Спаситель 2 глава

— Можно-то можно, только осторожно. Чем дальше в будущее от твоего осевого времени, тем 'окна' всё больше нестабильные. Я на том и погорел с этими вашими икряными бандитами — ''окно'' замерцало, и был риск, что закроется оно само собой. И ещё запомни как ''Отче наш'': людей, которых ты вывел, в их время обратно не возвращай — помрут.

— С чего это? — Удивился я.

— Я этого и сам до конца не понял. Но факт есть факт. Лет на пять раньше или позже на такое же время можно. Без последствий. А в то же временной слой — летальный исход, как говорят врачи. И сам никого не убивай.

— Ты, Иван Степаныч, уже говорил мне об этом. Есть причина?

— Есть, — ответил Тарабрин со всей серьёзностью. — Будешь терять способность ходить по временам, если руки в крови. Не сразу. Не с одного покойника. Но восстановиться много времени уйдет, молитв и поста. Лучше поверь на слово и не проверяй этого.

$

Неделю бегал по городу — сдавал многочисленные анализы. Забегая вперед, скажу, что эндокринолог вытаращил глаза и отказывался верить своим же медицинским бумагам. По ним выходило, что диабет у меня прошел. Совсем. Как и не было. Но надул щеки и выдал свое резюме.

— Ремиссия у вас, батенька. Насколько долго она у вас продлится, сложно сказать. Может всё и обратно вернуться. Так что диету я вам пока не отменяю. И надо бы подробно обследоваться. Не помню я случая, чтобы диабет совсем проходил.

Дальше пошла лабуда о необходимости лечь в больничку, что меня не обрадовало. И отпирался я это этого счастья всеми руками и ногами. Мне это надо? Чужое койко-место занимать, когда дел за гланды.

Остальное время ходил по салонам, выбирая себе внедорожник. Якобы для охоты. Памятуя последние слова Тарабрина о том, что нет нужды привлекать к себе внимание и вообще скромнее надо быть, отринув все забугорные соблазны, выбрал УАЗ ''Патриот'' с кузовом пикап. Тут тебе и относительный комфорт, и хорошая проходимость, и какой-никакой грузовой борт, на котором в перегруз можно перевезти тонну.

И думал.

Думал о том, как дальше жить.

И думки мои разбегались по всем направлениям.

''Патрик'' загнал в бокс к знакомым автомеханикам, что для души занимаются тюнингом внедорожников. Творят из серийных авто настоящих ''проходимцев''. Отношения наши были хорошие — я о них в свое время парочку репортажей в журналах тиснул. Так, что отнеслись к моим нуждам внимательно.

— Сделайте мне эту машинку для жутких гОвен, — поставил задачу, указывая на свой уазик.

— Дим Димыч, — уважительно, но этак несколько свысока посмотрел на меня старый мастер, — Помни золотое правило: чем круче джип, тем дольше идти за трактором.

— Боюсь, что туда, куда я направляюсь, даже трактора не будет, до которого можно пешком дойти. — Пояснил я несколько туманно свои цели.

— Тогда выкладывай свои хотелки, доверься профессионалам и не лезь им под руки. Скажи только — тебе кузов весь оцинковывать или только до окон? ''Патриот'' — аппарат неплохой, только вот на ржавчину слабый.

— Цинкуй всё, — и погнал галопом по хотелкам. — Люк мне на крышу большой широкий, сдвижной и электрический, как у ауди-сотки. Чтобы я мог стрелять, не вылезая из машины с заднего сидения. Лебедка в кенгурятник электрическая. Передние сидения от 'форда' и между ними две стойки для ружей.

Мастер почесал седую щетину на подбородке и выдал.

— Зря ты тогда, Дим Димыч, ''патрик'' покупал. ''Вепрь'' тебе пошел бы в самый раз. А на твоем пикапе люк можем поставить только задом наперед. Иначе никак не получиться — крыши не хватит.

— ''Вепрь'' — это, который автобус? На базе ''Ермака''? — проявил я журналистскую эрудицию.

— Он самый. Везёт такой аппарат, не напрягаясь, две тонны по бездорожью. По дороге даже три. Вездеходная платформа у него осталась от знаменитой ''шишиги'' ##, а комфорта стало намного больше. Даже ночевать внутри можно, хотя это и не дом на колёсах. Ну и права как на микроавтобус подойдут — там всего одиннадцать посадочных мест. Вот из чего бы я конфетку сделал со всем своим удовольствием.

$

$

## Ш и ш и г а — ГАЗ-66 (сленг)

$

— В следующий раз, — засмеялся я, прикидывая, когда этот следующий раз может реально наступить.

Не зря же Тарабрин у себя ГАЗ-63 держит. Когда-то этот отличный вездеход стоял на вооружении Советской армии. И в глаза внешне не бросается. С обычной колхозной двухтоннкой — ГАЗ-51 которая, его легко спутать. У них кабины одинаковые. Но зарубку о ''Вепре'' я себе на памяти оставил.

Прикинули смету. Обошлось мне это тюнинговое безобразие в стоимость еще одного ''патрика''. Могло быть дешевле, но передо мной тут ''тойоту'' тюнинговали и ей меняли мотор на более мощный, а родной двигун так и остался у них в мастерской. Его-то мне и сосватали. Трехлитровый атмосферный дизель. И экономичней он серийного двигателя в ''патрике'', и тяговитей, да и надёжней. А также полная переборка и протяжка всей ходовой. Антикор везде. Мощный кенгурятник с веткоотбойниками, лебедку со сменой переднего бампера, силовую дугу с откосами в кузов из трубы-нержавейки, шнорхель и прочие приблуды.

О покраске я уже не говорю. Мерседесовский колер в ''зеленый болотный'' цвет. С одной стороны — вроде и скромненько выглядит, а с другой очень даже благородный оттенок на мой вкус.

Потом прошелся по оружейным лабазам. Надо что-то предпринимать, когда шальные деньги руки жгут. Иначе я а себя не ручаюсь.

Раньше ''шершавый ствол'' ## мне вроде и не нужен был. Хотя пятилетний срок владения гладкостволом у меня давным-давно истёк. Ходил я только на водоплавающую дичь, где мне моего помпового ''ремингтона'' бразильской выделки с подствольным магазином на восемь патронов за глаза было.

$

$

## Шершавый ствол — нарезной (охотничий сленг).

$

Повезло несказанно. В ''Кольчуге'' около самого Кремля мне продали снайперскую винтовку Мосина послевоенного выпуска всего за тридцать шесть тысяч рублей вместе с боковым кронштейном и родным оптическим прицелом ПУ. Новенькую. Еще в пушечном сале. Патрон к ней — самый распространенный у нас весь ХХ век. И по миру не редкий. А главное — дешевый. Достать его не будет проблемой. Хотя я и тут ими неплохо затарился. Как и обычными охотничьими патронами в пластиковых папках к 'ремингтону'. И картечь, и разная дробь, и пули хитрые.

Почесал репу и прикинул, что как ни крути, а придется доставать латунные гильзы и учиться самому патроны крутить. Вот такой вот каламбур нарисовался. Черный порох и свинцовый сортамент есть в продаже, как и капсюли. А латунные гильзы, я помню, всегда были в охотничьих магазинах в советское время, и, чтобы их купить, даже охотбилета не требовалось. Надо будет как-нибудь Тарабрину на хвост сесть, когда он в очередной раз мясо на брежневский рынок повезет.

Магазинные сидельцы мне этот ствол придержали под аванс, пока я в ''разрешилку'' бегал получать лицензию на нарезной ствол. Проблем особых не было, но время. Время наша бюрократия жрёт как не в себя.

Еще в ''Оби'' заехал. Пластиковые контейнеры прикупил, что крышками герметично застегиваются. Кузов-то у меня в ''патрике'' открытый. Ну и по мелочи того и сего... что в походной жизни потребуется.

Вечерами чистил свой арсенал и вдумчиво готовил снаряжение к великому походу.

Ну, и тренировался между делом. По мелочи. Смотровые ''окошки'' создавал. Маленькие. Чтобы только иметь возможность подглядывать за своим временем.

Когда стало получаться, не только подглядывать, но руку засунуть, то понял, что если о таком моем умении прознают в спецслужбах — мне не жить.

Стало грустно и захотелось напиться в лохмуты. В хлам. Но дома спиртного — хоть шаром покати. Всего-то сто пятьдесят кизлярского коньяка завалялось в баре. Так что мне не хватило, а душа страдала и требовала влить еще стакан вот прямо сейчас. Стал собираться к походу в ночной магазин бежать, но подумал: а какого черта...

Создал небольшое ''окно'' в гастрономе на Новом Арбате. Сразу в торговом зале вплотную к шкафу с забугорными напитками. Разбил молотком стеклянную запертую дверцу, умыкнул первую же попавшуюся под руку бутылку и ''окошко'' моментально за собой закрыл.

Оказался в руке пузырь французского коньяка ''Бисквит''. Ну и гадость же... Кто же это из альтернативно одаренных галлов догадался ваниль в коньяк совать? Да еще в таком диком количестве.

$

Утром появился Тарабрин. Как порядочный, позвонил в подъездный домофон.

Увидев меня расхристанного, набисквиченного и непохмеленного, погрустнел.

— Понятно всё с тобой, — грустно заметил и упрекнул. — Не думал я, что ты сразу все деньги начнёшь пропивать.

Повернулся и ушел.

''Ну и хрен с тобой, золотая рыбка'', — подумал я и снова залез на диван с ногами, думая о том, что обещанная Тарабриным ''царская'' гусиная охота в прошлом, кажись, накрылась медным тазом.

Но Тарабрин вернулся, неся перед собой крынку с капустным рассолом.

— Всё пропил? — спросил он, протягивая мне лекарство от похмелья.

— Да не покупал я это бухлО! Просто бутылку в гастрономе спёр, — повинился я, после того как выдул полкрынки.

Тарабрин что-то сразу понял и приказал.

— Рассказывай.

Когда я закончил свое повествование об экспериментах с маленькими ''окошками'', закончившиеся воровством коньяка в гастрономе, Тарабрин надолго замолчал. Потом выдал.

— Сильно ты рисковал. Но это ты по незнанию. В своем осевом времени оперировать с дистанционными ''окнами'' может быть опасно. Высокая нестабильность у них в своем времени. Даже бОльшая, чем в будущем. С чем это связано — не скажу. Не физик я. Сам знаю только то, что на себе попробовал. И, если маячила опасность, то дальше я не лез. Я же не сам по себе. На мне ответственность лежит за общину в Беловодье.

Покачал головой и продолжил с улыбкой.

— Но если есть неустранимое желание что-то умыкнуть, особенно спиртное, то лучше лазить в прошлое. Там качество лучше. И окна стабильные. А то, что сам научился маленькие ''форточки'' открывать — молодец. Зубы еще не стали выпадать?

— Пока нет.

— А лучше всего собирайся-ка ты, Митрий, ко мне на Тамань. Скоро гусь толпами полетит на юга . Постреляем в плавнях.

— Я еще собаку не достал для такой охоты.

— Ну, не последний в жизни охотничий сезон. Еще поохотишься с ретривером. Собирайся.

— У меня вездеход ещё не готов. Мастера его только начали тюнинговать.

— Тю-ю-ю... Нашел докуку. До меня ты и на своей пузотёрке в прошлый раз лихо доскакал. А там нам автомобиль и не нужен будет. Кони есть. Экипаж для тебя найдём, если в седле не усидишь.

— А к Брежневу меня возьмёшь?

— Зачем?

— За латунными гильзами. Самому крутить патроны экономичней.

— Возьму. Заодно и потренируешься.

$

На этот раз обогнули Блеваку с другой стороны и уткнулись в железнодорожный тупик. С другой его стороны рельсы вели в никуда. Просто обрывались.

— Что это? — спросил я, недоумевая.

— То, о чем я говорил, — сообщил туманно Иван Степанович.

На рельсах стояли сцепленные в поезд крашеные суриком три двухосные теплушки, классный желтый вагон и три коричневых двухэтажных вагона — эти на четырех осях. За ними, чуть в отдалении, стоял почтовый двуосник. Завершал композицию открытый полувагон с углем. Еще впритык к классному стоял зеленый железный четырехосник явно из шестидесятых-семидесятых годов с надписью ''вагон-ресторан''.

— Это моя гордость, — вскинул чело Тарабрин. — Случайно уткнулись на Транссибе в эти двухэтажные столыпинские вагоны для переселенцев. Сормовская выделка. В каждом восемьдесят лежачих мест. При небольшой доделке — все сто двадцать. В них мои крестьяне первую зиму пережили. И рельсов нужно было добыть да положить меньше намного — всё в страданиях облегчение некоторое вышло. А я, как видишь, барствовал в первом классе. Теперь ты тут пока поживешь. В том желтом ''пульмане''.

— Что так? Почему не в поместье? — удивился я.

— У мня дела есть срочные. Некогда да и некому там с гостями возиться. А тут ты и смену зубов перетерпишь. И обслуга у тебя будет полная: вагонный проводник, горничная, кухарка. И охрана состава, само собой.

— Это вроде как комфортабельный арест? — заподозрил я.

Тарабрин откровенно засмеялся.

— Нет такой тюрьмы, чтобы удержала проводника. Отнюдь, можешь перемещаться по Беловодью, как душа пожелает. Захочешь в море искупаться — дорогу покажут. Здесь недалеко. Вода еще теплая на мелководье. Но советую водные процедуры совершать в Керченском проливе. Там приятнее. И вода солонее. Компанию вот я тебе составить пока не могу... А вот и наша хозяйка идет.

Спрыгнув с площадки желтого вагона, к нам подошла, поклонившись, молодая женщина лет тридцати на вид. В повязанном под грудью сарафане до пят, как тут, я понял, принято ходить. Рубашка под сарафаном с короткими рукавами из ''вафельного'' полотна. Раньше такое на полотенца шло. Косынка повязана ''по-комсомольски'' на затылке, а не под подбородком. На поясе — кольцо с ключами. Загорелая. Красивая. Той неброской женской красотой русской женщины, которую мужчины начинают ценить только с возрастом. И глаза — сапфир звёздчатый, чистый и глубокий. Аж залюбовался ею, хотя давно уже женская привлекательность меня никак не манила.

— Доброго вам здорОвичка, барин, — сказала женщина глубоким грудным голосом с легкой хрипотцой. — Всё в делах и заботах пребываете, да одежду бесовскую с того света носите.

— И тебе, Василиса, не хворать, — ответил ей Иван Степанович без поклона. — Вот принимай постояльца. Гость мой — Дмитрий Дмитриевич. Ты уж расстарайся, чтобы ему у нас понравилось.

— Все сделаем в лучшем виде. Не сомневайтесь, Иван Степаныч, — и снова коротко отвесила поклон.

— А ты, Митрий, знакомься — Василиса Гуцу. Хозяйка всего этого состава и над всеми людишками тут начальник. Что потребуется — к ней обращайся. А пока багаж свой вынимай.

Увидев мои чемоданы и пластиковые контейнеры, Василиса засвистела в серебряный свисток, на серебряной цепочке висящий на ее шее. Вычурный такой свисток, прямо боцманская будка.

Со второго этажа коричневого вагона выскочили ''двое из ларца'' с винтовками в руках.

— Ружья оставьте, — крикнула им Василиса, — а багаж этот в классный вагон отнесёте. В четвёртое купе.

И уже ко мне обращаясь.

— Как проститесь с барином, Дмитрий Дмитриевич, то милости прошу в наш вагон. Я, там, в первом купе от двери обитаю.

Поклонилась нам в остатний раз и пошла. Нет — поплыла. Чисто пава.

Перед лестницей в вагон была сооружена деревянная приступка, так что корячиться у нас на виду ей не пришлось. В дверях обернула и... взглядом, словно рублём одарила. И исчезла из виду в тамбуре.

— Хороша? — усмехнулся Тарабрин.

— Хороша, стервь, — искренне согласился я.

— Это наша знаменитость, Митрий. Наша эмансипэ. Как у Тургенева в ''Отцах и детях''. Только, что не курит и собой красива. Но мужикам спуску не даёт. Они у нее тут по половице ходят. Вдова. Мужа ее лет пять назад зимой волки задрали вместе с лошадью. Она его должность тут наследственно приняла. К земле у них тяги не было, вот я и пристроил их тут к делу. Ну, давай, устраивайся, обживайся. По секрету скажу: Василиса в море купаться любит, — подмигнул проводник хитрым глазом.