— Одолжи мне "крылья", — попросил Гедимин у Фьонна, посмотрев на часы. Местные сутки с условно-земными не соотносились никак, и время "сползало" день за днём, пока не превращалось в окончательную условность. По земным часам был полдень; небо над кагетской степью только-только посветлело. В лагере надрывался гудок, поднимая охрану, а разбуженные охранники стреляли в воздух, сгоняя заключённых в строй. "Опять трещат," — подумал Гедимин, брезгливо щурясь на грязные бараки. Отчего-то аммиачно-сероводородная вонь никогда не покидала эти предгорья, хотя в горах ничем подобным не пахло. "Канализация," — с трудом вспомнил сармат. "Система выделения приматов... Зачем их вообще сюда привозят? Сольвентная установка работала бы круглосуточно и не пыталась сбежать..."

Он сдвинул пластины на шлеме и почувствовал, как из спины прорастают невидимые, но вполне ощутимые вибриссы. Тёплые прикосновения сигма-лучей с недавних пор успокаивали его и ненадолго разжимали обручи, обхватившие грудь. Сармат взлетел над степью и увидел в неярком свете зари огоньки над чёрными куполами промышленной базы.

Охрана впустила его не сразу — пришлось связаться с Ульфом, только тогда массивные гермоворота открылись, и он за электрокраном, перевозящим контейнеры с окисью ирренция, вошёл в хранилище.

— Проверка? — Ульф, поднятый по тревоге, смотрел на Гедимина и досадливо морщился. — Да, верно... В ней действительно есть необходимость? До сих пор ни в реакторных цехах, ни в хранилище никаких инцидентов не было.

— Когда будут — будет поздно, — отозвался Гедимин, пересчитывая про себя флиевые перегородки в контейнерах с ирренцием. Их было достаточно, чтобы разделить критическую массу на множество неопасных частей... если только эта масса не изменилась с тех пор, как Гедимин в последний раз её измерил.

— Ты сделал бруски? — спросил он. Ульф посмотрел в стену, переглянулся с сопровождающим и пожал плечами.

— Здесь верфи, а не лаборатория. Можешь отсыпать четыре килограмма окиси. Выдай ему пустые контейнеры...

В миниатюрном контейнере помещалось ровно сто граммов окиси ирренция. От десятиграммовых Гедимин, поразмыслив, отказался — и так много времени потратил на подгонку ёмкостей под крошечный объём. Разложив контейнеры по нишам скафандра, он поднялся на смотровую площадку на боковом куполе. Оттуда было удобнее взлетать.

Место для полигона он выбрал наугад, отсчитав десяток километров от "Элары". Далеко в стороне остался лагерь, ещё дальше — Обугленные горы. Сармат, кое-как лавируя в стремительных воздушных потоках, с облегчённым вздохом приземлился посреди плато. После сражения с ветром ему хотелось сесть на траву, но времени не было — из растительности уже выбирались "жуки", привлечённые новым "укрытием от ветра". Выкосив растения на десять метров вокруг и прикрыв себя и миниатюрный полигон защитным полем в три слоя, сармат достал первые контейнеры и положил их на землю. Сквозь полупрозрачный купол он видел, как "жуки", обнаружив, что поле тоже защищает от ветра, пытаются за него уцепиться и подняться повыше, но неизменно падают в траву. "Сгорят," — равнодушно подумал сармат, складывая контейнеры в аккуратный штабель. "Одна тысяча триста... одна тысяча четыреста..."

Он досчитал до трёх тысяч пятисот, прежде чем контейнеры вспыхнули под рукой, и защитное поле растаяло в зелёном огне. Сармат посмотрел на пепел, лежащий вокруг, на ёмкости, лишь слегка нагревшиеся, и удивлённо мигнул. "Реакция на чистом "омикроне". Три пятьсот — критическая масса. Можно считать, что всё нормально. Значит, влияет не планета..."

Он повторил эксперимент, вернув все пластины на шлеме на положенные места. Критическая масса поднялась до трёх тысяч девятисот. "Как в "Гекате"," — думал Гедимин, собирая контейнеры и отряхивая от налипшего пепла. "Значит, ничего не изменилось. Ну, хоть что-то..."

Он повторял про себя полученные числа, хотя давно запомнил их, — иначе мысли тут же возвращались к Хольгеру. Не вспоминать Хольгера при опытах с ирренцием было очень тяжело, а вспомнить означало снова выйти из строя, как минимум, на час. "Через три месяца проверю снова," — думал сармат, разворачиваясь в небе и глядя сверху на выжженное пятно посреди степи. "Что-то тут не так..."

... — Ульф просил тебя не усердствовать, — сказал Корсен, когда Гедимин вернулся на корабль. — Ему велели не мешать тебе, но устраивать там ядерную лабораторию — такого приказа не было.

Гедимин кивнул.

— Ты проверил у них всё, что хотел? — спросил Корсен.

— Через три месяца надо повторить, — ответил Гедимин. — Ирренций часто меняется. Надо за ним следить.

Корсен покачал головой.

— Хорошо, что я не учёный. Так один раз что-то сделаешь — и всю жизнь вокруг прыгаешь. А вот если ты умрёшь, кто будет следить?

Гедимин пожал плечами.

— Тогда мне будет всё равно. Можно идти?

— Будто тебе нужно разрешение, — проворчал Корсен, опускаясь в кресло и разворачивая над круглым столом голографическую карту Солнечной системы. — Иди. Надеюсь, Ульф не нажалуется Маркусу...

21 декабря 31 года. Кагет, Обугленные горы, урано-ирренциевый рудник — плато, промышленная база "Элара"

— Держи, — Гедимин протянул Фьонну механического "жука". Сармату было досадно. Раньше на такую игрушку ему хватило бы трёх-четырёх дней — в крайнем случае, он потратил бы неделю, попутно работая над чертежами или обогащая уран в лазерной камере. Сейчас он провозился два месяца. С тех пор, как он узнал, что "Феникс" Винфреда Марци взорвался над Ио, работа вообще не клеилась — ни сравнительный анализ поведения реакторов с четырьмя и восемью "пульсирующими" твэлами, ни нелепые развлечения вроде этого "жука".

— Ого! — Фьонн развернул "жука" кверху брюшком, рассматривая открытые части механизма. — И все конечности целы... Спасибо, Гедимин. Пойду испытывать.

— Оставь мне "крылья", — попросил сармат, сверившись с календарём. По условно-земному счёту прошло три месяца с последней выгрузки ирренция в синтезных цехах "Элары". "Напоминать не стали," — отметил про себя Гедимин, глядя на передатчик. Он оставил свой адрес и Ульфу, и начальникам цехов, но никто не прислал сообщения, — видимо, надеялись, что сармат о них тоже забудет. "И что я лезу не в своё дело..." — думал он, угрюмо щурясь, пока ждал, что шлюз откроется и выпустит его из крейсера.

Был полдень; дожди давно прошли, и степь, когда-то сочно-зелёная, стала серо-белесой. Трава, и так невысокая, окончательно полегла и шуршала под ногами, путаясь в пальцах. "Жуки" исчезли — вокруг валялись только пустые панцири. Гедимин сначала решил, что животные впали в анабиоз, и подобрал несколько образцов для изучения, но нет — в панцирях не было ничего. "Наверное, перешли в другую форму и закопались поглубже," — сармат, наклонившись, копнул когтями затвердевшую землю, но не нашёл ничего, кроме остатков разложившейся органики. "Ассархаддон рассказал бы больше. Где он сейчас, интересно? Вывез экзотариум куда-нибудь к Нептуну и сидит, смотрит, как "жуки" сбрасывают панцири..." — Гедимин тихо вздохнул и выпрямился, приводя в действие "лучевое крыло". В горах за лагерем грохотали дробильные механизмы, на севере что-то взрывали, — "Элара" копала свои карьеры, держась в отдалении от ирренциевых залежей. Иллюминация над куполами базы была погашена, только рилкар блестел в солнечном свете, бросая на степь длинные блики.

Ещё на подлёте Гедимин услышал звуки стрельбы — кто-то выпускал длинные разряды из бластера старого образца. Когда он приземлился, всё уже было кончено, и охранники в экзоскелетах лагерной расцветки стаскивали к фургону изувеченные тела, слишком маленькие для сарматских. Скользнув по ним беглым взглядом, Гедимин отметил, что стреляли много, большей частью — уже по трупам. По двору тянулись кровавые полосы. Из распахнутых ворот выглядывали угрюмые охранники в униформе "Элары".

Гедимина запомнили — а может, всем было не до него, но, так или иначе, никто не пытался остановить его, когда он по знакомому коридору шёл вдоль рельсов электрокрана к хранилищу ирренция. На полу, стенах, кое-где — на рельсах засохла бурая жижа. Хмурый сармат в лёгком скафандре замывал кровавые пятна каким-то древним, явно самодельным приспособлением. Увидев его, Гедимин даже остановился.

— Чего уставился? — огрызнулся сармат, бросив на него недобрый взгляд через плечо.

— А роботы-уборщики... — начал Гедимин.

— Все сдохли от радиации, — перебил его сармат, наклоняясь к бурому пятну. — Иди, куда шёл.

С дальнего конца коридора донёсся скрежет. Когда Гедимин подошёл, там уже столпились ремонтники, разглядывая вынутые из стен створки покорёженных ворот. Вокруг ходил сердитый комендант, пытаясь выяснить, когда ворота повесят обратно. При виде Гедимина его отчётливо передёрнуло.

— Что здесь произошло? — спросил реакторщик, заглядывая в хранилище. Контейнеры с ирренцием были уже там — новая партия с особой маркировкой. Мерные ёмкости Гедимин принёс с собой — оставалось отсыпать четыре килограмма окиси.

— Бунт, — Ульф поморщился. — "Всё под контролем, они безвредны..." Нумусиа ни на пол-атома не контролирует своих мартышек! Теперь у меня двое раненых... и вот эти ворота! А тебе чего?

"Нумусиа?" — Гедимин озадаченно мигнул. "А, вспомнил. Комендант лагеря. М-да..."

— Надо проверить твой ирренций. Дай мне четыре килограмма, и я уйду.

...В этот раз пересыпать окись из контейнера в контейнер пришлось самому — Ульф отказался кого-либо звать, а привлекать ремонтников Гедимин не захотел — им и так хватало работы. Механизм ворот был серьёзно повреждён — похоже, в него заложили пару маломощных зарядов взрывчатки, и некоторые запчасти (замены на складе не было) предстояло делать из подручного материала. Гедимину такое было привычно, ремонтникам, судя по разговорам, тоже, — но никто из них такой задаче не радовался.

— Давно сюда водят макак? — тихо спросил он у охранника на выходе. — Зачем?

— Уборка, мелкие работы, — ответил сармат. — Ульф думал, это разгрузит рабочих. Двоих ранили сегодня, ты слышал?

— Откуда они взяли взрывчатку? — спросил Гедимин. Охранники переглянулись и одновременно пожали плечами.

Старый полигон Гедимина ещё чернел голой плешью — растительность за три месяца не подступилась к нему ни на миллиметр. Сармат поставил защитные поля, несколько минут следил за ними, — ни один "жук" не появился из сухой травы.

"Тысяча сто... тысяча двести..." — неэкранированные контейнеры с окисью привычно складывались в штабель. Воспоминания об аналогичных опытах в "Гекате" посещали Гедимина, но он не отгонял их, — острая боль за прошедшие месяцы сменилась глухой тоской. Спутники Юпитера оставались в руках Земного Союза, подбирающегося понемногу к Сатурну; Земля большей частью стала непригодной для жизни, но закрепиться на ней сарматам не удавалось; Норманн-Уэлс после долгих попыток отстоять покинули, вывезя всё, что возможно, в Ураниум-Сити; Ураниум, Утгард и Коцит пока держались. Линкен Лиск был жив, его регулярно видели на Фебе, но пересечься с ним Гедимину не удалось ни разу. Война продолжалась, и Гедимин надеялся, что хотя бы Маркусу она в итоге понравилась.

"Тысяча шестьсот... тысяча семь..."

Содержимое контейнера, зажатого в руке, плеснуло Гедимину в лицо бурлящим бело-зелёным расплавом. Дозиметр запоздало заверещал, вспыхнув красным. Защитное поле исчезло, будто его не было.

Машинально стряхнув ошмётки контейнера, сармат выпрямился, растерянно озираясь. Выгоревшая на полкилометра вокруг степь была забрызгана тонким слоем расплава, и он клокотал, светясь зеленью. Реакция продолжалась, и расстояние в десяток метров ей ничуть не мешало.

Гедимин покосился на руку — ирренций, впитавшийся в броню, светился и еле слышно булькал, проедая понемногу ипроновый слой. "Взрывная реакция," — отметил сармат, наклоняясь над самым ярким пятном расплава и сгребая его в ладонь. Кое-что просвечивало сквозь пальцы, но часть массы была изъята, и свечение мигом потускнело.

Через три часа ирренций вернулся в твёрдое состояние, и Гедимин по кускам переложил его в "карманы". Часть осталась лежать в степи; сармат залил "фонящие" участки меей из личных запасов, но на круг радиусом в полкилометра меи не хватило. "Всё-таки испортился," — думал Гедимин, глядя на кусок спёкшейся почвы с серыми каплями. "Сменил свойства. Теперь он аналогичен "кагету". Но из-за чего..."

Он вспомнил кровавые брызги на стенах и, вздрогнув, поднёс руку к шлему. "Лагерь. Видимо, ирренций с самого начала добывали так же, как сейчас. "Ириен" добывали не так. Синтезированный — тем более. А "кагет"... Видимо, он реагирует. На всё. Прямо по словам Хольгера... Hasu!"

... — Что?! — Ульф смотрел на Гедимина, и его глаза, сначала расширившиеся до предела, быстро сужались. — Это невозможно. Отгрузка начнётся этим же вечером.

— Корабли начнут взрываться этим же вечером, — Гедимин смотрел на Ульфа и чувствовал, что переговоры уже провалены. — Это уже не "синтез". Это "кагет". Его нельзя использовать ни для "Седжена", ни в реакторе. Проверь сам, если мне не веришь.

— Мне некогда проверять бредни, — Ульф, брезгливо поморщившись, кивнул охранникам. — Увести его и больше не пускать!

Гедимин покосился на экзоскелетчиков, и они остановились в нерешительности.

— Предупреди всех, что в твоих кораблях — "кагет". Это просто. Всё проверят без тебя.

Ульф на секунду задумался, и Гедимин затаил дыхание, но тут же комендант качнул головой и сердито сощурился на охранников.

— Ну?! Мне что, всё самому делать?! Выкинуть его с завода!

...Гедимин подбросил на ладони кусок стеклоподобной массы и перевернул его светящимися вкраплениями вверх.

— Теперь москитный флот пополнится самовзрывающимися истребителями. Крейсер, конечно, прочный, но три-четыре "хлопка" на каждой палубе... — он не договорил, откинувшись спиной на защитное поле и направив взгляд на кромку солнца, уходящую за край плато.

— Очень плохо, — пробормотал Фьонн, глядя на обломок странного минерала. — Я скажу Корсену. Раньше десятого нам отсюда не выбраться. И связи с "Марой" тут нет. Как думаешь, быстро "Элара" сделает новые истребители? Это же не минутное дело...

— Очень скоро, — отозвался Гедимин, сердито щурясь на закат. — Их клепают по два в сутки. Через месяц будет сотня, и пришлют барк с конвоем. Говоришь, десятого... Может, и успеем.

10 января 30 года. Феба, кратер Ясона, база атомного космофлота "Мара"

Корсен, выйдя из рубки, молча подошёл к Гедимину и обнял его.

— Всего один снаряд, и то мимо! — выдохнул он, выпустив удивлённого сармата. — Если бы шли из пояса астероидов, нас уже разнесли бы в клочья.

Гедимин кивнул.

— Базу вычислили? Уже бомбят?

Сам он ничего не чувствовал — многочисленные демпферы поглощали энергию толчков, но реактор выдавал нейтронные вспышки с периодичностью в пять минут, и Гедимин оставил его только после полного глушения с применением всего ипрона, который нашёлся в отсеке. У самого "Бета" причин для тряски не было, бурной тектоникой Феба никогда не отличалась, — били сверху, и, скорее всего, это был не метеоритный дождь.