Сокрушительные Новости

Сокрушительные Новости.

Синопсис: Что-то случилось с Гермионой Грейнджер. Во всяком случае, больше, чем обычно. И Гарри Поттер, даровавший ей исключительную привилегию, нести на себе всю тяжесть ее странного настроения, дошел до того, что ему это надоело. Самое время докопаться до сути этой неразрешимой тайны...

Ссылка: https://www.fanfiction.net/s/13191902/1/Crushing-News

ХХХ

С Гарри Джеймса Поттера было достаточно.

Она странно вела себя с ним, уже несколько недель. Все, что он знал это то, что она вела себя странно, но из-за его отсутствия, в те времена, это было лишь предположением. Гипотезы, были одной из многих вещей, которые она принципиально не любила, и он тоже старался избегать их, в меру своих возможностей. Когда дело касалось его, и он мог это подтвердить, она была отстраненной, уклончивой, а иногда даже резкой. На самом деле, как только он понял, оглядываясь назад, на это странное развитие событий, чтобы попытаться выяснить, когда впервые он заметил эти необъяснимые изменения в ней, он не мог избавиться от мучительного подозрения, что это не было ее обычным "я" с тех пор, как она вернулась в Хогвартс в сентябре, для продолжения учебы.

Теперь, почти два месяца спустя, казалось, что ничего не изменилось в этом таинственном положении дел, или, если бы это произошло, то не к лучшему, а к худшему. Накануне вечером, когда они сидели бок о бок на диване, в Общей Комнате, почти так же, как они это делали сотни раз за эти годы, она, на самом деле, отодвинулась от него, когда он, удобно положив руку на спинку, позади нее, рассеянно потер ее плечо кончиками пальцев. И этого никогда раньше не случалось. Не поглаживание с его стороны, то есть, да, он был вопиющим рецидивистом, а смещение с ее стороны.

И это было, как он неохотно признался себе в безжалостной тишине ночи, немного больно. Она не смотрела на него, и они не обменялись ни словом об этом, что было еще одной недавней вещью, столь явно необычной между ними. Она просто более или менее тонко отстранилась от его прикосновений и продолжила читать книгу, после чего он, смущенно, убрал руку. Через полчаса он лег спать, чувствуя себя идиотом, и, к удивлению, ничего не поняв, проснулся через шесть часов, все еще чувствуя себя идиотом.

Ощущение, что он идиот, было условием, с которым он думал, что, возможно, сможет жить, если это, в какой-то момент, окончательно выяснится, что он, на самом деле, идиот; чувство отчуждения от своего лучшего друга, безусловно, не было. Что-то явно беспокоило ее, и Гарри, к своей досаде, все больше склонялся к выводу из состояния доказательств, свидетельствующих о том, что то, что беспокоило ее, было на самом деле им. Что-то он сделал, что-то сказал... или что-то, что он не смог сказать, или сделать? Так делать неправильно, так мало времени.

Естественно, он уже несколько раз спрашивал ее об этом, но именно здесь проявился уклончивый аспект ее странного поведения. Конечно, с ней ничего не случилось! Все было в порядке, да! Ему явно что-то мерещилось! Как будто Гарри Поттер действительно что-то знал о своем лучшем друге! Хар-Хар-хар! Разве он не был комком?

Да, конечно, Мисси.

Достаточно. Было ли это три или четыре предложения, которыми они обменивались за весь день, включая "Доброе утро"? В любом случае, это было чертовски неприемлемо. Итак, когда профессор Флитвик отпустил шестой курс Гриффиндорцев и Хаффлпаффцев, с их последнего урока на сегодня, таким образом, в конце концов, план Гарри был, наконец, составлен. На этот раз, он не позволит ей так легко сорваться с крючка; он не смягчится, прежде чем получит правильный ответ. Неужели он не заслужил, хотя бы это?

Ну, то, что он заслужил, вероятно, во многом зависело от того, что именно он сделал, чтобы оттолкнуть ее. Может, настало время выяснить...

— Гермиона? — Гарри подошел к ней более робко, чем первоначально собирался, когда его непоколебимая решимость настигла ее в коридоре. Когда сначала она не показала никаких признаков остановки в своем поспешном шаге, он добавил более решительно, — Гермиона, подожди! Пожалуйста, ты больше не хочешь со мной общаться?

Что ж, по крайней мере, привлек ее внимание, хотя на мгновение все, что было, она стояла в коридоре, резко застыв спиной к нему, как если бы он приветствовал ее легкими чарами "Петрификус Тоталус". Когда она, наконец, повернулась к нему лицом, ее выражение было маской небрежности, что сразу же смутило Гарри, поскольку это было фасадом.

— Не говори глупостей. Конечно, я буду общаться с тобой, — довольно невинно пробормотала она, прижимая книги к груди. — Что случилось?

Гарри снова был ошеломлен ее неестественным поведением, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Все в ней казалось каким-то неправильным. В ее голосе чувствовалась явная фальшь, ее жизнерадостность была явно поверхностной, а язык тела напряженным и оборонительным. И ни разу она не соизволила посмотреть ему в глаза. Это было совсем не похоже на Гермиону, по крайней мере, не то, что он знал от ней много лет. Если бы он не знал её лучше, он бы заподозрил, что имеет дело с самозванцем-под-Оборотным... и даже не очень убедительным, если на то пошло.

— Вообще-то, я собирался задать тебе тот же вопрос, — в конце концов, ответил он, как только справился с неприятным комком, внезапно возникшим в горле.

— Что ты имеешь в виду? — она спросила его спокойно, источая воздух такого благословенного невежества, на которое Гермиона Грейнджер была почти генетически неспособна.

Гарри в этот момент боролся с пределом своего всемирно известного терпения, так как сама Гермиона... невольно или нет... уже несколько недель подвергала его испытанию. — Ты серьезно делаешь это прямо сейчас?

Она колебалась всего секунду. — Я понятия не имею, что ты...

— Пожалуйста, Гермиона! — он умоляюще прервал её, привлекая больше, чем несколько любопытных взглядов проходивших мимо студентов. Он продолжил в приглушенном, но не менее срочном тоне, — что сейчас происходит? Что с тобой происходит? ...с нами? Почему ты так себя ведешь?

Когда она опустила глаза, какая-то часть Гарри почти с облегчением увидела в реакции подлинную Гермиону, даже если, к сожалению, только в ее позоре он нашел ее. Его гнев и раздражение в одно мгновение испарились, когда его сердце потянулось к ней.

— Послушай, — сказал он более спокойно, его голос был мягким и приглушенным, но в то же время, безошибочно полным противоречивых эмоций, — я честно не знаю, что могло привести к чему-то из этого, но я здесь, потому что я хочу поговорить об этом, что бы это ни было. Если я чем-то обидел тебя или, что еще хуже, причинил тебе боль, я должен знать об этом, чтобы что-то сделать. Признайся в этом. Расскажи об этом. Что угодно! — Он умолк, когда его глаза смотрели на ее лицо в отчаянном поиске ответов. — Мне жаль, что я не смог разобраться в этом сам, но я просто не могу понять этого. Я не знаю, что я сделала, чтобы заставить тебя так со мной обращаться, но если это то, что делает меня достойной твоего презрения, то я должен знать об этом! Пожалуйста, ты, хотя бы дай мне больше? Просто... просто дай мне шанс?

Она молчала, пока секунды жестоко тикали, и хотя Гарри было трудно сказать с того угла, с которого он мог видеть ее отвернутое лицо, ему казалось, что она закрыла глаза.

— Извини, — наконец ответила она кротким голосом. — Уверяю тебя, ты ничего не сделал, чтобы заслужить это. И я... Я обещаю, что постараюсь снова вести себя нормально, хорошо? Мы можем просто оставить все как есть?

Он посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом, который она не могла вынести. Когда его плечи опустились с одинаковым вздохом, они предвосхитили его ответ. — Я не думаю, что это достаточно хорошо, — заключил он, и в его глазах была мольба. — Я не хочу, чтобы ты вела себя нормально, я хочу, чтобы ты была нормальной и чувствовала себя нормально. Я хочу, чтобы мы были такими же, как всегда, а не притворялись. Нам никогда не приходилось притворяться друг с другом, не так ли? Очевидно, тебя что-то беспокоит, и ты не можешь сказать мне, что я не имею к этому никакого отношения, и ожидать, что я поверю. Даже Рон осознал это, ради Мерлина! Это не очень хороший знак!

При других обстоятельствах она могла бы посмеяться над этим, но, к сожалению, это были не такие обстоятельства, и поэтому вместо этого она, дрожа, вдохнула, ожидая, когда пара молодых студентов Равенкло пересечет коридор, чтобы выйти из зоны слышимости.

— Это действительно не так уж и важно, Гарри, — она осторожно умоляла его смягчиться. Сверху донизу она выглядела так, будто предпочла бы быть где угодно, но только не с ним, и ему было больно это видеть.

Он нахмурился. — То есть вы говорите, что обращаетесь со мной, как с сумасшедшим соплохвостом, из-за какого-то пустяка, о котором даже не стоит говорить. Да, звучит разумно. Очень похоже на Гермиону, которую я знаю.

Глаза Гермионы обратились к небу, в тщетных поисках поддержки, поиски тем более бесполезны из-за сводчатого потолка из твердого камня, в паре метров над ее головой. Благожелательного Божества, к сожалению, нигде не было видно. Дурацкий потолок.

— Тогда ты не позволишь этому соскользнуть.

Он скрестил руки на груди. Молчаливый ответ, но проницательный.

Теперь это она выглядела раздраженной, и визуальное впечатление было точно подчеркнуто стоном разочарования. — Хорошо, — затем она почти плюнула, презрительно бросив это туда, как будто это была диаметральная противоположность всему, что можно было разумно считать прекрасным в этой вселенной и всех ее возможных альтернативах. — Отлично,— добавила она столь же убедительно. — Я не вижу в этом смысла, но, если хотите знать, хорошо... если вы настаиваете, тогда... ну, лично я просто чувствую, что ты стал немного... навязчивым, если честно. Недавно. Обычно. Более определенно... но столь же неопределенный период времени. Ты... ты постоянно рядом... в моем пространстве, понимаешь? Всегда... в... моем пространстве.

Она сделала неопределенное сферическое движение вокруг себя, размахивая руками, чтобы визуализировать пространство, о котором она говорила. В геометрических терминах это было очень запутанное пространство. Она прервала демонстрацию. — Как ты знаешь, я всегда была очень замкнутой, замкнутым человеком. Ты лучше всех должен понять, потому что, пока я росла единственным ребенком, ты рос с Дурслями, так что мы оба должны, как правило, предпочитать отсутствие людей, окружающих нас. Вот почему мне всегда немного неудобно в Норе, в управляемом виде. Не пойми меня неправильно, мне действительно нравятся Уизли, но иногда их слишком много в слишком маленьком пространстве. Это слишком энтропийно, честно. Слишком много прикосновений... с нами, я имею в виду, не с Уизли. Не то чтобы я предпочитала, чтобы они прикасались ко мне. Я не знаю. Они ужасно милые, не так ли? Во всяком случае, мне это неудобно, и, честно говоря, мне это не нравится, и поэтому я не знала, как с этим справиться, и я, очевидно, не хотела поднимать этот вопрос, потому что я не хотела причинять тебе боль, поэтому у ты заметил это.

Гарри стоял в ошеломленной тишине. Его глаза начали бесцельно блуждать, в какой-то момент, во время ее бормотания и несвойственной ей бессвязной речи, и теперь он смотрел вдаль, которая выходила далеко за пределы их физического окружения.

— О, — это все, что ему удалось выкинуть сначала, и это было больше похоже на непроизвольный звук, вытолкнутый из его легких после того, как он был на приемном конце здоровенного удара в живот. Он прочистил горло один раз, безуспешно, а потом второй раз. Его рука потянулась к воротнику застегнутой рубашки и тугому узлу красно — золотого галстука. Этот узел всегда был таким тугим? И если да, то почему?

— Я... Я не знаю, что сказать, — пробормотал он грубым и неровным голосом. Он прочистил горло в третий раз, но это вряд ли оказалось обаянием. — Этого я не ожидал. Я думал, это твое поведение... твоя уклончивость и твое явное отвращение к любому виду физической близости... ко мне... это был просто симптом... побочный эффект того, что ты злишься на меня по какой-то другой причине. Я даже не предполагал, что это может быть причиной. Я...

Он замолчал, покачал склоненной головой и снял очки, чтобы потереть глаза. — Черт возьми, мне так жаль, что я причинил тебе столько неудобств. Это вовсе не входило в мои намерения. Я не такой человек... верно? Так невнимательно и... навязчиво, правда? Я никогда не имел в виду... — он снова остановился, массируя виски большим и средним пальцами одной руки, что еще больше заслонило глаза. Все его тело слегка покачивалось из стороны в сторону, как будто находилось во власти невидимой океанской волны. — Это немного странно, хотя, видя, как я, как ты уже отметила, обычно не очень, э-э, сенсорный Тип человека. Я имею в виду, я мог бы даже обойтись без всех этих постоянных рукопожатий, верно?

Он неловко, глухо рассмеялся, затем прервал жалкую попытку легкомыслия и прочистил горло в четвертый раз, за последнюю минуту, что, вероятно, установило новый личный рекорд. — Обычно я не очень люблю, когда ко мне прикасаются или когда меня трогают. Может быть, потому, что я совсем не рос, испытывая приятную сторону человеческого контакта, я не знаю. — Он колебался, тяжело поднимая и опуская грудь. Он неопределенно посмотрел в ее сторону, но не совсем на нее. — Но... с тобой всегда было по-другому. Это просто случилось. Это казалось естественным и... ну, я предполагал, что ты... но в этом-то и проблема, не так ли? Я не должен был просто предполагать. — Его глаза на мгновение поднялись к ее лицу, и дошли до носа, но никогда не соприкасались с ее глазами, прежде чем снова стремительно заговорить. — Я... Не могу выразить, как мне жаль. Честно говоря, мне очень стыдно. Думаю, мне нужно побыть одному некоторое время и... попробовать... попробовать...

Его рука сжала пригоршню волос на затылке, когда он откинулся назад. — Прости меня. — Удрученный, он повернулся на каблуках и поспешил прочь от нее быстрым шагом беглеца, изо всех сил старающегося раствориться в толпе, будто уходя от преследователей. Не то чтобы сейчас их было много.

Смотря куда угодно, но не на нее, совершенно потрясенной фигурой, на протяжении долгого времени, и, избежав лицо ее, особенно, Гарри, конечно, не мог видеть ее выражение лица и как по первоначальному виду, напряглась маска бесстрастия, и как быстро треснула, чтобы показать растущую тревогу, под ней, которая сама вскоре была сметена бурей воюющих эмоции, слишком многочисленных, чтобы быть четко различимыми и, что, в конечном счете, оставило ее стоять там, в ужасе окаменения. Единственное, что опережало ее отчаявшееся сердце, в этот момент, был ее разум, который ходил туда — сюда по бесконечным эллипсам, никогда никуда не приходя. Когда, наконец, ее мысль увиденного была достаточно любезна, чтобы сообщить ей о скором исчезновении Гарри, в дальнем конце коридора, часть ее мозга, которая все еще была достаточно функциональной, чтобы наблюдать за полным безумием, свирепствующим в остальной части ее серого вещества, переключилась в режим паники.