У горца было своеобразное чувство юмора, и Василий с Александром переглянусь, растянув губы в улыбке. Густав Сиверс занимал брошенный безвестным хозяином рыбацкий домик — один из немногих уцелевших в округе, где сохранилась крыша. Этим вечером генерал собрал своих старших офицеров, чтобы обсудить, как поступить далее. Многие предлагали встать в оборонительные позиции и дожидаться двухтысячного отряда из-под Гётеборга, который должен был идти вслед за войском Сиверса. Неплохим вариантом было предложение ожидать норвежцев Сехестеда, — они шли северным берегом Венерна из Карлстада, и в скором времени выходили бы в тыл шведам. Положению врага не позавидуешь — Сиверс понимал, что каждый день промедления для Торстенсона был подобен медленному и неизбежному приближению смерти. Ибо только решительные победы могли хоть как-то помочь шведскому королевству на неминуемых переговорах о мире. Густав был уверен, что ежели он вскоре не атакует Торстенсона, то фельдмаршал Швеции сделает это в отношении датчан. Густав знал, что опыт командования войсками у Леннарта был несравненно выше его собственного. Оттого генерал и действовал с некоторой опаской. Но с другой стороны, король Кристиан требовал от своих военачальников разбить шведов как можно быстрее, чтобы в казне осталось хотя бы немного денег и на оккупацию северных германских земель. Потому, когда один из полковников предложил крепко задумавшемуся Сиверсу спросить мнение капитана сибирских наёмников, Густав неожиданно согласился. И немедленно послал за ним.
Вскоре друзья отправились к каменистому берегу озера, следуя за коренастым горцем. Шли через датский лагерь — мушкетёрские и драгунские полки располагались вдоль берега Венерна длинной полосой вплоть до холмов, где располагались наёмники, включая полк немецких рейтар. Немцы, служившие у датчан, набирались преимущественно в северогерманских землях, где среди германцев властвовало единое с датчанами лютеранское учение и сохранялось датское влияние, которое неизбежно усилилось после победы под Глюкштадтом и бегства шведов из Гольштейна и западного Мекленбурга. Именно поэтому в Копенгагене желали закончить войну как можно быстрее, из-за чего генерал Сиверс не мог себе позволить тянуть время в ожидании норвежцев Сехестеда. В случае же удачного исхода противостояния с Торстенсоном Густав удостоился бы щедрой награды от короля Дании и Норвегии.
'...а скоро и Швеции' — подумал генерал, немедленно размечтавшись о фельдмаршальском звании. Прервал его стук двери — пришли ожидаемые датчанами сибирцы.
— Ну и халупа! — удивился Афонин, подойдя к занимаемой генералом полуземлянке. Один из стоявших в карауле мушкетёров отворил перед ними грубо сделанную дверь, и товарищи вошли внутрь. В доме было душно, да к тому же пахло давно немытым телом и едким потом. Между прочим, сибирцы уже успели изумить солдат армии Сиверса, устраивая по-отделенные купания с помывкой, когда каждый из ангарцев, намылив свою мочалку, тёр себя ею, весело переговариваясь со своими товарищами. Для датчан и немцев подобное поведение сибирцев было в диковинку и на эти представления, бывало, собирались поглазеть до трёх десятков зевак.
— Проходите господа! — один из младших офицеров указал на лавку у стола, где были свободные места.
— У вас есть какие-нибудь идеи по поводу наших возможных действий против врага? — генерал, поглаживая пухлыми пальцами клиновидную бородку, с интересом уставился на гостей, которые, наконец, расселись по местам.
— Есть, господин генерал, — проговорил шотландец по-немецки, переводя слова Афонина. — Но трудность решения задачи состоит в малом количестве... бомб, которые нужны мортирам.
— Не думаю, что бомб хватит на Эребру, а тем паче на дальнейшую кампанию, господин генерал.
— К чёрту Эребру! — едва ли не выкрикнул Густав. — Нам нужен Торстенсон! Разбив эту армию, мы окончательно выиграем войну! — после этих слов Сиверс немного обмяк и продолжил уже спокойным тоном, утирая со лба пот вышивным платочком. — Уже сейчас война шведами проиграна, армия Горна на дне моря.
— К тому же, новая армия противника, если они смогут её собрать, будет состоять из косоруких крестьян, и тогда норвежцы легко дойдут до Стокгольма, — добавил после короткой паузы Густав, заёрзав на лавке.
Всё внимание снова переключилось на сибирцев.
— Вас что-то волнует? — негромко спросил сидевший рядом с Василием Регнер Торбенсон, рейтарский капитан.
— Очень душно! — пожаловался Новиков, оттягивая ворот кафтана.
— Поскольку генерал Сиверс не против использования всех оставшихся бомб в будущем сражении, предлагаю к сегодняшнему полудню начать атаку неприятеля. Но после того как мои люди проведут бомбардировку шведских позиций.
— Сколько у вас этих... бомб? — проговорил Сиверс. — Достаточное ли для сегодняшнего дела количество?
— Четырнадцать зарядов, господин генерал, — отвечал Афонин. — Почти все они с серой.
— Этой серой был взят Гётеборг! — торжествующе воскликнул Торбенсон. — Шведы разбегутся после ваших бомб! Нам придётся догонять их, чтобы зарубить!
— Регнар! Сера действует не только на шведов, — ухмыльнулся Новиков. — Для начала надо обождать, чтобы действие её закончилось. И только после этого...
Договорить ангарцу не дал внезапный выстрел из винтовки, а за ним ещё и ещё один. Послышались и шумные хлопки мушкетов. Офицеры вскочили с мест, загомонив. Регнар, Гордон и сибирцы первыми выскочили прочь, в темноту ночи.
В лагере тоже наблюдался небольшой пока переполох, многие повскакали с мест. Просыпаясь, солдаты хватались за оружие и подслеповато озирались вокруг. У Новикова, что спешил к своим стрелкам, ёкнуло сердце — горнисты трубили со стороны расположения батареи Афонина. Послышались и частые выстрелы из револьверов. 'Песцы' стреляли с пугающей скоростью, казалось, что на позициях батареи идёт рукопашная схватка. Когда Василию оставалось пересечь неширокую балку, поросшую мелким кустарником и перепрыгнуть ручей, тёкший в её ложбине, его опасения подтвердились. Там, в полусотне метров, шёл бой. Новиков вытащил револьвер и приказал Афонину сделать тоже самое и быть готовым к стрельбе.
— А ну, пропусти! — раздалось рыканье сзади.
Гордона и несколько его бойцов товарищи пропустили вперёд — как-никак их опыт в подобной свалке был несравненно выше. Поначалу Новиков не понял, что творится вокруг, в какой стороне враг и насколько велика его численность. Шотландцы были уже далеко впереди, там, где раздавался шум схватки, и гремели частные выстрелы. Ангарцы бросились туда, однако уже через десяток метров их окликнули:
— Капитан! — раздался выкрик откуда-то сбоку, со стороны рощицы, в которой укрывались лошади обоза. — Сюда!
— Анфим! Чего случилось-то?! — крикнул Новиков.
— Что?! Cвеи, вот что! — воскликнул молодой парень. — Стороной прошли! А где шотландцы были, то Бог весть!
— А ты чего тут? — порываясь броситься к орудиям, крикнул Афонин.
— А вона! Шотландцы! — парень указал на землю. — Медик был, сказал не жильцы. Там, — неопределённо махнул юноша рукой, — ещё один лежит, не донесли, кровью истёк. Преставился, стало быть...
Новиков ахнул — на расстеленных шинелях лежало несколько тел. Беззвучно. Не помня себя, Василий бросился вперёд. Звуки боя уже затихали, но крики и стоны доносились отовсюду. Впереди, однако, явственно слышались торжествующие вопли его стрелков. Поддав ходу, Василий споткнулся о что-то мягкое, неловко кувыркнувшись — годы давали о себе знать, тут же промелькнула мысль. Неожиданным препятствием было тело мёртвого шотландца, окружённого лужей липкой крови. Совсем близко горели костры, отбрасывая вокруг себя пляшущие на деревьях тени. А за ними стояли стрелки-сибирцы, целясь в темноту и время от времени стреляли, после чего быстро перезаряжали оружие.
— Что за хрень тут творится?! — ругаясь, Александр, перебежками приближаясь к бойцам. Позиция мортир находилась на обширной поляне, прикрытой с фронта молодыми деревьями и кустарником. Там, а также по флангам, были устроены земляные насыпи, оборудованы позиции стрелков. За мортирами в редком леске, находились палатки и навесы сибирцев — стрелков и артиллеристов, коих было чуть более одиннадцати десятков. Шотландцы располагались впереди, подпираемые с боков немецким полком и рейтарами Торбенсона. Но именно сквозь их позиции прошло, как оказалось, не менее семи десятков шведских солдат, наведших немалого шороху в порядках наёмников-горцев. Подоспевшие немцы помогли шотландцам отбить атаку неприятеля, после чего они сообща, поддерживаемые стрельбой ангарцев, оттеснили шведов, в скоротечной и кровавой схватке, уничтожив не менее сорока вражеских солдат. Но и потеряли наёмники никак не меньше, а то и больше. Ангарцы поначалу не заметили собственных потерь, но при перекличке обнаружили, что пропал Семён Пименов, один из молодых артиллеристов-стажёров, будущий лейтенант, по итогам похода. Парня нашли только под утро — труп был спрятан в густом кустарнике, у него отсутствовала кисть руки, а на голове была рана отвратительного вида, нанесённая, по-видимому, палашом. Винтовка, револьвер и патронташ отсутствовали, ремень со штык-ножом также был снят. Карманы бойца были выворочены.
К утру выяснилось, что небольшие, числом до сотни, отряды шведских солдат сделали ещё две попытки завязать бой с аванпостами датчан. Однако там им не повезло — и если в первом случае наёмники-бременцы, сумев выстроить шеренги и прикрыть своих стрелков, решительно отогнали врага прочь, нанеся атакующим незначительные потери, то во втором датские драгуны попросту растоптали неосмотрительно вышедших из перелеска противников, уничтожив не менее пяти десятков шведов. Остальные в панике бежали под защиту деревьев, побросав часть оружия. Но вот на участке шотландцев лазутчикам Торстенсона едва не улыбнулась крупная удача. Лишь вовремя пришедшие на помощь горцам рейтары капитана Регнара Торбенсона и немцы с правого фланга аванпоста не дали врагу ворваться на позиции мортирщиков. К сожалению, ночью ангарки не давали сибирцам того преимущества, что они имели в светлое время суток. Тут Новиков сильно пожалел об отсутствии у него прожекторов. Всё-таки ещё в Архангельске надо было более разнообразно нагрузить каждый корабль, имея в виду вполне вероятный в северных водах форс-мажор.
Когда окончательно рассвело, Александр Афонин уже привёл в порядок батарею и настроил опечаленных и обозлённых гибелью товарища людей на предстоящий бой. Согласовав свои действия с генералом Сиверсом, Афонин готовил своих людей к бомбардировке просматриваемых в бинокли укреплений противника на холмах, поднимающихся над равниной менее чем в километре от позиций шотландского аванпоста. Мортирщикам повезло, что этим утром не было привычного уже ветра со стороны Венерна, а на небе отсутствовали тучки, предшествующие надоевшему до чёртиков прохладному мелкому дождю, моросившему в Европе этим летом слишком часто.
Шведская армия, судя по всему, была готова к предстоящему бою, солдаты врага начинали выдвигаться к подножию холмов, занимая выгодные позиции для построения боевых порядков. Замечены были и пушки, выдвигавшиеся к переднему краю. Новиков, сопровождаемый капитаном Регнаром и несколькими драгунами, объехал всё протяжение фронтального соприкосновения с противником, насчитав у шведов тридцать шесть орудий. У Сиверса было лишь двадцать две двенадцатифунтовых пушек. Но каждый из военачальников страстно желал победы и каждого из них страшило поражение. И если Сиверс боялся за себя, то Торстенсон опасался за свою страну. Ведь если Густав за возможную победу мог получить награду из рук короля и повышение в чине, а за поражение многого лишиться, то победа Леннарта давала Швеции возможность поторговаться на переговорах и только, поражение же ставило королевство в безысходное положение, полностью зависимое от прихоти Кристиана Датского.
Новиков, несмотря на скорое столкновение со шведами, где, по сути, решалась судьба Стокгольма, на который уже в открытую претендовал датский монарх Кристиан, был озабочен гибелью Семёна Пименова. И в сей беспокойный час пытался он выяснить обстоятельства смерти лейтенанта-стажёра, опрашивая, с помощью Патрика Гордона, бывших в ночном бою горцев. Капитан шотландцев, сильно нервничал из-за того, что его коллега отнимает у него бесценное время из-за сущего пустяка — гибели одного-единственного пушкаря. А ведь сам Гордон потерял двадцать одного солдата, война есть война и если подобным образом горевать по убитому, то времени воевать и вовсе не останется. Однако Патрик не смог отказать в просьбе сибирцу и потому обходил с Новиком, как он называл этого майора, позиции своих воинов. Василий же был уверен, что в этой смерти есть нечто странное, ибо так садануть долговязого артиллериста, что бы расколоть кости черепа, мог только конный воин, а теперь стало ясно, что среди шведов не было ни единого всадника. И, напротив, пришедшие на помощь рейтары Торбенсона, в самом конце схватки, когда собравшиеся с силами горцы и помогавшие им бременцы-пикинёры, обратили врага в бегство, были единственными конниками в той жестокой схватке.
— Я должен поговорить, с капитаном Регнаром! — заявил Новиков, а сопровождавшие его стрелки тут же подобрались, согласно кивая словам майора. — Если это один из его людей, то...
— То что?! — воскликнул Гордон, воздев руки кверху. — Новик, ты хочешь устроить допрос и каждому рейтару? Чтобы рассориться с честным капитаном навсегда? Друг мой, ни один из его рейтаров не смог бы совершить подобное, я скорее допущу, что это кто-то из немцев — они пограбить мастера. Я не советую идти к Регнару, Бэзил. И тебе, и мне, нужно заниматься подготовкой солдат к скорому бою, оставь эту блажь... Господь с тобою!
Новиков насупился, хмуро поглядывая на Патрика, на его людей, на перелесок, за которым стояли датские рейтары и, кивнув горцу, молча повернулся и твёрдым шагом направился к опушке.
Спустя несколько часов
— Началось! — воскликнул Афонин, передавая бинокль своему заместителю, молодому капитану-стажёру. — Смотри, Лука, хорошенько смотри!
Тёмно-коричневая масса шведских отрядов спускалась с холмов, в порядке и без излишней суеты выстраиваясь на зелёной траве с опушки казавшегося огромным выпасного поля. В стане датчан тут же завыли трубы, оповещая солдат о готовности врага к бою. Забегали с торжествующими лицами младшие офицеры, поднимались бойцы, а от отряда к отряду скакали посланные генералом посыльные, призывая полки немедленно выдвигаться на построение. Уже через час стало ясно, что Торстенсон не изменил стандартной схеме построения войска, в центре его находились пехотинцы — спереди мушкетёры, а за ними вставал лес длинных пик. Перед линией пехоты артиллерийская обслуга устанавливала орудия, выкатывая их на позиции. Рейтарские полки, поделённые примерно пополам составляли фланги шведской армии, а полуторатысячный отряд кавалерии Леннарт оставил в резерве на дороге в Оттербакен, которая выходила из-за холмов на поле, огибая его по правому берегу озера Скагерн. Датчане запаздывали с развёртыванием своей армии, и генералу Сиверсу пришлось орать на своих офицеров, указывая им на шведов — они мол, ждать не будут! И верно, едва противник выстроился на поле, и флаги его полков затрепетали на вдруг поднявшемся с севера крепком ветру, как забили литавры, загудели трубы. Армия Торстенсона, чуть качнувшись, сделала первые шаги. Медленно, но неумолимо...
