Пятое колесо в телеге

Виктор Сиголаев

ПЯТОЕ КОЛЕСО В ТЕЛЕГЕ

Сгорает в пепел, в прах. А где, скажите, дым?

Омар Хайям

ПРОЛОГ

— Уже уходите?

— С радостью. Надоело мне здесь прохлаждаться. А вы, пока это ваше 'скоро' не наступило, катитесь-ка... на все четыре стороны!

От души получилось.

Резко, конечно, и грубовато немного, но зато честно. По-нашему!

Диана задумчиво покачала в руке бокал с вином так, чтобы темно-бордовая жидкость крутнулась по стеклянным стенкам, потом подняла глаза на меня и... замерла. Гляделки? Поиграться хотим? Некоторые женщины любят позлоупотреблять этим делом, когда словесной аргументации не хватает. О! Я действительно сказал 'некоторые'?

Странное дело — на краю ощущений мне показалось, будто холодная сыпь колючей волной прокатилась по спине, а тело постепенно снизу вверх стало наливаться ледяной тяжестью, не позволяя двинуть ни рукой, ни ногой. И стало это недоразумение происходить после того, как взгляд случайно зацепился за бокал, который Диана мгновение назад крутила в руке. Он тоже застыл, как и его хозяйка. Как и... вино в нем! Благородный напиток необъяснимым образом прилип к одной из стенок сосуда и совершенно не собирался выполнять требования закона всемирного тяготения в рамках классической механики. Словно центр притяжения нашей планеты скачкообразно оказался где-то в окрестностях административного корпуса местного пионерлагеря и тянул к себе эту странную хмельную жидкость, как обычно Луна притягивает к себе приливы в океанах. И таким же необъяснимым образом замерло вокруг все остальное! И тучи над головой, и голые заиндевевшие ветки кустарника на газонах, и даже замеченный краем глаза сухой лист на пешеходной дорожке, взметнувшийся было вверх и неожиданно повисший в воздухе пугающе мертвым куском органики. Тут чего, отморозились все что ли? Целым миром? А как же я? Ведь я же не превратился вместе с окружающей реальностью в застывшую муху в янтарном камне! Могу еще пока двигаться! К примеру, переводить взгляд с бокала с взбесившимся вином на лицо сидящей передо мной женщины! И обратно.

Могу, но... как будто во сне, словно в вязкой и тягучей патоке — с неимоверным усилием преодолевая остановившийся бег времени. Ничего себе сыграли в 'гляделки'! Чего-то не знаю? Какие-то новые правила появились?

Диана продолжала внимательно меня разглядывать и... вот она уж точно почему-то не казалась замороженной принцессой, несмотря на то, что в руке у нее оказался центр застывшей Вселенной в виде вмурованного в реальность бокала. Ее губы самым естественным образом мелко подрагивали, выдавая плохо скрываемую досаду; не желающий почему-то замерзать рядом ветерок шевелил прядь волос над изящно выгнутой бровью, а на тонкой шее пульсировала трогательная жилка, будто упрекая весь этот безжалостный мир в избыточной жестокости по отношению к слабой женщине, к этому хрупкому небесному созданию...

Сон.

Так это все, наверное, просто снится! Ведь все же признаки на лицо — воздух пластилином, железобетон в мышцах и... ангел во плоти прямо перед носом. Нимба разве что не хватает. Типового. Мерцающего где-то в районе затылка.

Я на удивление легко прикрыл веки, дабы не видеть всю эту несуразицу, и вселенная послушно лишилась естественного освещения. Пришла тьма в обнимку с тишиной и покоем. А еще почему-то закружилась голова. Сначала легонько, ласково так, а потом качнуло аж до тошноты! Если бы не всемирный паралич окружающей действительности, я, наверное, грохнулся бы оземь. 'Вертолет' — так в юности мы называли подобные ощущения. 'Прилетит участковый в голубом вертолете и бесплатно... отсыпет люлей'. Странные, казалось бы, ассоциативные образы у восьмилетнего карапуза, коим я в настоящий момент являюсь.

Точнее, были бы странными, если в голове школьника-второклассника не находились мозги пятидесятилетнего мужика!

Да-да, вы не ослышались — снаружи дите, внутри взрослый.

И... да, можно подумать, будто с этаким объяснением все странности улетучились. Ага, обычное же дело! Старый да малый в одной черепной коробке. Есть даже целая куча людей, которым подобная аномалия может показаться нормой, скучной повседневной рутиной. Подумаешь!.. Это был сарказм, кто не понял. Не очень, правда, далекий от реальности, потому как, пусть не 'кучу', но пару таких вот личностей, считающих меня естественным природным явлением, я точно знаю.

Вот одна, к примеру, передо мной...

А почему это, интересно, пьет вино Диана, а 'вертолет' своими коварными лопастями качает пространство именно в моей детской голове? Не справедливо это! Я вдруг почувствовал, как меня снова нехило так повело в сторону, несмотря на якобы застывшую вокруг атмосферу. Довольно резво потащило. Потом дернуло в другом направлении. Странно как-то шатнуло, по дуге. По замысловатой спирали. А потом пришло ощущение, как меня, а со мной и весь этот странный застывший мир, стало закручивать в неумолимом круговороте, с жутким постепенным ускорением. До состояния пенопластовой крошки в центре торнадо!

Все съеденные за прошедшее утро пирожные вдруг ожили и, дружно гомоня, подскочили к выходу из организма. Я почувствовал их всех поименно. И покалорийно. На какой-то миг даже представилась перед глазами эта беспокойная очередь хлебобулочных изделий, настойчиво рвущихся на свободу в стесненных условиях моего персонального пищевода. До скандала: 'Вы тут занимали? Нет? А я-таки да! А вас тут, между прочим, и вовсе... не стояло!'.

Сюр-р...

Судорожно сглотнув через силу, я попытался тряхнуть головой и открыть глаза. А вот эта, казалось бы, простейшая процедура на сей раз почему-то не получилась. То есть абсолютно. В сумасшедшем безмолвном вихре, бесчинствующем во тьме, странным образом перестало слушаться все тело. Теперь не только руки и ноги стали гранитообразными как у памятника — оказывается, веки с ресницами тоже предательски примкнули к всеобщей забастовке. Против хозяина, на секундочку. Меня стал игнорировать мой собственный организм! Обидно, слушай...

Ах так?

Я собрал волю в кулак и... дернулся что было сил. Как осоловевшая рыба в рыболовном судке. Как муха, спелёнатая в паучьем коконе. И с соответствующим результатом. В ответ меня вдруг с ног до головы окатило соленой водой. Настоящей морской. Потому что во рту и носоглотке моментально появилась с детства знакомая до боли жгучая горечь. Как будто снова на пляже хлебнул водицы в разгулявшемся море. Да что же это такое? Волна схлынула и тут же вернулась вновь. На этот раз... в обессоленном виде. Как из деревенского пруда — с привкусом болота, тины и рыбьей чешуи. Ненавижу запах пресноводной рыбы! Не говоря уже о просто грязной воде. Как из лужи! Что любопытно, кружить не прекращало. И светлее в этом чокнутом мире тоже не становилось. Видимо, потому что я до сих пор не мог открыть глаза, как ни старался.

Водные процедуры вдруг закончились разом, и неожиданно шарахнуло нетерпимым сухим жаром. Так, что брови затрещали — как перед неожиданно полыхнувшим костром в туристическом походе! И тут же сразу без перерыва накатил леденящий холод. Арктический. До одури. Даже не понял, что обожгло больше — пекло или мороз. Говорят, контрастный душ — жутко полезная штука. Для сосудов. Полагаю только, не в данном конкретном случае. Потому что следующий поток воздуха, ударивший в лицо, по температурным характеристикам уже просто не идентифицировался. Рецепторы отказали. К тому же, все смешалось — и внешние факторы и внутренние собственные эмоции. Что следовало, за чем, и откуда вообще появлялось — все это оказалось непостижимым для расшатанного сознания. Вертолетчик, видимо, попался хреновый.

За одно лишь смог уцепиться, как утопающий за соломинку — воздух, рвущий сейчас ноздри, резко пах... полынью и шалфеем. А еще — горячей землей, пылью и перегретыми на солнце скалами.

Показалось?

Я легко открыл глаза. Непроизвольно тряхнул головой. А ведь карусель с 'вертолетом' закончилась! Нет больше никакой круговерти — ни воды, ни жара, ни холода. И мокрым, вообще-то, я себя что-то не ощущаю. И сосулек под носом нет. Тело вот только ломит, как во время простуды.

А главное... сижу там же, где и сидел. Как ни в чем не бывало! И продолжаю держать в руке... надкушенное пирожное. Э-э... что это? 'Картошка'? Что-то не хочется...

Я осторожно отложил продукт на журнальный столик и медленно поднял глаза. А почему это все вокруг... такое зеленое? Январь месяц же на дворе! Захотелось зажмуриться. До звезд под веками. Медленно, как на разминке сделал круговое движение головой, хрустнув шеей, а потом опасливо открыл глаз. Пока один. Через пару секунд второй. Сфокусировал зрение прямо перед собой — Диана! Как и прежде сидит в шезлонге на крыльце гостевого коттеджа и держит в руках бокал с вином, слегка покачивая его круговыми движениями. И жидкость по-прежнему послушно бегает по стеклу. Бегает же! Может, когда захочет...

Только за спиной Дианы январский лес почему-то жизнерадостно шумит летней листвой! И в воздухе действительно пахнет травами и южными цветами. И... не холодно вовсе! Кругом скорее — полуденный зной, характерный для конца лета. Ни тучки на небе, ни облачка, а ветерок, скользящий из ущелья, не оставляет даже надежды на какую-то прохладу.

Я в замешательстве схватился за подбородок и... а это что такое?

Осторожно, как сапер, провел пальцами по скуле. Что за новые ощущения? Это что... волосы на щеке?!

— Всего лишь юношеский пушок. Не пугайся. И не надо делать такое лицо.

Я вытаращился на Диану, не в силах сформулировать рвущийся из воспаленного мозга вопрос. Точнее — пару десятков вопросов на тему того, что, в конце концов, тут происходит!

— Я... это. Что... Чего это тут... вообще.

А с голосом что?

Женщина вздохнула, перестала шаманить со своим бокалом и отхлебнула вина.

— Да-да, — согласилась она. — Понимаю тебя. В первый раз всегда трудно сообразить, куда попал.

— К-куда?

— Точнее — 'когда'! Место с точки зрения пространства, как ты видишь, не поменялось совершенно. Это по-прежнему — спортивный детский лагерь. Называется 'Горный'. Здесь твой брат-акробат сегодня заканчивает программу сборов. И твоя семья прибыла в эти живописные места в полном составе, чтобы забрать его домой.

— М-моему брату — пять лет! Какие сборы?

Диана мило улыбнулась. Заметно было, что ситуация ей чертовски нравится.

Ключевое слово — 'чертовски'.

— Давно уже не пять, — сказала она. — И даже не шесть. Что ты думаешь на счет... двенадцати?

— Чего?

— Лет, разумеется. Годиков. Не помнишь? Года — так издревне люди называют количество оборотов планеты Земля вокруг нашего желтого карлика. Потому что согреты ... 'лучами Звезды по имени Солнце'. Цой жив!

Почему-то вдруг пронзительно зачесалась кожа где-то в районе носогубной складки. Непроизвольно дернув рукой, я внезапно у себя на лице обнаружил... прыщ!

— Василию... двенадцать лет? — медленно переспросил я Диану, непроизвольно тыкая себя пальцем в раздраженное место.

— Не советую хвататься за лицо грязными руками, — равнодушно произнесла женщина. — Тем более в твоем... подростковом возрасте.

Игнорируя ее благопожелания из-за какой-то странной новоприобретенной вредности, я сильнее надавил на кожу. Больно!

— Говорите... в подростковом?

— А давай посчитаем! — она будто ожидала моего вопроса, так быстро и жизнерадостно последовал ответ. — Ты же, надеюсь, старше своего... младшего брата?

Издевается.

Тем не менее, ответил. В этот раз наперекор самому себе:

— На три года.

— Ага! Уже лучше. В уравнении, выходит, осталась последняя неизвестная. Калькулятор дать?

— Очень смешно, — буркнул я, непроизвольно ощупывая теперь весь свой подбородок на предмет зудящих аномалий. — Три минуты назад мне было восемь лет. Сейчас, хотите сказать, уже пятнадцать?

Диана снова покачала бокал с вином, разглядывая, как солнечный луч играет в прозрачной темно-вишневой жидкости. Эта женщина никогда не отвечает на прямые вопросы!

— Буквально в течение часа вы вспомните все прошедшие семь лет, Виктор Анатольевич, — произнесла она серьезным голосом, не глядя в мою сторону. — Так, будто все это вы прожили на самом деле. В нормальном, естественном порядке.

Что-то я сомневаюсь.

— Послушайте! — сказал я несколько невпопад. — Вот, с головокружением мне более или менее все понятно. 'Вертолет' и все такое прочее. Это бывает. Съел чего-то, отравился или просто перенервничал, что совершенно не удивительно... при общении с вами. А что это за водные процедуры? Что за душ меня окатил только что? После которого... вся одежда... э-э... сухая?

Диана усмехнулась.

— А вы думаете, за семь лет вы ни разу в море не искупались?

Я вытаращился на нее.

Как-то очень медленно, по крупинке стало все доходить до сознания. Туго.

Значит, это действительно не бред? Не глюки воспаленного воображения? Получается, меня опять протащило сквозь время? Как того кота по наждачной бумаге, от которого только уши на финише остались?

Чертов прыщик! Не дает сосредоточиться.

Почему-то вспомнилось, как в свое время от проблемы прыщей я легко избавился в течение каких-то трех-четырех месяцев. Не знаю, вредно это или нет, но я просто намыливал по вечерам лицо и давал корке засохнуть. Феерические, надо сказать, ощущения. Зато юношеская напасть, как бишь ее по-новомодному, акне (?), как-то само собой испарилась напрочь.

Так что, эти лихие времена вернулись вновь? Снова мне няшу намыливать?

— Пока все не вспомнил... гм... естественным путем, может, просветите кое в чем?

Говоря, непроизвольно прислушивался к вновь приобретенному голосу. Ужас! Какой-то козлячий тенорок с периодическими провалами в сторону фальцета. И контролировать это оказалось не просто. С непривычки. Тот еще тембр получался. Гадость какая! Пришло новое воспоминание — с использованием этих чудесных обертонов приблизительно как раз в этом самом возрасте я и начал ублажать уши окружающих и ни в чем не повинных людей старательной перепевкой под гитару шлягеров 'Машины' и 'Воскресения'. Да-да! Именно летом... восемьдесят первого... я впервые осмелился взять свою обклеенную немецкими переводилками шестиструнку в туристический поход нашей спортивной группы и... 'Вот! Новый поворот!'...

— Что именно тебя интересует, Витя?

От ее слов — ощущение профессиональной доброжелательности психиатра во время общения с душевнобольным. А и пусть!

— Ирина! Моя напарница, что с ней?

Диана вздохнула.

— Она вышла замуж и уехала в Киев.

Странно. Отвечает, как нормальный человек.

— За Сан-Саныча?

— За Сан-Игоревича.

— А это кто еще?

Губы у женщины критически поджались. Еле заметно, но я обратил внимание. Она всегда так делает, когда я 'морожу глупость'.

— Он ветеринар. Зверюшек лечит — овечек, лошадок. Свинок. Что ты хочешь еще о нем узнать?