Сияние севера
Фуга первая. Холод твоего сердца.
Оглавление
Интрада. Умирающий век.
Тема первая. Поезд на фронт
Тема вторая. Ноябрьск
Тема третья. Освобождение посёлка Вынгапуровский
Тема четвёртая. Марш на Когалым
Тема пятая. Свободный Когалым
Тема шестая. Градиент подлости
Тема седьмая. Любой ценой
Тема восьмая. Плачущий снег
Тема девятая. Торжество нейрофизиологии
Тема десятая. Чужие миры
Тема одиннадцатая. Вопросы политической целесообразности
Тема двенадцатая. Не месть, но возмездие
Тема тринадцатая. Не толерантные к людям миры
Тема четырнадцатая. Катастрофа
Тема пятнадцатая. Асимметричный ответ
Тема шестнадцатая. Страшная цена бесценной победы
Кода
Интрада. Умирающий век.
Ещё одно столетие приближалось к концу.
В сотнях мелких, сиюминутных забот и тысячах незначительных вопросов умирал век. Наш, не оправдавший надежд, двадцать первый век.
Остался практически невостребованным груз мечтаний и чаяний, перешедший наследством из чудесного и ужасного, стремительного двадцатого века. Мы не построили города на Марсе. Вопреки всем разговорам, ни один человек не ступил на красную планету, предпочитая изучать её удалённо, с помощью автоматических систем, да и то не слишком активно. И дело не в том, что не сумели или не было технологий. Скорее не захотели.
Лунные города под пузырями защитных куполов умерли, не родившись, на пожелтевших страницах старинных научно-фантастических романов. Даже проект многоцелевой станции на луне, который одно время активно мусолили в средствах массовой информации, не дожил до стадии воплощения, завянув на этапе планов и чертежей. Словно цветок у легкомысленной и ветряной хозяйки занятой мыслями о новых украшениях и платьях, вечно забывавшей полить нежное растение. Зато на орбите повисли гроздья военных спутников и боевых платформ, целивших в землю сотнями ракет, лазеров и электромагнитных орудий. В нашу, с вами, порядком загаженную, но всё равно любимую землю. Единственную землю.
Человечество не объединилось, о нет. Лишь в старых романах уже далёкого двадцатого века упоминалось единое государство планетарного масштаба способное собрать силы и возможности человечества в цельном, мощном порыве, чтобы в жизни воплощать чудеса, о которых только мечтали и удивительной смелости проекты и грандиозные свершения — в реальности ничего этого не было. Страны и государства волком смотрели друг на друга, исподволь готовясь к большой войне за чистую воду за истощающиеся запасы полезных ископаемых, за пищу достаточную для пропитания многомиллиардного, но чудовищно разобщённого, человечества. И, разумеется, за возможность иметь десятки различных моделей и брендов, в сущности, одного и того же телефона. За практически нетронутые богатства Арктики и природные сокровища, скрытые под льдами Антарктиды.
Самыми популярными жанрами фантастических романов, далеко потеснив научную или, не дай боже, социальную, фантастику стали постапокалипсис — как стремление авторов и читателей осмыслить происходящее в мире и, разумеется, фэнтези — как попытка мысленного бегства из скучной реальности в выдуманную. Более интересную и более простую.
Кто знает, чем бы это всё кончилось, если бы великая сфера не пришла на землю?
Уходящий двадцать первый век обманул всех нас. В нём не было ни межпланетных экспрессов, ни космических лифтов, ни чудесных научных открытий, потрясающих основы мироздания и открывающих целые научные направления. Учёные продолжали развивать и перерабатывать удивительно огромный задел, сделанный их предшественниками из чудесного и ужасного двадцатого века. Технологии совершенствовались и вот уже сотовый телефон можно было сделать таким тонким, что он сворачивался в трубочку и даже продолжал работать после того как его развернуть, но ничего кардинально нового не появилось. Едкие критики и насмешливые циники, на которых оказался неимоверно богат этот наш двадцать первый век, зло шутили по поводу "провисания" научного прогресса, называли его горизонтальным и ехидно требовали у учёных изобрести летающий автомобиль.
Способный летать и одновременно пригодный к массовому выпуску автомобиль создать не получилось, но вот шагающие танки учёные сумели воплотить в композите и пластике. Взрослые дяди в больших чинах и блестящих погонах сразу вцепились в новую игрушку восхищаясь её сверхвысокой проходимостью. Компактный и безопасный ядерный реактор повысил автономность военной тяжёлой техники, в габариты которой его получалось втиснуть. Кроме того, он позволил использовать в качестве главного калибра электромагнитное оружие способное стрелять не только специальными снарядами, а чуть ли не любой металлической чушкой, лишь бы подходила под диаметр орудия.
Военная доктрина менялась, зато люди оставались всё теми же. Жёсткий запрет на эксперименты с человеческим геномом принятый в большинстве развитых стран не позволял учёным сделать человека лучше. Или хуже. Учёные тоже ошибаются и более того — учёные те же люди, со всеми человеческими недостатками, конструктивными ошибками и тяжёлым грузом эволюционных просчётов и помарок, которые запрещено пытаться исправить. Может быть зря? Кто знает, что было бы, если запрет на широкое вмешательство в геном человека наконец отменили, как бурно обсуждали в последней четверти умирающего века?
Вот только всё стало неважно, когда землю включила в себя великая сфера. Люди опоздали, безмерно опоздали и больше не было времени чтобы копаться в себе, пытаясь исправить недостатки и стать лучше, сильнее, умнее или добрее. Или, тем более, обсуждать этичность возможности самостоятельно изменять себя с точки зрения нравственности и принятых в обществе моральных норм. Больше для этого не было времени. Времени совсем не оставалось.
В отличии от военной мысли и даже на фоне изрядно ограниченного "горизонтального" научного прогресса, социальные науки и вовсе пребывали практически в стагнации на протяжении целого века. За столетие не появилось ни одной новой, более продуктивной, формы государственного или социального устройства. Видимо вполне хватало старых — возмутительно неэффективных, но зато привычных и простых.
Коммунизм не был построен, так и оставшись потускневшей мечтой комсомольцев из первой и юных пионеров из второй половины позапрошлого, двадцатого века. Видимо современному человеку он оказался совсем не нужен в отличии от пусть ездящего, а не летающего, зато новенького и дорогого, автомобиля, тысяч и тысяч развлекательных фильмов, передач и юмористических шоу, навечно сохранённых в бесконечных архивах глобальной сети.
Может быть это правильно и закономерно? Ведь не кто-то иной, а те самые юные пионеры второй половины двадцатого века, став взрослыми, отказались от мечты. Постаревшие и погрузневшие, бывшие юные пионеры сами отреклись, действием или бездействием отказались встать на защиту того, чем грезили их отцы. Но зато они получили десятки моделей и брендов телефонов и прочих устройств, и много разного ширпотреба. А это всё-таки лучше, чем совсем ничего.
Во всяком случае, наверное, лучше.
Но это всё осталось в прошлом и уже не важно. Не столь важно. Этот век почти прошёл. Он исходил как тяжёлый сон больного человека. Как похмельная муть, от которой кружится голова и сушит горло. Новый, свежий век обещал вот-вот наступить. Манил обещаниями и сулил надеждами. Он дразнил закоренелых пессимистов какой-то детской, наивной надеждой в здравомыслие не только отдельного человека, но человечества в целом. Не имея ничего за душой, новый век мнил опровергнуть негативные прогнозы маститых аналитиков и самонадеянно обещал принести что-то хорошее, возможно, светлое. И даже, может быть, доброе.
Но это снова был обман. Один из самых больших обманов.
Новый век стал самым жестоким из всех предшествующих. Он действительно всё изменил, но вовсе не так как того ждали оптимисты и даже не так, как боялись самые закоренелые пессимисты. Всё было гораздо хуже и страшнее. Страшнее, чем кто-либо мог бы ожидать или хотя бы представить.
Великая сфера пришла на землю. На чуть-чуть загаженную, но всё равно любимую землю. Нашу единственную землю. Которую кто-то другой теперь считал своей собственной. Со всем, что на ней находится: лесами, морями, городами, реками, озёрами, горами и людьми.
...и развернулись адские врата и сонмы демонов взошли. Кровь лилась рекой и ужас царил вокруг.
...с тех пор прошло двенадцать лет
...но всё же мы до сих пор остались живы. Потеряв столь многое и сохранив столь малое, мы остались живы. Мы выжили.
Тема первая. Поезд на фронт
Октябрь в этом году выдался тёплым. Месяц перевалил за половину, а термометр продолжал показывать лёгкий минус, то и дело откатываясь к нулевой отметке, чтобы затем, натужно и судорожно, пытаться сползти к холодному полюсу шкалы. За городом лёгкий снежок успел устойчиво лечь на ветви карликовых берёз, пихт и северных кедров. А на улицах выпавшее снежное покрывало ежедневно месили тысячи ног военных и гражданских специалистов, было слякотно и скользко.
Особенно скользко становилось ранним утром, когда размоченная с вечера грязная слякоть застывала в холодные ночи причудливым полупрозрачным налётом, как ковром покрывая улицы Нового Уренгоя. Город просыпался рано и спешащие по утренним делам и заботам люди шагали осторожно, привычно ругая дворников, физически не усевающих посыпать песком и солью все улицы, дворы и переулки.
Но время идёт размеренным ходом и постепенно наступает день. Зацепившееся за горизонт самым краешком, солнце поднялось выше и выше, золотя не только тонкие усики антенн комплекса дальней связи, верхушку фонтана-паруса в парковой зоне, и мемориалы великой отечественной на площади памяти. Всё больше света проливало светило в прищуренные окна домов и на широкие улицы. По мере того как теплел воздух, разбитая ногами и колёсами ледяная корка распадалась и превращалась в грязь.
...тяжёлый танк проекта "мизгирь" в арктической модификации, предназначенной для работы на дальнем севере, вздрогнул, словно был живым существом, а не собранным из композитных сплавов и укреплённой керамики, с редкими вкраплениями пластика и стекла, тридцатитонным чудовищем. С величественной медлительностью, вполне подходящей грозной боевой машине, он медленно выпрямился на всех восьми манипуляторах: четырёх "опорных" и четырёх, так называемых, "рабочих", которые, при необходимости, тоже могли служить опорой и нести закруглённое, похожее на лежащее на боку яйцо, "тело" мизгиря.
Шагающий танк осторожно, по одному, приподнял четыре "рабочих" манипулятора, оставшись уверенно стоять на четырёх опорных. Для того чтобы худо-бедно двигаться мизгирю хватило бы и трёх конечностей, не важно опорных или рабочих. Тем более, что они не так сильно и отличались, и вполне могли заменять одна другую. Но для ведения эффективных боевых действий были необходимы как минимум четыре функционирующих манипулятора.
Приподняв "рабочие" конечности танк шевельнул ими, как будто пилот решил фривольно помахать нетерпеливо ожидающему внизу военному приёмщику, торопившемуся передать новенькую, только с завода и после прохождения приёма-сдаточных испытаний, машину её новому пилоту-водителю. На самом деле пилот проверял выход прочнейших полуметровых клинков мономолекулярной стали на конце рабочих конечностях мизгиря. Матовая сталь, выращенная по технологии "длинных молекул" могла перерубить с размаху стальную балку диаметром в пять сантиметров. Такие клинки практически незаменимы при инженерных работах и в бою на сверхкоротких дистанциях, когда пилоты не имели возможности использовать дальнобойное оружие.
Стоящий внизу военный приёмщик несколько раз притопнул ногой, выказывая обуревающее его нетерпение. Всем своим видом он показывал, как торопиться, как много танков ему ещё нужно передать ожидающим своей очереди пилотам-водителям и сколь не своевременно будет сейчас устраивать полную проверку функционала и без того находящейся в совершеннейшем порядке боевой машины.
Вот только у принимавшего машину пилота-водителя, младшего лейтенанта Горазда Александровича Романенко, имелось на этот счёт своё мнение и угождать приёмщику он нисколько не спешил. В конце концов это ему, Горазду, предстоит вести этот мизгирь в бой, а вовсе не недовольному задержкой военному приёмщику, который передаст вверенные ему танки и укатит обратно, в Салехард. Это ему, а не приёмщику предстоит воевать на машине вторым номером, пилотом-водителем, вместе с пока неизвестным Горазду пилотом-стрелком, он же командир шагающего танка со штатным экипажем из двух человек.
Поэтому Горазд вовсе не торопился подписывать акт приёма, который заранее подготовил приёмщик, чьё имя он не расслышал, когда тот представлялся, да и не важно, всё равно в документах будет указано. Ветер трепал, грозя вырвать широкий, как парус для миниатюрной модели парусного кораблика, планшет из рук приёмщика и тому пришлось убрать его в сумку, чтобы не продолжать держать в руках, что выглядело со стороны довольно глупо.
Чувствуя за спиной железобетонную поддержку инструкции, требующей от пилота, при приёме новой техники, провести как минимум малый тестовый комплекс, а если ему что-то покажется подозрительным, то в воле Горазда запустить на прогон и большой тестовый. Может быть он так бы и сделал, просто, чтобы досадить военному приёмщику, державшему себя как будто это он, на личные средства, построил шагающий танк и сейчас доверяет его младшему лейтенанту Романенко исключительно по доброте душевной, делая тем самым великое одолжение. Вот только приёмщик прав в одном. Следом за Гораздом, приёмки своих мизгирей ожидает ещё пара его товарищей по бронетанковому училищу и нужно быть настоящей свиньёй, чтобы заставить их ждать пока он пройдёт большой тестовый комплекс. Конечно, если только у него не возникнет обоснованного сомнения в работоспособности хотя бы одного узла грозной боевой машины.
Но последнее вряд ли. Машина работала точнее, чем часы. Доставивший мизгирь с салехардского танкостроительного завода, в своё время эвакуированного откуда-то из-под Красноярска, приёмщик, хотя и выглядел неприятным типом, но явно знал своё дело, и мизгирь был в полном порядке. Разве только полностью отсутствовал боекомплект, но так и должно быть до того, как новенький танк примет постоянный пилот.
-Чёртов южанин!
Продолжая выполнение малого тестового комплекса, Горазд включил внешние динамики. Интеллектуальная система мизгиря тут же отсеяла лишние звуки и слова приёмщика, произнесённые им себе под нос, донеслись до Горазда так чётко и ясно, как будто тот прошептал их ему в самое ухо.
Юноша вздрогнул, но сумел сдержать себя в руках. Выполняя его команды, система оперативного наблюдения приблизила лицо похоже смирившегося с вынужденной задержкой военного приёмщика. Он застегнул расстёгнутый было воротник и явно приготовившегося ждать пока вчерашний курсант закончит прогон малого тестового комплекса. Его щербатое, с массивным носом-котлетой, лицо заняло весь экран.
