Сон Ляхова

"Сон Ляхова или Что будет, если не...."

Ляхов вжимался в заиндевелые бетонные блоки каптёрки заброшенного придорожного поста ГАИ. В проржавевшей рамке на крыше поста уцелела буква "Г", похожая на виселицу. Ляхову было холодно. Лохмотья почти не согревали его. Хуже того, Ляхов не имел представления, сколько осталось до прохода колонны.

Швейцарские часы Ляхова, которые он слишком поздно стал пытаться менять на продукты, отказались работать почти три месяца назад. Но и не помогли бы Ляхову швейцарские часы — график патрулей постоянно менялся. Вася, в прошлом исполнительный директор ветки какой-то сети гипермаркетов, а теперь такой же бомж, как и Ляхов, на вопрос о новом времени прохода лишь печально вздохнул и сделал неопределённый жест рукой.

От бомж-посёлка, некогда носившего языколомный титул "коттеджный", до шоссе было полтора десятка километров через заснеженные поля, мимо деревьев, притворившихся на зиму белёсыми скелетами. Ляхов протащил через эти километры своё истощённое, иссушенное голодом тело. Проделать тот же путь завтра Ляхов не надеялся, оставалось только ждать. Возвращаться просто так было немыслимо — в прокопчённом полуподвале его ждали пустые, выпитые мукой до дна глаза жены и бесконечные, доводящие до безумия стоны подрагивающих в горячечном забытьи детей. Лекарств не было, да и ни к чему они — детям нужна была пища; что-нибудь хоть чуточку более сытное, нежели отвар берёзовой коры, составлявший рацион семьи Ляховых на протяжении долгих, очень долгих последних полутора недель...

Ляхову часто виделся тот день, когда они привезли новорожденного Сергея домой, в недавно купленную квартиру нового, точечной застройки дома на окраине Москвы. Яркий оттиск, подобный солнечному пятну под веками: она — безумно красивая, светящаяся счастьем мать, он — успешный, респектабельный молодой отец, начальник юридического отдела крупной инвестиционной компании. Жизнь казалась сплошной чередой радостей, которая будет длиться вечно.

Ляхов до сих пор не понимал, как всё вывернулось, почему за какие-то три месяца эта череда прекратила быть. Звучали, звучали тревожные звоночки, надо было просто распознать их вовремя, видел теперь Ляхов. Давным-давно уже начался так называемый "кризис" — какие-то проблемы с западной ипотекой и возвратами кредитов, лопнули какие-то американские банки... У нас — кто-то потерял деньги, кого-то уволили, кому-то урезали зарплату, но в целом ничего не изменилось, жизнь продолжалась без проблем — и слово "кризис" в последующие годы стало как осмеянное, смешно было к нему относиться серьезно... Потом стали заметно дорожать продукты и коммунальные услуги — но процесс шел медленно, денег у преуспевающего Ляхова все равно хватало на все, пускай сраные нищеброды обращают внимания на такие мелочи... Все чаще мелькали в новостях неудобные, тревожно-чужие репортажи из "регионов". Какие-то акции протеста в богом забытых, по извечной российской безалаберности в который раз замерзающих городах. Какие-то противостояния между местным населением и милицией. Все это существовало для Ляхова как бы в параллельном пространстве — как будто голливудский фильм смотришь, реальная же жизнь продолжала оставаться привычно-суетливой — работа до беспамятства, повседневное протискивание в обычных московских пробках, полные пакеты покупок в супермаркетах....

Был ещё Максим Белов из соседнего отдела, любитель раздавать коллегам потёртые распечатки и ссылаться на книгу Паршева, читанную Ляховым в институтские времена. Смуглый кареглазый Белов спорил со всеми желающими о каких-то запасах энергоносителей, износе инфраструктуры, затратах на геологоразведку, употреблял странное слово "автаркизация". Разглагольствовал про какой-то глобальный финансовый кризис, какого-то Хазина, какие-то отраслевые структурные перекосы, какое-то исчерпание ресурсов... В инвестиционной-то компании! Про компанию, в которой он работал, он тоже был странного мнения — высказываясь, что зарабатывать на западных инвестициях — это зарабатывать на костях предков и крови детей, что вся наша промышленность, в которую запад инвестирует — разрушается и проедается, по сути это инвестиции в ее демонтаж... Непосредственные оппоненты быстро исчерпались, признав за Беловым право на его пунктик, но Белов не успокоился, продолжая бои за ведомую ему одному истину в Интернете. Какое-то время Белов собирался уехать в Штаты, однако потом передумал, отказался также от возможности переехать в Европу, сказав что в эти гнилые места соваться нельзя; и продолжал дискуссии с недоумевающими, приплетая разные малопонятные высказывания насчет демографической структуры западного общества, скорости размножения разных этнических групп и проигрыша белой расы. Умные слова и научные термины перемежались в его речах с фразами "долбаные нигеры" и "черножопые". Затем он уволился с работы и исчез с горизонта, о чем, конечно, никто не жалел.

К удивлению и даже восторгу Ляхова, к весне переломного года упали цены на недвижимость. Ляхова хватило на покупку коттеджа — нынешнего его жилища. Другое дело, что подорожания стали уже заметны даже для ляховских доходов — сильно подросли цены на продукты. По-настоящему вздорожал бензин, и Ляхов даже подумывал о том, чтобы заякорить "Ауди" и ездить на работу на метро. Однако предпринятое в качестве пробы подземное путешествие вызвало у Ляхова резкий приступ брезгливости, и погружение в гущу народа пришлось отложить на будущее. Однако, даже при весьма немаленькой ляховской зарплате, все это вылилось в то, что свежекупленный не вполне достроенный коттедж так и продолжал стоять без отделки и ремонта.

А вообще это казалось фоном, бэкграундом, обоями. "Новостные блоки", с трудом пробивающиеся сквозь тягучую вечерную дрёму; пустопорожняя болтовня в курилке с отзвуками мрачных прогнозов Белова; краткие резкие колебания цен, обвалы индексов, продовольственные кризисы в развивающихся странах — всё это складывалось в неосознанное чувство тревоги, не слишком, впрочем, сильное. Ляхову было некогда задумываться об этом. Он работал. Каждый день, каждое утро Ляхов с головой уходил в работу, чтобы с усталым довольством явиться домой вечером — разве что в пятницу можно расслабиться... Ляхову нужно было обеспечивать будущее своих детей: зарабатывать им на квартиры, на качественное среднее и высшее, ставшее повсеместно платным, образование. Сергея надо будет отмазать от армии, а Элеоноре нужны балетные классы, потом будут свадьбы — всё это далёкие, но столь существенные расходы, что думать о них приходилось нынче. Сверкающий хромом мотоцикл в витрине мотосалона — Ляхов точно знал, что сын захочет такой к совершеннолетию; да и самому желалось пролететь на таком по улицам города хоть разок, исполнить юношескую мечту. В этом желании, правда, Ляхов не признавался даже самому себе. Помимо будущего, список сегодняшних потребностей был велик и расширялся с каждым днем; жена требовала множество шмоток, цацек и развлечений; дети требовали неиссякаемого потока денег в школу, на мобилки, компьютеры и игры; сам Ляхов недолго сопротивлялся подначкам коллег, поменяв 5-летнюю Тойоту на взятую в кредит новую Ауди... Делался новый ремонт, покупалась мебель в квартиру, всякая бытовая техника, прочая ерунда... Для всего этого надо было работать, не отвлекаясь ни на какие посторонние мысли, и Ляхов работал. Иной жизни он себе не представлял.

Овеществление смутной тревоги стало для Ляхова полной неожиданностью. В одно прекрасное утро, явившись на работу, как обычно, вперёд всех прочих, он обнаружил в пустынном и непривычно гулком холле офиса одинокого потерянного охранника, который поведал, что директора — генеральный и финансовый — с полуночи до трёх ночи ставили офис вверх тормашками, вынося документы и забивая ими багажник "Лексуса". Делали они это с комично склонёнными набок головами, прижимая каждый свой мобильник к плечу. Общение с далёким собеседником происходило на английском, с охраной на матерном. Именно на этом языке для Ляхова и ещё нескольких сотрудников было оставлено сообщение, гласившее, что контора ликвидируется, а руководство улетает в Канаду... то есть в Австралию. То есть... короче, не важно. Всё.

Ляхов до того обалдел, что даже не подумал зайти в свой кабинет и включить компьютер, почитать новости. Возвращаясь в тот день домой, Ляхов настоялся в пробках, которые не стали меньше даже несмотря на дорогой бензин. Уже приехав домой и услышав от жены "ты только посмотри на этот бардак по телевизору", он догадался посмотреть в интернете, что же нового. Новостей были горы — и все содержали какой-то бред, невозможный и непредставимый для привычных представлений специалиста инвестиционной компании. Взгляд выхватывал фразы, которые мозг отказывался анализировать — "дефолт по облигациям США", "закрытие торгов по всем ведущим индексам", "неизбежная долларовая гиперинфляция", "приостановка международных взаиморасчетов", "коллапс банковской системы"... Вся предыдущая жизнь основывалась на незыблемости того, что сейчас рушилось как карточный домик. То, что казалось бетонным монолитом — осыпалось, как высохший песчаный замок на ветру. Остаток дня Ляхов просидел в каком-то ступоре — впоследствии сколько раз он думал, что ведь можно, можно было еще в тот день столько всего успеть, если бы вовремя взять себя в руки! Ведь можно было машину нагрузить, заправить, и уехать очень-очень далеко! Ну да задним умом все крепки...

На следующий день начался бедлам. Видимо, не у одного Ляхова работодатели вовремя поняли смысл слов "прекращение международных расчетов"... Выехав как обычно за продуктами к супермаркету, Ляхов обнаружил что подъехать невозможно — его штурмуют орды людей. Пробившись внутрь спустя час, он увидел озлобленных охранников, стоящих на входе и сдерживающих орущий народ; замордованных кассирш, без устали выбивающих горы товаров покупателям; и покупателей, гребущих с полок все что там лежит. Ляхову пришла в голову гениальная мысль купить на все наличные деньги самых дешевых продуктов; однако оказалось что тут все такие гениальные с самого утра, так что крупы и вермишель давно раскуплены. В результате он греб с полок в тележку все подряд, точно так же как и остальные. Еще час в очереди к кассе — и он уже перегружал в багажник своей машины всякую дребедень в ярких пакетах, в глубине души ругая себя за то что слил на это всю рублевую наличность. А ну как назавтра паника спадет, а над паникерами будут смеяться? Впрочем, позже он уже очень, очень себя хвалил за то что это сделал — так как уже на следующий день половина магазинов стояла закрытой, а в остальных между полками бродили потерянные люди, пытаясь найти на полках хоть что-то съестное. А среди привезенного Ляховым, худо-бедно, была куча шоколадных батончиков, были печенья и конфеты, было несколько бутылок подсолнечного масла — они оказались самым ценным продуктом из всех — были рыбные консервы, ну и куча всякой дряни вроде чипсов. Вместе с тем, что оставалось в холодильнике, этого хватило недели на три. Остатки этой роскоши Ляхов с семьей доедал уже в коттедже.

Занеся продукты в дом, Ляхов, поколебавшись, решил все-таки обменять те доллары, которые еще остались от последней зарплаты, чтобы, возможно, еще что-нибудь купить. Однако вторая поездка вышла куда менее результативная, чем первая — он просто вернулся несолоно хлебавши. Все обменные пункты и банки были безнадежно закрыты; из разговоров Ляхов понял, что своими долларами он теперь может оклеить стену туалета, а рубли уже практически приплыли туда же. Другая неприятная новость ждала его при попытке разведать, как бы заправить машину — даже если бы были деньги, вряд ли что-то бы получилось. Большая часть заправок была закрыта, на остальных были такие очереди — что даже нечего было туда и соваться.

Следующие две недели с каждым днем все больше напоминали бредовый сон. Ляхов сидел дома, выслушивал истерики жены и нытье детей, и ел конфеты перед телевизором. По телевизору творилось что-то невнятное — бодрые выступления политиков, нагнетающие панику репортажи с улиц, какие-то пожары, какие-то толпы, взламывающие и обшаривающие магазины в поисках продуктов; какие-то митинги, разгоняемые ОМОНом, в общем — невнятица и сумбур; ухо Ляхова выхватывало неприятные фразы "невозможность снабжения продуктами", "возможные аварии на инфраструктурных объектах", "необходимость введения чрезвычайного положения", "ввод войск".. Его воспаленное сознание пыталось что-то понять, увязать происходящее с прывычной картиной мира, поверить, что все это вот-вот кончится и все пойдет по-старому... И самое главное — сообразить, что же делать? Ведь все эти чипсы с печеньями скоро закончатся. Никаких внятных мыслей не приходило. Попытки заговорить об этом с женой приводили обоих чуть ли не к нервному срыву — его жена вообще, похоже, не осознавала что происходит, и то рыдала, то требовала от Ляхова чтобы он срочно все исправил... Ей, попавшей от обеспеченных родителей прямо к обеспеченному мужу, вообще было невозможно осознать, как такое может происходить — что тупо нечего есть, и непонятно, что будет дальше.

Перелом в сознании Ляхова произошел к исходу второй недели, и события, подтолкнувшие его, были весьма неприятны. Очередным вечером Ляхов, услышав шум за входной дверью, припал к глазку, увидел толпу невнятных личностей, ломящихся в двери его соседей. То ли взлом удался, то ли соседи открыли — но толпа с ходу влилась в квартиру, и следующие 10-15 минут Ляхов слушал приглушенные вопли избиваемых людей. После этого часть людей выносила наружу какие-то пакеты, а остальные подступили к дверям Ляхова. Ляхов понял их целенаправленный интерес к его двери, когда узнал одного из толпы — дворника-таджика, мимо которого он носил продукты из машины в тот день. У них были ломики и даже гидравлические ножницы — однако массивное сооружение из легированной стали с хитроумной системой крепления и толстой дверной коробкой не подвело, и через час шайка оставила двери Ляхова в покое, и ушла, похоже, на другой этаж. Мокрый как мышь Ляхов отошел от дверей, посмотрел в белое от ужаса лицо жены — после чего, так ничего и не сказав, пошел обратно к телевизору.

Следующее событие было проще, и не заставило себя долго ждать. Открыв кран с водой, Ляхов услышал клокотание, и вода закончилась. Утром, впрочем, она снова пошла — с небольшим напором — Ляхов бросился набирать кастрюли и ванну, и слил наконец воняющий с ночи унитаз. Однако уже ясно было, чем это закончится.

Ну и наконец, спустя полсуток бахнул последний удар — мигнув, погасли все лампочки, замолк телевизор, выключился компьютер. Выглянув в темноту окна, Ляхов увидел, что в пределах видимости ни одного окна не горит. С нарастающим холодом в душе Ляхов почувствовал каким-то пятым чувством, что свет пропал с концами. Последние несколько дней из-за холодных как лед батарей они включали обогреватель в спальне; теперь он стоял темной металлической коробкой. Мелькнула саркастическая мысль, что плита и холодильник выключились как раз вовремя — продуктов, чтобы их готовить и хранить, все равно уже не было.