|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Интерлюдия.
Георгий Михайлович редко задумывался о своей правоте. Но слова Василия, почти сразу по приезду бросившегося на вокзал, никак не желали покидать голову:
— Я тебя что, о многом просил?! Нормально пообщаться с парнем, родным племянником! Какого черта ты опять в гонор полез, мало прошлых случаев было?! Я диву даюсь, как ты с твоим характером до своих чинов дослужился! Или у тебя со звуком фамилии "Романов" идиосинкразия начинается?
— Да как ты?!.
— Папа! — устало произнес сын, — Отпусти уже своих призраков! Хрен с ним, не любишь ты его! Так мало что ли людей, которых ты не любишь? Ты же с информаторами своими как-то работал, а они, думаю, похлеще Петра были, но ведь тогда у тебя мозги не отключались!
— Не ругайся, — одернул старший князь.
— Из всей моей фразы ты только одно слово услышал? И где же твое хваленое чутье?
— Я не желаю подстраиваться под...
— Талантливого артефактора, полностью унаследовавшего способности своих гениальных родителей! — перебил Василий, — Ты же не можешь отрицать, что Петр Исаевич был чертовым гением! Тетя Надя недалеко от него отстала, жаль, что мало прожила, а то глядишь, мужа бы и переплюнула! Сейчас, упиваясь своей ненавистью, ты упускаешь мозги, которые украсили бы наш род. Принесли бы ему новый виток славы. И денег, что тоже немаловажно.
— Так из-за этого с ним возишься? — князь, решив, что разгадал загадку, заметно расслабился, — Привязываешь к себе?
— Пап, я не поэтому. Ты можешь представить себе, скольких я убил, воюя семь лет?
Неожиданный поворот разговора сбил отца с толку.
— Десятки?.. сотни?..
— А десятки тысяч не хочешь? В одной крепости, что я завалил, примерно тысяча двести защитников было, и все они на моем счету. Но там хоть чистенько сработал, — саркастически усмехнулся Василий, — почти без крови. Обычно так не получалось, Ужасом Пустыни меня не за красивые глаза обозвали. Для меня сейчас любой вопрос прежде всего силовым методом решается. Думаешь, почему я так мало дома бываю? Да потому, что боюсь разозлиться как сейчас! — Проследив за взглядом, указавшим на потрескавшийся камин, старший князь побледнел и отступил на шаг своими новенькими, но пока еще неуверенно держащими ногами, впервые благодаря бога, что сын не унаследовал его склонность к огню, ведь ни один поток разозленный маг не тронул, сила только отразила его гнев, — Ты так был помешан на магии, так гордился мной! Радуйся, равных мне нет! И теперь мне нужен кто-то, кто сможет сказать "Хватит!", когда я зарвусь. Увы, но ни ты, ни мама на эту роль не годитесь, а твой Мирон Палыч, который думает, что набросил на меня поводок, тем более. Я с ним ровно до момента, пока он меня устраивает, и то, только потому, что лишних жертв не хочу, мне достаточно тех мертвецов, что уже приходят ко мне ночами.
Верный Сергей появился только после того, как хлопнула входная дверь, чуть ли не силой усадив князя обратно в коляску. Протезы подходили замечательно, но ослабшие за годы лежания мышцы еще не готовы были к долгой ходьбе или, как сейчас, к стоянию. А Георгий Михайлович впервые заметил, что слуги и домочадцы уже в который раз стараются не попадаться его сыну на глаза, максимально сохраняя дистанцию. Силен, однако! Вопреки всему князь ощутил прилив гордости: моя порода!
Но взгляд на одного конкретного юнца всё же стоило пересмотреть. Сын прав, кого только ни встречалось среди всей швали, с которой он был вынужден сотрудничать за время службы! Петр Романов, пусть ему и удалось на короткое время вогнать князя в панику, на их фоне сущим ягненком выглядит! А ради задуманного дела можно потерпеть. И ради Василия.
Некому было обратить внимание Георгия Михайловича, что сына в своих рассуждениях он поставил на второе место.
Глава 11.
Мы с Санни непохожи внешне, по-разному воспитывались, но ощущается, что родственники — ходим по одним граблям. Этот княженыш (знаю, что князь, но пока не воспринимаю этот его высокий титул), как и я, восемь лет назад умудрился поклясться, что отомстит за отца. Вроде бы не слово произнес, а какой-то более слабый вариант зарока, оказывается, их есть много разновидностей, но невыполнение все равно давит, чем дальше, тем сильнее. Разве что ему легче: и формулировка мягче — "я этого так не оставлю!", плюс он знает кого надо кошмарить, хотя имя так и не назвал, а свои догадки я придержал при себе.
— С отцом и его людьми не связывайся! — предупредил наемник, немного просветив насчет своих обстоятельств.
— Погоди, ты же сам хотел меня у него оставить?
— Оставить — это одно, а влезать в их дела себе дороже. Ты ведь прав на самом деле — вляпался! По самый... — речь Санни в империи изменилась, матюки он себе теперь не позволял, заменяя рвущиеся на язык слова многозначительными паузами, — ...кадык! Цель у меня довольно сложная, самому не подобраться.
"Да, ну?!" — пулей мелькнула мысль.
Видимо, что-то на лице отразилось, потому что Василий пояснил:
— В восемнадцать попер бы, наплевав на все, слава богу, что не знал как. Но семь лет войны мозги прочищает: теперь ни лишних жертв не хочется, ни самому умирать, ни в бега подаваться. Везде можно устроиться, но прятаться потом всю жизнь? И я же не один, не достанут меня — отыграются на семье. В идеале — подобрался поближе, тихо сделал дело, и так же тихо ушел. А для этого, сам понимаешь, за помощью кроме как к их компании обратиться было не к кому.
— Твоя цель тоже маг? — Санни кивнул, — И тоже венценосец? — Санни снова подтвердил, — Предположу, что и охраняется хорошо. Что? — ответил на подозрительный взгляд брата, — К сильной магии обычно высокий титул прилагается. Это ты у нас не показатель, по привычке один везде ходишь без свиты и охраны, а остальные венценосцы, надо полагать, себя берегут!
Маг, обдумав мои слова, опять кивнул.
— Тогда, по мне, не самый худший вариант. Или?..
— Именно, что или! — он скорчил недовольную рожу, забавно смотрящуюся на его подвижном лице, — У меня был план. И помощи всего ничего требовалось, всего лишь немного информации. Мы ведь с тобой на два дня, получается, разминулись, — довольно неожиданно сменил он тему, заставив меня потерять нить, но следующие слова все разъяснили — тема осталась прежней, — Добавь еще неделю, что я тебя искал, потом самолетами до юга и Москвы, еще полдня досюда, это еще двое суток, и пусть будет полмесяца на адаптацию и акклиматизацию. Итого конец августа — сентябрь я уже был готов действовать. Сейчас уже декабрь пошел, а я, как видишь, на том же самом месте. Сначала им удалось меня убедить, что цель немного не та. Ладно! Не та, так не та! Все они там одним миром мазаны, я не в обиде. Потом началось планирование — уже нельзя просто так е...нуть по нужному человеку, надо дождаться подходящего момента! Политически выверенного!
Выдержка Санни трещала по швам, раз он опять прекратил следить за речью. Крепко же его стариканы-разведчики достали! А ему еще и выговориться, похоже, некому. Вряд ли в компании его отца, мистера Деда и им подобных кто-то подходил на роль жилетки для поплакаться.
— Допустим, и с этим я согласен, но ты заметил, что уже не я решаю что-то? И сдать назад уже не получится, слишком многое завязано и затронуто. По дурости еще и тебя засветил, думал, ты меня искать начнешь, волну поднимешь. А, выходит, сглупил.
Понимал ли я, что мы с ним сидим и обсуждаем хладнокровное убийство одного из политической верхушки империи? Понимал. Хуже того, я еще и представлял, кого именно Санни собирается прикончить. Выбор на самом деле был невелик, а намеков я уже услышал предостаточно. Другое дело, что ночью в пустом буфете на вокзале богом забытой станции, где даже не все проходящие поезда останавливались, все это воспринималось не слишком реальным.
Зато я прекрасно осознавал, что слово не даст магу спуску, как не давало мое, заставив сжиться с мыслью, что другого пути нет. Страшная вещь на самом деле это слово.
Лично моё то ли слетело, то ли уснуло до нового кандидата на месть, и многое теперь виделось в другом свете. Идею воздать по делам родственничку я не оставил, но класть на это действие жизнь больше не собирался. А нынешние мои мысли были гораздо эгоистичнее: свершив свой акт расплаты, Санни никогда не станет прежним. Уж точно не после того, как к его действиям подключилась компашка старичья из ДВР. Каковы бы ни были их мотивы, с их участием справедливое возмездие превращалось в заказное убийство. И они никогда не дадут молодому князю забыть об этом.
— Санни... — робко заикнулся, но так и не смог продолжить.
— Не утешай! — брат не дал мне договорить, — Ты просто не понимаешь, под что я тебя подставил. Одно радует, сейчас уже все на финишную прямую вышло, недолго осталось. Но у меня уже фобия — отец свои "друзьям", — кавычки к "друзьям" слышались отчетливо, — очень верит. Даже слишком очень, я бы сказал. Где они были, эти его друзья, когда мать последние сережки закладывала?! — почти прошипел Санни, — Из них всех только Алексей Иванович помог, и то под слово! Знаешь, иногда слушаю их, и зло разбирает! Мама недавно призналась, что если бы ни тетя Надя с Петром Исаевичем... Твоя мама два года моей деньги отсылала, пока сама не погибла, но там уже и я что-то стал зарабатывать.
Мой ум вдруг посетила дама Логика, которая доселе нечасто радовала своими визитами. Не та подделка, которую я принимал за настоящую, а истинная, принесшая холодное озарение.
— Должен тебе признаться, что собирал информацию о твоей семье, — на немое удивление Санни поспешил пояснить, — Как ты знаешь, я круглый сирота, вот и искал родственников, о том, что отец был еще раз женат, я ни сном, ни духом! Мне нарыли, что твоего отца убрали свои же. Твой враг, как ты говоришь, влиятельная персона, маг и венценосец...
— Молчи! — прервал меня Санни.
— Имен называть я не собираюсь, — не дал себя сбить, — Я о другом: мне еще тогда было неясно, отчего Георгия Михайловича не убрали окончательно? Согласись, нетрудно было в его беспомощном состоянии сделать лишний укол и что-то дать под видом лекарства, да просто подушкой додушить, никто бы не удивился его смерти! Я бы на месте вашего врага и детей бы в живых не оставил, раз он сам маг, то возможности себе подобных представлять должен в полной мере.
— В то время считалось, что вся мой магия только для долгой жизни годится, с песками в стране напряженно, — внес он свою лепту в разговор, — Пока Алексей Иванович не придумал, как эту склонность к делу приспособить, я ничему толком не учился. Сестры с матерью вообще ничего не умеют, их как женщин ничему не учили.
— Санни, вот ты умный-умный, а потом дурак! Ладно, кто бы говорил... Песок — это вопрос склонности и практики. Я ни огневик, ни песчаник, ни к одной стихии расположения нет, а как ты знаешь, наворотить такого способен! И песка, кстати, в империи немало, ты не в тех местах искал. Так что элементарно: заманить своего врага на любой песчаный берег и там прикончить ты уже тогда мог.
На лицо крутого мага было приятно посмотреть, настолько простую идею он даже не рассматривал. Судя по хищно сощуренным глазам, в его мозгах сейчас бешено вращались шестеренки, прокручивавшие новые планы.
— Значит, опасаться тебя он должен был изначально. К тому же ты зря считаешь, что никто не свяжет Ужаса Пустыни и князя Солнцева. Вспомни: ты границу пересекал, в посольстве документы восстанавливал!
— Я там под фамилией матери был, но ты прав, сложить два и два почти любой сможет. Поэтому я и хочу, чтобы ты мне другой путь подсказал, чтобы не свои способности светить!
— Подскажу, куда денусь, но дослушай! Итак, твоего отца не добили, но я так понимаю, в его состоянии он ничего сделать не мог, так что можно еще списать на акцию устрашения и урок всем недовольным: дескать смотрите, что может случиться! Еще и великодушие проявили, не тронув семью, тем более что ты быстро смылся за границу, да не в какой-нибудь сытенький Амстердам, а в полыхающую гражданской войной Аравию, где тебя без чужого участия сто раз прикончить могли. Улавливаешь?
Санни медленно склонил голову, не отрывая от меня глаз.
— Но теперь все изменилось: ты вернулся, отточив навыки убийцы, а твой отец встал на ноги. В силе он, вероятно, просел, с тобой ни в какое сравнение не идет, венец едва заметен, но добреньким и всепрощающим его никак не назвать. На месте твоего врага ты бы выпустил вас из поля зрения?
И так белокожий Санни заметно побледнел.
— Знаешь, будь моя воля, я бы слово законодательно запретил, и плевать, что на нем присяга держится! Посмотри, как оно критическое мышление отбивает! Что ты, что я на баранов стали похожи: уперлись в одну идею и долбимся, долбимся, вместо того, чтобы подумать! Но ведь тот, кто с генералом так обошелся, прекрасно это понимает, не может не понимать! Это я могу что-то про венценосцев не знать, а ему сам бог велел! А раз никаких действий по отношению к вам не предпринимается, то просится вывод: на тебя сейчас, как на живца, ловят недовольных. А когда посчитают, что всех собрали, накроют вас разом. Или могу предложить версию похуже: дождутся, когда вы завершите все приготовления, а потом провернут что-то свое, свалив все шишки на вас, как с Незабудкой когда-то!
— Историю Незабудки я не слышал, мы же с тех пор урывками виделись, и все время ты в постели валялся... — сдавленно произнес брат, — но мысль я понял...
— Выходи из игры, Санни! Слово словом, а инстинкт самосохранения никто не отменял!
— Поздно. Если ты прав, то уже поздно.
Пристукнутый моими догадками Санни некоторое время сидел, осмысливая сказанное. Как я его понимаю!
— Тебя в столице что-то держит? — отмер он, наконец.
— Информаторов надо навестить, да с друзьями хотел встретиться, а что?
— Что за информаторов?
— Да та же дурь, что у тебя! Санни, моего отца убили! На моих глазах!
— К черту информаторов! Сам признаешь, что дурь, вот и не майся ею, дождись вступления в наследство и отправь по следам команду сыщиков! — отрезал брат, отметая возражения, — У наемников не появляйся! У друзей тоже пока не светись! До столицы я тебя довезу, самому придется туда — надо хотя бы мать и сестер постараться спасти. Но оттуда чтобы сразу — на любой поезд и в глушь! Забиться мышью под веник и не отсвечивать всю зиму! Ясно?
— А-а?..
— Сам потом поймешь, когда можно станет из тени выйти!
Возражать и сопротивляться его напору было бесполезно. Мы настолько быстро сорвались с места, что я только на пути в Петербург успел подумать, что Георгий Михайлович мог бы просветить меня о прошлом отца — наверняка он немало информации о нем собрал! Санни же кроме факта первого брака почти ничего не знал. К лучшему! Пока слово молчало, а узнай я что-то о прошлой семье отца, мог бы снова попасть в ловушку принуждения. А про месть не зря говорят, что она подается в холодном виде.
Но все равно, выйдя у вокзала, к кассам я отправился не сразу: Циркуль — коллега-соперник Умника — уже должен был собрать заказанную информацию. А в свете того, что моя уверенность в гибели побратима оказалась беспочвенной, второй человек, в чьей смерти я был уверен, тоже мог остаться живым.
Как и Умник, Циркуль давно остепенился и держал в столице собственное детективное агентство, состоящее из него и помощника. А в "Пиве и Рульке" появлялся изредка — подышать специфической атмосферой "братства" и вспомнить молодость. Ну, и заказы иногда там подхватывал, как мой, например. Зато наличие крохотной конторки на окраине Петербурга избавляло меня от необходимости нарушать указание брата, и снова появляться у толстого стукача.
— Описание, представленное вами очень расплывчатое, поэтому пришлось начать поиски с полиции и нашумевших преступлений. Посмотрите сюда, — и он веером разложил на столе несколько фотокарточек, изображающих девушек в фас и профиль на фоне разлинованной стены.
— Эта, — подвинул я к нему снимок моего цветочка.
— Надо же, а ведь я ее сюда до кучи положил! — удивленно признался сыщик, — Она под ваше описание меньше всего подходит.
— Чем же?
— Давайте по порядку. Для начала: история изложенная вами, как оказалось, довольно краткий пересказ популярного несколько лет назад дамского романа. Так же, как и вы, я прошел мимо сего опуса, меня просветила помощница, — новость еще не успела дойти до мозга, пока что я был ошарашен тем, что помощник Циркуля оказался женского пола, — Я проклял день, когда с вами связался, потому что был вынужден прикупить это ..., — он запнулся, но о смысле пропущенного слова я догадался, — и пролистать. Вот оно, кстати, это я включил в итоговый счет отдельно, — из ящика на стол извлеклась книжка в мягкой обложке, — Чтобы закончить тему этого, дополню рассказанный вами сюжет парой подробностей: главная героиня в результате издевательств решает покончить с собой, но ее спасает влюбленный в нее надзиратель. Вместе они имитируют смерть героини накануне казни, потом героиня долго скрывается, попутно в нее влюбляется богатенький граф, который, конечно же инкогнито и тоже от кого-то скрывается. После чего они женятся и сваливают в закат на белых лошадях. И, кстати, о судьбе брошенного ребенка там ни слова, я этот сюжетный ход специально уточнил. Видимо, для авторши это осталось несущественной деталью. А что? Новых наклепают, теперь уже графенышей!
Вот теперь я был поражен в самое сердце и судорожно схватил безвкусно раскрашенную книжонку. Столько совпадений! Но найдя нужный эпизод, немного успокоился: героиня работала медсестрой (самое оно для химика!), а не наемницей, а граф попал в госпиталь по чужим документам и скрывался только потому, что "боялся, что социальная пропасть не даст ему хоть немного времени побыть с любимой" (это фрагмент от имени графа).
— Ознакомились? — потряс головой, все еще пребывая в прострации, — Если что, не стесняйтесь, забирайте, я у себя такое держать не стану!
Неприкрытая издевка Циркуля привела меня в себя.
— Готовы теперь? Вижу, что готовы. У этой девушки, — он приподнял фотографию Незабудки, — и героини из общего всего один эпизод: девчонка соблазнила надзирателя и с его помощью сбежала с каторги. И если о судьбе книжного ничего не сказано, то настоящий получил три года, скоро должен освободиться, или уже освободился.
Принял к сведению новый факт.
— Во-первых, не Юлия, а Лилия. Но здесь, — он постучал не пригодившимися карточками по столу, — вообще нет ни одной Юлии. Родилась в мещанской семье, единственный ребенок, родные в ней души не чаяли, не скупились ни на образование, ни на прихоти. Умница, этого не отнимешь, досрочно окончила гимназию, в пятнадцать поступила в Казанский университет.
— Почему в Казанский?
— Родом они оттуда. Наверное, так для семьи проще было. А вот дальше уже не так радужно: связалась с радикальным студенческим братством, была активным участником студенческих волнений.
— Каких?
— Разных. Копию ее дела я вам отдам, хотя оно неполное. Я еще раз признаюсь, на других думал, — и он потряс так и удерживаемыми в руке снимками, — Молодежь часто протестует, но пока они просто протестовали, их не трогали. Максимум — в участке на ночь оставляли. Казанский университет вообще сборище вольнодумцев, у них эти студенческие демонстрации вроде развлечения. Но я не зря сказал, что она состояла в радикальном братстве, эти от слов собирались перейти к делу. Ее и несколько других активистов взяли при подготовке теракта. На момент поимки восемнадцати ей так и не исполнилось, адвокат сильно напирал на жалость, родные тоже похлопотали. В деле несколько раз упоминается, что она и Рем Нургатов — это их главарь, были близки. Кто их там разберет, но подвели под то, что взрослый парень запудрил девочке мозги. Суд принял доводы во внимание, и ей назначили минимальный срок — десять лет. Остальным дали по двадцать, а главному зачинщику — виселицу.
Естественно, и книжку, и копию дела я у Циркуля забрал. Добираясь до вокзала, мучительно пытался понять: зачем она мне врала? Выдуманная история звучала ничуть не лучше настоящей, даже хуже, пожалуй. Пыталась меня оттолкнуть несуществующей дочерью? Так достаточно было сказать "нет".
Ближайшим поездом оказался поезд на Казань. Сидеть и не рыпаться предполагалось до самого дня рождения, так почему бы и не туда? Пять лет не двадцать, свидетелей тех событий полно. Пошел в кассу за билетом.
Санни не успел.
"Не успел... не успел..." — речитатив в голове бился в такт колесам.
Весть о трагической смерти наследников первого круга застала меня на полпути в Казань. Собравшись на какое-то торжество, младшая часть императорской семьи оказалась заживо похороненной в Михайловском дворце, где должна была состояться великокняжеская пирушка. По "счастливой случайности" на праздник опоздали сам старший сын императора Александр и парочка его двоюродных братьев, но жена цесаревича вместе с двумя его дочерьми и еще сотней приглашенных, не считая слуг, погибла под руинами. Венценосцев-магов трудно убить, но отсутствие воздуха еще никому на пользу не шло.
Почти случайный выбор пункта назначения сыграл на руку — моя внешность терялась на фоне основного населения. А татарский чем-то сродни арабскому и худо-бедно понимать его я начал уже на третий день.
Светить паспортом гражданина другой страны побоялся — не было у меня теперь в нем уверенности, а других документов тоже не было. Нравы в городе были строже, и без удостоверения личности заселиться в хоть сколько-нибудь приличную гостиницу не выходило. Съемные ночлежки чередовались, дорогое пальто спустя неделю такой жизни превратилось в засаленную тряпку. Где-то подхватил вшей и вынужден был обриться налысо. Жизнь повернулась изнанкой, все прошлые мытарства показались цветочками.
Девяностотрехлетний император слег от переживаний, власть неофициально перешла его императорскому высочеству Александру Павловичу. Наследник, выглядевший максимум на сорок, что неудивительно для мага его уровня, рьяно принялся за чистки.
Ежедневные бюллетени пестрели жуткими подробностями, пресса дурниной завывала о поиске виновных, и удивительно ли, что виноватых вскоре нашли?
Князья Солнцевы! Враг государства номер один!
Ни одного разумного аргумента, ни одной обнародованной улики, но массовая истерия кем-то умело подогревалась.
Георгия Михайловича Солнцева взяли через декаду. Недолго прослужили ему новые ноги! Еще через неделю князя повесили в Петропавловской крепости вместе с женой. Земля пухом! Ничего хорошего о дяде сказать не могу — знакомство у нас с ним не задалось, но о матери Санни всегда очень тепло отзывался. Таинственно пропавшим Наталье и Нине Солнцевым в случае поимки грозила примерно та же участь. Василий, положивший при попытке захвата около полка войск особого назначения, пока умело уходил от преследования, но надолго ли? И надо ли упоминать, что своим двоюродным брату и сестрам я истово желал не попасться?!
Вместе со старшим князем Солнцевым на плаху угодил нынешний глава ДВР, тоже князь генерал-лейтенант Безлуцкий Мирон Павлович, его бывший коллега полковник в отставке Соколов Анатолий Иванович и парочка неизвестных мне ранее личностей.
Еще через месяц маховик расследования заговора продолжал раскручиваться, хватали все новых и новых фигурантов. Что характерно — сплошь богатых и именитых. Губернатора Казанского округа вызвали в столицу и там показательно казнили после недолгого разбирательства. Местное население, до сих пор довольно равнодушно относившееся к происходящему в столице, хоть и не любило своего градоначальника, но начало глухо шептаться.
Моя собственная жизнь не давала задуматься над высокими материями — в ночь на Рождество меня обворовали. Такой вот подарочек! Украли чемодан со шмотками и все деньги. Пояс, набитый банкнотами, сняли со спящего как раз в тот момент, когда я уже нашел новый вариант жилья, на порядок приличнее чем то, что имел сейчас. Все планы переждать смутное время с комфортом пошли прахом! На первых порах спасло то, что небольшая заначка хранилась в камере хранения на вокзале вместе со злополучной бомбой, которую протащил с собой через полстраны, но что там в той заначке?!
Пришлось срочно задуматься о способах заработка.
После первых казней паспорт подданного Саудовской Аравии я спешно уничтожил: о нем знал Санни и мог поделиться этой информацией со своими "помощниками". Теперь даже жалел — куда бы ни сунулся, требовались документы. Снова обратиться к наемникам и вернуться к артефакторике? В свете массовых арестов даже до меня доходила глупость подобного шага.
— Хлипковат! — после короткого осмотра вынес вердикт старшина вокзальных грузчиков.
Сюда меня привел один из товарищей по мытарствам — Равиль. Слегший с простудой молодой парень легко мог загнуться в равнодушном ко всему кроме себя сообществу обитателей ночлежки. Я за два месяца не успел окончательно оскотиниться и как мог, выходил бедолагу. Что-то серьезное выполнить у меня бы и не получилось, но чуть-чуть перенаправить поток нейтральной силы, чтобы проходил через бьющееся в кашле тело, оказалось в моей власти. Сам тоже научился подпитываться, в условиях постоянного полуголодного существования новый навык стал не лишним.
— Гоза! — Равиль быстрой скороговоркой залопотал что-то по-татарски, моих языковых навыков не хватало, чтобы понять смысл.
— Татарин? — спросил меня здоровяк.
Отрицательно мотнул головой.
— Правоверный? — последовал новый вопрос.
Снова отказался.
— Пшел на х*! — грузчик сплюнул на землю и отвернулся, всем видом давая понять, что зря потратил на нас время.
Равиль почти повис на Гозе в попытке остановить и что-то втолковать. Они довольно долго препирались, пока здоровяк снова не сплюнул в сердцах и не поманил меня к себе.
— Пойдете к Слону! — выдал он распоряжение, — С тебя, Равиль, тридцать процентов, с тебя, гуяр, пятьдесят. Это мое последнее слово!
Мой поручитель рассыпался в счастливых заверениях, у меня тоже хватило ума, чтобы поблагодарить. Ворочая тяжелые мешки, я уже не был таким благодарным, а отстегивая половину заработка, вообще преисполнялся доброты и любви к миру, но теперь у меня хотя бы появился шанс нормально питаться.
К весне у меня уже мысли не мелькало объявиться за наследством, казнь с конфискацией стали излюбленным блюдом пришедшего к власти цесаревича. Император все еще был жив, но давно не появлялся на публике. В Питере раскрыли новый заговор против правящей семьи, казнив и сослав еще около полусотни дворян. И так невеликое число магов-венценосцев за зиму сократилось больше, чем наполовину.
Пристально следить за событиями в стране не хватало сил, но я видел то, что творилось вокруг: новоназначенный губернатор закручивал гайки, продукты дорожали, начались перебои с поставками, в результате которых у нас периодически объявлялись простои. Народ, который сначала вяло реагировал на далекий столичный произвол, начал бояться. Стало модным писать доносы, после которых пропадали целые семьи. Иногда схваченные благополучно возвращались, но их было меньшинство. Очень неуютно стало магам — их преследовали особенно рьяно. Кто-то умный сделал вывод, что под ударом в первую очередь маги-венценосцы, а во вторую — связанные кровным родством с императорской семьей, да и просто богатым стоило поберечься. С первым у меня не задалось, со вторым тоже не очень, хотя какая-то капля по материнской линии передалась. Отцу, утверждавшему, что мать не была бастардом Павла Второго, я склонен верить, но Солнцевы все равно в каком-то колене с императорским родом пресекались, а кто его знал, какая степень родства уже считалось опасной? К тому же кому-то могло достать и слухов. А деньгам спокойнее было в фонде, для того, чтобы признать меня мертвым, требовалось не менее семи лет, из которых прошло только два.
В ночлежке стало больше обитателей, старожилы насмерть схватывались с новенькими за доступные способы заработка. Теперь я уже без сарказма благодарил Гозу за своё место — работа позволяла не опускаться на самое дно.
Санни был жив, его видели то тут, то там, но чаще — в южных районах империи, где он оттачивал на посланных на его поимку войсках новые навыки. Восемнадцати часов поездки было отчаянно мало, чтобы передать все выводы и наработки, но из Василия вышел отличный ученик — теперь он уже не был привязан к пескам, удивляя врагов неожиданными финтами. Да и действовал он уже не в одиночку — к нему медленно, но верно стекались недовольные и чудом избежавшие казни счастливчики, даже кто-то из императорской семьи присоединился. Несколько раз в городе разбрасывались листовки с изображением брата, восседавшего на моей "Звезде", но тех, кто их распространял, жестоко преследовали, а сами агитки мгновенно изымались.
И не раз уже думал, чтобы тоже податься в их степи, но... трусливо продолжал надеяться, что все устаканится само собой.
В народе все чаще ходили разговоры о том, что наследник — самозванец, а императорские регалии его не принимают. В один из дней простоя, подставляя лицо хилому мартовскому солнышку, я валялся на штабеле досок и вспоминал все, что рассказывал Санни об этом артефакте.
В разумность комплекта из короны, державы и скипетра я по-прежнему не верил, но допускал, что какой-то тест на вменяемость в них заложен. То, что я не знаю как такое провернуть, не значило, что не мог никто. А регалии не просто удостоверяли легитимность правителя, будь это так, давно бы сляпали внешнюю копию — отличить подделку от оригинала мог только маг, да и то, видевший их раньше. Нет, все не так просто! Без монарших символов не получалось утвердить целый свод документов — они давали на бумаге совершенно не поддающийся повторению оттиск, без них нельзя было зафиксировать присягу, а еще они по слухам придавали владельцу ряд совершенно уникальных способностей.
— Баста! — посреди моих ленивых размышлений к горе сваленных досок подкрался Равиль, — Не будет сегодня работы!
— Епта! — выругался от новости, — Что еще?
— Состав застрял в соседней области, только завтра теперь!
— Ну, епта же! — протянул я, прикидывая финансы. По всему выходило, что денег только на один раз пожрать, — Домой?
— Не, ты иди, а я земляка встретил, с ним посижу, поздно вечером буду!
— Жаль! — надежда объединиться с товарищем в плане обеда-ужина растаяла.
Лениво слез на землю, удивленно оглядывая все еще переминающегося с ноги на ногу Равиля.
— Что?
— Петя, ты это... — виновато произнес он, — поосторожнее...
— Ладно, — пожал плечами, — Если не придешь, то завтра как обычно?
— Да... конечно... — он сильнее вжал голову в плечи, — завтра...
Недоуменно посмотрел вслед нервно семенящему Равилю и побрел по лабиринту штабелей.
Темнота от удара по лицу доской возникла неожиданно.
Очнулся от сырости и чужого воя. Пропитавшееся мартовской грязью пальто мерзко холодило спину и не давало своей тяжестью подняться, но, пусть и не с первой попытки, удалось выпрямиться и, повиснув на очередной груде лесоматериалов, встать на ноги. Отец, творя мою защиту, учитывал спарринги с командой охранников, считая, что некоторое количество синяков пойдет мне только на пользу, но при этом как-то определил уровень, за которым поединок становился избиением, чего он допускать был не намерен. До сих пор поражаюсь, как всю эту сложную систему можно запихать в два тоненьких ободка, но это же Романов! Ему удалось. Теперь я еще узнал, что защита была активной: двое моих обидчиков с воем катались по мокрому снегу, а третий лежал, не подавая признаков жизни — то ли в отключке, то ли совсем... того.
Кое-как отряхнувшись, поковылял прочь, добавив напоследок двум грабителям, заставив заткнуться. На выходе из погрузочной зоны помахал рукой сидящей на корточках знакомой компании амбалов, ловя их недоумевающие взгляды.
И только отойдя на несколько кварталов, сложил картинку: Равиль, сука! Нет, Равиль не сука и как мог, пытался предупредить, это я беспечно отмахнулся от его предупреждений. Мне уже несколько раз намекали, что в артели я занимаю чужое место, но этих намеков я тоже не желал понимать. Идиот, епта!
В ночлежке, как подозреваю, мне теперь тоже будут не рады, но мне незачем туда возвращаться — все своё ношу с собой, полупустой, промокший сидор на поле боя я не оставил. Надо было еще и налетчиков обшарить! Дурак! Совсем отупел с этой тяжелой работой!
Медленно тащась по переулкам, в очередной раз соображал, что делать. "Гостеприимная" Казань встала поперек горла, но теперь и средств нет, чтобы ее покинуть. Единственное, что приходило пока в голову, это добраться до Николаевска, благо, он недалеко, а там у кого-то из знакомых разжиться деньгами и податься на юг к Санни. План так себе, но даже на его исполнение требовались деньги. Вдобавок новая власть очень косо смотрела на нищих и бродяг, а я сейчас от них ничем не отличался.
Потер ноющую грудину, наткнувшись пальцами на медальон. Вот, мама, и дошла очередь до твоего наследства! Новодел — не новодел, а серебряное украшение, хоть что-то стоить должно! И даже хорошо, что не княжеская фамильная цацка, с такой по нынешним временам попасться — верный билет в кутузку.
"Антикваръ Щирбатовъ" — попалась на глаза обшарпанная вывеска, стилизованная под старину. В моем виде, конечно, только по антикварам и шастать, но и лавка не выглядит образцовой. По стеночке спустился в подвал, чтобы оказаться в скупо подсвеченном царстве фарфоровых кошечек и тяжелой мебели.
— Нет-нет-нет, юноша! Ради бога не туда! — выскочил из-за стойки согнутый годами дедок, пресекая мою попытку пройти мимо оббитого тканью кресла. Посмотрев на тянущийся за собой грязный след, признал его опасения справедливыми.
— Вот так, вот сюда! — вцепившийся в рукав старик провел мимо тесно стоящих экспонатов к прилавку, и, вернувшись на собственное место, уже другим тоном произнес, — Что у тебя?
То ли уши подросли, то ли голова, но когда-то свободно надетая цепочка не желала покидать шею. Справившись, грязным обломанным ногтем подцепил мамину фотографию и вынул из рамки. Полюбовавшись на забытую улыбку, спрятал крохотный овал карточки в карман, а медальон протянул антиквару.
Получив вещицу в руки, старик встрепенулся, надел очки, потом вторые. Я ожидал от него бормотания, возгласов, но изучение проводилось в полной тишине. Только несколько раз он окидывал меня своими ставшими просто громадными за двойным стеклом глазами.
— Юноша, обычно это не в моих правилах, но я вынужден вас спросить — откуда у вас эта вещь?! — требовательно спросил старик, закончив осмотр и зажав медальон в кулаке, — Ну же!
— Давайте сюда! — через стойку потянулся я за своим имуществом, — Не берете, так не берете!
Мой жест остановила тяжелая ладонь, опустившаяся на правое плечо. И вторая, легшая на левое. Ну что за день?! А старичок, отложив в сторону очки, куда-то растерял весь свой налет благообразности, напомнив хищным прищуром недоброй памяти Соколова.
— Эту вещицу я узнаю в любом состоянии, потому что сам же ее делал своему очень старому другу. А знаете, юноша, у меня было очень мало людей, которых я готов был назвать своими друзьями! Хе-хе-хе! — скрипуче задребезжал он, изображая смех, — Очень мало! Пройдемте, юноша, советую не сопротивляться. Свои ответы я получу в любом случае, а вам будет больнее!
Интерлюдия.
— Что нового? — не мелочась на приветствия, обрушился вопросом хозяин на согнувшегося в поклоне свитского в форме полковника императорской гвардии.
— Ничего, государь! Опять ложный сигнал! — формально его собеседник государем еще не был, но вернувшемуся с пустыми руками подчиненному показалось, что капелька лести не повредит.
— Максимка, Максимка! — с притворной жалостью протянул цесаревич, вальяжно запуская вокруг головы мужчины рой опасно трещавших огненных шаров, — А ведь такие надежды подавал!
— Ваше величество, — рухнул на колени названный Максимом, — Государь! Мне удалось получить доступ к романовскому хранилищу!
— Во-о-от! — довольно протянул наследник, взмахом руки уничтожая парящие сгустки плазмы, — Можешь, когда хочешь! А жить-то хочется? — ласково, с легким оттенком безумия спросил хозяин, помогая подняться посетителю.
Но водворив свитского на ноги, цесаревич прижал его к стене, придушивая за горло.
— Очень хочется жить, Максимка! Жить хорошо и долго! — еще немного попугав подчиненного нехваткой кислорода, он разжал хватку, давая своей жертве отдышаться.
Словно насытившись чужим страхом, безумие покинуло глаза наследника, и он произнес уже совершенно спокойным голосом, не вяжущимся с только что виденной вспышкой:
— О том, что ты договорился с банкирами, мне докладывали еще неделю назад! Судя по тому, что ты все это время молчал, ключа там нет?!
— Нет, государь! — снова на всякий случай рухнул на колени полковник.
— Знаешь, Максим, почему я приблизил тебя когда-то? — удивил вопросом цесаревич начальника собственного полка.
— Из-за отца?.. — предположил полковник.
— Из-за него, конечно, тоже! Жаль, что у твоей матери не хватило ума остаться с ним в опале, которая оказалась частью плана моего хитроумного папаши! — гневно воскликнул хозяин, но тут же вернулся к обманчиво-мягкому тону, — Из-за фамилии! Тогда мне показалось забавным иметь в своем окружении человека с фамилией Романов. Отдавать ему приказы: "Романов, туда!" "Романов, сюда!" Была какая-то музыка в этих звуках! Но знаешь что?!
— Что, государь? — жалобно проблеял Максим Романов, еще больше сжимаясь в своей унизительной позе.
— Мне уже это больше не забавно! — отвернувшись от жалкой фигуры, наследник великой империи уставился в окно, за которым простиралась Дворцовая площадь, — Отец протянет еще месяца три. С Солнцевым справятся без тебя. Твоя единственная задача, полковник Романов, принести мне ключ! И если ты мне не принесешь его в самое ближайшее время...
— Я найду ключ, государь! — начал захлебываться заверениями распластавшийся по полу мужчина.
Даже наследник, искренне ненавидевший обведшего его вокруг пальца артефактора, почувствовал брезгливость от жалкого вида сына великого ученого.
— Пшел вон!
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
