Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Продолжение 19


Жанр:
Опубликован:
29.01.2019 — 29.01.2019
Читателей:
2
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

Продолжение 19


*

Аркадий Игоревич Черепков, ещё раз растёр рукой раненную и оттого ноющую из-за смены погоды ногу и, подойдя к столу, начал собираться. Оттягивать побег далее было невозможно и, более того, — опасно.

Сборы были недолгими, благо, Аркадий Игоревич, будучи в прошлом весёлым и общительным человеком, не чурался общения с прекрасным полом, но супругой судьба обзавестись не благоволила. И не последнюю роль в этом сыграли сначала кончина горячо любимой матери и затем и ранение с последующим увольнением со службы. Так что всю семью его составляла немецкая овчарка Шарлотта Каролина Федерика Гретхен фон Графрат, отзывавшаяся, тем не менее, на имя Грета и квартировавшая в отличие от прочих сторожевых собак в одной комнате с хозяином.

Именно она не позволила Аркадию Игоревичу заниматься самоедством и искать утешения от душевных терзаний в рюмке чего-нибудь крепкого. Заметив, что он ставит на стол бутылку, она тут же начинала имитировать немедленную потребность в прогулке и в процессе сборов на оную в порыве буйной радости якобы нечаянно сшибала ёмкость с алкоголем на пол. На улице она, несмотря на грозный вид, неизменно вызывала симпатии окружающих, тут же изъявлявших желание погладить, или "угостить милую собачку чем-нибудь вкусненьким". Среди искренних поклонниц Греты была и Великая княжна Ольга Николаевна, не забывшая о том, кто смог вывести погоню на след похитивших её бандитов, и что сама овчарка сражалась, как говорили, с пятью вооружёнными противниками. Наверное, вследствие этой симпатии уволенного со службы в Департаменте полиции по причине ранения собаковода взяли, как выразилось новообретённое начальство, "из соображений христианского милосердия и за участие в вызволении Великой княжны из рук заговорщиков" на необременительную должность смотрителя Императорского собачьего питомника, в чьи обязанности входил лишь отбор щенков и обучение их караульной службе для охраны царской резиденции.

Время шло и умильные повадки Греты поневоле заставили Аркадия Игоревича оттаять душой, снова научиться улыбаться и шутить. Тем более, что верная собака старалась "познакомить" хозяина, как правило, с весьма привлекательными представительницами женского пола. Жизнь на новом месте начала налаживаться... До сегодняшнего утра...

Сами по себе происходившие события ничего опасного в себе не таили. Появление Батальона Гвардейского экипажа и тут же последовавший запрет на выход из резиденции объяснялись какими-то смутными слухами о беспорядках в Петрограде и необходимостью усиления охраны и пропускного режима. Причиной того, что Ольга Николаевна не вышла с сёстрами, как обычно на прогулку в определённое время, называли недомогание и подозрение на корь у всех детей Императора. В общем, всё было объяснимо, но Аркадий Игоревич привык доверять своей собаке не меньше, чем обычной логике. А её поведение сильно изменилось. Обычно спокойная и даже невозмутимая Грета явно нервничала. И если увеличенное количество охранников вызывало у неё только глухое раздражение, то ко вновь прибывшим офицерам она испытывала явную антипатию. И лишь чуть ли не с молоком матери впитанная железная дисциплинированность не позволяли ей выразить эти эмоции открыто, когда на прогулке они повстречались с несколькими из них. Причём, встреча эта и послужила основной причиной сборов "в дорогу".

Они уже прошли половину своего привычного маршрута, когда на одной из расчищенных дорожек повстречались с парой о чём-то оживлённо спорящих офицеров. Точнее, один из них, с погонами старшего лейтенанта Экипажа, пытался успокоить оживлённо жестикулирующего штаб-ротмистра. Аркадий Игоревич постарался как можно быстрей провести поднявшую шерсть на загривке Грету мимо источавших сильный запах алкоголя офицеров, но случайно услышанная фраза заставила его непроизвольно обернуться...

— ... Был Высочеством, станет Величеством... Его Императорское Величество Кирилл... Первый!.. И нас в чинах тут же подтянет...

— Серж, помолчи!.. Вы что-то хотели, любезный? Стойте! Кто Вы такой? — Старший лейтенант впился в Черепкова подозрительным взглядом, решая, очевидно, насколько опасен для них человек, случайно услышавший не предназначавшуюся ему фразу. Решение оказалось не в пользу кинолога, судя по тому, как угрожающе зарычала Грета, и рука гвардейца потянулась к кобуре.

— Я — смотритель питомника Черепков. Простите, господа, мы очень спешим... — Ещё секунда, и Аркадий Игоревич, невзирая на хромоту, чуть ли не бегом уходил прочь, крепко сжимая в руке поводок Греты, старавшейся приноровиться к непривычному шагу хозяина...

Десять вечера... И без того мутная луна наконец-то скрылась за облаками, а промозглая сырость и туман, сменившие морозную погоду, не очень способствовали повышению служебного рвения моряков Гвардейского экипажа, которые фактически оккупировали Царское Село. Аркадий Игоревич надел сапоги, короткую бекешу и папаху. В кармане помимо портмоне и документов лежал шестизарядный "Бульдог", в наплечной сумке — импровизированный белый маскхалат и малые немецкие ножницы для резки колючей проволоки, позаимствованные в гараже, и завернутый в лист пергамента кусок варёной говядины. Он уже разузнал, что резко сократившийся, к счастью, запас нефти для питания паровых машин электростанции, заставил экономить электроэнергию и отключить подачу высокого напряжения на проволочное заграждение. Грета внимательно следившая за приготовлениями хозяина, соскочила с кровати, потянулась и взяла в зубы лежащий поводок, давая знать, что не возражает против незапланированной прогулки.

Снаружи они не встретили ни одного человека. Лишь возле Александровского дворца, в котором светилось несколько окон, размеренно прохаживались караульные. Человек, ведущий собаку на поводке внутри охраняемой территории, не вызывал не малейшего подозрения. Так, мелкая сошка из дворцового персонала, нечто среднее между дворником и шофёром. За месяцы, проведенные в Царском Селе, Аркадий Игоревич со своей неизменной спутницей успели изучить все укромные уголки и тропы, позволявшие незаметно приблизиться к проволочному ограждению и сейчас подошли к месту, казавшемся Черепкову наилучшим для осуществления задуманного.

Спущенная с поводка Грета, отбежав в сторону, быстро вернулась и, аккуратно схватив зубами за край бекеши, потянула хозяина туда, где только что была. Аркадий Игоревич прошёл несколько метров и увидел на снегу следы собачьих лап, а на нижнем ряду колючей проволоки — клочок шерсти. Очевидно, какая-то бродячая собака проползла под заграждением и, судя по всему, — удачно, ток через проволоку пропущен не был.

Германская сталь не подвела, томительно тянущаяся минута, хруст перекусываемой проволоки, — и образовался лаз, позволяющий проползти человеку. Ещё одно заграждение, те же манипуляции — и перед ними темнеющие деревья, щедро засыпанные снегом. Естественно, что первой наружу проскользнула Грета, а за ней уже не так легко прополз Черепков, предварительно натянув поверх бекеши сшитый собственноручно из двух простыней маскхалат. Передвигаться по глубокому снегу, в безлунную ночь, тем более человеку, так и не оправившемуся до конца после ранения, было не так просто, требовалось напряжение всех физических и душевных сил.

— Ничего, — подбадривал себя Аркадий Игоревич, — скоро просека, а там идти будет легче.

Главное, что удалось вырваться без шума.

Но внезапно выглянувшая из-за покрова облаков луна высветила цепочку белых фигур, идущих прямо на них. Черепков отпрянул за ближайшее дерево, но, по всей видимости, неизвестные что-то услышали, или почувствовали, потому, что мгновенно рассыпались в цепь, охватывая с флангов источник возможной опасности... Сзади раздался чуть слышный шорох, Аркадий Игоревич оглянулся и, прижавшись спиной к заиндевевшему стволу, опустил руку в карман, нащупывая рукоять револьвера. К нему приближался невысокий мужчина, одетый в белый маскхалат. Остановившись за несколько метров, неизвестный скинул капюшон с головы и поднял правую руку, демонстрируя мирные намерения. Его лицо даже в неверном лунном свете показалось Аркадию Игоревичу смутно знакомым.

Рядом раздалось негромкое предупреждающее рычание. Верная Грета сумела незаметно подкрасться сбоку и, чуть приподняв шерсть на загривке, недвусмысленно предупреждала о намерении защитить своего хозяина. Но в рычании чувствовалась некая неуверенность, казалось, что собака не ощущает реальной угрозы. Она, как это умеет делать только истинная немецкая овчарка, склоняла голову вправо, затем влево, внимательно всматриваясь в незнакомца.

— ... Грета?.. — Черепков даже не удивился тому, что человек знает имя собаки, в голове молнией пронеслись воспоминания. Это же лицо, и этот же голос! Он лежит на лесной поляне, только что получив пулю в ногу и пытаясь унять боль, рядом жалобно скулит Грета. И этот... подпоручик... Гуров, кажется, извиняется, что не может дольше задержаться, нужно догнать и перехватить бандитов, похитивших княжну...

— Добрый вечер, уважаемый... Будьте любезны, успокойте свою собаку, чтобы она не бросилась на моих людей. Хотелось бы с Вами побеседовать, тем более, что мы, кажется, мимолётно уже встречались.

— Грета, ко мне. Подходите, только не делайте резких движений. — Голос от волнения звучал хрипло. — Здравствуйте... Подпоручик Гуров, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. Почти. Капитан Гуров, Денис Анатольевич, честь имею. — Собеседник, улыбаясь, протянул руку.

— Аркадий Игоревич Черепков. Смотритель собачьего питомника...

— А в прошлом — дрессировщик служебных собак Минского полицейского управления помогавший в поисках Великой княжны Ольги Николаевны. — Гуров произнёс это скорее утвердительно, чем в виде вопроса и протянул руку для обнюхивания Грете. — Здравствуйте, фройляйн. Мы с тобой одной крови, ты и я... Я могу позвать своих?

— Да, конечно. Откуда Вы здесь?..

Капитан негромко свистнул и из лежавших неподалёку сугробов стали подниматься и подходить поближе люди в белых маскхалатах с оружием непривычного вида — то ли очень короткие карабины, то ли большие пистолеты с двумя рукоятками... Три... Четыре... Восемь... Одиннадцать... Двенадцать...

— Как они сумели незаметно подобраться? Ладно — я, но Грета?!.. — Подумал Черепков, ошеломлённо крутя головой по сторонам. Что, судя по еле заметной улыбке, не осталось незамеченным Гуровым.

— Аркадий Игоревич, что Вы делаете в такое время здесь, в лесу? Простите, но вечернюю прогулку с собакой, как версию, я отметаю сразу.

— Денис Анатольевич... Дело в том, что я случайно узнал о заговоре! Великий князь Кирилл Владимирович хочет свергнуть Императора!.. Я собирался добраться до Петрограда, предупредить полицию, жандармов...

— И ничуть в этом не преуспели бы. В городе беспорядки, введено военное положение, на улицах разгоняют демонстрантов... Мы здесь, кстати, по той же причине. Я имею в виду, задача моей группы — освободить Императорскую семью и доставить её в безопасное место.

— И вы собираетесь сделать это с десятком солдат?!

— Нет, нас вдвое больше. — Гуров произнёс это вполне серьёзно. — А, что, в тот раз было по-другому?

— Но там же целый батальон!..

— Да, батальон Гвардейского экипажа, где я имею честь служить. — Один из подошедших тоже скидывает капюшон с головы. — Лейтенант Воронов, Павел Алексеевич. К Вашим услугам. По нашим сведениям, в заговор вовлечены только офицеры, матросы как раз уверены в обратном, — что они защищают Императора и его близких.

— Всё равно не могу понять!..

— Увидите со временем. Если, конечно, согласитесь нам помочь.

— Я?.. Да, конечно!.. Что мне надо делать?

— Сейчас нам нужно абсолютно незаметно добраться до Императорского гаража...

*

Внутрь пробрались через уже проделанный проход, лишь немного его расширив. И, пользуясь тем, что собаковод знает местность, как свои пять пальцев, попросили его показать ближайшие к гаражам ворота. Которые оказались немного в стороне от этих самых гаражей, но, всё же надо было глянуть, как будем выбираться обратно. Шли подальше от дороги. Если следы и заметят, то только утром, когда рассветёт, а нас к тому времени здесь быть уже не должно.

Ворота оказались самыми обычными — две секции "штакетника" из кованых прутьев, напоминающих пики, что и повсюду, только на петлях. Запертые, насколько было видно из удобного сугроба, на обычный висячий замок. А, собственно, чего ещё ждать от служебного выезда? Золочёных завитушек в стиле рококо? Чтобы окрестные вороны, собаки и прочие лесные обитатели ухахатывались до потери сознания и не лезли на территорию?.. На обочине — будочка а-ля "деревянная тельняшка", чёрные и белые диагональные полосы вперемежку и её единственный обитатель... Ещё один бедолага с винтовкой бродит туда-сюда-обратно вдоль ворот... Ага, а вот это они хорошо придумали... В смысле — для себя хорошо, для нас — не очень. Через дорогу от будки из мешков с чем-то соорудили подобие бруствера, обсыпали снегом и полили водой. И посадили ещё двоих с мадсеном... Ладно, тихо подобраться сможем, так что вопрос решаемый. Попозже. А сейчас идём в гости к господину Кегрессу...

— Господа, для меня это было полной неожиданностью! Мон дьё! Когда я уходил к месье доктору, их здесь не было! — Несмотря на немецкое имя, Адольф Адольфович Кегресс, от волнения стал вспоминать словечки из родного французского.

И волноваться было от чего. Пока он общался с нами у Водкина, сюда, в один из гаражей явился десяток гвардейских моряков и устроил там что-то типа кордегардии для бодрствующей и отдыхающей смен. Механики в отсутствие начальства, то бишь того же Кегресса, побоялись спорить с возглавлявшим этот рейдерский захват боцманом и пустили мореманов "погреться". Хорошо хоть, они в Белом гараже обосновались, а не в старом, куда нам надо попасть. Но и оставлять под боком всю эту ораву никак нельзя. Поэтому после недолгих раздумий идём с Вороновым и парой диверсов на разведку, посмотреть кто чем там занимается. Нам по любому выбираться обратно на колёсах, ВИП-персоны пешего марша не выдержат, а цесаревич ещё и приболел...

Неслышно, благо снег утоптан, обходим здание, особо интересуясь светящимися окнами, и возвращаемся к воротам в торце здания, где маячит одинокий караульный. За неимением гербовой придётся брать его... Хотя — нет. Калитка в воротах открывается и появляется сменщик в сопровождении какого-то унтера, погоны плохо видны в рваном лунном свете. Весь ритуал сводится к двум взмахам руки, "начкар" показывает старому, что, мол, дуй греться, а новому — ходи и смотри за местностью. Интересные, однако, понятия о караульной службе в Экипаже!.. Вопросительно смотрю на Воронова и вижу его довольную улыбку.

— Это — Федоркин... Ну, боцман, с которым к вам на учёбу приезжал. И Морозов, он тоже был тогда. — Лейтенант шёпотом сообщает мне очень важную с его точки зрения новость. Потом, видя моё непонимание значимости текущего момента, поясняет. — Это — преданные мне матросы. Если и остальные здесь...

Ага, полным составом. И придётся махаться с бывшими учениками, если у них есть такой приказ. Лучше бы полные раззявы были...

— Ну, пойдёмте потолкуем... — Отправляю одного бойца за подмогой, гараж в любом случае брать будем, а другого оставляю наблюдающим. Затем вместе с Вороновым крадёмся за направившимся куда-то матросом... Ага, не знаю, как сейчас это называется, а в моё время говорили "пойду коня привяжу"... Прикрываясь журчащими звуками, подходим вплотную и когда таинство заканчивается, правой рукой обхватываю горло, поворот, подбив, присед. Так, чтобы очумелые глазки оказались прямо перед наганом в руке лейтенанта... Нет, учиться балбесу ещё и учиться! Как куль с мукой рухнул, даже рыпнуться не успел...

— Морозов, слышишь меня? — Воронов стягивает с головы балаклаву и делает мне знак приотпустить маленько жертву. — Узнаёшь?..

— Ва... Ва... Вашскородие?.. — Матрос еле слышно сипит, наверное, слишком сильно я его "приобнял".

— Он самый. Шуметь не будешь?

В ответ — еле заметное отрицательное мотание головой. Лейтенант опускает револьвер, я убираю руку с горла. Не очень далеко, чтобы в случае чего перехватить крик в зародыше.

— Вашскородие... А нам сказали, что Вас в отпуск отправили... А Вы вот туточки...

— Туточки, Морозов, туточки. По очень важному делу. Но это — потом. Сколько вас тут и что в гараже делаете?

— Так эта... Нас сюда батальонный послал. Сказал, что, мол, ежели на этих воротах какая полундра учинится, так мы чтоб помогли.

Ясно. Не караул, а так, группа быстрого реагирования. Теперь понятно, почему "пост сдал — пост принял" так проходит... Чего-чего там командир батальона?.. Ну-ка, ну-ка, ну-ка...

— ... Точно нетрезвый?

— По самые клюзы нагрузился... Во дворце где-то нашёл и... Виноватый, вашскородь... Сейчас спит, наверное...

— Пусть спит. Кто в гараже?

— Десять человек, все — с нашего взводу... Вашскородь, а... А что Вы тут?..

— Объясню, Морозов, всё объясню. Всем сразу... Внутри...

* "Вошли без стука, почти без звука" — так, кажется, у Высоцкого. Именно так мы в гараж и попали. Мореманы и трепыхнуться не успели, как в них уже целились "призраки". Пришлось им с выпученными глазками остаться сидеть там, где придётся, только вот винтовки перекочевали в другое место.

— Значит так, братцы... — Лейтенант начинает рассказывать в меру дозволенного. — Откуда я всё знаю — сказать не могу. Но даю вам слово офицера, что говорю правду... Вас сюда привели не для того, чтобы защитить Цесаревича Алексея Николаевича, а чтобы захватить

Его Императорское Величество с семьёй... И заставить передать власть Великому князю Кириллу Владимировичу...

Полминуты на переваривание услышанного прошли в полнейшей тишине, под стволами особо не вскочишь, только на лицах такая гамма чувств нарисовалась — Станиславский нервно курил бы в сторонке. Первым приходит в себя и начинает задавать умные вопросы боцман:

— Вашскородие, а эта... с Вами... кто будет?

— Свои, Федоркин. — Стягиваю балаклаву, шифроваться всё равно уже нет смысла. — Если, конечно, ты нам — свой. Узнаёшь?..

Узнал и он, и половина матросов, что была на "учёбе" у нас ещё в Минске. И остальным доходчиво объяснили, порхнул шепоток над головами — "Нарочанцы... Гуров...".

— Так вот и я даю вам слово, что всё сказанное — правда... То, что мой батальон в Особом корпусе — в курсе? То, что командующий им генерал от кавалерии Келлер предан только Его Величеству — тоже знаете?.. Он сейчас наводит порядок в Петрограде, а нас послал за семьёй Императора. Которую обманом захватил Великий князь Кирилл Владимирович, используя вверенный ему Гвардейский Экипаж. Вот и думайте теперь...

— Дак откедова нам знать-та?.. — Вякает кто-то.

— Цыц, салажня!.. Вашскородия, дозвольте с глазу на глаз... — Боцман отходит с нами за какой-то роскошный лимузин.

— Вашскородие... Чё ж теперича с нами-то будет?.. Нас же как баранов подняли, погрузили, сюда привезли... Построили, а там Великий князь выходит и говорит, что, дескать, Регенту страсть, как хочецца сваво сынка на трон усадить заместо Наследника. И послал он для того сюда... — Федоркин опасливо смотрит на меня, затем отводит глаза. — Послал он специальных убивцев... А мы, значицца, защищать дворец будем...

— Если вы знали, боцман, что мы придём, что ж служба так хреново налажена? — Интересуюсь просто так, для поддержания разговора.

— Дак и не поверили. Не, некоторые, оно — того... Да знают в Экипаже-то как Вы, Вашскородь, княжну Ольгу спасли. И как за незнакомую сестричку милосердия две роты германцев одними ножиками вырезали...

О как! Что-то не припомню я когда это я художественной резьбой по гансам занимался... Немецкий разъезд покрошили за Машу, за брата Котяры — да, взвод почикали... Хотя, если сводный батальон Дунайцев при прорыве к своим приняли за дивизию... М-дя, "солдатский телеграф" рулит! Не армия, а сборище бабок-сплетниц...

— ... Помнишь наши разговоры про историю, боцман? — Что-то не пойму, куда Воронов клонит.

— Помню, как не помнить...

— Про декабристов я вам рассказывал. Тогда офицеры солдат вывели, ничего им не объяснив. Но им, не глядя на это, шпицрутены и каторгу присудили. Нашему Экипажу тоже досталось. И вы в таком же положении оказаться можете...

Ха, какие интересные разговоры ведутся у гвардии мореманов! Обсуждаем два извечных российских вопроса — "Что делать?" и "Кто виноват?" Больше, типа, поболтать не о чем...

— Вашскородие... Пал Ляксеич... Дак чё делать-то?..

— Ничего. Посидите здесь под охраной, пока мы не вернёмся. А там видно будет. Так, Денис Анатольевич?

— Так.

— А, может, мы — с вами?

— Ты, боцман, будешь, коль доведётся, стрелять в тех, с кем на соседних койках спал, а, может быть, из одного котелка хлебал и последним сухарём делился?.. — Очень серьёзно спрашиваю собеседника.

— ... Дак те, с кем делился, со мной пойдут... — После некоторого замешательства Федоркин озвучивает подходящий ответ.

— Нет, сидите здесь. Обратно пойдём, там думать будем... И ещё... Ты же понимаешь, что мы — на боевой операции. Приструни своих, чтоб глупостей не наделали...

*

Под землёй или время замедляется, или эти хреновы строители тоннель рыли с похмела и кому куда понравится. Почему-то кажется, что мы уже целый час бредём по нему. Висящие на потолке лампы включаются, по словам Кегресса, только из дворца, поэтому пользуемся своими фонариками, которые и светят под ноги, лишь изредка скользя по стенам и арочному своду из мокрого красного кирпича на известковой кладке. Вдаль их направлять бесполезно, свет теряется в беспроглядно-чёрной бездне...

Наконец идущий впереди "лоцман" поднимает руку и останавливается. Мы следуем его примеру, за нами бесшумно замирают две "пятёрки". Тоннель заканчивается колодцем, в котором устроена уходящая вверх винтовая железная лестница.

— Адольф Адольфович, давайте ещё раз обговорим наши действия. — Пододвигаюсь ближе к Кегрессу.

— Сейчас поднимаемся наверх, я открываю вход и жду вас.

— Куда мы сейчас попадём?

— В рабочий кабинет Его Величества. С той стороны вход замаскирован под дубовую панель, которыми обшиты стены. По счёту — четвёртая слева. Над ней висит картина, нужно её потянуть вправо и вниз, чтобы вход открылся. — По шёпоту слышно, что француза немного бьёт мандраж.

— Хорошо, идёмте. Не забудьте, откроете дверь, — сразу меняемся местами. Первыми входим мы. И постарайтесь сделать всё как можно тише, в идеале — так и вообще бесшумно...

Поднявшись наверх, ждём томительную минуту, после того, как Кегресс поливает петли из припасённой маслёнки. Затем он очень медленно тянет вниз рычаг, торчащий сбоку в стене, и осторожно приоткрывает дверь на пару сантиметров...

Ага, блин! Предчувствия его не обманули!.. В кабинете кто-то есть, судя по неяркой полосе света и голосам. Вот мы сейчас и послушаем кто тут такой говорливый...

— ... Неужели ты всё ещё не понимаешь, Ники, что другого выхода у тебя просто нет! За годы своего бездарного правления, следуя идиотским советам супруги-истерички, ты не приобрёл друзей, зато нажил множество врагов. Вся Империя недовольна тобой. Кроме старого пса Келлера, который тщетно пытается сейчас подавить волнения и навести порядок в Столице, у тебя нет сторонников...

Кажется, я догадываюсь кто там соловьём разливается. Ну-ну, чирикай, птенчик, чирикай. Котики уже рядом...

— ... Столь нелюбимые тобой думцы во главе с Родзянко уже объявили о создании Временного комитета, который, как пафосно было мне заявлено, "в столь смутное время берёт на себя бремя власти". Завтра я покажу им подписанный тобой манифест о назначении Наследником меня вместо безнадёжно больного Алексея. И я думаю, мы сумеем договориться...

Интересно, откуда такие глубокие познания? И где он будет им это показывать? В карцере на "базе", куда по моим прикидкам Временное правительство уже переехало?..

— ... А о тебе никто не будет печалиться! Вообще, над твоей семьёй, как мне кажется, висит проклятие. Твоя Гессенская принцесса — психопатка и истеричка, твой сын — неизлечимый калека, твои дочери — испорченные и растлённые Гришкой Распутиным девицы. И сам ты — урод, на которого нормальному человеку смотреть противно... Квазимодо, только без горба!..

— Ты забыл о Михаиле... — Голос Императора звучит глухо, но твёрдо.

— Ах да, Его Императорское Высочество Регент Империи Великий князь Михаил Александрович!.. — Титулование произносится с издёвкой. — Твой младший братец-шалапут уже наломал немало дров и многим перешёл дорогу. Так что его конец тоже не за горами... Подумай лучше о своей семье. Мы оба знаем, что будет, если Алексей... невзначай упадёт, или сильно ударится...

Монолог прерывается посторонними звуками. Какая-то возня, шум, стук, сдавленный стон...

— Так вот он, последний довод Императора Николая Втораго!.. — В голосе слышится издевательская насмешка. — Скажи, Ники, а у тебя никогда не появлялось желание застрелиться из этого револьвера?.. Можешь не отвечать, я по твоему лицу вижу, что появлялось. Ты и здесь дал слабину... В общем так — бумага в бюваре, перо и чернильница на столе. Пиши!..

— Я... Не буду... Ничего... Писать!..

— Мне приказать привести сюда твоего сына?..

Кажется, пора вмешаться! Толкаю дверь-панель, уже не боясь шума, два шага вперёд, Николай, сгорбившись, сидит в кресле, над ним нависает фигура в адмиральском мундире. Услышав посторонние звуки, виртуальный император Кирилл начинает оборачиваться, но сие действо заканчивается с попаданием рукояти люгера в точку за ухом. Подхватываю падающую тушку и укладываю на ковёр...

Всё-таки шумнули, или в коридоре тоже подслушивали разговор. Дверь приоткрывается и показывается чья-то морда.

— Ваше Импер...

Фраза остаётся незаконченной. Подоспевший Воронов бьёт с ноги по двери как раз в тот момент, когда любопытная особь наполовину просунула свою черепушку в щель, припечатывая её к косяку, затем втаскивает начинающего падать незнакомца внутрь, укладывая холуя с полковничьими погонами рядом с хозяином.

Пару секунд прислушиваемся к тишине в коридоре, затем лейтенант аккуратно закрывает дверь. Диверсы уже заканчивают обездвиживать пленных. А я вытягиваюсь перед ещё не совсем пришедшим в себя самодержцем, правила воинской вежливости никто не отменял.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество...

Воронов отстаёт от меня на секунду.

— Гуров?.. Воронов?.. Как вы здесь?.. — Николай никак не может прийти в себя. — ... Вы всё слышали?..

— Никак нет, Ваше Императорское Величество. Не слышал абсолютно ничего. — Слова интуитивно срываются с языка. — Разрешите доложить. Прибыл по приказу генерала Келлера для эвакуации Вас и Вашей семьи в безопасное место.

— Куда?.. — Из-за изувеченных губ горькая усмешка Николая больше похожа на зловещую гримасу. — Где сейчас есть для нас безопасное место?..

— В Аничковом дворце, Ваше Императорское Величество...

Император Всероссийский смотрит на меня удивлённым взглядом, требуя объяснений.

— Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна готова принять Вас у себя во дворце. — Не вру ни капли, перед отъездом Келлер получил радио от Павлова, что по его просьбе принц Ольденбургский уговорил её проявить в столь тяжёлое время терпимость к нелюбимой невестке.

— Но ведь в Столице мятеж! — Вот, блин, императорское упрямство, да в нужных бы целях...

— Бунтует в основном Выборгская сторона, Невский с прилегающими улицами уже спокоен. Помимо этого дворец охраняют две казачьих сотни и пять бронеавтомобилей.

— Но как мы отсюда выберемся?!..

— Сейчас мы разбудим Ваших...

— Они на втором этаже. А в коридоре и на лестницах дежурят шесть, или семь офицеров-изменников! И он... — Николай кивает на неподвижную тушку Кирилла. — Он приказал...

— В случае попытки побега, или освобождения их убить?.. — Прихожу на помощь самодержцу, запнувшемуся на фразе. — Не успеют... Но нам пора спешить. Простите, Ваше Императорское Величество...

Достаю припасённую именно для этого маскарада карманную фляжку и щедро окропляю себя коньячком. После этого обращаюсь к Воронову.

— Павел Алексеевич, мы сейчас с Вами идём в коридор, надо ликвидировать охрану. Вас они знают, а я буду "в стельку пьяным". Ни в коей мере не ставя под сомнение Вашу храбрость, всё же прошу только подыграть нам и после не мешать. Мои ребятки сделают всё быстро и тихо, а Ваша активность может дать охране шанс поднять тревогу. Не обижайтесь, но на кону слишком многое...

Воронов начинает оскорблённо вскидываться, но потом до него доходит, что такие вещи просто так не говорят, и он молча кивает.

— Тогда — вперёд...

*

Осторожно выглядываю в коридор — никого. Дверь слева, насколько я знаю, ведёт ещё и к лестнице на второй этаж... Открыто... На той стороне гробовая тишина. Замечательно, так и думал, из гвардейских "павлинов" охранники — как из г... пластилина — пуля. Значит они, скорее всего, недалеко от второй лестницы кучкуются. На пальцах показываю командиру "пятёрки", что они остаются здесь и держат этот вход. Двое здесь, трое — наверху.

Проверяю свою "бету", оборудованную переделанным специально для неё глушителем Максима-младшего, аккуратно досылаю патрон. Остальные диверсы повторяют мои манипуляции, у них тоже "тихие" стволы. Расстёгиваю китель чуть ли не до пупа и стараюсь идти нетвёрдой походкой, негромко бормоча себе под нос "пьяным стилем" первый пришедший в голову анекдот про Вовочку, чтобы как-то отвлечься от мысли, что сейчас буду воевать с русскими офицерами. Умом понимаю, что враги, но вот какая-то неуверенность в правильности действий и, соответственно, — нервозность. Может быть, оставшаяся от Дениса Первого?.. Воронов идёт рядом, вторая "пятёрка — сзади... Доходим до двери, прислушиваемся... Никого. Тихонько открываем, заходим, поворачиваем, проходим до следующей двери, открываем... Библиотека. И опять никого! Они что — охренели? Охранники, блин! Хотя, собственно, чего я кошмарю? Нам ведь это только на руку!.. Первый анекдот кончился, завожу второй... Те же манипуляции... Опять библиотека!.. Опять дверь... Лейтенант видя моё состояние, шепчет:

— Буфетная. Дальше ещё одна...

Проходим недостоловую. Ещё одна дверь, но за ней слышен приглушённый бубнёж! Открываем, заходим, ловлю обрывок фразы "... табакерку для суслика уже нашли?"... Русские офицеры, говорите?!.. С-с...ки!.. Вся великолепная семёрка в сборе. Стоят и пускают дым кто — в приоткрытую наружу дверь на лестницу, кто — в окружающее пространство... Ноги разъезжаются на вощёном паркете, делаю вид, что чуть не упал и хватаюсь за плечо "попутчика"...

— Воронов?.. Вы откуда?.. — У караульщиков возникают вполне резонные вопросы.

— Отозван из отпуска... — Лейтенанта хватает только на эту короткую фразу.

— Га-аспда!.. Экск-пс-с-к-с-у-му-у... Экскью-у-узэ муа... А где здесь клозет?..

До противников пять метров, стоят кучкой...

— Господин лейтенант, кто это?..

Можно не и отвечать!.. Толкаю Воронова вправо, сам сдвигаюсь влево и вниз на колено, вытягивая из-за спины "бету" и чирикая "атаку". В дверях появляются диверсы...

Изобретению мистера Максима до настоящих глушаков, конечно же, далеко, звук выстрела похож на хлопок в ладони... "Аплодисменты" были бурными, но непродолжительными и сопровождались лязгом затворов и звяканьем гильз по паркету. Семь трупов, у каждого по две-три дырки, несовместимых с жизнью...

Краем глаза замечаю, как Воронов, прислонившись к стене, кидает в рот какую-то пилюлю, появившуюся из нагрудного кармана. Блин, он же сам говорил, что был отправлен в отпуск по болезни! Что-то с сердцем?.. Вполне возможно. Нервы, бывает. С этими семерыми он служил, может быть даже сидел рядом за столом в кают-компании. А теперь — по разные стороны баррикад...

Трофеи не впечатляют. Шесть близнецов-наганов и единственный заслуживающий внимания ствол — Кольт М1911 Government model. Ну да, хорошая машинка, жаль — придурку досталась... Теперь тушки складываем аккуратным штабелёчком, чтобы не мешали ходить. Как там лейтенант, оклемался?

— Павел Алексеевич, будьте добры, помогите Его Императорскому Величеству подняться на второй этаж. Пусть лучше отец и муж будит домочадцев, чем посторонние люди с пистолетами... Лучше по той лестнице, здесь, сами видите, не прибрано... А вы, братцы, сидите здесь. Задача — чтобы через эти двери никто не вошёл...

Пробуждение состоялось тихо и быстро. В основном — потому, что никто не спал, кроме температурившего цесаревича Алексея. Все августейшие персоны размещались в трёх соседних комнатах. Императрица дежурила у постели сына, а княжны якобы почивали у себя. Очень по-царски — одна комната на двоих. Естественно, услышав голос ПапА, выскочили в коридор, но тут же попрятались обратно, увидев нашу "бронекопытную группу огнестрельного сочувствия". Чтобы привести себя в порядок им потребовалось две минуты, в течение которых мы с Вороновым в двух словах объясняли Александре Фёдоровне сложившееся Status Quo. А потом...

— Ваши Императорские Высочества... — Пытаемся шёпотом соблюсти правила этикета. Но Высочайшие особы сами про него забывают. Особенно самая старшая и самая смелая Ольга Николаевна.

— Здравствуйте, Денис Анатольевич... — Время отпущенного на мою персону внимания тут же заканчивается и тон меняется. — Павел Алексеевич?.. Вы?..

М-да, как сказал бы мой телефонист Яша — "Ой, таки я вас умоляю, не надо делать мине больную голову этоим тэятром! Обо что здеся такое покраснение и смущение?"...

— Великодушно прошу простить, Ольга Николаевна. Нам нужно как можно быстрее покинуть дворец. — Надо выручать эту сладкую парочку, пока никто не видит. — Не могли бы Вы помочь сёстрам собраться? Брать с собой нужно самое ценное и немного...

— А?.. Да... Да, конечно... — Княжна приходит в себя и принимается за дело, а я прошу Воронова сообщить Котяре радостную новость о том, что ему опять придётся нести на руках особу императорской крови...

Блин, лучше бы я отправился в одиночку воевать против всей германской армии! Ну как объяснить вежливыми словами и соблюдая правила этикета, что в данный момент нам нужно уносить свои ж...пы подальше от местных приключений и что два запасных платья у одной барышни, фарфоровая кукла у другой и три любимых сборника стихов у третьей не подпадают под определение "самое ценное и немного". И что носильщиками мы будем подрабатывать как-нибудь в другой раз, а сейчас у нас в руках должно быть оружие, а не великокняжеский хабар. Хорошо, ПапА-Император поддержал, а то спорили бы до утра. Или до смены караульщиков...

В кабинете всё осталось без изменений. Включая две тушки в бессознательном состоянии. Пока все спускаются вниз, проверяю связанные лапки полковника и в задумчивости задерживаюсь возле Кирюхи. Надо приводить его в чувство и забирать с собой. Или грохнуть прямо здесь, на руках и так слишком много "пассажиров". Приказ был "В случае невозможности — ликвидировать". Вот и думаю, насколько он важен, стоит напрягаться, или нет?..

— Господин капитан, оставьте его!..

Оборачиваюсь и смотрю на задержавшегося Императора.

— Оставьте его! — Какой-то неуловимой интонацией Николай даёт понять, чтобы я оставил ему жизнь.

— Но, Ваше...

— Господин капитан!.. Господь его рассудит. — Самодержец приводит железобетонный с его точки зрения аргумент. — Сказано... Не мстите за себя... Но дайте место гневу Божию... Ибо написано у апостола Павла... Мне отмщение и аз воздам...

... А...!.. Е...!.. Этот только что обещал убить сына, а он оставляет ему жизнь!.. Кары, блин, Господни!.. Самая Божья кара — правую руку на подбородок, левую — на темя, и резко руки в стороны!.. Но с Самодержцем не поспоришь...

Растереть великокняжеские уши, потом нажать несколько точек на висках и на лице... Вот, очнулся сволочь! И сразу глазки бесстыжие по сторонам забегали. Ну, это ненадолго. Тканевый чехол со стула с успехом заменяет мешок, одеваемый на голову, немного фантазии, и готов импровизированный кляп, и несостоявшийся сюзерен отправляется вниз по лестнице в своё, надеюсь, последнее путешествие, сопровождаемый двумя бойцами...

Идти по тоннелю обратно было веселей потому, что дорога обратно всегда короче и включённые лампы давали больше света, чем карманные фонарики.. Перед началом движения ещё раз проинструктировал единственного и главного носильщика самого ценного:

— Фёдор, несёшь очень аккуратно. Не упасть, не споткнуться, не царапнуть, не ёрзнуть по стене. Ни-че-го! — Киваю на закутанного в пуховое одеяло и испуганно, но с долей любопытства таращившегося по сторонам Алексея.

Котяра в ответ сосредоточенно кивает головой, наверняка уже в курсе особенностей мальчишки...

На выходе нас ждут, причём, именно те, кто должен. Обмениваемся опознавательными чириками и вылезаем на свет Божий, если, конечно, первый час ночи можно таковым назвать. Кегресс моментально находит на всех ВИП-персон тулупы механиков и мы перебираемся в Белый гараж... В котором за время нашего отсутствия произошли кое-какие перемены. Охраняемые "морпехи" сидят уже со своими винтовками и, как ни в чём не бывало, точат лясы с моими головорезами. При появлении Семьи все вскакивают по стойке "смирно", хорошо хоть соображают не исполнять хором "Здравия желаем Ваше Императорское Величество!". Пользуясь всеобщей заминкой ко мне сзади подскакивает Паньшин, остававшийся за старшего и в двух словах объясняет, что на посту возле ворот была пересменка и "плавающий фельдфебель", исполнявший обязанности разводящего, заглянул посмотреть как живётся дежурному подразделению. И что он, Паньшин, в безвыходной ситуации рискнул и отдал стволы, правда, без патронов, матросам, поверив слову Федоркина, что тот разрулит все проблемы. И тот, выйдя на крыльцо не подвёл, спокойно поговорив с "коллегой" и в конце концов послав его... исполнять обязанности согласно табелю постам. Догадываясь, конечно, что через дверь ему в спину целятся три ствола.

Высочайшее семейство расположилось в отдельном помещении, сымпровизированной ещё механиками комнате отдыха, куда я и был вызван "пред светлы очи".

— Господин капитан, что Вы собираетесь делать дальше? — Император пристально смотрит на меня.

— Прапорщик Кегресс готовит автотранспорт для выезда с территории. Как он будет готов, выезжаем. Первым пойдёт переоборудованный им броневик "Остин". Он без пулемётов, но нам нужен таран сбить ворота. Ключи у кого-то из офицеров во дворце. Если посадить в башни двух моих солдат, вооружённых пистолетами-пулемётами, разница в огневой мощи на дистанции в десяток метров будет минимальна. Снимаем часовых, тараним ворота, затем на подготовленном авто выезжаете Вы, Ваше Императорское Величество и Ваша семья. Мы грузимся в третий автомобиль и прикрываем отход...

— Ваше Императорское Величество, прошу разрешения обратиться к капитану Гурову. — Перебивает меня Воронов.

— Прошу без чинов, господа. — Николаю, видно, тоже надоело постоянное величание по поводу и без оного.

— Денис Анатольевич, я разговаривал со своим боцманом. Он сказал, что сейчас на посту трое наших и один ненадёжный. Только он один может поднять шум. Я с Федоркиным и Морозовым могу тихо подойти к посту и обезоружить его. Остальные матросы присоединятся к нам, и мы тоже будем прикрывать отход.

— Прошу прощения, Павел Алексеевич, "мы" — это кто? — Что-то подозрительны мне эти импровизации на ровном месте.

— Мы — это матросы Гвардейского экипажа, отказывающиеся выполнять преступный приказ, и готовые стать на защиту Государя Императора и его семьи.

После секундного размышления решаю поверить лейтенанту и его подчинённым. А если что будет не так, мы всё равно выйдем. Если надо будет — по трупам...

— Хорошо, согласен. Пока машины готовятся, у нас есть время...

Воронов с подчинёнными возвращается минут через двадцать в сопровождении троих "новеньких", волокущих четвёртого. Пока они сажают бедолагу на пол рядом с грузовиком и привязывают к бамперу, лейтенант с боцманом подходят ко мне.

— Денис Анатольевич, тут вот какой вопрос... Федоркин, рассказывай лучше сам.

— Ну дык эта, тута трое наших экипажных числились. Когда мы, значицца, во дворец пришли, их вместе с остатней прислугой и заперли. Дык вот, двое и посейчас там, а кондуктора-то Деревенько, что "дядькой" был Наследнику, выпустили. Гоголем всё ходил, травил, как ему сладко служилось, мол, тыщу целковых в год получал, де ещё на полтыщи стащить можно было, подарки там всякие...

— Боцман, давай по делу!

— Дык вот я и говорю, спрашивали его, мол, а чтой-то тебя однова выпустили? А он и сказал, что велено ему Великим князем цесаревича везти в секретное место и там держать. И за это ему потом денег много обещались и чин дать офицерский...

— И когда ему ехать он не говорил?

— Сегоднева ночью, в час опосля полуночи...

Так, весело, блин! Примерно сейчас во дворце шухер поднимется. Кондуктор этот офицерам напомнит, те пойдут на левую половину искать Великого князя. Надо уходить отсюда как можно быстрее!.. А если эти козлики в погоню кинутся? Среди них могут быть водятлы!.. Где Кегресс?!..

Главного шофёра Империи нахожу в одном из углов гаража, где он с парой "приватизированных" на время матросов заливает горячую воду в радиатор полугусеничного "Паккарда", на котором поедут наши опекаемые.

— Адольф Адольфович, сколько времени Вам ещё нужно?

— Четверть часа. Минуты три на это авто и нужно подготовить ещё один такой же для вас. "Остин" уже готов. — Кегресс разговаривает со мной, не отрываясь от своего занятия.

— Я хотел спросить... Возможно, нас скоро будут преследовать. Остальные автомобили можно как-то вывести из строя? Хотя бы на время?..

— ... Даже если среди них есть шоффэры, они не смогут подготовить ни одно авто. — Прежде, чем ответить, француз даёт знак помощнику убрать чайник с кипятком и закручивает пробку. — Хотя бы по той простой причине, что воды хватит только нам. Бак почти пуст и перед выездом я открою кран, чтобы слить остатки.

— А из других зданий они не могут принести хотя бы холодную воду? — Что-то мне не нравится такая наивность.

— Господин капитан, все три гаража снабжаются водой из пятисотлитрового бака, установленного на чердаке одного из них. Сейчас я наберу воду для грузовика и солью остатки на землю.

— А наполнить бак они не смогут?

— Для этого нужно время и знать какой из кранов на чердаке нужно крутить... Простите, господин капитан, Вы сами сказали, что времени... как это... в обрез. Я даю Вам слово, что ни одно авто, кроме наших, из гаража не выедет. Ведь помимо воды аппаратам требуется и горючее... Могу я попросить об незначительной услуге?.. Не могли бы Вы отнести Её Императорскому Величеству вот это? — Кегресс показывает на свёрток, лежащий на водительском сидении. — Для Цесаревича.

Мягкий тючок при разворачивании превращается в спальный мешок, сшитый, скорее всего, по индивидуальному заказу. В принципе всё просто — к небольшой подушке пришито одеяло, застёгивающееся с большим запАхом, чтобы не терять тепло. М-да, температурящему мальчишке не помешает...

*

Напряжённое ожидание внезапно заканчивается свистом "Тревога" через приоткрытую дверь. В две секунды выскакиваю наружу, чтобы оглядеться. Дозорный показывает рукой на дворец, теперь уже ярко освещённый огнями. Так, а что это тут у нас за шум, гам и дикие крики? Обнаружили филиал мясобойни и отсутствие главных фигурантов? Пора отсюда сваливать, сейчас они каждый кустик обнюхивать будут!..

— Адольф Адольфович! Во дворце — тревога, нужно уходить! Что с транспортом?

— Всё готово! — Кегресс влезает в броневик, слышен надсадный хрип стартера, затем ещё один, после чего француз вылезает с "кривым ключом" в руках. — Аккумулятор давно не заряжали!

Кивком посылаю на помощь ближайшего бойца и сам бегу к своему Паккарду. Тупая американская техника не хочет работать, и только появление "дрессировщика" всего этого зоопарка заставляет двигатель забурчать. Все три машины заведены, Семья уже устроилась на своих местах, бойцы вкатывают "царя Кирюху" в кузов и сами запрыгивают следом... Блин, Кегресс куда-то пропал!.. Твою ж маман!!!.. Нет, вот он, занимает шофёрское сидение в ВИП-мобиле и делает знак рукой, что можно трогаться.

Первым из гаража выруливает Остин, за ним — полугусеничный легковой Паккард с императорской семьёй. Последним уже на грузовике-полугусе выезжаю я. Паньшин, неплохо освоивший в батальоне вождение, медленно ведёт броневик, мы стараемся особо не шуметь. Помимо оцепления Экипажа, в парке достаточное количество постов Сводного полка и не хочется, чтобы кто-нибудь заинтересовался, куда это ночью народ намылился. За двадцать метров до ворот броневик взрыкивает мотором и набирает скорость... Удар, скрежет, ажурный металл не выдерживает подобного издевательства, створки слетают с петель и повисают на "рогах" передних колёс. Несколько диверсов выпрыгивают из кузова, не дожидаясь, пока я остановлюсь, и бегут вперёд освободить "таран" от лишнего груза. Пользуясь паузой, оборачиваюсь назад. Отсюда видно, что у гаражей уже нарисовалась куча любопытных с винтовками, в густом полумраке мелькают карманные фонарики... Опаньки, и к нам повернули. Всё бегом и бегом. Это вы хотите автомобили догнать? Ню-ню... Но на всякий случай командую сидящим сзади:

— К бою! Пока по нам не открыли огонь — молчим. Будут стрелять — отвечаем по ногам.

Проезд уже свободен, бойцы решают не возвращаться и залезают внутрь броневика. Вот теперь можно и по газам!..

Через пару минут выезжаем на Бульварную и поворачиваем направо. Маршрут заранее согласован, и плутать никто не собирается. На перекрёстке с Оранжерейной притормаживаю и Андрюшка Сиваков убегает к Водкину, чтобы тот выдал в эфир несколько букв, смысл которых понятен только паре-тройке человек. Даже я не знаю всех комбинаций. Зато знаю, что мы уже повернули на Широкую и сейчас будет вокзал и привокзальная площадь. Часть пути благополучно проскочили, но ведь там, откуда сбежали, тоже ведь не дураки сидят. Догадаются перекрыть "железку". Весь вопрос в том, кто раньше успеет, мы, или они...

Подъезжаем к главному входу, "призраки" выпрыгивают из кузова и организовывают оцепление, ожидая, пока Император с семьёй не окажется внутри. Двое следом заводят согнутого буквой "зю" князиньку Кирилла. Воевать, коль придётся, будем изнутри, поэтому распределяю бойцов по окнам, занимая круговую оборону. Привокзальная площадь небольшая и даже Остин не кажется надёжной защитой. Не факт, что броня выдержит винтовочную пулю с полусотни метров. А пуль этих, если что, может оказаться слишком много. Расчёт мадсена упархивает на чердак, есть там удобное оконце. На шум прибегает дежурный по вокзалу, резвый дяденька в путейском мундире. Начинает возмущаться, типа, по какому такому праву... Но потом имеет счастье лицезреть Императора с близкими и роняет челюсть на пол, замирая, аки соляной столб, но, тем не менее, рефлекторно задрав руку к фуражке.

— Сударь! — Пытаюсь спасти беднягу от верноподданнического паралича. — Вы здесь за начальника?

— ... Д-да... Да... Разрешите представиться, дежурный по станции Дмитрий Алексеевич Потапенко...

— Любезнейший Дмитрий Алексеевич, подскажите, где Их Императорские Величества и Их Императорские Высочества могут расположиться? Ненадолго.

— ... П-простите, но... У нас здесь только зал ожидания первого класса имеется... И кабинет начальника станции... Может быть... Их Императорские Величества соизволят перейти в великокняжеский павильон?.. Там обстановка более соответствующая...

— Нет, думаю, что этот вариант не подходит... Литерный на Вырицу был?

— Да, часа с два назад... Но что же делать?..

— Найдите, всё же подходящее место для... компренэ ву? И побыстрей... Вот здесь что находится?

— Э-э-э... Дежурное помещение полицейского участка. Но там...

— Нет достаточно комфортных условий? Не беда, сейчас мы это поправим. Петро, бери своих, нужно открыть это помещение и принести сюда самые лучшие кресла и диваны во-он оттуда. — Ставлю задачу командиру резервной "пятёрки".

— Подождите! У меня же есть ключ! — Начинает волноваться эмпеэсник, видя, как один из бойцов собирается отпереть дверь экспресс-способом. — Сейчас! Сейчас открою!..

Оставив Воронова присматривать за "подопечными", иду проверить посты вокруг вокзала. Вокруг пока тихо. Это только пока... Скоро, подозреваю, здесь будет толпа решительно настроенных придурков, жаждущих освободить Царя и иже с ним из грязных лап мерзких похитителей. И не факт, что нам сначала дадут что-то сказать, а потом расстреляют, скорее — наоборот... Так, а вот и "фигура в белом". Завидев меня, Боец, бегавший связным к Водкину, высвистывает "Свои" и подбегает ближе.

— Ну что?

— Передали, получили ответ... Цифра "15"... — Андрейка пытается восстановить дыхание после бега. — Доктор сказал, чтоб поспешал сюда...

— Добро, шагай внутрь.

Пятнадцать минут... Бежать сюда — минут семь. Значит, — уже скоро, очень скоро появится наша "кавалерия из-за холма"...

Обхожу вокзал и уже возвращаюсь к крыльцу, когда становится слышен звенящий перестук рельсов и негромкий рокот дизеля. Бегу назад и появляюсь на перроне одновременно с притормаживающим у главного входа "Неуловимым мстителем"! За которым, астматически пыхтя, появляется паровоз с двумя пассажирскими вагонами, из которых ещё на ходу выпрыгивают штурмовики Стефанова! Вот теперь — почти всё!..

На погрузку ушло минуты три. Император с семьёй и диверсами в качестве бодигардов обосновался в первом вагоне, "янычары" набились во второй, "Неуловимого" пристегнули впереди паровоза. По путейскому телеграфу перепуганный местный "маркони" передаёт в Питер ещё несколько букв, на том конце ждут их и знают, что делать. Тихо, без обычного свистка, паровоз трогается с места, и мы едем. Если кому-то захочется приключений на одно нежно-интимное место, и он попробует нас остановить, — две пушки, девять пулемётов, полсотни самозарядок и автоматов Фёдорова, два десятка пистолетов-пулемётов к вашим услугам, господа камикадзы...

*

Царскосельский вокзал кажется вымершим, вокруг — ни души. Мы, правда, заехали в Царский павильон, и времени на часах — два ночи с копейками, но мне, всё же, кажется, что все желавшие убыть из Питера сегодня ночью вдруг резко передумали. Хотя — нет, вру, пока мы "причаливали", на перроне появился командующий Отдельным Петроградским военным округом генерал от кавалерии Келлер в сопровождении нескольких разномастных сущностей, попадающих под определение "другие официальные лица". На мгновенно выстроившееся оцепление это оскорбление не распространяется.

— Господа, прошу и далее сопровождать меня и мою семью. — Негромкой фразой Император перечёркивает мои теперь уже несбыточные мечты незаметно для всех исчезнуть. Приходится организовывать "коробочку" на перроне. Не совсем дружелюбные взгляды-прицелы диверсов заставляют встречающую шушеру съёжится и выдерживать безопасную дистанцию, так что к Самодержцу подходит только Фёдор Артурович. Доклад и беседа остаются за пределами сознания, всё внимание — охраняемому периметру. Взгляд скользит направо до конца павильона, затем обратно, никаких резких и неправильных движений пока не замечено.

Наконец-то обмен мнениями закончен и мы, окружив наших ВИПов, выводим их к подъезду, где уже ждут машины. Большая часть из которых мне знакома. Как я понимаю, для транспортировки Семьи Фёдор Артурович выбрал самое правильное решение — мою бронереношку из Ораниенбаума, только пулемёт с турели снял. Ну так оно и правильно, вместимость десантного отсека — семь человек в полной боевой, сверху — съёмная крыша. Для двух взрослых, четырёх барышень и одного подростка места вполне хватит, тем более, что ехать недалеко и недолго. Рядом в качестве эскорта стоят ещё два Рено, но уже "а ля штабс-капитан Мгебров", причём даже не с максимами, а с льюисами в раздельных башнях. Дальше — пара открытых грузовиков неизвестной мне масти, "Скорая", и замыкают колонну два броневика. Кажется, — не принятые официально на вооружение двухпулемётные Шеффилд-Симплексы. Надеюсь, в случае чего, будут воевать лучше, чем их тёзка с аргентинцами в тысяча девятьсот восемьдесят втором... Ну и наконец за ними гарцует в ожидании конвойная казачья сотня.

На всякий случай загоняю сверху на броню своего БТРа Котяру с одолженным у морпехов мадсеном и второго номера с магазинами. На случай, если кто-то захочет сделать пакость с крыши, или верхних этажей. Сами располагаемся в первом грузовике, второй занимают матросы Воронова. В "Скорую" грузятся разномастные цивильные сущности, замеченные на вокзале, к моему стыду оказавшиеся врачами, причём, рекомендованные самим Павловым. Казаки-уральцы, возглавляемые суровым бородатым дядькой-есаулом, обтекают колонну, беря её в живое кольцо. Короткий гудок мгебровской реношки, в которой едет Келлер, и мы трогаемся...

По берегу канала проезжаем госпиталь и какое-то странное здание с четырьмя трубами за ним, поворачиваем направо и едем уже по набережной Фонтанки... Наша "кавалькада" в тусклом свете редких уличных фонарей, наверное, кажется проснувшимся обывателям, буде таковые имеются, полным сюром, сейчас ещё панику подымут... Так, а это что?.. Ага, Семёновский мост... Направо... Череда всяких доходных домов, слегка разбавленных особняками... О, Апраксин двор... Малый театр...

Поворачиваем направо, не доезжая до Аничкова моста с его знаменитыми Клодтовскими конями... Вот уж не повезло скульптору! Раз пять, наверное, лошадок отливал, а их раздаривали всяким проходимцам типа германского императора и короля Сицилии, заменяя на мосту гипсовыми копиями...

Всё, приехали! Обзорная экскурсия по ночному Питеру закончена. Останавливаемся перед кажущимся в ночном освещении кроваво-красным Аничковым дворцом. На первом этаже горит пара окон, за воротами — броневик, на всякий случай сопровождавший нас стволом пулемёта, казаки с карабинами наизготовку. Быстренько спешиваемся и стараемся неявно занять удобные для боя места... Но это уже не требуется. Навстречу Келлеру, бесстрашно вылезшему из своего "бронетакси" выходит могутный такой казачина, не уступающий ростом самому генералу. Черкеска, кинжал и шашка, отделанные серебром, раздвоенная борода... Кажется, я знаю, кто это. Камер-казак и личный телохранитель вдовствующей императрицы Тимофей Ящик. Выполняющий, насколько я понимаю, ещё и особо деликатные поручениям Марии Фёдоровны...

Обмен короткими фразами, Ящик козыряет Фёдору Артуровичу, затем машет своим, чтобы открывали ворота. Броневики заезжают внутрь прямо к самым дверям, мы чешем следом, задачу бдить и охранять никто не отменял. Опять "коробочка", Императорская семья выбирается на крыльцо, Аликс, видимо, от пережитого еле держится на ногах, буквально повисает на руке мужа, Котяра снова берёт на руки цесаревича, сомлевшего в дороге, все заходят внутрь. Мы с Вороновым замыкаем шествие, повинуясь знаку Келлера...

Почти на пороге, наплевав на все правила приличия и этикета, нас встречает вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Как и положено каждой уважающей себя бабушке, сначала уделяет всё внимание внуку и внучкам, прислуга мигом, чуть ли не на руках растаскивает царевен и Наследника с сопровождающими врачами по комнатам. Наступает черёд взрослых. Взаимная неприязнь снохи и свекрови общеизвестна, а потому младшая императрица чуть ли не через силу переставляет ноги, но старшая решает в такую минуту не опускаться до личных обид и, сделав пару шагов навстречу, обнимает сначала Аликс, затем Николая.

— Генерал Келлер обещал мне, что здесь твоя семья, Ники, будет по настоящему в безопасности. — Голос императрицы-мамы звучит звонко и сильно, несмотря на возраст. — Не так ли, Фёдор Артурович?.. А кто эти офицеры? Они принимали участие в спасении?.. Представьте мне их!..

— Командир 1-го отдельного Нарочанского батальона капитан Гуров...

Щёлкаю каблуками и делаю короткий полупоклон-кивок.

— Младший офицер Гвардейского Экипажа лейтенант Воронов. — Павел Алексеевич повторяет мои действия.

— Я бесконечно благодарна Вам, господа, за спасение моего сына и его семьи, за верность присяге и долгу...

Продолжить благодарственную речь она не успевает, Александра Фёдоровна закатывает глаза и оседает на пол. К упавшей императрице мы с Вороновым успеваем одновременно. Осторожно подхватываем под мышки и пытаемся приподнять с пола...

— Врача! Немедленно врача! — Старшая императрица не теряет самообладания и выдаёт целеуказания в открытую дверь. — Кто-нибудь, помогите! Быстро сюда!..

В комнату влетают слуги и пара врачей, что встречали нас на вокзале. Один из докторов склоняется над распростёршейся безвольной куклой Аликс, пытается нащупать пульс на запястии, потом на шее, хмурится и командует столпившимся вокруг:

— Расступитесь! Её — в соседнюю комнату! Положить на кушетку! Мой саквояж! Окно — настежь, нужен свежий воздух!..

Вслед за толпой, уносящей императрицу, хромает Николай, поддерживаемый матерью. Перед самыми дверями она оборачивается и зовёт Келлера:

— Фёдор Артурович!..

Наш генерал успевает подхватить оступившегося императора и не дать упасть под непосильной ношей Марии Фёдоровне. Прекрасно понимая, что аудиенция откладывается, выходим из дворца и, я, наведясь на знакомый запах, оставляю Воронова "гулять при луне", а сам заворачиваю за угол и попадаю в небольшой закуток, образованный стенами и приткнувшимся рядом броневиком. Рядом с которым стоит с папиросой в руке водитель, и, скорее всего, командир машины в одном лице, молодой худой юноша в кожанке с погонами, на которых помимо одиноких прапорских звёзд красуются крылышки с колёсами. Трое казаков пытаются незаметно затоптать свои самокрутки, чтобы не огрести за курение в неположенном месте.

— Чем обязан, господин капитан? — По голосу слышно, что он, понимая, что против старшего по званию "не пляшет", всё же пытается соблюсти свой авторитет перед нижними чинами и не допустить разноса за курение.

— Да, собственно, ничем. Ищу укромное место, чтобы покурить. Ночка, знаете ли, выдалась трудная. — Объясняю причину, доставая из кармана портсигар. — А вы, орлы, потом свои окурки подберите, чтобы следов не оставлять.

— Да не, Вашскородь, у нас тута посудина имеется. — Басит приказный, доставая из-под машины пустую консервную банку.

Первая же затяжка даёт понимание того, что операция закончена и можно малость расслабиться. Но успеваю выкурить папиросу только до половины, как появляется Воронов и знаком показывает, что надо идти...

На крыльце нас встречает Келлер и тихо, чтобы никто больше не слышал, сообщает новость, от которой мой расслабон моментально улетучивается:

— Господа, это — очень конфиденциально... Императрица Александра Фёдоровна скончалась. Доктор сказал — сердечный приступ... Павел Алексеевич, езжайте домой, отдохните. Вам, Денис Анатольевич, и Вашим бойцам — тоже отдыхать, отсыпаться. Следующей ночью вы мне понадобитесь...

*

Генеральское распоряжение выполнить удалось в полной мере. Даже несмотря на то, что в десять утра материализовался вестовой и передал приказание немедленно прибыть. Так что быстро одеваюсь и бегу узнавать что же такого экстренного случилось.

На входе в кабинет меня встречает всё тот же Прохор, не говоря ни слова открывающий дверь и сообщающий Его Высокопревосходительству, что "капитан Гуров прибыли-с". Настроение начинает портиться с первого же взгляда на Келлера. Никогда ещё не видел его в таком состоянии. Поэтому заготовленное язвительное замечание насчёт ловли блох и диареи мгновенно заменяется коротким вопросом "Что случилось?".

— Из Москвы ночью радировали... — Прежде, чем продолжить, Фёдор Артурыч непроизвольно оглядывается по сторонам и почти шёпотом сообщает. — Вчера вечером было совершено покушение на Михаила...

Ё...!!!... Твою мать...!!!... Прошляпили, б...!!!.. Твари, все кровью умоетесь!!!... Келлер смотрит на меня, ожидая, когда я переберу в уме все выражения, используемые в подобных случаях, затем продолжает:

— Михаил жив. По счастливой случайности... Графиня Брасова устроила ему очередной скандал. Она общалась с кем-то там из воротил и обещала привезти Регента для обоюдовыгодной беседы. Он вспылил и отказался. Приказал подать автомобиль и отправил её прочь. В качестве сопровождающего напросился Великий князь Дмитрий Павлович. К несчастью она взяла с собой сына...

По дороге машину расстреляли кинжальным огнём из двух льюисов. В живых никого не осталось. Конвой был сокращённого состава, всего шесть человек, но они грохнули одного и ранили при попытке уйти второго стрелка...

— Эсеры?.. Анархисты?.. Кто?..

— Ни за что не догадаешься... — Келлер горько кривится. — Один из офицеров штаба 32-й пехотной дивизии. Прибыл в Москву согласно распоряжения управления генерал-квартирмейстера Ставки. Второй с его слов — оттуда же.

— Вот так сразу взял и заговорил?

— У твоего Михалыча долго никто молчать не будет. А тут у него ещё двое раненых...

— Кто?!..

— Не знаю. В телеграмме фамилии не указаны... Короче говоря, вызвал их некий подполковник Барановский, ранее также служивший в штабе той дивизии.

— Что за крендель?

— О нём ещё в Москве предупреждал Воронцов. Его сестра — жена Керенского, а сам он у адвоката на коротком поводке. На вот, посмотри. — Фёдор Артурыч протягивает мне фото. Неприметная такая сволочь с усиками и бородкой по последней моде. Аксельбант генштабиста, парочка орденов... Ага, а вот это — уже штрих! Георгиевское оружие! Непрост дядя, совсем непрост... И, самое главное, встречались мы с ним и очень-очень недавно!..

— Однако!.. Я его уже видел. Не далее, как вчера в Царском Селе. На пару с Кирюхой. Но был он уже полковником.

— Что ж ты его?!.. Хотя — да. Знаю, что скажешь. Но теперь, если где увидишь, не проходи мимо, притащи его сюда. Слишком много вопросов к нему накопилось.

— Добро. Только где я его увидеть-то смогу?

— Там, куда ты пойдёшь ночью со своими головорезами. На связь вышел Потапов с интересной информацией. По его сведениям сегодня состоится встреча оставшихся на свободе военных руководителей переворота. То есть, как у нас говорили, — исполнителей высокого уровня. Возможно, будет кто-то даже от штаба округа и ГУГШ. Задача — тихо повязать всю эту компанию и доставить сам знаешь куда... Или ликвидировать при невозможности взять "в плен".

— Ясно. Где, как и когда?

— Скоро приедет Потапов, у него и спросишь. А пока что ознакомлю с обстановкой. Вчера ближе к вечеру всякие "мирные" демонстрации закончились. В основном из-за хлорацетона, твоих гранатомётчиков и броневиков. Простой люд сидит теперь дома, боясь высунуть нос на улицу, а вся эта "революционная" сволота очень быстро поняла, что любой баррикаде достаточно одного-двух выстрелов из горной трёхдюймовки, булыжники не летают так далеко, как химгранаты, а броневикам охотничьи ружья и браунинги — не опасней комариного укуса.

И они решили поменять тактику. Или им дали такую команду. Мы вытеснили их в военный городок и на Выборгскую сторону. Полной изоляции не получается, сам понимаешь, рядом Невский, другие улицы, казармы вперемежку с особняками и борделями. Те, кто сопротивляется, блокированы, патронов у них нет, еды нет, воды — тоже. — Фёдор Артурович ловит мой удивлённый взгляд и поясняет. — Я приказал отключить там водопровод... Скоро начнут сдаваться. Авиаторы раскидали листовки, где сказано, что солдаты, добровольно сдавшиеся до завтрашнего утра, после проверки будут оставлены на службе, продолжающие оказывать сопротивление будут уничтожены при штурме, или, если останутся в живых, подлежат преданию суду военного трибунала. Листовки, кстати, одновременно являются пропуском за кордон.

— Где-то я уже про такое слышал.

— Да, но в отличие от немцев в сорок первом, я сдержу своё слово... Бессонов со своими коллегами с ног валятся, спят по часу-полтора в сутки.

— Много желающих сдаться?

— Пока идут мелкими группами и поодиночке. У Отдельного корпуса и без этого работы по горло. Забастовщики, саботажники, посольства, легионеры... Да-да, не ослышались, господин капитан, между прочим и Вашими стараниями в том числе. Студента с ковбойским винчестером помните? Приехал оказывать братскую помощь в деле победы революции. Причём, за хорошее вознаграждение. В обмен на возможность депортации сдал всех, как стеклотару. И остальных боевиков, и хозяев. Американец он. От постоянной нищеты завербовался на "неплохую работёнку". Бизнес, ничего личного... Кстати, перед отправкой с ними беседовал некий господин в пенсне и с шикарной кучерявой шевелюрой. По описанию очень похож на Троцкого.

— Это всё хорошо, а где этот пиндос научился по-русски болтать?

— С семьёй наших эмигрантов там познакомился, к их дочке испытывал очень нежные чувства, вот и выучил. Он, кстати, не американец, а ирландец. Во всяком случае считает себя таковым.

— Хрен редьки не больше.

— Согласен... А так — волнения идут на спад. Склады с оружием и патронами им не достались, раздобыли что могли, по мелочи. Сестрорецкий завод ничего им не прислал, в отличие от "прошлого раза" весь ревком был моментально арестован. То, что пытались и пытаются доставить в Питер малыми партиями, перехватывается казаками, устроившими на дорогах настоящую охоту за всем, что движется, — 1-й Донской пытается реабилитироваться.

Часть заводов уже работают, остальные ждут, пока выполнят их требования. Только экономические. Тем паче, что до директоров и всяких управляющих доведено, что в связи с военным положением в городе невыполнение требований рабочих будет приравнено к акту саботажа и вредительства. Невзирая на желания акционеров. И что адвокаты на заседания трибуналов не допускаются. Ускоренное судопроизводство как-никак. И никакие агитаторы больше по цехам не шастают, народ с толку не сбивают и на митинги не гонят.

Очаги вооружённого сопротивления постепенно ликвидируются. Кстати, волынцы, бывшие зачинщиками бунта, уже сдались. В том числе и старший унтер-офицер Кирпичников. После неудачной попытки взять Финский вокзал на пару с большевиками, которых, кстати, вёл товарищ Калинин.

— Насколько я помню, зачинщиками были павловцы. Калинина знаю, а кто такой этот Кирпичников?

— Насчёт павловцев — вопрос спорный. А Тимофея Кирпичникова называли первым солдатом революции. Теперь этот солдат сидит у нас и рассказывает такое! Впрочем, сами послушаете потом...

Так вот, и подполковник Бессонов, и генерал Потапов получили сведения, что заговорщики готовят ещё один, но уже последний удар. Пошли ва-банк, другой возможности нет, сил уже не хватает. Есть информация, что собираются вывести из блокады своих сторонников неизвестно каким пока способом, переправиться через Неву и внезапным штурмом взять Арсенал и Патронный завод, а там по-новой поднимать рабочих. И, скорее всего, броневики у них тоже есть. Мы в Михайловском манеже недосчитались десятка машин.

— Так в чём проблема? Заранее выставить пулемёты и при переправе искупать. И в воде, и в крови.

— Нет, Денис Анатольевич, именно, что опять кровь прольётся, опять волнения могут начаться. Да и наши заклятые иностранные "друзья" раздуют шум на всю Европу, как палач Келлер с подручными над голодными людьми издевается, газами их душит и из пулемётов расстреливает. Английское и французское посольства хоть и блокированы "ради сохранения дипломатической неприкосновенности", но всё же...

Проще последних главарей обезвредить и через них по всей цепочке пройтись. Вот поэтому Вы со своими "призраками" мне и нужны.

— Получается, обходимся малой кровью?

— В буквальном смысле. Докторишки из Военного госпиталя зафиксировали около десяти тысяч обращений за помощью. В основном — получившие травмы в давке, когда манифестации разгоняли. Вывихи там разные, переломы, ушибы. Огнестрельных ранений набралось под сотню. Я подключил криминалистов, пули в основном от револьверов и дробовиков. Хотя есть и винтовочные.

— А почему — докторишки? Зная Ваш пиетет перед эскулапами...

— Потому, что крик до небес подняли, когда к ним с обысками пришли. А после найденных тайников с оружием язычки-то и прикусили. Теперь всех пострадавших моим приказом туда везут, чтобы видели гадёныши в белых халатах, чем революции заканчиваются. А команды выздоравливающих, которые больше всех воду мутили, теперь трудотерапией занимаются, улицы очищают от остатков баррикад, конских яблок и лузганных семечек. И пары дней не прошло, а горы шелухи стали чуть ли не символом революции! Дорвались Шариковы до свободы!..

— Да, а как там с Временщиками получилось?

— Нормально всё получилось, Денис Анатольевич. Бессонов — гений! Туда они проехали, замаскировавшись под революционные массы. Взяли Милюкова, Некрасова, Коновалова, Ефремова, Керенского... Вот Вы бы, господин капитан, как вывозили бы их оттуда?

— Кляп в рот, мешок на голову, руки связать и цепочкой в грузовик под видом врагов народа. А там — газу! И не дай Бог кто-нибудь встанет на пути!..

— Вот-вот!.. Мне бы шашку, да коня, да на линию огня!.. — Фёдор Артурович иронично цитирует "Сказку про Федота-стрельца". — Подполковник придумал вариант получше... Перед Таврическим — толпы солдат, рабочих, прочих бездельников и лоботрясов. И все пришли защищать Революцию от "тёмных и враждебных сил". И тут подъезжает бочка— водовозка, на кОзлах мужичок такой бойкий сидит и кричит во всеуслышание:

— Кто за Свободу и Справедливость, подходи по одному!

Снимает с шеи гирлянду кружек на верёвке, развязывает, расставляет их на сидении и черпаком из бочки разливает спирт. А пока первые желающие "хлопают по рюмашке", объявляет, что со складов везут всем, кто поддерживает революцию, выпить и закусить. И что остальная колонна остановилась в четырёх кварталах отсюда, у телеги колесо сломалось. А потому все желающие могут пойти навстречу и получить максимум удовольствия. И тут же все жаждущие халявного угощения ломятся в указанном направлении. Площадь пустеет за пару минут, машины спокойно уезжают.

— И что? У нас это называется — ложный след. А сломанные ветки, примятая трава, "неосторожные" следы, или бочка со спиртом — суть детали... Значит, обстановка в городе почти нормализовалась? Не прошло и двух суток...

— Не совсем так. По вечерам на улицах неспокойно. Всё-таки, из двух тюрем уголовники сбежали. Не хватило сил на всё. Все, кто был, были брошены на цейхгаузы и арсеналы. А эта мразь сбилась в небольшие банды и отрывается на простых горожанах. Грабежи, насилия... Юнкера, конечно, патрулируют улицы и им дан приказ пойманных на месте расстреливать без суда, но...

— Господа будущие офицера не желают марать белы рученьки?

— Нет, у Кутепова особо не забалуешь... — Келлер разъясняет моё недоумение. — Полковник Лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов согласился взять на себя организацию патрулирования. И справляется с этим на отлично. Дело в другом Мальчишки, коими юнкера иногда являются излишне доверчивыми и боятся пролить невинную кровь. По мере высвобождения пытаюсь подключать казаков, но всё равно людей не хватает...

Дверь снова открывается и Прохор провозглашает:

— Его превосходительство генерал-майор Потапов!..

Значит, сейчас узнаем детали и подробности и пойдём готовиться...

*

Погода сегодня играет за нас. Как там в песне? "Снег кружится, летает, летает...". Почти ноль по градуснику, снегопад и порывистый ветер — что ещё надо диверсанту для полного счастья? Хотя мы сегодня работаем в режиме СОБРа. Выехали на адрес, сидим и ждём, когда все мышки залезут в мышеловку. А пока ждём, внимательно слушаем двух смежников из ведомства Бессонова, которые подробно рассказывают нам всё, что удалось нарыть на эту "дачку" и её обитателей. Дачка — домик наподобие того, где я когда-то мило беседовал с господами из контрразведки. Только размером побольше, забором повыше и несколькими постройками типа каретного сарая. И сарай этот по словам наблюдателей не пустует. Во всяком случае днём там тарахтели двигатели, а ближе к вечеру на телеге подвезли кучу канистр, скорее всего с бензином.

В доме уже четверо, но, как я понимаю, ждут ещё кого-то. И охрана там тоже присутствует. Сколько человек — неизвестно, но не меньше десятка-полутора, и все, как я понимаю, со стволами. На крыльце стоит пародия на часового. Что характерно, — в форме. Но дымит, не стесняясь и не хоронясь, как будто так и положено. Совсем охренели от ветра перемен?..

Так, а вот ещё действующие лица появились!.. К воротам подкатывает закрытое авто, коротко бибикает, с той стороны выдерживается небольшая пауза, потом створки распахиваются и машина заезжает во двор... Насколько я понял, внутри ещё двое, или трое, не считая водилы. Ну, теперь-то, наверное, всё, можно начинать веселье...

Забор мы "прошли" со стороны гаража. Просто и незатейливо, как всегда. Сцепленные в замок руки, плечо, прыжок... Две пятёрки идут со мной, одна осталась контролировать периметр снаружи. Осторожно выглядываю из-за угла, затем подзываю одного из командиров:

— Фомич, пошли кого-нибудь посмотреть, кто там обитает. — Показываю рукой на флигель. Если в окнах горит свет и валит дым из трубы, значит, — кто-то там живёт. И не факт, что хороший...

Через пять минут разведчики возвращаются и рассказывают интересные новости:

— Внутри человек двенадцать. Кто в карты играет, кто водку пьёт, кто по диванам валяется. Одеты в нашу форму, но не наши это, Командир.

— С чего так решили?

— Морды не наши, пьют не по-нашенски, глотками мелкими, да и игра эта... У нас так не играют.

Приходится самому сбегать глянуть. Ну да, не наша картинка. В окошко тайком много не увидишь, но впечатление такое, что в салун на Диком Западе попал. Играют точно в покер! И ставки делают!.. Но самое интересное — одеты солдатами, а оружие — кто на что выпендрился. Винтовок только пять, у остальных — пара браунинговских "трэнш ганов", а дальше — сплошной короткоствол. Хороший, не спорю, но где в Российской армии вы видели ефрейтора с Браунингом М1903? Или рядовых с 96-ми маузерами? Ну, а этот вообще спалился! Интересно, он с собой его привёз? Бред наяву — российский унтер с кольтом-"Миротворцем" на поясе!.. Ага, а вот этого я сразу не заметил! Сладкая парочка с мадсеном!.. Возвращаемся к основной группе, быстренько раздаю указания:

— Фомич, бери своих и блокируй флигель. Себя не обнаруживать. Услышишь шум в доме — вали их наглухо. Будьте внимательны, там есть ручник...

Группа уходит, а мы продолжаем заниматься делами. В гараже тоже горит свет и слышно какое-то звякание. Значит, там тоже нехорошие люди нехорошими делами занимаются. А раз так, то надо их навестить...

Дверь, врезанная в створку ворот, не закрыта. Заходим и видим интересный "натюрморт". В гараже стоят два броневика. Один — пулемётный, неизвестной мне конструкции. Второй — Ланчестер с 37-миллиметровым "окурком", который, тем не менее, может немало дел наворотить. Ага, и максим торчит с обратной стороны. И возле него, сидя на корточках, копаются два "автослесаря". Один из них, увидев нас, замирает на полуслове, заворожено глядя в чёрный зрачок ствола "беты", нацеленной ему в лоб. Второй настолько увлечён сборкой какой-то железяки, что не замечает столбняка у своего коллеги и продолжает увлечённо заклинать запчасть разными "факами", "шитами" и "блуди бастардами", очевидно, надеясь, что это поможет в ремонте...

— Good evening, gentlemen. Who are you? (Добрый вечер, джентльмены. Кто вы?).

Господи, так же и убиться можно! Так дёрнуться и боднуть открытую бронедверку!..

— We... We are... mechanics...

Ну, понятно, какие они механики!..

— Your hands, please. (Ваши руки, пожалуйста)

Верхние конечности тут же связываются за спиной, отошедший от ступора механик задаёт тот же вопрос, что и я:

— Who are you?

— Your nightmares... (Ваши ночные кошмары).

Осознать ответ он уже не успевает, один из "призраков" несильно прикладывает его прикладом позади уха, отправляя в нирвану. Второй через секунду присоединяется к товарищу...

Часового на входе в дом развели, как малолетнего дитёнка. Когда он повернулся спиной к "нашему" углу, поймал за шиворот свежеслепленный снежок и, используя те же идиоматические выражения, что и механик немногим раньше, пошёл выяснять, кто из приятелей над ним так прикололся. Но не дошёл. Завернув за угол, стукнул виском по моему кулаку и почему-то решил отключиться. Трое диверсов остаются контролировать дом снаружи, двое идут со мной...

Место, где собрались искомые персоны, находим сразу же по оживлённому спору, слышному даже через закрытые двери. Пора прекратить прения и предоставить слово новому докладчику...

Кажется, мы вовремя. Господа заговорщики уже собираются расходиться. И немало удивляются ворвавшимся привидениям в белом. В отличие от классических, орущих "Всем лежать! Лицом в пол! Руки за голову! Не шевелиться!". Хозяева застыли в ступоре, но ненадолго. Подсечка, и один уже выполнил команду... Рывок за шиворот, второй тоже пикирует на пол... Кто-то хватается за кобуру, но успевает только дёрнуть хлястик... Последний, всё же, решил самостоятельно последовать примеру товарищей. На заломанных назад руках тут же защёлкиваются новомодные наручники. Академик Павлов и тут впереди планеты всей! Решил спиратить изобретение компании Peerless, немного их доработав. И, пользуясь возможностью, передал нам на войсковые испытания...

Только сейчас к "жертвам неизвестно чьего произвола" возвращается дар речи:

— Вы... Кто вы такие?!.. Как смеете?!..

Это у единственного генерала голос прорезался, правда, сразу петуха дал. Несколько раз хлопает и дёргается в руках "бета", пули впиваются в пол рядом с его головой, звякают гильзы, в воздухе пахнет сгоревшим порохом.

— Молчать! Лежать! Смотреть в пол!..

Так, что мы имеем в улове? Помимо непослушного превосходительства ещё четыре высокоблагородия и один мутный гражданский. Неплохо, скоро революцией ефрейтора командовать будут. Или кухарки — по словам известного классика...

В комнату забегает один из Фомичёвых бойцов:

— Флигель умер.

— Добро, передай команду подогнать грузовик.

Один из "призраков" отмахивает "оборотнем" кусок гардинного шнура и нанизывает, как бублики, за скобы собранные револьверы, а потом вешает через плечо это импровизированное бандольеро. Другой достаёт припасённые мешки из плотной ткани. Остальные бойцы поднимают первого мятежника, коим оказывается уже знакомый мне Барановский, ставят его лицом к стенке, пинками заставляют расставить ноги пошире и "приятельскими" похлопываниями проводят обыск. Полкан поворачивает голову и открывает рот, чтобы что-то сказать, но получает хорошую затрещину и не решается вякнуть. Ему надевают на голову мешок и заставляют встать на колени. Далее те же манипуляции проводятся со вторым,.. третьим,.. четвёртым... Последним оказывается цивильный шпак, хотя, какой он, к чёрту, цивильный! По всему видно, что форму носил и носит, бусурманин хренов!.. Почему-то оказываюсь прав, шпак, наплевав на предупреждение, перед тем, как спрятать бошку в мешке, успевает крикнуть "Я — подданный британской короны!" и получить за это тычок в почки. Только после окончания всех "процедур" подхожу к нему и спрашиваю:

— Кто Вы такой?

— ... Капитан Кроми. Флот Его Величества короля Георга V. — С небольшим промедлением объявляет он интересную новость. Вот это уже интересно, это мы удачно зашли! Но всё это — потом!..

— Господа! Вы арестованы за участие в заговоре против Государя Императора!

— Я — генерал-майор Якубович! Вы не имеете права!.. — Несильный удар прикладом в затылок, тем не менее, прерывает фразу.

— В крепости разберёмся! На выход по одному. Предупреждаю, шаг влево, шаг вправо расценивается, как попытка побега. Охрана стреляет без предупреждения! На выход по одному! Первый — пошёл! — Даю команду начинать погрузочные работы. — Да, механиков этих тоже пакуйте. И броневиками займитесь...

*

Заехав в Петропавловку, сдаю "груз без пяти минут двести" начкару с пожеланием найти наиболее подходящие для них места, телефонирую Келлеру и от него получаю приказ сидеть в крепости и быть "пожарной командой" на случай непредвиденных обстоятельств. Мол, все уже на местах, капкан поставлен, а мои навыки могут пригодиться, если помимо Литейного полыхнёт где-нибудь ещё. Под занавес Фёдор Артурович интонационно выделил фразу о том, что получил весточку из Института, там всё спокойно, академик Павлов, а также Дашенька с малышкой живы-здоровы и передают папочке привет. Посыл остался непонятен, поэтому отодвигаю его на задний план и иду изучать документы пойманных и бумажный хлам из портфельчика, который прихватили с собой. Итак, генерал-майор Якубович, начальник отделения ГУГШ... Подполковник Барановский, ну этого я уже знаю... Полковник Туманов, исполняющий дела помощника начальника отделения ГУГШ... Что-то много генштабистов для такой маленькой компании...

От бумажной работы меня отвлекает караульный с "бодрянки":

— Вашскородь, там один из ентых с Вами говорить желает.

— Со мной лично, или с каким-нибудь офицером?

— Не, он сказал, штоб я нашёл того, кто их сюда привёз и сказал ешо, што эт-та очень срочно и важно.

Блин, не дадут поработать спокойно. Можно, конечно, забыть, в смысле забить, но вдруг там действительно что-то важное?..

— Ладно, пойдём, покажешь мне, кому там спокойно не сидится...

Спокойно не сиделось Барановскому. Не успел я шагнуть в камеру, как услышал немного неожиданное:

— Ну наконец-то! Здравствуйте, Денис Анатольевич!..

Это я так понимаю, человек свою осведомлённость показать желает, цену набивает. Ню-ню, старайся, энциклопедист кладбищенский.

— Вам здоровья желать мне как-то не хочется. Да и не к чему оно вам.

На лице подпола мелькает недовольная гримаска, тут же сменяемая улыбкой.

— Полноте Вам, господин капитан. Не скажу, что обстановка соответствует приличному знакомству. Но рано, или поздно мы должны были встретиться.

— Мы вчера уже встречались, любезный. Вам этого недостаточно? Как голова, не болит?

— Если бы не Ваша... э... не совсем уместная привычка чуть что сразу пускать в ход грубую силу, господин капитан, наша вчерашняя, да и сегодняшняя встреча могла бы пройти совсем по-другому... Итак, мы можем спокойно поговорить о том, что представляет интерес для нас обоих?..

— А что, у нас могут быть общие интересы? Вот уж не думал.

— Могу я поинтересоваться, почему Вы с таким остервенением защищаете никчёмного и безвольного Николая Второго? — Барановский оставляет мою шпильку без внимания. — Что-то личное?.. Не думаю. Тем более, что мы Вами интересовались давно и по отзывам довоенных знакомых особых симпатий к императору Вы не испытывали. Что изменилось? Хотя — нет, перефразируем вопрос. Насколько слепа Ваша преданность? Иными словами, можно ли чем-то её поколебать?

— Возможно, господин полковник, Вам не приходилось об этом слышать, но я присягал Императору и освободить от присяги меня может только он.

— Не будем обмениваться колкостями, Денис Анатольевич. Я тоже присягал, но любой здравомыслящий человек прекрасно понимает разницу между действительностью и театральным фарсом. Все эти благоглупости придуманы для овечек, чтобы шли себе смирно в стаде и не разбредались. А Вам не приходило в голову, что вместо такой овечки можно стать пастухом и гнать стадо туда, куда надо тебе?.. — Барановский уже позволяет себе язвительно улыбаться. — Скажу открыто, Вы ещё можете это сделать. Даже несмотря на вчерашнее. Если Вы согласитесь помочь нам, Ваши действия будут очень высоко оценены. Вы не пожалеете!..

— Надеюсь, Владимир Львович, сумма вознаграждения составит не тридцать сребреников?

— Опять Вы за своё! Оставьте Бога ради эту романтику Брюсовским юношам бледным со взором горящим! Поймите, так, или иначе Вам придётся помочь нам. У Вас, простите, нет другого выбора. Прошу выслушать меня спокойно и хладнокровно, Денис Анатольевич! То, что Вы испортили вариант с Великим князем Кириллом — по большому счёту ерунда. Он всё равно должен был стать мимолётным персонажем. Сейчас он у вас в руках, — ну и что? Есть ещё Борис и Андрей Владимировичи.

— А есть цесаревич Алексей!

— Бросьте! Вы сами прекрасно знаете, что он безнадёжно болен. Для чего продлять мучения ребёнку? По Вашему это гуманно?..

Ну ни хрена себе куда тебя занесло! Скоро до эвтаназии доберёмся. И я первый её тебе устрою!..

— Вы случайно себя Богом не возомнили, господин подполковник? Решать кому сколько жить — его прерогатива.

— Не будем сейчас дискутировать по пустякам... Вы, наверное, не знаете ещё, что сегодня утром погиб Великий князь Михаил Александрович... Не огорчены, не шокированы? Значит, Ваша преданность, всё же, имеет какие-то пределы? Он же наряду со старым императором Вас приблизил и возвысил... Я ещё раз прошу остеречься от опрометчивых действий, господин капитан... Почти одновременно с этим скорбным событием была захвачена вотчина академика Павлова, с которым Вы также в близких отношениях. И где до последнего времени проживала Ваша супруга с дочерью...

Только после третьего удара в голове мелькает запоздалое понимание загадочной фразу Келлера о Даше. После пятого решаю остыть и отпускаю Барановского, который сползает по стеночке на пол, где и начинает учиться заново дышать.

— ... Кх-а... Кх-м... Нет, нет, с ними ничего не случилось!!!.. У Вас такое лицо, что я даже на секунду испугался. — Несмотря на всё Барановский внимательно смотрит за моей реакцией. — Надеюсь, Вы прекрасно понимаете, что они в безопасности, но найти их Вам не по силам... Даже если замордуете меня до смерти, ничего не получится. Я просто не знаю где они. И не знаю, как выйти на нашего... скажем так, — руководителя. Связь у нас односторонняя. Когда ему надо, он присылает доверенных людей. А чтобы воссоединиться с семьёй, Вам нужно сделать сущий пустяк... Для Вас, наверное, уже не секрет, что наши товарищи сейчас пытаются штурмовать Арсенал, чтобы вооружить народные массы? В Петропавловской крепости ведь тоже большие запасы оружия? Выпустите нас из каземата, помогите взять склады под контроль! У Вас же здесь, в крепости, достаточно своих людей!.. Как Вы смотрите на то, чтобы остаток жизни прожить вместе с семьёй в какой-нибудь далёкой и спокойной стране. Имея счёт с пятью, а то и шестью нолями в любом швейцарском банке и абсолютно ни в чём не нуждаясь?..

Ладно, поиграем немного в твои игры и по твоим правилам.

— Почему я должен вам верить?

— Ну, Денис Анатольевич, даю слово офицера, с Вашими близкими абсолютно ничего не случится!

— Не напомните, кто недавно рассказывал о разнице между действительностью и театральным фарсом? Это ведь в равной степени относится и к присяге и к слову чести, не так ли?

— Что же Вы хотите? — Барановский не подаёт вида, что мои слова его задели.

— Какое-нибудь более существенное доказательство Ваших слов. Не думаю, что Вы настолько глупы, что не додумались попросить мою супругу черкануть пару строчек, чтобы я поверил. Или предъявить какую-либо вещь, ей принадлежащую.

— Но, помилуйте, Денис Анатольевич, я же не знал, что наша встреча сегодня будет обязательной. — Теперь подполкан выглядит несколько озадаченным. — И московский поезд ещё не прибыл...

— Значит, доказательств у Вас нет...

— Постойте, Вы же забрали портфель! Там в боковом кармашке должна быть депеша!.. Отправленная из Москвы по телеграфу МПС. В ней говорится о задержке вагонов с...

— Ага, что-нибудь типа "Грузите апельсины бочками тчк Братья Карамазовы".

Барановский, не поняв абсолютно ничего, удивлённо смотрит на меня. Приходится объяснить:

— Кто поручится, что фраза означает именно то, о чём вы говорите? Опять под слово офицера?

— Жалеть потом не будете, Денис Анатольевич? — Барановский пытается вернуть себе утраченную инициативу. — Не сойдёте с ума от мысли, что могли спасти семью, но не сделали этого. Из-за тех людей, которые ещё вчера слыхом не слыхивали о капитане Гурове?..

Говорят, ничто так не способствует взаимопониманию, как данная вовремя и от души оплеуха... Оказалось — правда. Полкан встаёт, потирая правый "локатор", но перебивать меня больше не решается...

— Подполковник, вы меня не убедили. И я не собираюсь никого выпускать. Для всех вас единственный выход из крепости — Невские ворота. Компренэ ву, мон шэр?.. ("Ворота смерти" — так называли в народе Невские ворота Петропавловской крепости, ведущие из цитадели прямо к водам Невы. Их продолжением явилась гранитная пристань со ступенями, спускающимися в реку. Именно через Невские ворота по ночам выводили узников тюрьмы. Отсюда по воде их отправляли прямиком на каторгу или казнь).

— Денис Анатольевич, боюсь, что Вы сейчас совершаете самую большую ошибку в своей жизни! — Подпол даже изображает искренне-соболезнующее выражение на мордочке. — Мне, простите, по-человечески жаль Вас!.. Который час, не подскажите?

— Четверть второго...

— У Вас есть ещё полчаса, не более. Если передумаете, приходите...

Полчаса, говоришь? Вполне хватит. По твоим правилам поиграли, теперь по моим будем играть. Так, где я там видел пустую казарму?..

Нахожу Фомича с бойцами и в двух словах объясняю что от них требуется. Народ довольно ухмыляется и обещает не подвести. Отправляю их в нужный каземат и бегу в штаб предупредить, чтобы не волновались и одолжить у охраны пяток мосинок...

Когда через двадцать минут снова захожу в камеру к Барановскому, он изо всех сил пытается скрыть радостный блеск в глазах.

— Передумали, Денис Анатольевич? Я знал, что благоразумие возьмёт верх над эмоциями...

— Всех сразу я вывести не могу, это будет подозрительно. Так что, Владимир Львович, пока идём вдвоём. Я спрячу Вас в укромном месте, потом приведу остальных.

А это — идея, их всех по очереди туда таскать! Если Келлер невовремя не остановит...

Подполковник понимающе ухмыляется, глядя на двух конвойных, затем выходит из камеры и заводит руки за спину. Ну-ну, ломай комедию...

Выходим во двор и шагаем в каземат. Барановский с интересом оглядывается по сторонам и даже прислушивается к стрельбе, периодически доносящейся из города. Заходим в казарму, бойцы сделали всё, как надо. Нары перевёрнуты на бок и составлены так, что лежаки составляют сплошную стенку шириной метров на семь. Подпол, чуя что-то неладное, замедляет шаг и оборачивается, пытаясь меня увидеть, но конвоиры хватают его под руки и толкают к "стенке", ворча:

— Давай! Шевели ногами!..

— Становись! — Подаю команду "пятёрке".

— Гы... Га... Господин капитан!.. Денис Анат... тольевич!!!.. О-об... я-ясните, что это всё значит?!.. — Барановский уже догадывается, что сейчас будет происходить и ему это очень не нравится. — Вы-вы... Не име-е-ете права!!!..

— Жаловаться будете? Ну, разве что дежурному чёрту... Бывший подполковник Императорской армии Барановский! За участие в заговоре против Государя Императора вы приговариваетесь к расстрелу!.. Я бы тебя, с...ка, с удовольствием вздёрнул, но поблизости нет ничего похожего на виселицу...

— Не-е!!!.. Не-е на-ада!!!.. Нет!!!.. С-смилу-уйтесь!!!.. Де... Денис Анатольевич!!!..

— Молитвы помнишь? Давай, время идёт...

— Не-е на-ада! Не-е на-ада!.. Нет!.. — Подпол с ужасом смотрит на пятерых бойцов с винтовками в положении "К ноге". — Не-е... Не имеете права!..

— Не имею права? После того, что ты сказал про мою жену и дочь? Я не имею права?!.. У меня был чёткий приказ — или арестовать вас всех, или, при невозможности доставить сюда — ликвидировать. Так что будем считать, что ты оказал сопротивление при задержании. Или вообще тебя не было. Сейчас вот трупик дотащим до ближайшей проруби и — адью. В лучшем случае после ледохода всплывёшь где-нибудь... По частям... Не тяни время! Молиться, как я понимаю, ты не будешь. Глаза завязывать?.. Братцы, помогите ему!

Конвоиры подходят к Барановскому, заламывают ему руки, когда он начинает судорожно от них отбиваться, затем куском простыни завязывают глаза и возвращаются на место...

— Товсь!..

"Расстрельная команда" клацает затворами. Будущего "покойника" колотит крупная дрожь, колени подгибаются, он еле стоит на ногах. Но падать пока не собирается...

— Цельсь!..

Даже я чувствую, как секунды летят всё медленнее и медленнее...

— Пли!

Залп пяти стволов бьёт по ушам. Вокруг "мишени" в деревянных лежаках появляются чёрные дырочки. Барановский оседает на пол так натурально, что даже я бы поверил, не то, что какой-то Станиславский. Надо работать, пока не очухался!..

— Кто ваш главный?! Где он?! Как его найти?! Отвечать!!!..

— Я... Я не з-зна... Не знаю. К-как е... Его... Н-найти... — Подполковник не сможет справиться с прыгающей челюстью.

— Братцы, поднимите его и привяжите как-нибудь. Чтоб целиться удобней было. — Обращаюсь к конвойным.

Распятие из него изображать не стали, привязали руки к верхней ножке нар и оставили в позе "ныряющего человека".

— Последний раз спрашиваю: кто главный и где его найти? Не делай из меня дурака! Ни за что не поверю, что нет у вас экстренной связи! Даю минуту, потом расстреляю всерьёз. Веришь мне, с...ка?!..

— Я... не-е... З-зна-аю...

— Пятьдесят секунд!..

— Ради... Бога!.. Го... Господин кап-питан!.. Я не-е знаю!!!..

— Сорок секунд!..

— Нет! В-ы не... Не мож-жете... Вот так!...

— Тридцать!..

— Де-енис Анат-тольев-вич!.. Госп-поди... Д-да не з-знаю я!..

— Двадцать!..

— Эт-то бесч... Человечно... Т-то... Что вы... Д-делаете...

— Десять!..

— Н-ну рад-ди всего св-вято-ого! Н-не знаю!..

— Ты сам сделал выбор! Отделение, товсь! — Отхожу к бойцам. — Цельсь!..

— Я с-скажу!!!.. Я с-скажу!!! — Барановского прорывает диким криком. — Всё! Всё скаж-жу!!! Только не... Не стреляйте!!!..

Снова подхожу поближе и задаю два самых интересных вопроса:

— Кто? Где искать?

— Мих... Михаил Терещенко... Он... Он на квартире... Какого-то стихоп-плёта... Я п-помню адрес... У... Уб-берите с-солдат... Д-денис Анат-тольевич...

Пока конвоиры развязывают подполковника, отправляю Фомича с его бойцами вернуть одолженные винтовки. Затем снова оборачиваюсь к "жертве произвола"... Ох, блин, а штанишки-то у него мокренькие! Перепугался, бедолага. Вот сразу бы сказал, и ничего бы этого не было...

— Так, братцы, отведём в камеру, найдите ему где-нибудь портки и подштанники. — Штаны-то не только мокрые, он же теперь всю тюрьму завоняет...

*

Далеко не каждый вечер у Бориса Александровича Энгельгардта был таким насыщенным и эмоциональным. Сначала пришлось разбираться с заграничными "друзьями", двое из которых вообразили, что Россия ничем не отличается от какой-нибудь индейской резервации и что любую бабу можно безнаказанно повалять на лавке. Но как только он прибыл на место "тайной вечери", злость на новых подчинённых и досада за закономерно последовавшее опоздание сменились искренней благодарностью Всевышнему за непредвиденную задержку. Правда, с некоторой примесью страха...

В доме не было никого. И там явно произошло что-то, не совсем поддающееся объяснению. Разбросанная мебель, гильзы на полу, оброненный кем-то портсигар... Во флигеле, где должен был размещаться отряд американских боевиков, картина была ужасающей. Внутри были только трупы. Свежие, ещё не успевшие хоть сколько-нибудь остыть. Судя по следам и разбросанным гильзам, их расстреляли через окна, а потом вошли внутрь и добили раненых, прострелив головы всем без исключения.

В гараже сиротливо стояли испорченные броневики, на которые, признаться, Борис Александрович рассчитывал, но... Не хватало проводов зажигания, орудийного замка и отсутствовали жизненно необходимые им сейчас пулемёты со столь же драгоценным запасом патронов. Кто мог сделать такое — Борис Александрович мог только догадываться. На секунду им овладела паника, но, всё же, он смог отогнать прочь ненужные и вредные эмоции. Да, они понесли определённые потери, ещё даже не начав бой. Но лишиться двух бронеавтомобилей и десятка опытных бойцов — это не значит потерпеть поражение. В его распоряжении еще достаточно сил и, самое главное, — вчера была достигнута договорённость с начальником Михайловского артиллерийского училища о совместных действиях. Доселе колебавшийся генерал Леонтовский, воодушевившийся беседой "на самом верху", обещал подать условный сигнал и вывести группу офицеров и юнкеров, чтобы ударить в спину пикету на мосту. Да и у самого Энгельгардта в активе имелись восемь броневиков и личный "батальон". Около трёх сотен наёмников, разагитированных солдат, не желающих возвращаться на фронт "выздоравливающих" из госпиталей, пойманных дезертиров и прочего людского материала. Прорвавшись через Литейный мост, они возьмут штурмом "Кресты", освободив сидящих там и раздав им оружие из захваченного к тому времени Арсенала. Тот же Леонтовский обещал передать в его, Энгельгардта, распоряжение батарею училищных орудий, правда, без боекомплекта. Но в результате неимоверных усилий полученные два десятка трёхдюймовых снарядов уже лежали в ящиках в одном из грузовых авто. Сколь бы ни была многочисленной охрана тюрьмы и оружейных складов, пушкам им противопоставить будет нечего.

Борис Александрович жестом подозвал поближе своего "ординарца", финна Тойво Вялсяйнена, примкнувшего к "американцам" в одном из кабаков Стокгольма ещё по пути сюда:

— Возьми троих и приберитесь здесь. В гараже должен быть бензин. Потом догоняйте нас, пора выдвигаться.

Обманчиво невозмутимый финн кивнул головой и отошёл к группе, стоявшей неподалёку и, видимо, обсуждавшей только что увиденное. А бывший депутат Госдумы и полковник Генерального штаба Энгельгардт двинулся навстречу своей судьбе...

*

Александр Анненский, юнкер Михайловского артиллерийского училища сидел в курилке и бездумно смотрел в пустоту сквозь дым папиросы. Даже сегодняшние ошеломляющие события — арест начальника училища генерал-майора Леонтовского, командира 1-й батареи полковника Невядомского и ещё нескольких офицеров, который обсуждался во всех классах, дортуарах и курилках, оставил его совершенно безразличным. Два дня назад жизнь совершила крутой поворот, из-за которого он стал отверженным...

— Не помешаю, юнкер? — Саша рефлекторно попытался встать перед вошедшим в курилку незнакомым прапорщиком. — Да не тянитесь, не на плацу.

Прапорщик достал из воронёного портсигара папиросу, раскурил её и только тогда с интересом посмотрел на юношу.

— Чего пригорюнился, парень? Случилось чего? — И речь, и внешний вид выдавали в нём выходца из нижних чинов, а два солдатских Георгиевских креста и одноимённая медаль ясно указывали на способ производства в офицеры.

Саша хотел ответить что-то нейтральное и тем самым избавиться от внимания назойливого собеседника, но в глаза ему бросилась ранее незамеченная буква "Н" под императорской короной и ниже — шифр "ОН" на погонах. 1-й отдельный Её Императорского Высочества Великой княжны Ольги Николаевны Нарочанский батальон!!!.. Тот самый, о котором сложено множество легенд, одна другой неправдоподобней, но всё, что рассказывают — истинная правда!..

— Вы ведь с самого утра здесь? Скажите, если можно, конечно,.. за что арестовали?..

— Начальство ваше? — Хитро усмехнулся прапорщик. — Да никто его не арестовывал. Знаете же, что генералов только по Высочайшему указу можно... Просто пригласили их побеседовать...

Саша не сомневался, что его собеседник просто ломает комедию, не желая раскрывать какие-то свои секреты. Пригласили! Как же!.. Так не приглашают! И под конвоем не везут по городу. А солдат в том конвое ему удалось вблизи повидать. Сразу видно не тыловых, не новобранцев, а бывалых и опытных фронтовиков. Которые себя называли почему-то...

— А почему солдат "янычарами" называли? — Вопрос сорвался с языка неожиданно.

— Потому, что это — наша пешая штурмовая рота. — Собеседник выпускает клубы дыма и улыбается. — Их ротный командир так придумал.

— А кто ещё есть?..

— Ох и любопытный ты, парень!.. — Прапорщик весело смотрит на юнкера. — Да не менжуйся, секретов я тебе всё одно рассказывать не буду... А вот загадку загадаю. Есть у нас ещё "кентавры" и "призраки". Как думаешь, кто такие?.. Не знаешь?.. Подсказывать не буду.

— А Вы сами как называетесь? — Решил схитрить Саша.

— Да ты и слова такого не знаешь. И я допрежь не знал, пока батальонный нас так не стал называть... "Громозеки" мы.

— А... А кто это?

— А это такие чудища многорукие, и в каждой руке по пулемёту, или по винтовке. А то и из пушки с рук могут стрелять. Нам Командир тогда нарисовал, как они выглядят по его мнению. Мы чуть животы от смеха не надорвали... Так, "зорю" слышал? Тогда почему ещё здесь?..

— Господин прапорщик!.. А можно я после отбоя приду? Всё равно спать не хочется.

— А дежурный?

— Не увидит никто... Мне б хоть с кем-то поговорить за два дня...— Мне батарея бойкот объявила... — Саша неожиданно для себя признался в своём горе.

— ... Ладно, юнкер, беги, а то опоздаешь... — Прапорщик мгновенно стал серьёзным. — А потом, коль не спится, приходи. Правое крыло, третий этаж, класс там какой-то. Спросишь прапорщика Ермошина, позывной "Кот". Всё! Бегом марш!..

После отбоя прошло полчаса, которые, наверное, были самыми долгими в его жизни. Наконец Саша поднялся и, стараясь не шуметь, выскользнул из дортуара. Через десять минут, никем не замеченный, он зашёл в класс, где рядом с каким-то странным агрегатом, накрытом шинелью, сидели давешний прапорщик Ермошин и двое солдат. То, что это была не вся команда, юнкер понял только тогда, когда из-за его спины бесшумно вышел ещё один солдат:

— Всё тихо, никого.

— Так, хлопцы, ружьё не трогать, ещё раз полить петли маслом и проверить, как открываются окна. Я — в курилке, поговорить вон человек пришёл.

— А если попрутся?

— Нет, отмашку всё равно мы даём, рано ещё...

*

— В тот вечер мы впятером под командой поручика Спицына патрулировали улицы — в городе по вечерам было неспокойно из-за сбежавших уголовников. А начальник училища разрешил выставлять только один патруль...

Мы уже прошли тот злополучный доходный дом, когда сзади посыпалось стекло и кто-то закричал "Помогите!"... Голос был детский... Поручик не растерялся и тут же отправил троих, в том числе и меня, к чёрному ходу. Развернуться и забежать во двор было делом нескольких секунд. И как раз вовремя, из подъезда прямо на нас выскочили две фигуры. Один в грязной шинели без погон, другой в каком-то полушубке...

Я от неожиданности растерялся и, забыв о том, что в руке винтовка, уложил бегущего впереди прямым слева в челюсть... Английским боксом когда-то занимался...

Второго налётчика сбили на землю прикладами. Я оставил их вязать пойманных, а сам рванулся вверх по лестнице, добежал до открытой двери на втором этаже, заскочил внутрь и открыл парадную дверь. Поручик Спицын был уже на площадке... Зашли в комнату, а там... На полу лежала пожилая дама, рядом с ней — мальчишка лет десяти... Его ударили чем-то по голове, рана была большая и кровь сильно текла... А даму... Я только потом понял, что за пятно было у неё на платье... Спицын сказал, что, скорее всего, чем-то вроде длинного шила её ударили. Прямо в сердце... Он послал двоих, что с ним были за дворником и доктором, и стал перевязывать голову мальчику...

А мне сказал осмотреть другую комнату. Я туда вошёл...

Саша зажмурился и помотал головой, стараясь прогнать нахлынувшие воспоминания. Затем машинально взял из подставленного прапорщиком портсигара папиросу, подкурил её и продолжил:

— ... Там... Там на кровати... Там барышня... Девочка... Лет четырнадцати... Её привязали наподобие андреевского флага... Рваная ночная сорочка... Совсем рваная, в лоскутки... Кровь на животе, на бёдрах... Закушенные губы... И взгляд... Она так на меня смотрела!.. Как будто... Я никогда не видел такого взгляда!.. Я перочинным ножиком обрезал верёвки, накрыл её каким-то покрывалом, или пледом, я не помню... А она лежит и смотрит на меня!.. А я...

— Так, парень, подожди-ка... — Прапорщик достаёт из кармана фляжку и открутив крышку, протягивает юнкеру. — На-ка, глотни антишокового...

Водка обжигает рот и пищевод, маленьким горячим взрывом расползается по желудку, ударяет в голову.

— ... Я... Я сказал Спицыну, что там... барышня, она жива и туда не нужно ходить... Он сразу всё понял...

— А потом?.. Из-за чего весь сыр-бор?

— Поручик сказал, что нельзя никому говорить о том, что произошло в той комнате. Честь офицера... Нельзя позорить барышню... А потом я пошёл вниз, там уже собрались какие-то жильцы, эти двое стояли возле стены. У них при обыске нашли наградные часы штабс-капитана Татарникова. В квартире были его дети и мать...

— А супруга-то его где была?..

— Она на дежурстве в госпитале. За ней послали... Потом поручик объявил, что согласно приказа Командующего округом их расстреляют. А тот, главный, стал кричать, мол, что мы обиделись, что с нами не поделились... Я понял, что он всё сейчас расскажет!.. И ударил его штыком в живот. Потом ещё и ещё!.. И другого тоже!.. Я не помню сколько раз я их... Очнулся от выстрелов рядом. Поручик из нагана пристрелил обоих, чтобы не мучились...

— ... А потом что?.. — Прапорщик дожидается, пока Саша снова закурит. — Из-за чего бойкот-то?

— Да... Потом, в батарее те, с кем был, рассказали всё, что я делал. И потребовали объясниться. А я не имею права говорить!.. Есть у нас портупей-юнкер, бывший помощник присяжного поверенного. Он во всеуслышание заявил, что я — преступник и психопат, удовлетворяющий свои садистские замашки, доставляя пусть даже и преступникам страшные мучения, вместо того, чтобы просто их застрелить. А потом предложил объявить мне бойкот, чтобы я написал рапорт об отчислении...

— А ты всё равно молчишь? Сколько, два дня уже?.. Ну, ничего, нам эту ночку пережить, а там и с твоим адвокатишкой разберёмся. Спать не хочешь?.. Ну, тогда пошли...

*

Разговор с доброжелательно-понимающим человеком после двух суток всеобщего молчания вкупе с "антишоковой" дозой водки расслабили Сашу, и он сам не заметил, как его сморило. Очнулся от негромких команд, лязга железа и свежего ветерка с улицы. Шинель с замеченного ранее странного устройства была скинута, и юнкер увидел незнакомое доселе ружьё с толстым стволом на станке-треноге, возле которого возился прапорщик с одним из солдат. Двое других устроились возле уже открытого окна, причём, у обоих Саша заметил на винтовках оптические прицелы. Но его ум больше занимало ружьё на станке, и он, встав со своего места, хотел подойти поближе, но был остановлен прапорщиком:

— А вот теперь, юнкер, не мешай, не до тебя. Скоро они через мост попрутся, их остановить надобно и не абы где, а в нужном месте... Сядь где нибудь. И товарища вон своего присмотри... — Не оборачиваясь, Ермошин показал рукой на бесформенную груду, накрытую портьерой.

Заинтересовавшись, Саша откинул край тяжёлой ткани и несколько секунд озадаченно смотрел на наполовину тёмное, наполовину белое даже при таком скудном освещении лицо, пока не признал своего врага, того самого портупей-юнкера Гершевина, который и был инициатором травли. И тут же сообразил, что разница в цвете была обусловлена громадным синяком, расползающимся по левой половине лица. Увидев Сашу, тот визгливо промычал нечто нечленораздельное заткнутым портянкой ртом и попытался отодвинуться подальше, но связанные руки и ноги остановили этот процесс в самом начале.

— А как вы его?..

— Так он сам к нам и пришёл. С фонариком. — Обернувшись, негромко ответил один из изготовившихся стрелков. — Чтобы сигнал мятежникам подать. А нас увидел, спужался, да прочь кинулся. Тока вот не рассчитал маненько, мордой своей об дверной косяк и приложился.

Улыбка и тон, которым это было сказано, натолкнули Сашу на мысль, что всё произошло не совсем так, но уточнять он не стал.

— А про сигнал?.. Вдруг он совсем по другой причине тут?

— Да не... Он сам нам сказал. После того, как Котяра... Виноват, прапорщик Ермошин с ним в сказку поиграл. — Говоривший теперь откровенно веселился, коротая время.

— Петюня, хорош трепаться... — Колдуя над оптическим прицелом, предостерёг прапорщик, правда, не очень строгим тоном.

— Так я и не треплюсь, правду, как есть, рассказываю... Нам батальонный наш, капитан Гуров как-то рассказывал не то байку, не то сказку про воина однова. Его Железным Арни звали. Так там как-то раз враги евонную дочку скрали. А к нему человека своево подослали, мол, убьёшь для нас вот такого-то князя, мы тебе девчонку-то и отдадим. А он етаго человечка за ногу над обрывом поднял и держал, пока той не сказал, где злодеев искать... Сильный был... Говорит, думай быстрее, я ж тебя левой рукой держу, она у меня слабее будет... Вот его благородие господин прапорщик тако же и с етим поступил. Высунул в окно и дал понюхать невского ветерка вниз головой. Тока двумя руками держал...

Их беседу прервало появление незнакомого Саше чернявого поручика. Впрочем, также носившего погоны Нарочанского батальона. Только спустя несколько секунд он вспомнил, что именно этот офицер "приглашал на беседу" училищное начальство.

— Ну, что, орлы, готовы? Фёдор Иваныч, ты как?

— Готов, Димитр Любомирыч.

— Так, а это кто? — Поручик только сейчас разглядел лишнего человека.

— Я его привёл. Разговорились в курилке. — Прапорщик опередил вскочившего и собравшегося представиться Сашу. — Дело у него серьёзное...

— Кот!.. — В голосе поручика послышалось недовольство. — А если?..

— Против нас четверых? Ну он же не самоубивец. А по тому делу другой припёрся, вон, валяется. — Ермошин кивает на тело под портьерой. — Сигнал подать хотел к шухеру.

— Живой?

— Конечно. Я ж помню, что Командир говорил... Сигнал-то мы сами подали... Только правильный. Сейчас должны уже появиться.

— Добро. Я — к своим. Господин юнкер, следуйте за мной. Провожу через посты, чтобы недоразумений не было. — Поручик, увидев недоумение, пояснил. — Все дортуары, или по-вашему — каморы, блокированы моими солдатами. До конца боя никто не имеет права выходить под угрозой применения оружия.

— Но как же так! Мы же!..

— Вот так, юнкер, только так. Тем более, сами видите. — Поручик носком сапога легонько пинает тело под портьерой. — Так что не возражать и следовать за мной!

— Едут... Включили фонари... Два броневика уже на мосту... — Негромко докладывает один из стрелков. — ... Ещё два...

— Фёдор!.. Иваныч...

— Вижу. — Прапорщик приник к оптическому прицелу, стараясь рассмотреть подробней. — Серёнька — окошки.

Его второй номер бесшумно распахнул оконные рамы, стрелки последовали его примеру. Поручик, стоя рядом, сосредоточенно разглядывал мост в бинокль...

*

— Фсё ф порят-тке. Они пода-али нуш-шный сигнал. — Тойво Вялсяйнен подошёл вплотную к полковнику Энгельгардту. — Мош-шем еха-ать.

Борис Александрович мысленно перекрестился, глубоко вздохнул и скомандовал стоявшим рядом командирам групп:

— Выдвигаемся!..

Первыми на мост заехали три "ланчестера" с пушками Гочкиса — ударный кулак их отряда, который должен был разобраться с двумя пулемётами на том конце моста. Мешки с песком, которыми их обложили, не должны были стать серьёзной преградой для 37-миллиметровых снарядов. За ними попарно ехало четыре разномастных броневика с одним, или двумя пулемётами. Это было всё, что удалось стащить из-под носа у келлеровцев и спрятать в маленьких частных мастерских. Был еще и "Пирс-Арроу", вооружённый противоштурмовой трёхдюймовкой, но этот козырь Борис Александрович оставил на самый крайний случай. Тем более, что на мост он не должен был въезжать, оставаясь в резерве. За бронеавтомобилями двумя колоннами шла повзводно его "армия революции".

В темноте ни Борис Александрович, ни кто-нибудь ещё кто при всём желании не мог заметить, как, проезжая мимо остатков баррикады, в большинстве своём состоящей из бочек и каких-то полуразбитых ящиков, передний автомобиль зацепил крыльями и тут же оборвал тоненький металлический тросик, натянутый поперёк моста. Перед тем, как лопнуть, он вытянул чеки из двух взрывателей и тоненькие стальные петельки, натягиваемые тугими пружинами ударников, вонзились в податливо-мягкие пластины замедлителей...

Глядя на это скопление мусора, Борис Александрович усмехнулся. Наблюдатели докладывали, что со вчерашнего вечера келлеровские бандиты пытались разобрать баррикаду, скорее всего, для того, чтобы иметь свободный проезд на Выборгскую сторону. Что-то оттаскивали телегами, что-то вывозили... А сыграли на руку ему, полковнику Энгельгардту, имевшему теперь возможность запустить броневики по два...

Со съезда на Арсенальную вразнобой ударили винтовочные выстрелы, рассыпалась очередь из максима. Но всё это перекрыл грохот пушек, стоявших на броневиках. В узенькую смотровую щель не было видно, что именно там происходит, но Борис Александрович был уверен в успехе. Что тут же подтвердилось громким взрывом и мгновенно разгоревшимся пожаром на набережной. Пренебрегая опасностью, полковник откинул бронезаслонку и увидел бегущие прочь фигурки защитников моста, отлично подсвеченные пламенем. "Пехота", шедшая позади, поддавшись азарту охотников, видящих ускользающую дичь, стала стрелять по беглецам, но без особого успеха.

— Идиоты! Зазря пожгут патроны, которых не так уж и много. — Со злостью подумал Борис Александрович и хотел уже крикнуть, чтобы прекратили стрельбу, но в этот момент одно из окон на третьем этаже Михайловского училища сверкнуло вспышкой выстрела, тут же донёсся звук выстрела и один из передних броневиков остановился, как вкопанный...

*

Поручик не стал дожидаться начала боя и увёл Сашу с собой. Но когда они дошли до конца коридора, из класса, где они только что были и где остался прапорщик со своими солдатами, донёсся звук выстрела, а спустя несколько секунд — приглушённый взрыв, заставивший их стремглав броситься обратно.

Подоконника возле ружья на треноге больше не существовало. От него остались только тощие пучки щепок, торчащих там, где он недавно был. Но самое худшее было в том, что прапорщик пытался перебинтовать рану на лбу, ругаясь сквозь зубы и не обращая внимания на кровь, заливающую глаза. Его второй номер неподвижно лежал на полу, невидящие уже глаза смотрели в потолок, из шеи торчала щепа длиной в палец. Под ногами скрипело битое стекло, его же пытались стряхнуть с себя стрелки-снайперы.

— Я помогу! Я умею! — Саша бросился к прапорщику и, перехватив бинт из его руки, стал накладывать тур за туром, как когда-то учила его Полинка, служившая сестрой милосердия в госпитале.

— Твою мать!.. Серёнька!.. Нарочь прошёл, Барановичи прошёл, а тут... Ну, с*ки, за всё щас ответите! Хорош, заканчивай!..

Юнкер едва успел завязать концы бинта, как Кот приник к прицелу и почти тут же бахнул заложивший уши выстрел. Саша увидел, как башня одного из броневиков дёрнулась и кургузый ствол беспомощно задрался вверх.

— Патрон!.. Не спи, юнкер!.. — Рык прапорщика заставил Сашу оглядеться вокруг и достать из деревянного ящичка длинный латунный патрон-снаряд с остроконечной пулей.

— Вот сюда!.. Вот так!.. Закрывай!.. — Ермошин молниеносно зарядил ружьё и через секунду второй броневик, пытавшийся объехать замершего собрата, получил тяжёлый удар, качнувший его на рессорах, и остановился рядом, перегородив путь остальным.

— Патрон!..

На этот раз Саша был готов, гильза скользнула в патронник, затвор клацнул, закрываясь. Секунда на прицеливание, выстрел, и ствол пушки броневика дёрнулся от попадания.

— Патрон!..

Откинуть затвор, уворачиваясь от вылетающей горячей гильзы, вложить новый патрон, затвор на себя до щелчка... Юнкер сделал всё быстро и правильно... Выстрел!.. Следующий броневик начал отворачивать в сторону, пока не упёрся колесом в перила и не заглох... На этот раз Саша без команды перезарядил ружьё и — новый выстрел. От удара башню дёргает в сторону и пулемёт неподвижно целится куда-то вдоль Невы...

С моста пристрелялись и пули всё чаще стали залетать в открытые окна, глухо чпокая в штукатурку и сбивая на пол таблицы и портреты, украшавшие стены. Откуда-то неподалёку, из соседних классов в перестрелку вступили два пулемёта, Саша сразу узнал по звуку ровные строчки максимов. Мятежники начинают дуэлировать с новыми противниками, тем временем Ермошин аккуратно выглядывает в окно, затем следует быстрая команда:

— Патрон!..

Клацает затвор, прапорщик выжидает несколько секунд, затем поднимается. Новый выстрел и привычная уже команда:

— Патрон!..

Снайперы перебегают от окна к окну. Улучив момент, высовываются, мгновенно стреляют и спустя несколько секунд запоздалые пули впиваются туда, где они только что были. А их выстрелы грохочут уже из других мест.

— Да что они там тянут! Заснули, что ли, мать их перетак и разэтак?!.. — Рычит Ермошин. И, как будто услышав, в ответ ему с улицы раздаются непривычные Сашиному уху выстрелы-хлопки. Огонь по окнам ослабевает, и он выглядывает в окно. Внизу, на набережной, под защитой гранитного парапета расположились три расчёта с диковинными... Юнкер не поверил своим глазам! Оружие более всего походило на гигантские и почему-то бронзовые револьверы с очень короткими стволами и загнутыми вверх прикладами из железного прута на таких же треногах, что и ружьё прапорщика.

— Что это?!

— Гранатомёты. Наша батальонная придумка...

Саша, пренебрегая опасностью, снова высовывается из окна. Наводчик, чуть смещая точку прицеливания, даёт очередные пять выстрелов. Первая граната залетает под мост, вторая рикошетит от перил, взрываясь в воздухе, остальные три кучно накрывают мятежников, спрятавшихся за подбитыми броневиками. Оставшиеся в живых пытаются отбежать от рикошетящего железа, но опять грохочут выстрелы снайперов и несколько тёмные фигур падает и больше не поднимается...

— Кот!!! Тот берег!!! Броневик!!! — Вдруг кричит один из стрелков.

— Твою маман!!! Трёхдюймовка!!! — Ермошин, не обращая внимания на стрельбу, пытается выцелить нового противника. — За парапетом, гад прячется!.. На, с*ка!.. Патрон!..

Звук выстрела с того берега сливается с грохотом близкого разрыва. В ответ внизу, на первом этаже рявкает горное орудие, снаряд попадает в гранитную плиту рядом с мостом, непоправимо её изуродовав. Тут же бахает вторая пушка и башня броневика исчезает в пламени взрыва.

То, что случилось через какие-то мгновения, запомнилось Саше, наверное, на всю жизнь. На мосту вспухает, разбрасывая далеко вокруг себя брызги жидкого пламени, гигантский вулкан нового, гораздо более мощного взрыва...

Это потом, помимо воли понижая голос от подспудного страха, представители арт-бомонда и интеллигенции будут, захлёбываясь праведным гневом, рассказывать друг другу о том, как палач-изувер Келлер в буквальном смысле огнём и железом выжигал свободомыслие в Столице. А в этот миг... Замедлители сделали своё дело и, не удерживаемые больше ничем пружины толкают иглы ударников к капсюлям. Детонирующие шнуры мгновенно разносят лучики пламени к детонаторам, вставленным в тротиловые шашки. Ящики, из которых состояла баррикада, взорвавшись, выбрасывают в спины бунтовщиков мелкую щебёнку, "сечку" из гвоздей, кусков проволоки, старых срубленных заклёпок и прочего железного "мусора", который только можно было найти в слесарных мастерских и механических цехах. Картину апокалипсиса дополняют взрывы двух пятивёдерных бочек с загущённым бензином, щедро оросивших людей на мосту огненным дождём, который не так-то и легко оказалось потушить...

Неожиданный удар с тыла, засыпавший путь к отступлению телами убитых и раненых, привнёс панику в ряды "борцов за светлое будущее", а последовавший тут же залп картечи двух горных трёхдюймовок окончательно сломил их волю к сопротивлению. Стрельба со стороны моста прекратилась, а спустя полминуты над одним из броневиков поднялся флаг капитуляции — солдатская нательная рубаха, привязанная к винтовке...

— Тойво, отбери человек пять самых надёжных, надо уходить! — Борис Александрович попытался перекричать крики раненых и обожжённых. Но финн на этот раз сделал по-своему. Зайдя за спину Энгельгардта, он ребром ладони резко ударил того по затылку, подхватил обмякшее тело и объяснил рядом стоящим:

— Эт-то наш единственный коз-зырь, чтоб-бы остат-ться сейчас живым-ми...

Ближайшее будущее его не особенно страшило. Две-три недели, ну, пусть месяц допросов, потом, как подданного Великого княжества Финляндского, его наверняка отпустят. Ещё через неделю он будет уже в родной Суоми, найдёт связного и через него доложит командиру 27-го королевского Прусского егерского батальона майору Максимилиану Байеру о выполнении задания...

*

Сердце отчаянно колотилось в груди подобно птице, залетевшей в дымоход. Прижавшись спиной к рекламной тумбе и стянув зубами с руки перчатку, Терещенко достал из кармана верблюжьей охотничьей куртки смятую пачку папирос и, сломав дрожавшими руками несколько спичек, закурил. Поворачиваясь спиной к ветру, он поскользнулся и чудом удержал равновесие.

— Вот ведь мерзавцы! — С негодованием подумал он о дворниках. — Попрятались, как тараканы, по своим каморкам, а тротуары кто чистить будет?

Папироса закончилась быстро и, отбросив в сторону окурок, он осторожно выглянул из-за тумбы. Черт возьми! В конце квартала опять замаячил патруль юнкеров. Скоро они подойдут совсем близко, увидят его и... Никаких иллюзий на этот счёт Михаил Иванович не питал. И прекрасно понимал, что его инкогнито закончится в ближайшем полицейском участке, где уже наверняка есть его фото.

Юнкера зашли в один из дворов и Терещенко ещё раз огляделся вокруг, высунувшись из-за тумбы. Вот! Вот она, надежда на спасение!..

На этот раз мысленно благословив саботаж дворников, он метнулся в ближайшую подворотню с гостеприимно распахнутой калиткой. Выждав, пока стихнет скрип снега под сапогами и негромкий разговор, приправленный добродушным армейским матерком, Михаил Иванович продолжил свой путь в сторону Малой Морской улицы. Императорский яхт клуб был последней надеждой на спасение и возможностью покинуть ставший столь опасным Петроград...

-Господи, за что? Ведь как всё хорошо начиналось! — Рассуждал по пути сам с собой несостоявшийся министр финансов всея Руси, а в перспективе и кормчий внешней политики Империи. — Не нужно было никуда бежать, нужно было просто сидеть в уютной квартире на Миллионной рядом с любимой Марг, и отмечать на карте Петрограда ход выполнения их если не гениального, то как минимум хитроумного плана "по освобождению народа от тирании Николая Кровавого", разработанный с математической точностью не без личного участия самого Михаила Ивановича и одобренного влиятельными друзьями из британского посольства и французской военной миссии.

Люди, как послушные марионетки, выходили на демонстрации требуя хлеба, воодушевлённые и раздувшиеся от гордого осознания причастности "к великому делу" студенты швыряли булыжники в витрины булочных и магазинов, а при появлении полицейского переносили "камнепад" в сторону "держиморды и сатрапа". Тем более, что рядом всегда находился как минимум десяток крепышей с кастетами и браунингами в карманах, готовых отбить героических юношей от жандармов.

Молодые солдаты из запасных батальонов, панически боявшиеся отправки на фронт, охотно слушали агитаторов из числа "политических", или дезертиров и, подогретые денатуратом, стреляли в своих офицеров, отрезая тем самым себе путь к отступлению. Освобожденные из домзака уголовники, мгновенно нацепив красные банты, занялись своим излюбленным делом — грабежами и насилием, называя теперь их по-революционному "экспроприацией и социализацией", а заодно не отказывая себе в убийствах полицейских просто так, из мести к "фараонам". Столица неуклонно сползала в кровавый хаос анархии, безуспешно ожидая хоть от кого-нибудь наведения порядка.

Даже прибытие в Петроград генерала Келлера, известного своей преданностью Престолу и способностью железной рукой восстанавливать правопорядок, поначалу не показалось опасным. Тем более, что Великий Князь Кирилл Владимирович, обнадёженный обещаниями некоторой части думцев поддержать его намерение занять трон, должен был, захватив Царское Село, выбить у Николая отречение и тем самым лишить легитимности все указы Регента Михаила и обвинить прихвостня-генерала в государственной измене...

И что в результате? Полное фиаско... Терещенко после двух первых дней, когда от успеха уже начинала упоённо кружиться голова, вдруг ощутил себя в роли шахматиста, каждый ход которого заранее просчитан противником. Идёт постепенное, но неуклонное выбивание наиболее важных фигур, а сам он находится под угрозой мата.

Кто же стоит за генералом!? Не может быть, что бы тупой солдафон смог переиграть финансового гения и баловня фортуны! Кто?!..

С квартиры на Миллионной пришлось уйти. Возвращаясь с небольшой прогулки, Михаил Иванович заметил, что все подходы к дому блокируются военными и жандармерией, и командуют этим процессом, скорее всего, господа из контрразведки, которые получили весьма широкие полномочия. И ему оставалось только надеяться, что эти полномочия не распространятся на Марг и ребёнка.

Пришлось перебраться сначала к Мережковскому и Гиппиус, но после явно выражавшейся антипатии к "грубой физиологии речей Вашего ужасного Керенского", — на последнюю запасную квартиру, хозяин которой, пока непризнанный, но уже с гигантскими амбициями поэт с уклоном в символизм охотно пустил на постой месье Мишеля, "удивительно точно понимавшего потребности души мятежного пиита в стимулировании вдохновения", а посему щедро доставлявшего чистейший германский героин.

Там были припасены даже дрова и консервы, вполне достаточное количество, чтобы продержаться, пока неугомонный генерал не свернёт себе шею. Но эти надежды растаяли подобно маслу на сковороде. Петропавловская крепость, арсеналы, мосты, тюрьмы, банки, почта и телеграф были вмиг взяты под контроль келлеровцами, против демонстрантов бросили не сопливых деревенских Ванек, а спаянных железной дисциплиной фронтовиков, слезоточивый газ также оказался очень неприятным сюрпризом, рассеивающем сколь угодно агрессивную толпу практически без кровопролития. Помимо всего прочего в Петрограде оперативно распространялись прокламации, отпечатанные в типографиях предателя Сытина, адресованные как к обывателям, так и к восставшим. Причем симпатии горожан явно были на стороне келлеровцев, ибо там куда ступала их нога, воцарялся порядок, а отпечатанные и развешенные на афишных тумбах фото неумолимого наказания душегубов в виде расстрела, или повешения, с обязательным указанием даты, места и сути преступления вызывали горячее одобрение у большей части населения...

Попытка покушения на Великого Князя Михаила с треском провалилась. В автомобиле Регента погибли только его супруга графиня Брасова и семилетний сын Георгий.

— Идиоты! — Продолжал вести беззвучный монолог Терещенко. — Павлины, любующиеся своим красноречием! И не могущие организовать вообще ничего! Теперь у Михаила устранена причина, лишающая его права на наследование трона, а желание отомстить за смерть жены и сына делает его вдвойне опасным и непредсказуемым!..

Келлер подавлял уже последние очаги сопротивления, все пути бегства из Петрограда были блокированы. Слава Богу, верный человек сумел предупредить, что и с этой квартиры надо убраться. И он, один из богатейших людей России, превратился в загнанного зверя, изгоя, пугающегося троих-четверых мальчишек с погонами юнкеров на плечах...

— Ну нет-с, господа, так просто меня не взять! — Бормотал под нос Терещенко, приближаясь к заветной цели своего путешествия — зданию яхт-клуба, где его должен был ждать Николай Евгеньевич Фельтен. Имя этого неординарного человека, горячего поклонника яхт и не менее ярого приверженца Льва Толстого, с тысяча девятьсот седьмого по тысяча девятьсот девятый годы часто появлялась на страницах либеральных газет.

Он прославился своими рейдами летом — на яхте, а зимой — на буере в Финляндию, где печатались запрещенные в Империи брошюры без сомнения великого писателя, но увы, на закате жизни возомнившего себя не менее великим политиком. Ему удалось сделать немало контрабандных рейсов, оставляя с носом Пограничную стражу. Но в итоге, Николай Евгеньевич, всё же, отсидел почти полгода в крепости и был выпущен под весьма внушительный залог в пять тысяч рублей внесенный кем-то из его влиятельных покровителей, но с запретом покидать территорию Санкт-Петербургской и сопредельных губерний.

Естественно, что Фельтен сохранил неприязненное отношение к полиции, которое постепенно перенёс на государство в целом, и за это был весьма популярен в среде либеральной интеллигенции — писателей, артистов и прочей богемной публики. Именно здесь, уже после августа четырнадцатого с ним и познакомился Терещенко. Взаимная любовь к парусам позволила им сойтись покороче, а если учесть, что предусмотрительный миллионер выделил достаточно кругленькую сумму на строительство яхты и буера, — вполне объяснимо, что у них сложились доверительные и дружеские отношения...

Уже из здания яхт-клуба Михаилу Ивановичу удалось сделать короткий телефонный звонок доктору Хавкину и попросить прислать санитарный автомобиль. Именно в нём, Терещенко и Фельтен, переодевшись в санитаров, сумели добраться до Стрельни. Расчёт на то, что санитарка с номерами военного ведомства не вызовет подозрений, вполне оправдался.

Именно там, в мастерских яхт-клуба и находился заветный ледовый буер, носящий символичное имя "L'espoir" ("Надежда"). Остаток ночи прошёл без происшествий. Сидя возле печки в буфетной, Михаил Иванович сумел ясно и доходчиво объяснить Фельтену, что он просто обязан спасти не столько самого Терещенко, но в его лице надежду на победу угнетённого народа над царским режимом. В его трактовке Регент Михаил был фантасмагорической реинкарнацией Ивана Грозного, Петра и Николая Первых одновременно, действия генерала Келлера — точной копией зверств карательного отряда генерала Меллер-Закомельского в тысяча девятьсот пятом. В общем, семена упали на подготовленную почву, и рано утром тепло одетые Терещенко и Фельтен уже сидели в буере, который его друзья-яхтсмены Стрельнинского парусного клуба перетянули на лёд Финского залива.

-Ну-с, с Богом! Поехали!..

Буер, не спеша двинувшись, постепенно набирал ход. Паруса упруго натянулись и даже, казалось, слегка позванивали. Когда они отдалились от причала уже на сотни две шагов, там началась какая-то неразбериха, появились военные, и прозвучало несколько выстрелов.

— Опоздали, господа жандармы! — Весело оскалившись, прокричал Фельтон. — Нас вам уже не достать!.. Скоро наберём узлов двадцать. Обедать, Мишель, будем уже в Великом Княжестве Финляндском. Вот только отойдем подальше от берега — там лед получше, и понесёмся стрелой.

Терещенко, с облегчением откинулся на спинку сидения и, прикрыв глаза, предался прерванным размышлениям, сильный вымпельный ветер не позволял погрузиться в дрёму.

— Чухонцы не выдадут. — Думал Михаил Иванович, — Нужным людям уже намекнули, что после свержения царя в княжество вернут все привилегии, а в будущем, возможно обсуждение вопроса и о полной независимости от России.

На пристани, между тем, неразбериха улеглась, закончившись пуском трёх красных ракет. А через несколько минут одновременно с обоих сторон раздался всё усиливающийся характерный треск, напоминающий работу двигателя аэроплана. Терещенко и Фельтен, не сговариваясь обшаривали взглядами небо в поисках возможной угрозы. Сброшенная бомба или несколько горстей флешетт могли уничтожить ледовую яхту вместе с пассажирами.

Черт, возьми! Не летают аэропланы в таких облаках! — Прокричал Фельтен. И, действительно, в небе никого не оказалось. Вместо этого, стремясь взять буер "в клещи", сзади мчалась пара аэросаней. Пока казалось, что судьба благоволит беглецам, их "L'espoir" набирала скорость и вот-вот должна была вырваться из захвата. Николай Евгеньевич, выкрикивая ругательства и угрозы в сторону погони, даже ухитрился управляя одной правой рукой, левой продемонстрировать едущим сзади кукиш...

Жирную точку, а точнее — многоточие на надежде спастись, поставила пулемётная очередь, которая почти перебила мачту и разлохматила парус. Буер зашёл в крутой вираж, оторвался левым полозом ото льда и перевернулся на бок.

Последним, что сохранилось в памяти теряющего сознание Терещенко, был стихнувший треск мотора, скрип снега под ногами подходивших людей и брошенная кем-то непонятная фраза: "Ну, Пашка, молоток. С первой очереди попал. Вашбродь, что — пакуем голубчиков?"...

*

— Рад, что Вы наконец-то появились, Денис Анатольевич. — Келлер выглядел уставшим, однако от этого не менее "суровым, но справедливым". — Кстати, у меня два вопроса. Просто так, из чистого любопытства... Что Вам, господин капитан, строжайше было приказано и куда Вы вместо этого так внезапно и загадочно исчезли?

— Появилась информация, которую надо было срочно проверить.

— Да? И настолько важная?

— Вероятное местонахождение Терещенко. Барановский сдал...

— И где он? — Генерал тут же забывает про своё ехидство.

— Ушёл за где-то полчаса до нашего приезда. Осторожный, сволочь! Нюх у него на опасность.

— А где обитал?

— Сначала у Мережковского с Гиппиус, потом съехал к какому-то рифмоплёту-наркоману.

— Почему сами не остались и не послали кого-нибудь другого?

— Потому, что Котяра... прапорщик Ермошин и поручик Стефанов отсутствовали, вели бой на Литейном мосту. Мне надо было старшего унтер-офицера Паньшина отправить? Чтобы он там дров наломал? Я его здесь оставил за старшего с тремя "пятёрками" резерва. Как вести бой в городе он знает, а вот как разговаривать с людьми искусства — нет.

— Угу-м, а Вы знаете... Они живы хоть, эти гении?

— Кто?.. А, да. У Мережковского руки завтра-послезавтра перестанут трястись, а вот мадам Гиппиус теперь декламировать свои стихи будет с лёгким заиканием. А насчёт пиита — когда мы его взяли, он уже под кайфом был. Перепутал нас с гигантскими тараканами, вылезающими прямо из пола и стен.

— ... Ладно, признаю действия верными. — Генерал с силой провёл ладонями по лицу, будто стараясь стереть усталость, затем крикнул своего неразлучного денщика. — Прохор, будь добр, свари нам с господином капитаном кофейку, только покрепче... Устал что-то...

— Фёдор Артурович, новости из Москвы есть?

— Есть. Начну по степени важности. Ваша семья и Институт в целости и сохранности. Были, есть и будут. Нападение планировалось, но до ворот эти энтузиасты не дошли. Подробности узнаете завтра... Точнее — сегодня утром. От своего Михалыча...

От кого?!.. От Михалыча?!.. Та-ак!.. Это значит, что?.. Что у нас будут гости! Да ещё какие!..

— Судя по выражению лица — уже догадались, что приезжает Великий князь Михаил. — Констатирует очевидный факт Келлер. — По просьбе Вдовствующей императрицы и Николая. Будут хоронить Аликс. Пока шли бои, не до того было. Забальзамировали, запаяли в цинк и в домовой церкви оставили.

— Что так?

— Не так всё просто, Денис Анатольевич. Необходимо создать "Печальную комиссию", тщательно обговорить всю церемонию, пошить специальные траурные одежды... Это у простых людей на третий день похороны с поминками. А тут ещё даже не решили, где Её Величество должна упокоится.

— Насколько я знаю, тут в крепости собор-усыпальница ещё со времён Петра Великого...

— Да, только Вы же знаете, как относились все эти "родственники" к супруге Императора. Кто-то ещё осенью высказался, что в случае кончины она должна быть похоронена в Александро-Невской Лавре.

— Там же только попы и министры!.. Титул "Ея Величества" носила? Носила. Значит — Петропавловка... А кто не согласен, того можно и в Лавре закопать. А то и под забором. За сортиром.

— В том-то и дело, что им положено быть закопанными здесь, но в другой усыпальнице... А если серьёзно, то в Семье наступает раскол. С очень возможным кровопролитием... Ладно, об этом позже...

— Что позже, что раньше... Мы за кого играем? За белых, или за чёрных?

— И кого же капитан Гуров относит к белым?

— Регент, Наследник, Император, княжны, принц Ольденбургский... Возможно — вдовствующая императрица. Соответственно, чёрные — все остальные, кто что-нибудь вякнет против их единственно правильных решений.

— Мне бы Вашу уверенность, Денис Анатольевич. — Келлер тяжко вздыхает, но оживляется при виде Прохора с ароматно парящим кофейником на подносе. — Благодетель ты наш, Прохор, свет Иваныч! Спасибо!.. Давайте, господин капитан, по чашечке, и можете потом отдыхать. Предварительно уведомив дежурного о местонахождении и не далее, чем в трёх минутах ходьбы отсюда...

*

Выспаться всё равно не удалось, да и спать не очень-то и хотелось. Под утро вернулись Котяра и Стефанов со своими. Привели "пленных" и привезли четырёх "двухсотых". После чего возникло сильное желание не размещать пригнанных по камерам, а вывести к ближайшей проруби и поступить по законам военного времени...

— Вы ещё скажите, что всю раненую сволочь в госпиталь отправили! Теперь охрану к ним приставлять придётся! Добить надо было, — и всё!..

— Денис Анатольевич, в данном случае считаю это нецелесообразным! — Стефанов пытается сдержаться, но отвечает резко. — Мы не в германском тылу, а в Столице! Рядом — михайловские юнкера! При них надо было контроль проводить?

— ... Извините, Димитр Любомирович, погорячился... Среди этих есть что-нибудь, заслуживающее внимания?

— Несколько человек, как мне кажется, — басурмане, не имеют российского подданства. Слушаются, в основном, вон того финна. Он сдал нам бесчувственного полковника Энгельгардта, а после, воспользовавшись моментом, попытался бежать. Уходил грамотно, где-то его этому учили.

— Ну, давайте посмотрим, что за горячий финский парень попался... — Подходим ближе к предмету разговора. — Эй, ты! Имя, фамилия, звание, какого полка!..

— Й-а не-е солдат-т! Й-а ест Тойво Вялсяйнен! Й-а ест суомалайнен!.. Пот-танный Княшест-тва Финлянскоко!..

— Да вижу я, что чухня. И что с того? Одет в форму — значит, солдат. Погоны сорвал, так мы быстро узнаем, где служил. И за нарушение присяги — на ближайшую осину!

— Фы не имеет-те прафа! Перкеле рюсся-а-а!

Вот не ругался бы, и не получил бы "саечку" прикладом от конвойного. Финского он, конечно, не знает, а вот интонацию просчитал "на раз". Естественно, получив мой одобрительный кивок.

— Слушай ты, Вяйнемёйнен хренов!— Мобилизую свои очень небольшие знания о финнах. — Хочешь в Туонелу прогуляться? По чёрному лебедю соскучился?.. Ты ещё ничего не понял? Тебя взяли с оружием в руках на территории Российской империи, и судить будут по её законам!.. Так, этого — в одиночку. И тех, кто не по-русски "Отче наш" читать будет — тоже!..

От дальнейшего пути к нахождению взаимопонимания меня отвлекает посыльный, сообщающий, что Его Высокопревосходительство генерал от кавалерии Келлер жаждет видеть капитана Гурова прям-таки незамедлительно. Приходится отложить все дела и бежать к вышестоящему начальству...

Которое сообщило, что убывает на вокзал встречать Великого князя Михаила с эскортом в виде взвода штурмовиков, а на меня, как на единственного, кому можно доверить специфические поручения, возлагает обязанность поработать ещё немного "пожарной командой". То есть, все проявления мятежа в городе пресечены, но если в отсутствие Фёдора Артуровича где-то что-то полыхнёт, можно мчаться туда и "тушить", да "мочить" не стесняясь, в меру степени опасности для общественного порядка и фантазии господина капитана. И что оный господин капитан подчиняется только начальнику оперативного отдела штаба корпуса полковнику Бойко.

За ранним утренним кофейком поговорили с Валерием Антоновичем "за жизнь", и, получив "добро", отправился в казематы помогать пародиям на карбонариев колоться по горячему. Местные господа из Отдельного корпуса не совсем хорошо знали английский, в ходу больше был французский и немецкий, поэтому всех плохо говорящих на языке Пушкина, Достоевского и родных берёзок я взял себе. Таковых оказалось семеро, не считая горячего финского парня, остужавшего сейчас свой пыл в карцере. Было очень смешно слушать "типичных русских парней" с наглыми мордами типичных ирландцев и прочих англосаксов и знанием русского языка на уровне "дуай уыпим уодки".

От сего увлекательного, хоть и однообразного занятия меня отвлекает Бессонов, зашедший узнать как идут дела. Послушав пару минут бесплодную полемику, он машет рукой и предлагает иное решение вопроса:

— Господин капитан, по-моему, это бесполезно. Оставьте этого бедолагу...

Вызванный конвой уводит очередного уроженца Белфастщины в камеру, а подполковник вдруг вспоминает:

— Ну-с, Денис Анатольевич, каковы впечатления?

— Очень хочется всех этих заламаншских и заокеанских радетелей о благе России обнять крепко-крепко. И держать так, пока не посинеют необратимо... Они же, твари, прейскурант сделали на убийство офицеров. Роялти — в зависимости от чина! И рода войск, мореманы идут с коэффициентом "полтора"!..

— Что ж Вы хотите? Ваша фраза, кажется, "Бизнес, ничего личного"... Денис Анатольевич, чуть не забыл! Его высокопревосходительство просил показать Вам одного арестанта. Интересно излагает, однако. Причём, полиграф гарантирует честные ответы... Заодно кое-что и про офицеров понятней станет...

Минут через семь в кабинет доставляют невысокого унтера. Утиный нос, затравленный взгляд, голова инстинктивно вжата в плечи...

— Вот, Денис Анатольевич, полюбуйтесь на красавца. — Бессонов театрально простирает руку в сторону арестанта. — Взят с оружием в руках при попытке захватить Финляндский вокзал. Помимо всего прочего обвиняется в убийстве своего ротного командира штабс-капитана Лашкевича.

— Ты кто таков будешь, красавец? — Пытаюсь завязать знакомство.

— Лейб-гвардии Волынского полку унтер-офицер Тимофей Кирпичников... — В голосе сквозит тоскливая и безнадёжная усталость.

— Ну, рассказывай, унтер-офицер.

— А чё рассказывать-то? Я уже всё порассказал.

— Господину капитану интересно, как на Знаменской дело было. — Приходит на помощь Бессонов.

— Ну, известно как. Выставили нас на площади этой, штоб мы шествия не пропускали. Так и стояли, не жрамши, не пимши, с семи утра до часу ночи... Сначала бабы шли, кричали "Солдатики, родные, не стреляйте!". Я тогда к Лашкевичу подошёл, говорю, мол, за хлебом же идут, чего стрелять-то. Он тогда ешо трезвый был, разрешил пропустить. Так и прошли они... А потом другие шли, в тех уже стрелять было приказано. А Лашкевич, да прапорщики наши, Воронцов-Вельяминов, да Ткачура кажную четверть часа в гостиницу бегали. Говорили, што, мол чаю попить. Тока водку оне там пили, по запаху слышно было... А пока оне грелися, я солдатам говорил, што, дескать, погибель со всех сторон. Будем стрелять — беда, не будем — тож беда, под суд пойдём. А потом решили целиться поверх людей. Тока не помогло это. Када залп дали, толпа вся не побегла, часть к парадным и воротам жаться начала. Воронцов снова командовал стрелять, а опосля, видя, што мы не попадаем, отобрал у Слескаухова винтовку и сам начал стрелять. Барышню ранил, в коленку попал ей, господина какого-то сбил на мостовую, потом дострелить хотел, всего троих убил и двоих ранил. Потом Ткачура прибёг, тож винтовку взял. Девчонку какую-то ранил, в бабку стрелял...

— Ну как Вам, Денис Анатольевич? — Бессонов вопросительно смотрит на меня.

— Очень интересно... Благородий этих нашли?

— Пока — нет, скрываются. Но волнения прекратились, должны вернуться в батальон. По ним Особый трибунал будет работать. Скорее всего — отправят, как Вы говорите, "груз двести" до ближайшего кладбища.

— Груз двести — это про своих, а тут... В общем, понял.

— А теперь самое интересное... Рассказывай, как Лашкевича убил. — Подполковник вновь обращается к Кирпичникову.

— ... Не я это... — Унтер сразу становится угрюмее. — ... Када в казарму вернулись, все роптали, как это можно офицерам в баб, да стариков стрелять. Спать не ложились, думали-гадали, что назавтрева делать будем... А в роте у нас человек десять активных было... Ну, которые про политику говорили. От двое из них и привели его...

— Кого?

— Агитатора. Тож в шинели, штоб спрятаться удобнее было. До утра просидели, он всё нас уговаривал к демонстрантам присоединяться, штоб вместях, значит, быть. А утром на построении Лашкевич прибежал, скомандовал, штоб сызнова готовились и патронов поболе взяли. А мы и отказались идтить... Лашкевич из казармы выскочил, за подмогой побежал, да этый финн...

— Какой финн? — сразу интересуюсь, слишком часто о них слышу за последнее время.

— Да агитатор этый... Винтовку схватил и выстрелил из окошка. Сразу в затылок попал...

— С Литейного моста "пленных" недавно пригнали, среди них один финн есть. — Сообщаю новость Бессонову.

— У нас их уже четверо, всех ему показывали, пока что не признал. Покажем и новенького. — Успокаивает меня подполковник и обращается к арестанту. — А что ж ты убийцей назвался?

— Так я там самый старший был. Окромя их благородий...

— Вот так вот, Денис Анатольевич. — Бессонов дождался, когда уведут Кирпичникова. — Офицеры гвардии!.. Краса и цвет!.. Пусть даже ускоренных выпусков... Ночью все кошки серы. Будем разбираться...

*

Далее разговор не продолжился ввиду того, что одновременно со стуком в дверь появляется "Иван в квадрате", один из моих "призраков", прозванный так из-за ширины плеч, комплекции а-ля Поддубный и отчества "Иванович":

— Командир!.. Виноват, Вашскородие, дозвольте обратиться к батальонному!..

— Уже обратился. Продолжай. — Улыбается Бессонов.

— Его выскородие полковник Бойко к себе требует. Говорит — срочно...

Лицо непроницаемое, но в глазах чёртики прыгают. По тревоге так не оповещают, следовательно, сюрприз из приятных. Но срочно — значит срочно. Быстренько прощаюсь с подполковником, оставляя ему дальнейшие поиски ответа на вопрос "Who is who?" среди пойманных борцов за справедливость, и тороплюсь в штаб.

Захожу в кабинет, Валерий Антонович внимательно слушает кого-то, сидящего спиной ко мне... Нет! Не кого-то!.. А Его благородие хорунжий... Опаньки! И даже не хорунжий, а уже сотник Григорий Михайлович Митяев!..

Правые ладони встречаются со звуком почти пушечного выстрела, а потом мы с Гришей начинаем, довольно урча, тискать друг друга в объятиях.

— Ну-с, господа офицеры, вы тут пообщайтесь, только прошу мебель не ломать, а я пойду узнаю, что нового на телеграфе. — Валерий Антонович деликатно оставляет нас одних.

— Ну, здравствуй, Гриш! — Заканчиваю "поединок" ничьёй.

— Здоров будь, Денис! Давненько ж мы не виделись!.. — Михалыч довольно улыбается. — Навроде, в Первопрестольной рядышком квартировали, а не вырваться никак было... Как вы тут справились?

— Нормально. Только я самое интересное пропустил...

— Не, ну ничего себе, — пропустил! А Царское Село на уши кто поставил? — Митяев давно уже взял на вооружение мои словечки. — А главарей этих кто пеленал? Это называется — пропустил?.. Помнишь, ты как-то рассказывал про нонешнего кайзера, што он во все дела лез по делу и не по делу? Как ты там говорил?

— Он хотел быть младенцем на всех крестинах, невестой на всех свадьбах и покойником на всех похоронах. — Отвечаю по памяти вычитанное когда-то у Пикуля.

— Ну так это ж, прям, про тебя, брат, сказано. — Широко улыбается Михалыч.

— Ладно, хорош наезжать... Рассказывай, как вы там справились?..

— Ну, скажу сразу — твои барышни живы и здоровы. Так же, как и все остальные у академика. Там Анатоль Иваныч комедь крутил. — Михалыч сбивается с "приличного" русского языка, которым пришлось овладеть, будучи постоянно рядом с Регентом, на свой нормальный. — За што купил, за то продаю, он сам рассказывал... В Институт толпа двинула где-то с роту, человек двести. Сброд всякий, половина — гопота Хитровская. Только командовали ими пополам урки с горе-вояками какими-то. На пяти грузовиках, промежду прочим! А сзаду ешо парочка порожних. Для хабару, видать...

Только вот в незнанках были, што за орешек их поджидает. А у Дольского в кентаврах хоть и не Вильхельмы Телиевые, но стреляют — дай Бог каждому. С двух засад по дороге повыбили почти всех главарей. От и осталась парочка, которая всю чесну компанию и подвела... Под самые ворота... Помнишь последний поворот? От как раз за им Анатоль Иваныч и поставил два бронехода, сразу всю дорогу перекрыл...

— Погоди, что за бронеходы?

— А это тебе лучше знать, твой же тестюшка на том заводе у Павлова командует.

Не понял!.. Это что, "Алис Чалмерс ин Раша" уже МС-1 слепила, или что-то в стиле Т-34-85? До Т-72, ясное дело, пока не дотянули, но надо будет глянуть обязательно...

— На что они похожи?

— Да как броневики, тока сзаду замест одного колеса несколько стоит. И этой... О, гусянкой обмотаны... — Михалыч щеголяет новомодным словечком. — Сверху — башня... Так шофер говорил... А в ней — пушка... Как же его... Маклинка, што ль... И льюйс рядышком.

Стоп! Павлов же когда-то показывал подобное... Несущий бронекорпус ему делали на Ижорском... А сборку, значит, у себя под боком наладил! Молодца, однако!

— И что?

— А за бронеходами наш господин ротмистр через жестяной рупор у них и спрашивает, мол, пожить ещё немного хотите? Тогда кидайте оружие. Ну, а те пока совещались, один из пушкарей под передний грузовик снарядик-то и положил. Анатоль Иваныч за это про него так сказал, я аж умилился!.. Мы, мол, эти автомобили от самой Москвы берегли, штобы потом кататься, а энтый... Ну ты знаешь, как он умеет!..

— Гриш, не томи!

— Да всё уже и рассказал, вроде... Те винтовки покидали, да кто в лес, кто по дрова. А там уже Дольского ребятки их встречают. Ну и как всегда, лапы в гору, мордой в снег. А потом обратно их пёхом гнали до самой Первопрестольной.

— А в самой Москве как всё прошло?

— Ну, у нас же голодных очередей не было, народ поспокойней был. То, што баранки с кренделями, да булки с маком запретили — невелика беда. А обычного хлеба хватало, хоть и собирались с марта карточки вводить. Фабриканты хотели на отсутствии сахара у народа сыграть, мол, угля не подвезли, стоять рафинадные заводы будут. Да промашка вышла, нашёлся уголёк-то... Но всё равно, не их, так других подбили, с Гужона, с АМО, с "Динамо". Те понаобъявляли забастовки, на улицы вышли. Песни поют, красные флаги тащуть... Сунулись было солдат агитировать, в Спасские казармы, на Покровку, в Хамовники, да получили от ворот поворот. Тогда пошагали к городской Думе рассказать властям про свои хотелки. Там уже этот... Комитет общес-твен-ных организаций какой-то успели создать, КООМом назвали. Пришли, рассказали, ещё песенок попели, вечером по домам разбрелись, штоб назавтра вновь там собраться. Даже полицейских не трогали, те им спокойный проход обратно сделали.

А назавтрева на всех углах конные разъезды, улицы перекрыты. Генерал Мрозовский, Москвою командовавший, по пожеланию Регента и телеграмме из Ставки осадное положение объявил. О чём листовками тут же все углы пообвешали. Запрет на сборища, шествия, комендантский час ввели. Хитровку аж всю окружили и облавой прошлись, такого страху нагнали!..

Воронцова товарищи задолго все места и всех активных на карандаш взяли. А в тот день и обезвредили. Да и против кого рыпнулись бы? Сомнения тока 56-й и 192-й пехотные внушали. Вот их и убрали с важных мест. А так... "Учебки" гренадёрские, а это — Фанагорийский, Самогитский, Астраханский полки, "железный" Деникинский, да Калединский сводный, рота Георгиевского батальона, кавалерийская бригада из нашего Особого корпуса, казачий полк от Хана Нахичеванского... Да, юнкера Александровского и Алексеевского училищ тож отличились, в патрулях за порядком следили. Кремлёвский арсенал, да Симоновские пороховые склады под охрану взяли, ни ствола, ни патрона на сторону не ушло. Бутырку и Лефортово блокировали, штоб все сидевшие там мазурики не разбежались...

А уж когда покушение на Регента было... — Михалыч сразу становится мрачным и серьёзным. — После того никто нам на глаза попадаться даже не хотел, все по домам прятались...

— Кого из наших там?.. — Голос как-то предательски дрогнул.

— Гунна и Беса... Оба — тяжёлые. Бес, скорее всего, выкарабкается, но останется увечным, а вот Гунн... Не жилец... Два ранения в живот, одна пуля насквозь через лёгкое... Они первыми ехали, на себя огонь приняли, дали остальным пару секунд спешиться и рассыпаться... Денис, когда следствия всякие кончатся, мы как-нибудь этого стрелка сможем забрать?..

— Михалыч, сам же знаешь! Вслух никто ничего и не скажет. Только конвой особо не трогайте...

— Да не-е, мы ж с пониманием... Ладно, брат, я ж здесь по официальной части. Надлежит Вам, господин капитан, сегодня в четыре часа пополудни прибыть в Аничков дворец. По указанию Его Императорского Высочества Регента Великого князя Михаила Александровича. При всех этих... Как их... Ре-га-ли-ях...

— Охренели!? Где я их возьму, блин?

— Значицца, в тоем, што есть явишься. Будешь там самым скромным. Все — по-парадному, один ты, как босяк, с Георгием на груди и Владимиром на шее. И пошто таких во дворец звать?.. — Прикалывается Михалыч. — Хорошо, што брательник у тебя есть. Привёз я твои... регалии. И гостинцы тож. Дарья Александровна сама в дорогу собирала...

*

До сих пор не могу привыкнуть ко всем этим дворцам, уж очень они мне советские музеи напоминают. Так и кажется, что вылезет сейчас какая-нибудь бабушка-пенсионерка с одухотворённым личиком баронессы в надцатом поколении и поведёт за собой по залам, предварительно озаботившись стопроцентным обуванием экскурсантов в тапочки. Типа, — посмотрите направо, посмотрите налево. Ах, какая лепнина! Ах, какие плафоны! Ах, какие медальоны!..

В этот раз дорогу нам торжественно указывал то ли очень младший гоф-курьер, то ли очень старший лейб-лакей, то ли ещё кто-то. Никак не могу разобраться в этих чинах и званиях, да и желания никакого нет это делать...

Правда, торжественность была мрачной. Наши с Келлером шаги одиноко и гулко отдаются под сводами лепного потолка парадной лестницы, как-то непривычно тянет рукав траурная повязка, зеркала задрапированы черной полупрозрачной вуалью, попадающаяся навстречу прислуга разговаривает еле слышным шёпотом, а передвигается и того тише...

— С датой похорон уже определились? — Негромко спрашиваю у Келлера.

— Нет. Пока что даже не определились, кого оповещать будут. — Генерал также старается говорить потише.

— А что, есть сомнения?

— Денис Анатольевич, хоронить будут не простого человека, а императрицу. А это уже — высокая политика и дипломатия. И непонятно, где кончается одна и начинается вторая. Обязательно должны быть приглашены родственники. Я имею в виду заграничных, Елизавета Фёдоровна уже приехала из Москвы. А заграничные — это крёстная Беатриса Саксен-Кобург-Готская, сёстры Виктория и Ирэна Гессен-Дармштадские и брат Великий герцог Эрнст-Людвиг Гессенский. С первыми тремя всё вполне решаемо, а вот герцог в данное время официально воюет против нас. И чтобы он здесь появился, нужны во-первых, разрешение на то Вильгельма, а во-вторых — гарантии его безопасности и последующего возвращения. А связаться с кайзером, сам понимаешь, проблематично. Горячую линию ещё не изобрели.

— Насколько я знаю, он тоже приходится родственником, правда, Императору. Как и король Георг, кстати. Их тоже приглашать будут?

— А я откуда знаю? Ну, даже если и так, то Его британское величество вряд ли дёрнется. Китченер вон уже допутешествовался. А кайзер?.. Уведомление о кончине уже разослано МИДом во все посольства. Вполне может быть, что через шведов, или датчан и Германию оповестят... Но в гости звать — ну его! Даже если под честное слово Регента... Кто-нибудь из великосветской... кх-м... компании опознает, поднимет шум, — и получите второй бунт. Не считая мелких путчей...

— Понятно. А из "местных" все будут?

— Точно не знаю, но, кажется, — нет. Всё это сборище... Часть великих князей, княгинь и прочих разделились во мнениях. Одни так, или иначе поддерживают Семью, то есть, Вдовствующую императрицу, Регента, княжон и Алексея Второго. Часть кучкуется вокруг Михень и её выкормышей. Кирилл сидит у нас, Бориса уволили от должности походного атамана, выпнули из Свиты. Андрей также распрощался и со свитскими погонами и со своей гвардейской Конной артиллерией. Самой Марии Павловне отказано в аудиенциях. Остальные, не столь активно участвовавшие в великокняжеской фронде, выжидают, чем всё закончится, чтобы примкнуть к победителям. Но раскол есть и будет расти. Гаринские ревизоры представили Михаилу материалы о "шалостях" семейства Романовых, и он, я думаю, уже поделился впечатлениями с матерью. Так что на похоронах будут далеко не все... Всё, пришли...

Наконец-то мы доходим до комнаты, где уже собрался народ. Правда — совсем немногочисленный. Помимо нас с Фёдором Артурычем ожиданием мается тот самый, насколько я понимаю, полковник Кутепов и... И старший лейтенант Воронов. Причём, что-то с ним очень не так!.. Не лицо, а пустая маска, во взгляде — боль и... Ещё что-то, не поддающееся пониманию.

— Здравствуйте, Павел Алексеевич. — Подхожу к старлею, пока Келлер о чём-то шепчется с Кутеповым. — Прошу извинить, если лезу не в своё дело, но у Вас такой вид... Я могу чем-то помочь?..

— Здравствуйте, Денис Анатольевич... — Воронов смотрит шальными глазами. — Нет, Вы уже помогли... От судьбы не уйдёшь...

Не понял, и где я ему дорогу перешёл? В Александровском дворце бок о бок были, вроде, без подстав и косяков...

— Когда мы были в Царском Селе... Ольгу... Мою супругу... Её убили...

— Примите мои соболезнования... — Меня хватает только на эту фальшиво-дежурную фразу. Которую, похоже, Воронов не замечает.

— ... Уезжая, я оставил дома маленький браунинг. Чтобы и ей, и мне было спокойней... Дворник сказал, что ночью за мной приехали... Показывали какую-то бумагу... Поднялись на этаж, стали ломиться в квартиру... Он слышал, как она кричала, чтобы они убирались, что меня нет, а потом выстрелила через дверь... Они — тоже... Господь смилостивился, она умерла мгновенно, пуля в голову, пуля в сердце... Ducunt Volentem Fata, Nolentem Trahunt (дукунт волентэм фата, нолентэм трахунт — Желающего судьба ведёт, нежелающего — тащит)... Денис Анатольевич, я знаю, Вы наверняка связаны с теми, кто ведёт следствие... Я прошу Вас, если вдруг станет известно...

— Да, Павел Алексеевич. Я сообщу. И даже постараюсь устроить личную встречу... — Больше ничего пообещать не успеваю, потому, двери открываются и нас приглашают войти. Окна плотно затянуты портьерами, единственный источник света — люстра, свет которой делает бордовую парчу на стенах какого-то кровавого оттенка...

Едва последний из нас заходит, открывается дверь в противоположной стене и дяденька лет под пятьдесят в мундире камергера негромко объявляет:

— Её Императорское Величество вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна... Его Императорское Величество Император Николай Вторый... Его Императорское Высочество Регент Империи Великий князь Михаил Александрович... Их Императорские Высочества Великие княжны Ольга Николаевна... Татьяна Николаевна... Мария Николаевна... Анастасия Николаевна...

В зал входит Семья. Все, включая Николая, одеты в чёрное, только на Регенте генеральский мундир с траурной повязкой. Он и обращается к нам:

— Здравствуйте, господа... Мы пригласили Вас для того, чтобы выразить благодарность за Вашу верность Престолу и объявить свою волю...

Далее слово берёт тот самый камергер, который открывает бювар и начинает зачитывать лежащее там Высочайшее повеление:

— ... Великий обет служения повелел нам всеми силами стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для Государства смуты. Проявления беспорядка, бесчинств и насилий стали прямой угрозой для всех людей, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга...

Официально-торжественный речитатив звучит в полной, не нарушаемой ничем тишине:

— ... Ныне наш общий долг — прекратить смуту и победоносно завершить войну до окончания следующего года. И ничьи заслуги при этом не должны быть забыты.

В воздаяние за труды и подвиги, оказанные при подавлении смуты, Мы повелеваем:

Пожаловать всем...

Ну, это понятно, касается в основном нижних чинов. Участвовавшим в подавлении смуты — светло-бронзовую медаль, не участвовавшим, но не поддавшимся — тёмно-бронзовую. Александровская лента, герб и цифра "1917"...

— ... Пожаловать всем, имеющим классный чин, в том числе и отставным, участвовавшим в подавлении смуты, следующий классный чин, но не выше 2 класса...

Это что, я теперь — подполковник, Стефанов — штабс-капитан, а Котяра — подпоручик?.. Да и в Москве Оладьин, Дольский, Волгин и остальные погоны менять будут! Отлично!.. Ну-ка!..

— ... Пожаловать командующему Петроградским военным округом помимо иных наград, вне очереди орден святого Александра Невского и кабинетский перстень с датой "1917"...

Так, облагодетельствовали Фёдора Артурыча... А когда про моих орлов вспомнят?.. О, вспомнили!..

— ... Пожаловать всем нижним чинам, участвовавшим в освобождении Государя и его семьи, помимо иных наград, серебряную медаль на андреевско-александровской ленте с профилем Государя и датой "1917". Сия награда носится вместе с боевыми наградами. При этой медали денежная выдача — 100 рублей золотом из кабинетских сумм. Также пожаловать всем вышеупомянутым нижним чинам право на зачисление по прошению в роту Дворцовых гренадер при достижении ими надлежащего возраста...

... Пожаловать нижним чинам Гвардейского экипажа, размещенным в Царском селе и делом доказавшим свою верность Государю, помимо иных наград, знак отличия ордена святой Анны. При этой награде — денежная выдача 100 рублей золотом из кабинетских сумм...

Ага, вот и про мореманов!..

— ... Пожаловать российскому офицеру иностранного подданства, участвовавшему в освобождении Государя и его семьи, золотую медаль на андреевско-александровской ленте с профилем Государя и датой "1917", производство через чин за отличие, орден святой Анны второй степени, кабинетский перстень с датой "1917", денежную выдачу из кабинетских сумм 1000 рублей золотом и право входа за кавалергардами.

А это — персонально для Кегресса. Ну, в принципе — правильно!..

— ... Пожаловать офицерам, участвовавшим в освобождении Государя и его семьи, помимо иных наград, золотую медаль на андреевско-александровской ленте с профилем Государя и датой "1917", носимую вместе с боевыми наградами, кабинетский перстень с датой "1917", денежную выдачу из кабинетских сумм 1000 рублей золотом и право входа за кавалергардами. Также пожаловать орден святого Владимира четвертой степени тем из них, кто ранее не имел сей награды.

И про нас, грешных, не забыли...

Пожаловать командиру отряда, освободившего Государя и его семью, помимо иных наград, двухгодичное преимущество в старшинстве с правом использовать его в любое время по прошению, золотую медаль на андреевско-александровской ленте с профилем Государя и датой "1917", кабинетский перстень с датой "1917", денежную выдачу из кабинетских сумм 1000 рублей золотом и право входа за кавалергардами. Также отремонтировать его дом за счёт кабинетских сумм в течение этого года. Орден ему не жалован ввиду наличия всех боевых наград, возможных в его чине.

И мою скромную персону стороной не обошли! Особенно прикалывает право входа за кавалергардами. Или я ещё каких-то этикетских тонкостей не знаю. Вот отремонтировать дом — это уже куда лучше. Учитывая необходимость превращения его в очень секретный бункер...

— ... Пожаловать всех кавалеров ордена святого Георгия 4 степени или Георгиевского оружия, или ордена святого Владимира 4 степени с мечами и бантом, имеющих чин 7 класса, правом поступления в Николаевскую Академию Генерального штаба. Также пожаловать правом поступления в Николаевскую Академию Генерального штаба офицеров, произведенных в чин 7 класса за подавление смуты. Подвиги не должны быть препятствием для обучения...

— ... За отвагу при подавлении смуты и освобождении Государя и его семьи, пожаловать 1-му отдельному гренадерскому Нарочанскому батальону права гвардии. Утвердить знак батальона, разработанный его офицерами. Единовременно обмундировать батальон по гвардейским нормам из сумм Удельного ведомства...

А вот это — самое вкусное!..

... Пожаловать всем частям и отдельным подразделениям, участвовавшим в подавлении смуты, романовские ленты на знамена и штандарты.

... Всем офицерам, участвовавшим в подавлении смуты и прежде не имевшим потомственного дворянства, пожаловать оное с занесением их родов во вторую часть Дворянской родословной книги Российской Империи и Дворянских родословных книг их губерний...

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх