|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Чокнувшись с Илларионом Хохлом и не забыв подлить и Наташе Сидоренко, Пит Борн вдруг проворчал:
— Какой все-таки негодяй наш президент. Ну, выпьем за то, чтобы его не переизбрали. Чокнемтесь, любезный Бычков!
Тут Бычков вдруг очнулся от грез, в которых обычно пребывал постоянно, и, чокаясь с Питом Борном, объявил:
— Это происходит оттого, почтеннейший господин писатель, что президент ваш — есть, собственно, саламандр, опустошивший всю Россию в сердцах за то, что от него улетела красная змея.
— Коричневая, по-моему, — неуверенно поправил Борн.
— Что? Как? — спросил Илларион Хохол, тупо глядя в стакан виски, где, по обыкновению, искал новые рифмы к стихам.
— Да, — продолжал Бычков, мысленно пребывавший не то в Венеции, не то в Новокузнецке, — поэтому-то он должен теперь быть президентом и проживать в Кремле со своими тремя дочерьми, которые, впрочем, суть не что иное, как три маленькие красно-сине-белые змейки, что греются на экранах телевизоров, соблазнительно поют и прельщают молодых людей, как сирены.
— Господин поэт, господин поэт! — воскликнул Илларион, вспомнив, что он все-таки независимый и современный гражданин штата Висконсин, да к тому же и живой классик. — У вас в голове звенит? Что за чепуху такую вы тут болтаете?!
— Он прав, — вступился тут Пит Борн, — этот наследник кровавой гэбни — и в самом деле проклятый саламандр; он выщелкивает пальцами огонь и прожигает в пиджаках дыры на манер огненной губки. Да, да, ты прав, брат Серега, и кто этому не верит, тот мне враг! — и с этими словами великий герой интернет-оппозиции ударил кулаком по столу, так что стаканы зазвенели.
— Петька, ты взбесился! — закричал рассерженный Илларион Хохол. — Господин Бычков, что вы такое опять затеяли?!
— Ax, — задумчиво пробормотал Бычков, — ведь и ты, Иллариоша, не более как маленькая феечка, сидящая на островке близ Ванкувера и полощущая свои косы в морской воде...
— Что? Я — феечка, полощу косы в морской воде?! — вскричал живой классик вне себя от гнева. — Да ты спятил, романист, совсем спятил!
— Но кондитер еще сядет нашему саламандру на шею, — воскликнул Пит Борн.
— Да, кондитер силен, — загорелся Бычков. — Несмотря на свое низменное происхождение, так как его папаша есть не что иное, как оторванное крыло мессершмитта, а его мамаша — всего лишь сахарная свекла, но большей частью своей силы он обязан разным злобным тварям — ядовитым канальям, которыми он окружен.
— Это гнусная клевета! — воскликнула Сидоренко со сверкающими от гнева глазами. — Наш кондитер — великий и мудрый человек, а все наши олигархи — вовсе не злобные твари, а горячие патриоты, высокообразованные люди самого европейского воспитания и... его двоюродные братья!!
— Может ли саламандр пить водку, не спаливши себе глотку и не погибнувши жалким образом?! — вопрошал Пит Борн.
— Нет, нет! — кричал Бычков. — Не бывать такому! И вообще, гостя в Томске, я и сам полюбил зеленую змею! Потому что у меня наивная душа поэта, и я видел голубые глаза настоящей русской патриотки!
— А кондитер — их выцарапает! — воскликнула Сидоренко.
— Саламандр, саламандр всех одолеет, всех! — вдруг заревел Илларион Хохол в величайшем бешенстве. — Но не в сумасшедшем ли я доме?! Не сошел ли я сам с ума?! Что за чушь я сейчас сболтнул! Да, и я обезумел, и я обезумел! — с этими словами висконсинец вскочил, сорвал с головы парик и, скомкавши, бросил его к потолку.
Тут Бычков и Пит Борн стали хватать миски с закуской, стаканы и с радостными восклицаниями бросать их к потолку, так что осколки со звоном падали кругом. "Виват Саламандр! Да сгинет кондитер! Бей зомбоящики! Режь хвосты котам! Птичка, птичка, со двора!" Так кричали и ревели все трое, точно сумасшедшие. Сидоренко же, визжа от огорчения и скорби, упала на диван.
Но вот отворилась дверь, все внезапно смолкло, и маленький человечек в сером плаще вошел в комнату. Лицо его имело в себе нечто удивительно важное, и в особенности выдавался его кривой нос, на котором сидели большие очки. При этом на голове его была чрезвычайно странная шапка из перьев.
— Доброго вечера, доброго вечера, — заскрипел забавный человечек. — Здесь ведь могу я найти поэта и прозаика господина Бычкова? Его куратор из ФСБ свидетельствует вам свое почтение, и он понапрасну ждал господина Бычкова сегодня, но завтра он покорнейше просит не пропустить обычного часа.
И с этими словами он повернулся и вышел, и тут все поняли, что важный человечек был, собственно, серый попугай.
Илларион Хохол и Пит Борн подняли совершенно ненормальный хохот, раздававшийся по всей комнате; Сидоренко между тем визжала и ахала, как бы раздираемая несказанною скорбью, но Бычковым овладел безумный ужас, и он бессознательно выбежал из дверей на улицу...
* * *
— Ну, как вам вчера понравилось виски? — насмешливо поинтересовался куратор на другой день, когда пришедший Бычков бочком прошел в его кабинет.
— Ах, вам, конечно, попугай рассказал, — отвечал было поэт, совершенно сконфуженный, но вдруг остановился, подумав, что попугай-то был всего лишь галлюцинацией!
— Э, я и сам был в компании, — возразил эфэсбэшник, — разве вы меня не видели? Но от безумных штук, которые вы проделывали, я чуть было не пострадал, потому что я еще сидел в миске, когда Пит Борн схватил ее, чтобы бросить к потолку, и я должен был поскорее ретироваться в потухшую сигару Иллариона.
— Я... я сейчас, — побледнел Бычков и быстро выскочил за дверь, ринувшись к туалету.
Куратор проводил его ироническим взглядом...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
