велик. Ты недостаточно опытен, твои заклинания чуть-чуть запаздывают, но все равно ты очень силен. Возможно, ты сумеешь одолеть нас. Но я не могу раскрывать тайны наставников, не будучи уверенным, что нет другого выхода. — Он помолчал, и, собравшись с силами, выговорил, — я предлагаю единоборство.

— Магический поединок?

— Да.

— Правила?

— Стандартные. Не наносить невосполнимого ущерба противнику, а также окружающим существам и предметам. Тебя устраивает?

— Вполне.

Никанор выпрямился, вытянул руки по швам, и медленно поклонился. Я повторил его жест. Интересно, что подумал бы почтенный Никанор, знай он, что я совершаю ритуальный поклон впервые в жизни?

Наши тела распрямились, и Никанор нанес первый удар. Он рывком выставил перед собой левую руку в кожаной перчатке, от которой ощутимо тянуло боевой магией, растопырил указательный палец и мизинец, и с руки сорвалась фиолетовая молния, похожая на прозрачный контур вытянутой завитой ракушки, только нарисован этот контур был не на пергаменте, а в воздухе, и не гусиным пером, а молниевыми росчерками. Я не успел закрыться, и молния ударила мне в грудь, сбив меня с ног. Мое тело свернулось в судорожно дергающийся клубок, дыхание сперло, и остатками гаснущего сознания я ощутил, что мое сердце перестало биться.

Будь этот удар нанесен в голову, он стал бы смертельным. Но удар был направлен в грудь, и защитное заклинание успело сработать до того, как сознание окончательно погасло. Мое здоровье возросло до пределов, немыслимых не только для хоббита или человека, но и для мантикоры. Сердце снова забилось, кровь прилила к мышцам. Я поднял голову.

Никанор медленно шел ко мне. Похоже, он полагал, что схватка уже завершилась, и когда он увидел, что я шевелюсь, он промедлил пару мгновений, видимо, не веря своим глазам. Я привел в действие высшую магию.

Первым элементалом я открыл доступ к низшим слоям души моего противника, который тем временем метнул вторую фиолетовую молнию, и она ударила меня прямо между глаз. Я не стал уклоняться — теперь я неуязвим для подобных атак. Когда молния вошла в мою голову, все тело вздрогнуло, сознание замерцало, но не прошло и десятой доли секунды, как все функции тела и души полностью восстановились, как будто и не было этого магического удара.

Второй элементал. Теперь мне открыт доступ в высший слой души Никанора. С его руки срывается темно-голубая жидкая капля, устремляется ко мне, разворачиваясь на ходу в горизонтальное кольцо, оно оплетается вокруг моей талии, и все тело пронизывает невыносимая боль. Защитное заклинание дробит ее на короткие импульсы, но я не могу сосредоточиться, чтобы нанести решающий удар. Я повторяю маневр, принесший успех в прошлой схватке, и перемещаюсь на сто футов вверх.

Заклинание неподвижности. Заклинание невидимости. Взгляд вниз. Кольцо висит в воздухе там, где только что был я. Никанор опускает руки и тяжело вздыхает, переводя дыхание. Я наношу последний удар.

Это, собственно, не удар. Просто я обнуляю скилл Никанора. Был Никанор крутым колдуном, а теперь ему неподвластно ни одно заклинание, даже самое простейшее. Я вижу, что синее кольцо растаяло в воздухе, истощив энергию, и перемещаюсь вниз, на то место, где стоял в начале боя.

Никанор взмахивает рукой и ничего не происходит. Он застывает в неподвижности. Я приближаюсь, готовясь к прыжку. Теперь нет нужды в магии, мой противник не выглядит физически сильным, я легко одержу над ним верх в рукопашном бою. И я наношу удар.

Прыжок, колени подтянуты к груди, руки отведены к бедрам. Из этой позиции можно нанести восемь различных ударов, в зависимости от того, какую тактику защиты выберет противник. Никанор выбирает единственно правильную тактику. Он падает на спину, в позу защищающейся кошки, и я пролетаю над ним, не имея возможности нанести удар. В полете я разворачиваюсь, и когда мои ноги касаются земли, мое лицо обращено к Никанору. Он должен был вскочить на ноги, чтобы продолжить бой, но он не сделал этого. Изогнув тело немыслимым образом, он бьет меня ногой в колено, и колено взрывается болью. Я успеваю отскочить, заклинание снимает боль, и я снова готов к бою. Однако! Похоже, передо мной настоящий мастер.

Я быстро просматриваю то, что сообщает мне глаз орла. Перчатка на руке Никанора — не боевой артефакт, это просто усилитель магии, я могу выполнить те же атакующие заклинания и без нее. Я поднимаю левую руку, повторяя жест моего противника, и фиолетовая молния бьет его в живот. Никанор пытается увернуться, но неудачно. Он падает на землю, и некоторое время лежит без движения. Потом он несколько раз судорожно вдыхает воздух и говорит непослушными губами:

— Признаю себя побежденным, мой юный хоббит.

— Что? — мне кажется, что я ослышался.

— Признаю себя побежденным, мой юный хоббит, — повторяет Никанор, поднимаясь на ноги.

— С чего ты решил, что я — хоббит?

— Ты признаешь себя победителем?

— Конечно. Почему ты считаешь меня хоббитом?

Никанор усмехнулся.

— Придется долго объяснять. Ну ладно. Первое. Твое поведение не соответствует облику. На вид тебе можно дать лет тридцать пять, по поведению — не более двадцати. Слишком порывистые движения, некоторая общая неуверенность, почти неуловимая, но все же заметная искушенному взгляду. Привычка смотреть в глаза собеседника как бы снизу вверх. Подчеркнутая наглость в разговоре с Мезонией и подчеркнутая вежливость в разговоре со мной. Непродуманные поступки. Несоответствие огромной магической силы и весьма скромного мастерства. Ты очень неловок в боевой магии, а с маскировкой явно переборщил, ведь будь наш поединок смертельным, ты был бы уже мертв.

— Достаточно, — я перебил Никанора, — я действительно выгляжу старше, чем есть на самом деле. Что дальше?

— Дальше вот что. Из первого непосредственно вытекает второе: твой облик — маска.

— Это очевидное следствие, — согласился я. — Но я все еще не понимаю, почему ты считаешь меня хоббитом.

— Не перебивай. Третье. Ты читал Красную книгу?

— Конечно.

— Это был иллюстрированный экземпляр?

— Конечно же, нет! Кому интересно смотреть на картинки, изображающие разумных, которых никто не видел уже три тысячи лет? Глупо думать, что эти картинки имеют портретное сходство с оригиналами.

— Несомненно. Но эти картинки имеют портретное сходство между собой. Существуют определенные каноны изображения каждого из основных персонажей Красной книги. Гендальф — тонколицый и остроносый худощавый старик с глубоко посаженными глазами, Фродо на иллюстрациях больше похож на человека-подростка, чем на хоббита, Бильбо почему-то изображают хоббитом лет шестидесяти, хотя в описываемое время он был куда более глубоким стариком. А знаешь, как принято изображать Саурона?

— Откуда? Я же ясно сказал — я не видел иллюстраций к Красной книге.

Никанор будто не заметил упрека. Он продолжал:

— Саурона принято изображать следующим образом. Рост чуть выше среднего, телосложение атлетическое, но без чрезмерно развитых мускулов, волосы черные, прямые, длиной до воротника, нос прямой, средних размеров, глаза серые, лицо умное и гордое, одежда простая, предпочитает черные и серые тона, любит необычные аксессуары, вроде серебряной заколки в виде розы, или подкладки плаща из волчьего меха. Мне продолжать?

— Не нужно. Значит, я похож на Саурона?

— Не как две капли воды, Саурон повыше, поуже в плечах... но сходство несомненно.

Никанор подождал, пока я проникнусь этой мыслью, и продолжил:

— Зачем юному магу надевать тело Саурона? Напрашиваются два ответа. Либо маг решил показывать каждому встречному, что он твердо занимает сторону тьмы... глупое решение, если учесть, что мантикоры этого не поймут, — Никанор усмехнулся, — умертвия заточены, а мои подопечные никак не похожи на темных магов. Остается второй вариант, — Никанор сделал долгую паузу, — рекомый маг не является человеком, все люди для него на одно лицо, и он не понял, что его новый облик сходен с обликом Саурона. Я прав?

Я машинально кивнул и тут же сообразил, что этого не стоило делать. Интересно получается — с одной стороны, Никанор отвечает на мой вопрос, который я задал по праву победителя, а с другой стороны он фактически допрашивает меня непонятно по какому праву, а я непонятно почему честно отвечаю на его вопросы. Я проверил глаз орла, но он не обнаружил никаких заклинаний, направленных против меня.

— Что это за магия? — спросил я.

— Это не магия, — ответил Никанор, — это психология. Ты отвечаешь на мои вопросы, не потому что я принуждаю тебя, а потому что я задаю их так, что тебе хочется на них ответить. Это особое искусство, не имеющее к магии никакого отношения.

— Будь осторожен, — сказал я, — ведь я могу обидеться на то, что ты применяешь ко мне это искусство.

— Не беспокойся, — сказал Никанор, — любой мастер психологии умеет чувствовать настроение собеседника. Если ты соберешься напасть на меня, я пойму это раньше тебя. Так вот. Четвертое. Ты не человек. Значит, ты или орк, или гном, или хоббит. Телосложение орка сходно с человеческим, будь ты орком, ты страдал бы не от непривычности тела, а от отсутствия клыков, ты постоянно ковырялся бы в зубах, и вообще, твое поведение было бы совсем другим. Остается два варианта: гном или хоббит. Твой удар в прыжке не оставляет выбора — так дерутся только хоббиты, гномы в рукопашном бою практически никогда не отрываются от земли. Я ответил на твой вопрос?

— Мда... Скажи, Никанор, то, что ты заметил... это очевидно для любого человека?

— Нет. Обычный человек ощутил бы только некоторую несообразность в твоем облике и поведении. Думаю, только один человек из ста может связать все воедино.

Я кивнул, стараясь собраться с мыслями. Эко я лопухнулся! Надо подправить облик, незачем изображать из себя ожившую иллюстрацию Саурона. Я спешно внес в свою маску необходимые изменения, я стал ниже и шире в плечах, волосы потеряли угольную черноту и приобрели грязно-коричневый оттенок, лицо стало шире, глаза меньше, нос короче. Я спросил Никанора:

— Так лучше?

— Лучше. Но твой облик все равно привлекает внимание. Ты сложен слишком соразмерно для человека. Нужно внести какую-то неправильность, маленькое, но заметное отклонение от нормы. Такие красивые люди, каким ты представляешься, встречаются очень редко.

Я изменил форму носа, сделав его немного вздернутым и чуть перекошенным на левую сторону. Заодно я соорудил на лбу крупную родинку.

Никанор удовлетворенно кивнул:

— Теперь нормально.

Я облегченно вздохнул. С обликом разобрались. Что у нас следующее? Моргот меня раздери, я почти забыл о том, зачем сюда пришел!

— Так все-таки, почтенный Никанор, — спросил я, — здесь ли находится гнездилище мантикор?

Никанор досадливо поморщился.

— Это не гнездилище, это переносной алтарь. Он здесь.

— Проведи меня к нему.

— Ты хочешь его уничтожить?

— Естественно.

— Зачем?

— Разве тебе непонятно? Я хочу избавить Средиземье от самого большого зла, которое появлялось за последнюю тысячу лет.

— Самого большого? Ну-ну. Ты знаешь, как произошло вторжение мантикор?

— Конечно, это знает каждый, получивший полноценное образование. В 2925 году в графстве Хтон возник династический кризис, на графcкий титул претендовали два дальних родственника скоропостижно скончавшегося графа, имевшие примерно равные права на наследство. Одного претендента поддержал Ганнар, другого — Аннур. Начался дипломатический конфликт. Обе державы заслали в Хтон своих шпионов, которые занимались не только вербовкой сторонников, но и саботажем, диверсиями и прочими противозаконными действиями. В 2927 году ганнарский шпион убил барона Ренка, был застигнут на месте преступления и под пытками во всем признался. Великий Король Аннура Тубан Усатый ввел в Хтон ограниченный армейский контингент. Император Ганнара Хур Схимник подтянул к границам графства тридцатитысячную армию. Всю зиму продолжались пограничные стычки, а весной началась война. Вначале обе стороны ограничивались локальными операциями, но уже к концу лета потери воюющих держав многократно превысили возможные преимущества от присоединения Хтона. Но никто не хотел уступать: уступить означало признать поражение, а это привело бы к потере влияния в Мордоре, Мории и Дейле. Мордорские орки прислали в помощь Хуру полный хирд панцирной пехоты, морийские гномы привели такой же хирд Тубану. Обстановка непрерывно накалялась, и 11 октября началась решающая битва. Тубан сумел скрытно доставить в Хтон тяжелые артефакты, и грамотно их применить. Отвлекающий удар в центре, а затем, когда противник уже не сомневался, где развернется сражение, пятьсот тяжелых излучателей буквально выжгли пятимильный участок на левом фланге ганнарской обороны, ангмарская конница рванулась в прорыв, наступая по расходящимся направлениям, разрушая тыловые коммуникации и грозя отрезать армию от населенных районов Рохана. Гномы, поддерживаемые аннурскими рыцарями, вошли в прорыв вслед за ангмарцами, и начали расширять брешь в обороне. Пять тысяч ганнарцев оказались прижаты к Могильникам, и уже 14 октября кольцо окружения грозило замкнуться к исходу дня. Хур бросил в бой зеленых драконов, но аннурские излучатели были уже рассредоточены, а других достойных целей у драконов не было, атаковать с воздуха пехоту и конницу глупо — драконы погибнут быстрее, чем сумеют причинить врагу заметный ущерб. В общем, поражение Ганнара было неминуемо, и в этот момент неизвестно откуда появились мантикоры.

— Позволь, я тебя немного поправлю, — мягко произнес Никанор, дождавшись, когда я на мгновение замолк, переводя дыхание, — войсками Ганнара командовал не император. Хура не зря называли схимником, он совсем не занимался войсками, предпочитая ратному делу магию, в которой достиг небывалых для императора высот. В хтонской битве ганнарцами командовал маршал Нелли.

— Какая разница, кто ими командовал?

— Подожди, не перебивай. Когда маршал Нелли покидал Минатор во главе войска, кстати, десятитысячного, а не тридцатитысячного, в момент решающей схватки под флагом Ганнара стояло около пятидесяти тысяч бойцов, но большинство из них подошли потом, так вот, когда Нелли покидал Минатор, император вручил ему сундук и пакет. Сундук был закрыт на семь замков гномьей работы и опутан четырнадцатью заклинаниями, пакет же был запечатан только императорской печатью. Хур разрешил Нелли открыть пакет только в одном случае — если поражение станет неизбежным. За час до полудня 14 октября 2927 года маршал Нелли открыл пакет.

Я затаил дыхание. Никанор тем временем продолжал:

— В пакете был обычный лист пергамента, на котором обычными рунами было написано... там была опись того, что хранилось в сундуке, и ключи к запирающим заклинаниям. А в сундуке хранились незрелые яйца феникса.

— Незрелые?

— Да, незрелые яйца зажигательного действия. Радиус поражения от одной до пяти тысяч футов.

— И Нелли их применил?

— Он хотел их применить. По счастью, в свите маршала был агент Утренней Звезды, который ценой своей жизни подал сигнал тревоги, и наш тогдашний председатель Плезенс Заточитель выпустил мантикор. Ни одно яйцо не успело взорваться.

— Но куда делись эти яйца? Почему никто не узнал о том, что могло произойти?

— Одиннадцать яиц нашли в Могильниках, ганнарские драконы успели их сбросить на пути предполагаемого наступления третьей когорты морийского хирда. Еще девять яиц безвозвратно потеряно. Остальные яйца вернулись в Минатор. Нелли погиб в этом бою, но сундук уцелел.

Никанор помолчал.

— Ты все еще хочешь уничтожить алтарь, юный хоббит?

— А что изменилось от твоего рассказа? Допустим, мантикоры были сотворены не в результате чудовищной ошибки, а сознательно, с благой целью... Кстати! Мне показалось, что Утренняя Звезда базируется в Аннуине. Я неправ?

— Ты прав.

— Но вы выпустили мантикор, и тем самым не дали Тубану победить.

Лицо Никанора перекосилось от гнева.

— Как ты не понимаешь?! Мы не дали двум безответственным правителям ввергнуть в пучину бедствий все Средиземье! В то время у Ганнара было сто черных драконов, у Аннура — сорок, у Дейла — два, экспериментальные образцы. На каждого дракона полтора боекомплекта. А знаешь, что входит в стандартный боекомплект черного дракона? Десять яиц зажигательного действия, зрелых яиц, заметь, радиус поражения тридцать миль, шесть полиморфных яиц, галлон чахоточного семени, ну и всякая мелочевка вроде небесного огня. Что осталось бы от твоей Хоббитании, пойди в ход вся эта мерзость?

— Вряд ли Тубан поднял бы в воздух черных драконов.

— Наивный хоббит! А что ему оставалось бы? Когда в ход идет оружие массового поражения, нельзя оставить сколько-то драконов про запас. Знаешь, что является первейшей целью драконов в тотальной войне?

— Скопления войск, командные пункты...

— Темный палантир тебе в задницу! Первейшая цель — феникс. Хорошо, если яйцо его убьет, а если нет? Вторая цель — места базирования драконов противника. Третья — крупные города, но это уже неважно.

— Как это неважно? Десять драконов с таким грузом способны истребить половину населения Аннура!

— Это неважно по сравнению со вторым. Если дракон остался на земле в первый час тотальной войны, ему уже не взлететь, потому что драконы противника накроют его на земле. А если дракон начнет барражировать в воздухе, он бесполезно растратит ману, и не сможет нанести удар, когда это потребуется. Нет, хоббит, когда взрывается первое яйцо, пусть даже и незрелое, ничего уже нельзя вернуть назад. Стоит взорвать одно яйцо, и приходится взрывать все.

— Разве Нелли этого не понимал?

— Понимал. Но он был ослеплен яростью от неизбежного поражения. Знаешь, что такое боевое безумие?

— Слышал. У нас, хоббитов, такого не бывает.

Я понял, что впервые открыто признал, что я хоббит, но мне на это наплевать. В конце концов, Никанор уже обо всем догадался.

— Хорошо вам, — сказал Никанор, — а у людей такое бывает. К сожалению.

Он замолчал.

— Ну ладно, допустим, освобождение мантикор было правильным делом, — сказал я. — А почему, кстати, Нелли не применил яйца феникса против мантикор?

— Мантикоры в считанные минуты перемешались с его войсками. Применив яйца, он потерял бы армию. Нелли обезумел, но не до такой степени.

— Хорошо. Я признаю, выпустив мантикор, вы поступили хорошо. Но почему вы не истребили их, когда война закончилась? Зачем вы разместили их в могильниках, зачем организовали сотовую связь, зачем заточили умертвий, в конце концов?

— Вначале я отвечу на первый вопрос. Мы не уничтожили мантикор, потому что не хотели, чтобы Ганнар и Аннур имели общую границу. Нет общей границы — нет поводов для войны. После хтонской битвы Могильники опустели, через них может пройти караван, но большой армии придется сражаться с мантикорами.

— Как может быть так, что армия не может пройти там, где может пройти караван?

— Мантикоры не трогают путников, если те не походят к ним слишком близко, поэтому караваны чаще всего проходят Пустоши без боя. А когда в Пустоши входит отряд бойцов, мы приказываем мантикорам атаковать. Воины, вступившие в Пустоши в составе диверсионного отряда, никогда не возвращаются обратно.

— Разве Ганнар посылает диверсантов в Аннур?

— Теперь уже нет, — Никанор усмехнулся.

— Так. Допустим, вы защищаете Аннур и Ганнар друг от друга посредством мантикор. Но зачем вы выпускаете мантикор за пределы Могильников?

— Чтобы разумные не забывали о мантикорах. Мы выпускаем только тех мантикор, которые скоро умрут от старости, и никогда не выпускаем больше одной мантикоры зараз. Редко какая из них убивает больше десятка разумных, а поскольку мы выпускаем четыре мантикоры в год... да в одном только Аннуине от рук разбойников гибнет больше людей!

— Моего отца убила мантикора, — сказал я.

— Мои соболезнования, — лицо Никанора оставалось бесстрастным, когда он произносил эти слова, — поэтому ты хочешь уничтожить всех мантикор?

— Поэтому тоже.

— Могу я узнать другие причины?

— Я обещал сделать это.

— Хоббиту?

— Хоббиту.

— Жаль. Тогда выходит, что я не могу тебе помешать.

— Выходит так, — согласился я, — проведи меня к алтарю.

Никанор глубоко вздохнул.

— Ну что с тобой делать... пошли.

И мы пошли.


15.


Пока мы разговаривали, дрались и снова разговаривали, совсем стемнело. Углы внутреннего двора тонули во мраке. Что-то в окружающих предметах меня беспокоило, но я никак не мог понять, что именно. Еще я вспомнил, что забыл спросить Никанора про умертвий. Ничего, это успеется.

Мы подошли к центральному зданию деревни, больше похожему на барак или дровяной склад, чем на жилой дом. Ничто не предвещало беды, но, когда Никанор открыл дверь, меня спасло только то, что я не успел восстановить маскировку, уменьшив здоровье до обычного для человека уровня. Первая мантикора ударила Никанора в грудь, он упал на спину, сбив с ног и меня, и я услышал, как его горло рвется под зубами мантикоры с чмокающим звуком, и как клокочет захлебывающееся дыхание старика, смешиваясь с довольным клекотом мантикоры. Я не успел вскочить на ноги, как из дверного проема вылетела вторая мантикора. Нужно было уходить вверх, спасая жизнь отработанным приемом, но я почему-то выбросил вперед левую руку, швыряя фиолетовую молнию. Наверное, чрезмерно загрузился новыми впечатлениями и не успел привести душу в состояние боевой расслабленности. В общем, я ударил мантикору молнией, и, естественно, ничего не произошло, ведь убить человека — это предел возможностей этой молнии. Думаю, даже для орка ее удар болезнен, но не смертелен. Мантикора, получив молнию в грудь, вскрикнула, но не отклонилась от выбранного курса, и через мгновение когтистые лапы сокрушили мои ребра, а смрадное дыхание коснулось моего лица.

Я успел повернуть голову, и зубы мантикоры сомкнулись на моем левом ухе вместо того, чтобы сломать позвоночник. Мое туловище била дрожь — защитное заклинание пыталось восстановить целостность грудной клетки, но лапы мантикоры снова и снова крушили и переламывали ребра. Уже привычная прерывистая боль то наполняла тело, то исчезала без следа, чтобы через мгновение появиться вновь. Я спешно сотворил заклинание перемещения, заклинание неподвижности и заклинание невидимости, похоже, у меня успел сформироваться боевой рефлекс, сливающий эти три заклятия в единую связку. Я завис над темным двором, мое сердце билось как сумасшедшее, а на голове нестерпимо чесало ухо, отрастающее взамен откушенного.

Небо затянуто низкими слоистыми облаками, падает густой снег, темнота почти абсолютная. Обычное зрение сейчас бесполезно, придется пользоваться магией.

Я задал запрос на поиск мантикор в ближайших окрестностях, и перед моим внутренним взором предстало двенадцать объектов. Три мантикоры жрали тело Никанора, громко чавкая и перерыкиваясь, еще две безуспешно пытались подобраться к раздираемой добыче, семь штук орали дурными голосами внутри помещения, пытаясь выбраться наружу, но вход был перекрыт их более удачливыми товарищами. "Ну это мы еще посмотрим, кто из вас более удачлив" — подумал я и дематериализовал мантикор одну за другой. Теперь можно опуститься на землю.

От Никанора мало что осталось, скорость, с которой мантикоры пожирают добычу, поистине удивительна, даже магическую перчатку они ухитрились сожрать. Хорошо, что в темноте не видно, во что превратилось лицо моего недавнего собеседника.

Здесь должны быть еще двое магов, где они? Я сотворил заклинание поиска, и оно сообщило, что ближайшие люди — это Мезония с товарищами. Я расширил запрос, включив в область рассмотрения всех разумных существ, вряд ли эти двое носили маски, но кто их знает... То же самое, ближайшее разумное существо — умертвие под курганом в двадцати милях к востоку, ближе никого нет. Я попытался найти трупы живых существ, и тоже ничего не нашел. Куда же подевались эти двое магов? Непонятно.

Боевое возбуждение отступило, и я осознал, насколько устал. Пожалуй, на сегодня хватит. Я сотворил заклинание перемещения и покинул Средиземье.


16.


На следующее утро я вернулся в тайное поселение, затерянное в Вечном Лесу. За ночь здесь ничего не изменилось, если не считать того, что тело Никанора изрядно погрызли лисицы и еноты. Надо было вчера запереть ворота.

Я похоронил Никанора в лесу, в сотне футов от ворот. Можно было вырыть могилу заклинанием, но я воспользовался лопатой, которую нашел в сарае, пристроенном к стене поселка с внутренней стороны. Мне показалось, что будет правильнее вырыть могилу вручную, я как бы отдаю магу последние почести. Но, все-таки, откуда взялись мантикоры и куда делись маги?

Я вошел в центральное здание и увидел алтарь, стоящий посреди заклинательного зала в центре пентаграммы. Это был просто большой кусок камня, покрытый незнакомыми рунами. Он был буквально пропитан магией, но я, как ни старался, ничего не смог понять в образующих его заклинаниях. Поколебавшись, я дематериализовал алтарь. Что бы ни говорил Никанор, мантикоры — все-таки зло. Нельзя иметь в Средиземье такой артефакт, и неважно, какие благие побуждения заставили неизвестных магов его сотворить. Как говорят у нас в Хоббитании, благими намерениями вымощена дорога в Мордор. И хотя Мордор уже две с половиной тысячи лет является независимым государством, признанным всеми великими державами, смысл этой пословицы остается понятным любому хоббиту. В общем, я уничтожил злокозненный артефакт.

Следующим пунктом программы был янтарный шест на крыше большого дома. Оказывается, с его нижнего конца свисает веревка, доходящая почти до земли, и в этой веревке чувствуется какая-то магия. Веревка, очевидно, представляет собой проводник магических волн, без нее пришлось бы лезть на крышу, чтобы воспользоваться шестом. Что касается самого шеста, ясно, что с его помощью можно как-то связаться с председателем ковена, но как? Не зная соответствующих заклинаний и ключей к ним, нечего и пытаться. Я оставил янтарный шест в покое, в этом артефакте зла нет.

Я переместился в восточный предел Могильников, запустил заклинание поиска неодушевленных предметов и быстро нашел девять яиц феникса, восемь из которых просто валялись на земле, засыпанные снегом, а девятое попало в ручей, и было отнесено к самой границе. Не знаю, как выглядят зрелые яйца феникса, а незрелые выглядят точь-в-точь как куриные, только вдвое больше в диаметре. Трудно поверить, что такое маленькое и внешне безобидное яичко способно ввергнуть в огненный шторм целую деревню, но в мире вообще много того, во что трудно поверить. Я поборол искушение разобраться в странной и чуждой магии феникса, и просто дематериализовал яйца одно за другим. Кто знает, какие охранные заклинания наложены ганнарскими магами на эти чудовищные артефакты.

Далее умертвия. Долгие три часа я сидел в позе болотной кувшинки, пока мое заклинание отыскивало умертвий, и дематериализовывало их одного за другим. Наконец в Могильных Пустошах не осталось ни одного умертвия. Я облегченно вздохнул.

Теперь мне предстоит разобраться с председателем Ковена Утренней Звезды. Раньше я считал, что он заслуживает смерти, теперь я так не думаю. Но мне все равно нужно с ним поговорить, я должен задать ему вопрос, зачем они выпускали мантикор охотиться на свободе, мне кажется, что я уже знаю ответ (чтобы люди не переставали их бояться), но я должен услышать это из его уст. И еще он поможет мне решить другую задачу, которую тоже надо решать, и чем быстрее, тем лучше. Раньше я не понимал, что оружие массового поражения — еще большее зло, чем мантикоры, теперь я понял это. Фениксы должны быть истреблены вместе со всеми своими яйцами, и никто никогда не должен сотворить их заново.

Я переместился к Мезонии и ее спутникам, которые продолжали свой путь, ни о чем не догадываясь и не имея никакого представления о том, что произошло в Средиземье за вчерашний день.


17.


Янтарный шест воткнут в землю, Мезония обхватила его обеими руками, Оккам и неизвестный стоят поодаль, наблюдая за предводительницей отряда, и их лица выражают беспокойство. Я материализовался в трехстах футах от них, и начал неторопливо приближаться.

Первым меня заметил тот, чье имя мне до сих пор неизвестно. Он толкнул в бок Оккама, и два рогатых посоха мгновенно нацелились на меня. Я продолжал идти, подняв вверх открытые ладони. Оккам окликнул Мезонию, и она отлипла от шеста, прекратив сеанс магической связи. Впрочем, судя по тому, что шест не распространял вокруг себя больших искажений маны, никакого сеанса не было. Это естественно, ведь в Вечном Лесу не осталось никого, кто мог бы ответить на вызов.

До меня оставалось пятьдесят шагов, когда Мезония вскинула смертетворящий крест угрожающим жестом и воскликнула:

— Стой, где стоишь! Не приближайся!

Я остановился, скрестив руки на груди.

— Приветствую тебя, Мезония, — сказал я, стараясь говорить вежливо, — и тебя, Оккам, и тебя, почтенный, не знаю твоего имени.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — удивилась Мезония.

— От Оккама, — я не смог удержаться от маленькой комедии.

Мезония гневно взглянула на Оккама, тот непроизвольно отступил на шаг и быстро проговорил:

— Он лжет, я впервые его вижу.

— Я не лгу, — сказал я, — и ты видишь меня не впервые. Только раньше я носил другую маску.

— Ты тот самый хмырь, который вчера оскорбил наш ковен, а потом трусливо сбежал?

— Я не сбежал, я просто стал невидим. А потом вы разговаривали между собой, и я узнал почти все, что хотел узнать. Видишь, Мезония, мне не пришлось прибегать к пыткам.

Мезония закусила губу.

— Ты лжешь! — выкрикнула она. — Рогатые посохи насквозь прожгли то место, где ты стоял. Ты не мог остаться в живых, будь ты хоть десять раз невидим.

— Я — мог бы. Но ты права, я действительно не остался стоять под огнем. Глупо останавливать меч голой рукой, даже если это в твоих силах, гораздо лучше уклониться. И я не вижу позора в том, чтобы уклониться от ненужного боя.

— Сразу видно, что твои предки были смердами!

— Мои предки не были смердами. А твои предки, видать, были не очень умны, раз не научили тебя различать честь и тщеславие.

— Не тебе учить меня, Сауронов прихвостень! — с этими словами Мезония вскинула крест, и в мою сторону полетел зеленоватый комочек концентрированной маны. Я дождался, когда ему останется преодолеть не больше десяти футов, а затем выполнил магическую связку перемещение-неподвижность-невидимость и посмотрел вниз.

Два черных росчерка на снегу, чуть поодаль овальное темное пятно. Я переместился обратно, убрав невидимость. Для Мезонии и ее спутников все выглядело так, как будто я на секунду растворился в воздухе, пропустив сквозь себя магические разряды, а затем появился вновь.

— Ну что, полегчало? — осведомился я, и мне пришлось повторить магическую связку. На этот раз я выполнил еще одно заклинание, переместив крест Мезонии себе в руки.

— Вам не надоело? — спросил я.

Мезония буквально задыхалась от гнева, ее спутники тоже чувствовали себя не слишком комфортно. Они считали себя самыми сильными на двести миль вокруг, и вот на их дороге появился человек, против которого вся их сила — не более чем игрушечный деревянный меч против закаленного рыцаря. Я воткнул крест в землю и сказал:

— Я не желаю драться с вами. А если бы я этого желал, вы были бы уже давно мертвы. И я не Сауронов прихвостень. Моя предыдущая маска вышла неудачной, но не потому, что я хотел вас напугать, а потому, что я никогда не рассматривал иллюстрации в Красной книге.

— Что тебе нужно? — Мезония наконец привела мысли в порядок, теперь с ней можно разговаривать по делу.

— Для начала хочу кое-что вам рассказать. Умертвия больше не существуют.

— Как не существуют?

— Я уничтожил их.

— Всех?

— Всех. Хочешь посмотреть сама?

Мезония растерянно и как-то злобно пожала плечами. Я понимал ее, в такое трудно поверить. Я открыл души моих собеседников, и включил их в подготовленное заклятие перемещения. Через мгновение мы стояли на вершине ближайшего кургана.

— Колдуйте, — сказал я.

Они колдовали почти полчаса. Когда они закончили, я спросил:

— Показать вам другой курган?

— Не надо, — Мезония заметно нервничала, — мы верим тебе. Что ты еще хочешь рассказать?

— Мантикоры больше не существуют.

— Ты истребил и их тоже?

— Да.

— И теперь Могильники открыты для всех?

— Да.

— А ты вообще знаешь, какие тайны хранят Могильники? Что можно найти вот в этой траве? — она показала вокруг театральным жестом.

— Ты про яйца? Так они тоже больше не существуют.

— Ты знаешь даже это... — лицо Мезонии теперь выражало суеверный ужас. — Кто ты такой?

— Хоббит, — сказал я, с трудом подавив ехидную усмешку. И Мезония не обманула моих ожиданий.

— Издеваешься, — сказала она, — не хочешь говорить — не говори, но зачем издеваться?

— А ты не напрашивайся, — парировал я. — Продолжим. Ты готова продолжать усвоение информации?

— Говори.

Следующие слова дались мне с трудом.

— Никанор мертв.

Мезония ахнула, ее спутники машинально сжали в руках рогатые посохи. Впрочем, им хватило ума не направлять их на меня.

— Как это случилось? — спросила Мезония.

— Его растерзали мантикоры.

— Ты снял запирающее заклинание?

— Нет. Я вообще не трогал мантикор. Мы разговаривали с Никанором, он потребовал ритуального поединка, поединок состоялся и Никанор проиграл. Потом мы снова разговаривали, а потом он повел меня к алтарю. Когда он открыл двери того дома, где стоял алтарь, на нас набросились мантикоры. Никанора растерзали, я спасся.

— А Плимут и Роза?

— Чего?

— С нами жили еще двое магов — Плимут и Роза. Что с ними?

— Не знаю. Их нигде не было, ни во дворе, ни в окрестностях. Я смотрел на двадцать миль вокруг.

— Сколько мантикор атаковали вас?

— Двенадцать.

Мезония тяжело вздохнула.

— Видать, ты здорово напугал их, раз они выпустили мантикор, и превратились в мантикор сами. В поселении постоянно находятся десять мантикор, погруженных в спячку. На случай внезапной атаки. Алтарь превращает в мантикору любое существо, вступившее в пентаграмму, когда в алтарном зале произносятся слова силы. Если маг вступит в пентаграмму сам и произнесет необходимые слова, он превратится в мантикору.

— Но зачем они это сделали?

— Ты напугал их. У нас есть приказ — если поселение атаковано и нет возможностей отбить атаку, защитники должны выпустить мантикор и превратиться в мантикор самим, чтобы нападающие не смогли получить наши знания. Видно, ты сделал что-то такое, что они предпочли погибнуть. А почему Никанор не остановил мантикор? Ведь каждый из нас умеет пользоваться заклинанием подчинения, мантикоры не опасны тому, кто им владеет.

— После поединка у Никанора не осталось магических сил.

Мезония вздохнула еще раз.

— Я бы с удовольствием убила тебя самой жестокой смертью за то, что ты сделал с Никанором, Плимутом и Розой, — сказала она, — но, к сожалению, это не в моих силах. Поэтому я благодарю тебя за слова, что ты сказал, и... нам пора идти. То, что осталось от Никанора, нужно похоронить подобающим образом.

— Я уже похоронил Никанора, — сказал я, — и вам нет нужды идти туда пешком.

Еще одно заклинание перемещения, и мы стоим над могилой Никанора.

— Ты рыл могилу руками? — спросила Мезония, и в ее голосе проскользнуло удивление.

— Да, — ответил я, — мне показалось, что так более правильно. Я почти не успел узнать Никанора, но мне кажется, что он был очень достойным человеком.

Мои спутники синхронно кивнули.

— Надо поставить надгробие, — сказала Мезония, и Оккам и второй юноша кивнули еще раз. — Кстати, что с алтарем? Ты его тоже уничтожил?

— Да.

— Обалдеть можно! Восемнадцать магов трудились целый год, потом три поколения хранили и оберегали их труд, а потом пришел неизвестно кто и за два дня все уничтожил. — Она помолчала. — Ты не хочешь называть себя, но можешь ты ответить хотя бы на один простой вопрос? Ты выступаешь на стороне тьмы?

— Нет, я не выступаю на стороне тьмы.

— Тогда почему ты делаешь все для того, чтобы столкнуть великие державы в самоубийственной войне?

— Если бы это было моей целью, я не стал бы с вами возиться. Я бы просто захватил контроль над одним из черных драконов.

— Это не так просто, как тебе кажется.

Я пожал плечами.

— Что ты будешь делать теперь? — спросила Мезония. — Ты нашел нас только для того чтобы рассказать то, что рассказал?

— Не только, — сказал я, — я хочу поговорить с председателем вашего ковена.

Мезония вздрогнула.

— Тебе мало того, что ты уже успел натворить?

— Я не хочу убивать вашего председателя, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал возможно более мирно. — Я не хочу причинять ему зла, я вообще не хочу причинять зла никому. Но я подумал, что мантикоры — не лучшее средство защитить Средиземье от черных драконов, а черные драконы — не лучшее средство защитить Аннур от варваров. Я хочу обсудить эту мысль с председателем.

— Что тут обсуждать? Или тебе ведомы лучшие средства защитить мир, чем драконы и мантикоры?

— Возможно.

Мезония надолго задумалась.

— Я должна доложить председателю о том, что здесь произошло, — наконец сказала она. — Я не могу заставить тебя удалиться на время разговора, но, пожалуйста, хотя бы сделай вид, что тебя нет рядом. Стань хотя бы невидимым.

Я кивнул и стал невидимым.

— Спасибо, Мезония, — сказал я.


18.


Я так и не смог подслушать магический разговор, не помогла даже схоларность. Дело в том, что схоларность позволяет понимать только те заклинания, которые понимает тот, кто их творит. А если заклинание скрыто в артефакте, а маг просто передает кодовый сигнал, заставляющий артефакт работать, схоларность бессмысленна. В данном случае я понял формат магического приказа, заставляющего янтарный шест открывать магический канал, связывающий его с другим таким же шестом, но то, как надлежит устанавливать связь с конкретным собеседником, осталось для меня тайной.

Сам разговор по янтарному шесту происходит не вслух. Судя по всему, слова говорящего всплывают в сознании слушающего путем непосредственного внесения образов специально промодулированным вихрем маны. В общем, услышать разговор Мезонии с председателем мне не удалось.

Они говорили минут пятнадцать, а потом Мезония выпустила из рук веревку, тянущуюся к закрепленному на крыше шесту, и обратилась ко мне:

— Ты умеешь пользоваться этим артефактом?

Я отрицательно покачал головой.

Мезония снова взяла веревку, и на этот раз разговор длился недолго, минуты две-три. Когда разговор закончился, Мезония сказала:

— Председатель хочет говорить с тобой. Он будет ждать тебя в обеденной зале постоялого двора "Четыре пса", что на западной окраине Аннуина у самого тракта, каждый вечер, начиная с сегодняшнего, через час после заката.

Четыре пса! Тот самый постоялый двор, где останавливался я-первый, когда мы с Дромадроном ехали в Аннуин. Случайное совпадение? Или председатель каким-то образом понял, кто я такой? Моргот его возьми!

Я обратился к Мезонии:

— Что ты теперь собираешься делать?

— Мы должны идти в Аннуин.

— Пешком?

— Пешком. Мантикоры издали чуют лошадей, наши маги ничего не смогли с этим поделать. В Могильники нельзя въезжать на лошади, а если въехал — нельзя съезжать с проезжего тракта, иначе тебе не жить.

— Значит, пешком... Может, вас подбросить?

— Как это?

— Я могу переместить вас в Аннуин точно так же, как переместил сюда из северного предела Могильников.

Мезония заколебалась:

— Нам нужно собрать вещи...

— Собирайте, — сказал я, — до вечера еще много времени.


19.


Когда мы ввалились в "Четыре пса", мы представляли собой оригинальную картину. Четверо молодых людей в забрызганной грязью дорожной одежде, с боевыми артефактами за спиной и под плащами, но без обычного оружия. Оккам держал в руках янтарный шест, Спиногрыз (это не прозвище, это имя, оказывается, второго товарища Мезонии зовут именно так, он из дорвагов, а у них все имена такие дурацкие) тащил на плече объемистый тюк со всяким магическим и немагическим барахлом.

Оккам застрял в дверях, безуспешно пытаясь протащить огромный шест через узкий проход, да еще так, чтобы янтарный паук не свалился с пояса, а рогатый посох не растопырился поперек дверей. Спиногрыз шумно пыхтел у него за спиной, пытаясь помочь и одновременно не уронить свою поклажу, Мезония, которую галантные спутники пропустили вперед, бестолково суетилась, дергая то за янтарный шест, то за рогатый посох Оккама. Многоголосый гул в обеденной зале стих в мгновение ока, будто подчиняясь неслышимому приказу. Я оставил молодых магов разбираться с узкими дверями, и направился к стойке.

Сейчас, когда моя душа заключена в человеческое тело, к которому я уже успел кое-как привыкнуть, постоялый двор кажется куда меньше, чем раньше, когда я пребывал в теле хоббита. Наверное, подросток чувствует то же самое, когда попадает в место, где бывал ребенком.

Хозяин постоялого двора неподвижно застыл за стойкой, не отводя от меня глаз. Пожилой гном, который заказывал пиво в тот момент, когда мы вошли внутрь, так же глупо таращился на меня. Да и остальные разумные, сидевшие за столами и на высоких табуретах у стойки, были заняты тем же самым делом.

Кружка, в которую хозяин наливал пиво, переполнилась, и пенная струя потекла на стойку, но хозяин этого не замечал.

— Почтенный, — обратился я к нему, — у тебя пиво разливается.

Хозяин вздрогнул, отставил кружку в сторону, потянулся было к тряпке, чтобы вытереть лужу, но вместо этого согнулся в поклоне, стараясь, с одной стороны, чтобы поклон не выглядел недостаточно почтительным, а, с другой стороны, чтобы не въехать лицом в разлившееся пиво. Не понимаю я аннурцев — какого хрена они так пресмыкаются перед магами?

Трактирщик на секунду замер в глупой и неестественной позе, затем распрямился и спросил, пытаясь смотреть на меня снизу вверх, несмотря на то, что был на полголовы выше меня:

— Что угодно почтенному магу? Ужин, комнату или... — он сделал неопределенный жест рукой, потом его взгляд упал на Мезонию, и он смутился еще больше, хотя, казалось бы, куда уж больше?

— Что ты имеешь ввиду? — спросил я, и трактирщик путано забормотал, не забывая мелко кланяться:

— Ничего такого не смею иметь ввиду, ваше волшебничество. Ничего противозаконного не держим и не предлагаем. А если вашему волшебничеству угодно что-нибудь эдакое, враз добудем. Мы тут все знаем, где что можно... а у нас нет... у нас все по закону... — его лицо осветилось новой мыслью, — а ваше волшебничество не из этих?...

— Из этих, — важно кивнул я. Ситуация начала меня забавлять. Трактирщик в мгновение ока выскочил из-за стойки и за руку потащил меня к столу, за которым только что веселилась шумная компания богато одетых молодых людей. Кстати, куда они подевались? Я огляделся по сторонам, и заметил, что народа в зале заметно убавилось, хотя вроде бы никто никуда не уходил. И чего они так всполошились?

Хозяин постоялого двора попытался усадить меня во главу стола, но мне показалось глупым сидеть на деревянном кресле, когда моим товарищам предлагаются обычные лавки, и я решительно воспротивился, тоже взгромоздившись на лавку. Откуда ни возьмись, появились две разукрашенные девицы, чьи груди мало не вываливались из-под лифов, перетянутых под самое никуда. Они стояли по обе стороны хозяина, одинаково неестественно улыбаясь, и было совершенно непонятно, зачем они здесь нужны, ведь хозяин явно вознамерился принять заказ самостоятельно. Тем временем затор в дверях рассосался, и мои спутники шумно приземлились на лавку рядом со мной. Хозяин продолжал пританцовывать на месте и интересоваться, что угодно моему волшебничеству.

— Самый лучший ужин, — сказал я. — Самого лучшего пива.

Хозяин явно ждал чего-то еще, и мне пришлось его разочаровать.

— Ужин и пиво. В чем дело, почтенный? Ты что-то не расслышал?

На слове "почтенный" голова хозяина втянулась в плечи. Он начал бормотать:

— Зачем же так сразу... мы же не без понятия... я же обещал Боромиру, что к весне сполна рассчитаюсь... я же не виноват, что моя жена убежала вместе со всеми деньгами. Мы же не без понятия... знаем, что такое счетчик... зачем же сразу с артефактами-то... вы не думайте, ваше волшебничество, что мы без понятия... вот мои дочери... хотите... вы уж извиняйте, с деньгами негусто, мы уж как можем...

До меня наконец дошло, что он имеет ввиду, я непроизвольно побагровел и ударил кулаком по столу. Оказывается, в этом теле у меня мощный голос, командный, как говорит дядюшка Хардинг. Хозяин постоялого двора смешался окончательно и поспешил скрыться за стойкой. Девки синхронно хихикнули и тоже убежали, чтобы вернуться через минуту вместе с жареным мясом, тушеной репой и холодным пивом. И это здесь называется самым лучшим ужином? Мда...

Прошло минут пять, в течение которых мы сосредоточенно пережевывали пищу. Вначале вокруг царила гробовая тишина, потом мало-помалу в разных углах возобновились разговоры, вначале вполголоса, а затем и в полный голос. Действительно, чего пугаться каких-то там магов, если они ведут себя спокойно, ни к кому не пристают, сидят себе, кушают, а то, что на них оружия понавешено больше, чем на патруле ночной стражи, так это их внутренние волшебнические дела. Прямо здесь они воевать ни с кем не собираются, и на том спасибо. Откуда-то появилась стайка гулящих девок, и уже через минуту они взяли в плотный оборот троих купцов, судя по одежде, из Серой Гавани.

За моей спиной кто-то негромко прокашлялся. Я обернулся и увидел пожилого человека невысокого роста с совершенно непримечательным лицом, одетого небогато, но и не бедно, в общем, на такого человека вряд ли захочется взглянуть во второй раз. Я сразу вспомнил Учителя — он выбрал себе человеческий облик в таком же стиле.

— Приветствую вас, почтенные, — сказал незнакомец, — вы позволите мне разделить с вами трапезу?

— Если ты тот, кого я жду, — сказал я, — прошу присаживаться.

Незнакомец сел напротив меня и заговорил совсем другим тоном, сухим и деловым:

— Мезония, Оккам, Спиногрыз, зачем вы устроили здесь балаган? Я что, просил вас тащить сюда все это барахло? — Он указал на магические артефакты, небрежно сваленные в кучу посреди лавки. — Собирайте ваши манатки и валите отсюда. Во втором переулке в сторону центра вас ждет повозка. Тебя, Мезония, я жду завтра на доклад. Место и время тебе известны. Вопросы?

Вопросов не оказалось, и через минуту мои спутники покинули постоялый двор, ухитрившись на этот раз не застрять в дверях. Незнакомец, являвшийся, очевидно, председателем ковена, пытливо взглянул мне в глаза и произнес:

— Приветствую тебя, Хэмфаст, сын Долгаста.

Я непроизвольно вздрогнул.

— С чего ты взял, почтенный, что меня зовут именно так?

— С того, как ты дернулся от моих слов, — спокойно ответил председатель.

— Психология?

— Она самая. Никанор тоже распознал тебя?

— Да.

Мне очень хотелось расспросить председателя о том, что на этот раз неправильно в моем облике и поведении, но, поразмыслив, я решил не спрашивать. Какая, в конце концов, разница?

Тем временем председатель продолжал:

— Ты узнал, кто такой твой учитель?

В моей душе шевельнулось что-то злое. Какое он имеет право допрашивать меня? Но я ответил, стараясь быть вежливым:

— Узнал.

— И кто он?

— Не твое дело, почтенный.

Председатель тяжело вздохнул.

— Не скрою, меня интересует все, связанное с твоим учителем, но больше всего меня интересует один маленький вопрос. Ты сможешь ответить хотя бы на него?

— Учитель не выступает на стороне тьмы, — ответил я, не дожидаясь, когда вопрос будет задан.

Председатель не выразил ни удивления, ни каких-либо других чувств.

— Он майар или третья сила?

— Какая тебе разница?

— Очень большая. Кто бы он ни был, он обладает важнейшими знаниями. И то, какое применение он им найдет, в очень большой степени зависит от его природы. Если он майар, сам факт его появления в Средиземье говорит о том, что либо приспешники Моргота готовят очередную вылазку против светлых сил, либо валары по каким-то другим причинам решили отставить в сторону политику невмешательства. В любом случае мир ждут большие потрясения, к которым надо начинать готовиться прямо сейчас.

— А если Учитель — третья сила?

— Тогда из-за его появления может произойти вообще все, что угодно. Кстати, ты не думаешь, что он — Орлангур?

— Разве Орлангур реально существует?

— Разве ты не читал Оранжевую книгу?

— В книги Радужной серии вплелось слишком много древних легенд. Я всегда полагал, что Орлангур — одна из них.

— Может быть. Но этой осенью впервые за все время отмечена магическая деятельность на границе Запретного Квадрата.

— А что такое этот Запретный Квадрат? — перебил я собеседника.

— Запретный Квадрат... как бы это объяснить... это квадрат со стороной ровно пятьдесят миль, строго выровненный по сторонам света. Еще имеется десятимильная граница, в пределах которой любой странник сталкивается с разнообразными мороками, имеющими разнообразную природу, но одинаково пугающими. Если путник сумеет пройти десять миль, не обратившись в бегство, а потом пройти еще десять миль, он окажется в семидесяти милях о того места, в котором впервые вступил на землю Границы Запретного Квадрата. Наши маги проводили геодезическую съемку в тех местах, складывается впечатление, что две с половиной тысячи квадратных миль просто вырезаны из ткани пространства. Куда подевалась эта территория, не знает никто.

— А причем здесь Орлангур?

— Оранжевая книга дает приблизительное описание места размещения пещеры Орлангура. Судя по всему, она внутри Запретного Квадрата.

— То есть, Орлангур закрылся в Запретном Квадрате, отгородился от окружающего мира магической стеной и... и что?

— Никто не знает, что, и в этом-то все и дело. Так ты не думаешь, что твой учитель — маска Орлангура?

Я покачал головой, и до меня дошло, что мой собеседник продолжает мало-помалу вытягивать из меня информацию. В моей душе всколыхнулась ярость, и председатель немедленно откинулся назад, насколько это возможно сделать на скамье без спинки, выставив перед собой открытые ладони.

— Стоп, стоп, стоп! Не волнуйся, Хэмфаст, я вижу, что разозлил тебя. Я приношу тебе свои извинения и обещаю, что больше не буду расспрашивать о вещах, которые ты не хочешь рассказывать. Хорошо?

Я кивнул, медленно остывая. Председатель испытующе смотрел на меня некоторое время, было видно, что ему хочется задать еще один вопрос, но он пересилил себя. И правильно сделал.

Я допил пиво и показал хозяину, чтобы он нес еще. Председатель Утренней Звезды повторил мой жест, показывая, что тоже не отказался бы выпить и закусить.

Через пару минут пиво уже стояло на столе, и председатель снова подал голос.

— Хэмфаст, — сказал он, — мне кажется, мы сможем договориться. Что ты предпочитаешь — деньги, власть или знание?

— Власть мне не нужна, — ответил я, — знаний у меня более чем достаточно. А деньги... сотворить россыпь золотых монет совсем несложно.

— Фальшивомонетничество, в том числе и с помощью магии, карается умерщвлением виновного путем сварения в пятипроцентном растворе подсолнечного масла, — задумчиво пробормотал председатель и сам рассмеялся своим словам.

Я тоже рассмеялся. Я представил себе, как меня варят в котле на Судебной Площади, а мое здоровье не уменьшается. Это и вправду смешно.

Отсмеявшись, председатель сказал:

— Ты что-то хотел от меня, Хэмфаст, когда согласился на встречу. Скажи мне, что тебе надо, и мы попробуем договориться.

— Я хочу знать, что представляет собой Ковен Утренней Звезды. История, структура, цели, место в аннурском обществе, ну и так далее.

— Это очень ценные сведения, Хэмфаст. Любой маг Ганнара без колебаний обменял бы их на свою жизнь. Но я готов поделиться с тобой, если ты расскажешь полную историю твоего учителя.

Я покачал головой.

— Обмен неравноценный. И ты зря думаешь, что я не смогу получить интересующие меня знания без твоего согласия.

— Я так не думаю, — сказал председатель, — но полагаю, что без моего согласия это будет труднее.

— Тем не менее, я предпочту справиться сам.

— Как знаешь.

— Тогда ответь мне на другой вопрос, совсем короткий: зачем вы выпускали мантикор охотиться в Аннуре и Хоббитании?

Председатель удивленно поднял брови.

— Это же очевидно! Если бы мантикоры тревожили только Рохан, любой дурак понял бы, что их контролируют аннурские маги. А зачем нам дипломатические осложнения? Лучше жертвовать каждый год десятком смердов.

— Но зачем вообще выпускать мантикор в обитаемые места?

— Ты удивляешь меня, Хэмфаст! Уж это-то совсем очевидно. Чтобы разумные не забывали о мантикорах и не делали глупостей. Лучше убивать сорок смердов каждый год, чем тысячную армию каждое десятилетие.

— Я так и думал. Следующий вопрос, последний: что ты можешь сказать об оружии массового поражения?

Председатель помрачнел лицом.

— Об этом я не стану говорить ни при каких обстоятельствах. Даже все твои знания, вместе взятые, не составят справедливую цену. И не советую тебе, Хэмфаст, самостоятельно разбираться в предохранительных заклинаниях, наложенных на яйца феникса. Эти заклятия накладывали не дураки.

— Ты думаешь, что я хочу пустить в ход незрелые яйца, найденные в Пустошах? — изумился я.

— А зачем еще тебе эти знания? Ты что, хочешь уничтожить фениксов и драконов и установить мир во всем мире?

В устах председателя эти слова почему-то звучали глупо. Наверное, опять применяет психологию. Я подавил злость и сказал, настолько твердо, насколько мог:

— Да, я хочу мира во всем мире. И я хочу, чтобы оружие, пригодное только для самоубийства, навсегда покинуло этот мир.

— Эти желания исключают друг друга.

— Почему?

— А почему Средиземье не знает больших войн со времен Хтонского конфликта? Потому что все знают, что любая большая война станет общим самоубийством. Если великие державы лишатся фениксов, начнется такое... Мория, Мордор, Полночная Орда... думаешь, их устраивает нынешнее положение дел? Думаешь, они не желают устроить передел мира? Их сдерживают только драконы. Нет драконов — нет тормозов. Нет уж, дорогой мой хоббит, лучше жить в страхе перед войной, чем воевать.

Я был готов возразить, резкие слова уже были готовы сорваться с моего языка, но в этот момент сзади раздался голос:

— Эй ты, урод, как ты смеешь прикрываться моим именем?

Я обернулся посмотреть, к кому обращены эти слова, и оказалось, что они обращены ко мне. В дверях стоял огромный человек-мужчина лет тридцати и поигрывал столь же огромным тесаком, зажатым в могучей ладони... или коротким мечом... нет, скорее, все-таки тесаком. Незнакомец был одет в черную кожаную куртку с многочисленными железными бляхами на груди и рукавах. Куртка выглядела изрядно потертой, что контрастировало с толстой золотой цепью, обвивавшей его шею. И еще было похоже, что человек сильно пьян.

Убедившись, что я обратил на него внимание, он двинулся в мою сторону, не прекращая делать тесаком угрожающие движения, и непрерывно ругаясь:

— Никто не смеет говорить моим данникам, что пришел от Боромира, если я лично не направил его собирать дань! Думал пожрать на халяву? Десять орочьих


* * *

тебе в рот и сто в


* * *

*! А ты, Неллас, волчий


* * *

тебе в торец с разворотом, — это он обратился к хозяину, — впредь думай, кому оказываешь почести! И не думай, что твои дочки сегодня отделаются обычным моргунчиком! У моих ребят найдется для них кое-что новое. Жалко, что ты слишком стар, чтобы привлечь даже подзаборных пидоров, но, клянусь мечом Элессара, я найду тебе достойного партнера!

Происходи такая сцена в моей родной Хоббитании, негодяй уже давно заткнулся бы, потому что стал бы похож на ежа, утыканный метательными ножами. Но люди — не хоббиты, людей не волнуют оскорбления, наносимые другим людям. И никто не вступился за хозяина, который застыл за стойкой, подобно изваянию, и слезы наворачивались на его глаза. Одна из его дочерей, помогавшая отцу оттирать прилавок, сдавленно охнула. Никто из ужинавших не поднялся с места, чтобы вразумить наглеца, но краем глаза я заметил, что с десяток рук как бы невзначай нырнули под одежду. Короткие и едва заметные вспышки маны осветили астральное пространство, как будто у половины присутствующих имелись янтарные пауки, которых они поспешно снимали с предохранителей. Отблески двух вспышек донеслись из-за стола, за которым сидели купцы из Серой Гавани, и я с удивлением понял, что янтарными пауками вооружены вовсе не они, а гулящие девки, только что вальяжно развалившиеся на коленях клиентов, а теперь мгновенно подобравшиеся и ставшие похожими на рысей перед прыжком на добычу. Конечно! Это охрана председателя ковена, глупо думать, что он пришел в такое место один и без оружия. Жалко, что этот пьяный идиот не понимает, что сейчас будет. Впрочем, такого мерзавца не стоит жалеть.

Я вытащил свой кинжал из тарелки с мясом, и оказалось, что по сравнению с тесаком пьяного безобразника он выглядит каким-то игрушечным. Бандит радостно взрыкнул и кинулся на меня могучим прыжком. Я метнул кинжал и отступил в сторону. Бандит влетел мордой в стол, тарелка с недоеденным ужином взлетела в воздух и с грохотом рухнула на пол, обрызгав председателя жирной подливкой. Председатель вскочил на ноги и выдернул из-под плаща янтарного паука, выходит, он пришел сюда с оружием, человек десять мгновенно повторили его действие. Краем глаза я отметил, как отвалились челюсти купцов, внезапно сообразивших, кого они только что тискали. Только возмутитель спокойствия ничего не замечал, потому что из его правого плеча торчал мой кинжал, а гигантский тесак улетел под стол, откуда его так просто не достать.

С яростным рычанием поверженный бандит вскочил на ноги и вырвал кинжал из плеча левой рукой. Брызнула кровь, но он уже не замечал этого, похоже, им овладело боевое безумие. Сам виноват.

Он снова бросился на меня, целясь колющим ударом под правую ключицу. Я выставил вперед руки, и поймал предплечье противника (пальцы правой руки охватывают кисть, левая ладонь упирается в лучевую кость), одновременно отходя влево двумя короткими скользящими шагами и разворачивая туловище вправо. Страшный удар пришелся в пустоту. Я попытался ударить противника ногой в колено, но он, двигаясь со сверхъестественной быстротой, успел отпрыгнуть назад, пытаясь отдернуть руку с кинжалом, и мой удар не достиг цели. Сильным толчком я выпустил пойманную руку противника, крутанулся на месте, и моя правая нога впечаталась в его солнечное сплетение. Амбал согнулся пополам, с шумом выдохнув воздух, и моя открытая ладонь врезалась в его коротко стриженый череп примерно посередине между лбом, виском и теменем. Этот удар не причинил заметного ущерба противнику, да и не должен был, зато его голова повернулась левым боком, и я с наслаждением раздробил кулаком носовую кость. Не самый опасный удар, зато след оставляет надолго, вряд ли теперь какая-либо женщина захочет разделить с ним ложе не за деньги и не под принуждением. Впрочем, что я делаю? Я что, хочу оставить его в живых?!

Пораженный этой мыслью, я на мгновение замешкался, и мой противник получил возможность уйти в безопасную позицию. Он сумел-таки вдохнуть воздух и отпрыгнуть назад, кинжал, который я так и не удосужился выбить, описал опасную дугу перед моим лицом. Я принял стойку застенчивой гарриды, готовый отразить любое атакующее движение. Эта стойка выглядит обманчиво уязвимой, и многие бойцы, даже куда более опытные, попадали в эту ловушку, бросаясь в самоубийственную атаку. Но не мой противник. Видимо, он решил, что с него хватит, и начал осторожно пятиться к выходу. Но я не мог позволить ему уйти — после того, что он сказал, человек не имеет права оставаться в живых. Сами люди так не считают, но какое мне дело до них? Я-то не человек. Левой рукой я показал козу, и фиолетовая молния ударила мерзавца в основание шеи. Его глаза вылетели из орбит, мерзко щелкнув, и в полной тишине этот звук показался оглушительным. Амбал свернулся в позу зародыша и мягко опустился на пол. Он уже не дышал. Кинжал по-прежнему был крепко зажат в его руке, а ручеек крови, вытекающий из плеча, слабел на глазах. Вот я и совершил свое первое убийство.

Я перевел дыхание. Надо бы забрать кинжал, но уж очень не хочется касаться мертвеца, который, похоже, успел нагадить в штаны перед тем, как умереть. Ну его...

Посетители постоялого двора, до этого неотрывно пялившиеся на происходящее, дружно отвернулись. Те, кто ужинал, вернулись к ужину, искоса поглядывая на меня, и начали вполголоса обсуждать увиденную драку. Хозяин заведения стоял за стойкой подобно столбу и часто-часто открывал и закрывал рот, как рыба, оказавшаяся на берегу. Те, кто успел выхватить янтарного паука, поспешно прятали оружие обратно под складки одежды, а остальные старательно делали вид, что ничего не заметили. Юные воительницы Утренней Звезды, до того изображавшие гулящих девиц, переглянулись, хихикнули, убрали магическое оружие и рухнули на колени к своим клиентам, которые были бы рады очутиться где-нибудь подальше от этого постоялого двора. Послышались сдавленные извинения, прерываемые радостным смехом воительниц, искренне наслаждавшихся ситуацией. В общем, все вернулось в прежнюю колею.

Председатель тем временем успел сесть обратно за стол и вернуться к прерванному ужину. Когда я повернулся к нему, он сказал:

— Очень хороший стиль. Думаю, ты справился бы с этим придурком и без магии.

— Зачем? — я пожал плечами. — Так надежнее.

— И то верно, — согласился председатель.

И я направился к выходу. По дороге я вспомнил, что не расплатился за ужин, но решил не возвращаться. Думаю, то, что я сделал, с лихвой окупит не слишком вкусное мясо.


20.


Выйдя на улицу, я направился налево, в сторону, противоположную центру города. Я собирался зайти в ближайший переулок и оттуда переместиться домой, чтобы не вызывать излишних пересудов загадочным исчезновением посреди улицы. Но, сворачивая в переулок, я заметил, что кто-то меня преследует. Это меня заинтересовало — вряд ли Утренняя Звезда организует столь топорную слежку, и, тем более, вряд ли это посторонний обыватель захотел поближе познакомиться с сильным магом, только что совершившим убийство. В общем, завернув за угол, я застыл на месте, прильнув к стене.

Мой преследователь не ожидал такого маневра и был изрядно удивлен, столкнувшись со мной лицом к лицу. Я тоже удивился — кажется, я немного научился распознавать магические маски по подчеркнутой непримечательности облика, и, клянусь Гендальфом, этот человек тоже носил маску.

— Ты кто такой? — спросил я, не тратя времени на проявления вежливости.

Вместо ответа незнакомец показал мне кулак. Я собрался было возмутиться, но вовремя заметил, что именно он мне показывает. Тяжелый золотой перстень-печатка на среднем пальце. А изображен на печатке всадник с копьем наперевес в окружении двух снопов. Королевский герб Аннура, однако.

— Ну и что тебе надо? — спросил я, решив не изображать излишнюю почтительность. В конце концов, какое мне дело до людских королей?

— Поговорить. И желательно не здесь, где за нами следят два десятка глаз.

— Все хотят со мной поговорить, — проворчал я, — но никто еще не сказал ничего дельного.

— Я помогу тебе прервать эту тенденцию, — ответил незнакомец, впрочем, какой он теперь незнакомец? Говорят, Великий Король не снимает королевскую печать, даже ложась спать. Говорят еще, что он не снимает ее и в бане, но в это я не верю.

— Ладно, давай поговорим, — сказал я, одновременно подготавливая заклинание. И мы переместились в Вечный Лес.

Великий Король глупо огляделся по сторонам и передернул плечами.

— Впечатляет? — спросил я.

— Еще бы! Маги моего университета говорят, что они строго доказали невозможность мгновенного перемещения в пространстве. Кстати, где мы находимся?

— В Вечном Лесу.

— А это что за сараи? — он показал вокруг.

— Тайная база Утренней Звезды.

Взгляд короля помрачнел.

— Вы все-таки решились от меня избавиться? И ты все-таки заодно с ними?

— Я не с ними. Я выбрал это место только потому, что ближайшее разумное существо находится в трехстах милях отсюда. Здесь нас никто не побеспокоит.

— Если так, то Леверлин не слышит наш разговор. Но жучок ты все-таки выкинь.

— Какой жучок?

Король протянул руку и снял с моего плаща железячку, отдаленно напоминающую маленького жука.

— Вот этот. Леверлин привесил его тебе, когда подошел к столу. Но ты не волнуйся, это стандартная модель, радиус слышимости сигнала — десять миль.

Я поспешно дематериализовал гадский артефакт.

— Тут янтарный шест на крыше вон того дома, — пояснил я.

— Да? Но в данном случае это неважно, я еще не встречал жучка, способного пользоваться ретрансляторами. Это дорого и ненужно.

Я с любопытством посмотрел на короля. Он держался удивительно спокойно и уверенно. На всякий случай я спросил:

— А ты и вправду король?

— Ну. Гней Рыболов собственной персоной. Великий Король Аннура, Первый Лорд Ангмара, Джихангир Хазга и Первый Капитан Серой Гавани.

— Но зачем ты искал встречи со мной в окраинном районе столицы, одетый как простолюдин, и скрываясь, подобно бандиту?

Король тяжело вздохнул.

— Потому что настали такие времена, что положение короля в некотором смысле хуже положения простолюдина. За простолюдином, по крайней мере, никто не следит, и девяти ковенам наплевать с Острой Башни на самого простолюдина и на все его дела. А мне приходится каждый день думать, когда маги, наконец, соберутся меня пристукнуть — сегодня или завтра. Думаешь, легко изображать из себя идиота?

— А зачем?

— А затем, что, если девять ковенов, мать их эльфы


* * *

* *


* * *

* *, наконец, договорятся, кто из них главнее всех прочих, и как им поделить власть между собой, ни одна страховая контора не даст за мою жизнь и мордорского ефимка. Честно говоря, когда я узнал, что Леверлин назначил тебе встречу, я подумал, что все, время настало, пора продавать свою жизнь подороже.

— Леверлин — это председатель Утренней Звезды?

— Он самый. Последние десять лет, кроме того, негласный властитель Аннура, Ангмара, Хазга и Серой Гавани.

— А как же ты?

— А что я? Моя работа — принимать послов, возглавлять церемонии, устраивать смотры войскам, да отмывать деньги, якобы идущие на содержание дворца. Если посмотреть по бумагам, сколько золота вбухали в мой дворец за десять лет, этого хватит и на Нуменорскую башню.

— Нуменорская башня — это легенда, — я машинально поправил короля.

— Да какая, мать их, разница? Легенда, не легенда, деньги по любому идут из государственной казны в казну девяти ковенов. Хорошо еще, что Синий Лосось в прошлом году начал свою игру.

— Синий Лосось?

— Синий Лосось. Самый слабый ковен из девяти, они контролируют только плантации желтой пыльцы в Южном Хазге. Само по себе это неплохой источник дохода, но к государственной казне остальные ковены их не допускают, а сильных магов у Лосося нет, вся их школа полегла в Хтонской битве. Они потому и взялись за пыльцу, что с остальных позиций друзья и коллеги их турнули по-быстрому, а с наркотиками никто не захотел связываться, чтобы не мараться.

— Так что, получается, что наркотики сами маги и производят?

— Ну да. В Аннур они, правда, поставляют только десятую часть. Остальное — в Ангмар и Полночную Орду, а в Ганнар и Мордор их не пускают, там хватает и своих поставщиков.

— Мда... Значит, Синий Лосось хочет получить доступ к казенным деньгам, и потому они поддерживают законного короля. Куда катится мир...

— Вот и я о том же. А что делать? Кроме этих уродов, ни одна живая душа за меня не вступилась, когда наедине, все говорят "ваше величество", а стоит в комнату войти самому захудалому магу из ковена, сразу про короля забыли, "что угодно вашему волшебничеству" (тут король выругался столь заковыристо, что я не решаюсь передать его слова даже звездочками).

— Кстати, ничего, что я с тобой разговариваю без титулов?

— Не бери в голову. Лучше говорить без титула, но от чистого сердца, чем через "ваше величество", но сквозь зубы. — Король оглянулся по сторонам в поисках чего-то. — Слушай, Хэмфаст, здесь не найдется чего-нибудь выпить?

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Король вытащил из складок плаща небольшую морскую раковину.

— Через вот этот вот артефакт. Да и так можно было услышать, вы с Леверлином не особенно тихо разговаривали. Кстати... Хэмфаст — хоббичье имя, не хочу тебя обидеть, но...

— Я — хоббит, — сказал я, не дожидаясь, пока Гней сформулирует вопрос, — *


* * *

* *, ну ни от кого это не скроешь! Стоит с кем-нибудь начать разговаривать, сразу спрашивают, а не хоббит ли ты, почтенный, мать


* * *


* * *


* * *

*


* * *

!

Король тонко хихикнул, но тут же сделал серьезное лицо.

— Сдается мне, что мы с тобой — товарищи по несчастью, — сказал он и хлопнул меня по плечу.

И мы пошли пить вино.

После первого тоста, который по традиции был поднят за встречу, король начал серьезный разговор.

— Что мне нужно, ты знаешь, — сказал он, — вернуть власть, разогнать ковены к Морготовой матери. Что нужно тебе?

Я задумался. Как бы это поточнее сформулировать?

— Я хочу, — сказал я, — уничтожить все оружия массового поражения, какое только есть в Средиземье.

— На хрена? — удивился король.

— Как это на хрена? Ты вообще представляешь, к чему может привести тотальная война с применением драконов и фениксов?


* * *

** всему, — сказал король, удивительно лаконично объяснив ситуацию. — Только тотальной войны в Средиземье не будет. Ни один идиот не рискнет поднять в воздух черных драконов, зная последствия. Думаешь, почему в Средиземье уже сто лет не было большой войны?

— Восемьдесят лет, — поправил я, — точнее, семьдесят девять, восемьдесят только осенью исполнится.

— Неважно. Когда еще Средиземье жило без войны семьдесят девять лет? А если истребить фениксов и драконов, начнется такое...

— Ага, это я уже слышал. Мория, Мордор, Полночная Орда, все дружно соберут войска и ломанутся на штурм Аннуина. Это мне говорил твой друг Леверлин.

— В данном случае он прав. Нет, Хэмфаст, фениксов уничтожать нельзя. Тогда начнется такое мочилово... круче, чем с Олмером.

В отчаянии я воскликнул:

— Неужели люди могут жить в мире только под страхом всеобщей смерти? Неужели без смертельной угрозы никак нельзя заставить людей любить друг друга, соблюдать законы, не творить насилия...

— Боюсь, что нельзя, — тихо произнес король. — И не только людей, но и орков, и гномов. Вы, хоббиты, нация миролюбивая, но не мерь всех разумных своей меркой. Вряд ли кто-нибудь сумеет придумать что-то такое, что смогло бы удержать мир в Средиземье, не прибегая к угрозе массового уничтожения.

— Жаль, — сказал я. — Выходит, что наши дороги расходятся. Куда тебя переместить?

— Подожди, Хэмфаст! — всполошился король. — Мы можем договориться. Может, ты хочешь чего-нибудь еще...

— Нет, — я прервал собеседника, — ты же знаешь, хоббиты не торгуются.

Король не унимался:

— Ну, может быть, яйца фениксов вовсе не обязательно уничтожать. Можно наложить на них... порчу, что ли...

Я внезапно понял, что это — решение.

— Гней, ты гений! — воскликнул я. — Наложить на каждое яйцо заклинание, препятствующее его боевому применению! Тогда все будут думать, что яйца по-прежнему смертельно опасны, но, если кто-то рискнет пустить их в ход, окажется, что никакой опасности нет. Гениальное решение!

Мы выпили по этому поводу. После этого Гней спросил меня:

— Так ты поможешь мне вернуть престол?

— Помогу, — решительно ответил я, — только сначала разберусь с фениксами.

Гней искренне удивился:

— Если ты разберешься с фениксами без меня, какая тебе разница, кто правит Аннуром?

— Ну как ты не понимаешь? Ты помог мне, ты объяснил, как отвести от мира угрозу всеобщей гибели, не ввергая его в кровавую войну всех против каждого. И еще... ты же законный король Аннура, а девять ковенов владеют властью вопреки закону.

— Ох уж мне эти ваши хоббичьи заморочки, — усмехнулся король, и мы еще раз выпили.

А потом я переместил его на берег Аннуина, где Великий Король Аннура и прочая-прочая как бы ловил рыбу под присмотром бойцов Синего Лосося.


21.


Наступил новый 3007 год от Эльфийского Исхода. Император Ганнара Церн Тюльпан выступил с обращением к народу перед тысячью магов-глашатаев, и они разъехались по городам и весям, представляя народу красочный морок, изображающий то, как император произносит речь. Великий Король Аннура Гней Рыболов тоже выступил с речью, но не перед глашатаями, а непосредственно перед народом, столпившимся на дворцовой площади. Народ был представлен лучшими представителями, заплатившими по пять золотых за право пройти на площадь и послушать речь короля. Слова короля, впрочем, были отчетливо слышны только из тех мест, которые стоили двадцать золотых. Остальной народ это не расстраивало — они пришли сюда не столько затем, чтобы послушать короля, который каждый новый год, в общем-то, говорит одно и то же, сколько затем, чтобы посмотреть новогодний каскад магических иллюзий, выпить пива и вина на свежем воздухе, да вдоволь наораться, выкрикивая многочисленные добрые пожелания Великому королю и аннурскому народу, то есть, по сути, самим себе.

Хоббиты в моей родной Хоббитании не увлекались торжественными ритуалами. Хоббиты в новогоднюю ночь просто напились как свиньи, дабы свиньи в новом году хорошо набирали вес, не болели и были бодры и радостны.

Мордорские орки отметили новый год военным парадом и последующими состязаниями мастеров, а напились только после того, как последний мастер был награжден. Морийские гномы вообще не отмечали новый год, потому что гномы не любят отмечать праздники, нет у них такой традиции. Если гном хочет выпить пива, это можно сделать в любой день, а устраивать торжества... этого гномы не любят.

Что происходило в Дейле, Хараде, Полночной Орде и других отдаленных областях Средиземья, я не смотрел.

Мы с Нехалленией встретили новый год весьма скромно. Нашему ребенку сейчас около двух месяцев и, хотя живот Нехаллении еще не успел округлиться, алкоголь употреблять ей нельзя. Я немного выпил, чтобы не нарушать традиций, но с тех пор, как я научился управлять своей душой, вино и пиво потеряли для меня ценность. Когда ты в любой момент можешь вызвать у себя опьянение усилием воли, а затем другим усилием воли убрать его, пить вино в больших количествах как-то неинтересно. К тому же, в нашем маленьком мире совсем нет свиней, и поэтому пренебрежение традициями ни на что не повлияет. И вообще, мы же вне закона! Зачем нам соблюдать какие-то там традиции?

Нехалления больше не занимается магией. Говорят, что в большинстве случаев заклинания, производимые матерью, не оказывают дурного влияния на нерожденного младенца, но немногочисленные исключения из этого правила столь ужасны, что ни у меня, ни у Нехаллении не возникло желания проверить на себе это мнение ученых мужей.

Я боялся, что без магии Нехалления опять заскучает, но этого не произошло. Она теперь будущая мать и у нее есть цель в жизни, куда более важная, чем занятия какой-то там магией. По просьбе жены я сотворил артефакт, способный переносить ее в любую точку Средиземья по ее желанию, и теперь она то гуляет в Вечном Лесу, то любуется экспонатами императорской картинной галереи в Минаторе, то купается в Харадском море, то дышит свежим воздухом на вершинах Морийского Хребта. Считается, что все перечисленное весьма благотворно для здоровья и развития будущего ребенка, а использование магического артефакта для перемещений в пространстве не причиняет вреда здоровью плода, потому что опасны для него только ошибки в заклинаниях, а заклинание перемещения отлажено мной настолько хорошо, насколько вообще может быть отлажено заклинание.

В общем, если раньше я скитался по Средиземью, а Нехалления сидела дома, то теперь все наоборот. Нехалления прогуливает нерожденного малыша, а я сижу у волшебного зеркала и пытаюсь выяснить, где великие державы прячут своих фениксов, а также их яйца. Пока что выяснить ничего не удалось.

Зря я дематериализовал те яйца, что попали мне в руки в Могильниках, имей я эти яйца при себе, найти остальные было бы куда проще. Тогда мне просто повезло — в Могильниках не было других могущественных артефактов. А сейчас, когда я попытался распространить то же самое заклинание поиска на все Средиземье, оказалось... орк бы сказал: артефакт на артефакте сидит и артефактом погоняет. Никогда не думал, что в повседневной жизни разумных настолько много магии. Я попробовал ограничить поиск только наиболее мощными артефактами, но немедленно столкнулся с неразрешимой проблемой: как оценить количественно магическую мощь артефакта, что сильнее — рогатый посох, янтарный шест или истребитель миазмов?

В отчаянии я попробовал задать поиск яиц феникса по внешнему виду, и это тоже не привело к успеху. Великий Гендальф, оказывается, в Средиземье столько разнообразных птиц и ящеров! Ну какого хрена, спрашивается, майары сотворили столько разной живности? Они что, соревновались между собой, кто круче выпендрится?

Искать самого феникса, несущего смертоносные яйца, я даже не пробовал. Принято считать, что это птица, но, если вдуматься, нетрудно понять, что те, кому приходилось видеть живого феникса по долгу службы, об этом не говорят, а те, кто встретился с фениксом случайно, тоже об этом не говорят, потому что с теми, кто любит говорить о таких вещах, часто происходят несчастные случаи. И если бы феникс действительно был птицей, маги обязательно начали бы распускать слухи, что это ящер, а раз все думают, что феникс — птица, вряд ли он является птицей на самом деле. И вообще, с чего я взял, что феникс на самом деле существует? Может быть, яйца феникса на самом деле производятся с помощью алхимии?


22.


Государственное устройство Аннурского Королевства выглядит следующим образом. Возглавляет королевство Великий Король, полный титул которого мы не будем здесь приводить из-за чрезмерной многословности. Великому Королю подчинен Королевский Совет, в который помимо самого короля входят двенадцать знатнейших и мудрейших мужей, помогающих ему решать разнообразные государственные дела. Традиционно шесть членов совета представляют собственно Аннур, трое — Ангмар, двое — Хазг, и один — Серую гавань. Из аннурцев трое — маги, остальные — воин, купец и мастер. Ангмарцы — маг, воин и купец. Хазги — маг и воин. Серую Гавань представляет купец. Всех членов совета назначает король в соответствии с личными пожеланиями, хотя чаще всего у короля нет особого выбора, ведь редко какой король рискует идти против мнения народа, которым предводительствует.

Королевский Совет издает законы, следит за их выполнением и судит нарушителей. В тех редких случаях, когда дело не подпадает ни под один закон, а придумывать новый закон нет смысла, Совет издает указы, имеющие силу законов. Король имеет в Совете решающий голос, то есть если король сказал что-то определенное, то так и будет, даже если все остальные члены Совета единодушно проголосовали против. Но чаще всего король молчит, предоставляя решение проблем специалистам.

Королевскому Совету подчиняются местные советы, числом двенадцать. Каждый местный совет возглавляют двое: барон и куратор. Барон единолично правит вверенной ему территорией, подобно тому, как Великий Король единолично правит всем Великим Аннуром. Куратор же — это тот из членов Королевского Совета, который опекает данную территорию. Количество членов в разных советах разное, традиции тоже разные, но в любом совете обязательно действует одно правило: голос барона выше голосов всех членов, вместе взятых, а голос куратора выше голоса барона. Впрочем, хороший барон почти всегда молчит, а кураторы вмешиваются в дела опекаемых советов только в исключительных случаях.

Местные советы, в свою очередь, управляют судьями, полицейскими, таможенниками и другими государственными чиновниками, а через них и всем аннурским народом. На местном уровне нет четких законов, каждое решение принимается исходя из всеобщей пользы, а не каких-либо формальных положений. В общем, все очень похоже на порядки, действующие в моей родной Хоббитании, серьезное различие только одно — у хоббитов традиции клана выше всеобщих законов, а в Аннуре законы королевства имеют преимущество перед местными традициями. А в остальном все очень похоже.

Мудрецы из Дейла любят критиковать такую форму государственного правления. Они говорят, что в Аннуре король обладает чрезмерной и ничем не ограниченной властью, что в государственной системе нет никаких сдержек и противовесов, а некоторые наиболее оголтелые философы доходят в своей критике до того, что берутся утверждать, что в правильно устроенном государстве законы должны издавать одни мужи, следить за их исполнением — другие, а карать за нарушение — третьи. Вот ведь бред! Даже лесному ежу ясно, что, когда власть разделена между тремя несвязанными ветвями, большую часть времени властители будут тратить на то, чтобы договориться между собой, и любое решение будет приниматься так долго, что народ предпочтет решать проблемы самостоятельно, не связываясь с чиновниками и судами.

Еще дейлские философы говорят, что, когда власть короля передается по наследству, часто королями становятся недостойные люди, и тогда в стране воцаряется тирания. При этом они умалчивают, что за трехтысячелетнюю историю династии Терлингов в тиранию впали только четыре короля. И тем более дейлцы умалчивают о том, как закончился земной путь этих недостойных. И вообще странно думать, что тиранию можно запретить законодательно — любой тиран по определению плюет на законы и единственная сила, способная ограничить его безумства — это право народа на восстание, которое нельзя предоставить, но нельзя и отнять.

Дейлцы говорят, что самый правильный способ избрать достойного государя — это всенародные выборы, на которых каждый подданный имеет один голос. Чтобы убедиться, какая это глупость, не нужно долго думать, надо лишь вспомнить, что в любом людском государстве девять из десяти подданных — смерды, никогда не покидавшие родной деревни, не умеющие ни читать, ни писать, и имеющие о государственном устройстве не больше представления, чем луговой заяц или амбарная крыса. За кого голосуют такие, с позволения сказать, избиратели? Конечно, за того, кто обещает им больше всего бесплатного хлеба и больше всего бесплатных зрелищ. Нет уж! Пусть лучше государством правит король, которого лучшие учителя королевства готовили к великой миссии с самого раннего детства, чем болтун, умеющий лучше всех промывать мозги бестолковой толпе.

Государственное устройство Аннура было бы вполне достойно великой державы, если бы не ковены. Их девять, три считаются сильными, остальные — слабыми. Сильные ковены контролируют метрополию, слабые — опекаемые земли. К сильным ковенам относится Утренняя Звезда, в чьем ведении армия, полиция и военная магия; Холодная Игла, контролирующая торговлю и финансы; и Черный Кедр, собирающий дань с мастерских и мануфактур. Доходы с сельского хозяйства в Аннуре невелики, и ковены милостиво оставляют их королю. Слабые ковены — это Широкая Лиана, Бурное Море и Ветреная Ночь, контролирующие Ангмар, Губительный Остров и Синий Лосось в Хазге, а также Далекая Птица в Серой Гавани.

До Хтонской битвы ковенов было больше, и границы сфер влияния между ними были более расплывчаты. Но когда до Аннуина дошла весть о том, что королевское войско наголову разбито мантикорами, началась такая паника... Никто не ожидал, что мантикоры остановятся на границах Могильников, мерзкие твари вот-вот должны были появиться над стенами и башнями Аннуина, неспособными защитить население от летающего противника. Смерды бросали нажитое добро и бежали, куда глаза глядят, в ослеплении ужаса полагая, что чем дальше от родных мест, тем меньше опасности. За место в караване, идущем в Серую Гавань, платили такие безумные деньги, что беженцы на короткое время стали самым ценным товаром и многие торговцы бросали на произвол судьбы не только хлеб и ткани, но даже морийскую сталь и харадские пряности. В общем, в течение одной-двух недель во всем Аннуре царило безумие.

Тогдашний председатель Утренней Звезды по имени Плезенс, которому еще предстояло получить прозвище Заточитель, умело воспользовался ситуацией. В отличие от председателей других ковенов Плезенс знал, откуда взялись мантикоры, и что от них можно ожидать. С помощью своих агентов, сеющих панику, он довел накал страстей в Аннуине до поистине беспредельного уровня. И когда в небе над столицей Аннура пролетела первая мантикора, Плезенс решил, что время настало. В течение одного дня были убиты более двухсот человек — высшие иерархи и лучшие бойцы ковенов-конкурентов. А на следующий день начался неприкрытый террор, который длился неделю. Бойцы Утренней Звезды возглавили банды Нижнего Города, которые впервые отважились выйти на улицы при свете дня, и беспредел все нарастал и нарастал. Бандиты громили склады, магазины и мастерские, по улицам текло вино из разбитых бочек, мешаясь с пролитой кровью, и рядом с разгулом преступников действия магов были почти незаметны. Люди, которые могли восстановить порядок в городе, погибали один за другим как бы случайно. Один поймал горлом шальную стрелу, другой поскользнулся на ровном месте и разбил голову о камни мостовой, третий просто пропал неизвестно куда вместе с десятком бойцов личной охраны. Великого Короля Тубана Усатого сожрала мантикора на полпути к столице, и паника переросла в смертельный ужас. За неделю город практически опустел, внутри стен Аннуина осталось не более одного жителя из сотни. И когда казалось, что конец света вот-вот настанет, Ковен Утренней Звезды взял власть в свои руки.

Будто по мановению руки мага беспорядки прекратились. Вожаки разбойничьих шаек были частично повешены на столбах, частично сожжены на кострах, в зависимости от тяжести совершенных преступлений. Рядовые разбойники по большей части разбежались, а тех, кто убегал недостаточно проворно, ловили и вешали. К началу зимы город контролировала Утренняя Звезда при поддержке Холодной Иглы и Черного Кедра. Люди начали возвращаться в разграбленные дома, неизвестно откуда появился наследный принц Ухтамар, которому горожане устроили восторженную встречу. Плезенс лично вручил двенадцатилетнему мальчишке ключи от города, и тысячи зрителей вздохнули с облегчением. Казалось, что порядок восстановлен навеки, и, в общем-то, так и вышло. Плезенс имел тайный разговор с Ухтамаром, после чего малолетний наследник короны решил, что лучше быть живым королем, чем мертвым принцем, и согласился на все условия. А условия эти были такие... Гней Рыболов описал их очень красочно, и не думаю, что смогу добавить к его словам что-либо новое. В общем, Великий Король Аннура отныне стал чисто декоративной фигурой. Он по-прежнему заседал в Королевском Совете, но теперь все слова, что он произносил, ему заранее приносил Плезенс. Однажды юный король не согласился с решением Плезенса и вскоре неудачно упал с лошади, после чего получил прозвище Ухтамар Шепелявый.

Плезенс хотел собрать в своих руках полную и абсолютную власть над всем Аннуром, но это не удалось даже ему. Большинство соперничающих ковенов были повержены, но осталось восемь, с которыми он был вынужден считаться. После долгих переговоров только три ковена остались у руля верховной власти, остальные шесть были изгнаны в Опекаемые Земли, и с тех пор государственное устройство Аннура почти не менялась.

Что я могу сказать по этому поводу? Даже если отвлечься от мерзкой истории пришествия ковенов к власти, так жить нельзя. Тот, кто правит, должен нести ответственность — это аксиома. Законы нужно либо соблюдать, либо отменять — это другая аксиома. Этого достаточно для того, чтобы я помог Гнею вернуть то, что принадлежит ему по закону.


23.


Решение принято, и я продолжил разведку. Через неделю я имел рунные идентификаторы всех председателей ковенов, а заодно и их ближайших помощников.

Попутно я ознакомился с планами короля по поводу возвращения власти. Не могу сказать, что эти планы мне понравились.

Основную силу, поддерживающую короля в его законных устремлениях, составляет ковен Синего Лосося. Такое же сборище мерзавцев, как и Утренняя Звезда, и даже хуже — Утренняя Звезда, по крайней мере, не торгует наркотиками. Король не питает иллюзий в том, какие цели ставит перед собой Синий Лосось — занять место Утренней Звезды, получить неограниченный доступ к королевской казне, стать первыми в преступной иерархии ковенов и диктовать свою волю всем подвластным народам. Ткемаль Мудрый, председатель Синего Лосося, без всякого сомнения, представляет в мечтах, как после победы над Леверлином он сообщит королю, что отныне королевское место даже ближе к сортиру, чем было при Леверлине. А еще Ткемаль мечтает совокупиться с Дриадой, Великой Королевой Аннура и женой Гнея Рыболова. Моргот раздери всех этих людей, какие гнусные желания лежат в основе всех их больших поступков!

Ни Гней, ни Ткемаль не переоценивают себя, силы Синего Лосося недостаточно даже для того, чтобы захватить власть, не говоря уж о том, чтобы удержать ее. Все высшие военачальники аннурской армии получают жалование из казны Утренней Звезды, и, хотя среднее командное звено в основном поддерживает законного короля, этого все равно недостаточно. Кто знает, сколько офицеров преданы своему генералу больше, чем своему королю? И что может сделать войско, против которого выступают все сильнейшие маги королевства? Наивно рассчитывать, что маги Синего Лосося продержатся против Утренней Звезды больше нескольких часов.

После нового года Гней Рыболов совершил поездку в хазгские степи, поохотиться на сайгаков. Как и положено по закону, все родовые вожди сопровождали джихангира на охоте. Ткемаль также присутствовал на охоте в качестве магического советника генерала Улагана Быстроходного. В один прекрасный момент король с сопровождающими оторвался от магической охраны, это неудивительно, учитывая, что мало кто может сравниться с хазгами в искусстве верховой езды, а Гней с детства проявлял талант к этому делу. В заснеженной степной балке состоялись переговоры, в результате которых король обещал даровать Хазгу независимость, а Улаган и прочие генералы обещали поддержать короля в гражданской войне.

Грамотный ход — магам нелегко будет справиться с легко вооруженными, но невероятно быстрыми, маневренными и выносливыми хазгскими всадниками. А если учесть, как они стреляют из лука... маг, вооруженный рогатым посохом, не успеет подойти на дистанцию выстрела, а смертетворящий крест не слишком хорош на поле боя, с его помощью можно убить любого наперед выбранного всадника, но им не остановить конную лаву. Тяжелое оружие тоже неэффективно против конницы, способной в считанные минуты рассеяться и выйти из-под удара излучателей. Остаются драконы, но когда в гражданской войне в дело идут драконы, правителям соседних стран сразу становится ясно, что повстанцы близки к победе, раз их противник пустил в ход такую грозную силу. Да и, опять-таки, достаточно иметь в каждой тысяче всадников один зенитный артефакт, и потери драконов сразу станут неоправданно большими. И вообще, что я тут объясняю очевидные вещи? Откройте любой учебник по военному делу, там ясно написано — с хазгской конницей следует сражаться либо грудь в грудь, либо оружием массового поражения. А сбрасывать яйца фениксов на родную страну не решатся даже ковены.

Я продолжил наблюдение, и вскоре обнаружилось кое-что еще более интересное. В столицу одна за другой потянулись мелкие группы хазгов, замаскированные под торговые караваны или просто под путников, спешащих по своим неведомым личным делам. Они избегали широких дорог, в изобилии ответвляющихся от южного и восточного трактов, они предпочитали бездорожье, строго следя, чтобы ни на одном посту дорожной полиции не сложилось впечатления, что хазги в последнее время что-то зачастили в центральные области Аннура. Я заметил, что значительную часть хазгов-путешественников составляет спецназ, причем не просто снайперы, а стрелки высшей пробы, умеющие не только пробить стальную кирасу с двухсот шагов, но и выпустить две стрелы в секунду и пятьдесят в минуту. Зачем Гнею такие бойцы? Неужели он спешно организует террор-группы? Но где же тогда пехотная поддержка?

Я обратил внимание на восточный тракт и сразу все понял. Вот она, пехотная поддержка. Подобно тому, как с юго-востока к Аннуину стремились люди-хазги, с востока катилась волна гномов. Гномы не маскировались вдали от тракта, с их навыками верховой езды лучше вообще не соваться в бездорожье. Гномы просто ехали в Аннуин по торговым делам, и никого почему-то не удивляло, что в каждом караване охраны больше, чем торговцев, да и сами торговцы слишком смахивают на воинов.

Теперь план восстания стал более-менее понятен. Что ж, у короля немало шансов на успех. Жалко, что приходится идти на серьезные жертвы, Хазг хоть и считается самой отсталой из Опекаемых Земель, отделять его от королевства, должно быть, обидно. И неизвестно еще, что морийские гномы запросили в уплату за помощь. Но ничего не поделаешь — когда стремишься к чему-то великому, всегда приходится жертвовать малым.

Самое главное сейчас — чтобы Леверлин не пронюхал о готовящемся перевороте раньше, чем мы будем готовы. Хорошо еще, что за королем наблюдают не так пристально, как он мне жаловался за стаканом вина в Вечном Лесу. Похоже, маги считают короля ни к чему не годным придурком, недостойным по-настоящему плотного наблюдения. Что ж, сами виноваты. Но все равно, не стоит рисковать лишний раз. И поэтому я выбрал для второго визита к королю не самое обычное место и время.


24.


Я смотрел в волшебное зеркало и чувствовал себя извращенцем. В зеркале король любил королеву.

Он действительно ее любит, это редкость для королевских семей, и большая удача для меня. Если бы довериться королеве было нельзя, мне пришлось бы встречаться с королем в сортире. Лучше уж в опочивальне.

Королева стонала, король кряхтел, а я ждал, когда они закончат, и думал, где берет начало королевская любовь — в душах венценосных супругов или в магических пилюлях, которыми их снабжают придворные волшебники, дабы семейные ссоры не отвлекали короля от своих обязанностей. Скорее, все-таки, первое, вряд ли король пользуется психотропными заклинаниями — слишком много побочных эффектов. Тогда ему остается только позавидовать. С другой стороны, в том, что у каждого Великого Короля рождается только один ребенок и это всегда сын, явно не обошлось без магии. В общем, хрен его разберет, насколько их любовь истинна, и, по большому счету, какая мне разница? Главное — королева в курсе планов супруга.

Стоны все нарастали и нарастали, Гней — явно выдающийся любовник, раз он сумел так завести женщину. Где-то я слышал, что у людей великие полководцы чаще всего хорошие любовники. Интересно, верна ли обратная закономерность?

Наконец процесс завершился закономерным образом. Я выждал пару минут, чтобы дать супругам прийти в себя, а затем наложил на себя невидимость и совершил перемещение.

Я стоял в темном углу королевской опочивальни и напряженно всматривался в темноту магическим зрением. Никаких движений маны не видно, если не считать естественных колебаний вокруг огромной постели. Поиск артефактов... в тумбочке у постели какие-то магические пилюли... в одежде короля три амулета... кольцо-печатка, оказывается, в нем тоже магия... больше ничего. Поиск разумных существ... король и королева... я... в соседних комнатах никого нет. Похоже, за нами сейчас действительно никто не следит. Замечательно.

Я сделал шаг вперед и громко прокашлялся. Королева взвизгнула и мгновенным движением натянула одеяло до шеи. Король скатился с кровати, в его руке блеснул янтарный паук. Лицо короля налилось кровью — хороший знак, при опасности лицо храбреца краснеет, а лицо труса бледнеет. Я поспешно поднял вверх раскрытые ладони и воскликнул:

— Гней, это я, Хэмфаст! — И только убедившись, что король не собирается немедленно стрелять в меня, согнулся в церемонном поклоне. — Хэмфаст, сын Долгаста, из клана Брендибэк, к вашим услугам. Я приношу извинения за нескромное вторжение.

Гней опустил паука.

— В прошлый раз ты носил другое лицо, — сказал он.

— Я решил, что неосторожно использовать для этого визита то же самое лицо. Это действительно я! Мы встречались в "четырех псах", потом мы пили вино в Вечном Лесу, а в конце я переместил тебя на берег Аннуина.

— Да, это действительно ты, — согласился король. Он обратился к королеве: — Позволь представить тебе, Дриада, Хэмфаста из клана Брендибэк, про которого я тебе рассказывал.

Дриада наградила меня величественным наклоном головы. Как ни странно, этот жест получился по-настоящему величественным, несмотря на то, что из одежды на королеве Аннура было только одеяло, из-под которого торчали босые ноги.

Гней накинул на себя халат и передал другой халат Дриаде, и она ухитрилась надеть его, не показав мне ни одного из интимных мест.

— Ты зря прячешь от меня свое тело, — сказал я ей, — я же не человек.

Королева вспыхнула, но ничего не сказала, лишь нервно дернула уголком рта. Король укоризненно покачал головой.

— Не обижайся на нарушения этикета, Дриада, — сказал он. — Этот почтенный хоббит сделал возможным то дело, которое нам предстоит, а потому ему можно простить куда большее.

Одновременно с произнесением этих слов король прикатил откуда-то из темноты столик на колесиках, сдернул с него покрывало, и моим глазам предстала россыпь разнообразных фруктов, как обычных для Аннура, так и экзотических, три новомодных прозрачных кувшина с разными винами, глиняный кувшин, вероятно, с водой, да два изящных бокала гномьего хрусталя. Король огорченно посмотрел на это великолепие и сказал:

— Жалко, бокала всего два, но мы что-нибудь придумаем. — Он еще раз удалился в темноту, а когда вернулся, в его руке была маленькая вазочка из-под цветов. Судя по аромату, который она испускала, цветы были выкинуты только что. Гней сполоснул вазу вином и поставил перед собой. Глядя на это, Дриада скорчила недовольную гримаску, но Гней сделал вид, что ничего не заметил. Я тоже.

Мы выпили за успех нашего дела. А потом настало время обсудить то, как этот успех надлежит достигнуть. Гней произнес долгую речь, в которой изложил мне план восстания. Почти все уже было мне известно, и потому я не буду приводить здесь его слова. Кстати, слова "восстание" Гней упорно избегал, предпочитая выражения вроде "правое дело", "священная борьба", "восстановление порядка и законности" и тому подобное. Ох уж эти мне человеческие заморочки...

Мы просидели в опочивальне почти до рассвета. Нужно было обсудить многое, и мы обсудили многое. Когда я покинул королевский дворец, все было ясно. Ну или почти все.


25.


Я посетил королевскую опочивальню еще два раза. Мы обсуждали последние детали, требующие уточнения, я узнавал последние новости из дворца, король узнавал последние новости из ковенов. Все-таки с помощью волшебного зеркала получать информацию намного удобнее, чем старомодными агентурными средствами.

Как ни странно, подготовка к восстанию шла без сбоев. Гномы не передрались с хазгами и не устроили в Аннуине пьяный дебош. Никто из магов Синего Лосося, посвященных в суть дела, не предал нас. Ковены до сих пор ни о чем не подозревают. Будь я человеком, я бы поплевал через левое плечо, но, поскольку я не человек, я просто старался быть максимально осторожным и осмотрительным, чтобы не спугнуть удачу.


26.


Мы начали действовать ранним утром 30 апреля. Первоначально Гней наметил выступление на 1 мая, но мое появление вынудило его скорректировать планы. Чтобы не переносить множество мероприятий на день позже, мы решили начать операцию на день раньше.

Программа действий на 30 апреля предельно проста. Действую только я. Ровно в четыре часа утра, когда спящие спят особенно крепко, часовые на постах клюют носом, а ночная жизнь большого города достигает нижней отметки активности, я привел в действие заранее подготовленное заклинание. Это было очень сложное заклинание, пожалуй, самое сложное из всех, что мне приходилось творить. Я отрабатывал его на леммингах в тундре Полночной Орды, и, думаю, орки еще долго будут удивляться, какой идиот раскрасил в разные цвета почти три тысячи полярных мышей. А что делать? Мне же нужно отслеживать перемещение каждой мыши, а они все на вид одинаковые.

В общем, я привел заклинание в действие, и началось... загрузка массива рунных идентификаторов... внешний цикл... внутренний цикл поиска... обработчик исключительной ситуации неуспеха в поиске... не сработал ни разу... открытие объекта... выбор места назначения... перемещение. И все это сто девять раз. После сто девятой итерации цикл закончился, и я посмотрел через волшебное зеркало на дело своих рук. Забавное зрелище, надо сказать.

Сто девять сильнейших магов восьми ковенов лежали ровными рядами в густой траве. Кое-кто начал просыпаться от холода. Я не смог сдержать смех, глядя на одного молодого мага в пижаме — он полз вдоль ряда своих коллег, еще не успевших проснуться, и трогал каждого за лицо. А потом он сказал "Приснится же такая


* * *

*" и лег на землю, и попытался снова заснуть, и тут я уже расхохотался в полный голос. Нехалления проснулась и присоединилась ко мне. Некоторое время мы смеялись, а потом мне стало жалко моих противников.

Неприятно оказаться в один миг за тысячу миль от родного дома, без единого артефакта, голым или почти голым, да еще в незнакомом лесу и в не самое теплое время года. Пусть они заслужили такую участь, все равно долго смеяться над несчастными как-то не получается. Я принял человеческий облик и совершил заклятие перемещения на безымянную поляну в Вечном Лесу.

— Приветствую вас, почтенные! — громко произнес я.

— Это что еще за урод? — откликнулся маленький сморщенный старичок в пижаме и ночном колпаке, оказавшийся ближе всех ко мне. Он всматривался в меня, близоруко щурясь, а его щека дергалась от нервного тика. Несколько молодых магов неразборчиво пробормотали что-то нецензурное, и старик сморщился еще сильнее.

Маги один за другим оборачивались ко мне. Они еще не успели прийти в себя, и они смотрели на меня, как будто я был галлюцинацией, вызванной неумеренным употреблением желтой пыльцы или настойки харадского мака. Белобрысый юноша в грязноватых подштанниках, стоявший шагах в двадцати от меня, внезапно выбросил вперед левую руку, и в мою сторону полетела желтая мерцающая спираль, издавая в полете мерзкое сухое потрескивание. Глаз орла немедленно сообщил мне суть этого заклинания. Я выполнил привычную магическую связку перемещение-неподвижность-невидимость, принимать бой глупо — в таком количестве маги просто задавят меня числом.

Теперь все маги смотрели на этого юношу. Он растерянно пожал посиневшими плечами, сплошь покрытыми мурашками, и в этот момент с неба на его шею упала точно такая же желтая спираль. Вначале я хотел угостить его фиолетовой молнией, но потом решил, что спираль, формулу которой он так удачно мне предложил, будет даже лучше.

Подобно змее, спираль обвилась вокруг шеи несчастного, а потом, в долю мгновения, ее кольца сжались, и юноша судорожно подпрыгнул на месте. Из его горла вырвалось невнятное хриплое рычание, он бестолково взмахнул руками, а потом его тело обмякло и рухнуло на траву, как мешок с репой. Спираль еще секунд десять мерцала и фырчала, но тело было уже мертво. Мда, не стоило мне целиться в шею.

Жалко его, я ведь не хотел его убивать, но теперь уже ничего не поделаешь. Я переместился в исходную позицию и убрал невидимость.

— Кто следующий? — спросил я.

Следующего не нашлось.

Леверлин выступил вперед, не дожидаясь, когда я его позову. Сейчас он был в своем истинном теле и я невольно залюбовался им, на мгновение забыв, что сейчас это самый опасный мой противник. Высокий, стройный, скорее даже тощий, волосы черные, с еле заметной проседью на висках, кожа смуглая, лицо не нуждается в бороде или усах, чтобы выглядеть мужественным. Руки и ноги казались бы несоразмерно тонкими, не будь они такими мускулистыми, поджарый торс, увитый тонкими жгутами мышц, выглядит изваянным из бронзы. В отличие от большинства магов, столпившихся вокруг меня полукругом, Леверлин не носил ни пижамы, ни подштанников, он был совершенно обнажен. Неудивительно, если учесть, каким успехом у женщин пользуется такой мужчина.

— Приветствую тебя, Хэмфаст! — громко сказал Леверлин.

Я кивнул, признавая, что я — это действительно я.

— Что тебе нужно от нас? — спросил Леверлин.

— Ничего. Абсолютно ничего. Разве что выдать одежду, чтобы вы не околели от холода. — С этими словами я выполнил заклинание, и передо мной возникла внушительная груда серого тряпья. Леверлин подошел к ней, брезгливо поковырялся, и, когда он поднял лицо, в нем читалось плохо сдерживаемое бешенство.

— Это же... это же тюремные робы!

— Совершенно верно, — согласился я, — но в вашем положении не следует проявлять излишнюю разборчивость. Так можно и замерзнуть.

— Где мы? — спросил Леверлин, молниеносно сменив тему разговора.

— Думаю, вам не составит труда сориентироваться, ведь среди вас присутствует декан факультета географии Аннурского Университета.

Взгляды большинства присутствующих обратились на невзрачного низкорослого мужичка, прикрывающего руками интимное место. Он смущенно пробормотал:

— Это не так просто, как тебе кажется, почтенный. Я бы предпочел узнать наше местоположение от тебя.

— Ничем не могу помочь, почтенный. Разбирайтесь сами. Не думаю, что вашей жизни что-либо угрожает, вы все маги, притом не самые слабые. До населенных мест как-нибудь доберетесь, от волков отобьетесь, пищу добудете. Не смею больше задерживать.

С этими словами я хотел покинуть поляну, но в этот момент Леверлин произнес слова, заставившие меня остаться:

— Ты говоришь, что тебе ничего от нас не нужно. Тогда зачем ты пришел сюда? Поглумиться?

Психолог, мать его Моргот... а ведь он прав! Я действительно мог заранее разложить одежду вокруг финальной точки перемещения, и мне не пришлось бы разговаривать с похищенными магами. Более того, это было бы правильнее — зачем раскрываться перед ними, сообщая, кто именно стоит за совершенным заклинанием. Выходит, я действительно хотел увидеть могущественных властителей восьми ковенов в подштанниках посреди леса, я хотел, чтобы они увидели меня и узнали меня и чтобы они поняли, кто подверг их такому унижению. Но такие чувства... просто недостойны хоббита! Врага можно убить, можно помиловать, но нельзя издеваться. Пытки не в счет, они делаются с определенной целью. А бессмысленное глумление... я почувствовал, как мои щеки наливаются краской. Леверлин приблизился ко мне.

— Хэмфаст, — сказал он, — не совершай необдуманных поступков. Я догадываюсь, что ты задумал, это очень опасное дело. Гней мог бы справится с самодержавным правлением в спокойной обстановке, но теперь в Аннуре начнется такое... Ты вывел из игры верхушку ковенов, рядовые бойцы остались без присмотра и управления, им не остается ничего другого, кроме как сбиваться в преступные банды. Ты представляешь себе, во что превратится жизнь аннурских обывателей, когда на большую дорогу выйдут пять тысяч разбойников с боевыми артефактами?

— Во всех девяти ковенах не наберется пяти тысяч разбойников, — возразил я.

— Ну пусть одна тысяча! Жизнь превратится в такой ужас... даже Саурон не мечтал о таком. Далее. В первые два-три месяца неизбежно настанет безвластие. Хазг только и ждет повода, чтобы отделиться от Аннура. А если он отделится, вам не успеть провести карательную операцию до того, как Мория отправит в Хазг свои хирды. А тогда без драконов вам не справиться. Кстати, возможно, я ошибаюсь, но похоже, что в Аннуре не осталось никого, кто мог бы управлять драконами, все они здесь.

— А как же король? — удивился я.

— А что король? Его дело сидеть на троне со священными побрякушками в руках, а не командовать драконами. Нет, король не имеет доступа к оружию массового поражения. Если он победит, а мы погибнем, ты не сможешь реализовать свою мечту. А когда Церн Ганнарский поймет, что аннурские драконы остались без присмотра, начнется вторая Хтонская война. Кстати, мантикоры больше не преграждают путь ганнарским войскам. Элессар свидетель, ты устроил в Средиземье бардак, какого не было со времен Олмера!

— Ну и что ты теперь предлагаешь? — спросил я.

— Я передам тебе все известные мне данные о фениксах и драконах. Я введу тебя либо в совет ковена, либо в Королевский Совет, смотря что тебе больше нравится. Либо мы можем принять тебя в совет девяти на правах десятого ковена. Я смогу даже убедить остальных председателей, чтобы они признали за тобой право решающего голоса. Ты станешь правителем Аннура!

— Я не могу и не хочу становиться правителем Аннура, — возразил я. — У Аннура уже есть законный правитель, права которого злодейски ущемлены.

— Моргот тебя


* * *


* * *

четыре раза! — воскликнул Леверлин. — Ну как ты не понимаешь! Не бывает так, чтобы законы были выше обстоятельств! Если закон противоречит здравому смыслу, нельзя следовать закону.

— Тогда устаревший закон надо отменить.

— А если нельзя отменить устаревший закон? Если, например, нет времени? И вообще, что такое закон — правило, записанное на священной скрижали, которому никто не следует, или правило, нигде не записанное, но всеми признаваемое? Ты хочешь оживить древние заповеди, но они давно мертвы, даже ты не сможешь влить жизненную силу в идеи, умершие от старости сто лет назад. Одумайся, Хэмфаст! Не ввергай Аннур в пучину ужаса!

Я пожал плечами, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица. Слова Леверлина все-таки чем-то меня задели.

— Неубедительно, — сказал я.

Леверлин махнул рукой отчаянным жестом, круто развернулся и пошел прочь быстрым шагом, даже не замечая, что он идет не к товарищам по несчастью, а наискосок в сторону, не замечая, что он по-прежнему обнажен, что его загорелая кожа (нет, скорее, смуглая, где он мог загореть зимой?) посинела от холода. Я смотрел вслед своему врагу и думал, может быть, в его словах есть какая-то доля правды?..

Отойдя шагов на двадцать, Леверлин развернулся неуловимым движением, его левая рука сделала козу, и в мою сторону полетел блекло-оранжевый сгусток пламени, растущий на глазах. Одновременно Леверлин разинул рот в оглушительном крике:

— Инцинера! Все разом! Только это сможет остановить его!

Я понял, что не успеваю выполнить магическую связку, волшебное пламя приближается слишком быстро. Я поспешно отступил на шаг, и огонь, уже достигший размеров хоббичьей головы, врезался в землю в трех футах впереди меня. И я понял, что это был всего лишь зародыш пламени.

Мир взорвался огненным штормом, раскаленный ветер, словно вырвавшийся из кузнечного горна гномьего аватара Дьюрина, отбросил меня назад, разрывая тело на части. Я не чувствовал боли — нервы сгорали быстрее, чем успевали передать боль сознанию. Через неуловимую долю мгновения я понял, что не чувствую ничего ниже пояса, потом ощутил, как разматываются мои кишки, течение времени будто замедлилось в сотню раз, я понимал, что не прошло и секунды, но мне казалось, что я лечу в огненном смерче уже минут пять. Вот-вот должно сработать защитное заклинание, оно восстановит мое тело, и тогда я покажу вам, вероломные маги, кто истинный хозяин Аннура!

Внезапно мое тело резко изменило направление полета. Новый порыв огненного ветра смял правый бок, изломав и оторвав руку почти у самого плеча. Вторая инцинера, понял я. Маги откликнулись на призыв своего предводителя. "Это действительно может остановить меня" — подумал я, и это была моя предпоследняя мысль. Потом я расслышал в реве пламени два резких хлопка и удивился, что это может быть. "Это же мои глаза!" — подумал я, и это была моя последняя мысль.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДОРОГА В ИНЫЕ МИРЫ.



1.


Только что меня было двое, и вот я опять един. Я разговаривал с Учителем и одновременно лежал на кресте, нарисованном на каменном полу кровью какого-то магического зверя. Морготовы маги, никак не угомонятся, все пытаются разобраться с кольцом, а кольцо-то исчезло! Я страдал от усталости, и эта усталость была одновременно двух видов — когда дел слишком много и когда дел слишком мало. Я думал о своей любви, и одновременно думал о дороге домой. Нас было двое, мы были очень похожие, но все-таки разные, и вот теперь мы слились.

Это похоже на встречу двух братьев-близнецов, знающих друг друга с самого рождения и расставшихся на неделю волей обстоятельств. Только наша встреча произошла внутри одного тела.

Я посмотрел на себя и усмехнулся.

Я тоже посмотрел на себя и усмехнулся.

— Вот ты какой! — одновременно сказали мы.

А потом я узнал, что у меня есть любимая. И одновременно я узнал, что побывал в столице Аннура.

— Круто! — сказали мы друг другу.

Я сказал, что Учитель сволочь, потому что он насмеялся надо мной, и над Дромадроном, и над Хардингом, и над всем кланом, и даже над университетскими магами, которым, впрочем, так и надо. Я возразил, что Учитель открыл передо мной мир высшей магии, и, более того, подарил мне истинную обоюдостороннюю любовь, и потому он вовсе не сволочь, а очень хороший человек, то есть, эльф. Я ответил, что все это круто, но он сделал это не просто так, бескорыстно, а чтобы добыть неведомый ключ силы, а зачем ему нужен ключ силы, это еще вопрос, и кто знает, может быть, наш Учитель принесет в Средиземье столько же зла, сколько принес Саурон, или даже больше. Но я не согласился, я сказал, что, будь Учитель злым, он убил бы меня сразу же после выполнения миссии. И я заткнулся.

А потом я сказал:

— Теперь мы вместе.

И я согласился:

— Теперь мы вместе, — и добавил, — навсегда.


2.


Брр... После такого дела стоит выпить. Жил-был один хоббит, потом его угораздило встретить последнего в Средиземье эльфа, тот раздвоил несчастного хоббита, заморочил мозги обеим половинам, научил одну половину заклинаниям, за которые сам Гендальф отдал бы свое бессмертие, а потом обоих объединил. И что теперь делать бедному хоббиту? Ёёёё, как же голова болит...

Я приподнялся на жесткой лежанке и с удивлением понял, что она вовсе не жесткая, а очень даже мягкая. И вовсе это не лежанка, а кровать, притом кровать Нехаллении. Что я здесь делаю, как я сюда попал? Мне же нельзя находиться в доме девушки без ее приглашения, а тем более, валяться в ее постели! Или она меня приглашала? Нет, я точно помню, что обряд объединения проходил в заклинательной каморке. Что за ерунда?

Я повернул голову и увидел Нехаллению. Потом я тщательно проморгался, посмотрел еще раз и снова увидел Нехаллению. Она же беременна! И, судя по размеру живота, уже на девятом месяце. Или на восьмом. Как это? Учитель сотворил ее только вчера. Или сегодня? Но почему она беременна?

Нехалления бросилась ко мне, обняла меня и припала губами к моему лицу, непрерывно целуя и заливая слезами. Я смутился, покраснел и стал отбиваться от нее, стараясь не повредить ее нерожденному ребенку.

— Что ты делаешь, Нехалления! — воскликнул я, но она никак не отреагировала. Зато отреагировал кто-то другой. Я услышал негромкий и добродушный мужской смех, повернулся и увидел Учителя.

— Что такое?! — закричал я. — Учитель! Что-то пошло не так? Заклинание сработало неправильно?

— Все сработало правильно, — сказал Учитель и обратился к Нехаллении, — не будь дурой, почтенная. Я же говорил тебе, что он ничего не будет помнить.

Нехалления наконец отлипла от меня, она села на табуретку, услужливо придвинутую Учителем, она неотрывно смотрела на меня, непрестанно всхлипывая, утирая слезы высоко задранным подолом платья, и даже не замечая, как непристойна эта картина. Я поспешно отвел взгляд.

Учитель тем временем разлил вино по трем глиняным кружкам, одну из которых протянул Нехаллении, предварительно разбавив вино водой, вторую протянул мне, ничем не разбавляя, а третью взял сам.

— За удачное воскрешение! — провозгласил он, и мы выпили за удачное воскрешение. Какое такое воскрешение?

— Что ты имеешь ввиду, Учитель? — спросил я.

— Сегодня девятое июля 3007 года, — загадочно ответил Учитель.

— Девятое июля? Нет, Учитель, сегодня двадцать шестое июня. И год сейчас три тысячи шестой.

— Нет, Хэмфаст, — Учитель покачал головой, — 26 июня 3006 года я сделал твою резервную копию. А сегодня, 9 июля 3007 года, я ее оживил.

— Резервную копию? — глупо спросил я. — Какую еще резервную копию?

— Есть такое заклинание — сделать резервную копию разумного существа, — сказал Учитель. — Очень полезное заклинание, без него нечего и думать противостоять майарам. Когда год с небольшим назад я слил воедино две твои личности, я раздвоил то, что получилось, и сохранил вторую копию... не знаю, как это назвать, это похоже на мыслеобраз, но не то... Моргот тебя поимей, тебя же заново придется учить всей высшей магии! В общем, я сделал еще одного тебя, которого сохранил в небытии... нет, не в небытии... короче, сохранил магическим образом.

— А что случилось с первым мной? Я умер?

— Тебя убили.

— Кто?!

— Леверлин, председатель Ковена Утренней Звезды и негласный правитель Аннура. Впрочем, сейчас в Аннуре творится такой бардак... по твоей милости, между прочим.

— Как это по моей милости?

И Учитель начал рассказывать, что я успел натворить за прошедший год, выпавший из моей нынешней памяти. Оказывается, я прилежно изучил первую книгу Учителя, а вторую только бегло пролистал. Потом я захотел сделать что-нибудь полезное, отправился в Могильные Пустоши и перебил всех мантикор, а заодно и умертвий (эти слова наполнили мое сердце законной гордостью). Потом я напал на тайную базу Утренней Звезды в Вечном Лесу... что такое Утренняя Звезда? Ковен. Самый главный ковен Аннура. До последнего времени. По твоей милости, Хэмфаст. Как это по моей милости? Слушай дальше и не перебивай. В общем, я напал на тайную базу... как в Вечном Лесу? Куда делся Том Бомбадил? Волки съели,


* * *


* * *


* * *

! Откуда я знаю, куда он делся? Из всех наших проблем эта — самая незначительная. Так вот, я напал на эту самую тайную базу, убил там какого-то почтенного колдуна, привлек к себе внимание Леверлина и поперся в Аннуин с ним поговорить. Дальше я вроде бы потребовал от Леверлина, чтобы он ликвидировал все оружие массового поражения в Средиземье, а он отказался. Тогда я каким-то образом скорешился с Великим Королем Аннура и подбил его на то, чтобы устроить революцию... как король может устроить революцию? Если король — чисто декоративная фигура, не имеющая реальной власти, то очень легко. Так вот, я подбил Гнея Рыболова устроить революцию, разогнать ковены и править самодержавно. Как революция? Замечательно. Хазг уже отложился от Аннура, в Ангмаре народные волнения, остатки восьми ковенов перешли на сторону короля и громят остатки девятого, хазгский спецназ учиняет террор в восточном пределе, Серая Гавань не платит налоги, потому что якобы не может их доставить в столицу в сохранности, ганнарские войска вступили в Пустоши и удивились тому, что там нет ни мантикор, ни умертвий, Церн Тюльпан издал эдикт о заселении новых земель, а в довершение всего девяносто девять сильнейших магов поверженных ковенов вот-вот вступят в южный предел Аннура. Вот такая революция. Почему так произошло? Потому что один слишком умный молодой маг переместил в Вечный Лес всех сильнейших магов ковенов (хорошая идея, кстати), а потом непонятно зачем поперся в физическом теле с ними разговаривать. Получил пять инцинер в рыло... что такое инцинера? Примерно то же самое, что золотой посох, только без посоха. Что, не знал? Теперь знаешь. Думал, небось, что неуязвим для ручного оружия? Хрен тебе неуязвим.

Что у нас дальше в списке новостей? От кого Нехалления беременна? От тебя, дурилка папирусная! Сын у тебя родится через неделю-другую. Нет, вы не женаты, вы теперь вне закона, вам жениться необязательно. Почему вне закона? А ты как думал? С такими знаниями и избежать почетного изгнания? Нет, у вас, хоббитов, такого не бывает! Как Брендибэки поживают? А хрен его знает, сходи и посмотри! Как смотреть? Так вот же зеркало, сам его делал. В прошлой жизни, ха-ха.

Вот так и началась моя вторая жизнь.


3.


Через неделю у меня родился сын. Это я умом понимаю, что у меня, а сердцем никак не могу привыкнуть, что у меня теперь есть жена, пусть даже и незаконная, и что я вообще вне закона. Как-то глупо себя чувствуешь — вчера признался девушке в любви, а сегодня она уже с пузом. Как же к этому привыкнуть-то?

Роды принимал Учитель, кстати, его зовут Уриэль. Говорят, эльфы были хорошими целителями, наверное, это правда. Как бы то ни было, Нехалления родила легко и без осложнений. Если о родах вообще можно говорить "легко". Уриэль отказался сделать нормальное обезболивание, он сказал, что нет боли — нет и родов. Вначале я обиделся, а потом подумал, что, наверное, он лучше знает, и перестал обижаться.

Младенец весит четыре с половиной фунта, мелковато для хоббита, но в пределах нормы. Назвали его Долгастом, в честь моего отца и его деда. Так положено — если отец новорожденного мертв, ребенку дают имя отца, если дед мертв — имя деда и так далее. Если ни одного освободившегося имени не находится, маленькому хоббиту придумывают новое имя. Говорят, такие младенцы более счастливы, чем обычные дети, но в это как-то не верится, да и Уриэль говорит, что это суеверие, что имя разумного существа — это просто атрибут, не играющий никакой важной роли.

Теперь в люльке рядом с нашей кроватью обитает младенец. Почти все время он спит, когда не спит, он ест, а когда не спит и не ест — орет. Даже не верится, что из такого маленького и бестолкового существа с течением лет получится настоящий хоббит.

Нехалления любит меня, а я люблю ее. Это как-то странно — я будто читал оркский любовный роман и попал сразу в конец, где любовники, решив все проблемы, собираются жить долго и счастливо, а основную часть книги я пропустил и любовное счастье кажется каким-то маленьким и незначительным, ведь большое счастье бывает только тогда, когда оно достигается большим трудом. Ну ничего, как-нибудь привыкну.

Я снова начал изучать книги Уриэля. Снова — это если учитывать мою прошлую жизнь, а если не учитывать, то впервые. Я разобрался с управлением неодушевленными предметами и теперь понимаю, как устроено волшебное зеркало, что висит у нас в гостиной. Когда я разбирал составляющие его заклинания, я испытал странное чувство, будто уже видел это и знаю это. Неудивительно — эти заклинания создавал я, пусть и в другой жизни.

Уриэль поселился в нашем маленьком мирке. Он пристроил к нему еще один небольшой участок, на котором магически выстроил настоящий эльфийский дом — из толстенных дубовых бревен, с настоящей эльфийской печкой и эльфийской баней. Мы с Нехалленией сходили в эту баню и должен сказать, что в ней нет ничего особенного. Наверное, эльфийские бани обросли таким количеством легенд только потому, что эльфов нет в Средиземье уже три тысячи шесть с лишним лет.

Уриэль очень занят — он решает проблемы, которые создал я-предыдущий. Он создал себе такое же всевидящее зеркало, как у меня, и просиживает перед ним большую часть времени. А еще он постоянно мотается в Средиземье и обратно.

Уриэль встретился с изгнанными магами, когда они вступили на аннурскую землю. Диалог был долгим и плодотворным. Уриэль не стал тратить время на демонстрацию неуязвимости, он поступил куда более красиво. Когда он начал говорить с магами, они немедленно сожгли его залпом инцинер, потеряв при этом восемнадцать человек своих. Уриэль дождался, когда пламя утихнет, а потом материализовался снова. Нет, он не может выдержать огонь инцинеры, вряд ли вообще кто-нибудь может это выдержать, Уриэль просто понаделал резервных копий самого себя, которые сели перед волшебным зеркалом и по очереди перемещались в Средиземье, продолжая разговор с того места, где он прервался.

Второй Уриэль начал разговор с совета не пользоваться инцинерами, а вместо этого убить его более простым оружием, раз почтенным магам так хочется его убить. Маги расстреляли его фиолетовыми молниями, а потом долго изучали труп. Когда это им надоело, на сцене появился Уриэль-третий. Его убивать не стали.

Уриэль-третий сказал магам, что он понимает их желание по прибытии в Аннуин порвать там все живое, но он не разделяет этого желания, и, более того, как это ни прискорбно, не может им этого позволить. И если почтенные маги не пообещают ему вести себя прилично, им предстоит еще одно путешествие в Вечный Лес. Теперь они знают дорогу, сказал Уриэль, и второе путешествие, он надеется, окажется куда более легким. И привычным, добавил он, и тут его еще раз расстреляли.

Уриэль-четвертый сказал, что ему уже надоело умирать и оживать, что это больно, и, если кто не верит, может попробовать это на себе. Желающих не нашлось. Тогда Уриэль спросил, кто здесь самый главный, и вперед выступил Леверлин.

Уриэль сказал, что власть в Аннуре окончательно перешла в руки короля и сейчас уже поздно устраивать контрреволюцию. И если кто-то из почтенных магов захочет вернуть прошлое, то такому магу вряд ли удастся претворить в жизнь свои планы, потому что Уриэль будет истреблять таких мерзавцев, как бешеных собак. Леверлин ответил на это, что у них нет другого выхода, ведь король не оставит их в живых, даже если они совсем перестанут вмешиваться в политику. Уриэль сказал, что с королем он как-нибудь договорится. И разговор сразу стал более конструктивным.

Договорились так. При Королевском Совете создается особый совет по делам магии, в который входят председатели восьми ковенов. Председателем нового совета становится король, который получает право решающего голоса. Сами ковены не расформировываются, но теряют самостоятельность и более не должны вмешиваться в государственные дела, выходящие за рамки магического обеспечения порядка и законности. Гарантом соблюдения этого соглашения, как магами, так и королем, выступает сам Уриэль. Маг, нарушивший соглашение, будет немедленно убит. А если король начнет творить против магов неоправданные репрессии, Уриэль официально выступит перед магами и скажет им, что отныне они могут делать с королем-отступником все, что хотят. После долгой торговли (прямо как на базаре!), эти условия были приняты.

Начали обсуждать второстепенные детали. Магам отныне воспрещалось самостоятельно, без согласования с королем, залезать в королевскую казну. С другой стороны, королю отныне вменялось в обязанность выделять магическим ковенам достойное денежное содержание. Плантации желтой пыльцы в Хазге подлежали уничтожению, и вообще производство наркотиков отныне строго-настрого воспрещалось. Ковен Синего Лосося объявлялся гнездом предателей и подлежал уничтожению. Впрочем, если какой-либо ковен захочет взять к себе мага, ранее присягнувшего Синему Лососю, это не возбраняется. Если, конечно, рекомый маг отречется от подлых дел своего прежнего ковена.

Хазги охамели и с ними надо срочно разбираться. Ковены поддержат короля в наведении порядка на Опекаемых Территориях, Ангмар и Серая Гавань тоже получат свое, если вовремя не одумаются. Да куда они, впрочем, денутся? Региональные правители почуяли свободу в отсутствие магов, но слабые ковены называются слабыми не потому, что они слабы, а потому, что сильные ковены сильнее. И когда руководство слабых ковенов вернется в Опекаемые Земли, восставшим правителям не поздоровится.

Короче говоря, обо всем договорились. А как только договорились, восемь председателей отправились к королю вместе с Уриэлем, король долго ругался, но признал справедливость предложенного договора. Договор был подписан, опечатан и утвержден, и, кажется, появилась надежда навести в Великом Аннуре хоть какой-нибудь порядок.


4.


Я валяюсь на кровати, читаю про управление душами разумных существ, а маленький Долгаст лежит рядом, ухмыляется и пускает слюни. Нехалления спит с другой стороны от меня, она сильно устала от постоянного ухаживания за младенцем. Мы знаем, что еще неделя-другая и станет гораздо легче, но, пока легче не стало, и это знание не помогает.

Оказывается, душа разумного существа устроена не намного сложнее, чем у неразумного. Я проник в свою душу и внес в нее некоторые улучшения. Теперь я второй по силе маг в Средиземье, если считать только силу, скилл и запас маны, но не практический опыт. Моя прошлая жизнь научила меня тому, что опыт нельзя заменить ничем. Впрочем, опыт без силы тоже стоит немногого.

Я сделал в своей душе в точности те же изменения, что и в прошлый раз. К чему изобретать что-то новое, если к старому нет никаких претензий? Я ведь умер не из-за того, что моя защита была недостаточно сильной, а из-за того, что не понимал, что идеальной защиты не существует вообще.

Я обратился заклятиями познания к душе Долгаста и с удивлением понял, что он не более разумен, чем те существа, которые я создавал еще до того, как мои жизни разделились. Я сообщил это Уриэлю, он рассмеялся и сказал, что так и должно быть. Свойства разумности появляются в душах малышей в возрасте от полугода до двух лет, в зависимости от расы и индивидуальных особенностей. А пока все нормально.

Беспорядки в Аннуине прекратились. С появлением в столице восьми председателей разрозненные бойцы разных ковенов получили единое управление, и участь Синего Лосося была предрешена. Хазги и гномы давно покинули Аннуин и маги-предатели оставались единственным беспокоящим фактором, а когда их не стало, не стало и беспокойства.

Гней Рыболов объявил сбор ополчения и аннурский народ спешно вооружался. Цены на еду и на оружие взлетели вверх, золото подешевело, в общем, все, как всегда бывает перед войной. А то, что война близится, уже не вызывало сомнений.

Аннурский народ не знал, что ганнарский император уже приказал заготовить текст указа о "восстановлении единства несправедливо разделенных народов", а точнее, о вторжении в Аннур. Однако случилось так, что Гней Рыболов решил провести большие учения военно-воздушных сил, совмещенные с испытаниями зажигательного яйца феникса новой модели. В качестве полигона на сей раз выбрали не побережье Ледовитого океана, как обычно, а северный предел Могильных Пустошей. И в самом деле, почему бы не побомбить Могильники, если там все равно никто не живет? Ах, там появились ганнарские переселенцы? Какая жалость! Императору стоило бы предупредить короля, что он решил присоединить Пустоши к Империи. Кстати, по какому праву?

В общем, вторжение Ганнара так и не состоялось, а Пустоши не отошли к Ганнару целиком, а были поделены между Ганнаром и Аннуром в отношении два к одному. Император почти не торговался, он здраво рассудил, что если тот, с кем договариваешься, вот-вот столкнется с полномасштабной гражданской войной, не стоит относиться к договорам слишком серьезно. Я надеюсь, что император ошибается.

Улаган Быстроходный провозгласил себя джихангиром и объявил боевую готовность по всем улусам. На границе Аннура и Хазга наблюдалось необычное оживление — маги Синего Лосося в массовом порядке бежали на юго-восток, а маги Губительного Острова — на северо-запад. Синеплащная кавалерия Аннура выдвинула две дивизии на границу с Хазгом, пограничные стычки происходят каждый день. Синие плащи несут большие потери, но хазгские террористы теперь почти не появляются у трактов, ограничиваясь разорением отдаленных деревушек.

Ангмарские бароны, посовещавшись, решили, что голос куратора по справедливости должен быть ниже голоса барона. Кураторы упорно делают вид, что ничего не знают.

Серая Гавань все еще не платит налоги, хотя западный тракт теперь контролируется королевскими войсками на всем протяжении. Барон обещает отправить караван в сентябре.

Морийские гномы ввели на территорию Хазга ограниченный контингент в составе двух хирдов, усиленных бригадой тяжелых излучателей. Великий Король отправил Каменному Престолу гневное письмо, на которое не получил ответа. Аннурские драконы отрабатывают летные навыки над Морийскими горами, но похоже, что это не производит на гномов никакого впечатления.

В Хоббитании все спокойно, если не считать того, что торговля совсем захирела.

Вот такие дела творятся в Средиземье, а я сижу в маленьком уютном мирке, нянчу сына и изучаю магические трактаты. Жалко, что в прошлый раз я погиб.


5.


Я так и не закончил базовый курс высшей магии. Уриэль сказал, что я знаю достаточно, что то, что идет дальше в двух книгах, могло бы мне пригодиться, если бы моя помощь потребовалась для получения ключа силы майаров, а сейчас эти знания для меня совершенно бесполезны. Вместо этого Уриэль выдал мне третью книгу, подавляюще огромную, с внешне простым названием "первоосновы". Я попытался возразить, я сказал, что мне необходим курс традиционной боевой магии, но Уриэль сказал, чтобы я не говорил глупостей.

— Ты владеешь схоларностью, — сказал он, и еще у тебя есть глаз орла. За час ты можешь выучить сотню боевых заклинаний, этого хватит тебе для любого боя. К тому же, ты всегда можешь обойтись высшей магией, например, простейшим заклинанием дематериализации. Конечно, не стоит применять это заклинание без нужды, магам Средиземья незачем знать, что такое возможно, но на худой конец сгодится и это. А если ты не научишься создавать резервные копии, то, когда в дело вступят майары, все твои магические умения станут бесполезными.

— Ты думаешь, что майары выступят против нас? — с ужасом спросил я.

— Я уверен, — ответил Уриэль, — это вопрос времени. Ты заварил такую кашу, которой Средиземье не знало со времен Нуменора. Как только кто-нибудь из майаров поймет, какими знаниями мы с тобой обладаем, жди гостей.

Я не смел больше протестовать, и я открыл обложку гигантского фолианта. Оказывается, мир не исчерпывается объектами, душами объектов и элементалами. Существуют еще загадочные первоосновы, составляющие основу души любого объекта, неважно, что этот объект собой представляет: предмет, артефакт, существо или заклинание. Собственно, элементалы есть не что иное, как упрощенный способ манипулировать первоосновами. И еще, когда валары сотворяли мир, они ввели в законы магии некоторые ограничения — не все действия непосредственно доступны через работу с первоосновами, кое-что можно сделать только через элементалы. Но все равно, маг, умеющий приказывать первоосновам, получает огромные дополнительные возможности.

Я с рвением приступил к получению новых знаний. Великий Гендальф, как непривычно строятся эти заклинания! Никаких сложных структур, все элементы перечисляются единым списком. Да и сам язык настолько чужд всему ранее известному, что я не могу представить себе разумное существо, для которого этот язык родной. Я спросил Уриэля об этом, но он тоже не смог сказать ничего определенного.

Между тем в Хазге разгорелась настоящая тайная война. Уриэль скопировал мое всевидящее зеркало и выдал копию Леверлину. Кроме того, он изготовил с дюжину артефактов, способных перемещать хозяина в любое место Средиземья по его выбору, и тоже передал Леверлину эти полезные предметы. Теперь Леверлин высматривает в волшебном зеркале важнейших вождей хазгских мятежников, а потом в дело вступают лучшие бойцы восьми ковенов. Улаган давно мертв, и ни один из четырех его преемников не прожил более трех дней. Дошло до того, что хазги стали отказываться от титула джихангира — немыслимое дело для этого народа! Гномьи военачальники пока избегают этой участи, зато среди хазгов бродят искусно распускаемые слухи, что именно гномы стоят за чередой таинственных убийств и исчезновений. Напряжение нарастает.

Ангмарские бароны, глядя на хазгов, впустили на свою территорию четыре гномьих хирда, а теперь готовы кусать себе локти. Каждый из трех баронов уже получил предложение сепаратного мира с метрополией на условиях сохранения прежнего статуса при недопущении репрессий, но ни один еще не принял этого предложения. Ничего, пусть зреют.

Серая Гавань так и не заплатила налоги, и по западному тракту двинулось двадцатитысячное войско. На полпути, под сенью хоббичьих лесов, они встретили спешно собранный обоз. Повод к войне отпал, и войско повернуло обратно.


6.


Я пощекотал Долгаста под подбородком, и Долгаст рассмеялся в ответ. Я вздрогнул от неожиданности. Воистину маленькие дети удивительны — каждый новый день несет что-то новое.

Я продолжаю изучать первоосновы, и я понимаю, что ничего не понимаю. Нет, я, конечно, понимаю, как это круто и зачем это нужно, но я не понимаю, стоят ли эти знания того, чтобы их изучать. Я уже два месяца сижу над книгой, не разгибаясь, а все, что научился делать — это показывать не слишком красивые мороки, да и то не в воздухе, а в специальном зеркале, которое создается заклинанием обычной высшей магии.

Уриэль говорит, что это знание дается нелегко, но оно того стоит. И вообще, ему стыдно смотреть на мое нытье, я получаю описание первооснов, можно сказать, на блюдечке, а он, Уриэль, потратил больше трехсот лет на то, чтобы самому во всем разобраться. Так что мне надлежит не жаловаться, дескать, на хрена все это учить, а заниматься учебой, если я не хочу учить все это еще раз в третьей жизни.

Посмотрим, посмотрим...

Да, совсем забыл написать, что нового в Средиземье. В Хазге революция — теперь джихангиром стал Дхану Лысый, председатель Губительного Острова. Противники нового джихангира откочевали на восток, к самым отрогам Мории, и пока не собираются сдаваться. Но еще одна череда странных смертей, видимо, заставит их изменить мнение.

Ангмарские бароны не мычат и не телятся, они ждут, чем закончатся разборки в Хазге. Пускай ждут.

В Серой Гавани все спокойно. Больше никто даже не заикается о том, чтобы выйти из-под опеки Аннура.


7.


В Аннуине выпал первый снег. Долгаст, будучи в хорошем настроении, радостно переворачивается с живота на спину и обратно, сопровождая это движение восторженным визгом. Уриэль говорит, что малыш развивается удивительно быстро, я знаю, что он неправ, хоббиты растут быстрее, чем люди, и, наверное, быстрее, чем эльфы, но я не поправляю своего учителя.

Я научился создавать с помощью первооснов иллюзию, управляемую голосом. Нехалления прямо-таки обожает эту игрушку, да и Долгаст способен смотреть на нее, разинув рот, две-три минуты, что для него — целая вечность. Не знаю, какая мне польза от этих иллюзий, но Уриэль говорит, чтобы я не отчаивался, придет время и ожидание исполнится.

Все кланы хазгов склонились перед Дхану, который теперь называется не Лысый, а Миротворец. Гномья фаланга бесславно утекла в родные пещеры, предоставив варваров своим раздорам, как сказано в официальном заявлении. Со дня на день ожидается, что гномы покинут Ангмар. Порядок в стране помаленьку восстанавливается.


8.


Свершилось! Я разобрался-таки, как с помощью первооснов управлять неодушевленными предметами. Это не так уж сложно, и, если бы не дурацкий язык, на котором приходится составлять заклинания, не было бы большой разницы, какую магию использовать. Но я по-прежнему не понимаю, какая польза от первооснов. Здесь используются другие элементалы, но они все равно используются, без элементала не получить доступ к душе предмета, это признает даже Уриэль. И зачем тогда нужна эта магия первооснов?

А революция в Аннуре окончательно завершилась. И Хазг, и Ангмар, и Серая Гавань склонились перед Гнеем Рыболовом. Все, победа! Только я не чувствую себя победителем, потому что победитель — это не тот, кто начал войну, а тот, кто ее закончил.


9.


Наступил новый 3008 год. Нехалления говорит, что неинтересно второй раз пялиться через волшебное зеркало на новогодние торжества, потому что каждый новый год происходит одно и то же. Наверное, так оно и есть, но я-то смотрю это впервые в жизни, в прошлый раз это была другая жизнь, которую я теперь не помню. И мне интересно все — и речь Гнея Рыболова перед аннурским народом, которая, говорят, в этом году особенно удалась, и то, как мордорские орки выясняют в очередной раз, кто из них самый умный, сильный, ловкий и умелый, и ритуальное пьянство моих друзей-хоббитов. Кстати, Уриэль говорит, что новогоднее пьянство хоббитов никак не влияет на здоровье свиней, что это просто традиция.

Мы сидели за столом, пили вино и смотрели в зеркало на то, что происходит в Средиземье. Уриэль и Нехалления наперебой объясняли мне, что именно показывается в зеркале, они постоянно предлагали посмотреть то одно, то другое, у меня начала кружиться голова от постоянной смены поля зрения, но, все равно, мне было хорошо. Долгаст, который уже научился сидеть и не падать, сидел рядом с нами на специальном стульчике. Все было прекрасно.

— Знаете, ребята, — задумчиво произнес Уриэль, — смотрю я на вас и завидую, как у вас все замечательно. И вот думаю я, не послать ли к Морготовой матери все это познание, всю эту магию, и высшую, и низшую... Отправиться на Дальний Восток, к Авари, или сотворить себе пригожую эльфийку, да и жить себе поживать...

— Разве Авари не покинули Средиземье? — изумился я.

— Нет, они по-прежнему живут там, где жили. Они закрылись от общения с другими народами, и уже две тысячи лет ходят слухи, что они ушли в Валинор вместе с западными эльфами. Возможно, эти слухи распустили сами Авари.

— Ты бывал там?

— Бывал, и не раз. Только я не смог долго жить там. Да ты и сам понимаешь, Хэмфаст, ведь твой народ тебя тоже не принял.

— Это был не я. Ну, то есть, другой я.

— А какая разница? Думаешь, теперь тебя примут?

Действительно, какая разница? Путь в родную Хоббитанию для меня закрыт навсегда. Мне казалось, что я уже свыкся с этой мыслью, но теперь я вновь ощутил какое-то глухое томление в груди. Неужели это удел каждого сильного мага — отречься не только от горестей обыденной жизни, но и от ее радостей, искать счастья в знании, во власти, в поединках с разнообразными угрозами радости и процветанию разумных, неважно, действительны эти угрозы или мнимы? Мне еще не так плохо, у меня есть Нехалления и Долгаст. А каково Уриэлю?

— Уриэль, — спросил я, — а ты никогда не сотворял себе жену?

— Сотворил однажды, — признался Уриэль, — но мы прожили вместе очень недолго.

— Почему?! — воскликнули мы с Нехалленией в один голос.

Уриэль помолчал.

— Я испугался, — наконец сказал он, — это очень страшно — жить с женщиной, зная, что ее сотворил именно ты, постоянно узнавая в ней свои отражения, причем отражения не самых лучших сторон. Вам, хоббитам, проще — ваши души изначально чисты, у вас своего рода иммунитет против всякой душевной мерзости. Нет! — он вскинул голову. — Нечего предаваться унынию! К лету ты, Хэмфаст, изучишь первоосновы в достаточном объеме...

— К лету? — изумился я. — Так долго?

— Если не будешь лениться, как сейчас, то управишься быстрее. Когда ты изучишь первоосновы, я смогу оставить тебя здесь, не боясь, что, когда я вернусь, мне снова придется тебя воскрешать. Или, если захочешь, ты сможешь отправиться со мной, посмотреть на Запретный Квадрат изнутри.

— Кстати, учитель! — от волнения я назвал Уриэля учителем, а это ему теперь не нравится, он считает, что я уже не столько ученик, сколько товарищ. — Нехалления говорила, что, когда я в прошлой жизни говорил с Леверлином, он сказал, что вокруг Запретного Квадрата происходит какая-то странная волшба. Это был ты?

— А кто же еще? Конечно, я. Надо сказать, Орлангур изрядно потрудился над тем, чтобы укрыть свое убежище от посторонних глаз. Даже при наличии майарского ключа силы пройти внутрь совсем непросто.

— Ты видел Орлангура?

— Нет, и никто из ныне живущих в Средиземье не видел его. Он покинул наш мир сразу после Эльфийского Исхода, через какие-то десять-пятнадцать лет.

— Он умер?

— Нет, такие существа не умирают. Он нашел выход в другие миры. В великое множество миров. И этот выход находится в Запретном Квадрате.

— Великое множество миров? Ты же говорил, что существует только пять миров, включая сотворенный тобой.

— Тогда я так считал, но я был неправ. Есть и другие миры, причем совершенно не связанные со Средиземьем. Они чудовищно удалены, добраться до них непросто даже с ключом силы майаров, а без него так вообще немыслимо.

— Ты бывал в этих мирах?

— Я побывал в одном мире, да и то не могу с уверенностью сказать, что это можно назвать миром. Это место настолько отличается от того, что нам привычно... Такое ощущение, что творец этого мира после первых же усилий ощутил такую усталость, что бросил дело на полпути. Там есть все, без чего мир немыслим: пространство, время, предметы, души, существа, но похоже, что там нет иного пространства, кроме астрального.

— Это как? Там что, не существует материальных объектов?

— Не существует.

— Но тогда что это за мир?

— Вот и я о том же. Можно ли считать миром то, где нет ни земли, ни неба, ни верха, ни низа, ни жары, ни холода? Не знаю.

— Ты возьмешь меня в этот мир?

— Сгораешь от любопытства? — Уриэль усмехнулся.

— Ну.

— Выучишь первоосновы — возьму.

Мы еще долго говорили о всякой ерунде, потом отправились спать, а наутро я засел за средства ускоренной обработки больших массивов данных. Не понимаю, на хрена в языке первооснов вообще предусмотрены эти средства? Заклинания на этом языке и так работают много быстрее обычных.


10.


Сегодня случились два важных события: у Долгаста прорезался второй зуб, и Уриэль открыл мне великую тайну. Оказывается, высшая и низшая магия — это не просто разные способы делать одно и то же. Оказывается, любое традиционное заклинание, манипулирующее с полем маны, в ходе выполнения автоматически преобразуется в заклинание высшей магии. Строго говоря, термины "высшая" и "низшая" неправильны, поскольку диаметрально противоположны тому, что имеет место на самом деле.

Более того, высшая магия тоже существует не сама по себе. Каждое заклинание высшей магии в ходе выполнения автоматически переводится на язык первооснов, и так же, как в низшей магии имеется множество ограничений по сравнению с высшей, так и высшая магия ограничена по сравнению с магией первооснов. Интересно, что, в отличие от низшей магии, правила перевода высшей магии на язык первооснов довольно просты и доступны пониманию любого разумного. Я внимательно прочитал соответствующие страницы, и теперь вижу, что для меня несложно перевести на язык первооснов любое заклинание высшей магии. Можно сделать и обратное, только это сложнее — язык первооснов вообще непрост для понимания.

Но все еще непонятно, в чем преимущества явного использования языка первооснов. Да, автоматический перевод с языка высшей магии получается довольно глупым, но какая, по большому счету, разница? Элементалы в обоих случаях одни и те же, а суть заклинания составляют именно элементалы, а то, насколько аккуратно и изящно протянуты связывающие их нити — это второстепенные детали, не оказывающие заметного влияния на эффективность заклинания.

Я сообщил все это Уриэлю, и он сказал следующее:

— Думаю, ты узнал достаточно, чтобы посмотреть самому. Возьми элементал "Открыть разумную душу", примени его к себе, потом возьми элементал "Получить необработанные данные", входные параметры... да неважно, главное, чтобы сработало, а как именно, роли не играет, возьми, что ли, вот эти вот руны, — он нарисовал руны прямо на полях книги.

Я сделал все, что просил Уриэль, и ничего не получилось — второй элементал сообщил мне, что руны неправильны. Уриэль выдал второй вариант, и снова ничего не получилось. Тогда Уриэль предложил организовать цикл, и на тридцать четвертой итерации я получил данные.

Я разместил эти данные перед мысленным взором и ничего не понял. Это естественно, данные же необработанны. Надо пропустить их через элементалы более высокого уровня, обозначить структурные взаимосвязи, тогда можно будет сказать что-то определенное.

— Понимаешь? — спросил Уриэль.

Я помотал головой.

— Взгляни на первую руну, — сказал Уриэль. — Где ты ее видел в последний раз?

В последний раз... Обычная ганнарско-аннурская руна, ничего особенного, да я мог ее видеть где угодно. Я пожал плечами.

— А вторая руна? — не унимался Уриэль. — Но, впрочем, это тоже обычная руна. А вот комбинация трех первых рун — где ты ее видел?

Где я мог ее видеть? Да нигде, получается явная бессмыслица. Я так и сказал Уриэлю.

— Ты видел их сегодня утром, — возразил тот, — перед мысленным взором, как сейчас.

И внезапно я все понял. Это же стандартное начало заклинания на языке первооснов! Но я только что извлек их из самых потаенных глубин своей собственной души! Это означает... что...

— Так что, учитель, — пробормотал я, — мы все... заклинания?

— Ага, — сказал мой учитель, — мы все — заклинания, имеющие материальное воплощение. Впрочем, то, что мы имеем материальное воплощение, скорее всего, просто особенность восприятия. Мы привыкли, что материальное — это... вот ты можешь сказать мне, что такое материальное?

— Ну... материальное... — протянул я, — материальное — это материальное! Иначе и не скажешь!

— Вот именно. Материальность — настолько основополагающее свойство предмета, что оно просто не допускает истолкования через более простые понятия. Если бы я был... ну, скажем, умертвием... да, умертвием... причем живущим в мире, где нет никого, кроме умертвий...

— Такой мир не может существовать, — перебил я Уриэля, — умертвиям неоткуда будет черпать энергию.

— Да не цепляйся ты к словам! — вспылил Уриэль. — Если бы я был представителем мира нематериальных существ, разве смог бы ты объяснить мне, что такое иметь тело? И почему ты думаешь, что тело первично, а душа вторична? Может быть, в основе всего лежит как раз душа, причем не сама душа как объект, а те заклинания, из которых она состоит. Непривычно? А ведь так оно и есть. Мы все — заклинания.

— И кто же нас придумал? — спросил я.

— Творец. Валары. Майары. Мы сами.

— Разве заклинание может само заклинать?

— Может. Я в свое время экспериментировал с подобными вещами, потом перестал — слишком опасно.

— Что же в этом опасного?

— А ты представь себе мантикору, которая умеет творить... ну, скажем, инцинеру.

Я представил себе этот ужас, и меня передернуло.

— То-то же, — удовлетворенно произнес Уриэль. — Надо быть Творцом, чтобы работать с заклинающими заклинаниями, и при этом не уничтожить весь мир. Хотя, кто знает, может быть, этот мир — не первый для Эру Илуватара?

— Первый, однозначно первый. Иначе бы Эру не наделал столько глупостей.

Мы одновременно обернулись на звук голоса. "Какого хрена", подумал я, "Уриэль говорил, что мне хватит часа, чтобы научиться боевой магии, мог бы выбрать время и научить меня". Уриэль неподвижно застыл, явно что-то колдуя. А незваный гость спокойно стоял перед нами, ожидая, когда пройдет первоначальное остолбенение.

Высокий худой старец в длинной серой хламиде. Длинные серовато-седые волосы, столь же длинная борода. Лицо непропорционально узкое и какое-то вытянутое, глубоко посаженные глаза светятся небесной голубизной, а озорные искорки в их глубине выглядят отнюдь не по-стариковски. Голос тоже не старческий, этому человеку не дашь больше пятидесяти лет, если не видеть лица. А если сложить вместе все увиденное...

— Приветствую тебя, великий Гендальф, — сказал я, склоняясь в почтительном поклоне, — Хэмфаст, сын Долгаста из клана Брендибэк, к твоим услугам, о аватар.

Гендальф досадливо поморщился.

— Меня зовут Олорин, — сказал он. — Гендальф — это кличка, на которую я некоторое время откликался, чтобы не привлекать излишнего внимания Саурона. И не называй меня аватаром — эти нынешние попытки обожествлять все, что движется, просто отвратительны.

— Прошу прощения, почтенный Ген... то есть, Олорин, — сказал я. — Чем я могу быть тебе полезен? Впрочем, что я говорю? Прежде всего моя супруга накормит тебя обедом.

— Поесть не откажусь, — сказал Олорин. — А этому, — он указал на Уриэля, — когда он закончит разбрасывать своих зомбей по Арде, скажи, что он зря беспокоится, если бы я желал ему зла, я уже сделал бы, что хотел.

И мы отправились на кухню. Нехалления разогрела обед на четверых, Олорин загадочно цокнул языком, когда она достала еду из волшебного шкафчика, а потом он не произнес ни слова до конца обеда, если не считать восклицания "Ни хрена себе судьба!", которое он отпустил по адресу Нехаллении. Я решил не обижаться на это.

Минут через пять к нам присоединился Уриэль, который тоже поел, но было видно, что кусок не лезет ему в горло. Он старался не упускать Олорина из поля зрения, чтобы не пропустить угрожающего движения, физического или магического, и одновременно пытался выглядеть спокойным и расслабленным. Это было смешно, и Олорин смеялся одними глазами из-под густых бровей. Мне почему-то казалось, что от Олорина не исходит никакой угрозы, и не только потому, что он — позитивный аватар моего народа, но и потому, что весь его облик и все его поведение прямо-таки излучали спокойствие и доброту.

Насытившись, Олорин вытащил из-под плаща курительную трубку и вопросительно взглянул на меня, безошибочно угадав хозяина этого дома.

— Извини, Олорин, — сказал я, — курить придется на улице. Боюсь, дым твоей трубки может повредить моему сыну.

— Сыну? — Олорин выглядел удивленным, — сколько ему лет?

— Пока еще нисколько. Семь месяцев.

— Разве она... — казалось, Олорин смутился, — конечно, нет, раз... но все равно странно... но неважно... конечно, пойдем на улицу, младенцу не стоит дышать табачным дымом. Мне тоже, — он лукаво подмигнул, — но в моем возрасте уже поздно отказываться от дурацких привычек.

Мы вышли на улицу, Уриэль тащился за нами, как привязанный, и теперь он выглядел не агрессивно, а как-то... обалдевше, что ли...

Олорин сел на ступеньки крыльца, закурил, выпустил кольцо дыма, и задумчиво проговорил:

— Прямо как у Бильбо в гостях...

Я невольно ощутил благоговение, а Уриэль, напротив, возмутился.

— Почтенный Олорин, ты, случаем, не стажировался у аннурских мастеров психологии?

Олорин покачал головой.

— Нет. Я владею психологией, с течением лет это приходит само собой, но в моих словах нет скрытого давления. Я действительно вспомнил, как сидел на крыльце у Бильбо Бэггинса, курил трубку, гномы седлали пони, все было прекрасно, Саурон бесновался где-то вдали...

— Бесновался, говоришь?

— Да ну тебя, Уриэль! Нет, конечно же, не бесновался. Занимался своими нелепыми делами, пытался всем доказать, что он самый крутой в Средиземье. Ладно, чего уж теперь ворошить прошлое...

— Нет уж, нет уж, почтенный майар! Давай поворошим. Почему вы не остановили Саурона, когда это можно было сделать, не прикладывая больших усилий? Почему вы позволили ему развязать войну?

Олорин вздохнул.

— Ты, Уриэль, судишь предвзято. Ты видишь только одну сторону. Я знал Саурона еще тогда, когда он был одним из нас, майаров, надо сказать, одним из лучших майаров. Мы были друзьями, если то, что бывает среди нас, можно назвать дружбой. Хотя бы... впрочем, нет...

— Давай, давай, договаривай, почтенный! — зло выкрикнул Уриэль. И чего это он так бесится?

— Ну ладно, раз ты настаиваешь... я не хотел этого говорить, потому что это может обидеть Хэмфаста, но...

— Ничего, ничего! — Поспешно вмешался я. — Я не обижусь.

— Ну, в общем... не секрет, что это я сотворил хоббитов...

— Ты?!

— Ну да. Хоббиты, вообще, мой любимый народ Средиземья. Так вот, однажды сидели мы с Сауроном за кувшином хорошего вина... мы, майары, обычно не пьянеем, но если захотеть самому... в общем, я тогда как раз придумывал лесных гномов, так они назывались в проекте, а Саурон возьми да и ляпни, сделай их как людей, говорит, только вдвое меньше, и приделай им что-нибудь эдакое, скажем, ноги мохнатые. У него вообще было странное чувство юмора... В общем, вот так вот хоббиты и появились... извини, Хэмфаст.

Мда... Никогда не думал, что мой народ обязан своим обликом глупой шутке, произнесенной по пьяни, да не кем-нибудь, а самим Сауроном. Брр... Да и Гендальф, то есть, Олорин, тоже хорош...

— Ничего страшного, — сказал я, — я не обиделся. Неважно, каковы были причины, побудившие тебя создать нас, хоббитов, но, раз ты сотворил наш народ, спасибо тебе... отец.

Олорин поперхнулся дымом и закашлялся. Уриэль захохотал. Он упал на землю и катался туда-сюда, поднимая облачка пыли.

— Отец... ха-ха-ха! Отец, мать его Моргот... ха-ха-ха! — Он с трудом поднялся на четвереньки, — тебя, Олорин, даже не обругаешь как следует.

— Да уж, — согласился Олорин, — только ты, пожалуйста, не употребляй слово "Моргот". Тебе ли не знать, что это не имя, а эльфийское ругательство.

— А что, Мор... то есть, Мелькор, тоже, по-твоему, хороший?

— Он понес наказание, теперь он полноправный майар.

— Раньше он был валаром.

— Разжаловали. Пять тысяч лет лишения свободы плюс разжалование до майара, таков был приговор Эру. Теперь Мелькор отбыл наказание и восстановлен в правах, хотя валаром ему уже никогда не стать.

— Круто, — Уриэль выглядел немного сбитым с толку, — особенно если учесть, что именно валары позволили Мелькору совершать все его преступления. Они что, считают, что наказывать более правильно, чем предотвращать?

— Вначале многие хотели пресечь действия Мелькора в зародыше. Но Манве настоял, чтобы Мелькору дали порезвиться, он считал, что мир нуждается в проверке корректности построения, и что эту проверку надо делать в экстремальных условиях. Он говорил, что если один-единственный валар может причинить миру существенный вред, то этот мир никуда не годится, лучше создать новый, который будет более устойчив к разного рода флуктуациям.

— И как, проверка показала, что мир хорош?

— Да. Мелькор так ничего и не добился. А когда валарам надоело наблюдать за его потугами, Мелькора поймали и заточили. В общем, проверка надежности прошла замечательно.

— А как насчет Саурона?

— Что насчет Саурона?

— Почему ему позволяли так долго... гм... бесноваться?

— Да потому что он дурак был, прости его Творец!

— Не поздно ли молить Эру Илуватара о прощении?

— Не Эру Илуватара. Творец — это виртуальная сущность, символ предельного всемогущества, отражение которого присутствует в каждой разумной душе. Вы воспринимаете как Творца совокупность валаров и майаров, а для нас это не подходит, — Олорин печально усмехнулся, — не могу же я молиться сам себе.

— Значит, над Эру есть кто-то еще более могущественный?

— Не знаю. Если считать, что Творец — это "кто-то", то да, а если нет — то нет.

— Разве творец — это не Эру?

— Эру — творец мира. Но он же не сам себя сотворил!

— Логично, — Уриэль совсем озадачился. — Значит, еще и Творец. А этот Творец... о нем что-нибудь известно?

— Ничего. Только то, что он должен существовать. Если не рассматривать всерьез предположение, что Эру и валары существуют вечно, то Творец просто обязан существовать. Но Эру вряд ли вечен — разум физически не способен существовать бесконечное время.

— Понятно. Ладно, хрен с вами, творцами и повелителями, лично тебе что от меня нужно? Хочешь проводить в Унголианту на пять тысяч лет?

— Да ты обалдел, Уриэль! Даже если бы я хотел этого... тебя просто так не скрутишь, думаешь, я же не знаю, сколько зомбей ты раскидал повсюду. Даже пытаться не буду.

Уриэль скривился, словно от зубной боли.

— Это не зомби, это резервные копии.

— Какая разница, как их называть? По мне, так самые натуральные зомби, прячутся во всяком дерьме, не соображают ничего, только один контур и работает — следить, чтобы с основой ничего не случилось.

— В каком таком дерьме? — это я подал голос. — Это что, выходит, что я целый год сидел в дерьме, пока другого меня не убили?

— Нет, Хэмфаст, не сидел ты в дерьме, — успокоил меня Уриэль. — Это просто почтенный майар так ругается. Ты пребывал в дальнем углу моей души. Это, конечно, не самое чистое место, но не настолько, чтобы называть его дерьмом. А мои резервные копии, да и твои, и Нехаллении, и Долгаста, думаешь, что я столько времени делал, пока вы жрали? Так вот, наши резервные копии разбросаны по многочисленным существам, артефактам и тому подобное. В случае смерти оригинала ближайшая копия активизируется, материализуется и живет дальше. И никакого дерьма в этом нет, это почтенный Олорин иронизирует.

— Все равно это гнусно как-то, — сказал Олорин, — полноценный разум пребывает в спячке, неспособный сделать малейшее движение и лишенный даже возможности самостоятельно мыслить. Мне сама идея не нравится. Нельзя подавлять разум заклинаниями, так можно и до настоящих зомбей доиграться. Нельзя вас, эльфов, без присмотра оставлять! Все вы тянетесь к запретным знаниям, а ведь знания просто так запретными не становятся. Если какая-то область магии пребывает от века в забвении, надо сначала подумать, с чего это ей никто не занимается, да прикинуть, что можно изобрести в этой области, а потом подумать, стоит ли это изобретать. А вы, хоть и называетесь разумными, — Олорин безнадежно махнул рукой, — ты вот, Уриэль, увидел интересное направление теоретической магии, способное принести интересные результаты, и сразу ринулся грызть гранит науки. Ну и что теперь? Ну получил ты великую силу, тебе легче стало от этого?

— Так что же, Олорин, по-твоему, лучше вообще не заниматься наукой? Жить как жили деды и прадеды, убеждать себя по пять раз на дню, что в этом и есть высшая истина, так, что ли? Поэтому тебе так милы твои любимые хоббиты?

— И поэтому тоже. А ведь ты зря, Уриэль, так иронично произносишь эти слова. Вдумайся в них, и поймешь, что ирония здесь неуместна. Возьми, например, хоббитов... ты когда-нибудь в Хоббитании был?

— Приходилось. Болото болотом, прости, Хэмфаст.

— Как это болото? — не удержался я. — Болота — это у орков, в Полночной Орде, а в Хоббитании даже в северном пределе такого не бывает.

Уриэль грустно хихикнул.

— Да я не в этом смысле, — сказал он. — Вот уже три тысячи восемь лет прошло с тех пор, как Олмера побили...

— Три тысячи семь, — поправил его Олорин, — сейчас три тысячи восьмой год, значит прошло три тысячи семь.

— Да наплевать, три тысячи восемь или три тысячи семь! Столько лет прошло, а что у вас в Хоббитании с тех пор появилось нового? Заклинание самонаведения — эльфийское...

— Не может быть! — изумился я. — Все знают, что это исконно хоббичья магия, никому другому не подвластная.

— Я лучше знаю, что хоббичье, а что эльфийское, — возразил Уриэль. — То, о чем я говорю, я знаю из личного опыта, а ты — из народных преданий, в которых правды осталось от силы на одна пятую.

— Как это на одну пятую? А остальное что — ложь?

— Остальное — неумышленные искажения при передаче легенды из поколения в поколение. Короче, Хэмфаст! Заклинание самонаведения впервые опробовали за год до Исхода в лабораториях Кэрдана Корабела. Как оно попало к хоббитам — не знаю. Может, Фолко его как-то разузнал, может, еще как... не знаю. А почему им не владеют другие народы — так это потому что вы, хоббиты, не дураки такую магию кому попало объяснять. Ваши вожди хорошо сообразили — сразу же пустили слух, что другие расы неспособны к этой магии, теперь в этом даже аннурские маги свято уверены.

Я не знал, что и сказать по этому поводу. Уриэль тем временем не унимался:

— Так вот, заклятие самонаведения — эльфийское, истребитель миазмов придумали люди, судьбу принимать тоже люди вас научили, хотя мы этот обряд знали задолго до них, только не рассказывали никому. Вы, хоббиты, живете в своем лесу как... как сурки, что ли, только и умеете брюхо набивать да песни петь. Не спорю, жизнь у вас тихая, мирная, да и счастливая, если другой не знать. А ведь если бы все было так хорошо, вряд ли ты принял бы мое кольцо.

Да уж, возразить нечего. Все молодые хоббиты проходят через увлечение древними легендами, наверное, каждый хоббичий подросток представляет себя в мечтах сильным и храбрым, как Фродо или Фолко, каждый мечтает о великих подвигах, только проходит время, хоббит подрастает и понимает, что нет в хоббичьем мире места подвигам. А если без подвигов жить не можешь — добро пожаловать в изгнание, и время покажет, кто ты таков — герой или никчемный отщепенец. Вот только героев за всю историю Хоббитании было только пятеро. Но все равно, увидишь, как судьба поманит к великим свершениям и уходишь по нехоженой тропе навстречу неизвестности, пусть и знаешь, что скорее всего ничего хорошего в конце тропы тебя не ждет.

Так что, выходит, лучше жить, как люди, без правил и нерушимых законов, ежеминутно ожидая подлости и предательства от ближнего своего? Неужели без этого не бывает... как это называется по научному... прогресса, что ли?

Я озвучил эту мысль, и Олорин со мной согласился:

— Ты прав, Хэмфаст, — сказал он, — прогресса без неудовлетворенности не бывает. Если жизнь течет спокойно и монотонно, если все счастливы, если в жизни нет места несправедливости и насилию, то зачем что-то менять? Лучший способ стать счастливым — не замечать того, что тебя ранит, концентрироваться на радостях, отворачиваться от горестей. И тогда тебе не нужен никакой прогресс.

— Только что хорошего в таком счастье? — Уриэль встрял в монолог Олорина, — если так подходить к этому делу, лучше всего добыть где-нибудь сто фунтов желтой пыльцы, да и провести остаток жизни в вечном блаженстве.

— От желтой пыльцы долгого блаженства не бывает, — возразил Олорин, — месяц-другой, а потом все, с пыльцой чувствуешь себя как раньше без нее, а без нее — как раньше, когда зуб болел.

— Да какая разница, от чего ловить наслаждение? — вскинулся Уриэль. — Пыльца, вино, вера, как у харадримов, или порядок и справедливость, как у хоббитов — в любом случае общество превращается в болото. И когда настанет время, те, чьи предки были несчастны, займут место тех, чьи предки были счастливы.

— Так ты считаешь, что прогресс должен стоять выше счастья? — поинтересовался Олорин.

— Конечно!

— Мы с Курумо много спорили об этом, — глаза Олорина подернулись дымкой воспоминаний.

— С кем? — перебил его я.

— С Курумо. Тебе он известен как Саруман. Когда мы вступили в Средиземье, мы оба приняли другие имена. Я стал Гендальфом, а Курумо — Саруманом. Так вот, Курумо говорил примерно то же самое, что и ты, почтенный Уриэль.

— Саруман был дурак! — воскликнул Уриэль.

— Ну не скажи... С хоббитами у него, конечно, глупо получилось, а вот с орками он поработал очень даже неплохо. Думается мне, без Курумо орочье племя давно бы уже исчезло с лица земли, как вы, эльфы, не обижайся, Уриэль, а ведь орки до сих пор живут, пользуются уважением, признаны полноправной разумной расой. Курумо, как и Саурон, слишком заигрался с темной стороной, озлобился, стал творить совсем уж очевидные глупости. И сгинул по дурости...

— Как это случилось? — хором вопросили мы с Уриэлем.

— Нечего ворошить прошлое, — отрезал Олорин, — умер он глупейшим образом, а как, я вам не скажу, не хочу, чтобы вы над покойником смеялись. Так о чем бишь я... В общем, раньше я думал, что время нас рассудит, и когда Курумо погиб, я решил, что последняя точка поставлена. А сейчас смотрю на свою любимую Хоббитанию и на нелюбимый Мордор, и уже не так уверен в своей правоте. Может быть, я зря в свое время остановил Курумо...

Воцарилось долгое молчание. Моя душа окончательно переполнилась новой информацией и мои мозги, похоже, перешли в режим, когда они могут только впитывать новые знания, а что-либо осмыслять сил уже нет. Безумие какое-то... Гендальф говорит, что Саруман, возможно, был прав. Бред!

— Так значит, заключение в каком-нибудь неприятном месте мне не грозит, — задумчиво протянул Уриэль. — Интересно, что вы, майары, приготовили мне вместо этого.

— А с чего ты взял, что я пришел к тебе, чтобы наказать тебя? Разве я не могу зайти в гости к интересному эльфу, посидеть, попить вина, побеседовать о разных вещах?

— Значит, ты здесь как частное лицо...

— Частнее не бывает.

— И валары ничего не знают?

— Ничего.

— Ты собираешься им что-либо сообщать?

— Пока я не вижу причин тревожить начальство. Прямой угрозы в твоих действиях нет, прямого приказа реагировать на действия, подобные твоим, я не получал, — Олорин хихикнул, — думаю, Манве даже в кошмарном сне не может себе представить того, что сейчас происходит.

— А что в этом такого кошмарного? — удивился я.

— Да, в общем-то, ничего, — Олорин еще раз хихикнул, — если не считать того, что Нуменор отдыхает.

— Что ты имеешь ввиду?

— Бедные нуменорцы, как наивны они были! Жалко, что они не видят тебя, почтенный Уриэль. Вот как надо действовать! Тихо, спокойно, без лишнего шума, не устраивая массовых истерик, или, тем паче, массового кровопролития, медленно и методично изучать творение Эру на предмет ошибок и неточностей, а обнаружив слабое место, не орать на весь мир, типа я теперь самый крутой маг во всей вселенной, а неспешно прикинуть, что можно извлечь из этого слабого места и искать следующее. Я вот не понимаю, как ты ухитрился добраться до идеи прямого обращения к элементалам? Манве был уверен, что это абсолютно невозможно без предварительного знания, он даже не стал серьезно маскировать прямой доступ к основам мира. Кстати, раз уж речь зашла об основах, что это за первоосновы такие? Ты добрался до исходных текстов мироздания?

— Что ты называешь исходными текстами? — спросил Уриэль.

— Это наш майарский жаргон. Исходный текст — это исходная форма заклинания, существующая в сознании заклинающего. Она может быть записана в виде текста, хотя потери смысла, конечно, неизбежны.

— Ну, если в этом смысле... нет, до исходных текстов мироздания я не добрался. Не думаю, что у Эру такое извращенное сознание, что он думает на языке первооснов.

Олорин хихикнул в очередной раз.

— Сознание Эру куда более извращено, чем ты можешь себе представить. Ну хрен с ним. Я, собственно, пришел сюда не из-за этого. Кстати, должен отдать тебе должное, ты неплохо разыграл этот спектакль с кольцом. Я так и не понял, каким образом ты провел олицетворение.

— А это ты тогда посещал Средиземье?

— Я, кто же еще. С тех времен, когда я возился с кольцом всевластия, у Манве появилась дурная привычка — чуть что в Средиземье не то, сразу давай, Олорин, спеши на помощь. Будто больше некому! Так все-таки, как ты меня олицетворил?

— Я и сам толком не понимаю, — задумчиво произнес Уриэль. — Иногда мне кажется, что когда Эру придумывал врата миров... или кто там их придумывал?

— Эру. Такие вещи он никому не доверял.

— Так вот, думается мне, что Эру то ли с выпивкой перебрал, то ли еще что... очень уж глупо это построено.

— Почему глупо? Ты не пробовал путешествовать между мирами без помощи врат?

— Кто бы мне позволил.

— Гм... да. Но, поверь мне, врата миров — просто замечательный инструмент. Однажды в молодости я ради интереса попробовал пробить канал из Белерианда в Валинор... брр... — Олорин передернул плечами, — лучше бы не пробовал.

— Раз врата миров — такая крутая вещь, почему при доступе не проверяется ключ силы?

— Ключ силы — ты так называешь доступ творца?

— Не знаю, что такое доступ творца, а ключ силы — это магическая структура, которая у всех магов Средиземья одна, а у вас, майаров — другая.

— Не понимаю. Можно творить заклинания с обычным доступом, а можно с доступом творца. Во втором случае доступно большее.

— А как включается доступ творца?

— Есть элементал... — и Олорин с Уриэлем углубились в высоконаучный разговор, в котором я понимал от силы одно слово из трех, да и то в основном предлоги. Минут пять я послушал, о чем они говорят, а потом пошел играть с Долгастом.


11.


На следующее утро, выйдя на улицу, я увидел, что Олорин и Уриэль сидят на крыльце моего дома. Олорин курил очередную трубку, Уриэль грыз подсолнечные семечки, аккуратно сплевывая шелуху в кулек, свернутый из пергамента, на котором угадывались многократно зачеркнутые магические письмена. И они по-прежнему вели научную беседу.

— Значит, каждая входная нить кодируется ровно четырьмя рунами... — говорил Олорин, — когда мы вернемся, почтенный Уриэль, я не отстану от тебя, пока ты не объяснишь мне, старому дураку, как все это действует на практике.

Я чуть не упал на месте от потрясения. Великий Гендальф, создатель и аватар хоббитов, говорит, что по сравнению с моим учителем он — старый дурак! И пусть он произносит эти слова с иронией, в каждой шутке, как говорится, есть доля шутки. Теперь мне придется смотреть на Уриэля другими глазами.

Уриэль совершенно не отреагировал на самоуничижение старого майара. Он спокойно сказал:

— Боюсь, это займет много времени, но ничего, у нас в руках вечность. — Он заметил, что я вышел на крыльцо, — Привет, Хэмфаст!

— Приветствую вас, почтенные, — я наклонил голову в легком поклоне.

— Доброе утро, Хэмфаст, — Олорин вытащил трубку изо рта, — мы с Уриэлем собрались наведаться в Запретный Квадрат. Пойдешь с нами?

Мое сердце дало сбой. Я догадывался, что они скоро отправятся туда, но что они согласятся взять меня с собой...

— Не боитесь, что я буду вам обузой? — поинтересовался я.

— Не волнуйся, — ответил Уриэль, — ты не будешь обузой. В прошлой жизни ты показал себя очень даже шустрым хоббитом.

— Но я все-таки умер.

— Это была случайность, ты просто не знал, что на свете бывает такая вещь, как инцинера. Теперь знаешь. Ну так как, идешь с нами?

— Конечно! — вырвалось у меня и я сразу вспомнил о том, почему я не должен был этого говорить, — Но... как я оставлю Нехаллению с Долгастом?

— Так и оставишь, — решительно сказал Олорин, — Уриэль уже сделал для них зомбей, так что в любом случае с ними ничего не случится. С тобой, кстати, тоже. Если мы не вернемся к началу лета, зомби оживут автоматически. Так что ни им, ни тебе ничего не грозит.

И я согласился.


12.


Наше путешествие началось весьма буднично. Я даже ощутил некоторое разочарование — мы как будто собрались не в иные миры, а пожарить мясо на соседней поляне. Никакого груза, никаких вещей, кроме зимней одежды. Оружие нам не нужно — высшая магия не нуждается в артефактах-усилителях и артефактах-аккумуляторах. Пища и вода тоже, оказывается, не нужны — почему-то мне раньше не приходило в голову, что заклинанием улучшения здоровья можно не только отрастить себе новое ухо взамен оторванного, но и избавиться от последствий голода, жажды и усталости. Чувствовать себя будешь не самым лучшим образом, но не умрешь и не потеряешь боевой эффективности, и не нужно тащить за плечами увесистый мешок.

В общем, мы переоделись в меховые плащи, попрощались с Нехалленией и Долгастом, присели на дорожку, а потом Уриэль выполнил магическое перемещение и мы оказались в лесу.

Сразу попасть в пещеру Орлангура нельзя — по словам Уриэля, пространство вокруг нее настолько искривлено, что заклинание перемещения, направленное в этот район, может занести нас куда угодно, хоть в кратер Ородруина. Поэтому мы приблизились к цели настолько, насколько это возможно сделать магическим перемещением, а остаток пути нам предстоит пройти на своих двоих.

Лес выглядел странно. Вроде бы все те же деревья и кустарники, что в Хоббитании или Вечном Лесу, но каждое растение как будто чуть-чуть другое. Впрочем, зимой всех подробностей не рассмотреть. Интересно, как это место выглядит летом, когда все цветет и зреет, когда в воздухе разносится аромат цветов, пыльца щекочет нос, а надоедливые насекомые непрерывно жужжат вокруг... впрочем, без насекомых лучше, у зимы тоже есть кое-какие преимущества.

Ни Олорин, ни Уриэль не выразили удивления при виде окружающего пейзажа. Олорин закурил очередную трубку, а Уриэль задрал голову вверх, помотал головой, прикидывая, где сейчас солнце (в густом лесу это так сразу и не поймешь), а потом указал пальцем в направлении, на первый взгляд, ничем не отличающемся от всех остальных.

— Нам туда, — сказал он.

Олорин помотал головой, будто прислушиваясь к чему-то незаметному для других.

— Ты уверен? — спросил он. — Я не чувствую никаких магических узлов в том направлении.

— Проведи поиск, — посоветовал Уриэль.

Олорин застыл в неподвижности на несколько мгновений, а затем молча кивнул головой.

— Инструктируй, — сказал он.

И Уриэль начал нас инструктировать.

— Хэмфаст, прими облик человека. Нам надо дойти до Квадрата, пока не стемнеет, то есть времени у нас не так много. Тебе потребуется более длинноногое тело. Дальше. Все дружно открываем души друг друга и захватываем рунные идентификаторы. Готово? Замечательно. Хэмфаст! Открой мой ключ силы и проведи олицетворение. Как? Ты что, вторую книгу не читал... да, действительно, не читал, это другой ты читал. Ну ладно, первый элементал называется "Открыть ключ силы", второй — "Олицетворить субъекта". Субъект — это активная сущность, способная инициировать разнообразные действия как физической, так и магической природы. Понятия не имею, зачем тебе нужно это определение. Тогда нечего было спрашивать! Олицетворил? Молодец! Идентификатор не освобождай, пока не пройдем Границу, впрочем, ты, наверное, и потом не захочешь его освобождать? Ха-ха-ха. Чего краснеешь? Ты теперь полноправный майар, можно сказать, личный представитель великого Гендальфа. Ха-ха-ха. Прошу прощения, это у меня всегда перед боем или чем-то подобным на чувство юмора пробивает. Не обращайте внимания. Теперь невидимость. Замечательно. Следить друг за другом неотрывно, магическое зрение использовать только пассивное. Никакой локации! Никаких активных заклинаний, направленных вовне! Низшую магию не использовать ни при каких обстоятельствах! Вся магия, которая нам сейчас доступна — это восстановление здоровья. Потому что привалов делать не будем. Чувствуешь, что устал — убираешь усталость и идешь дальше. Знаю, что нехорошо, но иначе мы точно не пройдем. А так, может, и пройдем. Значит, что у нас дальше... монстры. С монстрами не связываться, обходить стороной, чем дальше, тем лучше. Идти, по возможности, по твердой земле и камням, следов оставлять по минимуму. Монстры специально следы не ищут, но береженого... ты, Олорин, бережешь, ха-ха-ха! Да что это со мной сегодня? Брр... Дальше что у нас... Как уйдем вглубь Границы, пространство начнет плыть. Держаться возможно ближе ко мне, следить за каждым шагом. Если начнется отрыв — не суетиться, не пытаться бегать и прыгать, просто оставайтесь на месте, я вернусь и проведу. Что такое отрыв? Если это начнется, его ни с чем не перепутаешь. При отрыве каждый новый шаг уводит тебя в сторону, отдаляя от места, куда идешь. Здесь такое случается, главное — не паниковать, просто стоишь и ждешь помощи. Понятно? Замечательно. Вопросы? Если монстры нападут, придется драться, а что же еще делать? Но в любом случае без моей команды бой не начинать. Если станет совсем плохо, если покажется, что смерть неминуема — уходить заклинанием миль за пятьдесят-сто. Меньше бессмысленно, вывернутое пространство так исказит траекторию, что можешь оказаться прямо в лапах у костяного шара. Что такое костяной шар? Увидишь — не перепутаешь, а лучше бы не увидеть. В общем, в случае опасности уходить заклинанием за пределы Границы, а потом домой. Сразу домой — без толку, все равно попадешь не туда. Ну и, самое главное, слушаться меня беспрекословно, любые команды выполнять не думая, потому что времени думать у вас не будет. И по возможности не разговаривать, вообще, вести себя предельно незаметно, только в скрытности наше спасение. Вопросы? Нет? Ну пошли. Я первый, за мной Хэмфаст, замыкающий Олорин. Дистанция пятьдесят футов.

И мы двинулись навстречу неизвестному.


13.


Мы прошли Границу за семь часов, по словам Уриэля, это весьма неплохой результат.

Поначалу Граница почти ничем не отличалась от привычного леса. Ну деревья чуть-чуть другие, ну снега почти что совсем нет, ну и что? К таким вещам глаз привыкает в считанные минуты, куда более странно отслеживать перемещения спутников не глазами, а магическим зрением. Но к этому тоже быстро привыкаешь.

Первый монстр предстал перед нами примерно через полчаса. Впрочем, "предстал" — это нехорошо сказано. Когда мы пробирались вдоль очередной опушки, над ее противоположным концом мелькнула ярко-красная тень, похожая на свеклу с крыльями или снегиря-переростка. Я сразу и не понял, что это первый из стражей Границы, а когда понял, страж уже улетел, и получилось, что первого монстра мне так и не удалось разглядеть.

Минут через тридцать-сорок в разрыве древесных крон почти что над нашими головами промелькнула тройка точно таких же созданий, и на этот раз я разглядел потенциального противника во всех подробностях. Очень крупная кошка, чуть-чуть меньше, чем рысь, ярко-красная и с куцыми перепончатыми крыльями. Длинный хвост с кисточкой на конце, крупные уши без кисточек, внушительные зубы и когти, и еще магическое зрение подсказывает, что эти существа обладают небольшой магией. Совсем слабой, вряд ли им по силам что-то более серьезное, чем поддержание тела в полете, может, еще простой огнешар... но тем не менее... А самое странное в их облике — это цвет. Обычно окраска живого существа неравномерна, на спине темнее, на брюхе светлее, либо как-то иначе, но эти летучие кошки окрашены совершенно одинаково со всех сторон, будто их окунули в чан с краской.

Кошки скрылись за деревьями, не заметив нас, и наше путешествие продолжалось своим чередом.

Около полудня Уриэль, шедший впереди, внезапно замер на месте. Я тоже остановился. Пару минут ничего не происходило, а затем прямо перед нами, не далее пятидесяти шагов, промаршировали четыре существа, непохожих ни на что из того, что мне приходилось видеть в Средиземье. На первый взгляд, голые люди. Невысокие, футов по пять с небольшим, но невероятно широкие в плечах, а их мускулы заставили бы умереть от зависти любого борца с аннуинской ярмарки. Никаких волос ни на голове, ни на теле. Мертвенно-желтая кожа. Абсолютно круглые головы с низкими лбами и невыраженными чертами лица, похожие на костяные шары. Уж не их ли имел ввиду Уриэль? Нет, это вряд ли, он мог назвать костяными шарами головы этих существ, но не существ целиком.

Странные существа неспешно прошли мимо, не заметив нас, и скрылись вдали. Я сообразил, что больше всего потрясло меня в этих созданиях — абсолютно пустой взгляд и совершенно отсутствующая мимика. Они шли, глядя прямо перед собой, их руки и ноги двигались как детали механической игрушки, как будто кто-то управляет ими дистанционно. А что, может, так оно и есть?..

Следующие монстры уже не вызвали у меня особых чувств, несмотря на то, что они были, пожалуй, поопаснее первых двух видов. Эльфийские скелеты в монолитной турнирной броне, летающие существа в черных плащах с глухими капюшонами, из-под которых не проглядывает ни единая частица живого тела (точь-в-точь умертвия), череп диаметром футов в восемь, напрочь лишенный тела и парящий над землей под действием неведомой силы... Кстати, забыл сказать, ни у одного монстра в руках не было никакого оружия, но у всех без исключения ощущалась в ауре злая боевая магия. Было бы интересно вернуться сюда потом, поизучать, какие заклинания имеются в арсенале этой нежити. А вот драться с ними не хочется. Прав был Уриэль, их слишком много, как бы сильны мы ни были, они просто задавят нас числом. Единственный шанс дойти до цели — это не попасться на глаза никому из стражей.

Ближе к вечеру стали заметны искажения структуры пространства. Все чаще Уриэль останавливался на минуту или две, а потом продолжал движение, но совсем не в ту сторону, что раньше. Держать дистанцию становилось все труднее — несмотря на то, что я не ускорял и не замедлял шаг, пространство то кидалось мне под ноги, будто я не шел пешком, а ехал верхом на пони, то вдруг я начинал чувствовать себя, как червяк из детской загадки по устному счету. Ползет червяк по канату длиной десять футов, и за час проползает фут. Каждый час канат растягивают на десять футов. Спрашивается, доберется ли червяк до конца каната? Как ни странно, доберется, ведь канат растягивается не только перед червяком, но и позади него, но червяку от этого не легче...

В какой-то момент внезапно оказалось, что Уриэль находится вовсе не в пятидесяти футах от меня, а где-то у самого горизонта, а пространство между нами заполнено зарослями высокой черной травы, непонятно как выросшей посреди зимы в восточном Средиземье, и трава эта мерно колышется под порывами ветра, только я не чувствую никакого ветра и кажется, что растения кивают мне своими стеблями. Я замер на месте, остолбенев от страха, но уже секунд через двадцать-тридцать (в тот момент они показались мне вечностью) Уриэль стоял рядом со мной.

— Ни хрена себе отрыв... — прошептал он. — Никогда такого не видел. И что это за трава, хотел бы я знать... Тихо, тихо, не отвечай. Идем дальше.

И мы пошли дальше. Отрывы случались еще трижды, дважды с Олорином и один раз с самим Уриэлем. Но эти отрывы были куда менее впечатляющими, просто рунный идентификатор в доли секунды удалялся в туманную даль, а потом, не более чем через минуту, возвращался обратно. В зоне отрыва наблюдались при этом странные пейзажи, но если смотреть со стороны, в них не чувствовалось ничего угрожающего.

Солнце уже приближалось к горизонту, готовя мир к наступлению ночи, тени деревьев вытянулись настолько, что их длину уже не измерить, а цели нашего путешествия все еще не видно, и идем мы чем дальше, тем медленнее. Чем дальше мы углубляемся в пространство Границы, тем больше времени Уриэль тратит на анализ одному ему видимых магических потоков, на то, чтобы определить кратчайший путь к цели и не угодить при этом ни в какой отрыв или разрыв. Почему он не торопится, ведь уже начинаются сумерки? Он что, собирается ночевать в этом сумасшедшем лесу, в окружении монстров?

И когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, и сумерки грозили перейти в полноценную тьму уже через считанные минуты, мы достигли цели. Уриэль остановился в очередной раз, минут пять он стоял неподвижно, а темнота все сгущалась, и вот его аура вспыхнула, мы не договаривались о том, каким образом Уриэль подаст нам сигнал, что мы на месте, но это и не нужно, я сразу понял, что хочет сказать мой Учитель, да и Олорин недолго колебался. И когда мы собрались вместе, Уриэль сказал:

— Приготовьтесь, мы перемещаемся.

И мы переместились.


14.


На первый взгляд ничего не изменилось. На второй взгляд — прекратились почти незаметные, но оттого еще сильнее раздражающие мерцания ткани мира на самой грани восприятия. А потом я обернулся и моя челюсть беззвучно отпала вниз.

За нашими спинами красовалась стена до самого неба. Абсолютно черная, ни один лучик света не пробивался сквозь магическую преграду, будто кто-то несказанно могущественный заслонил звезды гигантским плащом. Двигаясь словно во сне, я вытянул руку и она уткнулась в мягкую, но непреодолимую преграду. Чем сильнее я давил на нее, тем сильнее она отталкивала мою руку.

— Осторожнее, Хэмфаст, — сказал Уриэль, — с такими вещами лучше не играться.

Я поспешно отдернул руку.

— Ну что же, — сказал Уриэль, — мы сделали это. Сейчас мы переместимся еще раз. Готовы? Ну поехали.

И мы переместились.

— Слушай, Уриэль, — сказал Олорин, — может быть, нам не стоит так уж спешить, переночуем здесь, осмотримся...

— Если хочешь, осматривайся, — отрезал Уриэль, — а я не буду и тебе не советую. Единственное место в Квадрате, где можно чувствовать себя в безопасности — это пещера Орлангура. Ты знаешь, зачем Орлангур сделал этот квадрат запретным?

— Нет. А зачем?

— Орлангур хотел организовать в Средиземье золотой век. Он собрал в одном месте около тысячи разумных, которых считал достойными этой миссии, и окружил их магической стеной. Он велел им изучать окружающий мир и совершенствовать себя. Он открыл своим подопечным многие знания, а потом сказал, что дальнейшее они должны изучить самостоятельно. Через несколько лет после Исхода Орлангур перестал появляться в Квадрате, жизнь местного населения стала течь своим чередом, они организовали довольно своеобразное общество... но это сейчас неважно. Если хочешь поближе пообщаться с местными жителями, почтенный Олорин, приходи сюда как-нибудь в другой раз. Теперь ты знаешь дорогу. Лично я не испытываю никакого желания с ними общаться, по-моему, путь в другие миры намного важнее и интереснее того, что сейчас вокруг нас. Ну так как, Олорин, ты с нами?

Олорин растерянно кивнул, и мы совершили еще одно перемещение.

Черная стена исчезла, а больше ничего вокруг не изменилось. Будь сейчас день, было бы интересно полюбоваться пейзажем, а ночью, как говорится, все кошки серы. Уриэль огляделся по сторонам и целеустремленно двинулся в направлении, которое выбрал по одному ему ведомым причинам.

Мы шли недолго, не более минуты. А потом мы уткнулись в волшебную черную стену, точно такую же, как и та, что вздымалась до неба, но эта стена выглядела далеко не так величественно.

Скала. Пещера. Видать, большая пещера, раз у нее вход двадцать на двадцать футов. Вход затянут черной упругой преградой.

— Приготовились, — сказал Уриэль, — сейчас будем входить внутрь.

И мы вошли внутрь.


15.


Пещера Орлангура воистину огромна, особенно в темноте. Уриэль сказал, что теперь можно пользоваться магией без ограничений, и Олорин немедленно зажег волшебный светильник. Несмотря на то, что этот светильник светил как сотня разом зажженных свечей, дальние углы пещеры тонули во мраке. А поблизости от нас....

Огромный высеченный в скале трон. Явно предназначен для дракона, это скорее лежанка, чем кресло. Но все равно величественно. Видно, Орлангур принимал здесь посетителей.

А это что за комнатка, скрытая за скальным выступом? Что это за человек обитал у Орлангура в гостях? Я задал этот вопрос Уриэлю и тот рассмеялся.

— Разве ты не знаешь, Хэмфаст, что Орлангур принимал облик дракона только в торжественных случаях? Да и вообще, маг такого уровня может принять любой облик, и глупо говорить, какой из них истинный.

— Но как же так? — возразил я. — Я тоже могу принимать любой облик, но я же помню, что я — хоббит.

— Пройдет одна-две тысячи лет, и тебе будет неважно, на кого ты похож своей внешностью. Правда, Олорин?

— Это уж точно, — усмехнулся старый майар.

Уриэль продолжал:

— Маг всегда выбирает тот облик, который больше подходит для задачи, которую он решает в данный момент. Орлангур был драконом, когда общался со своими подданными, но, оставаясь один, он предпочитал облик человека. Или, может быть, эльфа, я точно не знаю. Понимаешь, Хэмфаст, когда ты — дракон, многие вещи делать неудобно. Читать и писать, например.

Олорин, важно кивавший головой в ходе этой речи, внезапно встрепенулся:

— Кстати, Уриэль! Ты не искал здесь записки Орлангура?

— Искал, и даже нашел. Посмотри вон на том столе.

Мы с Олорином направились к указанному столу. Странно, но я чувствовал какое-то необъяснимое волнение. Какое мне дело до Орлангура, но, с другой стороны, все-таки Великий Дракон — одна из самых знаменитых легенд Средиземья...

Стол. Куча пергамента на столе. Похоже, тут были еще и записки на папирусе, но папирус давно истлел. Так, что у нас на пергаменте? На каком это языке вообще написано? Видимо, я сказал это вслух, потому что Уриэль немедленно ответил:

— Не знаю. В Средиземье нет такого языка, это я проверял. Может, язык майаров, а, Олорин?

Олорин отрицательно помотал головой.

— Странно, — сказал Уриэль, — я был уверен, что это ваш язык. Иначе... я даже не знаю, что это может быть. Разве что Орлангур посещал другие миры до своего исчезновения?

Олорин, задумчиво рывшийся в горе пергамента, внезапно замер, разглядывая один лист. Я заглянул ему через плечо, это, конечно, неприлично, но что делать, мне же интересно, что так захватило внимание великого майара.

На листе пергамента, который Олорин держал в руке, были стихи. Стихи ни с чем не перепутаешь, даже если не понимаешь, на каком языке они написаны. Короткие рубленые строки, число рун в каждой строке подчиняется повторяющемуся ритму... ну и так далее. Так вот, Олорин держал в руках именно стихи. В количестве двух штук, причем записанных разными рунами. Или... нет, это одно стихотворение на двух разных языках. Точно, руны разные, но ритм один и тот же. Олорин увидел, что мы с Уриэлем пристально и ожидающе смотрим на него, пожал плечами и прочитал стихотворение вслух. Никто из нас ничего не понял.

— Это наш язык, язык валаров и майаров, — пояснил Олорин. — То, что справа. А то, что слева... это тот же язык, на котором написаны другие свитки... не знаю, никогда не видел ничего похожего. Оригинальное стихотворение. Сейчас попробую перевести...

И Олорин перевел.


16.


Темно

Наш мир во тьме прозябает

Всегда

И все продается здесь

Мы спим

Весь мир за окном пылает

Молись

Бог выдаст благую весть

Ничто не свято

Здесь, там и тут

Кредит растрачен

Я ухожу, мне предстоит дальний путь

Мелькор мой бог

Шепчет ночной поток

Мелькор мой бог

Война

Гибель в сиянье славы

Домой

Возвращаемся на щите

Упасть

Творец, спаси от расправы

Лежи

Топор палача в руке

Ничто не свято

Здесь, там и тут

Кредит растрачен

Закон нарушен, но будет ли суд?

Мелькор мой бог

Шепчет ночной поток

Мелькор мой бог

Я живу в темноте

Не имея путеводной звезды

Я шепчу в твоих снах

Мелькор мой бог

Шепчет ночной поток

Мелькор мой бог

— Странные стихи, — сказал Уриэль, — очень странные. Что такое бог, кстати?

— Почти то же, что и Творец. Виртуальная сущность, устанавливающая правила в мире. Существо, не являющееся богом, может подвергаться обожествлению, после чего воспринимается разумными как бог. Вроде того, как хоббиты обожествили меня.

— Бог — это аватар? — спросил я.

— Можно и так сказать. Нет, скорее, бог — это понятие, объединяющее Творца и аватара. Кстати, в оригинале было... как бы это сказать по-аннурски... проводник, что ли... Я старался сохранить стихотворный ритм, заменяя некоторые слова на эмоционально близкие, при этом смысл неизбежно искажается.

— Значит, Орлангур теперь выступает на стороне тьмы? — задумчиво произнес Уриэль. — Не ожидал.

— И правильно, — раздался голос из темного угла пещеры. И на свет вышел человек-мужчина среднего роста с совершенно непримечательным лицом (опять маска, без всякого сомнения), одетый в зеленый плащ. Он подождал, когда мы его достаточно подробно рассмотрим и продолжил свою речь:

— Я никогда не выступал на стороне тьмы и не собираюсь этого делать в будущем. Впрочем, я так же далек и от дела света, я — третья сила, дух познания, возведенного в абсолют. Это мой путь, я не утверждаю, что он единственно правильный, но я его выбрал и не собираюсь с него сворачивать.

И он замолчал, ожидая реакции. Реакция оказалась неожиданной.

— Почтенный Орлангур, — сказал я, внезапно для самого себя, — почему у тебя в каждом глазу всего один зрачок, а не четыре, как написано в Оранжевой книге?


* * *


* * *

*! — ответил Орлангур. — Какая разница, сколько у меня зрачков? Маг моего уровня может выбирать любой облик. А четыре зрачка... это просто дешевый трюк, чтобы производить впечатление на разумных. Я считаю вас выше подобных фокусов.

Олорин приподнял лист пергамента и спросил:

— Это твои стихи, почтенный Орлангур?

— Нет. Я нашел эти стихи в одном из астральных миров, там их много. Эти мне понравились, я их перевел. Но я не разделяю мнение автора.

— А кто автор?

— Кто-то из астральных сущностей того мира. Там было упоминание перед текстом... кстати, авторов двое... Дик... Диксон, что ли... и Мур... не помню.

— Ты посетил много миров, почтенный Орлангур, — сказал Уриэль, — и ты, очевидно, обрел большие знания в этих мирах. Ты не поделишься с нами?

— Нет, — отрезал Орлангур, — и, более того, я оставляю вас в живых только потому, что убить вас не в моих силах. Мне стоило бы дематериализовать тебя, почтенный Уриэль, во время твоего первого визита сюда. Может быть, тогда ты не притащил бы сюда майара. Мелькор тебя разорви, Уриэль, зачем ты решил сдаться майарам? Я возлагал на тебя такие надежды!

— Я не сдался майарам, — возразил Уриэль, — Олорин присутствует здесь не как майар, а как частное лицо.

— Частное лицо! — передразнил Орлангур. — Думаешь, я поверю в этот бред? Думаешь, я не знаю, какими магическими узами опутаны майары? Когда вы вернетесь в Средиземье, Манве уже через несколько минут будет знать о том, как пройти сюда. Нет, почтенные, я не могу допустить вас в пределы Великой Сферы. Жалко терять доступ в родной мир, но другого пути отрезать порождениям Арды доступ в миры Великой Сферы, к сожалению, нет.

— Что это за Великая Сфера, которую ты постоянно упоминаешь? — спросил Уриэль.

— А это не твоего ума дело! — отрезал Орлангур. — Ты притащил сюда майара, и тем самым не оставил мне выбора. Я закрываю врата миров, и не советую вам прорываться сквозь них вслед за мной. Обратно вам не вернуться.

— Подожди, Орлангур! — взмолился я. — Перед тем, как уйти навсегда, расскажи мне, что случилось с Фолко Брендибэком. Как закончился его путь?

— Фолко жил в пределах Великой Сферы, пока не умер от старости. А от том, как он покинул Средиземье, лучше спроси у почтенного Олорина, — Орлангур нехорошо ухмыльнулся и исчез.

Несколькими секундами спустя магическая волна прокатилась по пещере. Врата миров закрылись навсегда.


17.


Олорин и я сидели на ступенях исполинского трона и молчали. Глупо получилось. Шли-шли, и вот на тебе, цель путешествия помаячила перед самым носом и бесследно сгинула.

— Скажи мне, почтенный Олорин, — вежливо обратился я, — что имел ввиду Орлангур, когда говорил про Фолко.

— Не скажу, — резко ответил Олорин, — и не проси. Это, пожалуй, самая позорная страница в истории валаров. Брр... — он передернул плечами, — после Исхода творился такой бардак... Нет, больше я тебе ничего не скажу.

— А правда, что Манве узнает все, что знаешь ты?

— Не знаю. До этого момента я думал, что нет, но теперь не знаю, что и думать. Орлангур никогда не лжет. Иногда умалчивает, но не лжет, видимо, считает ложь недостойной духа познания. Тоже позорная страница. Даже возвращаться не хочется.

— Если ты не вернешься, в начале лета оживет твой зомби.

— Возможно, это лучший выход. А что, — Олорин натянуто улыбнулся, — будет два Олорина, один в Средиземье, а другой — хрен знамо где. Ты ведь бывал раздвоенным?

— Бывал.

— И как?

— А никак. В первые минуты после объединения ощущения очень странные, но не болезненные, а потом очень быстро привыкаешь. А до объединения вообще не ощущаешь ничего необычного.

Олорин тяжело вздохнул.

Из тьмы вынырнул Уриэль.

— Ну что, путешественники, — сказал он, — загрустили? А зря. Я тут в прошлый раз оставил один артефакт...

Уриэль замолчал, наслаждаясь театральным эффектом.

— И что? — я не выдержал первым.

— А то, что, помимо врат, тут еще есть каналы. Я, конечно, не большой мастер пробивать каналы в другие миры, почтенный Олорин владеет этим искусством куда лучше, я бы не рискнул уходить в междумирье по каналу без помощи опытного товарища... но провести сканирование соседних миров я могу и сам.

Уриэль снова замолчал, приняв эффектную позу.

— Не тяни! — взмолился Олорин. — Договаривай!

— Так я уже почти все сказал. В общем, я просканировал кое-какие миры... большинство из них — чисто астральные, но есть и такие, где можно жить в нормальном теле. Есть даже один мир, где действует магия. Вроде бы.

— У тебя есть координаты?

— А как же!

— Тогда чего мы тянем?

— Ну... я не знаю, — Уриэль, кажется, растерялся, — надо бы отдохнуть, поесть, поспать. Нельзя же лезть очертя голову неизвестно куда, даже не отдохнув.

— Ты что, сможешь сейчас спать? — удивился Олорин.

— Гм... пожалуй, нет.

— Ну так пошли!

— Ладно, пошли, — согласился Уриэль, — он взял со стола первый попавшийся лист пергамента, — гляди, Олорин, еще одни стихи с переводом.

Олорин взял лист в руки и несколько минут всматривался в него, беззвучно шевеля губами. Наконец он произнес:

— Прямо про нас. Орлангур, он что, пророк или издевается?

И Олорин начал декламировать.

И дорога стала мне как жена

Только гордость и честь мне нужна

Я испил эту чашу до дна

Все, что нужно, дала мне она

Все, что нужно магу

И влачусь я, слепой, словно крот

Только знание движет вперед

Куклами двигает кукловод

Путник страждущий

Странник жаждущий

Называй меня хоть бомжом

Но мой выбор со мной навсегда

И свобода со мной навсегда

И решаю я сам за себя

Где бы я ни бродил

Дом мой всюду, где знают мой скилл

И земля для меня словно трон

Тем, кто знает, не нужен поклон

Под бродячей звездой я рожден

Одинок, но удовлетворен

Это главное

Никому не поймать меня в сеть

Лучше приобретать, чем иметь

Нет меня там, где бал правит плеть

Путник страждущий

Странник жаждущий

Называй меня хоть бомжом

Но мой выбор со мной навсегда

И свобода со мной навсегда

И решаю я сам за себя

Где бы я ни бродил

Дом мой всюду, где знают мой скилл

Мое тело лежит средь могил

Но мой дух правит сотнями сил

Где бы я ни бродил

Олорин замолчал и с минуту в пещере стояла тишина. Наконец Уриэль прервал молчание.

— Ну что, путники страждущие, — сказал он, — будем пробивать канал или все-таки поедим и спать?

— Пробивать, — резко сказал Олорин.

— Пробивать, — подтвердил я.

— Ну что ж, пробиватели каналов, давайте пробивать канал, — подытожил Уриэль, — Олорин, мне потребуется твоя мана. Хэмфаст, от тебя пока пользы немного, просто держись поближе к нам. Дальше трех футов не отходи. Ну, поехали!

Пару минут ничего не происходило. А потом волшебный огонь, зажженный Олорином, начал понемногу тускнеть, пещера все больше и больше наполнялась мраком, причем освещенный круг не сжимался под натиском мрака, просто разница между светом и тьмой становилась все менее значительной и... важной, что ли? Трудно описать это чувство. Мир растворялся, воздух постепенно превращался в подобие вязкого студня, двигаться становилось все труднее, наконец, это стало совсем невозможно. Еще пять минут (или пять часов?), и вязкая пассивная среда стала затруднять дыхание. Я попытался дышать чаще и глубже, но это не помогало — чем выше вздымалась моя грудь, тем больше сил уходило на это, но измененный воздух больше не давал телу требуемых сил. Невероятным усилием воли я заставил себя умерить дыхание. Стало чуть легче, но, как говорят аннурские маги, процесс уже пошел. Сознание начало плыть, и я внезапно понял, что моя вторая жизнь вот-вот кончится так же бесславно, как и первая.

И свет померк окончательно.


Конец первой книги


Первое стихотворение No Iron Maiden, 1992.

Второе стихотворение No Metallica, 1991.

Оба стихотворения подверглись тройному переводу (вначале Орлангур, потом Олорин и, наконец, автор), из-за чего оригинальный смысл значительно исказился.

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх